Текст книги "Первый и последний чародей (ЛП)"

Автор книги: Барб Хенди

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 22 страниц)

– Которая комната из них для нас? – Спросила она.

– Ни одна, – ответил домин.

Винн собиралась повернуть назад, когда услышала как Оша резко вздохнул.

Она посмотрела вверх, чтобы увидеть как его губы разошлись, а широкие глаза уставились поверх ее головы. Со стуком, как будто закрылась дверь, Чейн бросил сундук, схватил ее за плечо, и рывком поднял позади него. Она почти упал на Ошу, который поймал ее, а Тень зарычала, клацая зубами.

Даже в тисках в Оши, Винн развернулась, хотя он держал ее, когда она пыталась сделать шаг.

Гассан иль'Шанк исчез.

Винн потеряла голос и посмотрела в сторону Чейна. Тень медленно пятилась, Чейн подошел… и нерешительно протянул руку в открытое окно, как будто боялся сделать это.

– Где он? Куда он делся? – Винн удалось вырваться.

Чейн взмахнул рукой в сторону оконной рамы и начал щупать, сжимать и толкать, все вокруг него. Он сделал то же самое на стене с обеих сторон и ниже окна.

Многое, так как Винн не могла видеть, как домин исчез, из действий Чейна были слишком странными.

– Что ты делаешь?

– Была дверь, – прошептал Оша на эльфийском. – Он вошел… а затем дверь исчезла.

Винн понятия не имела, что это значит, но шерсть на загривке у Тени стояла дыбом. Собака назад еще один шаг с мяукающим рычанием, как будто напугали кота.

– Смешно, – сказала Винн. – Он должен быть выпрыгнул из окна, когда я повернулась спиной и свет кристалла заблокировал…

Стена вокруг окна повернулась.

Оша оттащил Винн, Тень присела с рычанием, а Чейн прыгнул назад, потянув за короткий меч.

Там в открытом проеме, как в дверях стоял Гассан иль'Шанк.

Чейн навел меч на Домина.

С раздраженным вздохом, Гассан поддел пальцем ноги кнопку в нижнем углу открытой двери. Винн наконец заметила, что торцевая стенка прохода вдруг изменилась и… смотрелась, как дверь.

Твердая и сделанная из темных, толстых деревянных балок, в отличие от всех остальных вдоль прохода, она была железной и имела рычаг-ручку. Винн увидела, что там не было замочной скважины возле ручки. Она, наконец, закрыла рот, сглотнув.

– Мои извинения, – сказал Гассан немного устало, подняв руки на виду. – Дверь выскользнула из моих рук. Она тяжелая и пружина закрывает ее, если оставить открытой. Пожалуйста, входите.

– Что это? – потребовал Чейн.

Гассан взял медленный вдох с удлиненным выдохом.

– Как я уже говорил вам, что это место является безопасным и никто не найдет нас здесь, точно.

А потому он просто стоял и ждал.

Чейн потихоньку нажал наконечником меча на каркас, который все еще выглядел как часть внешней стены.

Домин нахмурился, затем посмеялся и наклонился в сторону, когда Чейн потихоньку просунул свой меч через отверстие. Тень зарычала еще громче, а когда Винн попыталась сделать шаг, Оша удержал ее.

Чейн стоял и смотрел на все, что лежит за дверью, а затем кинул взгляд назад – и его клинок повернулся – к Домину.

– Как? – спросил он.

После очередного длительного вздоха Гассан категорически ответил:

– Это долгий разговор, сейчас нет времени. Так, вы идете или нет? – Он раздраженно повернулся к Винн, как будто меч Чейн ничего не значил больше.

Винн вырвалась из рук Оши и шагнула ближе, а Чейн шагнул назад, чтобы подойти к сундук, не отрывая глаз от Домина. Она прошла мимо него и Тени, чтобы лучше видеть, и то, что лежало за пределами этого в мягко освещенном месте было шокирующим, так же, как потайная дверь.

Полки занимали три стены и были наполнены свитками, книгами, и гнездами паучков, как те, что были из архивов филиала гильдии в Колм-Ситте. В отличие от того места, здесь все было девственно чисто, без намека на пыль, и все было сделано из темного, но мерцающего дерева.

Несколько предусмотренных холодных ламп с кристаллами, давали свет в интерьере. Одна стояла на круглом столе, окруженном тремя мягкими стульями. Лампы с латунными основаниями должно быть имели алхимические жидкости, производящие мягкое тепло, чтобы сохранить горение кристаллов. Все стулья были с высокой спинкой, почти из черного дерева и покрыты мелкими прозрачными узорами из замысловатой резьбы.

С одной стороны стояли резные складывающиеся перегородки, отделяющие другую зону, с большими напольными подушками ярких цветов с мерцающей вышивкой. В задней части гостиной была открыта дверь в другую комнату, и там было несколько кроватей, так называемая зона отдыха. Чистые ковры с бахромой делили этаж на различные разделы.

Хотя все это поразило Винн, она нашла, что здесь довольно хаотично. Последнее приспособление, которое она заметила, дезориентировало ее, и у нее немного закружилась голова.

В задней стене, между мягкой зоной и дверью в спальню, было окно в точности, как то, которое она встречала моментом раньше. Через него, она увидела ту же ночь, что окутывала здания по тому же переулку, и она рассеянно шагнула внутрь.

Здесь не было ничего такого, чего бы не оказалось в любом другом убежище, которое Винн могла себе представить. На самом деле, здесь все было слишком хорошо подготовлено и оформлено, за исключением этого тревожащего дубликата окна.

– К-как… – она запнулась, оборачиваясь.

Оша отступил с Тенью, и Винн увидела, что Чейн уже вытащил сундук. Он все еще стоял с мечом в руке, когда столкнулся с Домином. Винн не была уверена, стоит ли отзывать Чейна. Оша огляделся, но, в отличие от Винн, он смотрел открыто и осторожно.

Подняв бровь, иль'Шанк наконец ответил.

– Простые чары, чтобы скрыть это пространство.

– За кого вы меня принимаете? – прохрипел Чейн, когда посмотрел на дубликат окна непосредственно рядом с дверью.

Винн знала, что Чейн изучал магию в юности – трудный путь без наставника или преподавателя – ему тяжело давались тексты и знания, которые он добывал в одиночестве тайком. Что-то здесь его беспокоило, и учитывая то, что она видела, она не станет мешает ему сделать что-то после.

– Весь этот конец на верхнем этаже скрыт, – продолжал Чейн, все еще держа кончик короткого меча перед Домином. – И все же в конце коридора есть окно, которое показывает такой же вид снаружи. Я коснулся этой стены и окна, я чувствовал их.

Гассан действовал, как будто меча даже не было здесь.

– Как бы мне сказать, что вы поняли? Это вне вас. Согласитесь с этим.

Эти заключительные два слова подвели Винн к краю. Она хотела задавать вопросы и Чейн был позади нее, чтобы предупредить пожатием плеча о лжи.

Опять же, Гассан на самом деле не ответил на вопрос.

– Почему при упоминание вашего имени нас чуть не арестовали? – спросил Чейн.

В колебаниях, которые последовали, Винн сфокусировалась только на Домине.

– И почему городская стража отчитывалась перед гильдией… вообще?

* * *

Гассан едва взглянул на Винн, интересно, как много можно сказать. Очевидно, Чейн Андрашо был большей проблемой, хотя она могла быть рассмотрена. Это также могло сорвать необходимые ему ответы – и сотрудничество – для собственных нужд. И он по-прежнему ждал откровения от Винн, где она нашла другой шар.

Он не смел смотреть снова на тяжелый сундук в двух шагах позади Чейна. Появление Винн, шара Духа, и ее очевидные достижения означали что-то другое.

Она и ее товарищи могли быть ему полезны.

Гассан был одинок в своей охоте за Халидой после возвращения на родину. Винн может привлечь неприятности, так легко, как дыня привлекает мух, но она имеет навыки и оружие, которое он сделал для нее, которое излучает солнечный свет. Чейн может быть непредсказуемым, но в качестве неживого члена, если его правильно мотивировать, то он был искусным бойцом, которого почти невозможно убить. Что касается Тени, маджай-хи, она была природным охотником на нежить. Полезность эльфа… ну, ее еще предстоит увидеть.

Что мог сказать Гассан так мало, чтобы получить больше преимуществ, чем недостатков?

– Я был частью скрытой секты среди метаологов Сумана, – наконец ответил он.

Карие глаза Винн смотрели на него, не моргая, и он продолжил.

– Мы изучали некоторые практики, которые… не встретили бы одобрения премина совета.

– Какие практики? – спросил Оша.

Гассан игнорировал всех, кроме Винн.

– Мы держали пленника в течение длительного времени, желая изучать и охранять в тайне, так как другие не смогли бы это сделать. К сожалению, я был отправлен в ваши земли, потому что наш филиал хотел свою долю знаний, которые вы привезли с восточного континента.

Последнее было неудобно упоминать, учитывая, что он также сделал все возможное, чтобы остановить ее от нахождения шара Земли в недрах Балааль-Ситт. Ему это не удалось, и, хотя она не имела никакого понятия о том, что пришел затем, он поспешил домой после получения сообщения, от уцелевших.

– Какого пленника? – спросила Винн.

– Опасного, того, который бежал в то время как я был далеко и… убил всю мою секту.

На мгновение, его мысли скользнули к ночи, когда он вернулся домой. Все его товарищи лежали мертвыми в своем подземном святилище, широко открыв глаза и с пустыми ртами, зияющими от ужаса, даже самые лучшие из них, более опытные, чем сам Гассан.

Все мертвы, кроме одного… который отсутствует.

– Убил? – повторила Винн.

– Как я уже говорил вам, этот заключенный является опасным. После его побега, мои собственные коллеги не были единственными, кто умер, хотя остальная часть гильдии не знает причины этих смертей. Мы не скрывали это и наше убежище от Высокого Премина Авели-Джаммы. В качестве последнего из моей секты, меня хотели допросить. Я не мог позволить это, так как я – единственный оставшийся, кто может охотиться на пленника. – Он колебался. – К сожалению, я был пойман и доставлен в императорский дворец. По случайности, это было в тот же день, когда ваши друзья были арестованы в порту.

Потребовалась пауза, чтобы принять это.

– Почему? – Наконец, спросила Винн. – Какие были обвинения против них?

– Убийство. Два иностранца обратились за помощью в городе к императорской гвардии… и они выглядели, как он. – Он наклонил голову в сторону Оши.

На лице Оши появилась тревога.

– Что ты имеешь в виду?

Гассан смотрел только на Винн.

– Значит, не Лхоинна, – прошептала она, качая головой. – Анмаглаки?

Гассан смутно узнал это последнее слово, хотя и не мог вспомнить, откуда знает его.

– Ты не знаешь этого, Винн, – возразил Чейн. – На этом континенте большое поселение эльфов, и некоторые из них светловолосые.

– Правда… но возможно команда анмаглаков взяла след Магьер после того, как она бежала из Колм-Ситта, – сказала Винн, устало закрыв глаза. Затем она открыла их и посмотрела на Гассана. – Мы должны выручить моих друзей, и вы поможете нам.

Гассан поднял бровь.

– Этот пленник, он охотится? – прервал Чейн. – Я хочу знать больше.

– Не сейчас, – настаивала Винн, возвращаясь к Гассану. – Вы можете нам помочь?

Гассан оставался пассивным. Боги, судьба, духи предков, или что-то совершенно другое, казалось, помогали ему этой ночью. По всем отчетам в странствующих журналах Винн описывала Магьер, Лисила и их маджай-хи опытными охотниками на нежить. И от того, что он понял, что они были направлены Винн.

– Я буду делать то, что могу, – заверил он ее. – Но это не будет легко.

ГЛАВА 3

На следующее утро Гассан накинул тяжелый плащ и, надвинув капюшон на глаза, покинул свое тайное убежище, которое теперь делил со своими "гостями". Во время долгой прогулки по центральной дороге, ведущей к главным воротам императорских владений, он очистил свой разум для любого сигнала от своих чувств и эмоций. Уходить так далеко не было необходимости, но ему хотелось побыть одному и подумать.

Его просьба к принцу Оуньял'аму будет иметь опасные последствия, если что-то пойдет не так. Он старался подобрать точные слова для этой просьбы, когда вышел на просторную площадь крупнейшего открытого рынка столицы.

Главная дорога, ведущая к воротам, была в три раза шире любой другой главной улицы города, хотя с первого взгляда в это верилось с трудом. В центре могла протиснуться только медленно движущаяся повозка, если полуденная толпа уступала ей дорогу. Гассан едва ли замечал свежие продукты, заграничные товары и торговцев, которые зазывали прохожих, включая его самого.

Лишь раз запахи теплого хлеба и оливкового масла отвлекли его от раздумий. В убежище было мало еды, и он знал, что должен позаботиться о покупке припасов. Но сейчас у Гассана были другие заботы. К тому же опальный ученый Суманского филиала гильдии Хранителей настороженно замирал всякий раз, когда кто-то проходил слишком близко. А на оживленной рыночной улице такое случалось часто.

Без каких-либо видимых причин толпа впереди начала перемещаться. Люди двигались и расчищали широкую дорогу, оглядываясь на улицу позади него.

Рядом с палаткой кожевника Гассан отодвинулся влево, а потом оглянулся, не поднимая головы.

Два паланкина, каждый из которых несли четверо сильных слуг, проплыли мимо, направляясь к главным воротам. Не отставая ни на шаг, вместе с паланкинами продвигалась личная охрана. Хотя занавески на паланкинах были приоткрыты лишь для доступа воздуха, пурпурные пояса стражников уже сообщили Гассану, кто посетил дворец.

Эмир Фалах Мансур, второй командующий вооруженными силами Империи, нечасто появлялся в городе. Какова бы ни была причина, по которой он явился сюда сейчас, это точно была не просьба принца империи.

Решение любой дипломатической проблемы Мансур всегда находил на острие шпаги. В своем высокомерии он придерживался консервативных обычаев, веря в абсолютное господство белой кости. Нет, эмир пришел не к принцу. Более вероятно, что теперь, когда сам император прикован к постели и недоступен, любой доклад будет представлен имперскому советнику А'Ямину.

Гассан уже собирался продолжить свои размышления, когда его взор устремился на того, кто сидел во втором паланкине: на молодую женщину с опущенной головой. Длинные черные волосы скрывали половину лица, но он узнал тонкий профиль. Гассану не надо было долго искать в памяти ее имя.

Мансур был благословлен пятью сыновьями и только одной дочерью – Аишей. Сыновья полезны для удержания власти, но дочь способна завоевать ешё большую власть. А где власти больше, чем рядом с неженатым принцем империи?

Гассан осторожно следовал за процессией, пока она приближалась к главным воротам и останавливалась. Опустив голову, он с любопытством наблюдал за происходящим.

Эмир Мансур в эмалированных доспехах с грохотом вывалился из паланкина. Он встал, купаясь в лучах своего большого самомнения, и ждал, когда его впустят.

Гассан сосредоточился на затылке эмира и медленно моргнул. В этом мерцании темноты за веками он представил себе лицо Мансура. Поверх этого он рисовал мерцающие очертания, линии и знаки из глубин памяти.

Когда его медленное моргание закончилось, в его голове пронеслась мысль:

"Теперь, когда император близок к смерти, принц должен жениться. У Оуньял'ама не будет другого выбора, если он хочет удержать власть."

Гассан поморщился, подслушав мысли Мансура. Мгновение спустя он «услышал» новый поток:

"Если бы только эта глупая девчонка обладала хитростью покойной матери! Она должна постараться."

Гассан старался не погружаться слишком глубоко. Поиск чего-то большего, чем поверхностные мысли, может насторожить объект. Да ему и не хотелось больше слушать сокровенные мысли очередного потенциального тирана. То, что он услышал, было слишком предсказуемо.

Император Канал'ам слабел с каждым днем. Никто, кроме императорского советника А'Ямина и слуг, назначенных непосредственно для ухода за больным, не видел императора более трех лун.

В свои тридцать восемь лет Принц Оуньял'ам был единственным наследником императора, и до сих пор холост. Интриги, махинации и заговоры семи королевских домов достигли невероятного размаха.

Сколько дочерей было предложено принцу с тех пор, как заболел его отец? Эмир Мансур, очевидно, вступил в борьбу, соперничая за то, чтобы его Аиша стала первой императрицей.

Гассан повернул обратно к главному проходу через толпу еще до того, как ворота открылись. У него были более важные вопросы для рассмотрения. И еще одна задача, которую он больше не мог откладывать. Миновав всего один квартал, он прошел между двумя торговыми рядами и оказался в проулке. Затем перешел узкую улицу, скрытую за строем рыночных палаток. Заметив ряд бочек с водой, он присел за последней. Устроившись поудобнее, Гассан сунул руку под рубашку. Он нащупал грубую цепь на шее и вытащил ее. Медный медальон, который Гассан всегда носил близко к телу, был на месте.

Закрыв глаза, он тронул гладкий металл. После минутного колебания он открыл глаза и спрятал медальон обратно под рубашку. Гассану требовалось больше времени, чтобы тщательно обдумать свою просьбу к будущему императору. Эта просьба не давала ему покоя. То, о чем он попросит принца, почему-то казалось ему неправильным.

* * *

Принц Оуньялʼам стоял в приемной своих личных покоев. Он наблюдал, как трое слуг сервировали столик, инкрустированный опалами. Для официального приема собирались подавать чай и разные сладости. Комната была обставлена низкими диванами с разноцветными шелковыми подушками. От высокого потолка до полированного пола тянулись янтарно-желтые атласные занавески с золотыми кисточками. Помимо слуг здесь был только Нажиф, капитан его личной стражи.

Оуньялʼам не был рад предстоящему раннему приему. В последнее время он принял слишком много членов королевской семьи и знати. Все находили предлоги, срочные дела и неотложные вопросы для встречи с ним. И каждый приводил с собой дочь, сестру, племянницу, а иногда двух или даже трех девиц. Такое количество учтивых обращений в предвкушении смерти его отца морально утомило. Никто из посетителей не знал, что он ждет этой смерти с большим нетерпением, чем любой из них. Его мотивы сильно отличались от остальных, и о них не знала даже его личная стража. Исключение составлял Нажиф. К несчастью, принц был в таком же неведении о состоянии отца, как и любой алчный нобиль со своими дочерями. Оуньял'ама не вызывали в покои императора больше трех лун.

По всей видимости, его отец слабел с каждым днем, и Оуньял'ам должен жениться. Обеспечить безопасность империи законным наследником было первым долгом новоиспеченного императора.

Оуньялʼам скользнул взглядом по своей простой, но изящной одежде: свободные брюки из шелка-сырца, белоснежная льняная рубашка и желтая туника с открытым воротом. Это было самое простое одеяние, что ему когда-либо разрешалось носить. Каждая вещь, которую он носил с тех пор, как научился ходить, была сшита по его меркам и стоила дороже годового жалования среднего жителя столицы. Кто из молодых аристократок, которые сейчас обивали пороги приемных дворца, согласился бы выйти за него замуж, если бы он не был наследником императора?

Он часто думал, что мало знает женщин. Его мать умерла при его рождении, и он все еще чувствовал эту потерю. Она любила бы его и была бы честна с ним… по крайней мере, так он ее себе представлял.

Всю жизнь ему говорили, что он красив. Сколько из тех слов было просто лестью? Несмотря на то, что принц был маловат ростом для своего народа, черты лица его были тонкие и правильные, а темная кожа гладкой. Его почти черные волосы сгибались у верхней части воротника и были всегда идеально причесаны.

Верховные советники часто называли его "ученым". Он не мог с уверенностью утверждать, так ли это. Но с их стороны это точно не было комплиментом. Оуньял'ам не был таким великим воином, каким был его отец. Однажды дерзкий придворный чиновник назвал принца "книжником". Ему исполнилось четырнадцать, и он знал, что это значит. Те слова ранили его. Показать свою боль было большой ошибкой. Император Каналʼам не терпел дерзости, ибо его родовая ветвь просуществовала более четырех столетий. Обезглавленный труп того советника, убитого императорской гвардией на глазах у всех присутствующих, упал к ногам Оуньял'ама. В тот момент принц решил, что это был последний раз, когда он позволил крови замарать свои руки – точнее, свои ботинки – по своей небрежности.

В глазах любого принц должен выглядеть безупречным. Посетители этим утром будут особенно стараться. Внутренние переживания поколебали обычную сдержанность принца. Когда он увидел Нажифа, вышагивающего между сводчатыми проходами к открытому балкону во внутреннем дворе, то не сдержался.

– Ваше лицо выдает ваши мысли, – слишком резко сказал Оуньял'ам, – вы словно высосали три лимона на завтрак.

Нажиф на мгновение замер, а затем склонил голову:

– Простите меня, мой принц.

В свои пятьдесят с небольшим это был мускулистый мужчина с круглым лицом и острой клинообразной бородкой. Свирепый в бою, он всегда знал, когда надо быть сдержанным и хладнокровным. Двадцать четыре года Нажиф командовал личной охраной Оуньял'ама с того самого дня, как обезглавленное тело упало к ногам юного принца.

Нажиф защищал не только жизнь принца, но также его разум и сердце. В каком-то смысле он был отцом для Оуньял'ама больше, чем император.

Четверо из двенадцати других стражников принца стояли перед его покоями. Вместе с Нажифом их было тринадцать – тринадцать стражников будущего, тринадцатого, императора государства. Все городские и дворцовые стражники были одеты примерно одинаково: в коричневые штаны, заправленные в высокие тяжелые сапоги, темно-коричневые ливреи поверх кремовых рубашек и красные тюрбаны, возвышающиеся на головах. Сотни императорских гвардейцев отличались золотыми поясами, а тринадцать личных гвардейцев принца носили серебряные.

Когда самообладание Оуньял'ама восстановилось, он пожалел о своей несдержанности с Нажифом. От общества эмира Мансура любой станет похожим на скисшее верблюжье молоко. В дверь постучали. Не дожидаясь приглашения, кто-то не в меру ретивый приоткрыл створки:

– Мой принц?

Оуньял'ам напрягся от вспыхнувшего раздражения, хотя внешне оставался спокойным:

– Да… Советник?

Дверь распахнулась настежь. В коридоре среди четырех нерешительных, но настороженных стражников стоял имперский советник Вахид Аль-А'Ямин.

– Простите за вторжение, – сказал советник, – но прибыли эмир Мансур и его дочь. Я поспешил сообщить о них.

В свои семьдесят с лишним лет А'Ямин обладал зрением и чутьем настолько же острыми, как у любого сокола, обитающего на территории империи. Обычно он одевался в бежевые панталоны, кремовую рубашку и темно-коричневый халат без рукавов. Этот неяркий образ дополнял неизменный красный тюрбан на седой голове – как у императорской гвардии. Наверно, он воображал себя воином, хотя никогда не служил ни в одном войске. Его лицо было изборождено морщинами, и старик постоянно сутулился, чтобы казаться немощным. Во дворце это никого не могло обмануть.

Теперь, в связи с пошатнувшимся здоровьем императора, его советник был самым могущественным человеком в государстве.

– Как любезно, – выдавил Оуньял'ам, сделав несколько шагов, чтобы лучше видеть коридор. За советником и стражниками стояли два человека эмира. За ними с важным видом стоял и сам командующий со своей дочерью.

Оуньял'ам быстро отвел взгляд от Аиши.

– Добро пожаловать, Фалах, – церемонно произнёс он, назвав эмира по имени.

Эмир встал рядом с советником и склонил голову:

– Мой принц.

– Входите, достопочтенный эмир, – сказал Оуньял'ам и посмотрел на А'Ямина. – Можете идти, благодарю вас за беспокойство.

– Мой принц, – ответил А'Ямин своим скрипучим голосом. – Эмир хорошо служит вашему отцу и пользуется моим глубочайшим уважением.

Оуньял'ам стиснул зубы: конечно, А'Ямин ценил такой удобный инструмент вроде Мансура.

Советник поклонился и попятился, прежде чем свернуть в коридор.

– Ждите здесь, – приказал Мансур своим стражникам, как будто принц пригласил их войти. Он жестом пригласил дочь пройти вперед, что обычно было не принято. Нажиф быстро пересек комнату, чтобы закрыть за ними дверь. Сам он также остался внутри.

В тот момент, когда Оуньял'ам повернулся к гостям, на него нахлынуло другое неприятное ощущение: непрошеное чувство вины. Оно усилилось при виде ее опущенных глаз. Эта девушка была не похожа на прочих аристократок, бросавшихся на него.

Аиша была крайне застенчива и еще больше принца страдала от того, как ее использовали. В прошлые визиты она едва взглянула на него, не говоря уже о том, чтобы пытаться очаровать его. Среди будущих жен он больше всего боялся видеть именно ее.

Хрупкого телосложения, она выглядела очень миниатюрной. Ей приходилось поднимать голову, чтобы встретиться с ним взглядом в тех редких случаях, когда ей нужно было сказать пару вежливых фраз. Сегодня она была одета в белые шальвары в сочетании с летящей юбкой, имеющей разрез и доходящей до пола. Ее бледно-лиловая туника без рукавов спускалась по узким бедрам почти до колен. Из-под длинных черных волос виднелась настоящая серебряная вышивка на строгом вороте туники. Она блестела в лучах раннего солнечного света, проникающего через арки балкона позади Оуньял'ама.

Эмир Мансур не отличался добротой по отношению к своим детям. За непослушание он уже лишил наследства одного сына. Аиша была очередной его вещью, и Оуньял'аму не нужно было беспокоиться за нее. Но принца волновала мысль, что девушка может пострадать, если отец останется ею недоволен.

– Проходите. Я подготовил чай и кофе, – сказал он официально, указывая на сервированный стол и подушки, ожидающие в одном из занавешенных углов большой комнаты. – Эмир, насколько я понимаю, у вас есть отчет о восточных провинциях Абула.

Мягко говоря, это была слабая отговорка. Офицеры редко отчитывались перед кем-либо, кроме императора. Теперь, когда здоровье отца Оуньял'ама ухудшилось, они докладывали непосредственно А'Ямину, а не императорскому наследнику.

– Да, мой принц, – ответил Мансур.

Оуньял'ам обернулся, но намеренно замер, словно от внезапно посетившей его мысли:

– Эмир, утро уже на исходе, а я еще не выполнил одно дело. Семейный садовник попросил меня одобрить новую клумбу гибискуса, которую он выращивает для празднования дня рождения моего отца. Так что мне придется ненадолго отлучиться. Не хотите ли вы подкрепиться во время ожидания?

Как и ожидалось, эмир нахмурился, хотя и не отказался.

Тогда Оуньял'ам добавил:

– Возможно, вашей дочери захочется увидеть цветы в садах?

При этих словах Аиша подняла испуганные глаза. Прогуливаясь наедине с девушкой, он тем самым демонстрировал свою благосклонность к ней. Оуньял'ам никогда не делал так много для других молодых женщин, вертящихся перед ним. Как и ожидалось, хмурый взгляд Мансура испарился, и старик тут же рассыпался в поклонах.

– Конечно, мой принц, – ответил он. – Я буду ждать вас здесь столько, сколько потребуется.

Лишь по кивку принца Нажиф открыл входную дверь.

Оуньял'ам повернулся и ободряюще кивнул Аише. Командующий отметит такую благосклонность к своей дочке. Неизвестно, во что потом выльется Аише нынешнее расположение принца. По крайней мере, сегодня ей можно будет не бояться Мансура. Он будет слишком окрылен ложной надеждой.

Аиша едва взглянула на него. Девушка сделала маленький шаг к двери, Оуньял'ам повернулся и пошел вперед, как и полагалось. Когда пара вышла в коридор, четверо гвардейцев принца последовали за ними, а их командир замыкал процессию.

– Вы видели сады раньше? – спросил Оуньял'ам.

– Нет, мой принц, – тихо ответила Аиша.

– Они – моя отдушина.

Просторный дворец благодаря своей роскоши был гордостью империи, вокруг него простирались обширные территории. По периметру располагались казармы, конюшни, водохранилища. Всё это окружали самые высокие стены, какими не мог похвастаться ни один замок в чужих землях. В центре дворца располагался куполообразный зал, где проходили аудиенции. Прямо за ним была открытая площадка, на которой цвели сотни видов цветов, кустарников и деревьев Императорских садов.

Отец с презрением называл их " Императорские прорвы", считая бессмысленной трату драгоценной жидкости на бестолковые растения. Оуньял'ам любил эти сады и тратил свое собственное жалованье на их содержание.

Пройдя по бесконечным коридорам и залам, ожидая каждый раз, пока Нажиф откроет очередную дверь, вся процессия вошла в дендрарий под открытым небом.

Сад действительно требовал много воды. По бокам узких дорожек из простого песчаника были разбиты клумбы с хризантемами, гибискусами, пионами и даже дикими розами, привезенными с северных территорий. Между ними перемежались цветущие деревья и деревья с фигами. В саду слуги выкопали три декоративных пруда, где обитали ярко окрашенные карпы – разновидность крупных рыб. Карпы были привезены с неизвестного континента к западу через океан. По пути встречались скульптуры, которые вместе с деревьями и цветами составляли живописный ансамбль. Местами иноземные широколиственные деревья росли очень густо, образовав затененные арки над дорожками.

Оуньял'ам имел мало слабостей, и он отказывался лишать себя неспешных прогулок по садам.

– Вы довольны? – спросил он.

Аиша лишь раз задумчиво кивнула, хотя глаза ее были широко раскрыты. Она поймала его взгляд и снова отвела глаза.

– Вряд ли это место может оставить кого-то равнодушным… мой принц, – едва слышно молвила она.

Дипломатичный ответ не оправдал надежд Оуньялʼама поскорее вернуть Мансуру его дочь. Прогулка продолжилась. Он слышал, как Нажиф за спиной шепотом быстро отдал приказы другим стражникам. Следуя по дорожкам сада, отряд не сможет держать его в поле зрения. Только Нажиф держался в пяти шагах позади, в то время как остальные рассредоточились по садам и наблюдали за всеми входами.

Оуньял'аму не нравилось ставить своих людей в такое положение, особенно верного Нажифа, но ему нужны были эти моменты свободы. Аиша бесшумно следовала за ним, отставая на полшага, и принц подчас даже забывал о ее присутствии. Его мысли были далеко, когда вид А'Ямина в дверях вернул его мысли к нынешней политической ситуации.

Всю свою жизнь он был свидетелем игр власти и интриг при дворе. Но никогда это не ощущалось так остро, как сейчас, когда он стал центром махинаций заговорщиков, а его отец лежал взаперти.

А'Ямин пользовался вниманием и доверием отца Оуньялʼама. Именно он выбрал тех, кто мог посещать императора. Советник мог распоряжаться императорской гвардией в отсутствие императора. И все это намного усложняло дело…

Конечно, Оуньял'ам проявлял заботу о своем отце. Открыть правду кому бы то ни было неприемлемо и опасно. В конце-концов советник все узнает.

Если Оуньял'ам не женится хотя бы раз, его сочтут неподходящим на роль наследника после смерти отца. Тогда начнется борьба. Пока император цеплялся за жизнь, Оуньял'ам был регентом только по титулу. А'Ямин контролировал империю, а он был не из тех, кто легко откажется от абсолютной власти. Представления о том, как осуществлять управление империей у принца и императорского советника разительно отличались. Императорский трон один, и две философии на нем не уместятся.