Текст книги "СООБЩЕСТВО НА КРАЮ"

Автор книги: Айзек Азимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц)

Эффект может заставить вздрогнуть даже тех, кто знает его механизм, особенно, если предшествующая мысль была расплывчатой и прошла мимо сознания.

– Я не смогу быть с вами сегодня вечером, Нови, – сказал Гендибал. – У меня ученая работа. Я отведу вас в вашу комнату и покажу вам, как пользоваться сигналами, если вам что-нибудь понадобится. Там есть несколько книг, и вы сможете поупражняться в чтении, Мы увидимся завтра.

30

Гендибал вежливо начал:

– Первый Спикер?

Шандес только кивнул. Он был мрачен и уже не казался моложе своих лет. Он выглядел как человек, который не пил, но готов выпить крепкого. Наконец он произнес:

– Я «вызвал» вас…

– Поскольку никакого посыльного не было, а был прямой «вызов», я решил, что это что-то важное.

– Важное. Ваш подопечный из Первого Сообщества, Тревиц…

– Да?

– Он не летит на Трантор.

Гендибал не удивился.

– Разве он должен был лететь на Трантор? По нашим сведениям, он вместе с профессором античной истории отправился разыскивать Землю.

– Да. Легендарную Первую Планету. Потому-то они и должны были прибыть на Трантор. Разве профессор знает, где находится Земля? А вы? А я? Существует или существовала ли она вообще? Они должны были посетить нашу Библиотеку, чтобы получить необходимую информацию, если только ее можно где-то получить. До сих пор я считал, что этот человек из Первого Сообщества появится здесь, и мы через него узнаем все, что можно узнать. А теперь чувствую, что ситуация стала критической.

– Именно поэтому ему и не позволили попасть сюда.

– Куда же он направляется?

– Как я вижу, это мы еще не выяснили.

– Вы не очень-то волнуетесь по этому поводу, – обиженно сказал Первый Спикер.

– Я не знаю, – ответил Гендибал, – но, может быть, все к лучшему. Вы хотели, чтобы он прилетел на Трантор и послужил нам источником информации. Не станет ли он источником более важной информации, если отправится, куда хочет? И будет делать все, что хочет? Конечно, при условии, что мы не потеряем его из виду.

– Этого недостаточно! Вы убедили меня в существовании нового врага, и я потерял покой. Хуже того, я убедил себя, что, если мы не возьмем под контроль Тревица, мы потеряем все. Я не могу избавиться от ощущения, что он – и только он – ключ.

– В любом случае мы не проиграем, – веско сказал Гендибал, – Мы могли проиграть, когда эти, пользуясь вашим выражением, анти-мулы копали под нас втайне. Но теперь мы знаем о них, мы больше не работаем вслепую. На следующем заседании Стола, если мы будем работать вместе, мы начнем контратаку.

– Я хотел вас видеть не из-за дела Тревица. Этот вопрос мы обсудили первым только потому, что он мне кажется моим личным поражением. Я проанализировал ситуацию и понял, что поставил самолюбие и досаду выше общей политики и был неправ. Я об этом сожалею. Но есть кое-что еще.

– Более серьезное, Первый Спикер?

– Более серьезное, Спикер Гендибал. – Первый Спикер вздохнул и побарабанил пальцами по столу. Гендибал терпеливо стоял перед столом и ждал.

Наконец Первый Спикер мягко, стараясь хоть тоном смягчить удар, произнес:

– На чрезвычайном заседании Стола, созванном по инициативе Спикера Деларми…

– Без вашего согласия, Первый Спикер?

– Для этого ей было достаточно голосов любых трех Спикеров. На этом заседании вы были подвергнуты импичменту, Спикер Гендибал. Вас обвиняют в том, что вы недостойны поста Спикера, вас должны судить. За три столетия это первый случай, когда принято решение об импичменте против Спи…

Гендибал перебил, стараясь подавить признаки гнева:

– Вы сами, конечно, не голосовали за мой импичмент.

– Я не голосовал, но я был один. Остальной Стол голосовал единогласно, и голоса были десять против одного за импичмент, для импичмента, как вы знаете, требуется восемь голосов, включая Первого Спикера, или десять без него.

– Но я не присутствовал.

– Вам бы не позволили голосовать.

– Я мог высказаться в свою защиту.

– На этой стадии не могли. Прецедентов мало, но они ясны. Вы будете защищаться на суде, который, естественно, состоится в ближайшее время.

Гендибал в раздумье склонил голову.

– Я не очень огорчен, Первый Спикер, – сказал он, – Я думаю, ваш первый импульс правилен. Дело Тревица важнее. Не отложите ли вы суд на этом основании?

Первый Спикер поднял руку.

– Я не виню вас за недооценку ситуации, Спикер. Импичмент такое редкое событие, что мне самому пришлось заглянуть в юридические справочники. Это вопрос первоочередной важности. Мы должны пренебречь всем остальным ради суда.

Гендибал опершись костяшками пальцев о стол, наклонился к Первому Спикеру.

– Это, наверно, несерьезно?

– Таков закон.

– Нельзя позволять закону становиться на пути борьбы с очевидной опасностью.

– Для Стола, Спикер Гендибал, очевидной опасностью являетесь вы…

– Heт, выслушайте меня. Закон в этом случае основывается на убеждении, что нет ничего опаснее возможности коррупции или злоупотребления властью со стороны Спикера. Но я ни в чем таком не виновен, Первый Спикер, и вы это знаете. Это вопрос личной мести Спикера Деларми. Если и есть здесь злоупотребление властью, то с ее стороны. Моя вина в том, что я не гнался за популярностью и обращал слишком мало внимания на дураков, проживших достаточно, чтобы состариться, но еще достаточно молодых, чтобы обладать властью!

– Подобно мне, Спикер? Гендибал вздохнул.

– Видите, я опять… Я не имел в виду вас, Первый Спикер… Ладно, давайте в таком случае устроим суд немедленно. Устроим его завтра. Даже лучше сегодня вечером. Давайте покончим с этим и перейдем к делу Тревица. Ждать нельзя.

– Спикер Гендибал, вы не понимаете ситуации. Импичменты в прошлом случались два раза. Ни один из них не привел к обвинительному заключению. Но вы будете осуждены! Вы не останетесь членом Стола, и у вас больше не будет голоса в политике. У вас не будет голоса даже на ежегодном заседании Ассамблеи.

– И вы ничего не сделаете, чтобы не допустить этого?

– Я не смогу. Меня забаллотируют единогласно. После этого мне придется подать в отставку, чего, как я думаю, хотят Спикеры.

– И Первым Спикером станет Деларми?

– Наиболее вероятно.

– Этого нельзя допустить!

– Да. Поэтому мне придется голосовать за ваше осуждение. Гендибал снова глубоко вздохнул.

– Все равно я требую немедленного суда.

– Разве вам не нужно время, чтобы подготовиться к защите?

– Какой защите? Они ничего не станут слушать! Немедленного суда!

– Суду нужно время, чтобы подготовить обвинительный материал.

– Нет у них никакого материала. Он им не нужен. В умах они меня уже осудили, а больше им ничего не требуется. Они предпочли бы осудить меня завтра, а не послезавтра, и даже не завтра, а сегодня вечером. Скажите это им!

Первый Спикер встал. Они смотрели друг на друга через стол.

– Куда вы спешите? – спросил Первый Спикер.

– Дело Тревица не ждет.

– Когда вас осудят, и я останусь один перед объединенным против меня Столом, чего вы достигнете?

И Гендибал сказал громким шепотом:

– Ничего. Не бойтесь. Несмотря ни на что, меня не осудят.

9. Гиперпространство

31

– Вы готовы, Янов? – спросил Тревиц.

– Пелорат поднял голову от книги, которую просматривал.

– Вы имеете в виду, к Прыжку, старина?

– Да. К гиперпространственному Прыжку!

Пелорат проглотил комок в горле.

– Вы уверены, что мы ничего не почувствуем? Я знаю, что глупо бояться, но только подумаю о том, что меня превратят в бестелесные тахионы, которых никто никогда не видел и не регистрировал…

– Послушайте, Янов, это вещь устоявшаяся. Честное слово! Прыжок используется уже двадцать две тысячи лет, как вы же сами мне объясняли, и я никогда не слышал ни об одной катастрофе в гиперпространстве. Мы, конечно, можем выйти из гиперпространства в неудобном месте, но тогда несчастный случай произойдет в обычном пространстве, когда мы не будем состоять из тахионов.

– Довольно слабое утешение.

– Да, но этого не случится! Сказать по правде, я хотел проделать Прыжок, не сообщая вам. Но потом почувствовал, что будет лучше, если вы пройдете через это сознательно и убедитесь, что никакой опасности нет. Тогда вы перестанете нервничать.

– Что ж, – с сомнением сказал Пелорат, – я думаю, вы правы, но, честно говоря, не тороплюсь.

– Уверяю вас…

– Нет, нет, старина, я с вами во всем согласен, просто… вы читали «Сантерестилла Матта?»

– Да, конечно, я грамотный.

– Безусловно. Безусловно. Я не должен был спрашивать. Вы его помните?

– Амнезией я тоже не страдаю.

– Похоже, у меня талант оскорблять. Я только хочу сказать, что все время вспоминаю сцены, где Сантерестилл и его друг Бан убежали с Планеты-17 и заблудились в космосе. Я думаю о завораживающих сценах, где они среди звезд, лениво движущихся в глубокой тишине, в неизменности… Никогда, знаете ли, не верил в это. Я любил эти сцены, они меня трогали, но по-настоящему я не верил. Но теперь, когда я привык к тому, что нахожусь в космосе, и сам переживаю это, я знаю – глупо, но мне не хочется терять это ощущение. Как будто я сам Сантерестилл…

– А я Бан, – терпение Тревица готово было лопнуть.

– В некотором роде. Здесь ничего нет, только тусклые звездочки, да наше солнце, которое должно уменьшаться, но мы этого не видим. И Галактика сохраняет свой туманный свет, не меняясь. Космос молчит, и ничто не отвлекает меня…

– Кроме меня.

– Кроме вас… Но, Голан, дорогой, беседы с вами о Земле и о предыстории тоже доставили мне удовольствие. И я не хочу, чтобы это закончилось.

– Не закончится. Во всяком случае, не сразу. Вы же не думаете, что после Прыжка мы сразу очутимся на поверхности планеты. Мы будем по-прежнему в космосе, а Прыжок вообще не займет ощутимого времени. До того, как мы попадем на поверхность какой-нибудь планеты, может пройти добрая неделя, так что успокойтесь.

– Под планетой вы, конечно, не имеете в виду Гею? Вряд ли мы окажемся около Геи, когда выйдем из Прыжка.

– Я знаю, Янов, но мы окажемся в нужном секторе, если ваша информация верна. Если же нет, что ж…

Пелорат нахмурился и покачал головой.

– Даже если мы выйдем в нужном секторе, как мы найдем Гею, не зная ее координат?

– Предположим, Янов, что вы на Терминусе и вам надо попасть в город Аргирополь. Но вы не знаете, где он находится, знаете только, что он где-то на перешейке. Что вы будете делать, когда доберетесь до перешейка?

Некоторое время Пелорат выжидал, предполагая, что от него требуется ужасно хитрый ответ, потом сдался.

– Думаю, я бы кого-нибудь спросил.

– Именно! Что же еще можно сделать? Итак, вы готовы?

Пелорат вскочил, его маловыразительное лицо стало, насколько для него возможно, озабоченным.

– Что я должен делать? Сидеть? Стоять? Что?

– Время и пространство, Янов, вам ничего не нужно делать. Просто идемте в мою каюту, я буду сидеть за компьютером, а вы сидите или стойте, или кувыркайтесь через голову – делайте все, что хотите Я вам советую сесть перед обзорным экраном и смотреть. Наверняка будет интересно. Идем!

Они прошли по короткому коридору в каюту Тревица, и он уселся за компьютер.

– А не хотите ли вы сами, Янов? – неожиданно спросил он. – Я назову вам цифры, а вам только надо будет думать их. Все остальное сделает компьютер.

– Нет, спасибо, – возразил Пелорат. – Компьютер почему-то плохо работает со мной. Я знаю, вы скажете, что мне надо больше практиковаться, но я не верю этому. В вашем разуме, Голан, есть что-то…

– Не говорите глупостей!

– Нет, нет. Похоже, что компьютер точно соответствует вам. Когда вы подключаетесь, вы с ним как будто одно целое. А когда подключаюсь я, участвуют два объекта – Янов Пелорат и компьютер. Это не одно и то же.

– Нелепость, – сказал Тревиц. Но он почувствовал смутное удовольствие и нежно погладил кончиками пальцев упоры для рук.

– Так что я лучше посмотрю. Я хочу сказать, что предпочел бы вообще обойтись без этого, но раз это неизбежно, я лучше посмотрю.

И Пелорат нетерпеливо остановил взгляд на обзорном экране, на туманной Галактике с редкой пылью тусклых звезд на переднем плане.

– Дайте мне знать, когда это случится, – сказал Пелорат и прислонился к стене, скрестив руки на груди.

Тревиц улыбнулся. Он положил руки на упоры и почувствовал ментальное объединение. С каждым разом оно наступало все легче и интимнее. И как бы он ни смеялся над утверждениями Пелората, он действительно это ощущал. Казалось, ему не нужно думать сознательно о координатах, и компьютер знает, чего он хочет, без сформулированного приказа. Он сам извлекал информацию из мозга Тревица.

Но Тревиц «приказал» ему и запросил двухминутную готовность перед Прыжком.

– Порядок, Янов. У нас еще две минуты. Сто двадцать… сто пятнадцать… сто десять… Смотрите на обзорный экран.

Пелорат смотрел, сжав губы и затаив дыхание. Тревиц негромко говорил:

– Пятнадцать… десять… пять… четыре… три… два… один… ноль.

Они не почувствовали никакого движения только вид на экране переменился. Звездное поле отчетливо уплотнилось, а Галактика исчезла.

Пелорат вздрогнул и сказал:

– Произошло?

– Что произошло? Вы вздрогнули, но это ваша вина. Признайтесь, вы ничего не почувствовали.

– Признаюсь.

– Тогда это было оно. В прошлом, когда гиперпространственные путешествия были новыми (во всяком случае, согласно описаниям), было странное внутреннее ощущение. А некоторые люди испытывали тошноту или головокружение. Может быть, это был психогенный эффект. С накоплением опыта и улучшением оборудования эти явления исчезли. С таким компьютером, как наш, любой эффект ниже порога нашего восприятия. Во всяком случае, я так считаю.

– Я тоже должен это признать. Где мы, Голан?

– Мы сделали только первый шаг. Это район Калгана. До Сейшельского сектора нам еще далеко, и, прежде чем двигаться дальше, я должен проверить точность этого Прыжка.

– Еще вот что меня беспокоит. Куда делась Галактика?

– Она вокруг нас, Янов. Мы в нее порядочно углубились. Если мы наведем экран на ее более удаленные части, то увидим ее как светящуюся полосу через все небо.

– Млечный Путь! – радостно воскликнул Пелорат. – Его описывает в своем небе почти каждая планета, но мы-то на Терминусе его не видим. Покажите же мне его, старина!

Обзорный экран спанорамировал по вертикали, при этом казалось, будто звездное поле проплывало по нему вверх, затем появилось плотное жемчужное свечение, почти заполнившее поле зрения. Компьютер отследил его по горизонтали до разреженного края, затем вернул на экран первоначальный вид.

– В направлении центра Галактики Млечный Путь плотнее, – сказал Тревиц. – Но из-за темных туманностей в спиральных рукавах он не такой плотный и яркий, каким мог быть. Нечто подобное видно с большинства обитаемых планет.

– И с Земли?

– Какая разница? Вид Млечного Пути не может служить опознавательной характеристикой.

– Конечно, не может. Но знаете… Вы ведь изучали историю науки?

– Не изучал, хотя кое-чего, естественно, нахватался. Но если вы собираетесь задавать мне вопросы, не ожидайте, что я окажусь экспертом.

– Просто из-за нашего Прыжка я вспомнил об одной вещи, которая меня всегда удивляла. Есть описание Вселенной, где гиперпространственные путешествия невозможны и абсолютный максимум скорости – это скорость света в вакууме.

– Да, есть.

– При этих условиях геометрия Вселенной не позволяет совершать путешествия, подобные нашему. Ведь если бы мы летели со скоростью света, мы за это время прожили бы срок, не соответствующий остальной Вселенной. Если мы сейчас, скажем, в сорока парсеках от Терминуса, мы бы не почувствовали особенно большого расхода времени, а на Терминусе и во всей Галактике прошло бы сто тридцать лет. Фактически, мы сюда прилетели не со скоростью света, а со скоростью, в тысячу раз большей, и время нигде нисколько не продвинулось. По крайней мере, я надеюсь, что это так.

– Не ожидайте, что я начну излагать вам математику гиперпространственной теории Оланжена. Я скажу только, что действительно, когда мы путешествуем со скоростью света в обычном пространстве, время движется со скоростью 3,26 года за парсек, как вы сказали.

Релятивистскую Вселенную человечество изучило очень давно, еще в предыстории – хотя это ваша область – и законы такой Вселенной действительны. Но в гиперпространственных Прыжках мы выходим за пределы релятивистских законов. Гиперпространственная Галактика – крошечный объект, в идеале безразмерная точка, и релятивистских эффектов в ней нет.

В математических формулировках для Галактики есть два символа: Гр – релятивистская Галактика где скорость света абсолютный максимум, и Гг – гиперпространнственная Галактика, где понятие «скорость» вообще не имеет смысла, гиперпространственное значение всех скоростей равно нулю, и мы не движемся. С точки зрения обычного пространства здесь скорость бесконечна.

Подробнее я не могу объяснить. Могу еще рассказать, что одна из остроумных ловушек теоретической физики – это подставить символ или величину из Гр в уравнение Гг или наоборот и подсунуть такое уравнение студенту. Скорее всего студент попадется в ловушку и будет в ней сидеть, потея и приходя в отчаяние, пока кто-нибудь из добросердечных старших не поможет ему выбраться. Меня однажды так чуть не поймали.

Какое-то время Пелорат все это серьезно обдумывал, а потом в некотором смятении спросил:

– Но какая же Галактика настоящая?

– Обе. Это зависит от наших действий. На Терминусе мы ездим по суше в автомобилях или плаваем по морю на кораблях. В каждом случае условия разные, так какой Терминус настоящий?

Пелорат кивнул.

– Аналогии рискованны, но лучше принять эту аналогию, чем рисковать сойти с ума, продолжая думать о гиперпространстве. Так что займемся лучше нашими делами.

– Смотрите на то, что мы сделали, как на первый шаг к Земле, – сказал Тревиц.

И, подумал он про себя, кто знает, к чему еще.

32

– Я потерял зря целый день, – объявил Тревиц.

– Как? – Пелорат оторвался от своего индексирования. – Каким образом?

Тревиц развел руками.

– Не поверил компьютеру. Не осмелился. Поэтому я сверил наше нынешнее положение с тем, куда мы целились при Прыжке. Оказалось, что заметной ошибки нет.

– Но ведь это хорошо?

– Это больше, чем хорошо. Это просто невероятно, я никогда ни о чем таком не слышал. Мне доводилось планировать Прыжки с помощью разных приборов. Однажды в школе я рассчитал Прыжок на ручном компьютере и для проверки результата послал гипер-реле. Естественно, настоящий корабль я послать не мог – расходы большие, да и я запросто мог угодить в середину звезды. Никогда в жизни я больше не делал ничего столь ужасного, – продолжал Тревиц, – но заметные ошибки имелись всегда. Какая-то погрешность всегда есть даже у специалистов. Ее нельзя исключить, так как переменных очень много. Можно сказать так: геометрия пространства слишком сложна для вычислений, а гиперпространство накладывает на эту сложность дополнительные сложности, и мы даже не можем сделать вид, что понимаем их. Потому-то нам и приходится идти шаг за шагом, вместо того чтобы совершить один Прыжок от Терминуса до Сейшел. Ведь чем больше расстояние, тем больше ошибка.

– Но вы говорите, что наш компьютер не сделал ошибки.

– Это он так говорит. Я дал ему указание сверить «то, что есть» с «тем, что.требовалось», и он ответил, что координаты идентичны в пределах точности измерений. Тогда я подумал: а что, если он лжет?

До этого момента Пелорат держал в руке принтер. Он положил принтер и потрясенно сказал:

– Вы шутите? Компьютер не может лгать. Разве только вы хотите сказать, что он вышел из строя.

– Нет. Космос! Этого я не думал. Я думал, что он лжет. Этот компьютер настолько совершенный, что я думал о нем как о человеке или даже сверхчеловеке. Достаточно человечном, чтобы, иметь гордость и, может быть, лгать. Я дал ему задание проложить курс через гиперпространство к точке вблизи планеты Сейшелы, столицы Сейшельского Союза. Он проложил. Он нанес на карту курс в двадцать девять шагов. Это невероятное нахальство.

– Почему нахальство?

– Ошибка в первом Прыжке делает второй Прыжок менее точным, его ошибка в свою очередь увеличивается при третьем Прыжке, из-за чего четвертый становится еще менее надежным и так далее. Разве можно вычислить сразу двадцать девять Прыжков? Двадцать девятый может вообще попасть куда угодно. Поэтому я дал указание выполнить только первый Прыжок, а затем проверить ошибку.

– Разумная осторожность, – одобрил Пелорат, – вы поступили правильно.

– Да, но после первого шага не обиделся ли компьютер на то, что я не доверяю ему? Может быть, он сообщил мне, что ошибки нет, защищая свою гордость? Может быть, он не в силах признать свое несовершенство? И если это так, то у нас компьютера все равно что нет.

– Что же нам тогда делать, Голан?

– Я уже все сделал, потеряв на этом день. Я определил положение нескольких соседних звезд примитивными средствами: наблюдением в телескоп, фотографированием и ручными измерениями. Потом сравнил эти результаты с ожидаемым положением этих звезд. Эта работа заняла целый день и совершенно меня вымотала.

– И что у вас получилось?

– Я нашел две грубые ошибки, повторил вычисления и выяснил, что это были ошибки в моих расчетах. Я их исправил и прогнал вычисления через компьютер, чтобы узнать, придет ли он к тем же результатам, что и я. И если не считать того, что он выдал результаты с несколькими дополнительными десятичными знаками, он получил те же цифры, что и я. Все это показывает, что при Прыжке компьютер не сделал ошибок. Этот компьютер может быть самонадеянным Муловым сыном, но он имеет право задирать нос.

Пелорат облегченно вздохнул.

– Значит все в порядке?

– В полном! Так что я собираюсь позволить ему совершить остальные двадцать восемь Прыжков.

– Все сразу? Но…

– Не волнуйтесь, не сразу. Я пока еще не стал лихачом. Он будет делать их один за другим и проверять окружающее после каждого Прыжка. И если мы окажемся там, где ожидалось, в приемлемых пределах, он сможет сделать следующий шаг. Если он установит ошибку – а я, поверьте, задал строгие пределы – ему придется остановиться и пересчитать оставшиеся шаги.

– Когда же вы собираетесь это сделать?

– Как когда? Сейчас… Послушайте, вы работаете над индексированием вашей библиотеки?

– Я собирался сделать это давно, Голан, но все время были другие дела, и я…

– Да я и не возражаю. Вы займитесь индексированием, не беспокойтесь ни о чем. А я позабочусь об остальном.

Пелорат покачал головой.

– Не говорите глупостей. Я не смогу ничем заниматься, пока мы не закончим Прыжки. Я просто окаменел от страха.

– Значит, не надо было вам говорить. Но я должен был сказать кому-то, а кроме вас некому. Я хочу откровенно объяснить вам. Вероятность того, что при выходе из гиперпространства мы окажемся точно в том месте, которое занимает быстро летящий метеорит или черная мини-дыра, ничтожна.

В конце концов, Янов, вы можете сидеть дома со своими материалами или лежать в постели, а метеорит может прорваться сквозь атмосферу Терминуса, проломить крышу и ударить вас по голове. Шансы этого ничтожны, но они больше, чем шанс столкнуться при выходе из Прыжка с метеоритом или попасть в середину звезды. Я никогда не слышал о подобных случаях.

– Зачем же вы все это мне рассказываете, Голан?

Тревиц помолчал, кивнул в раздумье головой и сказал:

– Не знаю… Впрочем, знаю. Я думал, что как бы ни мала была вероятность катастрофы, если достаточно много людей совершают Прыжки достаточно много раз, то в конце концов катастрофа может случиться. Как бы ни был я уверен, внутри меня есть голосок, который грызет меня, который говорит: "Может быть, на этот раз". Из-за этого я чувствую вину… Наверно, дело в этом… Янов, если что-нибудь случится, простите меня.

– Но, Голан, дорогой друг, если что-нибудь случится, мы оба мгновенно умрем. Я не успею простить вас, а вы не успеете узнать об этом.

– Это я понимаю, поэтому простите меня сейчас, хорошо?

Пелорат улыбнулся.

– Не знаю почему, меня этот разговор подбодрил. В нем есть что-то юмористическое. Существует масса мифов о разных формах загробной жизни. Так вот если это верно с такой же вероятностью, как угодить в черную мини-дыру, и если мы оба попадем в одно и то же место, тогда я засвидетельствую, что вы делали все возможное и неповинны в моей смерти.

– Благодарю вас. Мне стало легче. Я иду на риск по своей воле но мне неприятна мысль, что вы рискуете из-за меня.

Пелорат взял Тревица за руку и крепко сжал ее.

– Знаете, Голан, мы знакомы меньше недели, может быть, я сужу поспешно, но я думаю, что вы прекрасный парень… А теперь давайте кончать с этим делом.

– Решено! Мне надо только нажать на этот маленький контакт. Компьютер уже получил все инструкции, он ждет только команды "Старт!"… Может быть, вы хотите…

– Ни за что! Это ваше! Ваш компьютер.

– Ладно. Ответственность тоже моя. Как видите, я все еще пытаюсь от нее уклониться. Следите за экраном!

Абсолютно твердой рукой и с легкой улыбкой Тревиц замкнул контакт.

Небольшая пауза – и звездное поле изменилось, и еще раз, и еще раз. На обзорном экране оно становилось все гуще, а звезды все ярче.

Пелорат, затаив дыхание, считал. На "пятнадцати" произошла остановка, как будто заело аппарат, переключавший слайды. Пелорат прошептал, словно опасаясь, что громкий голос может окончательно все сломать:

– Что случилось? Обнаружилась неисправность?

Тревиц пожал плечами.

– Я думаю, он пересчитывает. Какой-нибудь объект в космосе добавил заметную выпуклость к общей форме суммарного гравитационного поля. Что-нибудь, не принятое в расчет, не нанесенная на карту карликовая звезда или бродячая планета.

– Это опасно?

– Раз мы еще живы, значит, не опасно. Планета может находиться в с триллионах километров от нас и все же вызвать такие изменения гравитационного поля, чтобы потребовались новые расчеты. А звезда может находиться в десяти миллиардах километров от нас и…

Экран переключился, и Тревиц умолк. Экран переключился снова и снова… Наконец, когда Пелорат сказал «двадцать восемь», экран застыл.

Тревиц посовещался с компьютером.

– Мы на месте, – объявил он.

– Я насчитал двадцать восемь Прыжков. Так как эту серию я начал с «два». А вы говорили, двадцать девять.

– Наверно, перерасчет после пятнадцатого Прыжка сэкономил один, Если хотите, я могу проверить на компьютере, но необходимости нет. Компьютер утверждает, что мы находимся в окрестностях планеты Сейшелы, и я в этом не сомневаюсь. Если бы я должным образом повернул экран, мы увидели бы яркое и красивое здешнее солнце. Но зачем упражнять экранные способности? Планета Сейшелы четвертая, и она примерно в 3,2 миллионах километров от нашего нынешнего положения. Это минимальное расстояние при выходе из Прыжка. Мы можем добраться туда за три дня. Или за два, если поспешим.

Тревиц задержал дыхание, пытаясь снять напряжение.

– Поймите, что это значит, Янов, – сказал он. – Любой корабль, на котором я летал или о котором знал раньше, тратил бы по крайней мере день на мучительные расчеты и перепроверки при каждом Прыжке, даже с компьютером. Полет занял бы около месяца. Или две-три недели, если мчаться сломя голову. Мы проделали это за полчаса. Когда на каждом корабле будут компьютеры, подобные нашему…

– Хотел бы я знать, – сказал Пелорат, – почему Мэр Бранно отдала нам столь совершенный корабль. Он, должно быть, невероятно дорогой.

– Он экспериментальный, – сухо сказал Тревиц. – может быть, эта добрая женщина хотела, чтобы мы его испытали и выявили недоработки.

– Вы серьезно?

– Не волнуйтесь, Янов. Беспокоиться не о чем. Мы ведь не обнаружили недоработок. И все же я не верю в человеческие чувства Мэра. Ею движет не доброта. И оружия она нам не доверила, что сильно сократило расходы.

– Я думаю о компьютере, – задумчиво сказал Пелорат. – Он как будто специально подогнан к вам и ни к кому другому. Со мной он только работал.

– Нам повезло, что он так хорошо работает с одним из нас.

– Да, но случайность ли это?

– А что же еще, Янов?

– Должно быть, Мэр знает вас очень хорошо.

– Наверно, знает. Боевая старушка.

– Могла ли она устроить так, чтобы этот компьютер разработали специально для вас?

– Зачем?

– Мне просто пришло в голову, что мы летим туда, куда хочет завести нас компьютер.

Тревиц широко раскрыл глаза.

– Вы хотите сказать, что, пока я связан с компьютером, управляет кто-то другой?

– Я только подумал.

– Это невероятно. Параноидално. Что вы, Янов!

И Тревиц повернулся к компьютеру, чтобы вывести на экран планету Сейшелы и проложить курс в обычном пространстве. Невероятно.

Но как такая мысль пришла в голову Пелорату?