Текст книги "Дитя Феникса. Часть 1"
Автор книги: Барбара Эрскин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 34 страниц)
Жених с невестой удалились в свои покои в главной башне замка, и Элейн с Джоном смогли наконец добраться до своего шатра. Слуги приготовили для них подогретое вино; в шатре горели светильники, освещая горку пледов и мехов, ненужных в теплую погоду, но представлявших собой отличную мягкую постель.
Джон уселся на скамье, устало вздохнул, вытянул ноги и сказал:
– Я думаю, нам стоит отдохнуть пару дней, прежде чем отправляться на юг.
– Жители Бервика, наверное, уже устали от этой суеты, – ответила Элейн, – и мечтают о том, чтобы мы скорее покинули их.
– Ладно, скоро уедем. – Джон презрительно хмыкнул. – А эти горожане должны быть счастливы оттого, что им довелось увидеть королевскую свадьбу. Больно уж они скупые… Эй! – окликнул он проходившего мимо музыканта с виолой за спиной. – Сможешь сыграть нам колыбельную?
– Конечно, милорд! – Молодой парень с достоинством поклонился. Сняв с плеча виолу, он подсел к костру, настроил ее и заиграл.
Элейн закрыла глаза. Она ела, пила и плясала, как ей казалось, с самого утра и чувствовала себя усталой. Ей уже стало тяжело в Шотландии, она хотела домой. И она постоянно думала об Александре: ловила себя на том, что исподтишка наблюдает за ним; часто ее пальцы, бывало, дрожали от желания прикоснуться к его золотым волосам… Элейн стояла на коленях, молясь о прощении, которое ей дарует Пресвятая Дева, впрочем, не слишком на него рассчитывая. Поймет ли она простую смертную? Поможет ли побороть греховные помыслы и порывы? Или следует попросить заступничества благословенной королевы Маргарет, почитаемой во всей Шотландии и известной своими чудесами?
Она должна перестать думать о нем, прогнать из своих снов! Ей нужно покинуть Шотландию и никогда больше не видеть его. Чувство вины усугублялось тем, что она любила свою тетю Джоанну, а та в итоге тоже полюбила свою племянницу. Элейн не могла освободиться от печали, поселившейся в душе, – печали по прошлому и печали о будущем…
Музыкант заиграл медленнее и тише, но чистая нежная мелодия по-прежнему выделялась из общего шума вокруг. Элейн слегка подалась вперед, чтобы лучше слышать, открыла глаза и поняла, что смотрит на огонь.
IV
Замок Долбадарн, Гвинед. Август 1235
– Ну почему? Почему я должна остаться здесь? – Изабелла с тоской и страхом смотрела на темное грозовое небо и на мрачные горы, окружавшие замок Долбадарн. Стоявший на середине пути из Карнарфона в долину Конви, замок в самом деле являл собой зрелище унылое и заброшенное, и в то же время грозное. – Я хочу вернуться ко двору твоего отца! – продолжала Изабелла, – там, по крайней мере, бывают хоть какие-то развлечения. А здесь даже поговорить не с кем! – Она повернулась к мужу и язвительно поинтересовалась: – Наверное, дело в том, что там находится Сенена? Она что, не может примириться с тем, что я – англичанка?
– Я тебе уже говорил, что Сенена вместе с Граффидом сейчас в Лейне. – Даффид вздохнул. – А мы находимся здесь по распоряжению моего отца! Белла, ты же знаешь об этом не хуже меня! Здесь есть много дел, которые нужно решать.
– А я думаю, что мы здесь потому, что нас просто убрали с дороги! – Она стремительно подошла к мужу. – Если ты настолько глуп, что не видишь этого, то я не слепая! Твой отец что-то задумал, Даффид, и он не хочет, чтобы ты мешал ему! Это, должно быть, связано с Граффидом. Как он может быть таким наивным и верить отцу! – Изабелла бессильно всплеснула руками и снова отошла к окну.
Даффид, спокойно улыбаясь, смотрел ей в спину. Да, его маленькая жена была проницательной и догадливой и умела правильно оценивать то или иное событие. Но не в этот раз! В планах, которые вынашивали Ливелин и Граффид, было уделено место и ему, Даффиду, только Изабелла не должна была ничего знать о том, что замышлялось в Абере.
Даффид подошел к стоявшей у окна Изабелле.
– Послушай, дорогая! Я думаю, мне нужно открыть тебе один секрет. – Он положил ей руки на плечи. Что ж, если ее сомнения можно развеять ложью, он готов солгать! – Мы с Граффидом собираемся встретиться. Завтра я отправляюсь в Криссет, ненадолго, всего на два дня! Я хочу, чтобы ты осталась здесь и чтобы все были уверены, что я тоже тут, с тобой! А когда я вернусь, мы вместе поедем в Карнарфон к моей матери. – Дафидд легонько поцеловал Изабеллу в макушку.
Ехать в Криссет он отнюдь не собирался. Встреча, на которую должна была прибыть и Элейн, была назначена в Абере.
Даффиду и в голову не могло прийти, что Изабелла его ослушается.
V
Гвинед. Август 1235
Элейн впервые ехала в Абер с тех пор, когда у Изабеллы случился тот злополучный выкидыш, а самой ей пришлось с позором вернуться в Честер. Тогда была середина зимы, сейчас шло к концу жаркое лето. Над горами висели низкие облака, в которых тонули горные пики; где-то вдалеке слышались раскаты грома.
Графиня Честер ехала к своей матери по сугубо личным делам, и потому ее сопровождение было немногочисленным. Из Конви в Абер ехали Ронвен, Лунед, две служанки и десяток охранников. Узкая тропа, местами пропадавшая в густом тумане, была когда-то римской дорогой, пересекавшей все предгорье и спускавшейся вниз, к реке.
Элейн ехала молча, погруженная в свои мысли. Она везла послания отцу от короля Александра и от мужа, Джона. Джоанна тоже доверила ей свое приветственное послание – правда, немного чопорное – для своей сводной сестры. Элейн вспоминала о пышной свадьбе принцессы Маргарет, о Джоне, который остался ждать ее в Честере, и ловила себя на том, что куда чаще думает об Александре, чем о собственном муже. Выбросить эти греховные мысли из головы она так и не смогла.
– К сумеркам мы доберемся до места! – раздался рядом с Элейн голос Ронвен. Подъехав ближе, она вгляделась в ее задумчивое лицо и спросила: – Что с тобой, милая? Ты не рада возвращению домой?
Элейн с трудом вернулась к действительности.
– Почему не рада? Я давно скучала по Уэльсу.
– Ты поговоришь с Эинионом? – Ронвен почти прошептала это.
– Что ты хочешь сказать? Ведь Эинион умер! – Элейн вздрогнула.
– И все же ты сможешь поговорить с ним, милая. Он здесь, в Гвинеде, я чувствую это! – Ронвен говорила тихо, но в голосе ее была такая убежденность, что Элейн стало не по себе. – Он хочет, чтобы ты обратилась к нему, выслушала его. Его дух все еще витает где-то рядом, и он еще силен!
Элейн смотрела на Ронвен широко открытыми глазами. От ее слов почему-то на мгновение стало холодно, а рука Элейн неожиданно потянулась к распятию, висевшему на тонком шнурке на шее. Ронвен заметила это движение и усмехнулась.
– Ты не можешь так просто отвернуться от своих старых богов; ты еще принадлежишь им, и они не скоро отпустят тебя!
– Отпустят! – резко ответила Элейн. – Я не хочу иметь дела ни с Эинионом, ни с его духом! И я не хочу знать, что он хотел сказать мне перед смертью. Ты слышишь, Ронвен? Я не хочу знать!
VI
Абер
Ливелин обнял свою младшую дочь.
– Ну, Элейн, я вижу, что у тебя все хорошо! – Глядя на ее блестевшие глаза и радостную улыбку, ошибиться было трудно. Потом Элейн обняла Граффида и, наконец, чуть более сдержанно, – Даффида.
– А где мама, разве ее здесь нет?
Граффид взглянул на отца, пожал плечами и сказал:
– Твоя мать не хочет появляться здесь, пока я не уехал. Она предпочитает переждать это время в Карнарфоне, и меня это вполне устраивает. То, о чем мы здесь говорим, не для ушей шпионов короля Генриха.
– Перестань, Граффид! – оборвал сына Ливелин. – Твоя мачеха верна нам всем, и я не хочу слышать дурных слов о ней!
Напряженное молчание снова прервала Элейн.
– А где Изабелла?
– В Долбадарне, – коротко ответил Даффид, явно не желая говорить на эту тему. Элейн не настаивала, – для нее было достаточно знать, что Изабеллы не будет рядом, и она облегченно вздохнула.
Элейн было очень приятно сидеть за длинным дубовым столом между отцом и старшим братом, видеть перед собой другого брата и разговаривать с ними на равных. Она была в Шотландии, говорила с королем, знала его взгляды на обсуждаемые дела. Она также представляла и своего мужа, графа Честера, и говорила от его имени. Все трое уэльсцев понимали, что Элейн знает много, умеет распорядиться своими знаниями и, что еще более важно, хранить их в секрете. Она не была больше младшей в семье, нарушительницей спокойствия и козлом отпущения. Она стала взрослой и доказала, что может быть таким же искусным дипломатом, как и ее мать. Их беседы продолжались два дня с утра до вечера, и все время Элейн делала для себя мысленные пометки о том, что ей следовало передать своему мужу, а что – королю Шотландии.
Она даже не сразу сообразила, что ей предстоит снова встретиться с Александром, а когда поняла это, то снова ощутила, как краснеют ее щеки.
Ей предстояло отправиться на север без Джона. Такие частые встречи между графом Честером и шотландским королем, безусловно, могли вызвать сплетни и домыслы, но визит графини Честер к своей тетушке, с которой они стали, как было всем хорошо известно, близкими подругами, представлялся событием вполне естественным.
У Элейн снова часто заколотилось сердце, она была близка к панике: она не хотела видеть Александра, так что чувство вины все еще не оставляло ее, но в то же время она понимала, что не может противиться судьбе, снова зовущей ее в Шотландию. И разумеется, она не могла не выполнить поручений отца, а они требовали ее встречи с Александром…
Где-то за стенами вдруг послышался крик совы. «Тиллуан, – пронеслось в голове Элейн, – вестник несчастий!» Ее охватила дрожь.
VII
Изабелла явилась точно в полдень. Одетая во все белое, с маленькой золотой короной поверх вуали, закрывавшей ее иссиня-черные волосы, она спрыгнула с лошади посреди двора и, пройдя незамеченной, возникла вдруг перед очами своего свекра и всех, сидевших за столом. Все изумленно молчали, пока Изабелла осматривала родственников. Наконец она встретилась глазами с Элейн, и лицо ее потемнело от сдерживаемой злости.
– Вот, значит, как! Я решаю вернуться в Абер, а вы все оказываетесь здесь! Как это я не догадалась, что меня обманули? А ведь раньше Даффид никогда мне не лгал! – Она бросила на мужа взгляд, полный презрения. Подойдя к принцу, она по этикету сделала глубокий реверанс, а затем, уже без всякого этикета, уселась за стол на некотором удалении от всех остальных. – Стало быть, я не член вашего тайного совета?
Ливелин улыбнулся невестке, тщательно скрывая свое раздражение, испытываемое всякий раз, когда ему приходилось видеть Изабеллу.
– Мы рады видеть тебя, как всегда! – Он медленно поднялся со своего стула. – На сегодня, во всяком случае, наши дела закончены. Твой приезд, Изабелла, поможет нам отвлечься от серьезных дел.
Он протянул руку Элейн:
– Пойдем!
Та тоже поднялась, взяла отца за руку и почувствовала, как постепенно проходит ее неловкость, появившаяся с приходом Изабеллы.
– У меня появилась новая лошадь, и я хотел бы узнать твое мнение о ней, дочка! – Ливелин повел ее к выходу.
Граффид догнал их в самом низу лестницы, поклонился отцу с печальной улыбкой и сказал:
– Я оставил Даффида поговорить с женой! Помоги ему, Господи! – добавил он, возведя глаза к небу. – Братец смотрел на меня как щенок, которому предстоит хорошая порка!
Ливелин рассмеялся.
– Боюсь, что эта леди, несмотря на ее нежный возраст, не так покорна, как нам бы хотелось. И я подозреваю, что ты, Элейн, такая же! – Он с любовью посмотрел на дочь. – Боже, храни нас, мужчин, от всех женщин!
Изабелла нашла Элейн позже, на открытой террасе. Некоторое время они смотрели друг на друга молча. Элейн перед этим собиралась продиктовать письмо своей сестре, но, махнув рукой, отпустила клерка, а затем поднялась со своего стула, удивительным образом почувствовав себя гораздо увереннее, стоя напротив Изабеллы, которая была на целую голову ниже ее ростом.
– Я рада видеть тебя, сестра, – осторожно сказала Элейн.
– В самом деле? – Изабелла стояла, подбоченясь. – Удивительно! Все остальные, кажется, не рады. Стало быть, ты тоже посвящена в их секреты, не так ли? Умная, красивая, Элейн, ты такая важная теперь! Кстати, сестрица, а где твой муж? Неужели он опять заболел? Или ты не берешь его в путешествия? Наверное, он предпочитает сидеть дома с твоими лошадьми! Вернее, с лошадьми моего отца, – добавила Изабелла с презрительной усмешкой.
Элейн хотела было прервать ее, но Изабеллу уже было не остановить.
– Они же все ненавидят тебя, как ты не понимаешь! Для чего бы ты сюда ни приехала, они же тебя используют! А когда ты уедешь, тебя забудут. А если и вспомнят, то только для того, чтобы назвать тебя трусливой лгуньей!
Элейн глубоко вздохнула, сдерживаясь. Ее первой мыслью было броситься на сестру, скинуть с ее головы эту замечательную накидку и выдрать порядочный клок этих черных волос. Но это было бы глупо и слишком по-детски. Элейн заставила себя улыбнуться, зная, что оставаясь спокойной, она еще больше разозлит Изабеллу.
– Да ты говоришь точно так, как та Изабелла, с которой я в детстве играла в замке Хэй. Ей было тогда лет десять. Неужели Даффид не заметил, что ты с тех пор так и не повзрослела? – Элейн поняла, что это действительно было так. Изабелла все еще оставалась испорченной девчонкой, любимицей отца. А то, что она до сих пор оставалась бездетной, только усугубляло горечь несбывшихся надежд. Нет, Изабелла положительно не повзрослела.
– Я? Я-то уже выросла. – Глаза Изабеллы сверкнули. – И уже не играю в шпионов! А ты, наверное, до сих пор лазаешь по деревьям и любишь скакать на лошади, как мальчишка? Или твой муж уже выбил из тебя эти глупости?
– Мой муж никогда не бил меня, – ответила Элейн и подняла брови, озаренная внезапной догадкой. Неужели Даффид бил ее, пытаясь утвердить свою власть над ней? Если так, то он явно не преуспел в этом. Ей стало почти жаль Изабеллу. – Да, я по-прежнему люблю скакать в мужском седле. И я могу залезть на дерево, если понадобится. Почему бы и нет? Но я поняла одно, Изабелла: если ты одна из самых знатных леди в стране, то тебе надо задавать тон в поведении для остальных, а не подражать им. Тебе следует хорошенько запомнить это, если ты надеешься когда-либо стать принцессой Гвинеда. – С этими словами Элейн повернулась, медленно подошла к двери и открыла ее. Финал сцены был сыгран ею безупречно.
Ронвен стояла снаружи, в коридоре и конечно же все слышала.
– Ты заполучила врага на всю жизнь, милая, – сказала она, покачивая головой и идя рядом с Элейн к лестнице. – Если ты надеялась, что сможешь как-то наладить отношения с ней, то я боюсь, что больше шансов у тебя не будет.
– А их и не было, Ронвен. И ты хорошо это знаешь. – Элейн села на нижней ступеньке лестницы и тяжело опустила голову на руки. Ей было грустно. Суетившиеся слуги с удивлением смотрели на графиню Честер, сидевшую на лестнице, но потом снова забегали, старательно сохраняя вежливо-безразличное выражение на лицах.
– Постарайся хотя бы не рассориться с ней окончательно, – сказала Ронвен, глядя на Элейн сверху вниз. – Помни о том деле, которое тебе поручено. Представь, что однажды тебе придется быть посредником между королем и принцем Даффидом, а мадам не пустит тебя на порог?
– Даффид такого не допустит!
– Даффид у нее под каблуком…
– Нет, Ронвен! – возразила Элейн. – Он, может быть, и позволяет ей так думать, но дурачить себя он больше не даст. Он знает, что весь Уэльс видел, как она ослушалась своего мужа. Если ему не подчиняется даже жена, как же он будет управлять народом Уэльса? – Элейн улыбнулась. – Честолюбие Даффида не оставит этого так, он заставит Изабеллу повиноваться, увидишь!
– А если он не сумеет этого сделать, то есть и другие способы положить конец ее сумасбродству! – Ронвен сощурилась. – Я не позволю ей встать у тебя на пути; и я не дам ей возможности завладеть наследственными правами Граффида. – Она загадочно улыбнулась. – Ведь это Граффид поддерживает союз с Шотландией. Король Генрих признал Даффида наследником принца, потому тот и не торопится с выбором – Англия или Шотландия. А принц по глупости доверяет ему все свои секреты!
– Неправда, Ронвен, – строго сказала Элейн. – Даффид тоже защищает Уэльс.
Ронвен раздраженно поморщилась:
– Даффид защищает только самого себя. А правду защищает только Граффид. И еще Эинион – до сих пор! Тебе стоит об этом помнить. Ты ведь понимаешь, каким богам ты служишь, несмотря на все твои драгоценные четки и кресты. Хоть ты и королевский посланец, не забывай, на чьей стороне ты стоишь!..
– Это бессовестно, Ронвен! – Глаза Элейн сверкнули.
– Да, – ответила та, – это как раз дело твоей няньки – быть бессовестной и напоминать тебе, чтобы ты не заносилась и не забывала о своих обязанностях. Помните об этом, мадам, как бы близко к трону вам ни пришлось оказаться! – Ронвен повернулась и, выходя во двор, громко хлопнула дверью.
Элейн стояла в задумчивости. Ронвен стала слишком самонадеянной, решила она. То, что Ливелин поручил ей доставку первого послания, дало ей повод возомнить о себе слишком много. Некоторое время спустя Элейн между делом поделилась этими мыслями с отцом, не желая вызвать его гнев, но явно озабоченно. К ее несказанному удивлению, Ливелин расхохотался.
– Я использовал леди Ронвен потому, что знал: ее преданность Граффиду свяжет ее с нашим общим делом. И еще потому, что она не представляет никакой ценности.
– Не представляет ценности? – эхом повторила Элейн. – Почему?
– Очень просто! Если она вдруг предаст нас, мы всегда сможем отрицать все, что бы она ни сказала о нас и наших планах. Ну кто, скажи на милость, поверит каким-то россказням служанки, которую уже подозревали в ереси и в причинении смерти неродившемуся ребенку? От нее можно всегда с легкостью избавиться.
– И ты убил бы ее? – Элейн была потрясена словами отца. – Ты убил бы Ронвен?
– Я убью любого, кто предаст наше дело, Элейн, если это будет необходимо, – сурово ответил старый принц. – И ты, дочь, должна всегда помнить о том, что для нас главное. Да, эта женщина была твоей нянькой, ты любишь ее, но интересы принцев, королей и страны выше всех наших личных чувств, особенно если дело касается еретиков. Я каждый день благодарю Святую Деву, что ты не заразилась этой ересью. – Он помолчал. – Когда-то я боялся, что Ронвен и Эинион Гвеледидд могут вовлечь тебя в свои еретические действа, но твоя мать убедила меня, что я волнуюсь напрасно. Теперь Эинион мертв, а вместе с ним умерли и все его языческие боги, хвала Всевышнему.
Ливелин внимательно посмотрел в побледневшее лицо дочери и, улыбнувшись, похлопал ее по руке.
– Сейчас я собираюсь подготовить письма королю Шотландии, которые ты ему передашь и которые сможешь дополнить своим устным рассказом. А тебе я предлагаю съездить в Карнарфон повидаться с матерью. Она будет рада, если ты побудешь с ней хоть один день. Последнее время она не очень здорова. – Отец вздохнул, и Элейн почувствовала в его словах плохо скрытую тревогу.
– Что случилось? – Возмущение тем, как бесцеремонно отец распорядился будущим Ронвен, было забыто перед лицом новых забот.
– Твоя мать стала слаба, быстро устает. – Отец замолк. В этот момент они оба вспомнили о годах изгнания, что мать провела в суровом холодном монастыре. – Она была очень счастлива, когда ты приезжала в прошлый раз, и до сих пор помнит об этом. Ты обязательно должна съездить к ней.
– Отец! Ей нужно жить здесь, в Абере, или в Ланфаэсе. А Карнарфон – совсем неподходящее место, тем более, если она болеет!
– Она не хочет приезжать сюда до тех пор, пока здесь находятся Граффид и Сенена.
– Но теперь-то она сможет приехать? Граффид завтра отправляется обратно, в Лейн. – Элейн с подозрением посмотрела на отца. – А вы, случайно, не поссорились с ней?
Отец покачал головой.
– Но она недовольна тем, что ты снова сблизился с Граффидом?
– Она боится, что я проявлю слабость и изменю свое решение о наследовании моего титула Даффидом. Я ей говорил, что нечего бояться и что мое решение твердо: Даффид – мой наследник. Граффид не является сыном моей нынешней жены, и, даже если по законам Уэльса он и имеет право на часть наследства, все равно он слишком неуравновешен и не пользуется поддержкой в стране.
– Конечно, ведь ты сам заставлял своих сторонников приносить клятву на верность Даффиду. Ты сам лишил Граффида поддержки. – Элейн старалась говорить спокойно.
– И так все и останется! – Ливелин начал терять терпение. – Довольно! Иди и скажи своей няньке, чтобы она собиралась. Ты можешь остаться у матери на две ночи, а когда вернешься, я уже подготовлю письма. Тогда ты сможешь заехать в Честер перед тем, как отбыть на север. Как чувствует себя твой муж? – Он и раньше спрашивал ее о здоровье Джона, но по тому, как он смотрел не нее сейчас, Элейн поняла, что отец действительно беспокоится.
– С ним все хорошо, отец. Когда мы вернулись из Шотландии, он одно время опять кашлял, но сейчас все в порядке. Когда я рассталась с ним, он был вполне здоров.
– Но у вас до сих пор нет детей?
Элейн отвела глаза в сторону и пожала плечами.
– Бог еще не благословил наш брак детьми…
– Но ты его настоящая жена? Ваш брак заключен?
Элейн почувствовала, как ее щеки предательски краснеют, но твердо взглянула в глаза отцу:
– Да, папа. Брак заключен!
VIII
Карнарфон
Когда Элейн провели в спальню Джоанны, устроенную в новой, недавно построенной башне, она застала мать лежащей в постели. Увидев дочь, Джоанна улыбнулась и, приподнявшись на подушках, протянула к ней руки, чтобы обнять. Лицо ее было бледным, под глазами лежали тени, но сами глаза были, как всегда, живыми и внимательными.
– Что с тобой, мама? Ты больна? – Элейн села рядом с матерью на край кровати. Она почувствовала неожиданный прилив нежности и жалости к этой женщине, своей матери, которую она так мало знала.
Джоанна пожала плечами.
– Не знаю! Иногда у меня бывают какие-то непонятные приступы, которые отнимают силы. Но это почти прошло, скоро все будет хорошо. – Она улыбнулась. – Ну, рассказывай свои новости! Что там задумал твой отец со своими сыновьями, пока я так кстати оказалась здесь, чтобы не мешать им в Абере?
Элейн махнула рукой.
– Они всегда чем-нибудь заняты! Может, тебе лучше рассказать о том, как живет Джоанна в Шотландии, и о свадьбе принцессы Маргарет?
Мать поджала губы.
– Мы никогда не были особо близки с Джоанной, ты же знаешь. Мы ведь сводные сестры, и вряд ли она забыла о том, что я – не дочь королевы, жены ее отца. – В словах Джоанны слышалась неподдельная горечь.
– Но ведь король Генрих объявил тебя законной дочерью короля, – мягко напомнила матери Элейн. – И потом, Джоанна всегда говорила о тебе с искренней любовью! И в этот раз она велела передать тебе свой самый сердечный привет!
– Удивляюсь, что она еще помнит обо мне! – Лицо Джоанны вдруг исказилась от боли, и, прижав руки к животу, она едва не повалилась на бок.
Элейн вскочила на ноги.
– Мама! Тебе дать лекарство? Где оно? Что говорят твои врачи?
Джоан покачала головой.
– Ничего, милая! Сейчас все пройдет, не беспокойся. – Подождав, пока боль успокоится, Джоан снова устроилась на подушках и, полуприкрыв глаза, сказала: – Расскажи мне про свадьбу Маргарет.
Но, начав рассказ, через минуту Элейн заметила, что мать спит.
Вечером она снова поднялась в спальню к Джоанне. На этот раз мать выглядела лучше, лицо ее было не таким серым, а волосы были аккуратно причесаны служанкой.
– Элейн, – сказала она негромко, – я хочу, чтобы ты написала своим сестрам, я хочу их видеть – и Гвладус, и Гвенлиан, и Ангхарад, и Маргарет. Пусть они приедут ко мне!
– Мама! – Элейн испуганно смотрела на нее. – Ты же не собираешься умирать!
– Конечно, нет! – Джоанна попыталась рассмеяться. – Просто я чувствую себя слабой, глупой и сентиментальной. Разве это не повод для моих детей навестить меня? – Она взяла Элейн за руку и усадила рядом. – Знаешь, девочка моя, я очень жалею, что отдала тебя Ронвен. Ведь с другими дочерьми я была гораздо ближе… Мне кажется, что это она сделала нас врагами.
– Нет, мама! Ронвен никогда бы этого не сделала!
Джоанна пожала плечами.
– Ронвен была очень ревнива. Она хотела, чтобы ты принадлежала только ей, – ведь у нее никогда не было своих детей. Она хотела, чтобы тебя назвали Бриджит, по имени покровительницы дня, когда ты родилась. Но мы назвали тебя в честь святой Елены. Она была дочерью твоего предка, короля Коэла… – Джоан несколько мгновений помолчала, потом добавила: – Мне кто-то говорил, что богиню света тоже звали Эллен… Она опять прикрыла глаза, задумавшись о чем-то. – Знаешь, Элейн, – продолжила Джоанна, – однажды твой отец сказал, что боится, как бы Ронвен не обратила тебя в язычество. Я ответила ему, что она не осмелится на это. Хотя у твоего отца был один бард, который верил во все это колдовство, заговоры и прочее. Наши горы… в них еще живет много таких людей, противников христианской веры. Я даже думаю, что твой братец, Граффид, тоже один из них…
Элейн ничего не ответила, а только прикоснулась пальцами к четкам, висевшим у нее на поясе.
– Элейн, ты меня слушаешь? – Голос матери прозвучал неожиданно громко. – Запомни, девочка, Ронвен – это зло. Я рада, что ее больше нет с тобой рядом…
Сама Ронвен в это время была внизу, в главном зале, где вместе с другими обитателями замка слушала странствующего музыканта, что появился в Карнарфоне накануне.
– Нет, мама, ты не права! Ронвен меня любит и никогда не причинит мне зла!
– В самом деле? Может быть, не знаю… Но я уверена, что она, не колеблясь, переступит через любого, кто встанет на ее пути. Или на твоем, если, как ты говоришь, любит тебя. – Джоанна горько усмехнулась. – Ведь это она подговорила тебя выдать Уильяма и меня твоему отцу, помнишь? – Это было первый раз, когда мать за многие годы заговорила о событиях той давней ночи.
– Мама! Это было так давно! Все уже забыто… – Элейн закусила губу.
– Забыто? – Глаза Джоанны сверкнули. – Нет, ничего не забыто. Я любила его, хотя и не так, как твоего отца. – Она взяла Элейн за руку умоляющим жестом. – Пойми, дочь, все это было каким-то новым, странным и запретным… Это было единственной радостью для меня, ведь я уже почти смирилась с тем, что становлюсь старой… Я привыкла, что придворные льстят мне, но Уильям… Это было совсем другое. Он заставил меня понять, что я – живая… – Джоанна закрыла глаза, ее рука, державшая пальцы Элейн, ослабла. – А ведь ты ревновала, дитя мое, верно? Ты не хотела, чтобы твоя старая мать отбирала у тебя его внимание, ты хотела, чтобы он смотрел только на тебя и на эту ужасную лошадь… Ты не понимала меня. А я ни за что на свете не предала бы твоего отца, я ведь так любила его… – Джоанна замолкла.
Помимо своей воли Элейн снова увидела свою мать и Уильяма – в постели, обнаженных… Она вздрогнула. Но теперь Элейн понимала. Пытаясь найти правильные слова, она тихо сказала:
– Да, ты любила отца, но он никогда не мог доставить тебе удовольствие…
Джоан открыла глаза и долго внимательно смотрела на дочь, а потом медленно произнесла:
– Теперь ты понимаешь…
– Думаю, что теперь да. – Грустно улыбнувшись, Элейн кивнула.
– Значит, и у тебя так же? – Джоанна снова сжала пальцы Элейн. – Но твой муж добр к тебе? Ливелин всегда был добрым и ласковым. Но с другим…
Элейн яростно замотала головой:
– Я никогда не изменю своему мужу, никогда! – Прозвучало это неестественно лицемерно, и в тот же миг Элейн пожалела о своих словах. Она хотела сказать совсем не то, и думала она не о муже, а о себе…
– Это так легко сказать! – Джоан горько усмехнулась. – Наверное, у тебя еще не было подходящего случая. Но поставь себя на мое место. Что бы ты сделала, если бы однажды твой возлюбленный поманил тебя и поцеловал – ночью, под луной? Если бы он похитил тебя, увлек прочь ото всех, посадил на коня, и ты оказалась с ним наедине, на берегу озера, среди шиповника и фиалок?.. – Джоанна начала всхлипывать.
– Мама! – Элейн наклонилась и поцеловала мать в лоб. – Мама! Не надо плакать!
IX
Сентябрь 1235
Элейн не хотела так скоро возвращаться в Шотландию, не хотела она и ехать в Честер. Болезнь матери серьезно обеспокоила ее, она рассчитывала остаться в Карнарфоне и подождать, пока приедут ее сестры, но отец был непреклонен.
– Это твой долг, дитя мое, ты должна доставить наши послания. О твоей матери есть кому позаботиться, ты у нее не единственная. Да и в самом деле, не собирается же она умирать!
Элейн вгляделась в лицо Ливелина, пытаясь понять, действительно ли он думает то, что говорит. Но, увидев его решительно сжатые губы и серьезный, почти суровый взгляд, Элейн поняла, что отец прав. Она должна была сделать то, что от нее требовалось.
Ей удалось провести с Джоном в Честере всего три дня, после чего Элейн снова пустилась в путь. Сопровождали ее только Ронвен и Лунед да несколько рыцарей в качестве охраны. Официально это была поездка к Джоанне, которая срочно вызвала племянницу к себе в Кингхорн по случаю своей болезни. Но в подкладке платья Элейн были зашиты два письма для короля – одно от отца, другое от мужа.
Не обремененный обозом с домашним скарбом, как это было в последний раз, маленький отряд двигался быстро. Но чем дальше на север они продвигались, тем сильнее нервничала Элейн. Мысли об Александре терзали ее все сильнее. Страстное желание оказаться с ним рядом, услышать его голос, взглянуть в его глаза боролось в ней с чувством горького стыда и греховности этих желаний. Она знала, что за одни только мысли ее душа может быть проклята, но прогнать их была не в силах…
Погода между тем портилась с каждым часом и с каждой милей пути. Поднялся ветер, тучи закрыли небо и опустились на холмы, все чаще спины лошадей и плащи седоков поливал дождь. Элейн, закутанная в мокрую холодную шерсть, дрожала от холода и стискивала стучавшие зубы.
Река Форт встретила их белыми шапками на гребнях волн, яростно ударявших в прибрежные скалы. В Далмени путники оставили лошадей и взошли на паром, направившись к противоположному берегу, утонувшему в дожде и тумане. В помощь гребцам был поставлен старый залатанный парус; рулевой изо всех сил старался удержать судно на нужном направлении.
Ронвен сидела рядом с Элейн, ее глаза слезились от холода и ветра. Пониже опустив капюшон, она постаралась обнять окоченевшую и дрожавшую Элейн.
– Потерпи, милая, – сказала она, – осталось совсем немного. Паромщик сказал, что до королевского поместья в Кингхорне ехать недолго!
Услышав слово «королевский», Элейн снова уронила голову на руки.
– Что с тобой, тебе плохо, девочка? – спросила Ронвен.
– Нет, – сказала Элейн, – я просто очень устала. Пожалуйста, дай мне немного посидеть и отдохнуть…
На другом берегу их ждали свежие лошади, дорога была наезженной, и в скором времени впереди показались стены Кингхорна.