Текст книги "Журнал «Если», 1995 № 02"

Автор книги: Айзек Азимов

Соавторы: Филип Киндред Дик,Жерар Клейн,Майкл Коуни,Владимир Губарев,Ольга Крыжановская,Владимир Галкин,Вячеслав Глазычев,Сергей Харламов,Андрей Столяров
сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)

Мало кто знает, что, несмотря на гневные предостережения Америки, высшее политическое руководство – как бы в плане предположения – рассматривало идею о возможности разгрома баз моджахедов на территории Пакистана. Действительно, это в корне изменило бы ситуацию. Проигранная, по сути, война обернулась бы победой. ВПК и занятые в нем людские ресурсы и мощности оправдали бы свое существование. Экономика, пусть и подстегнутая столь шоковым методом, набрала бы обороты. Вопрос стоял лишь в том, что делать дальше, когда полстраны прямо или косвенно работало бы на нужды военного производства.

В СССР к тому времени было примерно 70–80 тысяч танков. Техническая отсталость компенсировалась количеством. Но такая масса оружия должна действовать и погибать, чтобы не останавливалось производство. И к тому же количественный перевес, если он значителен, способен привести к успехам.

Для сохранения империи была жизненно необходима экспансия, требовалось расширить ареал боевых действий. Учитывая колоссальные арсеналы, уж в этом-то регионе мы вполне могли рассчитывать на победу. Могла быть поставлена вполне реальная задача: туда, куда советский солдат может дойти, «не замочив сапог», он должен дойти. Исходя из этой формулы, СССР мог захватить часть Африки и почти всю Азию, включив по знакомой схеме многие государства в состав СССР. Китай, естественный соперник Советского Союза в этом регионе, к тому времени вошел в стадию неагрессивную: в 1976 году умер «великий кормчий» Мао Цзедун, через год разоблачили «банду четырех», и китайцы занялись внутренними делами, возвратившись на некоторое время к традиционно-замкнутому пути развития. В результате проблема «второго фронта», существовавшая для советского руководства с конца 1960-х, была снята самими китайцами, вставшими на путь реформ. И к середине 80-х Китай можно было «обогнуть».

Какие-то государства приходилось бы захватывать, какие-то – превращать в сателлитов. Ориентированные на СССР государства Индокитая – Вьетнам, Лаос и Камбоджа – лишь приветствовали бы падение «гнилых режимов». Из Ирана или Ирака, которые находились тогда в состоянии войны, пришлось бы выбрать одного союзника. Скорее всего, на тот момент им стал бы Ирак. С помощью последнего наша советская армия нанесла бы поражение Ирану и оккупировала его, как это уже было в 1942 году. Это, в свою очередь, решило бы проблему обеспечения нашей группы войск в Афганистане, потому что открылись бы дешевые пути доставки.

Итак, пока советская армия теряет людей и технику в Афганистане, гоняясь за партизанами, она все больше «вязнет в болоте». Но когда она движется в Пакистан, появляется цель. Это базы, это крупные города. Вторжение в Пакистан окончательно решает афганскую проблему. Индии ничего не остается (в том числе и в силу крайне напряженных отношений с Пакистаном и Америкой), как стать нашим военным союзником. Снимаются проблемы с поставками продуктов питания и горючего для наших армий. Ликвидация Пакистана, объединение с дружественной индийской армией решает все. И на широком фронте Союз выходит к Индийскому океану.

Пусть там в море плавают англосаксы… Захваченная территория столь велика, что советское руководство поглощено этим пространством и освоением огромных дополнительных ресурсов. А попутно отечественная номенклатура учит народы «жить по справедливости». Ведь советская армия пришла в эти страны не как банда захватчиков, а как освободительница – словно в годы второй мировой войны в Восточную Европу, неся на своих штыках свет Великого Учения. Традиционная опора на местную элиту вкупе с привычным столкновением между собой различных кланов обеспечили бы пришельцам поддержку части населения. К тому же у новых друзей Союз, как и все свои последние «предперестроечные» годы, не просил бы многого – лишь часть сырьевых запасов и следование несложным идеологическим клише.

Подобная военная кампания стала бы реальной альтернативой «перестройке». Эта «афро-евразийская» задача могла занять нас до 2005 года.

Я точки зрения сегодняшнего дня, это совершенно фантастическое предположение. Но с учетом политической ситуации в мире середины 80-х оно выглядит вполне реальным. Если соблюдать одно условие: СССР не должен двигаться в сторону Западной Европы и Америки. Все остальное не вело к ядерной войне. Американцы не пошли бы на коллективное самоубийство без угрозы своим сущностным, жизненным интересам. Отступая, они проявляли бы благоразумие. Да, собственно, что тут «сдавать»? Наполовину «красные» Африку и Азию? Единственное, что для них по-настоящему болезненно, – это Ближний Восток, Персидский залив и ЮАР.

США в такой ситуации вынуждены были бы воевать обычными средствами, как в Корее и Вьетнаме, но, вероятнее всего, воздержались бы от применения ядерного оружия. Первый советский удар пришелся бы на Пакистан. Индия не входит в американскую сферу влияния, а дальше идет уже «красный» Индокитай. На Индонезию мы не претендуем.

Остается Ближний Восток. Но к тому времени американцы уже потеряли Иран – произошла революция 1978 года. Ушли из сферы влияния Ирак и Сирия. Остается Израиль.

Единственный вопрос, на который сложно ответить: что произошло бы, выйди наши армии к Кувейту, Саудовской Аравии, Арабским Эмиратам. Эта потеря была бы для Америки важнее потери всей Азии и Африки. США могли сосредоточить там свои армии таким же образом, как они проделали это позднее во время операции в Персидском заливе, за считанные месяцы перебросив через океан полмиллиона человек. Здесь СССР потерпел бы первое и единственное локальное поражение. Но, скорее всего, претендовать на эти страны Советский Союз не стал бы.

На всех остальных фронтах – в Юго-Восточной Азии и в Африке СССР оказался бы победителем. Вероятно, во время всей кампании шли бы длительные переговоры с Америкой и Западной Европой с обменом взаимными угрозами и обвинениями (естественно, НАТО в широких масштабах поставляло бы оппозиционерам технику и поддерживало их деньгами), и прекратились бы они на определенных условиях: Ближний Восток остается за Западом, а остальной Евразийский континент плюс большая часть Африки отходят нам, СССР, за исключением, естественно, Китая и Западной Европы. Возникает новая граница биполярного мира, который сложился еще в 30-е годы.

Подобная империя неминуемо рухнула бы под собственной тяжестью, подтачиваемая освободительными движениями, но эти проблемы легли бы на плечи уже следующего поколения советских людей.

Конечно, жить в такой «Афразии» было бы несладко. Полная милитаризация экономики, жестко нормированное распределение всех видов товаров, включая продукты питания, необходимость подавлять очаги недовольства на бескрайних просторах империи. И, естественно, никаких демократических свобод. Но победные маршевые песни лет на 15–20 заглушили бы голоса диссидентов.

В какой-то степени «Бросок на юг» Владимира Жириновского, да и сам феномен этого политика, включая его популярность, является отголоском нереализованной 10 лет назад альтернативы. Но как бы там ни было, тот исторический перекресток нами пройден. И все же не будем забывать: безальтернативной истории не бывает. И перекрестки на ее пути встречаются довольно часто…

«Тишину прорезали фанфары. Сводка! Победа! Если перед известиями играют фанфары, это значит – победа… Вслед за фанфарами обрушился неслыханной силы шум. Телеэкран лопотал взволнованно и невнятно – его сразу заглушили ликующие крики на улице. Новость обежала город с чудесной быстротой.

Скрытно сосредоточившаяся армада, внезапный удар в тыл противника, белая стрела перерезает хвост черной. Сквозь гам прорывались обрывки фраз: «Колоссальный стратегический маневр… безупречное взаимодействие… беспорядочное бегство… полмиллиона пленных… полностью деморализован… полностью овладели Африкой… завершение войны стало делом обозримого будущего… победа… величайшая победа в человеческой истории… победа, победа, победа!»

Джордж Оруэлл. «1984».

ПРОГНОЗ

Нас будет больше, вопрос: насколько

Международный институт анализа прикладных систем опубликовал демографический прогноз на 2030-й год. Заглянуть дальше ни один из принявших участие в работе экспертов не решился – уж слишком велик разброс количественных оценок прироста рода людского (от «50 до 100 процентов). Впрочем, относительно общих тенденций принципиальных споров нет: к указанному году около 83–87 процентов населения Земли будут составлять граждане государств, которые сейчас называют развивающимися; самый большой прирост ожидается в Африке, численность населения которой примерно утроится. Особенно крупные разногласия между экспертами возникли по поводу возрастной структуры человечества на исходе первой трети XXI века. Так, некоторые выстраивают «пирамиду» – высокую рождаемость при высокой смертности, другие же демографы склоняются к тому, что оба показателя будут пребывать на низком уровне. Понятно, что, с социальной точки зрения, эти два прогноза обещают цивилизации совершенно различную будущность…

Старая традиция на новый лад

По мнению социологов, в Швеции уже в середине 50-х годов установилось реальное равенство полов во всех сферах жизни – социальной, экономической и политической. И вот сенсация – шведские психологи и школьные педагоги предлагают вернуться… к раздельному обучению. Специальная комиссия, созданная по распоряжению министра образования, пришла к выводу: девочек и мальчиков необходимо обучать по-разному, и желательно раздельно. Дело в том, что девочки, которые развиваются быстрее и взрослеют раньше, с поразительной легкостью усваивают информацию в младшем и среднем возрасте. Таким образом совместное обучение на практике тормозит развитие женского ума и перегружает мужской! Кроме того, девочки от природы наделены даром речевой коммуникации, мальчиков же необходимо специально обучать нелегкому искусству беседы и социального общения.

Комиссия рекомендует начинать обучение девочек в более раннем возрасте, чем мальчиков, и, разумеется, по разным программам. Эксперты утверждают, что отношение к ученикам как к равным приводит «к несправедливости при обучении в школе».

Памятью управляют особые гены

Открытие совершили российские нейробиологи из Института нормальной физиологии РАМН, определив, что при запоминании нервными клетками любого типа информации – слуховой, зрительной, смысловой и прочей – включаются в работу несколько одних и тех же генов, хотя и в разных областях мозга.

Сейчас совместная британско-российская группа под руководством знаменитого исследователя мозга Стивена Роуза и заведующего лабораторией нейробиологии памяти Константина Анохина занята составлением «Атласа следов памяти», фиксируя зоны человеческого мозга, где действуют эти гены.

По мнению Анохина, вскоре ученые смогут перейти от пассивных наблюдений к активным действиям: способствовать процессу запечатления информации, или, наоборот, «стирать» нежелательные воспоминания. Правда, замечает он, предварительно следовало бы законодательно установить допустимые границы подобного вмешательства…

Впрочем, одна из областей возможного применения открытия не вызывает сомнений: лечение наркомании. Как выяснилось, при приеме наркотиков в мозге сразу включаются гены памяти; если же их каким-то образом блокировать или нейтрализовать, наркотик даст только обезболивающий эффект.

Перламутровые зубы

В 1972 году Амвдео Боббио занимался изучением черепов майя, найденных в 1931 году в Гондурасе. Все их зубы были целы и прекрасно сохранились. Оказывается, они были из перламутра. Идя по стопам майя, два французских стоматолога Ж. и С. Кампрасс тоже применили перламутр в качестве имплантанта.

Он быстро биоинтегрировап в кость челюсти и повел себя как натуральный коренной зуб. В результате недавних исследований, проведенных в лаборатории общей и сравнительной физиологии, созданной при участии Национального центра научных исследований и Национального музея естественной истории в Париже, ученые установили, что перламутр раковин гигантских устриц (Pinctbda maxima), обитающих в тропических морях в районе Индии и Малайзии, дает хороший материал для протезирования и лечения костей.

Прекрасно переносимый человеческим организмом, перламутр биоинтегрирует, устанавливая прочный контакт между собой – биоматериалом-имплантантом и «принимающей» его костной тканью.

Прогулки по Марсу

Теперь на Марсе можно «побывать» без хлопот: новейшая компьютерная программа VistaPro, созданная в Лаборатории виртуальной реальности на базе данных, собранных марсианскими миссиями НАСА, позволяет любому желающему совершать впечатляющие путешествия по красной планете (как бы на джипе), выбирая маршрут по собственному усмотрению. Президент лаборатории чрезвычайно гордится тем, что сам Артур Кларк пользовался VistaPro, работая над новой книгой об освоении Марса.

А на подходе аналогичная венерианская программа.

Вторая атака на Меркурий

С тех пор как в 1974–1975 годах американская межпланетная станция Mariner-10 трижды облетела ближайшую к Солнцу планету, изучение ее космическими методами практически не проводилось.

А между тем еще тогда были отмечены некоторые неожиданности: в частности, наличие собственного магнитного поля Меркурия, о существовании которого наука не предполагала.

И вот три десятка лет спустя начинается вторая атака на Меркурий…

В 1996-м НАСА предполагает провести бомбардировку планеты 40 зондами с облегченной термозащитой: посланцев Земли подведут к цели, когда та будет находиться сравнительно далеко от светила. Старт еще одного спутника, предназначенного главным образом для магнитных измерений и фотокартирования поверхности, планирует калифорнийская Лаборатория реактивного движения: выйдя на полярную орбиту, он должен провести у Меркурия целый год. Наконец, базирующийся в Хьюстоне Институт наук о Луне и планетах готовит запуск очередной автоматической станции, которая проведет исследование химического и минерального состава меркурианской поверхности, а также радиолокационное картирование обеих полярных областей, где наземные наблюдатели обнаружили намеки на существование льда, что, конечно же, парадоксально для планеты, чуть ли не купающейся в солнечной короне.

Филип К. Дик
ВЕТЕРАН ВОЙНЫ

Старик сидел на скамейке под ярким, горячим солнцем и смотрел на гуляющих по парку людей. Чистый и аккуратный парк, газоны искрятся от водяных брызг, рассыпаемых сотнями блестящих медных поливальных фонтанчиков. Безукоризненно начищенный робот-садовник перекатывается с места на место, вырывает из земли стебельки сорняков, собирает мусор в широкую щель на своей груди. Весело галдят и носятся дети. Сидящие на скамейках юные парочки держатся за руки, сонно греются на солнце. Тесными группами лениво разгуливают бравые солдаты; засунув руки в карманы, они с восторгом взирают на бронзовотелых обнаженных девушек, загорающих вокруг плавательного бассейна. Где-то дальше, за пределами парка, ревут машины, возносит к небу сверкающий хрусталь своих шпилей Нью-Йорк. Старик с натугой прокашлялся и сплюнул в кусты. Яркое солнце раздражало – чересчур желтое и греет так, что выношенная рваная куртка насквозь промокла от пота. Кроме того, в этом безжалостном свете старик еще острее ощущал свой давно небритый подбородок и стекляшку на месте, где когда-то был левый глаз. И глубокий, безобразный шрам – след ожога, после которого от одной из его щек не осталось почти ничего. Старик раздраженно подергал слуховой аппарат на серой костлявой шее. Расстегнул куртку и разогнул спину. Одинокий, полный скуки и горечи, он ерзал на матово Поблескивающих металлических планках скамейки, крутил головой, пытаясь вызвать в себе интерес к мирным идиллическим декорациям – купам деревьев, зеленым газонам, беззаботно играющим детям.

Скамейку напротив заняли трое молодых солдат; незагорелые, белые, как молоко, они раскрыли коробки с завтраком.

Слабое, чуть кислое дыхание старика замерло в горле. Изношенное сердце часто и болезненно заколотилось; он снова чувствовал себя живым – впервые за много часов. Кое-как всплыв из глубин охватывавшего его оцепенения, старик сделал мучительное усилие и сфокусировал на солдатах взгляд мутных подслеповатых глаз. Вынув носовой платок, он промакнул усеянное крупными каплями пота лицо и заговорил.

– Хороший денек.

Глаза парней рассеянно скользнули по дряхлой фигуре.

– Ага, – лениво подтвердил один.

– Хорошая работа. – Рука старика указала на желтое солнце и силуэт города. – Отлично смотрится.

Солдаты не отвечали. Все их внимание было сосредоточено на яблочном пироге и чашках с дымящимся черным кофе.

– Все совсем как настоящее, – заискивающе добавил старик. – А вы, ребята, минеры? – спросил он наобум.

– Нет, – мотнул головой один из молодых парней. – Ракетчики.

– А я служил в истребительных. – Старик покрепче перехватил свою алюминиевую трость. – Еще в прежней флотилии – Б-3.

Никто ему не ответил. Солдаты перешёптывались, поглядывая на девушек, сидевших на соседней скамейке.

Старик сунул руку в карман куртки и извлек серый, грязный пакет. Медленно, дрожащими пальцами развернув рваную бумагу, он так же тяжело поднялся и, пошатываясь, неуверенно переставляя подламывающиеся ноги. Пересек посыпанную мелкой щебенкой дорожку.

– Хотите посмотреть? – На его ладони лежал блестящий металлический квадратик. – Я получил его в восемьдесят седьмом. Думаю, вас тогда еще и на свете не было.

В глазах молодых солдат вспыхнуло любопытство.

– Ничего себе, – уважительно присвистнул один из них. – Хрустальный Диск первого класса. Вас наградили такой штукой? – Он вопросительно поднял глаза.

Старик гордо хохотнул – правда, этот звук больше походил на хриплый кашель.

– Я служил под командованием Натана Уэста на «Уайнд Гайанте». И схлопотал свое только в самом конце, в момент последней атаки. Вы, наверное, помните: мы раскинули сеть на всем протяжении от…

– Вы уж нас извините, – как-то неопределенно сказал один из парней. – У нас с историей не очень-то… Наверное, меня тогда и на свете не было.

– Ну, ясно, – охотно поддержал его старик. – Шестьдесят с лишним лет прошло. Вы ведь слыхали о майоре Перати? Как он загнал их флот в метеоритное облако, когда они сходились для последнего удара? И как Б-третья месяцами сдерживала их? – Он горько, со злобой выругался. – Мы сдерживали их из последних сил, и нас становилось все меньше. И вот когда осталась всего пара кораблей, они ударили. Налетели, как стервятники! И все, что попадалось им на глаза, они…

– Прости, папаша, – солдаты дружно встали, собрали свои коробки и направились к соседней скамейке. Девушки искоса, застенчиво поглядывали на них и нервно хихикали. – Поговорим как-нибудь в другой раз.

Старик повернулся и яростно заковылял к своей скамейке. Злой и разочарованный, он бормотал что-то неразборчивое, плевал в искрящиеся капельками влаги кусты и пытался хоть как-то успокоиться. Но яркое солнце раздражало, шум людей и машин доводил до бешенства.

Он снова сел на скамейку, полуприкрыв глаза, скривив бескровные иссохшиеся губы в безнадежной и горькой гримасе. Никому не интересен дряхлый, полуслепой старик. Никто не хочет слушать его путаные, бессвязные рассказы о битвах, в которых он участвовал, никому не нужно его мнение о стратегии и тактике проигранной войны. Можно подумать, что никто даже и не помнит войну, разрушительным, всесжигающим пламенем горевшую в еле живом мозге старика. Войну, о которой он страстно хотел говорить, – если только удастся найти слушателя.

* * *

Вэйчел Паттерсон резко остановил машину.

– Ну вот, – сказал он через плечо. – Устраивайтесь поудобнее. Здесь нам придется постоять.

До тошноты знакомая сценка. Несколько сотен, а, пожалуй, и тысяча землян в серых шапочках и в серых нарукавных повязках. Плотными потоками они двигаются по улице, горланя лозунги и размахивая огромными транспарантами: ПЕРЕГОВОРАМ НЕТ! ПРЕДАТЕЛИ БОЛТАЮТ – МУЖЧИНЫ ДЕЙСТВУЮТ! НЕ НАДО НИЧЕГО ИМ ОБЪЯСНЯТЬ ПОКАЖИТЕ ИМ! СИЛЬНАЯ ЗЕМЛЯ – ЛУЧШАЯ ГАРАНТИЯ МИРА!

– Почему мы стоим? В чем дело? – удивленно хмыкнул сидевший сзади Эдвин Ле Марр. Отложив пленки с делами, он близоруко прищурился.

– Опять демонстрация, – устало откинулась на спинку Ивлин Каттер. – Она закурила, всем видом своим выражая отвращение.

Демонстрация была в полном разгаре. Мужчины и женщины, взрослые и школьники, напряженность и возбуждение, горящие ненавистью глаза. У некоторых в руках плакаты и транспаранты, у других – палки, обрезки труб; вооруженные люди по большей части одеты в нечто вроде полувоенной формы. Прохожие останавливаются на тротуарах, смотрят на колонну, кое-кто присоединяется. Одетые в синее полицейские перекрыли уличное движение; стоят с безразличным видом и ждут – не попробует ли кто-либо помешать демонстрантам. Никто, конечно, не пытается, дураков нет.

– Но почему Директорат не прекратит это безобразие? – возмущенно спросил Ле Марр. – Пары бронеколонн вполне хватит, чтобы восстановить спокойствие.

– Директорат, – холодно засмеялся его сосед Джон В-Стивенс, – финансирует их, организует, дает им бесплатное время на видеоканалах.

Глаза Ленарра близоруко, недоуменно заморгали. – Паттерсон, неужели это правда?

Теперь искаженные яростью лица были совсем близко, они с обеих сторон обтекали приземистый, сверкающий «бьюик». Хромированная приборная доска вздрагивала и слегка дребезжала от тяжелого топота ног по мостовой Доктор Ле Марр спрятал пленки в металлическую кассету и нервно огляделся по сторонам; втянувший голову в плечи, он очень напоминал перепуганную черепаху.

– А вы-то чего боитесь, – хрипло сказал В-Стивенс. – Вас они пальцем не тронут – вы ведь англичанин. Это мне надо бояться.

– Они свихнулись, – пробормотал Ле Марр. – Все эти идиоты, шагающие строем и рвущие глотки.

– Ну зачем же так сразу – идиоты, – спокойно повернулся к нему Паттерсон. – Они слишком доверчивы, вот и все. Они верят тому, что им говорят, равно как и все мы, остальные. Беда в том, что им говорят ложь.

Он указал на один из плакатов, огромный стереоскопический портрет, тяжело раскачивающийся в руках тащивших его людей.

– Обвинять надо его. Это он выдумывает всю эту гору лжи. Это он давит на Директорат, разжигает ненависть и насилие – что ж, его кошелек это может позволить.

С портрета смотрело суровое благородное лицо седовласого джентльмена, гладко выбритого и высоколобого. Крепко сложенный мужчина лет под шестьдесят, чем-то похожий на университетского профессора. Доброжелательные голубые глаза, твердый подбородок – одним словом, весьма впечатляющая фигура достойного и уважаемого человека с высоким общественным положением. А под этим портретом – личный лозунг, плод минутного вдохновения:

ВСЕ КОМПРОМИССЫ – ПРЕДАТЕЛЬСТВО!

– Фрэнсис Ганнет, – пояснил Ле Марру В-Стивенс. – Великолепный образчик человека, не правда ли? Земного человека, – поправил он себя.

– Но ведь у него очень благородное лицо, – запротестовала Ивлин Каттер. Разве может человек такой интеллигентной внешности иметь что-нибудь общее со всем этим?

В-Стивенс затрясся от смеха, но веселья в его иронии не было.

– Эти изящные, белые, чистые руки гораздо грязнее рук водопроводчиков и плотников, которые орут за окнами нашей машины.

– Но почему…

– Ганнету и его группе принадлежит «Интерплан Индастриз», холдинговая компания, контролирующая чуть не все экспортно-импортные операции внутренних планет. Получив независимость, мы и марсиане неизбежно влезем в его поле деятельности. Появится конкуренция. А так нас ограничивает нечестная, да что там – откровенно жульническая система коммерческого законодательства.,

Колонна приблизилась к перекрестку. Плакаты и транспаранты куда-то исчезли, в руках вожаков демонстрации замелькали булыжники и дубинки. Криками и жестами увлекая за собой остальных, лидеры мрачно двинулись к небольшому современному зданию, над которым мигала светящаяся надпись: «Кока-Кола».

– Господи, да они же собрались громить отделение «Кока-Колы»! – Паттерсон начал открывать дверцу машины.

– Ничего вы тут не сделаете, – остановил его В-Стивенс. – Да и вообще там никого нет. Обычно их предупреждают заранее.

Окна из толстого, прозрачного, как хрусталь, пластика разлетелись вдребезги, и толпа начала протекать внутрь маленькой, подчеркнуто щегольской конторы. Полицейские неторопливо профланировали мимо, зрелище им явно нравилось. Через разбитые окна на тротуар полетели столы, стулья, папки с документами, мониторы, останки компьютеров, пепельницы и даже веселенькие плакаты с изображением прелестей жизни на других планетах. Взметнулись черные языки едкого, копотного дыма – это кто-то поджег помещение тепловым излучателем. Теперь участники разгрома повалили наружу, счастливые и довольные.

На лицах стоявших вдоль тротуаров людей отражались самые разные чувства. У некоторых – восторг, у других – любопытство, но у большинства – тревога и ужас. Они отворачивались и уходили, а мимо них грубо проталкивались погромщики – возбужденные, с перекошенными лицами, нагруженные добычей.

– Видели? – спросил Паттерсон. – Все это сделали несколько тысяч человек за плату, полученную от Ганнетовского комитета. «Первопроходцы» – наемники Ганнета, его охранники и штрейкбрехеры. Сегодняшнее мероприятие для них что-то вроде сверхурочной работы. Они пытаются выдать себя за голос всего человечества, но ничем подобным в действительности не являются. Шумное, скандальное меньшинство, маленькая кучка фанатиков.

Группа демонстрантов рассыпалась и быстро таяла. Цель была достигнута отделение «Кока-Колы» превратилось в черную, дотла выгоревшую коробку, жутко зиявшую пустыми провалами окон, уличное движение было остановлено, чуть не половина Нью-Йорка видела угрожающие, кровожадные лозунги, слышала топот ног и полные ненависти крики. Теперь люди начали расходиться по своим конторам и магазинам, возвращаться к повседневным заботам.

И тут погромщики увидели венерианскую девушку, которая прижалась к двери закрытого подъезда одного из домов.

* * *

Паттерсон бросил машину вперед. Дико скрежеща, чуть не вставая на дыбы, она пересекла улицу, вылетела на тротуар и помчалась вслед за группой побагровевших, рвущихся вперед бандитов. Первую волну нос машины раскидал по сторонам, словно смятые бумажные игрушки, остальные, отброшенные сверкающим металлическим бортом, повалились на мостовую.

Венерианская девушка увидела приближающуюся машину и землян на переднем сиденье. На мгновение она застыла, парализованная ужасом, а затем повернулась и в отчаянии бросилась прочь по тротуару, в кипящую массу людей. Преследователи заулюлюкали:

– Держи утколапую!

– Утколапых – на Венеру!

– Земля – землянам!

А за всеми этими лозунгами – отвратительный привкус похоти и ненависти.

На мгновение остановив машину, Паттерсон съехал с тротуара на мостовую. Непрерывно сигналя, он мчался за девушкой и быстро обогнал погромщиков. В заднее стекло врезался увесистый булыжник, за ним последовал целый град камней. Толпа, заполнявшая улицу, безразлично расступалась, освобождая путь машине и погромщикам. В полном отчаянии, задыхаясь и всхлипывая, девушка бежала между стоящими у обочины машинами и группами людей. Ни одна рука не задержала ее, но и ни один человек не попытался помочь ей.

Паттерсон обогнал девушку и резко затормозил. Словно перепуганный заяц, она развернулась и помчалась назад, прямо в руки погромщикам. В одно мгновение распахнув дверцу, В-Стивенс бросился за ней, схватил за шиворот и рванулся к машине. Ле Марр и Ивлин Каттер втащили их внутрь, Паттерсон резко бросил машину вперед.

Секунду спустя автомобиль свернул за угол; резко щелкнул рвущийся трос полицейского заграждения, и они оказались на мирной, спокойной улице. Рев людских голосов, топот ног по мостовой остались позади.

– Все хорошо, все в порядке, – ласковым, успокаивающим голосом повторял В-Стивенс. – Мы твои друзья. Посмотри, я ведь тоже утколапый.

Сжавшись в комок, плотно подтянув колени к животу, девушка отодвинулась на самый край сиденья, к дверце. В широко раскрытых зеленых глазах застыл ужас, худое личико мучительно передергивалось. На вид ей было лет семнадцать. Тонкие пальцы с перепонками между ними судорожно цеплялись за порванный воротник. Левой туфли нет, волосы всклокочены, глубокие царапины на лице сочатся кровью… Из дрожащих губ вылетают какие-то нечленораздельные звуки.

– Ее сердце готово выскочить наружу, – пробормотал Ле Марр, пощупав пульс девушки, а затем вынул из кармана капсулу и ввел ее содержимое в тонкую, дрожащую руку.

– Все уже позади, – продолжал говорить В-Стивенс. – Мы – врачи из Городской больницы, все, кроме мисс Каттер, которая заведует у нас канцелярией. Доктор Ле Марр – невролог, доктор Паттерсон – специалист по раковым опухолям, а я – хирург, видишь мою руку? – Он провел по лбу девушки тонкими сильными пальцами. – Я уроженец Венеры, как и ты. Мы отвезем тебя в больницу, и ты немного поживешь у нас.

– Что же теперь будет? – впервые заговорила девушка. Голос ее дрожал и срывался.

– Улетайте-ка лучше с Земли, – все так же мягко сказал В-Стивенс. – Ни один венерианец не будет чувствовать себя здесь в безопасности. Возвращайтесь домой, пока все это не кончится.

– А вы думаете, кончится? – В глазах девушки стояла тоска.

– Раньше или позже. – В-Стивенс протянул ей взятую у Ивлин сигарету. Такое положение не может сохраняться долго. Мы должны получить свободу.

– Спокойнее, спокойнее. – Теперь ровный голос Ивлин звучал угрожающе, ее глаза вспыхнули враждебным блеском. – Мне казалось, вы выше этого.

Темно-зеленое лицо В-Стивенса налилось кровью.

– Вы что, думаете, я могу так вот стоять в стороне и смотреть, как мой народ оскорбляют и убивают, как нашими интересами пренебрегают, и все это для того, чтобы протухшие ублюдки вроде Ганнета могли жиреть на крови?

– «Протухшие ублюдки»? – недоуменно отозвался Ле Марр. – Что это такое, Вэйчел?

– Это они так землян называют, – ответил Паттерсон. – Слушайте, В-Стивенс: для нас с вами это совсем не «наш народ – ваш народ». Мы принадлежим к одной и той же расе. Ваши предки – земляне, поселившиеся на Венере в начале двадцать первого века.

– Ваши отличия от землян – всего лишь мелкие мутации адаптивного плана, заверил В-Стивенса Ле Марр. – Мы все еще можем производить совместное потомство, а значит, принадлежим к одному биологическому виду.

– Можем, – криво улыбнулась Ивлин Каттер. – Только кому же вздумается производить потомство от утколапых или от ворон?

Какое-то время все молчали. В машине, приближавшейся к больнице, стало душно от пропитавшей воздух враждебности. Венерианская девушка, по-прежнему сжавшаяся в комок, молча курила, опустив полные ужаса глаза.