Текст книги "Без ветра листья не шелестят"

Автор книги: Азад Авликулов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

XX

Азада ничем не показала Сахро, как глубоко ее обидело поведение заведующей. То уж вроде души не чаяла в молодой своей подруге, а то вдруг унизила при постороннем человеке, при лейтенанте Акрамове. Конечно, влюбилась Сахро в лейтенанта, по всему это видно, но неужели нельзя сдерживать своих чувств – и добрых, и злых. То Улаш-ака ни за что ни про что оскорбила, а теперь вот ее, Азаду. Она с подругой Мухаббат зашла по каким-то делам в контору, вдруг, увидев телефон, мгновенно решила – позвоню. Пусть слышит Мухаббат, пусть передаст Сахро, чтобы та не очень-то нос задирала.

Когда Захид ответил на звонок, Мухаббат сначала не поняла, о чем идет речь, с кем разговаривает подруга, но в глазах ее загорелось любопытство. Как только Азада положила трубку, Мухаббат вроде бы безразлично поинтересовалась:

– Какой фильм привезли?

– Говорят, индийский.

– Ой, Азада, возьми меня с собой, ладно?

– Хорошо, зайду, – нехотя согласилась Азада.

– А кому ты звонила?

– Одному человеку.

– Секрет?

– Захиду-ака, участковому.

– Участковому?.. Зачем?

– Он друг Шерзада-ака, – соврала Азада, – обещал, если станут приставать ребята, защитить.

– Ну, конечно, – согласилась Мухаббат, – с милиционером не страшно.

Азада и ждала, и боялась предстоящей встречи. Ждала потому, что, во-первых, нравился ей лейтенант, во-вторых, хотелось доказать этой гордячке Сахро, а боялась... он ведь намного старше ее, человек с высшим образованием – как вести себя с ним, что говорить?!

Азада целый день была в приподнятом настроении. Работала легко, споро, то и дело улыбаясь каким-то своим мыслям. Наблюдавшая за ней Мухаббат не выдержала, спросила:

– Влюбилась, что ли, подружка?

– С чего ты взяла?

– Цветешь вся, ног под собой не чуешь!

Азада смутилась и ничего не ответила подруге. Но та не унималась. Ей казалось, что она совершила открытие, и этим открытием ей хотелось с кем-нибудь поделиться. Дождавшись, когда Азада уйдет на обед, Мухаббат поспешила к Сахро, которая принимала молоко от доярок. Спросив о том, о другом, Мухаббат как бы случайно проговорила: «А нашу Азаду теперь милиция в кино сопровождает. Сама слышала, как они сегодня договаривались». Сахро спокойно посмотрела на доярку, сделала вид, что ее ничуть не трогает эта новость, но в душе у нее похолодело. «Ну вот, – подумала заведующая, – обидела я Азаду, а теперь она все назло мне будет делать. Надо с ней примириться. А Захид! Ну что он нашел в этой кубышке!»

Сахро в последнее время ломает себе голову над тем – любит ли действительно Акрамова, или это просто увлечение, желание взять у жизни реванш за не слишком счастливую юность?! Но, думая о Захиде, мечтая о его любви, она тем не менее ни разу даже не вообразила, что сможет оставить Улаша-ака. Значит... значит, не безразличен он ей, этот старый, добрый, мудрый человек! Так что же с ней происходит?

...Когда Азада вернулась с обеда, Сахро пригласила ее к себе, усадила на стул, сказала как можно мягче:

– Слушай, подруженька, хочу дать тебе совет. Никогда и никому не доверяй своих тайн, знай, у всякого друга есть еще друг. Откуда, например, Мухаббат известно о том, что ты решила с Захидом-ака в кино пойти?

– Так разве это тайна? Что здесь такого? Захид-ака обещал защитить меня, в случае, если кто-нибудь станет приставать.

Сахро показалось, что Азада говорит вызывающе, и от этого ее тона она сразу забыла о своем благом намерении примириться с девушкой.

– Боюсь, что у Акрамова невеста есть в городе. Смотри, узнает она, неприятности будут.

От приподнятого, радостного настроения Азады не осталось и следа.

XXI

День только начинался, но Чукургузар уже проснулся, сизые столбы дыма от его очагов уходили в тихое небо. По улицам лениво брели коровы, подгоняемые мальчишками к окраине, где на взгорке, опершись о посох, стоял пастух.

– Красота! – воскликнул Улаш-ака, когда Захид остановил мотоцикл и заглушил мотор.

Собираясь в Чукургузар, Акрамов пригласил учителя, и тот принял приглашение, поскольку уже был в отпуске.

Они направились в контору отделения, откуда как раз вышла большая группа заведующих фермами и бригадиров. За ними показался и начальник отделения Бекназаров, немолодой уже человек, ветеринар по профессии. Все они поздоровались с приехавшими.

– Какие ветры вас занесли к нам, Захид Акрамович? – спросил Бекназаров, когда процедура взаимных расспросов была закончена.

– Домулло Улаш-ака в отпуске, пригласил меня посмотреть музей первобытного искусства в верховьях Шорсу, – ответил громко Захид, чтобы все слышали, – почему бы не развеяться?

Они устроились на чарпае во дворе Бекназарова, хозяйка дома расстелила перед ними дастархан и подала каждому по касе ширчая, в котором плавали куски сливочного масла. Молча позавтракали, а когда принялись за чай, хозяин спросил:

– Так что это за небольшое дело, Захид Акрамович?

– Хочу побывать на месте гибели капитана Халикова, – ответил Захид, – а Улаш-ака покажет это место и... расскажет все, что он видел.

– Дадим лошадей. Впрочем, я тоже могу поехать с вами, если, конечно, не возражаете.

– Будем рады, – сказал Захид. – И еще одно. Меня интересует шерсть и смушка, которые Эгамов покупал здесь.

– Эгамов официально здесь ничего не покупал, – ответил начальник отделения, – эту черную работу выполнял наш парикмахер уста Нияз.

– И давно он этим промышляет?

– Года четыре, пожалуй. Летом и осенью каждый год. Видно, имеет с этого какой-то доход, иначе зачем бы ему этим заниматься?

– Но откуда он мог заполучить такое количество шерсти?

– У чакана-чабанов, они ведь тоже стригут овец. На Кугитанге таких чабанов хватает!

– А что, им разрешают там пасти овец?

– Кто запретит? Горы государственные, жалко, что ли, лишь бы их на совхозные пастбища не пускали!

– Вы не слышали, чьих овец они пасут, ака?

– Чакана – значит, личный. Личные пастухи.

– Но чьи именно?

– Это у них спросить нужно. Обычно пять-шесть человек нанимают чабана и его помощника, договариваются об оплате.

– Узнать бы хозяев этих овец!

– Там, в горах, и наши чабаны есть, и туркменские.

«Надо встретиться с теми чабанами, – подумал Захид, – и выяснить подробности».

– А можно подсчитать, хотя бы примерно, сколько за эти годы уста скупил шерсти и смушки?

– Можно узнать, Захид Акрамович, более или менее точно.

– Будьте любезны, помогите получить такие данные.

– Хорошо. Сейчас пойдем в контору, и я поручу бухгалтеру, пусть пройдет по всем дворам. Правда, часть людей на сенокосе.

– Ничего, ака. Пусть он возьмет сведения у тех, кто в кишлаке. Уста здесь?

– Вчера уехал домой, якобы в отпуск собрался.

– Жаль.

– Его в райцентре всегда можно найти, если понадобится. Копается, поди, на своем участке!

– И все заготовленное парикмахером забирает Эгамов?

– А кто же еще?

– Знаете, почему я об этом спросил? Эгамов в своей объяснительной записке указал, что здесь он был всего один раз.

– Перепугался. А с перепугу чего не наплетешь? Два раза в год, в начале лета и поздней осенью, он тут как тут, в Чукургузаре!

– Вам-то откуда все это известно?

– Чукургузар не Москва, тут все на виду у людей. Знаю...

Пока им готовили лошадей, Бекназаров пригласил к себе Самада – бухгалтера – и объяснил, что следует сделать.

...Ущелье узкое, стены почти отвесные; кое-где, кажется, подступают друг к другу так близко, что можно перепрыгнуть с одной скалы на другую. Глянешь вверх – и надо фуражку придерживать, чтобы с головы не сорвалась. Изредка ущелье раздается то в одну, то в другую сторону, образуя широкие площадки, густо поросшие арчой и кустами шиповника. Повсюду бьют прозрачные родники. Тропка, по которой они едут, часто пересекает реку, и тогда лошади оказываются почти по брюхо в воде.

– Дорогу бы пробить, – сказал Бекназаров, – столько здесь чудесных мест для пионерских лагерей и для домов отдыха!

– Ничего не надо, Джалилбек, – сказал Улаш-ака, – пусть хоть одно место в области останется в первозданном виде. Арча по существу только тут и осталась, а на Сангардаке и Гиссаре ее уже вырубили всю. А без арчи откуда воде взяться? Сами рубим тот сук, на котором сидим, – повторил он. – Вы только посмотрите, какое величие скал, какая торжественная тишина тут стоит! Где вы еще такое найдете?

Место в ущелье, где погиб капитан Халиков, довольно широкое. Здесь река, несущая свои воды у подножия левой стены, резко сворачивает вправо. Дальше, вверх по течению, площадка образует крутой косогор, поросший арчой. Стреножив коней, они приступили к делу. Улаш-ака лег на землю и постарался принять ту позу, в которой лежал Халиков в тот день, и Захид сфотографировал учителя. Затем домулло показал места, где лежали ружье капитана и подбитый им кеклик. Вместо ружья использовали палку, а кеклика заменили тюбетейкой начальника отделения. Захид все это снял на пленку.

– Интересно, можно ли подняться наверх? – спросил он.

– Тропа очень крутая, – ответил Улаш-ака, – она теперь мне не по зубам, как говорится, а вы, думаю, сможете.

– Я тоже иду с вами, – сказал Бекназаров Захиду.

Они пошли вверх по течению, отыскали тропу и начали подниматься. Тропа, петляя между арчовыми зарослями, кое-где проходила по сплошному галечнику, который осыпался. Здесь требовалась большая осторожность – иначе сорвешься, косточек не соберешь. Шли, помогая друг другу. Захид вновь принялся щелкать затвором аппарата. Отсюда выступ был виден полностью, он оказался довольно большим. «Человек на этом месте вполне может сорваться, – подумал Захид, – круто очень. Но никак Халиков не мог упасть в пропасть. В любом случае он зацепился бы за выступ». Захид подтолкнул ногой небольшой голыш, и тот полетел, но задержался на выступе, правда, на самом краешке. Бекназаров, молча наблюдавший за действиями лейтенанта, и сам начал толкать камни, только с разных «точек» отрезка тропы. Часть из них оказалась в пропасти, а часть, та, что падала с того места, откуда сорвался капитан, задерживалась на выступе.

– На краю выступа можно оказаться в том случае, – сказал Бекназаров, – если самому прыгнуть.

– Или если кто-то сильно толкнет в спину.

– Да, тогда, конечно, не удержишься.

– В этом весь вопрос, Джалил-ака, – сказал Захид.

Ошибка баллистической экспертизы поставила перед Акрамовым массу вопросов. Кто посягнул на жизнь капитана? Почему? Как он, капитан, и икс-преступник оказались на одной тропе?

Захид поднялся чуть выше. Тропа выходила на небольшую полоску ровной земли, обычную для подножия гор, а затем петляла между скалами и арчой. Бекназаров следовал за ним.

– По гребню проходит граница между Туркменией и Узбекистаном, – сказал он.

– Та сторона тоже крутая? – спросил Захид.

– Нет, там долина, которая принадлежит госземфонду.

– Там и пасут чакана-чабаны?

– Наверное.

– Может, побываем на тех пастбищах, Джалил-ака? – предложил Захид.

– В народе говорят, недалека та гора, что видна. Но чтобы оказаться по ту сторону хребта, надо идти до ночи. Вы посмотрите внимательнее, тропа порой кружит на одном месте. А сколько таких участков! Надо гору у подножия объехать на мотоцикле.

– Из Чукургузара это можно сделать, ака?

– Нет. Сначала надо отправиться в Гагаринский район, на целину попасть, потом вдоль железной дороги добраться до Келифа, а уж оттуда...

– Словом, придется полтысячи километров отмахать? – спросил Захид.

– Не меньше. Вот если бы вертолет!

– Ну что ж, поедем обратно, может, и вертолет найдем. – Эта мысль понравилась Захиду. – А выше по течению люди живут?

– Глухомань. Медведи, может, живут да кобры водятся... Красота в ущелье только летом восхищает, а зимой... Все завалит снегом – ни пройти, ни проехать!

– Как же первобытные люди жили?

– Улаш-ака знает, – рассмеялся Бекназаров, – это по его части...

– Древние люди жили только в верховьях реки, – объяснил учитель, когда они возвращались. – В том месте, где Кугитанг сходится с Байсун-тау, существует небольшая седловина, пологая с обеих сторон, ее и на машине можно проехать. И ущелье там неглубокое, вода пресная.

– Понятно, домулло, – сказал Захид и спросил у Бекназарова: – Ну, а вообще-то люди ходят здесь? Им ведь не миновать ваш кишлак, если надумают пройти по этой тропе, значит, кто-нибудь да увидит их.

– Знаете, – сказал Бекназаров, – в ущелье часто бывал уста, почти каждую субботу он ловит тут рыбу. Вот у него надо спросить, видел ли он людей на этих тропах?

– Спрошу, – сказал Захид, а сам подумал, что имя уста Нияза что-то слишком часто упоминается. То он замешан в скупке шерсти и смушки, то помогает достать дефицитный сур, которого в кишлаке отродясь не водилось, то вот теперь выясняется... рыбачит каждую субботу.

...Первое, что сделал Захид, когда они возвратились в Чукургузар, принялся подробно расспрашивать бухгалтера.

– У него такая хитрая штучка есть, – усмехнулся Самад. – Табличка – «Уехал домой». Выставит ее, и пропал. Но в тот день, когда погиб капитан Халиков, уста Нияз был в кишлаке. Это я точно знаю.

– А накануне вечером? – спросил Захид, поняв, что бухгалтер догадался о причине их поездки в ущелье.

– У меня в гостях. До ночи мы болтали о всяких пустяках, потом я предложил ему остаться до утра.

– И он остался?

– Да. Утром мы вместе пошли на работу.

– Ну, а просьбу мою вы выполнили?

– Конечно, – Самад подал Акрамову три разграфленных и аккуратно заполненных листа. – Тут все – что куплено, в каком количестве, у кого, когда. В конце списка я попросил каждого, с кем разговаривал, расписаться... А вот это, – он подал еще один лист, – те, кто находится на Чаппасу. Если срочно нужно, я могу съездить туда.

– Спасибо. Мне и самому нужно побывать там, Мурад-ака дал кое-какие поручения, так что заодно я и с людьми поговорю. – Захид бросил взгляд на итоги, которые бухгалтер вывел карандашом в конце списка, и решил не заводить пока речь о квитанциях. Кто знает, может они действительно были выписаны, как утверждал Эгамов.

Его сейчас занимало другое. Разница между тем, что перехвачено у баскентца, и тем, что купил уста у населения, составляла солидную цифру – около семисот килограммов шерсти и девяноста шкурок каракуля. Сур в списке сырья вообще не значился.

XXII

... Едва Акрамов переступил порог кабинета, как зазвонил телефон. Секретарь Ярматов предупреждал Захида, что вечером в клубе состоится собрание партийно-хозяйственного актива, посвященное итогам работы в первом полугодии.

– Приедет секретарь обкома партии по сельскому хозяйству, – сказал он, – вам следует вместе с Юсуфом, командиром дружинников, позаботиться о порядке в клубе.

– Хорошо, Мурад-ака, – ответил Захид. – Порядок обеспечим!

Он позвонил Юсуфу, договорился с ним о встрече в клубе. И только потом уже связался с начальником райотдела Махмудовым и подробно доложил о результатах поездки на усадьбу седьмого отделения, а также об осмотре места гибели капитана Халикова. Поделился с майором всеми сомнениями и предположениями. Махмудов предложил было ему самому явиться в райотдел, но, узнав о собрании, приказал передать фотопленку с первой попутной машиной, чтобы проявить ее и провести новую экспертизу.

– Уста вашего я допрошу сам, – сказал майор, – а вы, Захид Акрамович, не отлучайтесь из «Чинара», не поставив в известность меня лично.

– Слушаюсь, товарищ майор! – ответил Захид.

Летние вечера в «Чинаре» наступают медленно. Уже и солнце вроде бы давно опустилось за плечо горы, а небо все остается прозрачно-синим.

Собрание началось ровно в восемь. Его открыл секретарь партийного комитета Ярматов. Он предоставил слово директору совхоза Муминову, и тот почти сорок минут рассказывал собравшимся о том, как поработали животноводы в первой половине года. Выходило в общем-то неплохо. Ульмас-ака упомянул имена передовых чабанов, а о Шермате-ата и его успехах подчеркнул особо. Потом слово взял секретарь обкома партии.

– Коллектив вашего совхоза, – сказал он, – по заготовкам кормов идет впереди других животноводческих хозяйств области. Областной комитет партии и облисполком, рассмотрев итоги социалистического соревнования во втором квартале, решили присудить переходящее Красное знамя совхозу «Чинар». Разрешите вручить вам эту заслуженную награду и пожелать в дальнейшем новых успехов!

Под дружные аплодисменты Ульмас-ака и Ярматов приняли знамя. Затем начальник отдела кадров зачитал приказ о премировании работников, среди которых Захид услышал и имя Азады. Мало того, он услышал и собственную фамилию. Совхоз премировал его за конфискованную шерсть и смушку. Когда начался концерт участников художественной самодеятельности, Мурад-ака кивнул ему – пошли. Захид вышел в фойе, и Ярматов шепнул ему:

– Идемте в гостиницу, Ульмас-ака дает небольшой банкет в честь присуждения нам знамени.

Стол был накрыт в гостиной. Он не ломился от яств, но все же щедро представлял дары горной земли. Буквально через минуту Захид встал из-за стола.

– Извините, товарищи, – ответил он на немой вопрос Ярматова, – мне нужно идти.

Директор принялся возражать, но секретарь обкома сказал Захиду:

– Идите, товарищ лейтенант, служба – прежде всего!

Вернувшись в дом культуры, Захид устроился в последнем ряду у двери и стал смотреть концерт. Пели и танцевали, как говорится, от души, и чинарцы сопровождали каждое выступление горячими аплодисментами. Правда, несколько местных длинноволосых пижончиков в ярких рубашках, повязанные широкими крикливыми галстуками, шумели, но шум был скорее от избытка энергии, чем от стремления побуянить.

Захид стал осматривать ряд за рядом, настроение его падало – Азады он отыскать не смог.

Но вдруг он услышал шорох атласного платья, напоминающий шепот ветерка в кроне тала. Захид мгновенно оглянулся и увидел Азаду, проходившую мимо.

– Добрый вечер, Азадахон, – поприветствовал он радостно.

– Добрый вечер, Захид-ака, – ответила девушка и нерешительно остановилась.

– Уже уходите?

– Пора, ака.

– Всего десять часов, – сказал Захид, взглянув на часы.

– Рано вставать надо.

– Можно проводить вас? – просительно проговорил Захид. – Чтоб никто не приставал, а?

– Что вы, Захид-ака, – ответила она шепотом, – в кишлаке такое не принято. Это ведь в книжках провожают.

Он посмотрел девушке в глаза и прочитал другой ответ:

«Я пойду тихо, если захотите – догоните...»

Азада прошла в дверь, а он спустя минуту, отыскал старшего среди дружинников и, наказав ему быть начеку, вышел на улицу.

Когда он догнал ее возле родника, все хорошие слова, что собирался сказать, оставили его, спросил невпопад:

– Что-то я сегодня Шермата-ака не заметил?

– Был он, – ответила девушка. – А потом забрал маму и уехал на джайляу, что-то нездоровится ему.

Дальше шли молча.

– Может посидим где-нибудь? – предложил, наконец, лейтенант с дрожью в голосе. Он боялся, что Азада не примет его предложения.

– Только недолго. – Азаде хотелось самой услышать от Акрамова про невесту, правда ли это? А уйти никогда не поздно.

– Конечно, – обрадовался Захид, – как только вам надоест, мы уйдем. Во дворе кишлачного Совета есть скамейка...

Он открыл калитку, пропустил девушку вперед. Было тихо. Захид платочком смахнул пыль со скамьи, посадил Азаду и сел сам.

– Замерзла? – спросил он, вновь перейдя на «ты».

– Свежо ведь, Захид-ака!

Он снял с себя китель, накинул ей на плечи.

– Азада! – Захид произнес ее имя нежно, ласково.

– Что, ака?

– Хочешь, я открою тебе один важный секрет?

– Хорошо, ака, откройте.

– Я полюбил тебя, – проговорил Захид тихо и почувствовал, как кровь прилила к лицу. Но сказанное слово – пущенная стрела. – Это правда! Ты мне скажи только одно – нравится тебе Юсуфджан?

– Нет.

– А я... я нравлюсь тебе?

– Но ведь у вас невеста есть, Захид-ака, как же вы можете?

– Невеста? Какая невеста? Откуда ты ее взяла?!

– Вы же сами одной женщине сказали.

– Я имел тебя в виду. Честное слово.

– Сахро вас любит.

– А ты?

– Не знаю, Захид-ака.

Он растерялся. Что же делать дальше, что говорить? Но, может быть, Азада права? Трудно вот так сразу сказать – любит ли она, ведь они с Захидом по сути дела вместе впервые. Не надо торопить события.

– Родная! – Захид сказал это слово шепотом, но ему показалось, что его услышал весь «Чинар», деревья в садике, камни вокруг. Он обнял ее и тихонько привлек к себе.

– Не надо, Захид-ака, – сказала девушка, отстранившись, – увидит кто – передаст отцу.

– Ты ж не боишься?

– Боюсь. Мы все его дома боимся.

– Он что, деспот?

– Да нет, нас так воспитывали, чтобы старших слушались.

– Тогда это не страх, джаным, а уважение.

– Может быть. – Она сняла китель и положила ему на колени. – Я пойду.

Захид положил ей руку на плечо и осторожно, словно боясь спугнуть, коснулся губами ее горячей щеки.

Азада выскользнула через калитку на пустынную улицу, махнув на прощанье рукой. Захид смотрел ей вслед и казалось, что это не Азада, а часть души улетает, скрывается в тени деревьев. Он пошел за девушкой по улице, приотстав шагов на двадцать. Она вошла в дом, а Захид еще долго бродил возле усадьбы.

Когда он вновь пришел в клуб, концерт уже окончился, чинарцы, оживленно обсуждая выступления артистов, расходились по домам.

– Вы куда исчезли, Захид Акрамович? – услышал он голос Юсуфа и вздрогнул. Сам того не ожидая, он смутился. – На концерте вас не было.

– Что-нибудь случилось? – спросил Захид.

– Концерт был отличным, – будто с сожалением произнес Юсуф, – а вы ушли. И Азада куда-то исчезла!

– Азада домой ушла, – как можно спокойнее ответил Захид. – Я проводил ее, не волнуйтесь.

– Рахмат, Захид Акрамович. Лучше заботливый друг, чем беззаботный родственник, говорят. Я братишке своему наказал, чтобы он находился при ней, да только этот шалопай, едва увидел дружков, забыл обо всем на свете.

Юсуф говорил так искренне, что Захиду стало на мгновенье как-то не по себе, будто он украл его счастье. Но Азада! Азада-то ведь не любит Юсуфа.

– Пойдем-ка спать, Юсуфджан, раз все в порядке, – сказал он.

– Мне хотелось поговорить с вами, Захид Акрамович.

– В другой раз, дружище, – ответил Захид, подумав, что разговор с Юсуфом может превратиться в неприятное объяснение, а он сегодня был счастлив, и не хотелось расставаться с радостным, приподнятым настроением.

– Ладно, в другой раз, – согласился Юсуф.