Текст книги "Молиться за Рэйн (ЛП)"

Автор книги: Б. Истон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

– Почему? – Рэйн так увлечена моим рассказом, что спотыкается об валяющийся на дороге глушитель и чуть не приземляется на задницу.

Я стараюсь не засмеяться.

– Многие говорили по-английски. Почти все вывески были на английском языке, и меню, и даже уличные музыканты пели свои песни на английском языке. Итак, в скором времени я обменял свои доллары на евро, купил гитару у одного из уличных артистов и провел следующие несколько лет, играя классические рок-песни перед Пантеоном за чаевые от туристов.

Я оглядываюсь и вижу, как Рэйн смотрит на меня так, словно я – это гребаный Пантеон. Глаза огромные, губы приоткрыты. Я протягиваю руку и тяну ее к мотоциклу, чтобы она не ударилась головой о покрышку перевернутого микроавтобуса «Хонда», рядом с которым мы идем.

– Тебе приходилось спать на улице? – спрашивает она, не моргая.

– Нет, я всегда находил кого-нибудь, у кого можно было бы переночевать.

Это заставляет ее наконец-то моргнуть.

– Кого-нибудь, да? Ты имеешь в виду какую-нибудь девушку?

Когда я не поправляю ее, она так сильно закатывает глаза, что я почти ожидаю, как они выпадут из орбит.

– Ты тоже направлял пистолеты им в головы и заставлял платить за свои продукты?

Я поднимаю на нее бровь и ухмыляюсь.

– Только тем, кто дерзил мне в ответ.

Рэйн морщит нос, как будто хочет показать мне язык.

– Так почему же ты тогда уехал, раз тебе так хорошо жилось с твоим классическим роком и итальянскими женщинами? – дерзит она.

Моя улыбка исчезает.

– Это было уже после того, как начались кошмары. Эй, осторожнее!

Я указываю на осколок стекла, торчащий под странным углом на ее пути. Она осторожно обходит его, не спуская глаз, а затем снова обращает свое восхищенное внимание на меня.

– Туризм полностью иссяк. Я больше не мог зарабатывать на жизнь, играя на улице, а без визы я не мог устроиться на нормальную работу. И снова у меня не было выбора. Моя соседка по комнате была американкой, чьи родители предложили оплатить наши билеты на самолет обратно в Штаты, так что… вот так я и оказался в Южной Каролине.

– А ты ее любил?

Ее неожиданный вопрос застает меня врасплох.

– Кого?

– Твою соседку! – Ее большие глаза сужаются до щелочек, когда она делает саркастические кавычки вокруг слова: «соседка».

Я ненавижу то, как мне сильно это нравится.

– Нет, – честно отвечаю я. – А ты его любила?

– Кого?

Я опускаю глаза на желтые буквы, украшающие ее задорные сиськи.

– Парня, у которого ты забрала эту толстовку.

Взгляд Рэйн падает вниз, и она останавливается, как вкопанная.

Думаю, это означает – да.

Скрестив руки на логотипе группы, она поднимает голову и смотрит на что-то позади меня. Я сразу вспоминаю то, как вчера она наблюдала за той семьей в парке.

Прямо перед тем, как свихнуться на хрен.

Вот, дерьмо.

– Эй… слушай, прости. Я не хотел этого говорить…

– Это его дом.

Что?

Я следую за ее взглядом, пока не оборачиваюсь и не нахожу желтый фермерский дом с белой отделкой, находящийся примерно в сотне футов от дороги. Это место лучше, чем у ее родителей, и даже больше, но двор такой же заросший.

– Значит парень по соседству, да? – Я изо всех сил стараюсь, чтобы в моем голосе не слышалась злость, но от понимания того, что кусок дерьма, расстроивший Рэйн, находится где-то внутри этого дома, я закипаю.

Когда Рэйн не отвечает, я оборачиваюсь и вижу, что она стоит ко мне спиной. Я опускаю байк на подставку, готовясь броситься вслед за этой задницей, если она снова решит сбежать, но стук таблеток о пластиковый пузырек говорит мне о том, что Рэйн никуда не денется.

Она нашла другую форму спасения.

Рэйн проглатывает таблетку и засовывает пузырек обратно в лифчик. И все это гребаное время я практически слышу, как кровь приливает к моим ногам.

Кем бы ни был этот парень, он труп.

– Рэйн, мне нужно, чтобы ты назвала хотя бы одну вескую причину, по которой я не должен ворваться в этот дом по этим ступенькам, вытащить за горло этого ублюдка и заставить его съесть свои собственные пальцы после того, как я отрежу их своим перочинным ножом.

Она издает печальный смешок и снова поворачивается ко мне лицом.

– Потому что он уехал.

Я делаю глубокий вдох. Слава, мать его, богу!

– Он уехал со своей семьей несколько недель назад. Они хотели провести 23 апреля в Теннесси, откуда родом его родители, – усмехается Рэйн, закатывая глаза.

23 апреля. Вот как называют этот день, когда не хотят говорить об апокалипсисе. Как будто это гребаный праздник или что-то в этом роде.

Рэйн смотрит на меня со смесью горя и ненависти в глазах, и мне знакомо это чувство. Благодаря ненависти жить с разбитым сердцем становится легче. По крайней мере, так было у меня.

А теперь я вообще ничего не чувствую.

Перегнувшись через байк, я обнимаю ее за плечи и притягиваю к себе. Рэйн наклоняется через кожаное сиденье, чтобы тоже обнять меня, и мое сердце вместе с членом увеличиваются в ответ. Все, что я хочу сделать, это целовать ее до тех пор, пока она не забудет, что этот тупой деревенщина когда-либо существовал, но я этого не делаю. Не потому что она слишком уязвима, а потому что я не доверяю себе в том, что у меня хватит сил остановиться.

– Эй, посмотри на меня, – говорю я, изо всех сил стараясь снова не вдыхать запах ее гребаных волос.

Две большие голубые радужки глядят на меня из-под испачканных черной краской век, и потребность, которую я в них замечаю, заставляет мою душу болеть.

– Поверь тому, кто профессионал в том, чтобы оставаться покинутым, – я заставляю себя улыбнуться. – Все, что тебе нужно сделать, это послать их к черту и двигаться дальше.

– Я не знаю, как это сделать. – Глаза Рэйн умоляют хоть о чем-то, что сможет избавить ее от боли.

Я узнаю этот взгляд, но не могу вспомнить эти ощущения.

Потому что сейчас именно я тот, кто уходит.

Боль даже не знает моего нового адреса.

– Это очень просто, – ухмыляюсь я. – Во-первых, ты говоришь: «Да, пошли», а затем добавляешь: «они»!

Рэйн улыбается, и мой взгляд падает на ее губы. Они сухие и опухшие от того, что она чуть не расплакалась, и когда они шепчут: «Да пошли они!», клянусь, я чуть не кончаю в штаны.

– Хорошая девочка, – шепчу я в ответ, не в силах оторвать взгляд от ее губ. – А теперь пойдем и подожжем его дом.

– Уэс! – визжит Рэйн, хлопая ладошкой по моей руке с едва заметной улыбкой. – Мы не станем поджигать его дом.

Она поворачивается и снова направляется в сторону хозяйственного магазина, и я позволяю ей идти вперед. Но не потому, что не хочу поджечь дом этого маленького засранца. Я действительно этого хочу.

А потому, что из-за руля перевернутого микроавтобуса на меня смотрит мертвая женщина.

К тому времени, как мы добираемся до хозяйственного магазина «Хардвер Бак», я чувствую себя потрясающе. Солнце светит ярко, таблетки подействовали, Уэс снова хорошо ко мне относится, и я не могу дождаться момента, когда смогу нарисовать столь необходимую букву «Ф» поверх буквы «Б» на вывеске магазина.

Боже, не могу поверить, что рассказала Уэсу о Картере.

А чего ты ожидала? Ты привела его прямо к дому своего бывшего.

Я такая идиотка.

Заметка для себя: с этих пор передвигаться только по лесу.

Я киваю в знак согласия, следуя за Уэсом через парковку. Когда мы приближаемся к разбитой стеклянной двери, он замедляет шаг, становится снова серьезным и тянется за пистолетом. Боже, должно быть это очень утомительно – пытаться выжить в апокалипсис.

Я лишь стараюсь оставаться постоянно под кайфом, чтобы все время не плакать, и то, это дается мне с трудом.

Уэс останавливается рядом с входом, ставит байк на подножку и бросает на меня предостерегающий взгляд через плечо. Наблюдая за ним, я вспоминаю то, как он описывал Рим. Уэс тоже одновременно и мягкий, и грубый. Взрослый и совсем юный. Его светло-зеленые глаза обрамляют густые темные брови. Мягкие каштановые волосы ложатся на жесткую щетину. Цветастая гавайская рубашка скрывает черные татуировки. Меня тянет к нему, как парню, но мужчина в нем пугает меня, и я почти уверена, что получу пулю за них обоих, хотя даже не знаю его фамилии.

Но, честно говоря, я бы сейчас получила пулю за кого угодно. Это ожидание смерти просто убивает меня.

Стекло на входной двери выбито, и Уэс, похоже, не слишком этому рад. Он держит пистолет наготове и прислоняется к стене рядом с входом, затем дергает головой, давая понять, что мне лучше присоединиться к нему, а не стоять прямо напротив двери, как идиотке.

Ах, ну да.

Я быстро оказываюсь рядом с Уэсом и начинаю различать слабые, мужские голоса, доносящиеся из глубины магазина.

Уэс поворачивается ко мне, и наши лица оказываются в нескольких дюймах друг от друга, я задерживаю дыхание. Знаю, он не собирается меня целовать – это даже не имеет смысла, но мое тело, кажется, этого не понимает. Оно все напрягается и дрожит, когда губы Уэса касаются моего уха.

– Я отдам тебе рюкзак, чтобы мне было легче передвигаться. А ты оставайся здесь и сторожи мотоцикл.

Я яростно качаю головой.

– Нет. Я пойду с тобой.

– Нет, не пойдешь, – шипит Уэс сквозь стиснутые зубы.

Он опускает глаза, и я чувствую, как его рука касается моей. Я смотрю вниз, ощущая, как мое сердце бешено колотится в груди, затем Уэс сжимает мои пальцы на рукоятке своего пистолета.

– С тобой я не смогу нормально сосредоточиться, и поверь мне, те парни тоже. – Глаза Уэса скользят вверх по моему телу и останавливаются на лице, забирая с собой всю ту небольшую силу, которая у меня есть. – Останься здесь. Пожалуйста.

Я сглатываю и киваю, чувствуя, как тяжесть его доверия падает на мои плечи вместе с рюкзаком. Затем он поворачивается и открывает дверь.

Не знаю, как у него это получается, но когда он на цыпочках заходит в магазин, стекло под его ногами даже не хрустит. Затем Уэс совсем бесшумно закрывает за собой дверь. Я наблюдаю сквозь разбитое стекло, как он исчезает в темноте.

Все это не к добру.

Мои болеутоляющие таблетки на пике своего эффекта, поэтому я не могу точно сказать, как давно он ушел – пять секунд или пять минут назад. И еще, одна моя рука кажется тяжелее, чем другая.

Это очень странно. Сгибаю правую руку в локте и замечаю зажатый в кулаке маленький черный пистолет. Я моргаю, глядя на него. Как он тут оказался?

Где-то вдалеке гремит гром, хотя над нами светит солнце. Больше ничего не имеет смысла. Сейчас я должна учиться в колледже и подрабатывать неполный день в какой-нибудь дерьмовой забегаловке, жить с Картером в съемной квартире, взяв кошку из приюта и назвав ее Блерифейс (прим. пер.: Blurryface – название 4-ого альбома группы «Twenty One Pilots»). Но вместо этого я стою у входа в «Хардвер Бак», держа в руках пистолет и охраняя грязный байк незнакомца, пока он пробирается внутрь, пытаясь украсть металлоискатель, чтобы мы смогли отыскать спрятанное бомбоубежище, потому что согласно необъяснимым снам, которые мы все видим, через два дня придут четыре всадника Апокалипсиса.

Я снова слышу грохот, только на этот раз звук доносится из магазина.

Бах!

Мое сердце подскакивает к горлу, когда звуки борьбы, еле слышные ругательства, удары предметов о пол, вырываются наружу через разбитую стеклянную дверь. Я не думаю, я просто реагирую, дергая за ручку свободной рукой и врываясь внутрь, мой гигантский рюкзак отводит меня в сторону при каждом шаге. Место совсем не разграблено, в отличие от «Хакаби Фудс», но я замечаю, что слева опрокинута полка с удобрениями и повсюду разбросаны пластиковые контейнеры и маленькие круглые гранулы.

Я бегу туда, и через мгновение из глубины магазина до меня доносится голос Уэса.

– Рэйн, убирайся отсюда к чертовой матери!

– Рэйн? – слышится другой мужской голос.

Я сразу же его узнаю.

– Квинт? – Я чуть не поскальзываюсь на луже пролитого удобрения, когда поворачиваю за угол и вижу Квинтона Джонса, моего друга детства, стоящего в конце прохода с отцовским охотничьим ружьем, направленным на Уэса.

Уэс стоит ко мне спиной и, кажется, использует Ламара Джонса, младшего брата Квинта, как живой щит. Я не вижу наверняка, но, судя по тому, как сгибается рука Уэса, могу предположить, что к горлу Ламара прижат перочинный нож.

– Квинт! – вскрикиваю я. – Не знала, что вы все еще в городе!

Мой одноклассник все еще держит дуло направленным на Уэса, но хмурые черты его лица расплываются в широкой улыбке, когда он видит меня.

– Рэйнбоу Уильямс! Черт возьми! Где ты пропадала?

Я направляюсь прямиком к своему приятелю, но как только оказываюсь на расстоянии вытянутой руки от Уэса, он хватает меня, толкая Ламара к брату, и вместо живого щита теперь уже использует меня. Я даже не осознаю, что он забрал у меня пистолет, пока не вижу его вытянутым перед нами и нацеленным на Квинта.

Теплое дыхание Уэса касается моей щеки, когда он говорит:

– Ты можешь передать ему привет отсюда.

Я смеюсь от неожиданности и машу рукой парню, с которым когда-то играла в «Могучих Рейнджеров» на детской площадке.

– Привет, Квинт, – я хихикаю. – Это мой новый друг, Уэс. Уэс, это Квинт и Ламар. Квинт учился со мной в одном классе. – Я поворачиваю голову к Уэсу и шепчу так, чтобы все услышали. – Он лайфер.

Квинт закатывает свои темно-карие глаза и толкает локтем брата.

– Ну вот опять это дерьмо.

Ламар разминает челюсть, которая, как я теперь замечаю, немного распухла, и сердито смотрит на Уэса. Его волосы стали длиннее, с тех пор как я видела его в последний раз. И теперь они закручены в дреды. Мне нравится.

Уэс убирает пистолет в кобуру, но продолжает левой рукой крепко обнимать меня за плечи. Это тоже мне нравится.

– Значит, ты не веришь в эти кошмары? – спрашивает он Квинта. Теперь его тон более легкий и дружелюбный.

Я знаю, что он делает. И это, кажется, работает.

Квинт опускает ружье, вонзая его в пол, как трость, и пускается в одну из своих многочисленных теорий заговора:

– Все, что нужно сделать, это просто обратить внимание на то, кто умирает, а кто богатеет, и сразу станет понятно, что творится какое-то еб*ное дерьмо. Если спросите мое мнение, то я считаю, что эти кошмары были спланированы правительством, чтобы вынудить всех бедных и никчемных людей поубивать друг друга. Пусть мусор сам себя выносит, понимаете?

– Ага, и директор «Бургер Паласа» тоже в этом замешан, – вклинивается Ламар.

Теперь его голос звучит грубее, чем я помню. Не знаю, то ли это из-за полового созревания, то ли потому, что он пытается казаться перед Уэсом более жестким. В любом случае, это довольно забавно.

Уэс фыркает в знак согласия.

– Этот ублюдок только этому и рад.

Я смеюсь.

– Это точно! Вчера они пытались взять с меня восемьдесят семь долларов за картошку фри!

– Вот видишь! – Ламар поднимает руку в мою сторону. – Именно об этом я и говорю!

Квинт опускает руку Ламара обратно вниз.

– Итак, что же привело вас в этот прекрасный день в «Хардвер Бак»? – спрашивает он, разглядывая нас с подозрением.

Уэс кивает в сторону входной двери.

– У моего мотоцикла спустило колесо.

– Еще нам нужен металлоискатель, – выпаливаю я, и тут же получаю свирепый взгляд от Уэса.

Упс.

– Металлоискатель? – спрашивает Квинт, поднимая бровь.

– Хотите отыскать клад? – Ламар смеется и, поморщившись, потирает ладонью опухшую челюсть.

– Ага, уверена, что на заднем дворе мой отец закопал много стоящих вещей. Вы же его знаете.

Квинт и Ламар ухмыляются и понимающе смотрят друг на друга. Все в этом городе считают Фила Уильямса сумасшедшим стариком и пьяницей, который не выходит из дома. Что не так уж и далеко от правды.

– А вы? – спрашиваю я, стараясь как можно быстрее увести тему разговора от моего отца.

– Зашли за моторным маслом. – Квинт бросает на Ламара тот же взгляд, что и Уэс на меня, но Ламар его игнорирует. – Мы собираемся валить из города.

– Правда? Но как? – спрашиваю я. – Дороги ведь непроходимы, мы даже из «Бургер Паласа» не смогли добраться сюда не проколов шину.

Ламар ухмыляется.

– Ох, мы не беспокоимся о проколах.

Квинт свирепо смотрит на брата, который не понимает намека, а затем снова обращается ко мне:

– Ну что ж, нам пора. – Его темные глаза сначала смотрят на меня, затем на Уэса и обратно. – Ты в порядке?

Что-то в его тоне подсказывает мне, что если я попрошу, то он без колебаний всадит пулю в этого белого парня. Люблю его за это.

Я оглядываюсь через плечо на Уэса и улыбаюсь.

– Да, все хорошо.

Уэс не отпускает меня, пока за Квинтом и Ламаром не закрывается дверь. Затем разворачивает лицом к себе и так сильно сжимает мои плечи, как будто собирается раздавить их голыми руками. Я зажмуриваюсь и готовлюсь к лекции, которая, как я уверена скоро последует: «Бла-бла-бла, ты никогда не слушаешь, бла-бла-бла, я сказал тебе оставаться снаружи и т. д.» Но вместо этого слышу, как он делает глубокий вдох через нос и также тяжело выдыхает. Я открываю один глаз и смотрю на него. Его челюсти сжаты, глаза прищурены, но он не кричит. Во всяком случае, пока.

Я приоткрываю второе веко и слегка улыбаюсь ему.

– Не сердись на меня. Знаю, ты велел…

Но прежде чем я успеваю договорить свои извинения, Уэс притягивает меня ближе к себе и прижимает свои губы к моим. Мое тело на секунду застывает, полностью захваченное врасплох, но когда он хватает меня за затылок и скользит своим теплым языком в мой задыхающийся рот, внутри меня взрывается атомная бомба отчаяния. Я приподнимаюсь на цыпочки и целую его в ответ, за моими глазами начинают вспыхивать бенгальские огни и фейерверки. Уэс срывает рюкзак с моих плеч и швыряет его на пол, затем толкает меня к полкам с отравой для сорняков, которая стоит позади меня. Я чувствую его повсюду. Его руки скользят по моей шее, обхватывают лицо, сжимают талию, хватают за задницу. Его грудь прижата к моей груди. Его нога просунута между моих ног, и когда он качает своими бедрами вперед, я чувствую, как еще одна его часть – большая и твердая – прижимается к моему животу.

– Уэс. – Моя мольба исчезает под его безжалостным ртом.

В ответ он впивается пальцами в мои бедра и еще сильнее прижимается ко мне. Я чувствую, как мое самое чувствительное место начинает пульсировать, и весь мир, как внутри моего разума, так и за пределами этого магазина, исчезает.

– Ты никогда… бл*дь… не слушаешь, – рычит он между поцелуями.

– Я знаю, – тяжело дыша, я закидываю одну ногу ему на бедро и перемещаюсь так, что теперь его твердость оказывается между моих ног. – Мне очень жаль.

Темп Уэса становится еще более мучительным. Я цепляюсь руками за его плечи, посасываю его кружащийся язык и задерживаю дыхание, когда крошечные спазмы начинают сотрясать мое тело. Мои ноги дрожат от нарастающего давления.

– Уэс…

Я наклоняю бедра вперед, принимая на себя всю тяжесть его сильных толчков. Чувствуя его там, прямо там, отделённым всего несколькими слоями одежды, и зная, что он так же отчаянно нуждается во мне, как и я в нем, я сдаюсь. Я всхлипываю у его губ и пульсирую напротив его твердости, когда земля уходит из-под ног, и, внезапно, я падаю.

Но я не падаю на пол.

А вот полка за мной – да.

И вместе с ней примерно две сотни пластиковых контейнеров с отравой для сорняков.

Я открываю глаза, когда слышу грохот, и вижу, что Уэс ухмыляется, глядя на меня сверху вниз, его губы распухли, а глаза прикрыты. Он мертвой хваткой держит мою руку, которую медленно отпускает, пока я оборачиваюсь и смотрю на разрушения позади нас.

Мои щеки начинают гореть огнем, когда до меня доходит смысл того, что только что произошло. Боже, я такая жалкая… Уэс – бог секса, а я только что кончила, оставаясь в штанах, и опрокинула полку от одного лишь поцелуя. Я даже не могу смотреть ему в глаза.

Снаружи гремит гром – на этот раз по-настоящему, – и я чувствую, как его щетина касается моей щеки.

– Как бы мне ни хотелось продолжить с того места, где мы остановились, но думаю, скоро начнется дождь, и нам лучше поторопиться. – Он шлепает меня по заднице, разворачивается и уходит, давая мне и моему свекольно-красному лицу столь необходимое время, чтобы прийти в себя.

«Итак… это все-таки произошло», – думаю я, пока смотрю вниз, оценивая ущерб, который мы нанесли.

Я жду, когда в моей голове появится следующая мысль, например: осмысление каждого аспекта произошедшего или благодарность за то, что полки расположены достаточно далеко друг от друга, поэтому при падении одной, это не вызвало эффект домино; или испуг за то, что я сделала эту неловкую ситуацию между нами еще хуже, – но в моей голове нет ничего, кроме теплого и мягкого свечения. Я снова жду и смотрю, моргая на беспорядок и улыбаясь про себя, но ничего не происходит.

Не уверена, как долго я вот так стою, восхищаясь пустотой в своем сознании, когда понимаю, что это самое близкое чувство к облегчению, которое я испытывала за последние недели.

Уэс сумел сделать то, чего не смогли сделать ни алкоголь, ни самые сильные обезболивающие таблетки в мире: только лишь своим телом и своим беспокойством он заставил все просто исчезнуть. Воспоминания. Потери. Вся эта никчемность, одиночество, безнадежность и страх. На несколько минут я освободилась от всего этого.

Боже, надеюсь, он сделает это снова.

Блуждая по проходам «Хардвер Бак», я позволяю своему разуму поразмышлять о теоретической возможности выживания. Может быть, прожить немного дольше было бы не так уж и плохо… если бы я была с кем-то вроде Уэса. Может быть, мы смогли бы сделать друг друга счастливыми, находясь вместе в бомбоубежище. Может быть, как только мы отыщем его, мы могли бы снова заняться тем, чем только что занимались, но уже без одежды.

Расплывчатый образ Картера начинает прокрадываться на цыпочках к краю моего химически вызванного блаженства. Он уехал около месяца назад, но я уже почти не помню, как он выглядел. Как звучал его голос. Каково это было, когда мы тайком сбегали из дома и занимались любовью на одеяле под звездами, спрятавшись в высокой, по пояс, траве на неухоженном дворе старика Крокера.

Это не было похоже на то, что только что сделал Уэс, я это точно знаю.

Или все-таки было? Я не могу вспомнить.

Я прохожу в оцепенении два или три круга по магазину, прежде чем замечаю Уэса, он стоит на коленях рядом со своим мотоциклом прямо перед входной дверью. Он заправляет прядь волос за ухо, пока возится с колесом, и я не могу не восхититься его великолепным профилем. Сложно поверить в то, что настолько красивый человек может быть родом из Франклин Спрингс. Я рада, что он смог уехать отсюда, когда у него появился шанс. Ему здесь не место. Здешние люди… простые. По крайней мере, так было до того, как начались кошмары. Теперь же большинство из них либо покинули город, либо покончили с собой, либо сделали так, чтобы их убили.

Но я не имею права судить. У меня не раз появлялись мысли сделать что-нибудь из всего вышеперечисленного, пока не появился Уэс.

Я делаю еще один обход по магазину, на этот раз действительно обращаю внимание на товары на полках и понимаю, что здесь нет металлоискателей. Моя надежда сдувается, как шина на байке Уэса. Как же мне сказать ему, что мы проделали весь этот путь и вдобавок заработали прокол даром? Я не могу… я не буду… мне просто нужно подумать. Я закрываю глаза и пытаюсь сосредоточиться, но ничего не получается. Ирония судьбы. Мне необходимо было только одно – чтобы в моем разуме была тишина и пустота, и теперь, когда благодаря Уэсу и таблеткам это, наконец, произошло, мне нужно чтобы мои мозги снова заработали.

Я решаю еще немного побродить вдоль рядов, и как раз в тот момент, когда я готова признать свое поражение, замечаю несколько гигантских магнитов, которые лежат в куче на полке возле входной двери. Они похожи на две круглые металлические гири с отверстием посередине, а надпись под ними гласит, что они могут поднять предмет весом до девяноста пяти фунтов.

– Спасибо тебе, Господи, – шепчу я, поднимая руки к потолку, выложенному плиткой.

В другом проходе я нахожу моток желтой нейлоновой веревки и с помощью садовых ножниц отрезаю два куска длиной в шесть футов. Сквозь отверстия каждого магнита я продеваю по веревке и завязываю на концах. Думаю, что мы с Уэсом сможем просто тащить магниты по земле, когда снова отправимся в лес. Если они могут поднять предмет весом почти сотню фунтов, то, конечно же, мы почувствуем притяжение, если будем проходить мимо большой металлической двери, спрятанной под сосновыми иголками. Ведь так? Это может сработать.

Это должно сработать.

Я выбегаю на улицу с рюкзаком на плечах и самодельными магнитами на веревке, горя желанием показать Уэсу мое изобретение. Он смотрит на меня снизу вверх, пока с помощью ручного насоса накачивает только что залатанную шину, и глядя мимо него все мое возбуждение покидает меня в один миг. Недалеко от магазина небо из ярко-голубого превратилось в темно-серое. Сверкающие желтые молнии вылетают из туч, и большие капли дождя так сильно падают на асфальт парковки, что кажется, будто он кипит.

– Ты был прав насчет дождя, – бормочу я, глядя на то, во что превратился наш прекрасный день.

Раскат грома гремит так громко и так близко, что из разбитой двери падает осколок стекла. Я подпрыгиваю от звука, когда он позади меня разбивается о бетон.

Уэс смотрит на меня через плечо.

– Мы можем… ты можешь вести эту штуку под дождем?

Он поднимает брови, как будто это был самый глупый вопрос, который ему когда-либо задавали.

– Это грязный байк, и еще немного грязи ему не повредит.

Я улыбаюсь, впервые слыша в его голосе деревенские нотки.

Похоже, что он все-таки из Джорджии.

– Ты боишься небольшого дождя? Потому что я могу отвезти тебя домой, если…

– Нет! – выпаливаю я, меня начинает немного трясти. – Нет, все в порядке. Я не боюсь.

Уэс бросает на меня косой взгляд, а затем продолжает качать шину.

– Чем скорее мы найдем это убежище, тем лучше. У меня такое чувство, что местные жители вот-вот сожгут весь этот дерьмовый город дотла.

– Почему ты так считаешь?

– Потому что по пути сюда из Чарльстона я проехал, по меньшей мере, через двадцать таких же дерьмовых городишек, как этот, и все они горели, включая Чарльстон. Вот почему я уехал.

– Ох.

Я такая идиотка. Уэс приехал во Франклин Спрингс, не имея даже зубной щетки, и я никогда не задавалась вопросом почему.

Спасибо, гидрокодон.

– Тебе пришлось уехать из-за пожаров?

– Да, – отрывисто отвечает Уэс, трогая колесо, чтобы проверить, достаточно ли оно накачано. – Я жил в Фоли-Бич и обслуживал столики в одном небольшом местном баре. – Он не смотрит на меня, но, по крайней мере, делится своим прошлым. – Хозяева были хорошими людьми. Они позволили мне по выходным играть на гитаре, чтобы я мог заработать дополнительные чаевые.

Уэс уже рассказывал, как играл на гитаре в Риме. Не знаю почему, но мне сложно представить его музыкантом. Да, конечно, он выглядит так, будто только что сошел со сцены с этой гранж-рок прической и непринужденно крутым внешним видом, не говоря уже о его ошеломляюще великолепном лице, но все артисты и музыканты, которых я знаю, милые и чувствительные. Уэс даже близко на них не похож.

– После того, как все понемногу начало выходить из под контроля, – продолжает он, накачивая шину еще несколько раз, – они решили, что будут продолжать работать, пока не закончится еда. Мне больше ни хрена не оставалось делать, поэтому я вызвался им помочь.

Я улыбаюсь про себя, представляя, как Уэс ворчливо обслуживает столики в баре на пляже, одетый в джинсы, армейские ботинки и гавайскую рубашку – его неудачная попытка надеть пляжную одежду.

– В пятницу вечером несколько местных жителей ворвались к нам в бар, крича о пожаре. К тому времени телефонные линии уже были отключены, и когда до нас дошла эта весть, половина острова уже сгорела… включая дом, в котором я жил. – Уэс снова завинчивает колпачок, затем ветер меняет свое направление, и нас начинает поливать косой дождь.

Я прикрываю лицо рукой.

– О Господи, Уэс. Мне очень жаль. Кто-нибудь пострадал?

Он встает и вытирает грязные руки о джинсы.

– Моя соседка по комнате отделалась легкими ожогами, но я не стал тратить время, чтобы узнать о ком-то еще. Обменял свой бумажник и все, что в нем было, на мотоцикл приятеля, затем украл пистолет и кобуру из его шкафа и уехал на хрен из города. – Как по заказу, порыв ветра раздувает легкую рубашку Уэса, как красивый цветочный занавес, обнажая смертоносное оружие, которое он прячет под ней.

– Но мы же встретились в субботу утром.

Наконец Уэс смотрит на меня, щурясь из-за дождя.

– Ехал всю ночь. Я подумал, что если мир собирается сгореть, то мне лучше спрятать свою задницу под землю.

– И вот ты здесь.

Уэс оглядывается по сторонам и поднимает одну темную, выразительную бровь.

– Да, и вот я здесь.

– Знаешь, в каком-то роде я даже рада, что твой дом сгорел. – Я улыбаюсь, прижимая гири еще крепче к груди.

Уголок его ворчливого рта приподнимается, когда его яркие зеленые глаза опускаются на мою грудь.

– Что это у тебя там?

Я смотрю вниз.

– Ох! Я сделала металлоискатели! – Я приподнимаю вверх большие серые диски, показывая ему свое гениальное изобретение. Из-за болеутоляющих таблеток я почти не чувствую своего лица, но уверена, что если бы чувствовала, то мои щеки адски болели из-за дурацкой ухмылки.

Из груди Уэса грохочет глубокий смех. Я чувствую, как он вибрирует по всему моему телу, приподнимая каждый волосок. Воздух вокруг нас заряжен, и не только из-за грозы.

Скажи, что я молодец.

Скажи, что ты гордишься мной.

Скажи, что ты будешь всегда заботиться обо мне.

Уэс открывает рот, но ничего из вышеперечисленного не произносит. Вместо этого он делает два шага в мою сторону, протягивает руку, выхватывает магниты, как будто они ничего не весят, и говорит:

– Я тоже рад, что мой дом сгорел.

Моя ухмылка превращается в маниакальную улыбку. Я собираюсь обнять его, когда совсем рядом слышится сильный грохот, похожий на взрыв атомной бомбы, вынуждая нас обоих пригнуться и прикрыть голову руками. Удар молнии выбивает остатки стекла из парадных дверей и отражается от металлического навеса над нами, как камертон. У меня так сильно звенит в ушах, что я едва замечаю, как Уэс что-то кричит… Я моргаю и пытаюсь стряхнуть с себя оцепенение.

– Это была чертова крыша! Ну же!

Уэс разворачивает меня и засовывает магниты в наш уже переполненный рюкзак. Затем надевает шлем и садится на байк. В ту же секунду, как мои руки обхватывают его за талию, он заводит двигатель и погружает нас прямо в бурю. Я указываю на просвет, который виднеется в лесу через дорогу там, где начинается тропа. Затем, держась за Уэса одной рукой, я изо всех сил пытаюсь выдернуть капюшон своей толстовки из-под рюкзака и надеть на голову, пока мы мчимся через бурю, которая больше похожа на бесконечный водопад. Дождь приземляется на нас с такой силой, что я задумываюсь, не идет ли град.