Текст книги "Без ветра листья не шелестят"

Автор книги: Азад Авликулов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 9 страниц)

XXIX

Халдар знал хорошо своего преследователя и потому спешил. Он знал, правда, что бегством ему не спастись. Нельзя убежать от самого себя, от собственной трусости, от животного страха, который следует за ним по пятам вот уже более сорока лет.

Страх этот уж давно превратил Халдара в существо без роду и племени, в изгоя, обреченного на вечное одиночество.

Впервые он испытал это липкое, унизительное, раздавившее его волю и честь чувство страха летом 1943 года под Курском. В тот день земля, кажется, проваливалась в преисподнюю, а небо обрушивалось на людей грохочущим адом. Вместе с товарищами Халдар, тогда еще красноармеец Гулям Бердыев, лежал в окопе и молил неведомого аллаха об одном: сохранить ему жизнь. Вспыхнула ракета, из окопов с криком «ура!» устремились вперед товарищи, но Гулям так и остался лежать в своем убежище. Страх сковал его тело, его разум и волю. Лишь глубокой ночью, когда раскаты боя доносились уже издалека, он, точно змея, выполз из окопа и подался к темнеющему неподалеку лесу.

Гулям понимал, что возвратиться в далекую Сурхандарью будет нелегко, но страх изобретателен и жесток. Положив на пенек два пальца левой руки, дезертир отсек их ножом штыка. Перевязав руку бинтом из индивидуального пакета, он вышел утром из леса и смело направился на восток. И никто не спросил документов, наоборот, каждый, кто встречался с ним, в меру сил старался помочь. Все знали: солдат пролил кровь в бою. Вот так, пользуясь доверчивостью и состраданием советских людей, Бердыев добрался до Сызрани, а там сел на товарняк, идущий в Сталинабад.

В родной кишлак он пришел поздней ночью. Когда жена и двое сыновей, плача от радости, бросились ему на шею, Бердыев на какое-то мгновенье и впрямь почувствовал себя человеком, заслуживающим такую встречу. Но потом жена решила пригласить соседей, и чувство это исчезло, как дым.

– Не надо, – сказал он, опустив глаза, – лучше, если о моем возвращении в кишлаке не узнают. Поправлюсь, уеду на фронт, а там... если суждено, вернусь, как все!

Жена поняла, в чем дело, но заявить в сельсовет на отца своих детей не решилась. Недели три она прятала его от чужих глаз, но, как говорят в народе, нельзя подолом закрыть луну. Подруги, работавшие с нею на ферме, стали замечать, что с нею творится что-то неладное, начали расспрашивать, предлагать помощь. А она и в самом деле извелась вся, шутка ли, муж – дезертир. А тут еще пришло извещение о том, что муж ее, красноармеец Гулям Бердыев, пропал без вести. Это-то известие словно подхлестнуло женщину, сделало решительной и смелой. Она предложила мужу или уйти из ее жизни навсегда, или вернуться в дом солдатом. Страх овладел им. Он ушел из дома. Ушел, чтобы больше никогда не вернуться. Несколько лет прожил дезертир в горном кишлаке, куда можно было попасть только в знойные дни саратана, в остальное время перевалы заваливал снег. Жил под именем Халдара Шакурова, жил, не зная покоя.

Вздохнул он более или менее свободно, когда у чабанов стали появляться личные овцы. Такие чабаны не спрашивали документов, договаривались об условиях оплаты – и работай на здоровье. У Халдара теперь была работа, появилась возможность прожить остаток дней спокойно... Но капитан Халиков перепутал все карты. Халдар узнал его сразу, хотя не видел четверть века. Да, это был тот самый сержант Халиков, с которым довелось вместе служить. Халиков тогда на фронте обрадовался, узнав, что с Бердыевым земляки. Армия готовилась к наступлению, дел было невпроворот, но сержант находил время и частенько заглядывал в окоп земляка, чтобы вновь и вновь расспросить о родной Сурхандарье. А когда в небе повисла ракета – сигнал к атаке, Халиков одним из первых бросился вперед. Это Халдар успел заметить...

Халдару показалось, что и капитан узнал его, но не подал виду. И хотя разговор между ними поначалу велся о вещах, далеких от прошлого, страх снова вселился в душу Халдара. В тот день капитан спустился с ним с гребня Кугитанга, опираясь на палочку. На поясе висела кобура с револьвером, а на плечах – ружье. Он поздоровался с ним и представился:

– Я участковый уполномоченный по совхозу «Чинар» капитан Халиков. Прошу предъявить документы.

Палван, напарник Халдара, протянул паспорт, и капитан, просмотрев документы, вернул его обратно. А вот трудовую книжку колхозника, выписанную на имя Халдара, положил в планшет.

– Чьих овец пасете? – спросил Халиков.

– Колхозных, – поспешно ответил Палван.

– Какого именно колхоза?

– Имени Калинина, Миркинского района, – вставил Халдар, а сам подумал: «Пока милиционер выяснит подробности, пройдет три-четыре дня, за это время отару можно спрятать в какой-нибудь пещере».

– Ну что ж, проверим, – спокойно сказал капитан и попросил Палвана поймать любую овцу. Палван не спешил выполнять просьбу, тогда Халиков сам ухватил одну из овец, глянул на ухе и, не обнаружив бирки, покачал головой: – Овцы личные, зачем лжете? Чьи они?

– Если по правде, ака, – тихо проговорил Палван, – то это отары чабанов туркменского колхоза.

– Допустим. Назовите их фамилии.

– Мы не знаем, – ответил Халдар.

– Так не бывает, Шукуров, – усмехнулся капитан, – уж вы-то об этом, как человек много проживший, отлично знаете. Надеюсь, и меня не принимаете за глупца? Ну что ж, – заключил Халиков, не получив ответа, – если трудно вспомнить здесь, придется это сделать в «Чинаре».

– А почему именно мне? – нервно спросил Халдар. Он боялся, что капитан, выясняя его личность, докопается до прошлого.

– Собирайтесь, Шукуров, – приказал капитан, – или прямо здесь выкладывайте правду. Я и сам догадываюсь, чьих вы пасете овец. Однако мне нужны не догадки, а точные данные. Если же вы дадите верные показания, вина ваша будет меньше.

– Какая вина? – переспросил Халдар. – Мы трудимся, а труд – это не преступление.

– Ну, это как посмотреть, – сказал Халиков. – Вы пасете незаконных овец. Разве вы не знаете об этом? Знаете. Кстати, почему в отаре ягнят мало?

– Прирезали на смушку. Часть продали, около двухсот штук отвезли хозяину.

– Шерсть тоже ему отвозите?

– Нет, продаем.

– Кому?

– У нас покупатель оптовый, – ответил парень, – уста Нияз из Чукургузара.

– Вот что, Шукуров, все, что вы мне здесь рассказали, придется говорить в «Чинаре». Может быть, и очная ставка понадобится, так что... Идемте.

– Пусть Палван идет, товарищ капитан, – сказал Халдар. – Он помоложе меня, ему легче делать такие переходы.

– Ему лучше остаться при отаре, – жестко заметил Халиков. – А вы не волнуйтесь, задерживать я вас не собираюсь, отпущу сразу же. Кекликов по дороге постреляем, а устанем, так передохнем.

Халдар нехотя пошел за капитаном.

– На фронте были? – спросил капитан.

Халдар вздрогнул. «Вот оно, начинается».

– Одно названье, что был, – соврал он. – До передовой так и не доехал, эшелон разбомбило, два пальца вот осколком оторвало.

– А сами откуда?

– Из Лянгара, – ответил Халдар, подумал: «Лянгаров в Узбекистане немало, пусть догадывается сам, из какого именно».

– Внуки есть? – поинтересовался Халиков.

– Наверное, – ответил Халдар и заметил, что капитан посмотрел на него с недоумением. Он тут же взял себя в руки. – Двое сыновей было у меня, когда я с женой разошелся, маленькие. Теперь, конечно, женились они, детей растят.

– Давно разошлись?

– В последний год войны. Я вернулся домой и...

– А она с бригадиром любовь закрутила?

– Если бы любовь! – вздохнул Халдар, поблагодарив мысленно капитана за то, что подсказал ход, который может оправдать многие его поступки.

– Бывает, – сказал Халиков. – Несчастье порой выбивает человека надолго из колеи, иные так и не находят себя. Но это – редко. Как правило, время излечивает и не такие травмы. Скажите, а где вы служили?

И вновь Халдара словно кнутом ударили, он даже съежился.

– В армии, конечно, – пробормотал невнятно.

– В каких частях, я имел в виду?

– В пехоте, а что?

Капитан оживился:

– Я тоже был пехотинцем, брат.

Они уже шли по другую сторону хребта. Тропа петляла меж стволами вековой арчи, ветки которой были серыми от пыли.

– А вы давно в этих краях? – спросил Халдар.

– Родился и вырос в «Чинаре».

Они вышли на прямую тропу, которая вела в ущелье. На этом месте Халиков подстрелил кеклика. Дальше двигались молча.

«Капитан узнал меня, – думал Халдар, – это точно. Не зря он завел разговор о фронте, о войне. Не подает, правда, виду, но, судя по всему, что-то замышляет». Он то и дело бросал настороженные взгляды в сторону Халикова. «Что делать? – лихорадочно размышлял чабан. – Надо найти какой-то выход, иначе – всему конец».

Халдар первым дошел до края ущелья. Он немного спустился по тропе и сразу же оказался за выступом, так что капитан его уже не мог увидеть. Решение пришло мгновенно. Когда участковый оказался рядом, он что было сил толкнул его. Капитан полетел в пропасть. Халдар осмотрелся. Ущелье было пустынным, только шумела река. Чабан спустился вниз и, убедившись, что Халиков уже ни о чем не сможет рассказать, повернул обратно. В отаре появился глубокой ночью. Ни слова не сказал о происшедшем своему напарнику. А через некоторое время он узнал, что в «Чинаре» появился новый уполномоченный, беспокойный человек, которому до всего есть дело.

...И вот теперь он уходил с джайляу, еще сам не зная куда. Халдар отошел на приличное расстояние, когда услышал за спиной раскаты грома. Оглянулся и увидел вспышки молнии.

Преодолевая адыр за адыром, под утро он оказался на Кизирыкском массиве Шерабадской степи. Выйдя к асфальтированной дороге, подождал, пока подвернется попутная машина.

Машина мчалась по территории нового района. Вдоль дороги поднимались молодые деревца, в бетонированных руслах арыков бежала прозрачная вода. На хлопковых картах тарахтели тракторы, похожие издали на зеленых кузнечиков. Поражали своей белизной поселки целинников. Издали они были похожи на города. «И куда еду? Кому я нужен? – горько размышлял Халдар. – Вон, куда ни посмотришь, полно стариков, моих сверстников, но все они довольны жизнью. Им не надо скрываться. Не надо никуда бежать. И я мог бы вот так беззаботно жить в старости...» Он вдруг беспокойно заерзал на сиденье. «И правда, куда бежать-то, где скрываться? И так всю жизнь прятался от людских глаз!» Халдар вдруг почувствовал себя усталым, опустошенным. «Ну нет, с меня хватит. Никуда не поеду. Нет сил больше прятаться, – неожиданно для самого себя принял он решение. – На станции отправлюсь в милицию, скажу: – Я дезертир, в сорок третьем бежал с поля боя, судите меня! Моя фамилия Бердыев, имя – Гулям!»

Пока ехал до станции, так и этак обдумал пришедшее внезапно решение. Ему казалось, что признание в дезертирстве само собой снимет с него подозрение в убийстве капитана Халикова. «А за то, что сбежал когда-то, много не дадут, – думал он, – государство, наверно, уже простило таких, как я». На станции, куда привез его паренек, он явился в отделение милиции и все рассказал молоденькому лейтенанту.

– Хорошо, бобо, – сказал тот и запер старика в КПЗ, а сам позвонил в район дежурному внутренних дел и доложил: – Человек, которого разыскивает отдел уголовного розыска, только что пришел сам, но под другой фамилией.

XXX

Захид очнулся под утро. Он попробовал повернуть голову. Это ему удалось. Тогда он поджал ноги и, опершись о край выступа, попытался втиснуться в глубь щели. Тело его казалось одеревеневшим, и ему с большим трудом удалось сесть. «Интересно, где сейчас Рахим», – подумал он. Захид помнил, что парень выбрался из воды неподалеку отсюда, громко крикнул:

– Рахи-и-им! Эгей, Рахи-и-им-джа-а-ан!

А рассвет наступал удивительно быстро. Фиолетовое пятно над Бабатагом стало светлеть и, ширясь по небосводу, гасило звезды. «Надо как-то выбраться отсюда», – наконец решил Захид. Подняться в полный рост не позволял каменный козырек, и Акрамов двигался к краю выступа, сидя, отталкиваясь здоровой левой рукой. Добравшись до края, Захид увидел, что от земли его отделяет отвесная стена, примерно, метра два высоты. Что делать? Не сидеть же здесь вечно! Он прыгнул. Острая боль пронзила все его тело. Захид потерял сознание.

Он не знал, сколько времени лежал вот так в грязи, у подножия Каракыра, но когда пришел в себя и открыл глаза, увидел склонившегося над собой Рахима. Захид попытался встать, но не мог.

– Живы? – спросил Рахим и улыбнулся.

– Как будто, – ответил Захид.

– Ой-бо-о, а отец уже...

– Шермат-ака решил, что мне – конец?

– Из подобных водоворотов еще никто не выходил живым.

– Меня не успело засосать в воронку, брат. На гребне волны я выплыл вон туда, – Захид кивнул на выступ.

– Не двигайтесь, ака, отец за носилками пошел, сейчас он придет.

– Не привык я в грязи валяться. А ну, помогай!

Рахим опустился на колени, подложил руки под спину Захида. Захид, стиснув зубы от боли, встал.

– Теперь пошли, – сказал он, когда боль поутихла.

Земля была скользкая, грязь тяжелыми комьями прилипала к сапогам. Захид то и дело спотыкался о камни, а боль всякий раз отдавалась в груди.

– Много животных погибло? – спросил он Рахима.

– Совхозных три овцы и несколько ягнят, зато у отца... Надо же, – простодушно воскликнул Рахим, – этот грязный тип Халдар пригнал сюда овец перед самым селем, будто нарочно это сделал!

– Его фамилия Шукуров?

– Кто его знает, может и Шукуров! Отец его где-то отыскал.

– Он пас ваших овец?

– Не только наших.

– На Кугитанге?

– Да, там.

– Когда этот Халдар был на джайляу?

– Перед самым селем, ну, может, часа за полтора.

– Что же вы сразу мне не сказали, – с досадой произнес Захид, – куда он ушел?

– Не знаю. Чабан спешил.

С самодельными носилками подошел Шермат-ата. Старик не мог скрыть удивления. Он принялся расспрашивать Захида о самочувствии.

– Жив – это главное, – отметил Захид, решив не ссориться со стариком. – Как вы перенесли бедствие?

– Слава аллаху, пронесло, – ответил, облегченно вздохнув, ага. Он боялся упреков со стороны лейтенанта и, не услышав их, несколько успокоился. – Стена кутана чуть не придавила, проклятая! Если бы не овцы...

– Давно ли Халдара Шукурова знаете? – перебил его Захид.

– А в чем дело? Вы и вчера, помнится, о нем спрашивали? – ата решил уклониться от прямого ответа.

– Этот человек совершил преступление.

– Какое, если не секрет?

– Халдар-бобо подозревается в убийстве Саита Халикова, – сказал жестко Захид, решив, что теперь нет смысла скрывать это от чабана. – Куда он ушел?

– О аллах, – растерянно воскликнул ата, – а я думаю, чего этот бродяга все по сторонам озирается и торопится?! Знал бы я, что он так с Саитом обошелся, да я бы его... своими руками задушил.

Старик продолжал охать, а Захид размышлял: «С тех пор, как ушел Халдар с джайляу, прошло около семнадцати часов, далеко уйти он не мог. Видно, чувствует, что ищут его, и сбежал. Показываться в многолюдных местах он, конечно, не решится, значит, вынужден будет скрываться где-то в горах. Надо немедленно сообщить в райотдел и начать поиски».

– По какой дороге Халдар пригнал отару, ата?

– По дороге? Будь он проклят, этот бандит, загнал совсем овец. Через седловину Байсун-тау гнал, да еще на пути – сотня адыров и саев.

«А наши искали его на Кугитанге», – усмехнулся Захид.

Они подошли к стойбищу Шермата-ата. Проходя мимо кутана, Захид заметил, что сель поработал здесь вовсю. Треть помещения была снесена.

– Это ерунда, – сказал ата, перехватив взгляд Акрамова, – починим. Жаль, что вот Халдар сбежал!

– Не уйдет.

Бодом-хола, завидев их, начала было хлопотать у дастархана, но Захид отказался завтракать, он попросил Рахима срочно отвезти его в райцентр.

– Как же так, сынок, – покачала головой Бодом-хола, – надо хоть немного подкрепиться! Посмотри, на кого ты похож!

– В другой раз, хола, а сейчас надо спешить.

– Вай, сынок, разве так можно?! – не унималась старушка.

– Ладно, не мешай, старая, – строго взглянул на жену ата, – пусть едет, пока этот негодяй Халдар далеко не ушел!

– А зачем ему Халдар? – спросила хола, когда молодые люди уехали.

– Как зачем?! Этот бандит Саитджана убил, понимаешь?! – Ата весь затрясся от злости. – О небо, что ты наделало! Руками моего чабана убило единственного друга!

Шермат-ата обхватил руками голову и застонал от невыразимой душевной муки.

XXXI

– Отцу Захида сообщили о случившемся? – спросила Азада, когда Рахим, возвращаясь из райцентра, заехал в «Чинар» и рассказал ей обо всем, что произошло на джайляу.

– Наверное, – ответил Рахим, – я ведь сначала его в милицию повез. Так он приказал.

– Сухарь! – упрекнула Азада брата. – Захид-ака из-за тебя чуть не погиб, а ты...

– Чего ты кричишь, – разозлился Рахим. – Да мне, хочешь знать, вовсе не до того было. Слава богу, что живым в больницу доставил.

Азада побледнела, спросила дрогнувшим голосом:

– Что сказали врачи?

– Сказали – скоро поправится.

Азада опустила голову, чтобы скрыть набежавшие слезы.

– А как мама с папой? – спросила наконец Азада.

– Здорово намучились они, – ответил Рахим. – Всю ночь не спали, вымокли до нитки. Кутан, правда, развалился. Ну, хоп, я поехал.

...Вечерело. На «Чинар» падала тень вершин Кугитанга, а над дальними адырами все еще продолжался день. Азада отправилась на ферму. Нужно провести вечернюю дойку. Освободилась, когда уже всюду зажглись фонари. Девушка зашла на почту, заказала переговоры с правлением колхоза, где жили родители Захида. Оказалось, что там пока ничего не знают о случившемся. Секретарь партийной организации, с которым она разговаривала, пообещал немедленно сообщить матери и отцу Захида.

Домой не хотелось идти. На душе было как-то неспокойно. Она подумала вдруг о Сахро, и почувствовала почему-то за собой вину. Может быть, сходить к заведующей. Поговорить по душам.

– Что случилось? – спросила Сахро, увидев входящую Азаду.

– A-а, Азадахон, – улыбнулся Улаш-ака, как всегда, появившись из кухни с миской плова, – очень кстати пришла. Значит, свекровь добрая попадется тебе, примета такая есть. – Он поставил миску на стол и спросил: – Ну, как дела твои?

– Спасибо, муаллим, – ответила девушка, – ничего.

– Ну, если так, садись поближе к столу, ужинать будем.

После ужина, когда Улаш-ака, собрав пустую посуду, отправился на кухню, Сахро не очень-то ласково осведомилась:

– Что же случилось?

– Захид-ака попал в больницу.

– Вай-уляй! Когда это произошло? – в голосе Сахро звучало неподдельное сочувствие.

– Сегодня, апа, – ответила Азада. – Спасал вчера во время селя колхозную отару, попал в водоворот и покалечился.

Слышавший рассказ Улаш-ака подошел к столу.

– Надо навестить человека, – произнес он, – завтра же! Молодец, Азадахон, что известила нас о беде! – Недаром столько лет проработал Улаш-ака педагогом. Он понимал людей, понимал их душевные движения. Догадался старый учитель, почему именно к ним пришла Азада. Девушка любит лейтенанта. Она стесняется сама навестить его. Ее приход – это мольба о помощи.

– Я и зашла к Сахро-апа, чтобы посоветоваться, – сказала тихо Азада.

– Отлично сделала, – подбодрил ее Улаш-ака.

Сахро с грустью посмотрела на Азаду. Она давно поняла, с чем пожаловала сегодня ее бывшая подруга. Девушка пришла за помощью. Нет и следа ее былой самоуверенности. В глазах мольба.

Откуда ей знать, этой юной счастливой Азаде, какие душевные муки терпит Сахро, женщина, не видавшая настоящего счастья! Не сбыться последней мечте, последней надежде. Азада отняла их у нее.

– Ты хочешь, девочка, чтобы мы с Улашем-ака навестили Захида? – усталым голосом спросила она Азаду. – Ведь за этим ты пришла?

Девушка вдруг закрыла лицо руками и разрыдалась.

Сахро встала, подошла к ней, положила руку на вздрагивающее девичье плечо.

– Ну, ну, не плачь. Завтра же мы отправимся к твоему любимому, и ты тоже.

– Сахро-апа, – девушка смущенно смотрела на свою заведующую. – Простите. Я чувствую себя виноватой.

Улаш-ака сделал вид, что не понимает, о чем речь.

А Сахро грустно сказала:

– Ну что ты, девочка! В любви виноватых нет.

...Кровать Захида стоит у окна. Мать, сидевшая рядом, заметила, что, увидев кого-то во дворе, сын оживился. Она подошла к окну, спросила:

– Из «Чинара»?

Сын молча кивнул.

– Которая из них?

– Что «которая», – сделал Захид вид, что не понял материнского вопроса.

– Ну, невеста-то твоя? – улыбнулась мать.

– А вон та, юная.

– Хорошенькая.

Гости пробыли у Захида около часа. Сахро незаметно поглядывала то на Азаду, то на больного. «Каким счастьем, какой радостью светятся их глаза, – думала она с тоской. – Да, их любовь подобна селю, сметет все преграды на своем пути».

– Ладно, дети мои, – сказала мать Захида, – вы посидите немного, а я подругу проведаю, она в сердечном отделении лежит. Где это, а?

– В терапии, – сказал Захид, – я провожу вас.

– Пожалуй, это лучше сделаем мы с Сахрохон, – вмешался Улаш-ака. – Я там лежал, хочу с доктором своим поговорить.

Они вышли, оставив Захида и Азаду наедине.

– Спасибо, – сказал Захид, взяв руку девушки в свою.

– За что, Захид-ака?

– За все.

Азада неожиданно прижалась к перебинтованной груди Захида, прошептала:

– Я верю вам, Захид-ака. Я так вам верю!...