Текст книги "Заблуждения юности"
Автор книги: Барбара Картленд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)
Глава 6
– Мистер Ричардсон, я возвращаю брошь и браслет, которые надевала вчера, – сказала Петрина, – и хочу узнать, могу я подобрать что-нибудь из драгоценностей для сегодняшнего вечера.
– Разумеется, мисс Линдон, – ответил Ричардсон. – Что вы хотели бы: ожерелье или брошь?
– Наверное, ожерелье. У меня шелковое платье цвета бирюзы, и, думаю, бирюзовое ожерелье очень к нему подойдет.
– Уверен, что так.
Ричардсон отпер сейф и вынул несколько кожаных футляров, в которых хранилось с дюжину ожерелий.
Коллекция стэвертоновских драгоценностей была столь велика, что содержала украшения из почти всех известных камней – бриллиантов, рубинов, изумрудов, сапфиров, бирюзы и топазов. У Петрины разбежались глаза – одно ожерелье было краше другого, и какое из них подходит ей больше? Одних только бирюзовых ожерелий было три: с бриллиантами, с жемчугом и еще одно, довольно пикантное, с сапфирами и рубинами.
Петрина все еще решала, какое больше подходит к ее вечернему туалету, когда дверь комнаты отворилась и она услышала, как слуга сказал:
– Я принес ключи от дома в Парадиз-Роу, сэр.
– Благодарю, Клементс, – невозмутимо ответил Ричардсон, – повесь их на доске.
На стене была доска с крючками, на которых висели ключи от всех комнат Стэвертон-Хауса и, как предполагала Петрина, от других домов, принадлежавших графу.
Она не могла удержаться от удовлетворенной улыбки, поняв, что Ивонна Буврэ освободила дом в Парадиз-Роу от своего присутствия, а граф себя – от связи с ней.
История с пожаром получила огласку – сначала только на страницах «Курьера», а затем была перепечатана в нескольких других. Одновременно с этим появились листовки с карикатурами, изображавшими герцога и Ивонну в компании пожарных, заливающих пламя. Особую пикантность происшествию придавало то обстоятельство, что пламя было вызвано пиротехникой и большой опасности не представляло. Виновник события остался неизвестен. Одни считали, что это злая шутка случайного прохожего, другие утверждали, что это дело рук озорников мальчишек.
Как бы то ни было, событие вызвало большой интерес в обществе, и, хотя Петрина никоим образом не могла узнать, что обо всем этом думает граф, она не сомневалась, что после этой скандальной истории он перестанет покровительствовать Ивонне Буврэ.
Ее план сработал, и Петрина была довольна.
Поднимаясь наверх, чтобы переодеться в платье для верховой езды, она на секунду задержалась у двери графа. Ее страшно занимал вопрос, так ли просто он расстался с леди Изольдой.
Вдовствующая герцогиня чувствовала себя не вполне здоровой, и Петрина зашла к ней сказать, что во время верховой прогулки ее будет сопровождать грум.
– У тебя веселый, счастливый вид, дорогое дитя, – проницательно глядя на улыбающуюся Петрину, сказала старая герцогиня.
– Сегодня прекрасный день, мэм, и я хотела бы только одного – чтобы и вы чувствовали себя получше.
– Я постараюсь встать к ленчу, – ответила герцогиня, – но если это потребует слишком больших усилий, вы меня должны извинить.
– А если так, то я поднимусь к вам и позавтракаю вместе с вами, – пообещала Петрина.
– Сначала надо бы узнать, что делает Дервин, – сказала герцогиня. И вдруг воскликнула: – Ну конечно! Я совсем забыла! Он сказал, что поедет в Чизвик на призовой матч, который состоится в Остерли-парк.
– Ну тогда мы действительно будем завтракать вдвоем.
Петрина вышла из спальни герцогини и поспешила вниз по лестнице.
Ее норовистая кобылка уже ожидала у подъезда. Рядом стоял графский желто-черный фаэтон, тоже наготове. В него была впряжена вороная четверка, которой Петрина с каждым разом восхищалась все больше и больше: другую такую четверку трудно было бы отыскать во всей стране. Девушка подошла и ласково потрепала лошадей по холке.
– Я забыл спросить вас, – раздался голос графа у нее за спиной, – как ваши успехи в верховой езде. И научились ли вы править упряжкой?
Петрина не слышала, как он подошел, и, обернувшись, увидела, что граф стоит совсем рядом, как всегда элегантный, с чуть насмешливой улыбкой. Сердце девушки екнуло.
– Эбби мной очень доволен, а вы говорили, что он один из лучших кучеров, – пролепетала Петрина.
– Ну, если Эбби доволен, – протянул граф, – значит, вы действительно очень хорошо правите и, полагаю, однажды захотите попробовать свои силы и на этих лошадях?
Глаза Петрины загорелись от радости.
– А можно? Это было бы самым замечательным подарком с вашей стороны.
– Тогда вам нужно назначить день, когда вы пригласите меня покататься, – улыбнулся граф.
Глаза Петрины засияли, как две звезды, и она подумала, что он еще никогда не смотрел на нее так благосклонно.
Но как раз в этот момент их разговор перебили.
– Извините, – сказал чей-то голос, – это вы – мисс Линдон?
Петрина и граф обернулись и увидели подошедшего к ним пожилого человека. Вид у него был, как у почтенного лавочника, и Петрина сказала:
– Да, это я.
– Извините, что побеспокоил вас, мисс, но тот джентльмен говорил, что вы гарантируете оплату всех закупок. Я занимаюсь мелким бизнесом, а вам был выписан такой большой счет!
– За что? – спросила Петрина, не понимая, о чем идет речь.
– За фейерверк, мисс.
Петрина замерла.
– Фейерверк? – удивленно переспросил граф. – А кто его закупал?
– Это было в начале прошлой недели, сэр, и все закупил мистер Торнтон, но у него не было денег, и он сказал, что мисс Линдон заплатит. И еще он сказал, что она проживает в Стэвертон-Хаусе. Поэтому я не беспокоился, когда он унес товар с собой.
– А какого это было числа?
В голосе графа зазвучали нотки подозрения, и у Петрины появилось такое чувство, словно сейчас она упадет в пропасть с высокой скалы и разобьется насмерть, а предотвратить это невозможно.
– Это было шестого июня, сэр, – ответил лавочник.
Граф взял счет, достал из жилетного кармана два соверена и подал их лавочнику, который стал рассыпаться в благодарностях. Не слушая его, граф повернул к дому, бросив на Петрину беглый взгляд.
Она и так знала, без слов, что должна последовать за ним, и она последовала, и вошла в холл с таким ощущением, что ее ведут на казнь. Лакей открыл перед ними дверь кабинета. Петрина вошла, граф молча проследовал за ней – раздался лишь звук закрываемой двери.
Положив счет на письменный стол, граф с минуту глядел на него. Сердце Петрины билось так гулко, что она опасалась, как бы он не услышал его стука в наступившей тишине.
Наконец граф резко сказал:
– Я желаю, чтобы вы все объяснили!
Петрина на мгновение замерла.
– Это… чтобы… спасти вас, – едва слышно вымолвила она.
– Спасти меня? Что вы хотите этим сказать?
– Леди Изольда… заплатила газетному репортеру, чтобы он напечатал… кое-что неприятное о вас.
Граф был искренне изумлен:
– Да о чем вы? Я ничего не понимаю!
– Я… правду говорю, – ответила несчастная Петрина. – Я нашла мистера Николаса Торнтона в саду в тот день, когда у вас обедал принц-регент.
– Николас Торнтон? Кто такой?
– Это репортер из «Курьера».
– Вы говорите, он был в саду? Почему же вы не позвали слуг, чтобы они вышвырнули его прочь?
– Он мне сказал, что леди Изольда заплатила ему десять соверенов и за это он должен был сообщить… когда она уедет из Стэвертон-Хауса… А она собиралась сделать это после… отъезда… других гостей… под утро.
– Вы говорите правду?
– А зачем мне лгать?
– А почему вас вообще заинтересовала вся эта история с репортером?
Немного помолчав, Петрина ответила:
– Леди Изольда полагала, что это… заставит вас сделать ей предложение… И он тоже так думал.
Граф издал восклицание, которое было очень похоже на сдавленное ругательство. А затем придирчиво осведомился:
– А зачем вам и этому репортеру понадобилось устраивать фейерверк уже совсем в другом месте Лондона?
– Я… я ему предложила другой материал… – заикаясь, продолжала Петрина. – Ему необходимо было написать статью. От этого зависела его карьера.
Граф взглянул на счет, словно не веря своим глазам, и тихо сказал:
– Тогда, значит, вы заранее знали, что у герцога Рэнлэга будет свидание с мадемуазель Буврэ. Каким образом вам это стало известно?
Наступило неловкое молчание. Потом Петрина очень тихо ответила:
– Я… подслушала кое-что из слов герцога… в Воксхолл-Гарденс.
Граф чуть не сорвался на крик:
– Когда вы ездили в Воксхолл-Гарденс?
– Однажды вечером… меня туда… пригласила… Клэр.
– Зачем?
– Она знала, что мне хотелось… послушать, как поет мадемуазель Буврэ.
– Вам было известно, что она имеет ко мне некоторое отношение?
– Д-да!
Граф плотно сжал губы: теперь ему стал понятен смысл всего происшедшего.
Зная, где будет герцог в тот вечер, когда граф уедет в Виндзорский замок, они с Николасом Торнтоном составили план, который, как она пообещала репортеру, даст ему хороший сюжет для статьи.
Наступило долгое молчание. У Петрины опять гулко забилось сердце, губы пересохли. Затем неожиданно граф со всей силой стукнул кулаком по столу, так, что она вздрогнула.
– Проклятие! – воскликнул он. – Это просто невыносимо! Я должен терпеть ваше любопытство и вмешательство в мою личную жизнь!..
Он посмотрел на Петрину; глаза у него почернели от гнева.
– Как посмели вы вести себя таким образом? – бушевал он. – Кто вам дал право совать свой нос в мои дела, да еще с каким-то репортеришкой?!
– Я… сделала это… чтобы спасти вас.
– А кто вас просил об этом?!
Петрина ничего не ответила, и он опять закричал:
– Кто бы мог подумать, что мне придется терпеть такое от сопливой девчонки, живущей под моей крышей! Да из одного чувства приличия она даже думать о таких вещах не должна!
Граф так увлекся своей гневной речью, что полностью утратил самообладание.
– С тех самых пор, как я вас узнал, вы проявляете нездоровое любопытство к вещам, которые вас совершенно не касаются, и, с точки зрения человека здравомыслящего, этот интерес просто отвратителен! – Тут он перевел дух и торжественно закончил: – Меня ужасает ваше поведение, и уверяю вас, я приму, и немедленно, самые строгие меры, чтобы пресечь все ваши попытки бесстыдного вмешательства в мою жизнь!
Голос графа, казалось, отражался от стен с утроенной силой. Петрина едва слышно прошептала:
– Извините… что… рассердила вас.
– Рассердила?! – повторил в бешенстве граф. – Вы меня не рассердили, вы меня возмутили! Убирайтесь с моих глаз!
Он сказал это с такой яростью, что Петрина, слабо вскрикнув, бросилась бегом из библиотеки; стремительно пересекла холл и спустилась по ступеням портала. Лошадь и грум по-прежнему ждали ее у подъезда.
Грум подсадил девушку в седло, и она поскакала по дороге через Парк-Лейн в Гайд-парк.
Петрина понятия не имела, куда ехать. Все, что она хотела, – бежать от гнева графа, от его яростного голоса, заставившего ее содрогнуться, будто он ее ударил.
Она повернула лошадь в сторону более глухой части парка и поскакала, не разбирая дороги, забыв даже о том, что за ней следует грум. Ей казалось, что мир перевернулся и вокруг нее – одни руины. Как несправедлив, как груб с ней был граф! Он совсем не понял, что все свои поступки она совершала ради его же блага! И вместо благодарности он прогнал ее! Постепенно чувство обиды сменилось негодованием. Теперь уже заявил о себе ее строптивый характер: она больше не чувствовала себя подавленной и униженной, но, наоборот, готовой защищаться и наступать.
Поведение графа теперь вызывало у нее сильнейшее недовольство. И, проезжая по мосту через Серпентайн в направлении к Роттен-Роу, Петрина не переставала повторять про себя, что граф и несправедлив, и неблагодарен.
Погруженная в свои мысли, она вздрогнула от неожиданности, услышав рядом с собой голос:
– У вас очень задумчивый и серьезный вид, прекрасная мисс Линдон. Я у вас все еще в немилости?
Петрина повернулась и увидела, что рядом с ней на лошади едет лорд Роулок.
Говоря это, он сорвал с головы шляпу и показался Петрине таким красивым, что она решила не упускать возможность отомстить графу.
– Доброе утро, лорд Роулок! – сказала она очень любезно.
– Вы были со мной так жестоки! – пожаловался он. – Однако надеюсь, что как бы я ни провинился перед вами, вы мои грехи ныне отпускаете.
– Ну это… не то чтобы грехи, – несколько замялась Петрина, – это все из-за моего опекуна…
– Понимаю! – быстро прервал ее лорд Роулок. – Ну, разумеется, я вас понимаю. Мне известно, что граф рекомендовал меня как охотника за приданым, но мои чувства к вам, Петрина, – нечто совсем иное!
Петрина знала, что ей сию же минуту следует уехать, не позволяя этому господину продолжать разговор в столь интимной манере, но она все еще негодовала на графа и в пику ему прислушивалась к речам лорда Роулока.
– Я знаю все, что говорят обо мне плохого, – продолжал тихо Роулок, – но я бы влюбился в вас, Петрина, не будь у вас и гроша за душой. Господи, неужели вы не понимаете, как вы прекрасны! – В голосе его прозвучала искренняя нотка, и Петрина вопреки самой себе почти расчувствовалась.
– Извините, – сказала она тихо.
– Вы сделали меня очень несчастным человеком!
– Но я ничем вам помочь не смогу.
– Но кое-что, если захотите, вы для меня сделать могли бы.
– Что такое?
– Вы знаете, у меня очень мало денег, и мне это безразлично, но в прошлую ночь я побился об заклад – хотя это, наверное, весьма глупо, – что найду женщину, которая могла бы участвовать в бегах против леди Лоули и выиграть мои ставки.
– Вы предлагаете мне соперничество с леди Лоули? – переспросила Петрина.
Она знала, что эта дама – самая искусная наездница в высшем свете.
У богатых модников было в обычае дарить своим любовницам двухколесные коляски и даже фаэтоны, чтобы они могли принимать участие в бегах.
Эти наездницы не решались править самолично, обычно им помогал сам покровитель или грум, так как большинство из них выезжали лишь для того, чтобы покрасоваться своими туалетами и драгоценностями на зависть менее удачливым дамам. Однако леди Лоули была исключением.
Петрина удивленно взглянула на лорда Роулока.
– Так вы хотите, – спросила она, помолчав, – чтобы я приняла участие в бегах?
– А почему бы и нет? – ответил он вопросом на вопрос. – Я видел, как вы ездите в парке, и подумал, что вы исключительно ловко управляетесь с поводьями. И многие из моих друзей считают так же, как я.
О таком комплименте Петрина и не мечтала.
Как она и сказала сегодня утром графу, кучер Эбби действительно был ею доволен и обращался с ней, как с победительницей Золотого кубка в Аскоте.
И то, что лорд Роулок серьезно рассматривал возможность для нее выступить на равных с леди Лоули и даже победить, было для Петрины более лестно, чем если бы он сравнил ее с Афродитой или Венерой Милосской.
– Но я могу не оправдать… ваших ожиданий, – ответила Петрина, помолчав.
– Нет, я уверен, что вы ее победите! – настаивал лорд Роулок. – Она недавно похвасталась, что в высшем обществе нет ни одной женщины, которая знает, как управлять лошадьми.
– Это звучит очень самонадеянно, – возразила Петрина.
– И я хочу, чтобы вы доказали, что она ошибается.
Соблазн был слишком велик, и Петрина не устояла.
– А когда состоятся бега? – осведомилась она.
– Как только вы того пожелаете, да хоть сегодня, если вы согласны.
Петрина быстро сообразила, что сегодня граф не вернется домой раньше вечера.
«Он ничего не узнает», – подумала она.
И если она победит леди Лоули, то уж ни за что не будет чувствовать себя такой несчастной и униженной.
– А когда и где мы начнем? – спросила она лорда Роулока.
– Ах, я знал, что вы меня не подведете! – воскликнул он. – Ну может ли кто-нибудь, кроме вас, быть такой предприимчивой и смелой?
И Петрина опять не могла устоять перед его восхищенным взглядом.
– Я только надеюсь, что не подведу вас.
– Вы никогда и ни в чем меня не подведете, – ответил он, и Петрине показалось, что он имеет в виду не только бега.
Они договорились, что он и леди Лоули заедут за ней в Стэвертон-Хаус в час дня.
Петрина поехала домой, моля Бога, чтобы старая герцогиня не вышла к ленчу.
Приехав, она узнала, что молитвы ее были не напрасны: герцогиня просила извинить ее, – испытывая сильные боли, она приняла снотворное и просила ее не беспокоить.
«Удачнее быть не может!» – подумала Петрина, поднимаясь по лестнице, чтобы переодеться. Она надела очень элегантное и одно из самых красивых своих платьев, чувствуя, что бросает вызов графу не только тем, что будет участвовать в бегах заодно с лордом Роулоком, но также и туалетом, который подчеркивал ее привлекательность.
Она надела капор в тон платья, не очень большой, чтобы не слетел от ветра, и плотно завязала ленты под подбородком, надеясь сохранить прическу.
Теперь Петрина была уверена, что лучше выглядеть невозможно. Слегка перекусив, она вышла в холл и стала ожидать Роулока.
Он подъехал к крыльцу в легком двухколесном экипаже, запряженном двумя, подобранными в масть гнедыми. Упряжка уступала, конечно, графским лошадям, но пара лорда Роулока была хорошо обучена и резва.
Глаза Петрины заблестели, когда лорд Роулок помог ей сесть на место кучера и она взяла в руки вожжи. Она знала, что сумеет справиться с лошадьми, и совершенно их не боялась.
Они отъехали от Стэвертон-Хауса и углубились в парк.
– А где мы встретимся с леди Лоули? – полюбопытствовала Петрина.
– Она выехала одновременно с нами, – ответил лорд Роулок, вынимая часы из жилетного кармана, – то есть в пять минут второго.
– А откуда?
– Из Портсмэн-сквер, а мы выехали из Тайберна. Мы поручились честью, что никто не выедет ни минутой раньше.
– А почему из разных мест?
– Потому что бега – это проверка не только выносливости лошади, но и изобретательности наездника, – объяснил Роулок. – Победит тот экипаж, который первым достигнет гостиницы «Плюмаж», – она совсем рядом с Большой северной дорогой, – но каждый поедет своим путем. – Он улыбнулся Петрине и пояснил: – Я разработал очень хитрый план и надеюсь, что с его помощью мы обставим леди Лоули.
Петрина легонько вздохнула. Было приятно узнать, что бега зависят не только от ее мастерства.
Еще дома, одеваясь, она вспомнила, что леди Лоули называют «главной погоняльщицей», и боялась, что не сможет сравниться в умении править лошадьми с женщиной, которая по крайней мере на пятнадцать лет ее старше и обладает гораздо большим опытом в обращении с лошадьми.
Но она была почти убеждена, что если ставки в забеге велики, то лорд Роулок приложит все силы, чтобы выиграть бега, и когда через минуту он сказал: «Можем начинать!» – Петрина почувствовала необыкновенное возбуждение при мысли о состязании.
Они тронулись с места. Он стал подсказывать, куда повернуть, и Петрина поняла, что он знает в Лондоне все ходы и выходы.
Она отдала должное его сообразительности: Роулок выбирал тихие улицы с особняками, где не было большого движения, и вскоре они выехали за город.
День был жаркий, но дул легкий, освежающий ветерок. Петрина предоставила лошадям самим выбрать аллюр и почувствовала, как ветерок заигрывает с колечками волос на ее раскрасневшихся щеках.
– Как восхитительно! – сказала она лорду Роулоку. – Интересно, намного нас опередилa миледи?
– Надеюсь, она не так хорошо знает дорогу к северу от Лондона, как я. И вообще можно считать, что мне повезло, когда по жребию выпал именно этот путь.
– Так вы бросали жребий, по какой дороге ехать?
Он кивнул:
– С самого начала все было устроено по принципу справедливости. Я даже согласился на небольшой гандикап: стартовать в парке, что давало миледи некоторое преимущество в расстоянии.
Петрина посерьезнела.
– Но ведь это означает, что она может оказаться намного впереди!
– Возможно, но мне кажется, что вам не стоит беспокоиться.
– Я и не беспокоюсь, – ответила Петрина. – И мне нравятся ваши лошади.
– Хотел бы я, чтобы они были мои, – сказал он печально, – на самом деле их мне одолжил мой друг.
Петрина внезапно заподозрила, что этим другом является герцог Рэнлэг, но ей не хотелось задавать много вопросов.
Не было у нее и желания сообщать лорду Роулоку, что она была в Воксхолл-Гарденс, где случайно подслушала его разговор с герцогом.
Прошел час… Они все ехали, и Петрина стала с беспокойством вглядываться вдаль, ожидая увидеть силуэт леди Лоули.
Хотя мимо промчалось немало легких беговых колясок – всеми правили мужчины. Миледи не было и в помине.
Еще через час Петрина поняла, что они уже недалеко от цели, и спросила у Роулока:
– Предположим, что, приехав в «Плюмаж», мы застанем там леди Лоули. Вы много денег потеряете?
– Больше, чем мне по средствам.
– Как неприятно! – пробормотала Петрина.
– Но никто не правит лучше вас, – сказал лорд Роулок. – И не могу выразить, как я вам благодарен за помощь и понимание.
– Вы это выразите, когда мы выиграем, – сказала Петрина, – но я не могу отделаться от мысли, что леди Лоули нас опередила.
– Но с той же вероятностью она может и отставать, – ответил с улыбкой лорд Роулок.
– Да, шансы наши пятьдесят на пятьдесят.
Ей очень хотелось помочь ему выиграть, и она все время подстегивала лошадей, и следующие полчаса они мчались так быстро, что у нее захватывало дух. Никогда еще ей не приходилось править лошадьми на такой скорости!..
«Сам граф не смог бы ехать быстрее на паре лошадей», – подумала она.
Воспоминание о графе заставило ее сердце болезненно сжаться.
Она старалась не вспоминать, как он в ярости на нее кричал, как потемнели от гнева его глаза, какие слова он ей сказал. Петрина досадовала на себя, что так и не смогла объяснить ему причину своих поступков. Однако у нее было такое чувство, что он все равно не стал бы ее слушать.
– У вас обеспокоенный вид, – заметил лорд Роулок. – Позвольте мне сказать вам, Петрина, что даже если я проиграю, уже одно то, что я могу наслаждаться вашим обществом, окупит проигрыш до последнего пенни.
– Граф был бы очень недоволен, знай, где я сейчас нахожусь, – заметила Петрина.
– А он никогда об этом не узнает, так что о нем не беспокойтесь.
Но Петрина помнила, что ей надо успеть вернуться в Лондон до приезда графа, а они были в пути уже два с половиной часа.
– Сколько нам еще осталось ехать? – спросила она, тревожась.
– Чуть больше двух миль, – ответил Роулок, и Петрина почувствовала облегчение.
Наконец они подъехали к гостинице «Плюмаж», которая располагалась в чудесном старинном здании, в полумиле от главной проезжей дороги. При гостинице был большой двор, и, въехав туда на коляске, Петрина убедилась, что он пуст. Сердце ее забилось от радости.
– Мы первые! – воскликнула она.
– Да, кажется, – согласился лорд Роулок.
Он вышел из коляски и, когда слуга подбежал к лошадям, чтобы распрячь их, спросил:
– А коляска, которой правила леди, прибыла?
– Нет, сэр.
– Так, значит, наша взяла! – закричала Петрина. – Наша взяла! О, я так за вас рада, так счастлива!
– А я не могу выразить, как я вам благодарен! – Он взял руку Петрины и поцеловал.
Отдав приказание слуге отвести лошадей в стойла, как следует вычистить их и напоить, Роулок помог Петрине выбраться из коляски, и они направились к гостинице. Войдя в небольшой холл с низкими потолками, пересеченными массивными балками из корабельных мачт, они увидели хозяина, который поспешил к ним навстречу, кланяясь, готовый к услугам. Похоже, их появление произвело на него большое впечатление.
Горничная в чепчике провела Петрину наверх, в ее комнату, где стояла большая четырехугольная с высоким изголовьем кровать; полукруглое окно выходило в сад.
«Постояльцы гостиницы «Плюмаж», – подумала Петрина, – окружены всеми удобствами». Она сняла капор, вымыла руки, причесала гладко волосы и сошла вниз. Лорд Роулок ждал ее в маленькой гостиной. Он уже успел откупорить бутылку шампанского, объясняя, что должны же они отпраздновать победу!
– Но мы не будем ждать леди Лоули, – предупредил он и, вручив Петрине бокал с шампанским, поднял свой и сказал: – За здоровье самого искусного возничего и самой прекрасной дамы, моя любовь к которой безгранична!
Петрина покраснела и отвернулась.
– Вы не должны разговаривать со мной в таком тоне и о таких вещах. Вы же знаете, как рассердится граф.
– Но графа, по счастью, с нами нет, – ответил лорд Роулок. – И сейчас я чувствую себя самым счастливым и самым удачливым человеком на свете!
– Я так рада, что выиграла для вас этот заезд, – сказала Петрина. – Боюсь, однако, что леди Лоули это будет очень неприятно.
– О, она будет просто в ярости! – согласился лорд, и они засмеялись.
Он приказал подать еду. Петрина считала, что они должны дождаться своих противников, но она была так голодна, что Роулок с легкостью уговорил ее съесть несколько ломтиков холодной индейки и только что испеченного, прямо из духовки пирога.
– Вам нужно отдохнуть, – сказал он, когда они поели. – Полагаю, вы захотите править и на обратном пути, а это довольно утомительно!
«Верно», – подумала Петрина и позволила усадить себя в большое, удобное кресло и подставить под ноги скамеечку. Откинувшись на подушки, она поняла, что смертельно устала и не прочь вздремнуть.
Возможно, подействовало шампанское, а может быть, это было следствием напряженной езды, да и про огорчения, вызванные разговором с графом, нельзя забыть.
Как бы то ни было, не успела она закрыть глаза, как тут же погрузилась в глубокий сон…
Когда Петрина проснулась, в маленькой комнате было очень тихо, и с минуту она не могла понять, где находится. А затем вдруг увидела лорда Роулока, сидевшего на подоконнике и глядевшего в сад.
– Боже мой, я заснула! – в смятении воскликнула Петрина.
– Но у вас были все основания, чтобы чувствовать себя уставшей, – ответил лорд ласковым тоном.
Он встал, подошел к креслу и посмотрел на девушку сверху вниз.
– А вы такая красивая, когда спите!..
Петрина приподнялась и поправила волосы.
– Вам следовало меня разбудить, – твердо ответила она. – Который час?
Лорд Роулок вытащил из нагрудного кармашка часы.
– Почти пять вечера.
Петрина от ужаса слегка вскрикнула.
– Пять часов? Тогда мы должны немедленно выехать в Лондон!
Она подумала, что не успеет добраться до дома прежде графа, и опять последуют неизбежные расспросы, и он снова рассердится на нее, на этот раз за то, что она нарушила его приказание и находилась в обществе лорда Роулока.
– Мы должны ехать! – твердо объявила она. – Но что с леди Лоули? Где она?
Лорд Роулок пожал плечами:
– Может, что-то случилось по дороге. А может быть, она не смогла найти гостиницу.
– Но это очень странно!
– Согласен, но, возможно, поняв, что проиграла, леди Лоули была слишком уязвлена и не захотела с нами встречаться?..
– Я немедленно должна ехать обратно! – решительно заявила Петрина, встав с кресла.
– Пойду прикажу, чтобы запрягали лошадей.
Лорд Роулок вышел, а Петрина быстро поднялась в свою комнату.
Она надела капор и, взглянув в зеркало, увидела встревоженный, беспокойный взгляд. Граф и так был на нее сердит, и усугублять его недовольство у нее не было ни малейшего желания. Теперь она бранила себя за глупость и ребячество, поддавшись которым, отправилась в поездку с лордом Роулоком. С этими мыслями Петрина спустилась по дубовой лестнице. Внизу ее ждал лорд Роулок. Взглянув на него, Петрина сразу поняла, что случилось нечто серьезное.
– В чем дело?
– Одна из лошадей потеряла подкову.
– О Господи! – вскричала Петрина.
– Да все в порядке, – сказал Роулок успокаивающе, – кузнец живет всего в четверти мили отсюда, и я немедленно послал за ним грума.
– Но это значит, что мы еще на какое-то время задержимся! – сказала Петрина, почти обезумев от волнения.
– Но что же делать!.. – ответил Роулок.
– Да, делать нечего, – согласилась Петрина. – Ах, ну почему вы не разбудили меня раньше?!
– Не сердитесь, Петрина, вы были так утомлены поездкой! Кроме того, я все время высматривал леди Лоули.
Его оправдания не показались Петрине достаточно убедительными, но винить по-настоящему она должна была только себя и поэтому промолчала.
– Пойду взгляну, не видно ли кузнеца. – И с этими словами лорд Роулок вышел.
Петрина взволнованно ходила по маленькой комнате. Она чувствовала, что должна срочно что-то предпринять, но что?
Через некоторое время вернулся лорд Роулок.
– Что слышно о кузнеце? – быстро спросила она.
Он покачал головой:
– Конюхи говорят, скоро будет.
– Мы могли бы нанять другую лошадь, – предложила Петрина.
– Вряд ли это возможно, – отвечал Роулок. – И даже если бы такая запасная лошадь и была, она вряд ли так же быстра на ходу, как наша пара.
– Да, конечно, – согласилась Петрина.
– Я все же пойду взгляну, нельзя ли чего-нибудь еще предпринять. – И лорд Роулок поспешно вышел.
На этот раз он отсутствовал так долго, что Петрина решила, будто он сам наблюдает, как подковывают лошадь. Но вот он, наконец, появился, и по его лицу Петрина поняла, что новости плохие.
– Грум, которого я посылал за кузнецом, вернулся с известием, что его нет дома, но родные ждут его с минуты на минуту и, как только он появится, сразу же направят его в гостиницу.
– Что же нам делать? – в отчаянии воскликнула Петрина.
– Будьте разумны, отнеситесь к этому спокойнее, Петрина, – отвечал лорд Роулок. – Это очень неприятное стечение обстоятельств, но мы не в силах что-либо изменить. Я хочу предложить вам отужинать, а как только лошадь подкуют, мы сразу же отправимся в Лондон.
То, что он говорил, казалось разумным, и Петрине нечего было возразить. Она неохотно сняла капор и так же неохотно выбрала несколько блюд, которые предложил хозяин. Роулок в отличие от нее проявил большой интерес к еде и заказал обильный ужин с большим количеством вина.
Может быть, думая успокоиться, она приняла из его рук небольшой бокал мадеры, после чего лорд Роулок немедленно заказал бутылку шампанского и вышел узнать, как идут дела на конюшне.
Петрина с отчаянием подумала, что уже смеркается и когда она, наконец, приедет в Лондон, граф будет вне себя от гнева и уж теперь-то наверняка отправит ее в наказание в Харрогит.
Подали ужин, и лорд Роулок стал всячески пытаться развлечь и развеселить Петрину. А она постаралась убедить себя, что у нее нет причин быть с ним нелюбезной, – ведь он не виновен в случившемся.
Лорд Роулок настаивал, чтобы она выпила шампанского, но Петрина сделала лишь один глоток – именно шампанское так предательски ее усыпило. Этого она не могла себе простить.
Во время ужина Роулок расточал ей комплименты и признавался в любви. Такое поведение граф признал бы в высшей степени непозволительным.
Несколько раз Петрина пыталась перевести разговор на другие темы, но Роулок снова и снова возвращался к тому, как он сильно ее любит и каким несчастным себя чувствовал, когда она избегала с ним встреч.
– Я потерял сердце в ту самую минуту, когда впервые вас увидел, – сказал он. – И по иронии судьбы единственная в мире особа, на которой я хотел бы жениться, была мне недоступна. Нас разделяло ее состояние.
