Текст книги "Сирень (ЛП)"

Автор книги: Б Рейд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 39 страниц)

Она отстранилась, чтобы посмотреть на него снизу вверх:

– Мое место?

Когда заиграл «Spastik» Plastikman, Лорен повел ее назад, пока она не оказалась прижатой спиной к груди Хьюстона, а Лорен прижался к ней спереди. Он скосил на меня взгляд, когда я заколебался на тот краткий миг, который понадобился мне, чтобы подумать, следует ли мне вести себя с ней осторожно.

Он все еще не верил, что я не сбегу.

Мой развод был завершен, а он все еще боялся потерять меня.

Почему, черт возьми, это заставило меня чувствовать себя виноватым?

Я думал, что был влюблен в Эмили, когда женился на ней, и я все еще верил в это, когда Лорен взял на себя смелость разрушить мой брак, чтобы доказать свою правоту. От его дерзости во мне закипал гнев. Я был не единственным, кто причинял боль своим друзьям, но ему нравилось притворяться.

Я почувствовал, как во мне растет безрассудство и потребность облажаться.

Мой взгляд упал на Брэкстон, когда я подошел, чтобы преградить ей единственный выход.

Возможно, то, что я действительно чувствовал, было желанием взять то, что я хотел, и наплевать на последствия. Забудьте о терпении и ожидании, когда же Брэкстон простит меня. Я могу разобраться с этим по ходу дела.

– Еще вопросы есть? – спросил Лорен, как только круг замкнулся, и мы все уставились на нее сверху вниз, зажатую между нами.

Брэкстон была меньше ростом, но ее нахальство рисовало иную картину. Она изображала женщину, которой суждено заставлять мужчин выпрямляться всякий раз, когда она входит в комнату.

У меня поджались пальцы на ногах от предвкушения того, как наша бунтарка даст отпор после того, как мы напомним ей, кто здесь главный. Она потребовала бы уважения, а потом не оставила бы нам другого выбора, кроме как дать ей все, о чем она просит, и даже больше.

Я правда с нетерпением ждал последнего.

– Да. Какая часть из «между нами все кончено» была неясна? – она нахмурилась, как будто была искренне сбита с толку. – Я волнуюсь, что вы, похоже, этого не понимаете.

– Ту часть, где ты согласилась закончить тур, чтобы спасти наши задницы? Ту часть, где ты пришла, хотя и знала, что произойдет? Ты пришла, потому что надеялась, что мы сможем убедить тебя принять нас обратно. Мы сделаем это, детка. Просто дай нам время.

– Ты на милю отклоняешься от истины, – сухо ответила она.

Руки Лорена скользнули под ее короткое платье, когда он уставился на нее как ни в чем не бывало:

– К чему такое отношение? – его руки двигались вверх и вниз, когда он ласкал тыльную сторону ее бедер.

– Потому что вы солгали мне?

Ее пристальный взгляд скользнул по мне, и мой желудок резко скрутило. Чувство вины было причиной, по которой я заставлял себя быть зрителем того, что происходило, о чем Брэкстон до сих пор не догадывался.

– Не. Ты сама сказала, что простила нас. Ты расстроена, потому что нам потребуется слишком много времени, чтобы вернуть твое доверие, – он нежно поцеловал ее, когда у нее был такой вид, словно она вот-вот ударит его. – Это правда, – прошептал он, снова целуя ее. – Ты знаешь, что это так.

Руки Лорена переместились к ее заднице, в то же время Хьюстон переместил свою хватку на ее руки. Так же плавно, как если бы он поправлял галстук, Лорен сорвал с Брэкстон трусики, заставив ее ахнуть. Он незаметно передал их мне, и я засунул их в карман на потом.

– Что вы…

– Ты трогала себя? – Хьюстон прервал ее. Она покачала головой и тут же закатила глаза, злясь на себя за то, что ответила. – Хорошая девочка. Сегодня вечером мы позаботимся о твоей киске. Завтра посмотрим, что делать с твоим сердцем.

– Разве не должно быть наоборот? – с горечью пробормотала она.

Губы Лорена изогнулись в улыбке:

– Одна из них не такая упрямая, как другое, но будь уверена, олененок, они оба будут нашими.

– Кто-нибудь увидит, – взмолилась она в последней попытке прийти в себя. Однако было уже слишком поздно. Она уже сдалась.

– Что увидит? – он притворился, что ничего не знает, даже расстегивая ремень.

– Как ты трахаешь меня.

Хьюстон поднял ногу сзади, открывая ее для Лорена, который теперь освобождал свой член.

– Пусть увидят, – прошептал Лорен, поглаживая себя. – Позволь этому случиться так, как мы знаем, что ты это сделаешь, и мы сможем закончить до возвращения твоих подруг, – он приблизил себя к ее входу, и она застонала от удовольствия, когда он начал толкаться внутрь. Я жадно наблюдал за каждым дюймом, которым он наполнял ее. – Мы можем стать твоим маленьким грязным секретом, – пообещал он, войдя по самые яйца и начав двигать бедрами. – Тебе бы этого хотелось?

Все, что она смогла выдавить – это несколько прерывистых звуков.

Находясь так близко, я мог слышать сквозь музыку, какой влажной была Брэкстон, когда Лорен двигался внутри нее. Не было никакой прелюдии, никакой подготовки к этому моменту. За месяц, прошедший с тех пор, как она была у нас в последний раз, внутри всех нас только нарастала эта потребность.

Застонав, Лорен ускорил движения.

– Не обольщайся, – сказал Хьюстон Брэкстон, когда Лорен тупо трахал ее, прижавшись к ней. Он держал ее неподвижно, чтобы доставить удовольствие нашему лучшему другу, и Брэкстон наслаждалась каждой секундой этого. – Мы не остановимся, мы не уйдем, и мы никогда не сдадимся. Ты «Связанная». Это никогда не может быть нарушено.

– Хьюстон.

Звук его имени на ее губах и стон Лорена, когда она обхватила его, казалось, сломили самообладание Хьюстона.

– Черт, – сказал он Лорену, отпуская шею Брэкстон и просовывая руку между ними, чтобы расстегнуть джинсы. – Ускорься. Я не могу ждать.

Упершись предплечьем в стену рядом с головой Хьюстона, Лорен ускорил свои толчки, без малейших угрызений совести входя в Брэкстон создавая громкие хлопающие звуки кожи об кожу, когда она вскрикивала, даже не думая о том, чтобы понизить голос.

«Basiel» Amelie Lens заглушала их, но мы трое могли слышать громко и отчетливо вместе с небольшой группой, окружившей ди-джея за стойкой всего в пятидесяти футах от нас.

Они не могли видеть, но слышали остатки ее криков. Несмотря на то, что для них это была просто очередная ночь, и никто не потрудился посмотреть в нашу сторону, я убедился, что мое тело заслоняет Брэкстон и то, что мы замышляли, пока я наблюдал.

Мой член был твердым, как кирпич, в то время как мой взгляд не мог решить, на чем остановиться. Я наблюдал, как подпрыгивают сиськи Брэкстон под глубоким вырезом ее платья, поскольку она снова была без лифчика. Наблюдал, как напрягаются мышцы голой задницы Лорена, когда он входил в нее. Даже наблюдал и слушал, как Хьюстон шептал ей на ухо грязные угрозы. Я знал, что он реализует каждое из них, как только Лорен закончит.

– Сейчас, Ло.

Сделав еще три сильных толчка и кряхтя, когда он кончил, Лорен без возражений подчинился Хьюстону. Он оставался внутри нее еще несколько секунд, целуя ее в губы и шепча в промежутках, как сильно он ее любит, прежде чем отстраниться.

Брэкстон никак не отреагировала, поскольку знала, что она этого не сделает.

Я видел разочарование в глазах Лорена, когда он приводил в порядок свою одежду, но он ничего не сказал.

Хьюстон уже повернул Брэкстон и завладел ее вниманием. Он снял с нее кожаную куртку, позволив ей упасть на пол. Следующими были тонкие бретельки ее платья. Хьюстон стянул их с плеч и позволил платью тоже упасть, полностью обнажив ее, как будто мы не были в центре гребаного клуба.

– Хьюстон, – выругался я, не в силах скрыть своего опасения.

Не зашли ли мы слишком далеко?

Игнорируя меня, Хьюстон сжал груди Брэкстон обеими ладонями, и вместе они, целуясь, отодвинулись глубже в тень, пока полностью не скрылись.

Даже я не мог видеть, что они делают.

Однако я понял тот момент, когда он начал трахать ее.

Пока Лорен небрежно прислонился к стене, я впитывал каждый из бессвязных криков Брэкстон и резких стонов Хьюстона, когда он трахал ее так, словно это был их последний раз. Он жестко имел ее, и она взяла все, что он давал.

Казалось, это продолжалось вечно, и в то же время недостаточно долго.

– Ох, Хьюстон, – сказала она ему.

– Черт возьми, Брэкстон, – ответил он ей.

Их сдавленные вздохи были последним, что мы с Лореном услышали, прежде чем все прекратилось. Прошло еще пару минут, прежде чем Хьюстон вывел Брэкстон обратно из тени, положив руку ей на талию и удерживая в вертикальном положении. Ее волосы выбились из конского хвоста, и она уже носила на себе следы их внимания. Не знаю, как она рассчитывала скрыть то, что сделала, от своих подруг, но наша миссия была выполнена.

Я видел, как в ее глазах зарождается наша победа.

Капитуляция.

Ее неизбежная капитуляция.

И моя окончательная гибель.

Почти готово.

Лорен повернулся ко мне и приподнял бровь.

– Не хочешь, занять свою очередь? – спросил он, лениво жуя жвачку.

Я увидел, как Брэкстон вздрогнула от его тона и вопроса. Ей нравилось, когда с ней обращались как с нашей собственностью, только когда она была без одежды и ее запреты были сняты. Если бы он попробовал это в любое другое время, то лежал бы на земле, держась за яйца.

Мое горло сжалось, когда я проглотил желание, от которого у меня потекли слюнки.

– Не в этот раз, – прошептал я, протягивая руку и касаясь большим пальцем ее обнаженного соска. – Думаю, нам нужно сначала поговорить, верно?

Я отвел взгляд от ее груди, чтобы полюбоваться красотой ее карих глаз.

Брэкстон нетерпеливо кивнула, и я увидел, что она благодарна за мою сдержанность. Она была недостаточно сильна, чтобы отказать мне прямо сейчас, а я не хотел, чтобы утром она ненавидела себя. Сожаление – это не то, что мне нужно было, чтобы она чувствовала всякий раз, когда думала обо мне.

Я думал о нашем поцелуе раньше, и она, должно быть, тоже подумала об этом.

Привстав на цыпочки, Брэкстон коснулась одной из моих щек:

– Спасибо тебе за понимание, – прошептала она, прежде чем снова опуститься на пятки.

Я лишь кивнул и отвернулся, чтобы она не увидела моих скрытых мыслей.

Наслаждайся, пока есть возможность.

ШЕСТЬДЕСЯТ ОДИН

Париж.

Я в Париже.

Я нервно вдохнула и медленно выдохнула рассол. Когда это не сработало, я начала ерзать, поправляя парик, который носила – длинный, многослойный, черный с синим омбре, с косой челкой, закрывающей мой правый глаз.

Плывя по течению, я густо подвела глаза черной подводкой и закрепила пирсинг из искусственного серебра на носу и губе. Я дополнила образ, подобранный для меня, чулками в сеточку, черными джинсами с дырками на коленях и укороченной футболкой.

Увидев теперь свое отражение в одном из семнадцати больших зеркал, сделанных из трехсот пятидесяти зеркал поменьше, я без сомнения поняла, кто оставил мне эту маскировку.

Написанная от руки записка с просьбой встретиться здесь и в это время тоже все прояснила. Этим утром я проснулась, а они ждали меня в моем гостиничном номере в изножье кровати, на которой я спала одна.

И теперь я с бабочками в животе ждала его приезда.

Прошло уже две недели после Берлина.

Две недели, наполненные чувством вины, после клуба и секса, о котором я не позволяла себе думать, но каким-то образом мне всегда удавалось думать только об этом. Хьюстон и Лорен бесстыдно излили на меня свое отчаяние, пока Джерико наблюдал за ними. Они заставили меня не просто увидеть, но и почувствовать, как сильно они во мне нуждаются. Я тоже нуждалась в них, но это было не то же самое.

Это не скрывало страх и дурные предчувствия за жестокостью, как раньше.

Они солгали мне.

Как нам вернуться к тому? Как мне снова научиться доверять им? Я продолжаю ждать какого-нибудь знака, который, возможно, никогда не придет. А если нет, то что это значит?

Я боялась узнать ответ.

Я не была готова принять правду, если это означало остаться без них.

Когда мой телефон зазвонил, я посмотрела на экран и нахмурилась, увидев уведомление в Твиттере.

@Эм_Анон: Ты сдохнешь, сука

Я закатила глаза.

Угрозы убийством больше не были для меня чем-то новым. Я лишь хотела, чтобы они были более креативными. Может быть, с описанием, как они планируют меня убить?

Не знаю.

Просто сделайте так, чтобы это стоило твита.

Оглядывая переполненный зал со своего места в сводчатом алькове, я искала способ отвлечься, который было бы нетрудно найти. Возможно, на сводчатом потолке, расписанном так, чтобы изобразить историю Людовика XIV? Или люстрах, протянувшихся по залу длиной в двести сорок футов (прим. 73 м.)? В знаменитом Зеркальном зале, самом примечательном помещении Версальского замка, было чему поразиться и что оценить по достоинству.

Это было немного раздражающе. Я мечтала увидеть это место с тех пор, как посмотрела телешоу, которое затянуло меня лишь для того, чтобы его отменили после трех сезонов, и теперь, когда я была здесь, мои нервы мешали мне наслаждаться им.

То, что он выбрал это место, не было совпадением.

Я заставила его посмотреть повторы шоу вместе со мной после того, как пару месяцев назад увидела в Интернете разглагольствования о слухах о его окончании. Использовала любой предлог, чтобы сократить дистанцию, которую он установил между нами в то время.

И теперь я знала почему.

Мне просто нужно было понять остальное.

Толпа расступилась, и, словно услышав мою безмолвную мольбу, появился Джерико.

В отличие от меня, на нем не было маскировки, но все были слишком восхищены позолоченным залом, чтобы смотреть дальше капюшона толстовки, скрывающего лицо и волосы барабанщика, и темных очков, скрывающих серебристые глаза. Рот Джерико сжался в мрачную линию, и мое внимание привлекло кольцо, прокалывающее его нижнюю губу. Мне не нужно было видеть его глаза, чтобы понять, что они были обеспокоенные.

Дольше, чем я его знала, он никогда не был никем другим.

Мое сердце оплакивало его, хотя я сохраняла нейтральное выражение лица.

– Привет, – поприветствовал он низким голосом, когда наконец добрался до меня. Его зубы поигрывали с кольцом в губе. То, что он делал только тогда, когда нервничал или был глубоко задумчив. В тот момент я была уверена, что это и то, и другое. Мы вместе стояли в нише, пока все проходили мимо нас. Это был смелый шаг, когда он снял свои темные очки. Теперь я могла видеть его глаза, и он мог пристально смотреть в мои. – Теперь мы можем поговорить?

В то время как множество эмоций охватило меня одновременно, в моем разуме и сердце был только один ответ. Это было единственное, что сорвалось с моих губ:

– Конечно.

Я наблюдала, как дернулся его кадык, когда он с трудом сглотнул, а затем отвел взгляд к саду за окном, чтобы подобрать слова.

– Ты все еще любишь ее? – выпалила я, когда больше не могла выносить молчания. Ответ на этот животрепещущий вопрос мучил меня, когда я бодрствовала, и следовал за мной во сне. Я должна была знать. Но я не знала, изменит ли это что-нибудь.

Взгляд Джерико метнулся ко мне, и явная тревога, которую я увидела внутри, странным образом успокоила мое ноющее сердце. Он медленно покачал головой, но это было не из-за колебаний. Это было неверие в то, что я когда-либо могла так подумать.

– Нет, Брэкстон. Нет, – он сделал неуверенный шаг вперед, и когда его руки нашли мою талию, я позволила ему удержать их там. – Я люблю тебя.

– Почему? Почему я, а не она? Что плохого сделала твоя жена из того, что я сделала правильно?

Его глаза сузились как раз перед тем, как он крепче прижал меня к себе. Это было моим единственным предупреждением, прежде чем он прижал меня спиной к стене и поймал в ловушку, используя только свой гнев.

Милый, печальный, нежный Джерико исчез.

Я смотрела на Рика.

Решительного, мстительную расплату, которую он скрывал от всего мира.

Один пах ягодами, а другой воспламенял меня.

– Слушай внимательно, и да поможет тебе Бог, если ты заставишь меня повторяться, – предупредил он меня. – Мои чувства к тебе не имеют никакого отношения к ней. Я не буду сравнивать тебя, потому что она не сравнится. Хочешь знать, за что я люблю тебя? Отлично. Но ни на секунду не думай, что я отдал тебе свое сердце, чтобы заменить ее. Не принижай себя, когда устанавливаешь стандарты. Девушка, в которую я влюбился, должна быть умнее этого.

– Рик…

Он заставил меня замолчать, резко схватив за подбородок:

– Я ясно выразился, Брэкстон?

Мой рот наполнился вишней, в то время как моя киска пульсировала, а живот согревался и скручивался сам по себе. Да. Я поняла его. Я услышала его громко и отчетливо.

Однако, очевидно, признаться в этом самой себе было недостаточно.

Взгляд, который он бросил на меня, предупредил, что мне лучше поскорее заговорить.

– Да.

Рик долго смотрел на меня, ожидая хотя бы малейшего признака того, что я лгу. Я почти пожалела, что это не так, когда почувствовала, как у меня поджимаются пальцы на ногах при мысли о том, чтобы получить больше того, что он дал мне в Коннектикуте.

Покачав головой, он наклонился, упираясь предплечьем в стену и загоняя меня в клетку.

– Я хочу поцеловать тебя, – нежно признался он, проводя большим пальцем по моим губам.

Поцелуй меня.

– Но не буду. Мне нужно, чтобы ты думала ясной головой.

– Сильно самоуверенный?

Он так и не утратил своего серьезного выражения, когда опустил руку, которая держала мое лицо, чтобы сжать мою задницу через джинсы. В этом простом жесте было столько собственничества. Оно заставило меня задуматься о том, как далеко он ушел от барабанщика, с которым я познакомилась девять месяцев назад. Тот, кто играл на заднем плане и позволял своим друзьям командовать, потому что ему не нравилось поднимать шумиху. Моему сердцу теперь было до боли ясно, почему он предпочитал именно это.

Потому что волны, вызванные Джерико, были трагичны для души.

Они были как стофутовые цунами.

– Нет, – он отпустил меня, отступил на шаг и засунул руки в карманы джинсов, глядя на меня. – Когда я не горю желанием трахнуть тебя, все, что я могу переварить – это страх. Я ломал себе голову с того момента, как узнал, что ты знаешь об Эмили. Не думал, что ты когда-нибудь простишь меня, но потом ты простила, и это дало мне надежду. Я цеплялся за это семя до тех пор, пока не понял, что на самом деле потерял. Доверие. Ты так легко отдала его, и я не понимал до того момента, пока не начал подыскивать слова, чтобы вернуть его обратно. Если бы я знал, что потеря тебя вывернет меня наизнанку, я бы рассказал тебе об Эмили. Я бы сказал тебе об этом в тот самый момент, когда пожалел, что не тебе я отдал свою фамилию. Я еще даже не поцеловал тебя тогда. Ты знала об этом? Я хотел жениться на тебе задолго до того, как впервые поцеловал. Так сильно, что на следующий день я подал на развод.

Пока Джерико собирался с мыслями, а я прокручивала в голове все, в чем он сейчас признался, мы смотрели друг на друга, мечтая о том, что могло бы быть.

– Знаю, ты чувствуешь себя виноватой за то, что я люблю тебя, – сказал он, – но ни у кого из нас нет причин нести этот груз. Я перестал хотеть Эмили задолго до того, как мы встретились, и ей некого винить, кроме самой себя.

Его губы сжались в мрачную линию, а брови опустились, когда он вспомнил прошлое.

– Мы были женаты всего четыре месяца, прежде чем она изменила мне, а после шести, прежде чем она сбежала, потому что я сказал ей, что если ребенок не мой, то между нами все кончено. Не знаю, говорил ли за меня гнев, но знаю, что прошло больше четырех лет. Она не позволит мне найти ее, потому что больше заботится о своей власти надо мной, чем обо мне самом. Ей нравится знать, что я преследую ее, и ей все равно, причиняет ли это боль. Ей все равно, если я схожу с ума из-за моментов, которые, возможно, пропускаю со своим ребенком. Мое сердце продолжало биться, когда она вышла за дверь, и теперь я знаю причину. Это потому, что оно никогда ей не принадлежало. Оно всегда было предназначено для тебя.

Версаль с таким же успехом мог быть ягодным полем, а не дворцом семнадцатого века.

– Если она действительно такая ужасная, ребенок или нет, как ты мог решить остаться с ней? – я спросила его.

– Потому что я был сиротой.

Мне стало больно за него, потому что в его голосе звучало столько стыда. Это была не его вина. Разве он этого не знал?

– У меня никогда не было семьи, – продолжил он. – Я никогда не знал, каково это – установить связь, которую нельзя разорвать одним росчерком пера. Хьюстон и Лорен помогли заполнить пробелы, но этого никогда не было достаточно. Всегда чего-то не хватало. Всегда была потребность в большем. Я встретил Эмили, и меня потянуло к ней, потому что она была такой же ущербной, как и я, – колеблясь, взгляд его глаз умолял меня понять, – и такой же, как ты.

Я втянула в себя воздух. Была ли я просто еще одной Эмили?

– Единственное, что она когда-либо дарила миру, были оба ее средних пальца, и я хотел быть прямо там, рядом с ней. Я не был… – он сглотнул. – Я уже не был прежним после того, как встретил ее. Я был безрассуден и двигался по спирали слишком быстро, чтобы остановиться самостоятельно. У меня есть воспоминания, которые иногда не дают мне уснуть из-за того, что она смогла убедить меня сделать. Хьюстон и Лорен видели, что происходит, и попытались предупредить меня, но я не стал их слушать. Я им не доверял. Они этого не знают, но Эмили заставила меня возненавидеть моих лучших друзей задолго до Кэлвина, а я был слишком слеп, чтобы это увидеть. Она плакала и убеждала меня, что они не хотели видеть меня счастливым, а я… – он опустил голову. – Я, блядь, поверил ей.

На последнем слове его голос сорвался, и внезапно я перенеслась обратно на шоу в Аризоне после того, как меня выгнали из их автобуса, и слова песни, которые я по глупости приняла за слова Лорена.

Я услышала, как Рик шмыгнул носом, а потом продолжил говорить:

– К тому времени, когда я понял, что ошибочно принял беззаботный дух за кого-то, кому просто насрать на всех, включая саму себя, было слишком поздно, – он поднял голову и посмотрел на меня. – Я женился на ней. Я думал, что люблю ее, но знал, что она не любит меня, и мне было все равно. Она была той, кто хотел притворяться.

– Рик, – ничего не смогла с собой поделать. Подошла к нему. Он не спешил обнять меня, но когда это сделал, я молча пожелала, чтобы он никогда меня не отпускал.

– Прости, что я солгал тебе, – прошептал он.

Я заставила себя отстраниться, но только настолько, чтобы увидеть его лицо:

– Почему ты это сделал?

Я настолько потерялась в эмоциях, плавающих в его серебристых глазах, что забыла, что задала вопрос, пока он не ответил:

– Я знал, что ты откажешься от меня.

– Если бы ты был честен…

Он покачал головой прежде, чем я успела закончить:

– Я не это имел в виду. Если бы я рассказал тебе о своем прошлом, я знал, что ты пожертвовала бы своим сердцем, чтобы позволить мне делать то, что я считал правильным. Ты позволила бы мне уйти, а я не смог бы с этим справиться. Годы надежд на семью, и я вдруг начал молиться, чтобы ее ребенок не был моим. Я молился, чтобы мне не пришлось отказываться от тебя. Я жил в облаке стыда и замешательства, и не знал, какой путь был правильным, а уж тем более справедливым, – я почувствовала, как его рука обхватила мой затылок, а другая скользнула по волосам. Он никогда не обнимал меня так нежно. – Но у меня никогда не было намерения обманывать тебя, Брэкстон. Причинить тебе боль было последним, что я хотел.

– Но ты это сделал, – сказала я ему, и по моему лицу скатилась слеза. Как я могла заставить его увидеть это? Моя душа тянулась к нему, но мое сердце – совсем другое дело. Оно боялось снова разбиться. – После Эмили ты должен понимать, насколько сильно. Доверие хрупкое, Джерико. Оно часто дребезжит и легко ломается. Ты разбил мое. Ты можешь снова собрать его воедино, но оно никогда не станет таким прочным. Я никогда не перестану видеть трещины.

Я не могла описать ту гамму эмоций, которая промелькнула в глазах Джерико в последующие секунды. Боже, их было так много. Казалось, их было сотни, а потом… ничего – только полное поражение. Наклонившись, он поцеловал меня. Была ли это надежда, которую я чувствовала? Он прижался своими губами к моим один раз, ненадолго, а затем отстранился.

Почему мне показалось, что это было в последний раз?

– Все в порядке, – прошептал он мне, опуская руки. – Все в порядке.

– Джерико, – я потянулась к нему, но он уже отворачивался. Отчаяние заставило меня повысить голос, а мою гордость и эго улетучиться. – Джерико!

Мне было наплевать на взгляды, которые я привлекла, когда он уходил. Мне было все равно, будут ли они смотреть слишком долго и узнают ли его или меня. Мне просто нужно было, чтобы он повернулся. Мне нужно было, чтобы он боролся за меня.

Он же продолжал уходить.

Если бы только Грифф и Маэко были здесь, чтобы отвлечь меня от моего сердца вином и агрессивной музыкой. Они улетели домой после нашего последнего концерта в Бельгии.

Держу пари, они знали, что это произойдет. Я тоже это знала.

Я стояла на балконе пентхауса, любуясь панорамой Эйфелевой башни, освещающей ночь, но не в состоянии оценить ее красоту. Я стучала в дверь комнаты Джерико в номере, который они делили втроем, в течение десяти минут, но он не отвечал.

Хьюстон и Лорен оба поклялись, что он так и не вернулся. Чувствуя необходимость наброситься на них, я назвала их лжецами, прежде чем выбежала вон.

Это было пять, может быть, шесть часов назад.

Я не слышала, как открылась дверь в мой номер, и не задалась вопросом, откуда у него ключ. Когда сильные руки обвились вокруг меня, и запах гвоздики от его мыла и ванили из моего извращенного мозга нахлынул на меня, я поняла, кто нарушил мои размышления.

– Он вернулся? – тихо спросила я, глядя прямо перед собой.

Тон Хьюстона был мягким и более терпеливым, чем у меня несколькими часами ранее, когда он ответил:

– Нет.

Я закрыла глаза и крепко их сжала:

– Пожалуйста, скажи мне, где он.

– Я не знаю, детка. Клянусь.

– Я не твоя детка, – огрызнулась я.

Как только я произнесла эти слова, я разрыдалась.

Это была не я. Это была не я. Во что, черт возьми, я позволила себе превратиться?

Хьюстон развернул меня в своих объятиях и откинул мою голову назад, используя мои волосы. Парик, который я надела сегодня утром, чтобы встретиться с Джерико, был сброшен на моей кровати.

– Да, это так, – Хьюстон поцеловал меня в губы, как будто это могло доказать его притязания. Я оттолкнула его, и он дернул меня назад. Когда он снова прижался своими губами к моим, я поцеловала его в ответ, и мы не останавливались. – Поужинай со мной, – предложил он после того, как у нас кончился воздух.

– Не могу.

Его брови опустились:

– Почему нет?

– Мне нужно быть здесь, когда Джерико вернется.

– Все под контролем, – вот и все, что он сказал, прежде чем затолкать меня обратно в спальню, на балконе которой мы стояли.

Я притворилась, что не понимаю, но мне очень понравилось, что Хьюстон не принял «нет» за ответ. Мне также понравилось, что он смягчился только ради меня. Он был теплом и утешением только для меня.

Лорен делал все, что, черт возьми, ему заблагорассудится, и всегда поощрял меня делать то же самое. Вот почему он был моим глотком свежего воздуха, моим солнечным лучом, моим земным весенним ветерком.

А Рик… Ох, Рик. Он был чистым, милым и добрым. Даже когда он разбил мне сердце, он делал это с самыми лучшими намерениями.

Хьюстон потянул меня к кровати, и именно тогда я заметила красное платье.

Оно было настолько прекрасным, что «шикарное платье», возможно, было бы более подходящим определением. Оно было коротким, шелковым, с глубоким вырезом на лифе и бретельками средней ширины. Рядом стояла коробка из-под обуви, и когда я открыла ее, то обнаружила внутри золотые туфли.

– Ты знаешь мой размер? – спросила я, не глядя на Хьюстона.

Между Джерико, разрывающим меня надвое, и Хьюстоном, пытающимся собрать меня обратно по кусочкам, я боялась, что просто полностью распадусь. Я молча гадала, какие планы на мой счет припрятаны в рукаве у Лорена. Рик думал, что ему не удалось расположить меня к себе, но это было не так.

Я была той, кто потерпел неудачу.

Я должна была сказать ему правду.

– Я предупреждал тебя раньше, – сказал Хьюстон, снимая мою кофту через голову, – я никогда не перестаю быть наблюдательным.

Чувствуя, как у меня теплеет в животе, я позволила ему снять с меня джинсы и чулки, а затем помогла надеть платье. Он даже собрал мои волосы в мой обычный неряшливый пучок на макушке, а я позволила ему сделать и это. Моя задница уселась на кровать, когда он толкнул меня вниз, а потом достал туфли из коробки. Я почувствовала себя менее невинной версией Золушки, когда Хьюстон надел мне на ноги первый каблук.

– Готова идти? – он спросил, когда, наконец, я оделась для романтической ночи с мужчиной, который все еще был моим бывшим, но держал треть моего сердца в своей ладони.

Я старалась не думать о Джерико, которому все еще принадлежала равная доля.

– Да.

Я схватила свою куртку, так как в Париж пришла осень. Надевая ее, я впервые обратила внимание на одежду Хьюстона. Его обычные джинсы, футболка и двойные кожаные шнурки на запястье исчезли. Единственной знакомой вещью, которую он носил, было кольцо на мизинце. Сегодня вечером на нем были парадные брюки и белая рубашка на пуговицах, а сверху – серый вязаный свитер. Он не выкладывался по полной, как Лорен на нашем первом свидании, но я знала, что он пытался. Для меня. Я также знала, что Лорен, должно быть, помог ему.

Охрана ждала нас, когда мы вышли из моего номера в холл. Я не задумывалась о последствиях этого свидания, пока мы с Хьюстоном не вошли через главный вход отеля, и камеры не начали вспыхивать.

Это больше не будет просто слухом.

Хьюстон держал меня за руку, весь мир узнает, что я трахаюсь со своими товарищами по группе. Имена, которыми они меня называли, и предположения, которые они делали – пощады не будет.

И все же все, о чем я могла думать, был Джерико.

Где он? О чем он только думал? Как он мог просто так уйти?

Хьюстон и я забрались на заднее сиденье черного «Субурбана» и уехали, а охрана ехала за нами по пятам в другой машине. Никто из нас не проронил ни слова в течение пяти минут, которые потребовались, чтобы добраться до места назначения.

У меня перехватило дыхание, когда я увидела Эйфелеву башню вблизи. Днем она привлекала внимание, но ночью захватывало дух еще больше. С золотыми огнями, как этого могло не быть?

Я предполагала, что мы направимся прямиком к вершине, но у Хьюстона были другие планы. Он отвел меня на второй этаж, где, по-видимому, у нас был заказан столик. Мне не нужно было быть экспертом, чтобы знать, что такое место, как это, обычно бронируется за недели или месяцы вперед.

Может быть, он потянул за какие-то ниточки.

Или, может быть, он всегда знал, что приведет меня сюда.