Текст книги "Историческая культура императорской России. Формирование представлений о прошлом"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 38 страниц)

* * *

В Российской империи сложились и действовали несколько систем охраны культурного наследия: в царствование Николая I главным органом охраны памятников являлось министерство внутренних дел, при Александре II государственные и общественные организации контролировали эту сферу совместно, Александр III в 1889 году сосредоточил соответствующие полномочия в руках Императорской археологической комиссии. С XVIII века государство постоянно и последовательно расширяет свой контроль за охраной культурного наследия, что прослеживается, в частности, и по отношению к церковным памятникам [1047]1047
  Ср., например: Масленицына С.П.Законодательство по охране церковных памятников в России в XVIII – первой половине XIX в. // Художественное наследие. Хранение. Исследование. Реставрация. Вып. 17. М., 1999. С. 11–30; Галай Ю.Г., Михеева И.В.Правотворчество Министерства внутренних дел Российской империи по охране памятников старины. Н. Новгород, 2001; Сиволап Т.Е. Законодательная деятельность российского правительства в области охраны памятников в начале XX века // Вестник Псковского вольного университета. 1995. Т. 2. № 1. С. 63–73. См. общие обзоры: Шалюгин М.С.Российское законодательство об охране памятников археологии // Очерки по истории государства и права России XVIII – начала XX века. Н. Новгород, 2005. С. 220–236; Шалюгин М.С.Государственно-правовое обеспечение охраны памятников в XVIII – начале XX века // Современные проблемы государства и права: сб. науч. трудов. Вып. 8. Н. Новгород, 2005. С. 113–121.


[Закрыть]. Однако вопрос сохранения памятников, находящихся в частной собственности, так и остался трудноразрешимым. Попытки общественности хотя бы частично ограничить произвол индивидуальных (или групповых) владельцев старинных зданий находили в начале ХХ столетия определенное понимание и в правительственных кругах, но эти идеи так и не получили законодательного оформления [1048]1048
  Рудаков В.Охрана памятников старины. С. 305–309; Зосимовский З.В.Наше строительное законодательство // Строитель. 1900. № 1–2. Стлб. 41–48; № 3–4. Стлб. 117–124; Тидони А.И.Законодательная охрана памятников старины и произведений искусства (по поводу правительственного законопроекта «Об охране древностей») // Зодчий. 1912. № 12. С. 111–114; Смолин В.Ф.Краткий очерк истории законодательных мер по охране памятников старины в России // Известия Археологической комиссии. Вып. 63. Пг., 1917. С. 121–148; Сытина Т.М.Русское архитектурное законодательство первой половины XVIII в. // Архитектурное наследство. Вып. 18. М., 1969. С. 67–73; Власюк А.И.Эволюция строительного законодательства России в 1830–1910-е годы // Памятники русской архитектуры и монументального искусства: Города, ансамбли, зодчие / В.П. Выголов (отв. ред.). М., 1985. С. 226–246.


[Закрыть]. Помимо государства и общества, важным звеном в системе сохранения и репрезентации материальных свидетельств прошлого была академическая и университетская наука. Роль научного подхода в этой области возрастала на всем протяжении XIX века. (Нельзя забывать также о деятельности многих энтузиастов, собирателей и археологов-любителей в провинции из числа учителей, чиновников, земских служащих и т. д.).

На протяжении XVIII – начала ХХ века не было существенных противоречий между охраной памятников и музейным делом [1049]1049
  Ср.: Хаттон А.Музеи и наследие: есть ли между ними реальное противоречие // Музееведение. Музеи мира. М., 1991. С. 72–97.


[Закрыть]. Их единство обеспечивалось тем, что они входили в состав археологии как особой сферы знания (области более широкой, чем одноименная нынешняя академическая дисциплина). Поскольку мемориализация и охрана памятников понимались достаточно широко, то объекты культурного наследия рассматривались в одном ряду с монументами в честь выдающихся лиц и исторических событий, а также с художественными артефактами [1050]1050
  Материалы по вопросу сохранения древних памятников. М., 1911. С. 45.


[Закрыть]. Только на рубеже XIX – ХХ веков постепенно происходит дифференциация отраслей археологии и определение их сфер интересов. Академическая сторона была лишь одной из частей более комплексного механизма формирования социальной памяти.

Интерес государства к вещественной стороне социальной памяти имел несколько причин. Мемориализация памятников, связанных с правящей династией и историей России, была, в первую очередь, формой легитимации верховной власти. Мы только бегло затронули тему частного коллекционирования и собирательства, судеб личных коллекций и связанной с этим деятельности, общественной и художественной рефлексии. Культурное наследие было мобилизовано также в рамках различных локальных начинаний местных властей, а со второй половины XIX века – в региональных движениях (вроде сибирского областничества) или зарождающихся на территории империи национальных проектах [1051]1051
  Ср.: Андерсон Б.Воображаемые сообщества: Размышления об истоках и распространении национализма. М., 2001. С. 196–203.


[Закрыть]. Эти факторы интереса самых разных социальных агентов к «материальной истории» оставались действенными, несмотря на трансформацию ключевых моделей отношения к культурному наследию. Общественные организации и деятели культуры, охраняя культурное наследие, ставили перед собой различные идеологические и политические цели, которые еще предстоит изучить во всем их многообразии и полноте [1052]1052
  Основные причины и факторы значимости феномена «наследие» в современных обществах рассматриваются в книге: Лоуэнталь Д.Прошлое – чужая страна. СПб., 2004. О взглядах некоторых русских общественных деятелей (преимущественно XIX века) см.: Формозов А.А.Страницы истории русской археологии.


[Закрыть].

Вера Каплан
Исторические общества и идея исторического просвещения (конец XIX – начало XX века)

[1053]1053
  This research was supported by THE ISRAEL SCIENCE FOUNDATION (grant № 134/09).


[Закрыть]

Одним из лучших средств для распространения исторических знаний, несомненно, служит постоянное напоминание о местах славных исторических событий. Но на Руси так водится, что исторические места как бы нарочно замалчиваются и узнать о них можно путем не всем доступных справок. Так, о знаменитом Куликовом поле, лежащем в 20 верстах к северу от станции Куркино Рязанско-Уральской железной дороги ничто не напоминает тем миллионам пассажиров, которые проезжают по железной дороге и могут вдали видеть из окна вагона верхушку поставленной на «Красном холме» колонны. Между тем у этих пассажиров так легко пробудить интерес к историческому месту. Стоит только переименовать станцию Куркино в «Куликово поле». Тогда о знаменитом историческом месте железнодорожные служащие будут в силу своих обязанностей постоянно напоминать проезжающим пассажирам при каждом подходе поезда к станции. Переименование станции Куркино в «Куликово поле» не сопряжено с большими расходами и, несомненно, Министр Путей Сообщения, как русский человек, любящий родную историю, окажет этому делу содействие, если Общество Ревнителей Русского Исторического Просвещения признает возможным возбудить этот вопрос [1054]1054
  Г. Каменский, С.-Петербург, 17 февраля 1910 года // РГИА. Ф. 747 (Общество ревнителей русского исторического просвещения) Оп. 1. Д. 72. Л. 18.


[Закрыть].

Письмо это было послано совету одного из многочисленных исторических обществ, существовавших в начале XX века в России. Совет Общества счел мысль «прекрасной», и делу был дан ход: в 1911 году станция Куркино была переименована в станцию Куликово Поле [1055]1055
  Там же. Л. 19–20.


[Закрыть]. В этом небольшом, но примечательном эпизоде обращает на себя внимание роль, которая отводится в распространении знаний о прошлом добровольному объединению: Общество ревнителей русского исторического просвещения оказывается «инстанцией», способной взять на себя инициативу пробуждения интереса к прошлому у «массовой аудитории» пассажиров железных дорог. Действительно, активная роль исторических обществ в распространении знаний и формировании представлений о прошлом являлась характерной особенностью исторической культуры дореволюционной России. Следуя принципу, заложенному в основу создания «первого ученого общества империи» – Императорской академии наук, возникшей, в противоположность европейским образцам, как исследовательское и образовательное учреждение одновременно, – просветительские задачи ставили перед собой уже самые ранние российские исторические общества. Первое из известных нам образований такого рода – Вольное историческое для архангелогородских древностей собрание, возникшее в 1759 году, видело свою цель – сбор документов, «прежнюю историю изъясняющих», – в «просвещении граждан полезнейшими знаниями» [1056]1056
  Краткая история о городе Архангельском сочинена Архангелогородским гражданином Василием Крестининым. СПб., 1792. С. 243.


[Закрыть]. Систематизацией сведений о прошлом России должно было заниматься основанное в 1783 году Екатериной II Историческое собрание, представлявшее собой, по определению В.О. Ключевского, «переходную форму от правительственного учреждения к частному обществу»; «совокупные труды» этого собрания впоследствии предполагалось публиковать [1057]1057
  Ключевский В.О.Юбилей Общества истории и древностей российских // Ключевский В.О. Неопубликованные произведения, М., 1983. С. 191; Моисеева Г.Н.Слово о полку Игореве и Екатерина II // XVIII век. Сб. 18 / Н.Д. Кочеткова (отв. ред.). СПб., 1993. С. 9.


[Закрыть]. Цель «приведения в ясность Российской Истории» ставило перед собой основанное в 1804 году при Московском университете Общество истории и древностей российских. Оно намечало задачи «скорейшего и вернейшего» издания русских летописей, а также «обнародование замечаний на всякие нелепые сочинения, до Российской Империи касающиеся» [1058]1058
  Устав Общества Истории и Древностей Российских, утвержденный февраля 11 дня, 1811 года, М., 1811. С. 4.


[Закрыть]. Задачей возникшего в 1866 году Русского исторического общества являлись сбор, «обработка» и распространение материалов и документов по отечественной истории [1059]1059
  Устав русского исторического общества. СПб., 1866. С. 3.


[Закрыть]. Вопросы преподавания и теоретического освоения истории обсуждались в исторических обществах при Санкт-Петербургском и Московском университетах [1060]1060
  Степанский А.Д.История научных учреждений и организаций дореволюционной России. М., 1987. С. 72; Устав исторического общества при императорском Санкт-Петербургском Университете. СПб., 1889. С. 3. Отчет о состоянии и деятельности Исторического Общества при императорском С.-Петербургском Университете в 1890 году. СПб., 1890. С. 54.


[Закрыть]. Рубеж XIX и XX веков ознаменовался новым явлением в развитии исторических обществ, а именно возникновением историко-просветительных объединений, выдвигавших образовательные задачи на первый план и стремившихся сочетать в своей практике научность и массовость. Появление союзов такого рода отражало общую тенденцию активизации культурно-просветительской деятельности ученых обществ, что отмечается как в работах по истории науки, так и в исследованиях добровольных ассоциаций (voluntary associations) [1061]1061
  Vusinich A.Science in Russian Culture, 1861–1917. Stanford, 1970; Hachten E.A.In Service to Science and Society: Scientists and the Public in Late Nineteenth Century Russia // Osiris. 2nd Series: Science and Civil Society. 2002. Vol. 17. P. 171–209; Bradley J.Voluntary Associations in Tsarist Russia: Science, Patriotism and Civil Society. Cambridge (MA), 2009. P. 15.


[Закрыть]. Одним из первых историко-просветительных обществ было Общество ревнителей русского исторического просвещения в память императора Александра III, основанное в 1895 году. Позднее появился еще ряд добровольных объединений «ревнителей» и «любителей» истории, сформировалась сеть военно-исторических кружков, возникли также общества «ознакомления с историческими событиями России» и «любителей старины». В то же время в конце 1880–1890-х годов открываются исторические отделы общеобразовательных обществ – наиболее авторитетными среди них были историческое отделение Педагогического общества при Московском университете и историческая комиссия при учебном отделе Общества по распространению технических знаний [1062]1062
  Об исторических комиссиях образовательных обществ см.: Степанский А.Д.История научных учреждений и организаций дореволюционной России. С. 73, 77; обзор деятельности образовательных обществ содержится в статьях: Bradley J.Pictures at an Exhibition: Science, Patriotism, and Civil Society in Imperial Russia // Slavic Review. 2008. Vol. 67. No. 4. P. 938–939; Туманова А.С.Общественные организации и их роль в формировании социально-культурной среды русского дореволюционного города / Культуры городов Российской империи на рубеже XIX–XX веков: материалы междунар. коллоквиума (Санкт-Петербург, 14–17 июня 2004 года). СПб., 2009. С. 394.


[Закрыть]. Некоторые видные историки участвовали в деятельности комиссии по организации домашнего чтения этого же Общества: в создании этой комиссии большую роль сыграл П.Н. Милюков, а под ее скромным названием действовал общероссийский проект по разработке программ самообразования в объемах университетских курсов [1063]1063
  Кизеветтер А.На рубеже двух столетий. Воспоминания. Прага, 1929. С. 289.


[Закрыть].

С точки зрения истории культурно-просветительской деятельности новые исторические общества становились частью широкого общественного движения по развитию внешкольного образования [1064]1064
  Чарнолуский В.И.Основные вопросы организации внешкольного образования в России. СПб., 1909.


[Закрыть]. В то же время для историко-просветительских обществ была характерна более явная политизация деятельности: идентифицировавшиеся как «либеральные» или «консервативные», общества разделялись по их принадлежности к правому или левому политическому лагерю. Идеологическая поляризация историко-просветительских объединений была связана с ростом общественного интереса к изучению прошлого, политизацией истории как профессии и особенностями институционального статуса добровольных ассоциаций. Более существенным фактором, однако, являлась специфика самого исторического знания – его нарративный характер. Ежи Топольски, предложивший в одной из своих теоретических статей модель исторического повествования, подчеркивал наличие в его структуре теоретико-идеологической (определяемой им также в качестве «политической») основы. Последняя, согласно его модели, влияет на «инструментарий убеждения» («риторику») и набор фактической информации в историческом тексте. В структуре «большого нарратива» Топольски выделял элементы «нарративного целого» (narrative wholes) – составляющие его «истории». Становясь частью «большого нарратива», каждая из таких конкретных «историй», согласно его модели, приобретает новые смыслы («every single statement acquires more and more meaning») [1065]1065
  Topolski J.The Role of Logic and Aesthetics in Constructing Narrative Wholes in Historiography // History and Theory. 1999. Vol. 38. No. 2. Р. 201–202. Основы теории исторического нарратива изложены в исследованиях: White H.Tropics of Discourse: Essay in Cultural Criticism / Baltimore, 1985; White H.The Content of the Form: Narrative Discourse and Historical Representation. Baltimore; L., 1987; Ankersmit F.R.Narrative Logic: A Semantic Analysis of the Historian’s Language. The Hague, 1983; Ankersmit F.R.History and Tropology: The Rise and Fall of Metaphor. Berkeley, 1994; Ankersmit F.R.Historical Representation. Stanford, 2002. Сравнительный анализ различных теорий исторического нарратива содержится в статье: Lorenz C.Can Histories be True? Narrativism, Positivism and the «Metaphorical Turn» // History and Theory. 1998. Vol. 37. No. 3. Р. 309–329. Cемиотический подход к проблеме исторического нарратива развивал Ю.М. Лотман, см.: Lotman Y.M.Universe of the Mind: A Semiotic Theory of Culture. L., 1990.


[Закрыть].

Идеологическая ориентация историко-просветительских обществ влияла на определение их тематических интересов. В то время как консервативное Общество ревнителей исторического просвещения проводило конкурсы работ об исторической роли Александра III, заслугой которого его руководство считало прекращение реформ («господствовавшей двадцать пять лет смуты»), либеральная историческая комиссия при учебном отделе Общества по распространению технических знаний готовила юбилейное издание «Великая реформа: Русское общество и крестьянский вопрос в прошлом и настоящем», призванное подчеркнуть историческое значение начатых отменой крепостного права реформ 1860–1870-х.

Особый институциональной статус «частных обществ» и отсутствие характерных для академических институций корпоративных ограничений позволяли большую, по сравнению с государственными историческими комитетами и комиссиями, свободу в выборе направлений деятельности, и предопределяли бо́льшую «включенность» исторических обществ в динамику общественной и политической жизни. Не являясь академическими учреждениями, частные добровольные исторические общества обладали отмеченной Томасом Сандерсом возможностью «усваивать» политические и социальные интерпретации, отражающие точки зрения различных групп населения империи [1066]1066
  Sanders T.Introduction: A Most Narrow Present // Historiography of Imperial Russia: The Profession and Writing of History in a Multinational State. Armonk, 1999. Р. 3.


[Закрыть]. Исторические общества, таким образом, выполняли функцию институтов, в рамках которых формировались конкурирующие нарративы национального прошлого, «транслировавшиеся» затем в практиках исторического просвещения. Парадоксальность ситуации, как показывает в своих работах Ричард Вортман, заключалась в том, что новым и антитрадиционалистским для конца XIX века являлся именно консервативный исторический нарратив, характеризовавшийся отказом от складывавшегося с петровских времен идеала европеизации России и отрицанием этоса либеральных реформ [1067]1067
  Вортман Р.«Официальная народность» и национальный миф российской монархии XIX века // РОССИЯ / RUSSIA. Вып. 3 (11): Культурные практики в идеологической перспективе. Россия, XVIII – начало XX века. М., 1999. С. 233–244.


[Закрыть]. Радикальностью «консервативного поворота», предлагавшего под видом возвращения к традиционной идее самодержавия новую концепцию исторического развития России, можно, по-видимому, объяснить факт возникновения в конце XIX – начале XX века целого ряда историко-просветительских обществ консервативной ориентации. Независимо от того, насаждались ли эти общества правительством или создавались по инициативе снизу, они составляли существенный, но остававшийся большей частью «невидимым» для современных исследователей элемент культурно-просветительского движения. Наибольший интерес с этой точки зрения представляет уже упоминавшееся Общество ревнителей русского исторического просвещения в память императора Александра III, существовавшее в период с 1895 по 1918 год; анализ его деятельности позволяет поставить вопрос о роли консервативных просветительских обществ в формировании исторического нарратива монархии в последние десятилетия ее существования.

«В понятие об историческом просвещении включается все, что нам нужно…»

Инициатива создания Общества ревнителей принадлежала известному поэту, члену-корреспонденту Академии наук, а с 1895 года – начальнику личной канцелярии вдовствующей императрицы Марии Фёдоровны графу А.А. Голенищеву-Кутузову [1068]1068
  О Голенищеве-Кутузове см: Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона. Т. IX. СПб., 1893. C. 43; Венгеров С.А.Источники словаря русских писателей. Т. II. СПб., 1910. О роли Голенищева-Кутузова в создании Общества ревнителей см.: Мемуары графа С.Д. Шереметева. Т. 3 / К.А. Вах, Л.И. Шохин (сост.). М., 2005. С. 397–403. Текст «Записки» Голенищева-Кутузова был опубликован в первом номере «Известий» Общества (см.: От редакции // Известия Общества ревнителей русского исторического просвещения в память императора Александра III [далее – ИОРРИП]. 1900. № 1. С. 3–6).


[Закрыть]. Он же предложил и название Общества: «Что Вы скажете о названии: “Общество распространения исторического просвещения”? – писал Голенищев-Кутузов будущему бессменному председателю Общества С.Д. Шереметеву. – Было бы очень хорошо, если бы в оном можно было прибавить: “Александровское Общество”. В понятие об историческом просвещении включается все, что нам нужно» [1069]1069
  РГАДА. Ф. 1287 (Шереметевы. Личный архив С.Д. Шереметева) Оп. 1. Д. 411. Л. 13 об.


[Закрыть]. Как следует из переписки Голенищева-Кутузова с соучредителями Общества (в их число входили будущий министр внутренних дел Д.С. Сипягин, редактор журнала «Церковные Ведомости» протоиерей П.А. Смирнов и ведущий петербургский историк К.Н. Бестужев-Рюмин), а также из подготовленных им документов – устава и «Записки об основаниях и способах деятельности общества ревнителей» – само понятие исторического просвещения формулировалось прежде всего политически [1070]1070
  См. состав членов-учредителей общества: Список членов Общества Ревнителей Русского Исторического Просвещения в память Императора Александра III [далее – ОРРИП] // ИОРРИП. 1900. № 2. С. 22.


[Закрыть]. Общество, задуманное как институт увековечивания памяти Александра III, ставило перед собой задачу «умножения и распространения знаний по отечественной истории в духе русских начал, проявленных в славное царствование в Бозе почившего Государя» [1071]1071
  Устав Общества ревнителей русского исторического просвещения в память императора Александра III. СПб., 1904. С. 1.


[Закрыть]. Ключевая для «ревнителей» концепция «русских начал» основывалась на традиционной уваровской триаде самодержавия, православия и народности, но интерпретировалась ими в контексте более современных взглядов К.П. Победоносцева и Л.А. Тихомирова (последний стал в 1896 году членом Общества). Теория «официальной народности» являлась, по определению Вортмана, «попыткой такого объединения национальных концептов и западных форм, которое позволило бы сохранить миф об императоре-европейце». В отличие от принципа «официальной народности» идеологи самодержавия конца XIX века формулировали идею царской власти как «квинтэссенции национального духа» и подчеркивали «отдельность» русского самодержавия от монархий западноевропейского типа [1072]1072
  Вортман Р.«Официальная народность» и национальный миф российской монархии. С. 233, 238.


[Закрыть]. В соответствии с таким подходом народность рассматривалась в программных документах «ревнителей» как национальная самобытность, а время правления Александра III – как новый период русской истории, характеризовавшийся проявлением этой самобытности. В «Записке» Голенищева-Кутузова Александр III сравнивался с Иваном III и Петром I. В то время как с Ивана III, говорилось в документе, началась история самодержавия, а с правления Петра I – сближение России с европейским просвещением, Александр III открыл эпоху расцвета русского национального самосознания [1073]1073
  От редакции. С. 3.


[Закрыть]. Главным критерием различия между петровскими и александровскими временами провозглашалось отношение к просвещению. В то время как Пётр I начал период усвоения Россией европейского просвещения, утверждалось в «Записке», Александр III завершил его, и русский народ,

претворив в себе все те начала западного просвещения, которые были ему нужны для создания государства, вступил на поприще всемирной истории во всеоружии самостоятельности и самобытности.

Но Александр III, согласно «Записке», сделал только первые шаги в формировании российской самобытности, так же как в свое время Иван III и Пётр I только начали движение в выбранном ими направлении. Однако если для завершения начатого Иваном III и Петром I требовалась государственная деятельность, то продолжать дело Александра III, полагали ревнители, должно общество в широком смысле слова. Такой вывод объяснялся необходимостью деятельности «в области умственной и нравственной, ускользающей от прямого воздействия государственной власти и силы» и требующей участия общественных сил, добровольно и сознательно «сплотившихся под хоругвью русского народного самосознания» [1074]1074
  Там же.


[Закрыть]. С инициативой сплочения общественных сил для «мирного завоевания умов и сердец силою просвещения» и выступали ревнители. «Более чем когда-либо желательно сближение русских людей, дорожащих самобытностью и самостоятельностью своего отечества», – писал С.Д. Шереметев Я.И. Шаховскому в марте 1896 года, сообщая о готовящемся первом общем собрании Общества, а Голенищев-Кутузов в письме Шереметеву подчеркивал необходимость придания Обществу характера «союза и притом союза, совершенно частного» [1075]1075
  РГАДА. Ф. 1287. Оп. 1. Д. 4126. Л. 1–1 об; там же. Д. 411. Л. 31 об.


[Закрыть].

Присваивая общественным силам ведущую роль в выполнении задач исторического просвещения, консервативно настроенные ревнители парадоксальным образом подвергали сомнению приоритет государства в важнейшей сфере образовательной политики – неудивительно, что в момент появления Общества возникли слухи о его «неблагонадежности» [1076]1076
  Там же. Д. 1754. Л. 20 oб.


[Закрыть]. Концепция общественных сил у ревнителей была, однако, направлена не против правительства, а против интеллигенции, которая представлялась им носительницей «чуждых идеалов». В серии писем, направленных Шереметевым потенциальным членам Общества, необходимость объединения связывалась с участием «в борьбе с враждебными силами, большею частию сплоченными» [1077]1077
  Там же. Д. 4126. Л 3. О феномене враждебности к интеллигенции в определенных кругах российского образованного общества см.: Колоницкий Б.И.Идентификация российской интеллигенции и интеллигентофобия // Интеллигенция в истории. Образованный человек в представлениях и социальной действительности. М., 2001. С. 150–170.


[Закрыть]. Историческое просвещение, таким образом, превращалось ревнителями в сферу борьбы «истинно русских» и «антинациональных» общественных сил, а политическая цель Общества формулировалась Голенищевым-Кутузовым в одном из писем следующим образом:

Нужно доказать, не посредством диалектической полемики, а научно, на основании твердых исторических фактов, как дважды два четыре, что космополитизм обманно и притворно поднимает соблазнительное для толпы знамя свободы, призрачность которой обличается всей современной Европой, и что, напротив, торжество и воплощение русской государственной идеи самодержавия, как это блистательно доказало царствование Александра III, только и обеспечивает как всему народу и его совокупности, так и каждой отдельной личности наибольшую долю свободы, спокойствия и благосостояния, какая возможна на земле [1078]1078
  РГАДА. Ф. 1287. Оп. 1. Д. 411. Л. 7 об.–8.


[Закрыть].

Характерная для такой постановки цели антилиберальная направленность особенно четко формулировалась в оставшейся, по-видимому, неопубликованной статье об Обществе, которая сохранилась в его архивном фонде. В этом недатированном и неподписанном документе распространение исторических знаний рассматривалось в контексте противопоставления консерватизма и либерализма. Изучение прошлого, согласно статье, должно было служить задаче «ограждения» молодежи «от вредных и бессмысленных влияний фальшивого, ничего общего не имеющего с историческими преданиями России либерального направления», а консерватизм характеризовался как «любовь к родине не такой, какая она воображаема в своих умозаключениях, а таковой, какая она на самом деле есть вследствие своего исторического прошлого, характера и религии народа и прочих условий прогресса» [1079]1079
  РГИА. Ф. 747. Оп. 1. Д. 16. Л. 3–4.


[Закрыть]. Прогресс при этом связывался «с развитием тех истин, которыми располагает государственная и народная жизнь страны» – для России ими, с точки зрения автора статьи, являлись православие и самодержавие. Соответственно, в документах ревнителей подчеркивался религиозный аспект их будущей деятельности: «русское историческое просвещение будет в тоже время духовным просвещением вообще», – писал Шереметеву Голенищев-Кутузов во время работы над уставом [1080]1080
  РГАДА. Ф. 1287. Оп. 1. Д. 411. Л. 19 об.


[Закрыть].

Формулируя идею исторического просвещения прежде всего политически, основатели Общества в то же время связывали ее с идеалом научности. «Научность» предполагала изучениерусской истории, и именно эта задача выдвигалась на первый план уставом Общества. Членам объединения предлагалось «собирать и обрабатывать сведения о царствовании императора Александра III», материалы по русской истории, по «соприкасающимся с нею отделами истории всеобщей, а также по церковным, правовым и бытовым вопросам» [1081]1081
  Устав ОРРИП. С. 1–2.


[Закрыть]. Стремясь укрепить научный статус Общества, инициаторы его создания стремились привлечь к своей деятельности академических ученых (одним из соучредителей, напомним, являлся известный историк К.Н. Бестужев-Рюмин). Как следует из писем А.А. Голенищева-Кутузова, весной 1895 года обсуждалась возможность приглашения в качестве соучредителя В.О. Ключевского; его кандидатура, однако, была найдена «не совсем удобной» [1082]1082
  «Ключевский, как возбудивший много толков в последнее время, был бы, может быть, на первое время (подчеркнуто в оригинале. – В.К.) не совсем удобен (РГАДА. Ф. 1287. Оп. 1. Д. 411. Л. 17).


[Закрыть]. Первым председателем исторического отделения Общества был избран декан историко-филологического факультета Санкт-Петербургского университета И.В. Помяловский, его преемником стал Н.Д. Чечулин, вступивший в Общество в январе 1896 года; в 1901 году в совет Общества был выбран и С.Ф. Платонов [1083]1083
  Список членов совета ОРРИП // ИОРРИП. 1902. № 4. С. 50–51; Отчет ОРРИП за 1901–1902 год // ИОРРИП. 1904. № 5. С. 2, 6.


[Закрыть]. Присоединение к Обществу университетских историков усиливало аспект «науки», но не уменьшало удельный вес «политики» в концепции и практике исторического просвещения: modus vivendiсообщества академических историков был насыщен политикой не в меньшей степени, чем деятельность просветительских обществ. Платонов в письме к Шереметеву пишет об осуждении его учебника «левой критикой»; Кизеветтер рассказывает в воспоминаниях о том, как в Московском университете был освистан Ключевский, выступивший с хвалебной речью Александру III [1084]1084
  Завтра я вышлю Вам первую часть моего “Учебника” в надежде услышать Ваш отзыв о ее пригодности с точки зрения “государственной истории”. Левая критика уже осудила меня за эту книгу» (Академик С.Ф. Платонов. Переписка с историками: в 2 т. / С.О. Шмидт (отв. ред.). М., 2003. Т. 1. С. 130); Кизеветтер А.На рубеже двух столетий. С. 197.


[Закрыть]. Более того, как показывает в своем исследовании Томас Сандерс, общественный резонанс и политический смысл приобретают такие специфические для академической практики события, как защиты диссертаций. В качестве примера Т. Сандерс анализирует защиту Н.Д. Чечулина, принявшую характер публичного скандала из-за проявившегося в ходе обсуждения столкновения политических взглядов диссертанта, оппонентов и рецензентов [1085]1085
  Sanders T.The Chechulin Afair or Politics and «nauka» in the History Profession of Late Imperial Russia // Jahrbücher für Geschichte Osteuropas. 2001. Bd. 49. H. 1. S. 1–23 (см. также его статью в настоящей книге, с. 161–192).


[Закрыть]. Стоит заметить, что защита Чечулина происходила в декабре 1896 года, т. е. в то время, когда он уже стал «ревнителем» [1086]1086
  Список членов совета ОРРИП // ИОРРИП. 1900. № 2. С. 31.


[Закрыть]. Повлиял ли этот факт на остроту развернувшейся в ходе защиты полемики? Влияло ли вообще членство в Обществе ревнителей русского исторического просвещения на академический статус его членов? По-видимому, ответ может быть утвердительным: об этом свидетельствует дальнейшая судьба Чечулина. В том же 1896 году он оставил неблагоприятно складывавшуюся университетскую карьеру и перешел на более спокойную, но значительно менее престижную должность помощника библиотекаря Императорской публичной библиотеки. Членство в Обществе ревнителей, где Чечулин возглавлял сначала издательское, а затем, с 1901 по 1915 год, историческое отделение, открыло для него возможность альтернативной научной карьеры и обеспечило поддержку председателя Общества – влиятельного графа Шереметева – в его продвижении по службе в министерстве народного просвещения [1087]1087
  В 1915 году Н.Д. Чечулин был назначен попечителем Виленского учебного округа, а в январе 1917 года обратился к графу Шереметеву с просьбой содействовать его переходу на должность попечителя столичного округа, см.: РГАДА. Ф. 1287. Оп. 1. Д. 898. Л. 57–57 oб., 64–65. Биография Чечулина освещается в публикациях: Вахтина П.Л., Острой О.С.Николай Дмитриевич Чечулин и его книга // Чечулин Н.Д. Русская провинция во второй половине XVIII века. СПб., 2009; Грин Ц.И.Чечулин Николай Дмитриевич // Сотрудники Российской национальной библиотеки – деятели науки и культуры: Биогр. словарь: в 3 т. СПб., 1995. Т. 1. С. 566. Я благодарю В.Е. Кельнера, обратившего мое внимание на публикацию П.Л. Вахтиной и О.С. Острой.


[Закрыть]. В то же время идентификация с Обществом, открыто подчеркивавшим политический характер своих целей, по-видимому, входила в определенное противоречие с идеалом преданности науке, на котором основывался статус академической элиты. Так, Платонов, выбранный прямо в день своего вступления в Общество членом его совета, спустя всего два года, в ноябре 1903-го, сообщил о своем намерении отказаться от этого поста, причем, как следует из письма чрезвычайно огорченного этим решением Шереметева, поступок был связан с «убеждениями» Платонова и его взглядами «на известную деятельность» Общества и некоторых его членов [1088]1088
  ОР РНБ. Ф. 585 (С.Ф. Платонов). Оп. 1. Д. 4616. Л. 30, 51.


[Закрыть].

Взаимодействие «науки» и «политики» в вопросе о членстве в Обществе касалось не только историков. В руководство Общества входили такие влиятельные при дворе фигуры, как товарищ министра, а затем и министр внутренних дел Д.С. Сипягин, комендант императорских дворцов П.П. Гессе и церемониймейстер двора князь С.Д. Горчаков. Существовала ли связь между их членством в Обществе и определенной «историзацией» властных практик первых лет XX столетия? Известный историк А.А. Кизеветтер в своих воспоминаниях связывает изменение общего стиля государственной политики с назначением в 1900 году ревнителя Сипягина министром внутренних дел. Саркастическое описание этого явления приводится в его воспоминаниях:

Предоставление поместному дворянству привилегированного положения во всех отраслях государственной жизни и подчинение ему, как руководящему классу, всех остальных слоев и групп населения было объявлено теперь исторической особенностью русского национального жизненного строя. Политике «контрреформ» теперь старались придать характер возвращения к национальным заветам допетровской московской старины… Либеральные бредни были объявлены наносной из чужих земель проказой, а ретроградная политика – русской старозаветной мудростью [1089]1089
  Кизеветтер А.На рубеже двух столетий. С. 320–321.


[Закрыть].

При Сипягине, писал Кизеветтер, вошли в моду «археологические маскарады», на которых «государь появлялся в костюме царя Алексея Михайловича, царская семья, великие князья, придворные чины – в костюмах XVII столетия», а сам Сипягин выступал в виде «ближнего боярина». Как показывает в своем фундаментальном исследовании Ричард Вортман, изменения в стиле репрезентации власти, которые Кизеветтер связывал с периодом министерства Сипягина, начались еще в 1880-х годах: следовательно, ревнители использовали элементы уже сложившегося архаизированного образа монархии [1090]1090
  Wortman R.S.Scenarios of Power: Myth and Ceremony in Russian Monarchy. Vol. 2. From Alexander II to the Abdication of Nicholas II. Princeton, 2000. Р. 235–270.


[Закрыть]. Придавая этому образу научную легитимность, ревнители укрепляли идеологическую основу консервативной версии монархического нарратива. В то же время постановка задачи изучения «заветов царя-миротворца» позволяла расширять тематический спектр этого нарратива. Этот аспект ученой деятельности ревнителей тонко отметил Чечулин в обращении к историческому отделению Общества:

Различными сторонами своей деятельности покойный государь охватывал всю жизнь русского народа, он явился выразителем извечных его идеалов, и вместе с тем оставил заветы, исполнение которых составляет задачу будущего. Поэтому достойным служением имени покойного Государя будет изучение истории России вообще со всех сторон, лишь бы изучение это было одушевлено любовью к России и истине [1091]1091
  Отчет ОРРИП за 1901–1902 год. С. 7.


[Закрыть].

Связывая изучение истории с распространениемзнаний о прошлом, ревнители ставили перед собой сложную задачу соединения научности и общедоступности.

«Расширять круг лиц, участвующих в Обществе…»

В интерпретации ревнителей принцип общедоступности предполагал прежде всего открытость членства в Обществе. Действительно, в Общество входили на условиях формального равенства историки, журналисты, придворные сановники, чиновники правительственных ведомств, иерархи церкви и многочисленные сельские священники. В 1900 году в Обществе ревнителей было 946 членов, а два года спустя его численность увеличилась до 1166 человек (для сравнения, Императорское русское историческое общество насчитывало в 1912 году 29 действительных и 5 почетных членов) [1092]1092
  Состав Императорского Русского исторического общества. 12 марта 1912. [Бм., бд.]. С. 1–7; Отчет ОРРИП за 1900–1901 год // ИОРРИП. 1902. № 4. С. 2; Отчет ОРРИП за 1901–1902 год. С. 2; Список членов ОРРИП… С. 22–36.


[Закрыть]. Участие в Обществе носило активный характер: каждый из его действительных членов имел возможность «приписаться» к одному из трех отделений – издательскому, историческому или исполнительному (в ведении последнего находились библиотеки Общества) – и тем самым участвовать в его деятельности. С 1897 года началось создание местных отделов Общества – первоначально в Бежецке и Москве, затем, в 1898-м, в Подольске и Серпухове, в 1899-м в Туле и Вильно, в 1900-м в Томске и Тифлисе, в 1902 году в Киеве [1093]1093
  Отчет ОРРИП за 1898–1899 год. СПб., 1899. С. 8; Протокол заседания совета ОРРИП 14 мая 1900 года // ИОРРИП. 1900. № 2. С. 3–4; Отчет ОРРИП за 1901–1902 год. С. 16.


[Закрыть]. Совет Общества призывал местные отделы «расширять круг лиц, участвующих в Обществе, обращаясь к тем, от которых можно ожидать содействия и сочувствия его целям» [1094]1094
  Очерк главных оснований деятельности местных отделов Общества ревнителей русского исторического просвещения в память императора Александра III. СПб., 1900. С. 8–9.


[Закрыть]. Кроме того, ревнители стремились к привлечению «литературных сил», не связанных с Обществом организационно. С этой целью первоначально предполагалось учреждать премии за исторические работы, признанные лучшими и «наиболее отвечающими основной задаче общества», а затем, в 1899 году, было принято решение проводить конкурсы «исторических сочинений», посвященных периоду Александра III [1095]1095
  РГИА. Ф. 747. Оп. 1. Д. 28. Л. 13; Деятельность Общества в 1898–1899 году // ИОРРИП. 1900. № 1. С. 17–18.


[Закрыть]. Одновременно Обществом был создан особый фонд для выдачи премии «за составление учебника по русской истории», а его томское отделение объявило об установлении своей собственной премии «за лучший учебник для деревенской школы грамоты в духе русских начал» [1096]1096
  Отчет ОРРИП за 1899–1900 год // ИОРРИП. 1901. № 3. С. 9; Отчет о движении сумм Общества с 1 марта 1899 г. по 1 марта 1900 г. // Там же. С. 43.


[Закрыть]. Участие в конкурсах не ограничивалось предварительными условиями, но «правила о премиях» устанавливали критерии оценки конкурсных работ. Представленные сочинения должны были быть «обработаны строго научно, изложены беспристрастно и спокойно, но притом так, чтобы они оказались доступными не только специалистам по известной отрасли знаний, но и широкому кругу читателей». Общество оставляло за собой право издавать награжденные работы в том случае, если они в течение года после конкурса не были опубликованы самим автором. Что более существенно, в правилах оговаривалось «преимущественное право на награждение» для сочинений, в которых разрабатывались бы рекомендованные Обществом темы [1097]1097
  Деятельность Общества в 1898–1900 году. С. 17–18.


[Закрыть]. В перечень последних входили прежде всего сюжеты, связанные с биографией Александра III; кроме того, вниманию будущих авторов предлагались вопросы, отражающие политические приоритеты ревнителей, такие как «восстановление и укрепление сословного начала в государственной жизни России» и «религиозная жизнь русского народа». В то же время конкурсная программа Общества включала спектр тем, связанных с изучением социально-политических и культурных аспектов недавнего прошлого, включая развитие народного образования и русского искусства; предлагалась также отдельная тема по истории Сибирской железной дороги [1098]1098
  Там же.


[Закрыть].

Были ли конкурсы Общества результативны? Совет Общества признал достойными отличия лишь немногие из представленных на них «сочинений». Награждена была, в частности, книга священника К.Н. Королькова «Жизнь и царствование Императора Александра III» – в 1903 году ее автору была присуждена премия в 500 рублей [1099]1099
  Корольков К. Жизнь и царствование Императора Александра III (1881–1894 гг.). Киев, 1901; ОР РНБ. Ф. 585. Оп. 1. Д. 4616. Л. 29. См. о награждении: Отчет ОРРИП за 1902–1903 год // ИОРРИП. 1904. № 5. С. 17.


[Закрыть]. Безрезультатными оказались попытки подготовить учебник истории – ни один из представленных на соискание вариантов не удовлетворил историческое отделение Общества [1100]1100
  Обсуждение вопроса об издании учебника истории и учебника для деревенской школы грамоты см.: Отчет ОРРИП за 1898–1899 год. С. 28; Деятельность отделений Общества за 1895–1899 года // ИОРРИП. 1900. № 1. С. 238; Отчет ОРРИП за 1899–1900 год. С. 6, 9; Отчет ОРРИП за 1900–1901 год // ИОРРИП. 1902. № 4. С. 10; Отчет ОРРИП за 1901–1902 год. С. 8.


[Закрыть]. В то же время система премий и возможность печатать работы под эгидой Общества ревнителей сделали это объединение центром притяжения для авторов, которых Шереметев определял как «исторических писателей». В их числе заметную часть составляли сельские священники – один из них, C.Д. Поспелов, представил Обществу сразу два своих труда: «Сказание об основании и устройстве Свято-Троицкой женской общины в Тарусском уезде Калужской епархии» и «О миссии русской женщины на почве общественной деятельности в духе православных начал» [1101]1101
  РГИА. Ф. 747. Оп. 1. Д. 28. Л. 81 oб.


[Закрыть]. Другой священник, И.И. Темногрудов, поставил издательское отделение Общества в весьма затруднительное положение, прислав свою автобиографию (не представлявшую, как писал в своем отзыве Н.Д. Чечулин, «решительно никакого интереса») и предложив Обществу купить право ее первого издания [1102]1102
  Там же. Л. 56–63.


[Закрыть]. Работы этих авторов не были приняты издательским отделением – система отзывов и рецензий, заимствованная ревнителями из академической практики, действовала в данном случае как механизм регуляции и отбора «историй», из которых складывался охранительный нарратив. Среди тех, чьи работы Общество не допустило к публикации, были, однако, не только неизвестные сельские батюшки, но и придворный историк С.С. Татищев. К Татищеву, написавшему ранее историю царствования Александра II и уже начавшему работать над историей жизни и правления Александра III, обратился в 1898 году с предложением издать его труд от «имени общества» сам его председатель Шереметев [1103]1103
  РГИА. Ф. 873 (С.С. Татищев). Оп 1. Д. 74. Л. 3.


[Закрыть]. Но подготовка книги затягивалась, между Шереметевым и Татищевым назревал конфликт, и характер отношений последнего с советом Общества менялся. В 1903 году Шереметев добился предоставления Обществу ревнителей особого права рассматривать и утверждать подготовленные Татищевым рукописи без их дальнейшего «цензирования» [так в тексте] министерством императорского двора [1104]1104
  Там же. Д. 73. Л. 1.


[Закрыть]. От отзыва Общества на рукопись Татищева зависела теперь дальнейшая судьба его труда – и отзыв этот, написанный Шереметевым, был отрицательным. В результате Татищеву было разрешено продолжать работу, министерство двора выделило ему щедрое (в 12 000 рублей) вознаграждение за труд, но одновременно поставило в известность о том, что публикация его книги признана «преждевременной» [1105]1105
  Там же. Л. 3–3 об.


[Закрыть]. В «Известиях» Общества ревнителей, между тем, было напечатано «Предисловие к биографии Императора Александра III», написанное орловским краеведом В.Н. Лясковским, где подчеркивалась важность составления не истории, а биографии Александра III: «Придет пора – история истолкует нам Царя; дело биографии – изобразить человека; эта задача несравненно уже, но зато она исполнима теперь и только теперь…» [1106]1106
  Лясковский В.Предисловие к биографии Императора Александра III-го // ИОРРИП 1901. № 3. С. 17.


[Закрыть]. Используя статус частного, но тесно связанного с центральными институтами власти добровольного союза, и манипулируя требованиями научности и общедоступности, ревнители расширяли круг сотрудников Общества, но одновременно строго контролировали состав тех, кто допускался к созданию образа монархии и монарха.