Текст книги "Правофланговые Комсомола"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 42 страниц)

Лишь вернувшись из Шкяуне, Судмалис подал о себе весточку Центральному Комитету комсомола Латвии. Сохранился маленький листок бумаги, испещренный его мелким, четким почерком: «Дорогие товарищи! Мне впервые представляется возможность в нескольких словах сообщить о своей судьбе. Когда началась война, я организовал комсомольский отряд, в составе которого вел борьбу за Лиепаю. После падения Лиепаи и неудачных попыток прорваться к фронту, я провел осень и зиму в Латвии, в Иецавской волости Бауского уезда. Весною побывал в Лиепае и в своем уезде. Комсомольцы перебиты, брошены в тюрьмы. В некоторых волостях убиты все поголовно (в Аситской, Пампальской и других)… В настоящее время я состою в одном из партизанских отрядов, колошматим немцев так, что пух летит. Я знаю, что Ната [14]14
  Н. Бусе – в то время секретарь ЦК комсомола Латвии.


[Закрыть]в Москве: слышал однажды по радио ее выступление на митинге. Вот я и хотел бы попросить Нату, чтобы она, если возможно, позаботилась о Марусите: Марусите с матерью и обеими дочками выехали из Лиепаи в первый же день войны. Пусть она не вешает носа и не беспокоится обо мне, пусть помнит старую поговорку: «Черт своих чад в обиду не даст!» Кроме того, на пряжке моего трофейного ремня имеется гордая надпись: «С нами господь!» Мы прогоним гитлеровцев и будем жить еще долго и счастливо. Имант Судмалис».

Лаконично-деловой тон начала послания, а затем озорная, жизнерадостная его концовка как нельзя лучше характеризовали самого автора – человека, безоговорочно верящего в победный исход борьбы, не унывающего даже в самые критические минуты…

Шел 1942 год. С разрешения командования 24 партизана, среди которых был и Имант, начали опасный и длительный переход. С помощью местных жителей пересекли они два железнодорожных участка, через линию фронта добравшись до Белорусского штаба партизанского движения. Здесь и организовали Судмалису поездку в Москву для подробного доклада об обстановке на временно оккупированной территории Латвии.

Исходив всю республику от моря до ее восточных границ, он многое увидел и узнал. Докладные записки, написанные им Центральному Комитету Коммунистической партии Латвии, ЦК ВЛКСМ и ЦК комсомола республики, органам государственной безопасности, являлись красноречивым свидетельством его обширной осведомленности, умения наблюдать, собирать факты, глубоко и всесторонне их анализируя – делать безошибочные выводы. Так, говоря о партизанском движении в Латвии, о его самых целесообразных и эффективных формах, он прежде всего настоятельно рекомендовал учитывать особые обстоятельства, каких нет ни в Российской Федерации, ни в Белоруссии, ни на Украине.

Прославленный вожак народных мстителей, Герой Советского Союза Вилис Самсон после победоносного завершения Великой Отечественной войны засвидетельствовал: «Доклад И. Судмалиса явился в то время единственной развернутой и ценной информацией об обстановке в Латвии. Выводы Судмалиса были в значительной степени использованы латвийским партизанским отрядом, который в декабре 1942 года успешно базировался у восточных границ Латвии…»

Самому же Иманту не терпелось как можно скорее вернуться в родные края для продолжения борьбы. Беседуя с секретарем Центрального Комитета ВЛКСМ Николаем Михайловым, он доверительно сообщил, что в Риге уже складывается ядро руководящего антифашистского подпольного центра, состоящего из учащихся, студентов и рабочих, за которых можно поручиться.

Да и в Центральном Комитете Коммунистической партии Латвии были твердо убеждены в том, что разрозненные рижские антифашистские группы и организации нуждаются в едином центре по руководству подпольем. Возглавить этот центр ЦК доверил Иманту, первоначально решив забросить его в тыл врага самолетом. Он приступил к практическим занятиям со знаменитыми мастерами парашютного спорта, со дня на день откладывая поездку к предгорьям Урала, где в городе Бугуруслане приютили его жену с детьми.

Потом ему сообщили, что семья переезжает в Татарию. Там Мария станет воспитательницей Менгерского детского дома, созданного для девочек и мальчиков, эвакуированных из Латвии без родителей. Долог в ту пору был путь до Татарской автономной республики! На забитых эшелонами многочисленных железнодорожных станциях и полустанках отпускное время Иманта беспощадно, таяло у семафоров. Однако, добравшись к месту назначе-ния, ему не сразу довелось встретиться с родными – они приехали сюда лишь за несколько часов до отхода поезда Иманта в Москву.

Вся их совместная жизнь состояла из встреч и расставаний, когда радость трудно отличить от печали, и, наверное, печали было чуть-чуть больше. Вот и снова разлука – без слез, уныния и душевной слабости.

Пока Имант отсутствовал, намеченный ранее план существенно изменился. Ему предписывалось следовать к отчему краю не самолетом, а в составе небольшого специального отряда, сформированного из бойцов, закаленных на фронте либо в партизанской борьбе. Отряду под командованием Вилиса Самсона надлежало у границы Латвии создать надежную базу, подготовить там условия для практической деятельности оперативной группы ЦК Компартии Латвии и регулярной радиосвязи с Центром. Одновременно в спецотряд включилась группа комсомольских активистов. Им предстояло на оккупированной территории республики создать молодежно-комсомольское подполье, в партизанских отрядах укомплектовать комсомольские организации, вовлекать в партизанскую борьбу городскую и сельскую молодежь. Отряд вышел 20 октября 1942 года. 2 декабря – уже в прифронтовой полосе – было проведено партийное собрание, единогласно избравшее Судмалиса секретарем партийной организации. Командир отряда Вилис Самсон записал тогда в своем дневнике: «Ему одновременно доверяем и мы, молодые, и старшие. Верим интуитивно, подчиняясь внутреннему убеждению, которое по отношению к боевым товарищам зарождается на совместно пройденном боевом пути».

Партизаны отряда Самсона вместе с бригадой народных мстителей Калининской области РСФСР двинулись к границе Латвии и 4 декабря между железнодорожными станциями Локня и Насва перешли линию Северо-Западного фронта. Этот переход был одним из труднейших в истории партизанского движения Латвии. Шестьдесят километров без отдыха шли по глубокому снегу, а тут еще внезапно усилился мороз, сковавший панцирем влажную одежду и обувь. Колонна все чаще стала растягиваться, ослабевшие падали, не имея сил подняться. А остановка могла оказаться пагубной: до рассвета надо было как можно дальше уйти от переднего края обороны врага.

Но и рассвет не принес облегчения. Неподалеку от населенного пункта Поддубье фашистский пост обнаружил партизан и поднял маршевую роту в ружье. Отряд отразил атаку, предпринятую карателями. Смелыми действиями бойцов вместе с Вилисом Самсоном умело руководил и парторг отряда товарищ Андерсон – под таким именем в рейд отправился Имант Судмалис.

Первые победы в тылу врага помогали преодолевать нечеловеческую усталость, хотя один бой с карателями тут же сменялся другим. Среди записей в боевом журнале отряда есть и такая: «14.XII. Ночью немцы дважды атакуют нас в селе Адерово. Вовремя поднимаем тревогу, и противник, неся большие потери, вынужден отойти. На заре к району обороны нашего отряда по дороге со стороны Опочки… приближается колонна противника численностью до батальона. Подпускаем эту колонну на 50 метров и только тогда открываем огонь из автоматического оружия. Противник, неся огромные потери, в панике бежит. В этих боях немцы потеряли 216 человек ранеными и убитыми. В разгроме немцев особенно отличился пулеметчик отряда Имант Судмалис».

Вынудив карателей отступить, спецотряд прорвался на юг, где к исходу 1942 года русские, белорусские латышские партизаны освободили от захватчиков территорию, превышавшую 10 тысяч квадратных километров. Здесь, между Освеей, Дриссой, Россонами и Себежем, в обширном братском партизанском крае отряд Вилиса Самсона 17 декабря завершил героический трехсоткилометровый переход и, обосновавшись у границы Латвии, стал готовиться к боевым действиям на ее территории.

Самсон и Судмалис прекрасно понимали, что подготовке условий для последующей деятельности непосредственного штаба руководства народной антифашистской борьбой – оперативной группы Центрального Комитета партии – должна предшествовать крупная акция, имеющая, кроме военного, и большое политическое значение. Такая акция и совершилась 13 января 1943 года. В ней, с 330 повозками, участвовали 800 белорусских, русских, латышских и литовских партизан. Глубокой ночью их атакующие группы ворвались в центр Вецслабадской волости Лудзенского уезда, а Имант, постучав в дверь полицейского участка, на чистейшем немецком языке потребовал впустить его. Там послушно выполнили приказание, но, увидев партизан, бросили гранату, ранив Судмалиса. И все же вместе с товарищами он продолжал бой.

Разгромив полицейский участок, волостную управу, почту и телефонную станцию, партизаны разогнали охрану складов гитлеровцев и на подводах вывезли 400 мешков хлеба, 65 мешков сахара, 4 тонны шерсти и почти без потерь вернулись на свои базы.

Весть об этом мгновенно разнеслась по всем уголкам Латвии, а вдогонку ей уже мчалась другая: ночью 3 февраля партизан, одетый в форму немецкого офицера, явился в Рунденскую волостную управу, сжег списки местных жителей, обреченных на каторжные работы в Германии. Этим партизаном был Имант.

Глубокие рейды народных мстителей в Лудзенский, Абренский, Резекененский и Даугавпилсский уезды Латвии, оставлявшие фашистские войска без надежного тыла и прикрытия, активная деятельность и растущая популярность обосновавшейся в Освейских лесах Белоруссии оперативной группы ЦК КП Латвии вызвали серьезную озабоченность аппарата рейхскомиссариата «Остланд». Под кодовыми названиями «Шнейхазе» («Заяц-беляк») и «Винтерзаубер» («Зимнее волшебство») там разработали планы карательных операций, призванных с противоположных сторон нанести два уничтожающих удара по партизанскому краю. Для этого были выделены 5 полков СС, 14 отдельных батальонов, несколько тысяч солдат из местных гарнизонов, танки, артиллерия и авиация.

С конца января до 20 марта 1943 года объединенные силы партизан Белоруссии, РСФСР и Латвии вели кровопролитные бои, героически отражая бешеный натиск врага. Большую роль в срыве планов карателей сыграли смелые действия отряда В. Самсона. В третьем томе «Истории Великой Отечественной войны Советского Союза» отмечено: «Этот отряд по решению командования действовал в тылу вражеской экспедиции, отвлекая на себя значительные силы оккупантов. Понеся немалые потери, противник вынужден был отойти в свои гарнизоны. Так, в совместной борьбе против общего врага еще более укрепилась братская дружба русского, белорусского и латышского народов».

Сам же Вилис Петрович Самсон в своих книгах, публичных выступлениях неизменно подчеркивает, что легендарную славу в отряде снискал его партийный руководитель Судмалис.

Только всегда обыденными и шутливыми оставались личные письма Иманта к друзьям и родным. Вот хотя бы такое:

«11 марта 1943 года, в лесу под большой елью.

Милая Марусите!

Пишу тебе отсюда уже третье письмо. Не знаю, получила ли ты хоть одно. У нас тут с почтой трудновато. Да и времени в обрез – люди вот-вот уедут, а я хочу сообщить хотя бы, что жив, здоров и дерусь как надо! Дым ест глаза, не вижу, что написал. Фрицы затеяли против нас настоящий военный поход – бомбят деревни и даже леса. Деревню, в которой мы размещались, раздраконили целых семь бомбардировщиков, вот нам и пришлось переселиться в лес, чтобы какая-нибудь бомбочка на голову не угодила. О других интересных случаях и всяких мелочах напишу, когда окончательно разгромим фрицев,

Имис».

А «случаев», как выразился в только что процитированном письме сам Судмалис, у него к тому времени накопилось предостаточно. Особенно отличился Имант 6 марта, когда небольшую группу партизанского отряда окружил батальон неприятеля. Огнем своего ручного пулемета он уничтожил 70 карателей и дал возможность товарищам вырваться из окружения. Только сам не уберегся от очередного ранения.

Представляя 28 марта Судмалиса к правительственной награде, партизанское командование отмечало: «Вообще т. Андерсон устремляется туда, где идут самые жаркие бои, своим примером вдохновляет и окрыляет других к борьбе. Всегда помогает руководству осуществлять поставленные задачи, проявляет большую инициативу и хорошие военные знания».

Из зимних боев с карателями отряд Вилиса Самсона вышел окрепшим и возросшим. По сравнению с декабрем 1942 года его численный состав утроился. Это и позволило на базе отряда создать Латвийскую партизанскую бригаду, комиссаром которой стал член оперативной группы Центрального Комитета Коммунистической партии Латвии, депутат Верховного Совета Республики Оттомар Петрович Ошкалн, удостоенный позже звания Героя Советского Союза, а парторгом – все тот же товарищ Андерсон.

После многодневных засад или диверсий, налетов на тыловые коммуникации и службы врага, Судмалис непременно заглядывал в партизанскую типографию, где печатались газеты «Пар Дзимтене» («За Родину»), «Яунайс латвиетис» («Молодой латыш»), воззвания и листовки, предназначенные для земляков, томившихся в фашистском рабстве. Редакторы и наборщики знали: у Иманта всегда текст новой статьи или призыва.

И все же, помня о главном задании, ради которого он по поручению Центрального Комитета Коммунистической партии Латвии и ЦК комсомола республики перешел линию фронта, Имант весной и летом 1943 года вел, по собственному утверждению, «тихую жизнь»: занимался разведывательной и подпольной работой в восточных районах Латвийской ССР. А 20 июля настал день его разлуки с дружным партизанским коллективом. В западную часть республики с боевым заданием уходила небольшая, но сильная группа, возглавляемая представителем ЦК Компартии Латвии Андреем Мацпаном. Имант вместе с ней решил двигаться до Елгавы, чтобы оттуда Добираться в Ригу.

На исходе июля 1943 года Имант незамеченным вновь оказался в латвийской столице, до отказа набитой фашистскими войсками и учреждениями захватчиков, а уже в начале августа ему удалось создать Рижский подпольный городской комитет комсомола, секретарями которого стали Джемс Банкович и Малдис Скрея. Вскоре была подготовлена база и для нелегального городского комитета партии, подобрано надежное место для размещения тайной типографии, оборудована и введена в действие лаборатория для изготовления взрывчатки, с помощью широкой агентурной сети стали добываться сведения о дислокации вражеских войск, тоннаже фашистского морского флота, базировавшегося в портах Риги, Вентспилса и Лиепаи.

Росло и число диверсий, нападений, актов саботажа, осуществляемых по планам, разработанным Судмалисом. Но особо следует рассказать о взрыве, произведенном в Старой Риге. Высшие чиновники «Остланда» при поддержке латышских буржуазных националистов намеревались на Домской площади инсценировать 13 ноября 1943 года «митинг протеста» против решений Московской конференции министров иностранных дел стран антигитлеровской коалиции. Подобным пропагандистским трюком им хотелось продемонстрировать перед всем миром «единство и гармонию» оккупантов и населения Латвии. Узнав об этом из сообщения, заблаговременно опубликованного услужливой газетенкой «Тевия», Имант вечером 12 ноября встретился с Банковичем, передав ему мину замедленного действия, изготовленную молодым химиком, комсомольцем Силинынем.

Мину Джемс опустил в урну, прикрепленную к стене дома № 20 на улице Шкюню. А на рассвете вместе с Малдисом перенес ее на Домскую площадь, ловко уложив в мусорный контейнер, стоявший у только что сооруженной трибуны. Не забыли они и привести в негодность громкоговорители, установленные вокруг трибуны.

После девяти часов утра к Домской площади, зажатой плотным кольцом конной полиции, по особым пропускам потянулись вереницы «почетных гостей», корреспонденты иностранных газет. В небе закружил самолет с кинооператором на борту, изготовившимся для сенсационных съемок. И в тот момент, когда на мачту полез увенчанный свастикой флаг, вдруг раздался оглушительный взрыв. В разные стороны полетели щепки, обломки стекла, клочья разодранных немецких флагов и транспарантов, в пух и прах развеяв миф «о единстве и гармонии».

Интересно, что взрыв произошел всего лишь через полтора месяца после того, как в Ригу спешно прибыл разгневанный рейхсфюрер СС и шеф гитлеровской полиции Гиммлер, категорически потребовавший решительного усиления борьбы против подпольщиков и советских партизан. Вот почему сразу же после взрыва на ноги были подняты полиция безопасности, полиция так называемого порядка, жандармерия, комендатуры, платные агенты и провокаторы, тайные осведомители и пшики. Тому, кто укажет след организаторов взрыва, были обещаны 300 тысяч рейхсмарок.

Пока оккупанты остервенело занимались массовыми облавами, обысками и арестами «подозрительных лиц», Судмалис вновь пробирался по бездорожью, но теперь уже к границе Эстонии, к партизанскому отряду Северной Латвии. Согласовав адреса, пароли и явки, которые могли понадобиться подпольщикам, он оттуда направился в Освею, на базу Латвийской партизанской бригады, запасся там полиграфическим оборудованием и 24 января 1944 года вместе с наборщиком комсомольцем Валдемаром Озолиньшем начал обратный путь в Ригу, куда благополучно прибыл 2 февраля.

Вскоре Имант заподозрил слежку за собой. К тому же коммунистка Вера Слосман и некоторые другие антифашисты, содержавшиеся в Центральной тюрьме, передали на волю: рекомендованные новые радисты – провокаторы и ведут передачи под диктовку гестапо. До 18 февраля Судмалис уходил от погони, все эти трагические и тревожные дни думая не о себе, а о том, как предотвратить провал городского антифашистского подполья и переправить многих его активистов на партизанские базы.

Завербованные оккупантами радисты навели шпиков и на след Джемса Банковича, Малдиса Скреи, Туснелды Розентретер и других подпольщиков. Одновременно с Имантом их доставили в гестапо, пытали с особым изуверством, добиваясь признания. На второй день беспрестанных допросов истерзанный Малдис выбросился из окна четвертого этажа и пришел в сознание лишь в тюремной больнице, куда его доставили со сломанной ногой.

Следствие по делу затянулось. Заседание чрезвычайного нацистского суда открылось 13 апреля 1944 года. На скамье подсудимых – Имант Судмалис и Джемс Банкович, охраняемые четырьмя эсэсовцами. Искалеченного Малдиса Скрею невозможно было доставить в зал судебного заседания.

Процесс продолжался несколько дней. Обвиняемым инкриминировался только взрыв на Домской площади.

О других акциях, совершенных и возглавленных Судмалисом, судьи так ничего и не дознались.

Внешне оставаясь спокойным, Имант заявил, что не считает оккупационный суд правомочным, а на вопрос о его политических взглядах, не задумываясь, ответил:

– Они вам хорошо известны, и я не намерен их здесь скрывать. Тем более что победа, несомненно, будет за нами. Дело лишь во времени.

Судмалиса и Банковича приговорили к расстрелу, а Скрею палачи втолкнули в автомашину с газовой камерой и умертвили по дороге к пригородному Румбульскому лесу.

Ожидая казни, Судмалис почти полтора месяца находился в одиночке. О чем он думал, что вспоминал, к чему устремлял свой мысленный взор в последние дни жизни? Ответы на эти вопросы и дал листок папиросной бумаги, обнаруженный после войны в тайнике камеры, где томился Имант. Текст его гласил:

«Марии Судмалис, Лиепая, улица Упмалас, 6. Отдать после войны. IV. 1944 года. Маловероятно, Марусите, что ты получишь это мое последнее письмо, а вдруг все-таки… В апреле я приговорен к смертной казни, какое сегодня число – я не знаю, все дни спутались. Но времени после суда прошло порядочно. Сейчас, пожалуй, уже 28 апреля, и я все думаю: быть может, именно сегодня день рождения нашей Айюки; ей исполняется шесть лет, а я, быть может, сегодня ночью буду наконец выведен на расстрел. Мне не дают книг, я один во тьме одиночества, у меня много времени для воспоминаний. Я гляжу в прошлое и вижу, как много пережито за эти недолгие годы. Я вижу и нахожу немало светлых минут. Это и воспоминания о великой битве, в которой я участвовал, и о тихих, солнечных часах с тобой, и эти воспоминания помогают мне сегодня. Я не сожалею о своем пути, но я совершил на нем немало и ошибок; если бы довелось начать жизнь сначала, снова, я был бы лучше, особенно по отношению к тебе, Марусите! Так мало счастья сумел я тебе дать – прости меня, ведь мертвым принято прощать.

Так много надо бы сказать, написать, но нет карандаша. Пишу огрызком, найденным в кармане.

Вряд ли ты узнаешь когда-либо, под каким забором я похоронен, да и нет в этом надобности – одна и та же земля укроет когда-нибудь всех нас. Я чувствую, моя девочка, что после войны ты возвратишься в нашу родную Латвию. И когда-нибудь вечером, после рабочего дня, ты припомнишь: жил когда-то такой Имис, который любил тебя, – и ты расскажешь о нем что-нибудь Айюке и Сармуке…

Расти наших дочурок, Марусите, учи их любить будущее, в котором им предстоит жить; за него пролито так много крови.

Обними за меня Айю и Сармите, будь здорова, Марусите, так не хочется еще умирать, но, верь мне, я сумею умереть как надо. Ведь и Овод был расстрелян весной, когда пробивалась свежая трава. Живи, будь здорова и бодра, Марусите! Не грусти.

Твой Имис».

25 мая 1944 года, когда Красная Армия уже подходила к границам Латвии, Иманту объявили, что через несколько часов приговор приведут к исполнение. Тюремная администрация выдала ему лист бумаги для написания предсмертного письма. И он его написал; Вот оно:

«25 мая 1944 г.

Дорогие Марусите, Айюка, Сармука!

Не знаю, прочитаете ли когда-либо эти мои последние слова, но все равно – пишу. Через несколько часов приговор будет приведен в исполнение. Суд состоялся 13 мая, [15]15
  Это описка Иманта: его судили 13 апреля.


[Закрыть]так что у меня хватило времени обдумать всю свою жизнь. Я оглядываюсь на пройденный путь – упрекать себя мне не в чем: в эти решающие для человечества дни я жил как человек и боец. Пусть же будущее будет лучше, счастливее, оно должно стать таким, не могло ведь понапрасну пролиться столько крови.

Не горюй, Марусите, ведь вечно не живет никто. Расти Айюку и Сармуку, пусть вспоминают иногда обо мне, пусть их жизнь будет лучше, счастливее.

Будь счастлива, Марусите, спасибо за все доброе, что Ты мне дала. И знаешь что? Приласкай за меня Айю и Сармите.

Имис».

На расстрел его не повели, а в 18 часов 25 мая 1944 года повесили в камере пятого корпуса рижской Центральной тюрьмы. Казнили и Банковича, чья мать долго допытывалась о судьбе сына. Сжалившийся над ней тюремный надзиратель сообщил по величайшему секрету:

– Парня твоего захоронили на Матвеевском кладбище. Там есть могила Судмалиса, обозначенная, как помню, колышком под номером 2978. Слева или справа от нее и будет могила Джемса.

Поиски и последующие заключения экспертов подтвердили это. Благодарные рижане как ратную святыню перенесли на кладбище Яна Райниса останки Иманта Судмалиса и Джемса Банковича. Над их могилой высится гранитный монумент со словами: «Ваш подвиг нас на подвиги зовет!»

Павших нельзя воскресить. Но дело, за которое они боролись, бессмертно. По всем морям и океанам совершает рейсы танкер Латвийского торгового флота «Имант Судмалис». Это же незабываемое имя носят два латвийских колхоза, рижская 26-я средняя школа, 32 пионерских отряда. В Риге, Вентспилсе, Пессисе воздвигнуты памятники Иманту, а в его родной Лиепае сооружен величественный мемориал защитникам балтийской твердыни.

На юго-западе Псковской области, там, где сходятся границы трех братских республик – Российской Федерации, Белоруссии и Латвии, бывшие партизаны в 1959 году насыпали курган Дружбы. Там установлен монумент в память об Иманте Судмалисе, сделавшем выбор на всю жизнь и без остатка отдавшем ее борьбе.

Яков БОРОДАВСКИЙ,

Иван МУЗЫКАНТИК