Текст книги "Молиться за Рэйн (ЛП)"

Автор книги: Б. Истон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)

Автор: ББ Истон

Название: «Молиться за Рэйн»

Серия: «Рэйн». Первая книга трилогии

Количество глав: 26 глав

Переводчик: Алина Семенова

Редактор: Sunshine

Вычитка: Алина Семенова

Обложка: JaneDoe

Оформление файла: Ленчик Lisi4ka Кулажко

Перевод группы: https://vk.com/stagedive

18+

(в книге присутствует нецензурная лексика и сцены сексуального характера)

Любое копирование без ссылки

на переводчика и группу ЗАПРЕЩЕНО!

Пожалуйста, уважайте чужой труд!

Данная книга предназначена только для предварительного ознакомления! Просим вас удалить этот файл с жесткого диска после прочтения. Спасибо.

Я сижу за столом в «Бургер Паласе». Не могу вспомнить, как и когда здесь оказалась, но пустое место напротив меня говорит о том, что я пришла одна.

Здесь пахнет жирными бургерами и картошкой фри. Мой желудок начинает урчать.

Боже, я умираю с голоду.

Я бросаю взгляд через шумный ресторан фастфуда на гигантское цифровое меню и замечаю, что по обе стороны от кассы свисают четыре баннера. Они огромные, от потолка до самого пола. Но вместо фотографий хорошеньких моделей, поедающих отфотошопленные бургеры, на них изображена пропаганда Антихриста. Каждый из баннеров ярко красного цвета, а посередине – силуэт человека в капюшоне, сидящего верхом на коне. Один из них держит над головой огромный меч. У другого всадника в руках коса, как у Жнеца Смерти. Третий размахивает булавой, а четвертый бросается вперед с пылающим факелом в руке. Их лиц не видно, но такое ощущение, что их демонические глаза смотрят прямо на меня.

«Какая-то хреновая маркетинговая кампания», – думаю я, пока разглядываю эти ужасающие баннеры на наличие какой-либо дополнительной информации.

Единственный текст, который я замечаю, – это простая дата, выделенная жирным белым шрифтом в верхней части каждого из баннеров.

23 апреля.

Какого черта?

Я оглядываю ресторан в поисках других подсказок, но все, что нахожу – это счастливые семьи, пьющие газировку из красных пластиковых стаканов с изображением всадников в капюшонах. Маленький мальчик, направляясь к своему месту, несет в руках детский набор, на котором красуется Жнец Смерти. Девочка слизывает кроваво-красное мороженое в треснувшем черном рожке. И на каждой упаковке, на каждом плакате, на каждой салфетке, соломинке и пакетике с кетчупом одна и та же дата.

23 апреля? Я ломаю голову над тем, что это может означать. 23 апреля. Что же, черт возьми, произойдет двадцать третьего…

Прежде чем я успеваю закончить свою мысль, в ресторане гаснет свет, а входные двери распахиваются настежь. Ветер хлещет внутри небольшого помещения, как торнадо, опрокидывая подносы и разливая напитки, люди в страхе начинают прятаться по углам. И тут появляются четыре фигуры в капюшонах, верхом на гигантских дышащих дымом лошадях.

Вдруг баннеры и рекламная кампания обретают смысл.

Сегодня 23 апреля.

И мы все умрем.

Дым, крики и хаос наполняют воздух вокруг. Я сползаю на пол, прячась под свой стол, отодвигаюсь ближе к стене и прижимаю колени к груди.

Я не могу дышать. Не могу закрыть глаза. И не могу ни о чем думать. Все, что я могу – это заткнуть уши, в попытке заглушить крики матерей и их детей, и вглядываться в темноту.

По свисающим красным баннерам поднимается пламя, освещая пространство передо мной. Мебель опрокинута. Посреди обломков валяются тела. Отрубленные головы, оторванные конечности, торсы, насаженные на ножки столов и стульев. Мои руки резко перемещаются от ушей ко рту в попытке заглушить крик.

Нельзя допустить, чтобы они услышали меня.

Вокруг начинает клубиться густой черный дым, заполняя мое укрытие, от чего мои глаза слезятся, а горло горит. Теперь я почти ничего не вижу за пределами стола, и мне все труднее и труднее сдерживать кашель и нарастающую в горле панику.

Знаю, мне нужно бежать, – я обязана – но ноги не слушаются меня. Я застыла в позе эмбриона, раскачиваясь, как ребенок, и натягивая футболку на рот и нос.

Я мысленно кричу на себя, но именно голос моей матери наконец-то приводит мою задницу в движение: «Ты собираешься весь день сидеть дома и валяться без дела, как твой отец, или все-таки выйдешь наружу и попытаешься кому-нибудь помочь?». Ее слова, сказанные этим утром, звучат в моих ушах громче, чем крики горящих и пронзенных кольями людей вокруг меня.

Я хочу помочь. Даже если единственный человек, которому я сейчас могу помочь, – это я сама.

Положив ладони на грязный пол, я медленно опускаю колени, чтобы встать на четвереньки.

Я смогу это сделать.

Глубоко вдохнув, я выпрямляю спину и готовлюсь отползти в безопасное место. Сквозь дым невозможно разглядеть выход, но я рискую и делаю первый шаг, когда два забрызганных кровью копыта останавливаются прямо передо мной.

Я просыпаюсь от собственного крика, как и каждое утро. Как и все мы с тех самых пор, как начались эти кошмары.

Хватаю свой телефон, отсоединяя от зарядного устройства, и, затаив дыхание, всматриваюсь в дату.

20 апреля.

Я выдыхаю и бросаю его обратно на тумбочку.

Раньше, когда я просыпалась от кошмаров, то всегда чувствовала облегчение. Тогда у меня еще была надежда, что какой-нибудь ученый выяснит их причину. Но вот уже почти год всем людям на планете снится один и тот же сон, что 23 апреля придут четыре всадника Апокалипсиса, и у нас до сих пор нет никаких ответов.

Через несколько месяцев после того, как начались эти кошмары, большинство ведущих ученых мира либо смирились с поражением, либо умерли от сердечных приступов, либо сошли с ума от стресса, пытаясь выяснить причины. С каждым днем новости становились все мрачнее, уровень преступности стремительно рос, и, в конце концов, журналисты просто перестали вести свои репортажи. Без ответов, надежды или, черт возьми, даже ложных новостей, которые могли бы нас успокоить, большинство людей просто смирились с тем, что 23 апреля наступит конец света.

В том числе и я.

Конечно, я все еще чувствую облегчение, когда просыпаюсь, но теперь это только потому, что я не могу дождаться, когда наступит этот день.

Еще три дня. Мне осталось терпеть это дерьмо всего лишь три дня.

Я с трудом выбираюсь из постели и стону, глядя на свое отражение в зеркале ванной. Мое бледное лицо обрамляют черные волнистые волосы, которые достают до подбородка. Вокруг запавших голубых глаз размазана черная подводка и тушь.

Куда, черт возьми, делись мои волосы?

Мой взгляд скользит по грязной поверхности туалетного столика в поисках расчески и останавливается на длинной черной косе, все еще перевязанной резинкой, которая лежит рядом с пустой бутылкой кодеинового сиропа от кашля.

Так держать, Рэйн. Поймать кайф и отрезать себе волосы, как оригинально.

Я пытаюсь вспомнить, что произошло прошлой ночью, но нет даже проблеска. Все исчезло. Как и мои волосы, которые я поднимаю со столика и по пути в душ бросаю в переполненное мусорное ведро.

Нам посоветовали наполнить наши ванны водой на случай, если водоснабжение города будет остановлено, но я считаю, что если мы все равно умрем, почему бы сначала не насладится горячим душем?

А под наслаждением я подразумеваю плач под струей, пока вода не станет холодной.

Я вытираю полотенцем свои взлохмаченные волосы, надеваю майку и фланелевые пижамные штаны в клетку, ноги засовываю в старые ковбойские сапоги. Когда раньше я выходила из дома, то всегда старалась выглядеть мило. А теперь я просто хочу походить на бомжа. Автозагар, мягкие локоны, декольте и джинсовые шорты – все это привлекает внимание людей. Плохих людей. Тех, которые захотят тебя ограбить или изнасиловать. По крайней мере, здесь.

Как бы мне ни хотелось провести следующие три дня в постели, укрывшись с головой одеялом, я чертовски голодна, а все, что у нас есть, – это сухие спагетти, банка фасоли и бутылка просроченного клинового сиропа. Наши запасы были истощены с тех пор, как местные банды захватили ближайшие продуктовые магазины. Они, конечно, могут разрешить вам сделать покупки, но оплата за них будет в предпочтительной для них валюте, а вы понимаете, что это может означать для девятнадцатилетней девушки…

Скажем так, я еще не настолько отчаялась.

К счастью, «Бургер Палас» все еще работает. И они принимают наличные. Мне просто нужно будет войти и выйти, не привлекая к себе слишком много внимания.

Я поднимаю с пола толстовку с названием группы «Twenty One Pilots» и борюсь с желанием зарыться носом в мягкий хлопок, как раньше. Я знаю, что запах Картера давно исчез, как и он сам. И слава Богу. Последнее, что мне нужно, это еще одно напоминание о том, что мой тупой парень предпочел провести свои последние несколько недель на родине своей семьи в Теннесси, а не здесь со мной.

Мудак.

Я натягиваю толстовку через голову, завершая свой самый причудливый наряд, и топаю вниз по лестнице. Сцена в гостиной почти такая же, как и каждое утро. Мой отец сидит в мягком кресле лицом к входной двери, на сгибе руки покоится бутылка виски, а на коленях лежит дробовик. Наверное, я бы еще больше его жалела, если бы он всегда не был таким беспробудным пьяницей.

Но он был.

А теперь он просто стал параноидальным подлым алкашом.

Я даже смотреть на него не могу. Прикрыв рот рукавом толстовки, чтобы не задохнуться от запаха мочи, я хватаю со стола его пузырек гидрокодона, выданный по рецепту.

Думаю, он тебе больше не понадобится, старина.

Сунув одну из маленьких белых таблеток в рот, я кладу пузырек в карман и пересекаю гостиную.

Снимаю отцовские ключи с крючка и запираю за собой входную дверь. Хоть я и умею водить, но не сажусь в грузовик. Все дороги заполнены разбитыми и брошенными машинами, поэтому теперь они практически не пригодны для проезда.

Правила дорожного движения были первыми из тех вещей, которые перестали соблюдать, после того как начались кошмары. Люди стали ездить быстрее, садились за руль выпившими, перестали обращать внимание на надоедливые красные огни светофора и знаки «стоп» и напрочь позабыли о существовании поворотников. На дорогах было так много аварий, что эвакуаторы, полицейские и сотрудники скорой помощи не успевали прибыть ко всем, так что, в конце концов, они просто перестали пытаться. Обломки и разбитые машины накапливались и становились причиной новых аварий, а затем, когда начали закрываться заправки, люди бросали свои машины прямо там, где заканчивался бензин.

Франклин Спрингс, штат Джорджия, никогда не считался классным местечком, а теперь он и вовсе выглядит, как одна большая арена гонок на выживание. Мне ли не знать. Я живу рядом с центральной магистралью, которая проходит через весь город. Кстати, прямо напротив моего дома висит табличка «Добро пожаловать во Франклин Спрингс». Правда, кто-то недавно закрасил черной краской из баллончика буквы «р», «н» и «л» в слове Франклин, так что теперь надпись гласит: «Добро пожаловать во Факин Спрингс».

Даже не представляю, кто это мог быть.

Самый быстрый путь до города – пройти по шоссе около мили, но также это кажется самым быстрым способом стать изнасилованной или ограбленной, независимо от того, странный на тебе наряд или нет, поэтому я придерживаюсь леса.

Как только мои ноги ступают на покрытую сосновыми иголками тропинку, идущую позади моего дома, я чувствую, что наконец-то могу расслабиться. Я вдыхаю влажный весенний воздух. Прислушиваюсь к птичьему пению и пытаюсь изобразить улыбку, хоть и считаю, что это неправильно. И всего лишь на мгновение позволяю себе притвориться, что все снова хорошо, как раньше.

Но когда я выхожу из леса и чувствую на своем лице жар от горящего рядом автомобиля, я вспоминаю.

Жизнь – отстой, и мы все умрем.

Я накидываю капюшон на голову и тихонько выхожу из-за угла библиотеки, высматривая три потенциальные опасности: бунтовщиков, насильников и бешеных собак. На самом деле собаки не болеют бешенством, но за последние несколько недель погибло много людей, поэтому их брошенным питомцам ничего не осталось, как собраться в стаи и начать охотиться.

Так. Много. Людей.

Образы тех, кого я потеряла, мелькают у меня перед глазами, тусклые и искаженные, в попытке пробиться в мой разум через гидрокодон. Но болеутоляющее делает свое дело, и через несколько мгновений я снова ощущаю себя расслабленной, и мои чувства притупляются.

Удостоверившись, что берег чист, я засовываю руки в передний карман толстовки, чтобы его содержимое не вывалилось наружу, и бегу через улицу. Легковые автомобили и грузовики брошены на обочинах, перевернуты в канавах или оставлены с широко открытыми дверями прямо посреди дороги. Я стараюсь не думать о том, сколько в этих машинах может быть мертвых людей, когда протягиваю руку и открываю дверь «Бургер Паласа».

Когда я вхожу, то на мгновение ожидаю увидеть пылающие знамена и демонов верхом на лошадях, убивающих людей, но нахожу только несчастных жителей всего Франклин Спрингс, забившихся внутрь и кричащих друг на друга.

Боже, как тут громко! Люди, которые прожили здесь всю свою жизнь, спорят о том, кто был первым в очереди, тыча друг другу пальцами в лицо. Малыши плачут. Матери плачут. Дети постарше кричат и бегают мимо столов, как стадо диких животных. И всё вокруг пахнет алкоголем.

Я вздыхаю и начинаю пробираться в конец очереди, когда замечаю, что моя учительница младших классов миссис Фрейзер, стоит первой у кассы. Настал ее черед делать заказ, но она слишком занята тем, что проклинает пастора Бланкшипа, который стоит позади нее. Уверена, что она не станет возражать, если я…

Я проскальзываю мимо нее и становлюсь у кассы, надеясь, что она будет кричать на пастора достаточно долго, чтобы я успела сделать заказ.

– Привет, добро пожаловать в «Бургер Палас»! – девушка в фирменной бейсболке и рубашке поло приветствует меня с другой стороны прилавка. – Могу я принять ваш заказ?

Я бросаю взгляд вдоль касс и замечаю еще троих сотрудников с такой же преувеличенной улыбкой.

Какого черта они дают этим людям? Экстази? Кристаллический метамфетамин?

– Эээ… да. – Я стараюсь говорить тихо. – Я возьму стакан колы и большую картошку фри.

– Не хотите ли вы апокалипсировать это?

Я моргаю. Дважды.

– Простите, что?

– Апокалипсировать! – Она показывает на один из цифровых экранов, находящихся позади себя, где анимированный стакан с газировкой и упаковка картошки фри держатся за руки и прыгают вокруг костра. – Похоже, нам больше не нужно беспокоиться об углеводах, верно?

Я хмурю брови.

– Эээ… нет, пожалуй, нет. – Я слышу, как за моей спиной миссис Фрейзер называет пастора Бланкшипа мудаком, и понимаю, что мне пора закругляться. – Конечно, без разницы. Сколько с меня?

Веселая, под экстази, Полли несколько раз стучит по монитору.

– Сорок семь пятьдесят.

– За колу и картошку фри? – выпаливаю я.

Она пожимает плечами, безумная улыбка не сходит с ее лица.

– Господи, – бормочу я себе под нос, роясь в кармане толстовки в поисках денег.

Гребаные куски…

Я достаю содержимое своего кармана и кладу на стойку, чтобы отыскать среди всего хлама деньги, и из-за этого обычного, рассеянного жеста весь святой ад вырывается наружу. Жизнерадостная Полли кидается через прилавок, хватая мою маленькую оранжевую бутылочку с гидрокодоном, в тот же момент пастор Бланкшип вытягивает свою длинную руку по той же причине. Их кисти сталкиваются, опрокидывая пластиковый пузырек на пол, и я успеваю поставить на него ногу, прежде чем он откатится в сторону. Я опускаюсь на колени, чтобы поднять его, когда миссис Фрейзер бросается мне на спину и швыряет нас обеих на прилавок.

Вся толпа устремляется вперед, прижимая нас к поверхности прилавка из нержавеющей стали, они толкают друг друга, тянут меня в разные стороны и пытаются зацепиться за спасение в моем кулаке жадными от отчаянья руками. Я кричу, когда кто-то вырывает у меня клок волос. Я шиплю, когда чья-то рука царапает ногтями мою щеку. Я кусаю и толкаю локтями всех, до кого могу дотянуться. Во время жестокой борьбы из меня вырываются вопли, крики и разочарованные проклятия. Тяжесть толпы давит, толкает меня вниз. Я сворачиваюсь калачиком на полу, прижимая пузырек к груди обеими руками, вздрагиваю и принимаю их удары.

Затем так же внезапно, как и началось, все прекращается. И мгновением позже в моих ушах появляется звон. Кто-то выстрелил из пистолета. Или из чертовой пушки, судя по звуку.

В помещении воцаряется тишина, толпа замирает, но я не поднимаю глаз.

Это может быть отвлекающий маневр. Возможно, кто-то просто пытается притупить мою бдительность, чтобы его соучастник смог украсть мои таблетки. Или, возможно…

Я вздрагиваю, когда горячее металлическое дуло пистолета обжигает мне висок.

– Пожалуй, она пойдет со мной, – слышу я незнакомый голос, после чего чья-то твердая рука хватает меня за плечо и рывком поднимает на ноги.

Я стою в оцепенении и смотрю в лица нападавшим на меня людям. В них нет ни капли порядочности выглядеть хоть немного пристыженными. На самом деле они вообще на меня не смотрят. Их глаза, а также несколько пистолетов и, по крайней мере, одна винтовка направлены на человека, который держит дуло у моего виска. Они злятся не из-за того, что он пытается похитить меня, а из-за того, что вместе со мной он похищает и таблетки.

– Кто ты такой, черт возьми? – из глубины толпы рычит мистер Латан, наш бывший почтальон. Он прищурил один глаз и смотрит в прицел своей винтовки, готовый выстрелить.

Мой похититель пожимает плечами и ведет меня к выходу:

– Это ведь уже не имеет никакого значения, правда?

Я вижу, как блестящие от гнева глаза каждого из присутствующих затуманиваются отчаянием, когда до них доходит смысл его слов.

Сегодня 20 апреля. И теперь уже ничто не имеет значения.

Я не сопротивляюсь. Даже не оборачиваюсь, чтобы посмотреть на своего похитителя. Я просто позволяю ему тащить меня за ресторан и молюсь, чтобы то, что он собирался со мной сделать, он сделал быстро.

Чтобы не привлекать лишнего внимания.

По пути я понимаю, что хромаю, но никак не могу определить место травмы. Во рту ощущаю вкус крови, но мне не больно. Мое тело кажется таким ватным и легким, несмотря на то, что несколько минут назад на меня набросилась половина города.

Черт, этот гидрокодон – очень мощное дерьмо.

Я смеюсь над абсурдностью всей ситуации, в то время как вооружённый мужчина ведет меня к припаркованному грязному мотоциклу, он останавливается и кладет руку мне на плечо.

– Что тут смешного? – его голос мягок, как и его прикосновение.

Я поворачиваюсь, чтобы ответить ему, и чуть не захлебываюсь собственной слюной. Слова застревают в моем горле, когда я смотрю в болотно-зеленые глаза парня, который не намного старше меня. Высокий и великолепный, он должен висеть на плакате в моей спальне, а не похищать меня из «Бургер Паласа».

Я ожидала увидеть какого-нибудь лысого мужика средних лет, с пивным животом и седеющей бородой, а не… его. Этот парень идеален. Как будто его родители были настолько богаты, что обратились в специальную клинику и сами выбрали его ДНК еще до того, как он был зачат. Высокие скулы, прямой нос, добрые глаза, выразительные брови и полные губы, которые он рассеянно жует.

Но в остальном он совсем не выглядит богатым. На нем обычная белая майка, сверху надета голубая гавайская рубашка в цветочек, дырявые джинсы, а растрепанные каштановые волосы заправлены за уши, словно они уже годами не видели ножниц.

В отличие от моих…

Я провожу пальцами по своим укороченным локонам, внезапно чувствуя себя очень неловко из-за своей неопрятной внешности.

Мой похититель приподнимает свои темные брови, давая понять, что он все еще ждет, когда я расскажу ему, что же тут смешного.

Я думаю о болеутоляющих таблетках, из-за которых смеялась, когда вспоминаю обо всех других вещах, которые вытащила из кармана вместе с маленькой оранжевой бутылочкой.

– Вот дерьмо! – ахаю я, отчаянно хлопая себя по животу, надеясь нащупать содержимое кармана толстовки. – Я оставила на прилавке все свои деньги! И свои ключи! – Я морщусь и щиплю себя за переносицу. – Боже, какая же я идиотка!

– Таблетки все еще у тебя? – Он отодвигает в сторону край расстегнутой гавайской рубашки и засовывает пистолет в коричневую кожаную кобуру.

– Эм… да, – я крепче сжимаю в кулаке пластиковый пузырек.

– Хорошо. – Он кивает подбородком в сторону грязного мотоцикла, стоящего позади меня. – Садись.

– Куда мы поедем?

Он поправляет свою рубашку и пригвождает меня взглядом, который я не совсем могу понять. Я так давно не видела ничего, кроме опухших от отчаяния красных глаз, панического подергивания от страха или отстраненного взгляда от сладкого, вызванного наркотиком оцепенения, что его спокойное, сосредоточенное поведение чертовски сбивает меня с толку.

– За покупками.

Я хмурю брови, когда он проходит мимо меня.

– За покупками?

Незнакомец останавливается рядом с мотоциклом и надевает на голову черный шлем, игнорируя мой вопрос.

– Шлем. Что, правда? – фыркаю я. – Нам осталось жить всего три дня, а ты беспокоишься о правилах безопасности? Ты ведь не один из этих лайферов?

Лайфер – это термин, несколько месяцев назад придуманный СМИ, чтобы описать отвратительно оптимистичных членов нашего общества, которые просто отказывались верить, что конец близок. От других людей они отличались благодаря их глупым, улыбающимся лицам и радостным приветствиям. Но сейчас они выглядят точно так же, как и все мы – безумные, грустные, испуганные или оцепеневшие.

– Я не лайфер. Просто мне нужно закончить кое-какое дерьмо, и я не смогу этого сделать, если мои мозги будут размазаны по асфальту. – Парень садится на свой оранжево-черный байк и поворачивает ко мне свою голову в шлеме. – Садись.

Я обдумываю свои перспективы. Вернуться в «Бургер Палас» и просить о помощи – точно не вариант. Я не в том состоянии, чтобы снова драться. Конечно, можно попробовать бросить обезболивающие в одну сторону и бежать со всех своих искалеченных ног в другую. Это может сработать, если все, что он хочет – это таблетки. Но что дальше? Хромая дойти до дома и стараться выжить на кленовом сиропе, пока за мной не придут четыре всадника Апокалипсиса?

Да уж, думаю, я лучше предпочту быть похищенной.

Я сажусь на байк позади своего похитителя и обхватываю руками его талию, как это обычно делают девушки в кино. Я никогда раньше не ездила на мотоцикле, или на грязном байке, или как там еще это называется. И рада, что это дает мне повод обнимать этого парня. Вздыхаю и прижимаюсь щекой к желтому гибискусу на его гавайской рубашке. Знаю, это не настоящее объятие, но все равно чувствую себя чертовски хорошо. Думаю, я никого не обнимала с тех пор, как…

Какое-то воспоминание мелькает на краю моего сознания. Должно быть одно их плохих, потому что мне становится трудно дышать. Поэтому я отбрасываю его туда, где спрятаны все остальные.

Если я смогу подавлять их до 23 апреля, то потом мне больше никогда не придется ощущать ту боль, которую они вызывают.

Лайфер нажимает на какой-то рычаг, и мы срываемся с места, словно на ракете. Я визжу, когда мы объезжаем здание, и крепче держусь за парня правой рукой, пока вытягиваю левую и показываю «Бургер Паласу» средний палец.

Я улыбаюсь, все еще прижимаясь щекой к его спине, и размышляю о том, как он может пахнуть. Но все, что я чувствую, – это запах разлитого бензина из разбитых и брошенных машин, мимо которых мы проносимся на максимальной скорости. А еще запах от переполненных мусорных баков.

Налево, направо, налево, налево, направо.

Плавное движение и хриплый рев двигателя одновременно и возбуждают меня, и успокаивают. Я хочу, чтобы это длилось вечно, но через несколько мгновений мой водитель замедляет ход и поворачивает направо, въезжая на парковку «Хакаби Фудс».

Кто-кто нарисовал баллончиком с черной краской букву «Ф» поверх буквы «Х» на вывеске, поэтому теперь там написано «Факаби Фудс», но сейчас не самое подходящее время восхищаться проделанной работой.

Продуктовый магазин? Нет, нет, нет, нет. Так вот почему он взял меня с собой? Чтобы поменять меня на еду? Вот дерьмо!

На парковке почти нет машин, только несколько мотоциклов и грузовиков, которые либо брошены, либо угнаны. Мы останавливаемся рядом с фургоном, доставляющим хлеб, и я чувствую, как в моем теле начинает бурлить кровь.

Я смогу сделать это. Сейчас или никогда.

Как только мы останавливаемся, я перекидываю ногу через грязный байк, спрыгиваю и начинаю бежать в сторону шоссе. По крайней мере, мне казалось, что я буду бежать. Но как только я делаю шаг, то вспоминаю, что несколько минут назад из меня вышибали дерьмо, и единственное на что я способна – это ковылять в сторону шоссе.

Я успеваю отойти примерно на три метра, когда огромные руки сжимают мою талию, а под моей рукой появляется голова с блестящими каштановыми волосами. Одним резким движением лайфер выпрямляется, и я оказываюсь поднятой с земли, моя поясница упирается ему прямо в плечо.

Я кричу и пытаюсь зацепиться за его голову обеими руками, в то время, как мой мир переворачивается с ног на голову.

– Нет! – вскрикиваю я. – Опусти меня! – Я пытаюсь вырываться. – ДА ПОШЕЛ ТЫ! – Я брыкаюсь и дергаю его за волосы.

Внезапно Лайфер сгибает колени, отчего его плечо врезается мне в почку.

– Черт! Да остановись ты! – После каждого слова, он делает тяжелых вдох, изо всех сил пытаясь удержать мое извивающееся тело.

– Я туда не пойду, – я начинаю задыхаться. – Ты не можешь меня заставить. Я лучше умру с голоду, чем… Уфф, ах!

Теперь этот ублюдок идет обратно к мотоциклу, и с каждым шагом его плечо все сильнее врезается мне в спину.

Он ставит меня на ноги между своим байком и хлебным фургоном, а затем разворачивает лицом к себе. Его хватка, похожая на тиски, переместилась с моей талии на плечи. Ему на лицо упали волосы, а глаза сузились в щелочки от раздражения.

– Мне нужна еда, – выплевывает он сквозь стиснутые зубы. – И она там есть. И ты поможешь мне ее достать. А теперь, если ты заткнешь, на хрен, свой рот и выслушаешь меня, я позабочусь о том, чтобы ты убралась отсюда со своей нетронутой драгоценной невинностью.

– Невинностью? – Я закатываю глаза. – Пфф. Это дерьмо исчезло еще в восьмом классе.

Капитан Серьезность полностью игнорирует мою идеально подходящую к месту шутку и смотрит на желтый логотип «Twenty One Pilots» на моей черной толстовке.

– У тебя под ней надета футболка?

– Эм… да.

– Заправь ее в штаны.

Я ухмыляюсь, открывая рот, но остроумный ответ, который я приготовила, превращается в пыль, когда парень снимает свою гавайскую рубашку. Там, где я ожидала увидеть плоскую грудную клетку и тощие, как у подростка, руки, я нахожу рельефный мускулистый торс настоящего мужчины. Зрелого мужчины с настоящими бицепсами… и татуировками на них… и прессом, который я могу увидеть даже через его хлопковую майку.

Я чувствую, как начинаю физически отстраняться от него. Парни – это весело. Парни – мои друзья. С парнями я могу справиться. Но мужчины…

Мужчины пугают меня до чертиков.

Особенно те, которые живут в этом городе.

Я смотрю, как он снимает с плеча ремень, который крепится к коричневой кожаной кобуре. Судя по всему, пистолет, что находится внутри достаточно тяжелый, так как вены на его руке начинают вздуваться, когда он обматывает оружие ремнями и засовывает его под крыло колеса у фургона. Теперь уже безоружный мужчина снова натягивает свою голубую цветастую рубашку, и я быстро возвращаюсь к делу, заправляя свою футболку.

– Ты готова? – Его взгляд падает на завязки моих клетчатых пижамных штанов, которые я стягиваю в тугой узел, чтобы футболка не вылезла.

– Нет, – огрызаюсь я, глядя на него сквозь ресницы.

Он закатывает глаза и заправляет свои растрепанные каштановые волосы за уши. Это движение такое милое, что я почти забываю обо всех его татуировках и мышцах. Он снова становится обычным парнем.

А парню гораздо легче доверять, чем мужчине.

– Просто держи свой рот на замке и не отходи от меня, поняла? Мы зайдем и быстро выйдем.

Прикусив язык, я киваю и позволяю ему вести меня в «Факаби Фудс», положив руку на поясницу. У самого входа на складном садовом стуле сидит жирный придурок в татуировках. Он смотрит что-то на планшете, который лежит у него на коленях, и держит в руке автомат «Узи». Он так поглощен своим занятием, что не поднимает глаз, пока мы не оказываемся прямо перед ним.

– У тебя есть связь? – спрашивает мой похититель, указывая на эпизод «Американского мотоцикла», который идет на планшете у парня.

– Ни черта, – огрызается он, нахмурив брови. – Но я успел скачать это дерьмо еще до того, как рухнули вышки сотовой связи. – Он постукивает по своей голове толстым указательным пальцем. – Нужно быть умнее, парень. – Деревенщина, который выглядит так, будто только что сбежал из камеры смертников, косится на меня и ухмыляется: – Похоже, сегодня ты платишь не деньгами, ха?

Мне приходится бороться с волной паники, когда его взгляд скользит вниз по моему телу.

– Ты про это? – Он смеется, искоса поглядывая на меня. – Это, к сожалению, моя сестра. Я бы не пожелал ее своему злейшему врагу, чувак, – он наклоняется вперед и шепчет, но достаточно громко, чтобы я могла его услышать, – она кусачая.

Я скрещиваю руки на груди и склоняю голову набок, пытаясь сыграть роль капризной младшей сестры, в то время как верзила подозрительно смотрит на меня.

– Если ты не собираешься делиться этой киской, то тебе не следовало приходить, парень. Мои люди не сильно обрадуются, если не смогут попробовать ее, – он облизывает губы, и я стараюсь сдержать рвотный рефлекс от его пристального взгляда. – Если только у тебя не найдется чего-нибудь получше.

– Твоим парням нравится вкус Гидро?

Я не понимаю, о чем он, черт возьми, говорит, пока этот мудак не лезет в карман и не достает оранжевый пузырек, полный маленьких белых таблеток.

Мои руки взлетают к животу, сжимая теперь уже пустой карман толстовки.

– Нет! – кричу я, протягивая руку, чтобы выхватить свои таблетки, но Шрек хватает их первым.

С победоносной ухмылкой на лице он снимает колпачок и вытряхивает несколько штук на ладонь, а затем в рот.

– Лучше бы они были настоящими, – бормочет он, разгрызая их своими желтыми зубами. – Если я ничего не почувствую к тому времени, как вы соберётесь валить, то вы ублюдки мертвы.

Эмм, ты только что проглотил, около пяти таблеток гидрокодона усиленного действия. Думаю, это ты будешь тем, кто скоро умрет, тупица.

Он встает и обыскивает нас, похлопывая одной рукой, все еще держа во второй автомат. Затем достает два полиэтиленовых пакета из сумки, висящей на спинке стула, и протягивает их нам. – Берите, что нужно и проваливайте на хрен, у вас двадцать минут.

Как только за нами закрываются раздвижные стеклянные двери, я поворачиваюсь и бью своего похитителя кулаком в живот.