Текст книги "Заблуждения юности"

Автор книги: Барбара Картленд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

– Тогда я растрачу ваше состояние, тем более что вы уже меня в этом обвинили.

– Неужели вы еще ни разу не поддались этому искушению?

– Разумеется, нет. Я, между прочим, чрезвычайно богатый человек.

– Тогда я желаю, чтобы все, чем я владею, было в моем распоряжении, и немедленно!

– Вы, очевидно, получите половину, когда вам исполнится двадцать один год, а остальные – в двадцать пять или все сразу, если выйдете замуж.

Петрина топнула ногой.

– Вы повторяете мои собственные слова! Я слишком поздно узнала, кто вы такой. Как жаль, что я не дождалась Джеба!

– Какое бы это было счастье! – съязвил граф. – Но, увы, вам не повезло: вы угодили в объятия вашего ненавистного опекуна. И как в волшебной сказке, я взмахнул жезлом, и вы прибыли в Лондон. И теперь вы можете поклониться королеве в Букингемском дворце и, если пожелаете, принцу-регенту. Во всяком случае, вы можете рассчитывать на благосклонное внимание высшего общества.

– И все это лишь потому, что мой опекун – вы?

– Не только. Ведь вы вдобавок богатая наследница!

– Но я не собираюсь выходить замуж, даже если вы найдете мне подходящего мужа.

– Если вы полагаете, что я стану поощрять вашу склонность к приключениям, вы сильно ошибаетесь! Я найду вам компаньонку, а так как у меня очень большой дом, то, очевидно, некоторое время вам придется пожить у меня. Если же вы станете надоедать или утомлять меня, то я сниму вам отдельный дом.

– И я никогда не буду вас видеть?

– Не каждый день, – ответил граф уклончиво. – Я веду упорядоченный образ жизни, мой день расписан по минутам, я постоянно чем-то занят, и общество молодых девиц нахожу для себя весьма скучным.

– Ну, если они такие, с которыми я училась в пансионе, то ничего удивительного. Но некоторые молодые девицы вырастают и становятся остроумными и опытными женщинами, с которыми вы вступаете в бурные любовные отношения.

– Кто это вам сказал? – громовым голосом осведомился граф.

– Клэр утверждает, что у всех модных джентльменов есть любовницы, да, в конце концов, и регент такой же. И у многих красивых женщин есть любовники.

– Если вы перестанете цитировать вашу глупую и несведущую приятельницу, мы скорее поладим! – раздраженно заметил граф.

– Но ведь это верно, правда? – не унималась девушка.

– Что верно?

– Что вы любили многих красивых леди?

Этот факт отрицать было невозможно, но не обсуждать же его с какой-то девчонкой!

– Может, вы перестанете говорить о вещах, о которых ни одна благовоспитанная девушка не должна даже знать? – взорвался граф. – Имейте в виду, Петрина, в обществе вас подвергнут остракизму все великосветские дамы, если вы будете вести эти вульгарные разговоры, которые я слышу вот уже в течение часа, буквально с момента нашего знакомства.

– Думаю, вы ко мне несправедливы, – пожаловалась Петрина. – Ведь вы сами задавали вопросы, а я только честно отвечала на них. И теперь вы осуждаете мою искренность?

Граф с трудом сдерживал раздражение.

– Не могу поверить, что девушка, подобная вам, не хочет иметь в обществе успех, но для вас это станет несбыточной мечтой, если вы не укоротите свой язык.

– К этому меня призывали еще в пансионе, и я надеялась, что, покинув его стены, смогу наконец-то говорить то, что думаю. Ну что в этом плохого?

– Такое поведение недопустимо! – сурово ответил граф. – Хорошо воспитанные, благонравные девицы начинают выезжать, чтобы выйти замуж, и ничем другим они не интересуются.

– Вы хотите сказать, что им ничего не известно о «божьих коровках» и «муслиновых лоскутках»?

– Да!

– Но Клэр о них все знает!

– У Клэр есть брат, который безответственно относится к своей сестре.

– У меня такое ощущение, что у нас с Рупертом много общего.

– Вполне возможно, и в этом случае он, вероятно, захочет на вас жениться, и так как со временем он станет маркизом Моркомбом, я от всего сердца дам согласие на такой союз.

– Ну вы и хватили! – воскликнула Петрина. – Рассуждаете в духе какой-нибудь вдовствующей мамаши-наседки, которая выставляет свою дочь на продажу на ярмарке невест! – Она презрительно фыркнула и продолжила: – Как все просто: Руперту нужны мои деньги, мне – его титул. Дорогой опекун, позвольте мне еще раз напомнить вам, что у меня нет намерения выходить замуж, если только я не переменю своего отношения к мужчинам.

– Которых вы совсем не знаете, если не считать священника.

– Ну вот, вы опять возвращаете мне мои слова! Ладно, я ничего не знаю о мужчинах, но кое-что слышала о любви…

– Удивительно! Вы первый раз упомянули об этом таинственном чувстве.

– Но я о нем думала, – серьезно ответила Петрина, – и очень много.

– Очень рад это слышать!

– Но у меня такое ощущение, что сама я этого чувства никогда не испытаю.

– Почему?

– Потому что, когда я слушала разговоры о любви девушек из пансиона, мне становилось так скучно! Они вздыхали о каком-нибудь мальчике, случайно увиденном во время каникул, так, словно это был сам Адонис. Ложась спать, они писали его имя на клочке бумаги, который потом прятали под подушку, – в надежде увидеть во сне своего героя. С Клэр куда интереснее! Она уже целовалась!

– Об этом нетрудно догадаться, – ответил граф насмешливо.

– Она рассказывала, что в первый раз была очень разочарована, – ну совсем не то, что она ожидала. Во второй раз было лучше, хотя и не романтично.

– А чего она ожидала? – гневно спросил граф.

– Что это будет как у Данте с Беатриче или у Ромео и Джульетты. Но мне кажется, обыкновенные люди не могут так чувствовать.

Наступило молчание, которое нарушила Петрина:

– И я решила, что никто меня не поцелует, если я сама не захочу этого. Но если кто-то осмелится на это без моего желания, я живо поставлю храбреца на место!

– Суть в том, что ваш взгляд на жизнь свидетельствует о совершенном невежестве, – ворчливо сказал граф. – Вы знаете только то, что вам рассказывала Клэр, а она, в свою очередь, все это узнала от брата. Мой совет: не полагайтесь на чужой опыт.

– Да, конечно, может быть, в действительности все не так, как я предполагаю.

– Очень надеюсь на это.

– А можно мне иметь много-много платьев?

– Сколько угодно, тем более что вы сами будете за них платить.

Она легонько, с видимым удовлетворением вздохнула.

– Как это будет приятно, когда мужчины станут смотреть на меня с восхищением и смеяться моим шуткам, ведь я очень остроумна!

– Ну, пока я этого не заметил! – пробурчал граф.

– У меня просто не было подходящего случая! Но вот когда я окунусь с головой в новую жизнь, тогда вы увидите, на что я способна!

– Надеюсь, этого не произойдет, – ответил граф. – При мысли о ваших способностях меня бросает в дрожь.

– Вы слишком серьезно относитесь ко всему, – заметила Петрина. – Как я уже сказала, вы забыли, что такое молодость и беззаботность. Если я действительно, как вы утверждаете, должна явиться в свете, то уж постараюсь стать самой выдающейся, восхитительной дебютанткой, о которой в Лондоне будут говорить больше, чем о ком бы то ни было.

– Вот этого-то я как раз и опасаюсь! – простонал граф.

– Ну вот, вы опять превратились в чопорного, надменного опекуна! – заявила с упреком Петрина.

Глава 2

Они ехали уже по Лондону, по Парк-лейн, и Петрина смотрела на все сияющими от восторга глазами.

Она жила в отцовском доме в Вустершире и в Лондоне была всего лишь несколько раз, и неудивительно, что она успела забыть, как пестры и многолюдны лондонские улицы.

Увидев Стэвертон-Хаус, Петрина от удивления открыла рот: вот уж не думала она, что ей придется жить в таком внушительном особняке! Он возвышался на углу Верхней Гросвенор-стрит и Парк-лейн и занимал три акра земли.

Подъезд представлял величественный портик из восьми колонн с массивными фонарями-светильниками между ними.

Въезд во двор был огражден великолепной металлической решеткой. Сверху она была украшена треугольными фронтонами с изображением фамильного герба.

– И вы живете в таком огромном доме совсем один? – спросила Петрина, посмотрев сначала на западное, потом на восточное крыло дома, отходящие от центрального здания.

В ее голосе звучало почтение, что побудило графа ответить:

– Рад, что хоть что-то имеющее ко мне отношение произвело на вас впечатление.

Войдя в огромный мраморный холл, Петрина увидела величественные двери красного дерева, отделанные золотым узором, камин из каррарского мрамора и столики из ляпис-лазури на медных цоколях, и все это произвело на нее еще большее впечатление.

Позднее она узнала, что в этом доме находится лучшее в стране собрание картин Рембрандта, произведения Веласкеса и Рубенса.

В большом зале висели картины итальянских, французских, голландских и фламандских мастеров, а в малой гостиной – два шедевра Гейнсборо и портрет великой актрисы миссис Сиддонс кисти сэра Джошуа Рейнолдса.

Но всего этого Петрина в то время не знала. Она только лишь чувствовала благоговение перед окружавшим ее великолепием, на фоне которого она казалась себе маленькой и незначительной. Как бы в знак протеста Петрина воинственно вздернула подбородок.

– Добро пожаловать домой, милорд! – поклонился дворецкий. На нем была черная с золотом, отделанная золотым же позументом ливрея, которую до него носили многочисленные его предшественники.

– Немедленно пришлите ко мне мистера Ричардсона! – приказал граф, едва сняв шляпу и перчатки.

– Я должен сообщить вашему сиятельству, что ее светлость, герцогиня Кингстонская прибыла сегодня во второй половине дня, – почтительно доложил дворецкий.

– О, это как нельзя более кстати! – воскликнул граф и добавил, обращаясь к Петрине: – Приехала моя бабушка! Более счастливого совпадения нельзя и придумать!

– Ее светлость отдыхает, – вставил мажордом.

– Передайте миссис Медоуз, чтобы она позаботилась о мисс Линдон! – приказал граф и стал подниматься по витой лестнице вдоль галереи прекрасных портретов, написанных по заказу отца графа современными художниками.

Поднявшись на первую площадку, он повернул в западное крыло здания – это место, наиболее отдаленное от апартаментов графа, предназначалось для гостей (граф не любил шума).

Здесь же были две комнаты, в которых обычно жила бабушка графа, изредка наведывавшаяся в Лондон. И сейчас граф нашел ее удобно устроившейся в кресле, в очень уютной гостиной, смежной со спальней. В воздухе стоял аромат тепличных цветов, присланных из оранжереи загородной усадьбы графа.

Словно ожидавшая его прихода, герцогиня с приветливой улыбкой взглянула на внука. В молодости она была замечательной красавицей! Герцог Кингстонский влюбился в нее с первого взгляда и в тот же день, в полночь, обвенчался с ней в мэйферской церкви, чтобы предупредить возможное сопротивление со стороны своей семьи, которая рассчитывала на более выгодную партию. Тем не менее, этот брак оказался единением двух истинно любящих сердец.

Ныне вдовствующая герцогиня была значительной и интересной личностью. Почти все знавшие ее – от королевы до представителей самого низшего сословия – восхищались ею и почитали ее.

Теперь волосы герцогини были белее снега, а лицо изрезано глубокими морщинами, но она была все еще красива той красотой, которую художники всегда стремятся запечатлеть на полотне, а движение, с которым она протянула графу руку, было исполнено невыразимого изящества.

– Мне сказали, что ты уехал, Дервин! – воскликнула она.

– Но я вернулся и был весьма рад узнать о вашем приезде, бабушка.

Граф поцеловал ей обе руки и поинтересовался:

– А что вас привело в Лондон, смею спросить, дорогая бабушка? – В глазах графа запрыгали веселые чертики – ему-то было очень хорошо это известно.

– Мне нужно повидаться с зубным врачом, – твердо ответила герцогиня.

– Ну уж нет, бабушка! Позвольте вам не поверить! Скорее всего, вы ни за что не хотите пропустить бурное начало светского сезона. Я жду вашего приезда уже две недели.

– Полно, я слишком стара для светских удовольствий, – ответила герцогиня, однако ее улыбка опровергала слова.

– Что касается меня, то вы не могли бы приехать в более подходящий момент, – сказал граф, усаживаясь в кресло подле герцогини. Он говорил серьезно, и бабушка, взглянув на него, с тревогой спросила:

– Надеюсь, ты не собираешься известить меня, что обручился с одной из этих настырных вдов, которые так упорно тебя осаждают?

– Нет, бабушка, – поспешно возразил внук, – я не обручен и не имею ни малейшего желания быть скованным цепью Гименея ни с одной женщиной на свете.

– Но, насколько мне известно, ты заигрываешь со многими из них?!

– Ах, бабушка, от вас ничего не скроется! Вы знаете все сплетни, касающиеся и Карлтон-Хауса, и других домов.

– Карлтон-Хаус!

Тон вдовствующей герцогини был очень многозначителен.

– Но я хочу вам кое-что рассказать, – прервал ее граф, зная по опыту, что если бабушка начнет обсуждать поведение принца-регента, то ее трудно будет остановить.

– О чем?

– Я случайно узнал, что допустил большой промах в отношении опекаемой мною особы…

– Опекаемая особа? – воскликнула герцогиня. – А я и понятия не имела, что ты являешься опекуном! Помню, мой бедный супруг…

– Я уверен, что дедушка в высшей степени ответственно относился к своим обязанностям, – опять перебил ее граф, – но я, к сожалению, вспомнил о своих только сегодня.

– А что случилось сегодня? – с любопытством спросила вдовствующая герцогиня.

– Я случайно встретился со своей подопечной и привез ее в Лондон.

– Так это особа женского пола! – воскликнула герцогиня с таким видом, словно сделала необыкновенное открытие. – И, полагаю, сумев навязаться тебе в качестве дорожной спутницы, она теперь попытается стать постоянной?

Граф рассмеялся:

– Напротив, бабушка. Она твердо намерена вообще не выходить замуж.

– Вообще? Неужели на свете существует такая девушка, которая не старалась бы подцепить себе мужа и, если возможно, тебя?

– Вы должны познакомиться с Петриной. Между прочим, она богатая наследница, и это одна из причин, почему она не очень спешит связать себя брачными узами.

– Но ты говоришь, что привез эту девушку сюда?

– Под ваше крылышко, бабушка, хотя бы на сегодняшний вечер.

– Уверена, что за время моего отсутствия ты несколько повредился в уме. Девушка в Стэвертон-Хаусе! Никогда не приходилось слышать прежде ни о чем подобном!

– И мне тоже, – скорбно подтвердил граф. – Но так как ее мать и отец умерли, а сама она сбежала из пансиона, ей больше не к кому обратиться за помощью.

– А как она выглядит? – с подозрением в голосе спросила вдовствующая герцогиня. – Если ты думаешь, что я стану покровительствовать какой-нибудь дерзкой девчонке, некрасивой и невоспитанной, ты очень ошибаешься!

– Она хорошенькая, и ее отец – майор Морис Линдон. Когда-то мы с ним служили в одном полку.

– «Счастливчик Линдон»?

– А… вы о нем слышали?

– Ну, разумеется, я о нем слышала. Но ты, наверное, слишком юн, чтобы помнить, как твой кузен Гервез Канингэм вызвал его на дуэль.

– И они дрались?

– Конечно, дрались! – ответила вдовствующая герцогиня. – Линдону повезло, как всегда, и он ранил беднягу Гервеза в плечо, хотя повод к дуэли подал он сам: его застали при самых компрометирующих обстоятельствах с женой Гервеза – Кэролайн.

– Должен признаться, что если я и слышал об этом, то давно забыл.

– Кэролайн была, как и многие другие женщины, безумно увлечена Морисом Линдоном и, конечно, его огромным состоянием.

– А как он сделал его?

Герцогиня выразительно всплеснула руками.

– Игрой, но не карточной. Он орудовал акциями, кораблями и собственностью в разных частях света. Кроме того, мне кажется, что однажды он выиграл миллион франков во французской лотерее.

– Ну раз вы так много о нем знаете, вам и дочь его покажется интересной. Но я вас очень, очень прошу, бабушка, не рассказывайте ей подробно о приключениях ее отца. Ей не терпится начать свою собственную жизнь, полную приключений.

– Но она слишком еще молода для этого!

– Вы будете удивлены, бабушка! – ответил граф загадочно и исчез из комнаты.

Он направился в покои Петрины, желая немедленно представить ее бабушке.

Пока граф разговаривал с бабушкой, Петрина сняла капор и короткий жакет, который был надет поверх простого платья пансионерки.

Она бы выглядела наивной и неопытной, если бы не золотистая рыжина в волосах, озорной блеск чуть раскосых глаз и насмешливо приподнятые уголки губ. Глядя на нее, можно было смело утверждать, что эта девушка в высшей степени непредсказуема в своих поступках.

– Моя бабушка согласилась взять вас под свою опеку, но только на сегодняшний вечер, – сурово предупредил граф, поднимаясь вместе с Петриной по лестнице. – И если вы ей понравитесь, вам не найти лучшей покровительницы для первого выхода в свет.

– Иными словами, вы хотите дать мне понять, чтобы я следила за своим языком, – ответила Петрина.

– И за поведением! – прибавил граф.

Она взглянула на него смеющимися глазами:

– У меня такое ощущение, будто вы волнуетесь за меня.

– Я, разумеется, не желаю, чтобы вы покрыли позором свою голову или мою, потому что мне на долю выпало несчастье быть вашим опекуном.

– Смею сказать, вам очень понравится эта обязанность, когда вы привыкнете ко мне, – ответила Петрина. – А кроме того, как я заметила, вы просто упиваетесь собственным величием и думаете только о собственной значимости. Наступило время пробудить вас!

– Но у меня нет желания просыпаться, если мне придется тратить свое время на вызволение вас из разных неприятных ситуаций! – все так же сурово отчеканил граф. – И позвольте сообщить вам, Петрина, что я имею достаточно власти, чтобы снова отослать вас в Харрогит в случае вашего плохого поведения. И отошлю, понравится вам это или нет!

Петрина состроила гримаску.

– Железный опекун держит речь! – усмехнулась она. – Но не волнуйтесь, я сделаю все возможное, чтобы не путаться у вас под ногами.

– Хотелось бы верить в это… – С этими словами граф открыл дверь в комнаты бабушки и услышал, как за его спиной хихикнула Петрина.

Петрина встала рано. Она не любила спать до полудня, как это было принято в обществе.

Она подошла к окну спальни и увидела, что граф скачет верхом по короткой подъездной дорожке.

Она уже знала, что он всегда поднимается рано и отправляется на верховую прогулку в парк, пока там немного народу, и ей снова захотелось – как уже хотелось десяток раз, – чтобы он пригласил ее с собой.

«Интересно, – думала она, – встречается ли он во время прогулок с какой-нибудь умопомрачительно красивой дамой или предпочитает одиночество в столь ранний час?»

Да, с тех пор, как Петрина приехала в Лондон, она многое узнала о графе.

Начать с того, что ее подруга Клэр, которой она дала знать о себе на следующий же день после приезда, была потрясена, услышав, где она остановилась и кто ее опекун.

– Но почему ты мне раньше ничего не рассказывала о графе?

– Я предпочитала не говорить, что мой опекун совсем не обращает на меня внимания, – ответила Петрина. – И я его ненавидела, считая, что он стар, замшел и противен.

– Но оказывается, он совсем не такой, – заметила Клэр. – Ах, Петрина, как же я тебе завидую! Я всегда мечтала познакомиться с графом, но ведь хорошо известно, что он никогда не разговаривает с незамужними женщинами.

– Со мной ему приходится разговаривать.

Однако Петрина не могла признаться подруге, что после ее приезда в Стэвертон-Хаус у нее не было ни одного разговора с графом наедине и что она могла видеть его только во время званых обедов, когда он восседал за другим концом стола.

Первое время она только тем и занималась, что ездила по магазинам и делала покупки.

Оказалось, что вдовствующая герцогиня не только с удовольствием посещала с Петриной самых дорогих портних на Бонд-стрит, но также очень правильно рассуждала, как должна быть одета ее подопечная, чтобы завладеть вниманием высшего света.

Сначала Петрина опасалась, что ее гардероб будет сплошь состоять из платьев «для юной девушки» и она превратится в самую тривиальную дебютантку сезона и затеряется в толпе молодых леди, как две капли воды похожих одна на другую. Этого Петрина не могла бы пережить.

Однако, к ее восторгу, девушка вскоре убедилась, что старая герцогиня, которая в свое время добилась всеобщего признания не с помощью родословной, а исключительно благодаря своей неповторимой внешности, совершенно точно знала, как стать заметной, не нарушая правил хорошего тона.

Так что появление Петрины в бальном зале стало сенсацией, и юная леди понимала, кому обязана своим успехом.

Она и не подозревала прежде, что ее волосы, собранные в высокую прическу, могут пламенеть, словно факел, на ее красиво посаженной головке, или что щепотка белил может сделать ее кожу ослепительно белой, а глаза – такими огромными!

Более того, под скучными и бесформенными платьями, что выбирала для нее кузина Аделаида, скрывалась точеная, изящная фигурка, и это сразу выявилось, когда она попала в искусные руки французской портнихи.

– Я сегодня очень гордилась вами, дорогая, – сказала старая герцогиня девушке, снискавшей несомненный успех на балу у герцогини Бедфордской.

– Но это все благодаря вам, – просто ответила Петрина.

– Но вас стоит хорошо одевать, особенно если учесть, что при этом вы еще можете выражать собственные мысли. Мне никогда не нравились сюсюкающие девицы или такие застенчивые, что глаз не могут оторвать от своих туфель.

Петрина рассмеялась:

– Опекун не считает меня чересчур застенчивой. Напротив, слишком откровенной и прямой. Иногда он просто с ужасом ожидает, что я скажу.

Говоря это, она подумала, что вряд ли графу в ближайшее время угрожает опасность часто слышать ее речи. Хотя он и сопровождал их на несколько балов, граф ни разу не пригласил ее танцевать. Она заметила, что его партнершами были привлекательные и умудренные житейским опытом женщины, как она, впрочем, и предполагала. Клэр подтвердила ее наблюдения.

– Граф почти уже год, – сообщила она подруге, – увлечен леди Изольдой Герберт. Она овдовела совсем юной, во время последней войны, и считается первейшей красавицей.

– Ты думаешь, граф на ней женится?

Клэр пожала плечами.

– Кто знает! Очень многие старались его поймать, но, говорят, его любовные увлечения недолги. Как только он хорошо узнает женщину, она становится ему скучной.

– Ты узнала об этом от брата Руперта?

– О, ему было что порассказать, когда я его однажды спросила о графе! В частности, он сообщил мне, что у твоего опекуна есть любовница. Очень привлекательная женщина! Мне кажется, Руперт сам имел на нее виды, но она ему не по средствам. Ее зовут Ивонна Буврэ. Она певичка в Воксхолл-Гарденс.

– Хотелось бы мне на нее посмотреть!.. – сказала Петрина.

– Сомневаюсь, что старая герцогиня разрешит тебе отправиться в Воксхолл. Это совершенно исключено для молодых девушек, только что начавших выезжать, но, может быть, нам с Рупертом удастся тайно тебя туда провести как-нибудь вечером, так, чтобы никто об этом не узнал.

– Пожалуйста, постарайся! – стала умолять Петрина.

Ей было чрезвычайно любопытно увидеть любовницу графа, хотя она уже и догадывалась, что та темноволосая, подобно леди Изольде.

Мода на светлые волосы и голубые глаза, которую олицетворяла леди Девоншир, стала уходить, и теперь всеобщий восторг вызывали брюнетки, особенно если они походили на леди Изольду.

У нее были волосы как вороново крыло, того же цвета, что и лошади графа. Под высокими, дугообразными бровями сверкали такие же черные глаза, в глубине их вспыхивал пурпурный отблеск; все это подчеркивалось чудесными рубинами, изумрудами и опалами, которые леди Изольда надевала на званые вечера, а платья ее тоже сияли всеми цветами радуги.

– О чем ты задумалась? – спросила как-то Клэр Петрину, приехав к ней в гости на чаепитие.

Девушки сидели в одиночестве – вдовствующая герцогиня после многих часов, проведенных в разъездах по магазинам, отправилась к себе отдохнуть. Им подали чай в маленькую гостиную, которая казалась Петрине самой прелестной комнатой во всем доме.

– Да я думала о леди Изольде.

– Ты вчера с ней познакомилась?

– Откуда ты знаешь?

– Я видела, как ты приехала на бал и стояла рядом с ней. Вы о чем-то разговаривали?

– Она подала мне два холодных пальца и посмотрела на меня, гордо задрав вверх аристократический нос. Этим она и ограничилась.

– И это потому, что ты живешь в Стэвертон-Хаусе. Я встречалась с ней в свете пять раз, но она никогда меня не узнавала.

Петрина рассмеялась:

– Она такая же напыщенная, как мой опекун. Наверное, поэтому она ему и нравится.

Клэр оглянулась, словно опасаясь, что ее могут подслушать, и тихо сказала:

– Руперт говорит, что в клубах ее зовут тигрицей.

– Тигрицей? Почему?

– Потому что она такая пламенная и страстная.

– На мой взгляд, она такой не кажется.

– В этом-то и состоит вся хитрость! Она выглядит холодной и пренебрежительной, пока не остается наедине с мужчиной, который ей нравится.

– А так как ей нравится… граф, – прошептала Петрина.

– Руперт говорит, что они в связи и все теперь бьются об заклад, что он рано или поздно на ней женится.

– Ну, жениться таким образом довольно скучно!..

Клэр засмеялась:

– Но я же говорила тебе: если хочешь подцепить мужа, надо надеть на него наручники и силком подтащить к алтарю. Мужчины не очень-то любят добровольно вступать в брак.

Она заметила недоуменный взгляд Петрины и рассмеялась еще громче.

– К тебе это не относится, и ты это прекрасно знаешь. Ведь ты богатая наследница! Руперт говорит, что все модные щеголи расхваливают твои привлекательные качества, включая и банковский счет.

– Я об этом догадывалась, – ответила Петрина.

Петрина вошла в Стэвертон-Хаус вслед за вдовствующей герцогиней, которая двигалась с трудом, уже не первый год страдая от ревматизма.

Дворецкий поклонился им в своей обычной подобострастной манере и, когда герцогиня стала подниматься по лестнице, сказал Петрине:

– Его светлость желает побеседовать с вами в своем кабинете.

Петрина почувствовала внезапное волнение: первый раз за две недели, что она жила в Стэвертон-Хаусе, граф хотел ее видеть.

Она сделала над собой усилие, чтобы продолжать неспешно шествовать за дворецким, хотя ей хотелось броситься со всех ног вперед. Дворецкий открыл дверь из красного дерева с золотой отделкой и объявил:

– Мисс Линдон, милорд!

Граф сидел за столом и что-то писал. Петрина подошла к нему, и граф встал. При этом она подумала, что никто не умеет выглядеть так внушительно и в то же время изящно, как ее опекун.

Другие мужчины тоже заботились о своем внешнем виде, – их одежда была так же элегантна и хорошо скроена, как у графа, но на нем все сидело как влитое, ничто не сковывало его движений – словом, изысканная одежда на этом джентльмене была так же привычна, как скучающее выражение – на его лице.

«Но сейчас граф как будто скучает меньше», – подумала Петрина, когда он окинул ее острым взглядом, словно желал найти погрешности в туалете.

Однако она нисколько не беспокоилась на этот счет. Петрина знала наверняка, что ее платье цвета бледных нарциссов хорошо сочетается с золотисто-рыжим оттенком ее волос и с маленьким топазовым ожерельем – фамильной драгоценностью Стэвертонов. Весь ее туалет отличался безукоризненным вкусом.

Она присела, граф равнодушно поклонился и сказал:

– Садитесь, Петрина, я хочу с вами поговорить.

– Разве я что-нибудь натворила?

– Судя по всему, вы хотите спросить, что вы такого натворили, о чем мне стало известно.

– Вы со мной говорите, как директор пансиона! – обиженно надула губки Петрина. – Но я могу вам сообщить, если вы еще не знаете, что все это время я была образцом благонравия и приличного поведения. Ваша бабушка мною очень, довольна, а значит, должны быть довольны и вы.

– Тогда почему вы защищаетесь? – Графа немного забавлял этот разговор.

– Чем вы занимаетесь ежедневно? – неожиданно спросила Петрина. – Я знаю, что каждое утро вы ездите верхом, иногда по вечерам я вижу вас на балах, и при этом вы как будто все время заняты чем-то еще.

– До вашего приезда сюда, как я уже говорил вам, я вел чрезвычайно организованный и упорядоченный образ жизни и не имею ни малейшего желания изменять своим привычкам.

– Я спросила просто из любопытства, но, разумеется, у вас уйму времени отнимают ваши возлюбленные.

– Я же просил вас не говорить на эти темы! – резко возразил граф.

– Но я не имела в виду ничего неприличного, – сделав невинные глаза, отвечала Петрина. – Меня лишь интересовала леди Изольда. Вы собираетесь жениться на ней?

Граф довольно сильно стукнул кулаком об стол.

– Я вызвал вас к себе не для того, чтобы обсуждать свою личную жизнь! – ответил он сердито. – Когда вы, наконец, поймете, Петрина, что подопечной не подобает так говорить со своим опекуном, а тем более девушке на выданье!

Петрина довольно печально вздохнула:

– Вы сейчас ведете себя, как тогда, когда мы только познакомились. Надеюсь, вы остались бы довольны, узнав, как примерно я исполняю все ваши указания, но я думала, что, по крайней мере, с вами я могу быть сама собой. Однако я теперь понимаю, что ошиблась.

В ее словах так явно звучало уязвленное самолюбие, что граф слегка улыбнулся:

– Мне бы хотелось, чтобы вы всегда оставались честной и правдивой по отношению ко мне, Петрина, но вы не хуже меня знаете, что любопытство касательно некоторых предметов недопустимо, даже когда вы говорите со мной.

– Не могу понять, почему. Ведь, в конце концов, весь Лондон обсуждает вашу возможную женитьбу на леди Изольде, и я бы очень глупо себя почувствовала, если 6ы однажды утром прочна извещение о вашем браке в «Газетт».

– Могу вас заверить, что вам нет нужды беспокоиться на этот счет. У меня нет намерения жениться на леди Изольде и, между прочим, ни на ком другом.

Он увидел торжествующий огонек в глазах Петрины и, слегка усмехнувшись, добавил:

– Вы, наверное, считаете, что выудили из меня весьма ценные сведения?

– Все окружающие вами интересуются, и я в их числе. Согласитесь: о вас гораздо приятнее сплетничать, чем о краснолицем, толстом, отвратительном, старом принце-регенте.

– Вы не должны так отзываться о вашем будущем монархе, – укоризненно заметил граф.

Петрина рассмеялась:

– А вот сейчас вы опять заговорили, как наш директор. «Да, сэр! Нет, сэр! Я буду хорошей, сэр!» Зачем вы послали за мной?

Граф явно проглотил замечание, которое собирался сделать по поводу ее чересчур вольной манеры разговора с ним, и после минутного молчания сказал:

– Я должен вас известить, что лорд Роулок обратился ко мне с просьбой дать ему возможность сделать вам матримониальное предложение. Я ему сообщил в ответ, что не только не дам своего согласия на этот брак, но категорически запрещаю ему под каким-либо предлогом обращаться к вам, а если он все-таки сделает это, то я вам не позволю с ним говорить…