355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » авторов Коллектив » Русская жизнь. Волга (июль 2007) » Текст книги (страница 4)
Русская жизнь. Волга (июль 2007)
  • Текст добавлен: 15 сентября 2016, 02:28

Текст книги "Русская жизнь. Волга (июль 2007)"


Автор книги: авторов Коллектив


Жанр:

   

Публицистика


сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)

Дмитрий Галковский
Божья коровка

Менжинский против Дзержинского

После Ленина-Сталина в советском пантеоне третье место все более прочно удерживает Дзержинский. Правители уходят, а тайная полиция (заметьте – СОВЕТСКАЯ тайная полиция) остается. Дзержинский считается основателем этого славного учреждения. Отсюда и популярность.

Между тем, если отколупнуть пропагандистский глянец, окажется, что Дзержинский совсем не годится на роль отца-основателя одной из самых могущественных тайных организаций Земли. Не было у него для этого ни знаний, ни опыта, ни интеллектуальных способностей, ни даже элементарной усидчивости. Дзержинский – шпана, голь перекатная, горлопан-агитатор, в лучшем случае атаман шайки, но ни в коем случае не глава репрессивно-канцелярского аппарата.

Карьера сего революционера началась с того, что гаденыш однажды решил попужать маленькую сестренку, малость пересолил и убил ее из ружья. В школе учился Дзержинский плохо, по русскому языку у него была устойчивая двойка. Впрочем, языки Феликс вообще не жаловал, его выгнали из гимназии с волчьим билетом за то, что он влепил пощечину учителю немецкого. На этом его образование закончилось. Начались водка, карты и мамзели. А потом и первые «срока». Сидел Феликс много и беспокойно, за нарушение режима получал вторичное наказание. Все это по условиям времени оформлялось как революционная борьба, на самом же деле было богемным хулиганством полуинтеллигента. Золотая молодежь портила девок, а «серебряная» – рабочих. По некультурности и неразвитости западнорусской провинции порча рабочих сопровождалась постоянными драками, побоями, а то и убийствами заводской администрации и полицейских. Все это Дзержинский проделывал с удовольствием, практически вкладывал душу. Только вес у него был пух-перо. За десять лет революционного кувыркания он, стыдно сказать, не убил ни одного человека (в нескольких избиениях участвовать довелось). И срока за издевательство над людьми получал детские – то полгода, то год.

Некоторому положению в среде социал-демократии Дзержинский обязан женитьбе на сестре одного из основателей РСДРП Леона Гольдмана. Гольдманы, подобно Цедербаумам, являлись большим революционным семейством со связями. В первобытной среде революционного андерграунда родственные связи значили столько же, сколько в трайбалистских режимах молодых африканских государств. Быть мужем сестры вождя значило ой как много. Поэтому никчемушного обормота, не способного ботинок завязать, двинули наверх, в правление польско-литовской социал-демократии, а затем, в 1907 году, и в ЦК объединенной РСДРП. Но Дзержинский тут же провалился. На ровном месте, в условиях спада революции, вместо того чтобы заняться легальной деятельностью внутри страны или жить в эмиграции, он умудрился сесть в тюрьму, потом еще, во втором случае получив три года каторги. Это был первый серьезный срок – по его отбытии в 1916-м по старому делу на Дзержинского навесили еще шесть лет каторжных работ. Последнее для подвижного непоседливого Дзержинского было тяжелейшим ударом. Он стал сотрудничать с тюремной администрацией, но опять неудачно. Уголовники вычислили стукача и зверски избили.

Как ни парадоксально, это обстоятельство, на мой взгляд, и послужило залогом его дальнейшей карьеры.

Существует трогательнейшее описание разоблачения агентов охранки в марте 1917 года. Россия тогда была страной непуганых идиотов, люди сами не понимали, что говорят. Поэтому читать их мемуары весьма забавно. Например, происхождение списков осведомителей, опубликованных весной 1917 года, таково. Бумаги ПОПАЛИ в руки к Горькому, Горький через своего секретаря Ладыжникова передал их 5 марта Гиммеру и Зензинову в Исполнительный комитет. Списки представляли собой ТЕТРАДКУ, в которую ОТ РУКИ были вписаны сотни имен с квалификацией работы и выплаченными суммами. Большинство списка составляли непартийные интеллигенты, ни одного члена ИК в списке (слава Богу!) не было. Имелись пара-тройка революционеров, лично насоливших Керенскому и еще нескольким членам исполкома.

Куда же попали настоящие, а не обработанные (думаю, два или даже ТРИ раза) списки агентуры?

Революция – это кульминация и апофеоз деятельности вражеской разведки. К этому идут десятилетиями, поколениями. Для крупного государства случай раз в двадцать, тридцать, пятьдесят, а то и сто лет. И как только радостная весть достигает стен Конторы, в первые полчаса Машина останавливает работу, распивается дорогое шампанское, бьются бокалы, раздается дружное «виват!». Но это только на полчаса. Далее начинается лихорадочная работа. Все шестеренки крутятся с бешеной скоростью, агентура увеличивается вдесятеро, средства на вербовку выделяются феноменальные. Наступают времена, когда один день идет за год. НАРУШЕНО УПРАВЛЕНИЕ ИНОСТРАННОГО ГОСУДАРСТВА, гигант, который в обычное время ощетинился бы миллионом штыков, ползает по земле несмышленышем, пускает пузыри.

Работа разведок стран Антанты после февраля 1917 года предопределила развитие ситуации на столетие вперед. Первым делом Совет рабочих депутатов принял решение о развале русской армии. А что принял первым делом якобы параллельный орган власти – Временное правительство? Пакет распоряжений О ВРЕДЕ ПОЛИЦЕЙСКОЙ И РАЗВЕДЫВАТЕЛЬНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ВООБЩЕ. Не надо полиции, не надо разведки, не надо министерства внутренних дел (это в условиях мировой войны!) На кого же опереться молодой русской демократии, если полицейские и контрразведчики – злостные враги-монархисты, вынашивающие контрреволюционные планы? Конечно, на доблестных союзников – великие демократии Англии и Франции. Те по доброте душевной совершенно бесплатно сделают в России и сеть антигерманских осведомителей, и резидентуру, да и расправе с черносотенцами из упраздненного МВД помогут. И помогли. Да так, что до сих пор рассказывать об этом историков революции перекашивает. Чтобы понять, до чего дошло, приведу всего один пример: депутат первой государственной думы от Симбирской губернии (и по совместительству шпион) Алексей Аладьин в 1917 году прибыл в Россию в форме лейтенанта английской армии. Мол, вы тут, сволочи, коронованному извергу ручки целовали, а я как подданный его величества короля Георга приближал торжество Правды. Чем и горжусь. Чего тут скрывать?

Так что списки были пристроены сразу. Оригиналы с диппочтой (сотни и тысячи папок) отправились через Финляндию в столицы «союзников», а с обработанными выжимками стали работать агенты на местах. Так началась знаменитая ЧеКа – почти за год до своего официального учреждения. И сломленный, опущенный наркоман-провокатор Дзержинский, бывший член ЦК РСДРП, пришелся англо-французской разведке очень ко двору. Сначала ему сделали протекцию, ввели в узкий круг партийного руководства большевиков, а потом, после октябрьского переворота, поставили главой ВЧК. В качестве зиц-председателя, прикрывающего работу настоящих специалистов (например, «Якова Петерса», старшего офицера Intelligence Service, женатого на английской миллионерше Мэй Фримен). Впрочем, закомплексованное ничтожество приносило пользу – в качестве личного эмиссара Ленина и в качестве остервеневшего от злобы садиста, задающего тон всему ведомству. Только для правильной работы даже самой костоломной тайной полиции одного куража мало. Нужен ОПЫТ, приобретаемый десятилетиями, и необходим определенный уровень интеллекта, чтобы хотя бы учиться на своих ошибках. Ни того, ни другого у Дзержинского, которого Ленин ядовито прозвал «конем ретивым», не было.

Формально Дзержинский находился во главе советской тайной полиции вплоть до своей кончины в 1926 году, но фактически от работы в ведомстве террора он стал отходить с началом нэпа, когда Ленин убрал его с поста наркома внутренних дел и сделал наркомом транспорта. Для Ильича это был типичный шахматный ход: ему был нужен террор против старорежимных железнодорожников-специалистов, относившихся к большевикам с ненавистью. С другой стороны, неизбежная после чистки спецов дезорганизация транспорта позволила бы списать одиозного Дзержинского в утиль. То, что в 1922 году дни Дзержинского были сочтены, показывает следующая записка Ленина.

«Мне пришлось на днях ознакомиться лично с состоянием автодрезин ВЧК, находящихся, очевидно, в совместном заведовании ВЧК и НКПС. «…» Состояние, в котором я нашел автодрезины, хуже худого. Беспризорность, полуразрушение (раскрали очень многое!), беспорядок полнейший, горючее, видимо, раскрадено, керосин с водой, работа двигателя невыносимо плохая, остановки в пути ежеминутны, движение из рук вон плохо, на станциях простой, неосведомленность начальников станций (видимо, понятия не имеющих, что автодрезины ВЧК должны быть на положении особых литер, двигаться с максимальной быстротой не в смысле быстроты хода – машины эти, видимо, «советские», т. е. очень плохие, – а в смысле минимума простоя и проволочек, с ВОЕННОЙ АККУРАТНОСТЬЮ), хаос, разгильдяйство, позор сплошной. К счастью, я, будучи инкогнито в дрезине, мог слышать и слышал откровенные, правдивые (а не казенно-сладенькие и лживые) рассказы служащих, а из этих рассказов видел, что это не случай, а вся организация такая же неслыханно позорная, развал и безрукость полнейшие. Первый раз я ехал по железным дорогам не в качестве «сановника», поднимающего на ноги все и вся десятками специальных телеграмм, а в качестве неизвестного, едущего при ВЧК, и впечатление мое – безнадежно угнетающее. Если таковы порядки особого маленького колесика в механизме, стоящего под особым надзором САМОГО ВЧК, то могу себе представить, что же делается вообще в НКПС! Развал, должно быть, там невероятный».

Письмо было адресовано заместителю главы ВЧК Уншлихту, которого Ленин быстро превратил в главного врага Дзержинского. От опалы безрукого Феликса Эдмундовича спасла болезнь и смерть Ленина. В аппаратной игре Сталина Дзержинский получил второе дыхание, но именно в этот период он был практически отставлен от руководства ОГПУ. Сразу после смерти Ленина в феврале 1924 года Дзержинского назначают председателем ВСНХ. По закону госаппарата нефиктивной является вышестоящая должность, следовательно, ОГПУ он в 1924-1926 годах возглавляет лишь номинально. Фактически тайной полицией руководит Вячеслав Менжинский, его первый заместитель. (То, что Дзержинский наломал дров и в ВСНХ, думаю, говорить отдельно нет надобности.)

Неимоверно раздутый Дзержинский находился во главе тайной полиции в общей сложности шесть лет, а почти абсолютно замалчиваемый Менжинский десять. Причем и до этого Менжинский работал на ключевой должности начальника особого отдела, а общепризнанным «расцветом» деятельности ОГПУ принято считать 1922-1934 годы. До этого действия ЧК не выходили за территорию РСФСР и носили чисто расстрельный характер, после 1936 года созданная агентура была уничтожена Сталиным. А на период Менжинского приходятся знаменитый «Трест», террористическая деятельность в Европе и Китае, основная часть показательных политических процессов, которым процессы 1936-1938 годов лишь подражали. Кто же такой Менжинский?

А никто. Преемник Дзержинского на посту главы «ГОСТАПО» бьет все рекорды замалчивания. Пожалуй, ни об одном из деятелей эпохи становления СССР не сказано столь мало и столь пренебрежительно. Говорится, что его вообще как бы и не было, что занимал он свой пост, болея, и, собственно, никакого значения не имел. Так, лежал на диване и плевал в потолок. Потом умер. Это во взбесившемся обществе, где на любой должности крутились 24 часа в сутки, как черти перед заутреней. А КЛЮЧЕВОЕ место дали расслабленной амебе…

Менжинский, как и Дзержинский, был польским дворянином, тоже занимал должность «советского Гиммлера»; существует легенда, что именно Дзержинский и рекомендовал Менжинского своим преемником. Так что волей-неволей напрашивается сравнение, и оно далеко не в пользу распиаренного Феликса Эдмундовича. Был Вячеслав Рудольфович и поумнее, и пообразованнее. Много умнее и много образованнее.

Отец Менжинского был преподавателем в пажеском корпусе, профессором истории Римско-католической духовной академии, пользовался личным расположением Николая II. Мать дружила с матерью чудовищной Стасовой, Стасова и ввела молодого Менжинского в английс… извините, революционное подполье. Впоследствии она с удовольствием показывала письмо Менжинского, полученное в 1933 году:

«Мало осталось товарищей, которые своими глазами видели начало твоей подпольной работы в Питере 90-х-900-х годов, а я работал под твоим началом около четырех лет, видел твои первые шаги в качестве партийного руководителя и могу смело сказать, что до сих пор не встречал работников, которые, вступивши на поле подпольной деятельности, сразу оказались такими великими конспираторами и организаторами – совершенно зрелыми, умелыми и беспровальными.

Твой принцип – работать без провалов, беспощадно относясь ко всем растяпам, оказался жизненным и после Октября, даже в деятельности такого учреждения, как ВЧК-ОГПУ. Если мы имели большие конспиративные успехи, то и твоего тут капля меду есть – подпольную выучку, полученную в твоей школе, я применял, насколько умел, к нашей чекистской работе».

Менжинский окончил юридический факультет Санкт-Петербургского университета, знал 16 языков – от банального французского до японского и фарси, писал романы, рисовал картины, занимался историей балета, играл на рояле Шопена. С деньгами никаких проблем у него не было – семья была состоятельной.

Революцией Менжинский тоже занимался аккуратно: кастетом не дрался, по тюрьмам не сидел. После 1905 года многие годы провел в эмиграции – жил в Англии, Франции, Швейцарии, США.

Но я о другом. О том, кто РЕАЛЬНО сделал революцию и кто управлял затем нашей бедной родиной многие десятилетия. Представьте себе такую картину: Ленин назначает на ключевую должность в аппарате тайной полиции некоего Менжинского. Очевидно, это должен быть человек проверенный, по крайней мере вполне лояльный. Дзержинский при всех его эскападах и неудачах во враждебности к Ленину замечен не был. Наоборот, во время своей непродолжительной активной деятельности в промежутках между посадками он занимал проленинскую позицию. А Менжинский… В 1916 году он опубликовал статью в парижской газете «Эхо». Вот фрагменты.

«Если бы Ленин на деле, а не в одном воображении своем получил власть, он накуролесил бы не хуже Павла I на престоле. Начудить сможет это нелегальное дитя русского самодержавия. Ленин считает себя не только естественным преемником русского престола, когда он очистится, но и единственным наследником Интернационала. Чего стоит его план восстановить свой интернационал, свой международный орден и стать его гроссмейстером!

Важным политическим фактом является выступление Ленина в роли самого крайнего из социалистов, революционера из революционеров. Он объявил войну монархам везде и всюду. Их место должны занять – где социалисты, где демократическая республика, а где республика tout court. Картина: пролетариат, проливающий свою кровь ради олигархии. Нет, Ленин – не Павел, тот был полусумасшедшим путаником, а не политическим шатуном. Ленин – политический иезуит, подгоняющий долгими годами марксизм к своим минутным целям и окончательно запутавшийся.

Запахло революцией, и Ленин торопится обскакать всех конкурентов на руководство пролетариатом, надеть самый яркий маскарадный костюм. Ленин призывает к гражданской войне, а сам уже сейчас готовит себе лазейку для отступления и заранее говорит: не выйдет – опять займемся нелегальной работой по маленькой… Его лозунг «гражданская война» – самореклама революционной вертихвостки и больше ничего. Конечно, чем дальше пойдет революция, тем больше ленинцы будут выдвигаться на первый план и покрывать своими завываниями голос пролетариата. Ведь ленинцы даже не фракция, а клан партийных цыган с зычным голосом и любовью махать кнутом, которые вообразили, что их неотъемлемое право состоять в кучерах у рабочего класса».

Не проходит и года, как Менжинский становится у конокрадов цыган министром финансов, потом возглавляет посольство в Берлине и наконец занимает ключевые должности в тайной полиции.

Занавес.

В гимназии у тихого Менжинского было прозвище «Вяча – божья коровка». Нет, положительно анемичный Вячеслав Рудольфович круче припадочного Феликса Эдмундовича. Много круче.

* ДУМЫ *
Алексей Митрофанов
Под медвежьей лапой

Ярославль максимально соответствует представлениям иностранца о типичном русском городе


I.

Самый главный ярославец – разумеется, медведь. Город обязан своим появлением именно этому животному. В 1010 году Ярослав Мудрый плыл из Ростова Великого по реке Которосли в сторону Волги и на месте слияния двух рек то ли убил медведя, то ли чуть не пал его жертвой – версий множество. Так или иначе, здесь «был город заложен», и в качестве его герба избрали косолапого.

В наши дни изображения медведя попадаются здесь практически на каждом перекрестке. В магазинах продается сувенирная продукция с медведем в главной роли. Существует и гостиница «Медвежий угол». А в основном музее города, Ярославском историко-архитектурном музее-заповеднике, который размещается в Спасо-Преображенском монастыре (ярославцы его почему-то называют кремлем), существует живой экспонат – медведица Маша. Мария Потаповна отловлена два десятилетия тому назад и устроена с удобствами. Зимою Маша, будучи не только экспонатом, но и медведицей, ясное дело, дрыхнет, а по весне выходит в свой вольер. В музее даже должность есть – смотритель вольера медведицы Маши. Смотритель Герман Александрович охотно рассказывает посетителям о том, какие медведи замечательные звери и как следует вести себя в лесу, если вдруг с ними встретишься.

Правда, уроки эти помогают не всем. Сравнительно недавно Маша серьезно повредила ногу одной из сотрудниц. Этот факт особенно не афишировали, однако Ярославль – город по природе своей маленький и сокровенный, хоть и почти миллионер. И шила тут в мешке не утаишь.

II.

Листаю меню «Образцовой столовой Совнарпит». Салат «Оливье» из фазана. Язык отварной с картофельно-морковным пюре, соусом грибным и соусом сметанным с хреном. Салат «Де-беф» – говядина, картофель, огурцы соленые, салат латук, соя-кабуль, яйца, раковые шейки, соус провансаль, сметана. Баранина, почки, соленые грузди, чего только нет! Квас, брусничный морс, клюквенный морс, напиток из лимона – все свежее, все своего приготовления.

Да что это такое? Как подобное вообще возможно – не в дорогущем ресторане, а в дешевом кафе?

Оказывается, возможно. Просто основателям этого «Совнарпита» пришла в голову идея – взять книгу Госторгиздата 1940 года «Сборник раскладок для предприятий общественного питания» и реконструировать общепит эпохи зрелого социализма.

Вечером в «Совнарпите» заняты примерно половина столиков. Это хороший показатель: значит, здесь не слишком дорого. Действительно, средняя стоимость салата около 70 рублей, горячего– раза в два больше. Морсы так и вовсе 40 рублей за литр. Пей не хочу.

Кстати, есть в Ярославле еще один ресторан тематической кухни, «Рыцарский пир». Кета под соусом из лепестков роз и миндального молока, фазан под горчично-сладким соусом, кларет домашнего приготовления. Все это, как уверяют в ресторане, сделано по рецептурным книгам XIV-XV столетий, обнаруженным на полках Оксфордской библиотеки. И цены раза в два выше, чем в «столовой». Так что зал там заполняется, как правило, только по пятницам, да и то, похоже, в основном корпоративами. То есть когда люди пьют не на свои.

Однако факт остается фактом: в Ярославле вдруг возникло даже не одно, а два таких вот хитрых заведения. И ничего удивительного. Ярославцы издавна известны как придумщики, предприниматели и люди в высшей степени доброжелательные, энергичные и остроумные. Недаром до революции в трактиры брали половыми именно выходцев из Ярославля. Такой и гостю удовольствие доставит, и о хозяйской выгоде не забудет. Да и себя, любимого, ясное дело, не обидит. До революции существовало даже специальное понятие – «ярославский счет». Суть его состояла в том, чтобы запутать пьяненького посетителя, задурить ему вконец мозги какой-нибудь бессмысленной скороговоркой. Жертва, например, заказывает три рюмки водки по гривеннику каждая и чайник чаю ценою в 17 копеек. И ему приносят счет на полтора рубля.

– Кажется, ты путаешь? Словно бы и меньше… – размышляет посетитель.

А официант в ответ:

– Водку пили – тридцать, да я вам принес водку – тридцать, да мне на водку если пожалуете – тридцать, итого девять гривен; чаю на семнадцать, вам, сударь, – семнадцать, итого рубль двадцать четыре… да мне на чаек, стало все полтора, денежка будет спора! Вашу милость с праздником поздравлю.

И так несколько раз.

В конце концов клиент махнет рукой, даст трешку. Официант принесет сдачу – полтора рубля. И снова присказка:

– Извольте, сударь, получить, да не изволите ли из ваших почтенных ручек мне на чаек что-нибудь вручить?

– Да ты, кажется, и так уж что-то на чай взял? – по новой недоумевает посетитель.

И в ответ слышит:

– Помилуйте, сударь! Я только хозяйскую копеечку сберег, считая вдоль и поперек, а до вашего кошеля не касался. У нас так никак делать не моги: свою копейку трать, а чужую береги, если не выпросишь.

В результате ловкий половой получал новую порцию чаевых.

И уж конечно, традиционно выше всех похвал красота здешних официанток. Карл Лебрень, художник из Голландии, попав сюда в 1702 году, писал: «Самой город довольно обширен, почти четырехуголен и снаружи очень красив по множеству находящихся в нем каменных церквей… Со стороны суши он кажется красивее и огромнее, чем с остальных сторон, что зависит от красоты многих церквей, и поэтому его можно принять за один из лучших городов России. Здесь живет множество значительных купцов, изготовляется лучшая юфть, щетина и полотна; но особенно славится и достойна удивления красота здешних женщин, которые в этом отношении превосходят всех женщин России».

В этом отношении в Ярославле, к счастью, ничего не изменилось.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю