Текст книги "Чудовище (ЛП)"
Автор книги: авторов Коллектив
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)
«Каждый прекрасный момент»
А.М. Джонсон
История об ужасной буре, поймавшей в ловушку доктора и администратора прямо посреди рабочей смены, и о том, что случается, когда старые раны снова дают о себе знать, и одно прошлое сталкивается с другим лицом к лицу.
Глава 1
Эванджелина Белл всегда отличалась умением оставаться невидимой, по крайней мере, так она себе говорила. Еще с начальной школы ей всегда удавалось быть незаметной. Молчаливая, застенчивая, она даже не могла иногда поднять голову и просто посмотреть незнакомому человеку в глаза. Сегодняшний вечер не был исключением. Операционная была забита. Накрывший город шторм гнал с берега настоящие волны, делая улицы почти непроходимыми – во всяком случае, так ранее сказали вызванные на дежурство медсестры, стаскивая с себя дождевики и вешая их в шкафчики для одежды. Эванджелина держала голову опущенной, как всегда. Работа администратора оперблока не предполагала особенного вмешательства других в ее одинокую жизнь. Она не разговаривала с людьми больше, чем того требовала ее должностная инструкция, и чувствовала себя на своем месте просто отлично.
В данный момент она перекладывала карты пациентов испачканными чернилами пальцами. Ей приходилось вносить данные в карты и листы назначения по старинке, используя старое чудовище – механический штамп. Старый принтер на днях как раз испустил свой последний вздох. Современный быстрый принтер, который закупили на той неделе, еще не доставили. Механизм стучал достаточно громко, чтобы к концу дня у Эванджелины разболелась голова. А еще и краска растекалась, оставляя вокруг отпечатанного на бумаге блока информации черные следы по краям.
– Доктор Принс закончил в первой операционной. Он сейчас моется и переодевается, чтобы помочь доктору Лэнсу во второй операционной. Карта готова?
Черри, одна из вызванных на дежурство медсестер, прибыла минут двадцать назад, не более. Она выглядела счастливой и жизнерадостной, ее голос и улыбка всегда демонстрировали прекрасное настроение, даже в присутствии доктора Принса.
Доктор Лукас Принс был еще более чудовищным, чем механический старый штамп. Эванджелина оставила эту мысль при себе, положив последний отпечатанный лист в скоросшиватель и закрепив кольца. Кивнув, она подала карту Черри.
– Однажды, Эва, я заставлю тебя рассказать мне все свои секреты, – улыбнулась Черри, и Эва улыбнулась в ответ.
– Может быть, – подразнила она, и тут освещение мигнуло одновременно с раздавшимся ударом грома.
– Боже мой, хорошо, что у нас есть генераторы. Такой бури не было уже очень давно. – Румянец не исчез со щек Черри при этих словах.
Черри была права. Ураган шел с северо-востока через Кейп Энн и Рокпорт быстрее, чем кто-либо мог предположить. Жители Эссекс Каунти не впервые переживали такие бури, но Эва приехала сюда только этим летом, и все еще не могла привыкнуть. В октябре было уже достаточно холодно, и это даже еще без дождя, ветра, гололедицы и снега. Она вздрогнула при мысли об этом, усаживаясь обратно в кресло и бросая взгляд на часы. Еще три часа смены, и потом ей придется собраться с силами, чтобы пойти домой. В обычных условиях путь до дома составлял чуть больше километра, и прогулка от Городского Медицинского центра Каунти обычно была ее любимой частью дня. Всего километр под звездным небо – короткая прогулка по улицам маленького городка. Сегодня она взяла с собой зонт и надела тоненькую ветровку. Эва повернула голову и посмотрела за окно комнаты ожидания. Ветер швырял в стекло пригоршни мокрого снега. Эва вздохнула. Это будет долгий путь домой.
***
Это не должно было волновать его, смерть есть смерть. Иногда в этой Вселенной не могло быть иначе. Когда Он приходит за тобой, ничего другого не остается. Многие доктора, особенно хирурги, считали так. Но он знал лучше. Он видел свою собственную смерть, ее смерть… их смерть. Лукас посмотрел на себя в зеркало на дверце шкафчика. Голубые глаза с зеленым ободком вокруг зрачка, темные круги под ними. Эти темные круги его коллеги называли «день во второй травме». Но смерть случилась не по его вине. Люди умирают.
Все умирают по одной причине.
Он поднял руку к нагрудному кармашку своей зеленой хирургической формы и большим пальцем вытащил оттуда фотографию Роуз.
Все умирают. И эти гребаные ублюдки ничегошеньки не могут с этим поделать. Он захлопнул шкафчик, когда мысль снова пронеслась в его голове.
– Принс, ты нужен во второй операционной. – Джон, один из его друзей, медицинский техник и единственный человек, которому Лукас доверял, стоял в проходе. Глаза его были такими же усталыми.
Эта чертова ночь. Эта буря.
Казалось, это никогда не закончится.
– Сейчас буду.
Джон кивнул, затем прокашлялся, поморщился и снова заговорил:
– Может, часок просто поассистировать? Ты выглядишь измученным, и я слышал…
– Тот парень был практически мертв, когда его доставили, машина его почти раздавила.
Доктор Лукас Принс прищурился, глядя на Джона, умоляя, требуя. Челюсти Лукаса сжались, желваки заходили под кожей и плечи напряглись, словно готовые к обороне.
Скажи это. Скажи же то, что хочешь сказать. Я был усталым, несобранным, давай, скажи.
Джон только кивнул.
– Я сейчас приду.
– Ладно. – Джон вышел, больше не глядя на него.
***
Он отработал у стола около тридцати минут, помогая новому хирургу исправить месиво, в которое тот превратил обычную аппендэктомию. И теперь Лукас нежился под горячими струями душа, позволяя пару наполнять опустевшую раздевалку. Все уже разошлись по домам, к своим семьям. Буря становилась все сильнее, никто не хотел застрять здесь, никто, кроме него. Лукас вымылся и высушил волосы, пока развеивался пар. Конечно, можно было помыться и дома, но погода растревожила его разум, всколыхнула воспоминания, которые не нужно было трогать, по крайней мере, пока он не вернется домой, в свою пустую холодную квартиру. Его пальцы дрожали, пока он застегивал рубашку. Розовый яркий след на груди, его руки, его шрамы… ожоги, которые он прятал под одеждой, скрывал под белым халатом. Фантомная боль обожгла кожу, когда ее коснулась ткань.
Лукас закрыл глаза, и ярко-оранжевое пламя прошлого охватило его, когда ветер ударил в стену больницы. Скрип, вспышки молний заставили мурашки пробежать по его спине. Доктор Принс открыл глаза, отрешаясь от воспоминаний, подхватил свою грязную больничную форму и засунул ее в засаленный мешок для грязной одежды. Не желая тратить время на пустые сожаления, он взял вещи и вышел.
Путь к парковке, где стоял его внедорожник, не был длинным. Как никак он был доктором, а врачам отводились передние ряды. Усталость буквально валила его с ног. Девушка-администратор на сестринском посту сидела, уткнувшись в книгу, как обычно. Ее темно-каштановые волосы упали на лицо, когда он прошел мимо. Лукас порадовался тому, что она застенчива и необщительна. Он и сам не говорил с людьми без необходимости. После всего, после той трагической ночи люди для него перестали иметь значение. И жизнь – это была просто реальность, просто процесс.
– Спокойной ночи, сэр, будьте осторожны там снаружи.
Он почти прошел мимо, почти проигнорировал ее, как обычно, но вдруг остановился и поднял взгляд. Ее большие карие глаза казались огромными за стеклами очков в черной оправе. Она носила красную форму, ее цвет гармонировал с румянцем щек, и вместо того, чтобы отвести глаза, девушка смотрела прямо на него, чуть приоткрыв рот. Ожидая…
Он сглотнул комок в горле, глядя в ее глаза.
– И вы тоже.
Она не улыбнулась, но плечи ее чуть расправились.
– Спасибо.
Мощный удар грома заставил Лукаса охнуть. Прогулка до машины будет нелегкой. Он согнал улыбку с лица и, не попрощавшись, пошел прочь. Об администраторе он забыл сразу же, как только первый порыв ледяного ветра ударил в лицо.
Ветер пробрался под пальто, капли залетели за воротник, и Лукас припустил бегом. К моменту, как он добрался до машины, град сменился снегом. Брюки его промокли насквозь, а туфли развалились, когда он забрался на переднее сиденье внедорожника. Он судорожно бросился искать кошелек и ключи. Первым делом вставил ключ в замок зажигания и включил печку. А потом, как и каждый вечер до этого, достал кошелек, чтобы взглянуть на нее. Снова сказать «прости», попросить ее – их – о прощении. А сегодня, может быть, попросит и о защите.
Его сердце замерло. В животе завязался узел, и злобный рык сорвался с губ Лукаса, когда он понял, что сделал.
Как он мог забыть? Это все буря, чертова буря…
Ее фотографии там не было, кармашек в кошельке пустовал.
Роуз.
Он оставил ее фото в кармане формы. Которую положил в мешок для стирки.
Глава 2
Он едва замечал холод, пробирающий до костей, едва обращал внимание на прилипшую к коже мокрую одежду, льдинки, набившиеся в рукава. Отворив дверь, он скользнул внутрь. Коридоры были почти пусты, и Лукас понесся вперед, к лифту. Он дрожал, сердце билось так, что дышать было почти невозможно. Застенчивой девушки не было за столом, и он поблагодарил Вселенную за эту маленькую милость, вламываясь в раздевалку. У него просто не хватило бы сейчас терпения быть вежливым.
– Нет, – прошептал Лукас в панике, подбегая к мешку. Он был пуст. Его заменили.
Искать было бесполезно, но Лукас все-таки оглядел помещение, громко чертыхаясь. Ему стало почти страшно, в груди словно что-то сжалось в узел. Схватив мешок, он швырнул его в стену. Запустив пальцы в волосы, Лукас огляделся. Ничего. Он быстро проверил душевые и шкафчик, на случай, если оставил фото там… но его не было. Мысли его метались.
Как он мог позволить этому случиться? Он был таким идиотом, он так растерялся. Это было его последнее счастливое воспоминание, а он просто выбросил его. Выбросил ее.
Горло Лукаса сжалось, а ожоги – на руках, на груди – загорелись под кожей огнем. Боль в сердце словно подпитывала боль телесную. И промокшая рубашка не могла ее облегчить. Лукас повернулся к двери, чтобы уйти, когда она открылась.
Девушка в красной форме ахнула, наткнувшись на него взглядом. Всклокоченный вид и горящие яростью голубые глаза придавали Лукасу вид дикаря. Девушка уронила бумажные полотенца, которые держала в руках, и прижала трясущуюся руку к груди, нервно смеясь.
– Вы меня напугали.
Когда Лукас не ответил, она тут же опустила глаза. Он посмотрел на разлетевшиеся по полу полотенца, и паника заставила его думать – и говорить.
– Где вы это взяли? – спросил он ее, почти обвиняя.
– Ч-что? – пробормотала она, и это только разозлило его сильнее.
– Вещи. Вы стирали? Где тот грязный мешок? – Каждый вопрос был почти рычанием.
Девушка сжалась, съежилась под этим хмурым взглядом.
– Я спустила все вниз, сэр.
Его челюсти сжались. Лукас попытался взять себя в руки, попытался снова начать дышать. В конце концов, девушка не знала, ее вины здесь не было. Он сжал пальцами переносицу.
– Отведите меня.
Она вздернула голову при звуке его резкого голоса, уголки ее губ задрожали.
– Вниз?
Он кивнул.
– Я кое-что забыл. Мне нужен тот мешок.
***
Они быстро и молча дошли до бельевой. Гнев мужчины наполнял пространство между ними. Эванджелина пыталась не задумываться о том, почему он в такой ярости. Она пыталась не замечать слез, которые наполняли его глаза и тут же исчезали в пламени гнева. Эва совершенно определенно не хотела задумываться над тем, как привлекателен доктор Принс, или как мокрая рубашка облегает его тело. Не хотела замечать, что мокрая ткань подчеркивает мышцы его груди, и что упавшие на глаза темные волосы делают доктора моложе… мягче. Она не должна была об этом задумываться, только не тогда, когда его пронзительный взгляд, казалось, готов был ее убить.
Она открыла дверь и махнула рукой. Мужчина прошел мимо нее и остановился, глядя на две серебристые металлические двери. На одной была надпись «Мусор», а на второй «Белье».
– И где мешок? – процедил он сквозь сжатые зубы.
– Я же сказала вам, я спустила его вниз. – Она ткнула пальцем в дверь с надписью «Белье».
Он сжал руки в кулаки, гнев готов был вырваться наружу.
– Вы напугали меня в раздевалке.
Он посмотрел на нее.
– Куда спустили?
Она удивилась, что доктор, который проработал в клинике так много лет, почти не имеет представления о том, как все работает. Но потом она взглянула на его дорогие брюки и блестящие туфли и подумала о том, что доктора вряд ли уносят белье и делают уборку в раздевалках.
– В подвал. Все пять этажей имеют спуски. Все пять этажей в конце ночной смены сбрасывают туда белье и мусор. Если вы что-то потеряли в том мешке, боюсь, это пропало.
Она говорила чуть тверже, чем обычно, но доктор Принс сник – стал каким-то безжизненным – и ее сердце смягчилось.
– Пропало, – сказал он тихо. Проведя руками по лицу, доктор посмотрел на нее пустым, ничего не выражающим взглядом.
– Мы можем поискать, – предложила Эва, делая шаг вперед. – Мешок ведь может быть наверху кучи, правда?
Он покачал головой.
– Может, – попробовала она снова. – Если то, что вы ищете, важно, можно попробовать.
Теплота ее голоса привлекла его внимание. Тень пробежала по лицу доктора, словно ее слова пробудили внутри него что-то, уже считавшееся безнадежно утраченным.
– Это стоит всего на свете.
Лифт был слишком тесным, чтобы вместить этого мужчину и его напряжение. Воздух внутри был теплым и плотным, и Эванджелина сглотнула, глядя на доктора краем глаза. Его внушительную фигуру она могла оглядеть и боковым зрением. Наверное, под метр девяносто, он казался гигантом в сравнении с ее ста пятьюдесятью сантиметрами. Эва разглаживала складку на форме, пока лифт скользил вниз, легким «дзинь» считая этажи. Доктор не говорил, и Эва не говорила – просто не думала, что сможет, так что была даже благодарна за эту маленькую передышку. Уже через пару минут они окажутся по колено в грязных простынях, полотенцах, форме, и кто знает, в чем еще. Она надеялась, что в бельевой найдется пара перчаток, ведь от волнения она позабыла взять свои.
Двери лифта открылись, выпуская их в ярко освещенный коридор. От холодного влажного воздуха Эва покрылась мурашками.
Мощный удар грома отдался эхом по подвалу. Эванджелина подпрыгнула, когда свет мигнул и пропал. Она пискнула и попятилась, тут же наткнувшись спиной на твердое мужское тело. Доктор ухватил ее за плечи и удержал на ногах, пока генератор набирал мощность. Холл осветился желтым тусклым светом. Глаза Эвы привыкли к полутьме, и пару секунд она просто наслаждалась теплом рук доктора.
– Ненавижу подвалы, – прошептала она.
Ее голос словно напомнил ему о том, что он здесь не один. Доктор разжал руки, и холодный воздух снова окутал Эву.
– Черт.
Доктор повернулся к лифту и нажал на стрелку, указывающую вверх. Когда она не засветилась, он принялся нажимать снова и снова.
– Черт, – повторял он, снова и снова нажимая на стрелку.
– Не хватает мощности, но не переживайте. – Несмотря на страх, Эва даже улыбнулась. – Тут есть лестница.
Эва приблизилась к двери, ведущей к лестнице.
– Видите. – Она попробовала повернуть ручку, но замок оказался заперт.
Сердце ее пропустило удар, но потом она заметила электронный замок. Эва подняла бейдж с именем к датчику, но ничего не случилось. Не было короткого сигнала, дверь не открылась.
– Я не понимаю. – Она снова провела бейджем по датчику. Заперто.
В ловушке.
– Может, у вас нет доступа, – чуть более снисходительно, чем нужно, сказал доктор Принс, забираясь рукой в карман брюк. – Черт.
Он проверил другой карман, потом карманы куртки, везде было пусто.
– Кажется, я оставил бейдж в сумке, вместе с телефоном, – он провел рукой по волосам, коротко рыкнув. – То есть, в машине.
Она вздохнула.
– Мой телефон наверху, на столе.
Эванджелина огляделась.
– Эй, кто-нибудь тут есть?
Она быстро прошла по узкому коридору. Все двери были заперты. Ни одна живая душа не могла им помочь. Конечно, кто-то придет, уборщик или кто-то другой с ключами от двери на лестницу, кто-то, кому понадобится рассортировать белье, несмотря на проблемы с электричеством.
Доктор Принс выругался так громко, что Эва ощутила почти физическое эхо его слов. Она подумала о том, что надо бы остаться здесь, на другом конце холла. Подальше от закрытой двери в бельевую, от мужчины, который готов ударить кого-нибудь, кто подвернется под руку.
– Твою мать, заперто! – рявкнул он.
Эва привычно опустила взгляд.
– Мне жаль.
Тяжело вздохнув, он прислонился спиной к двери.
– Это не твоя вина.
Его тон, его крепко сжатые челюсти и тонкая линия губ говорили об обратном. Она почти слышала его мысли. Опустившись вниз, доктор уселся на холодный бетон у самой двери.
Во взгляде его больше не было даже того крошечного проблеска надежды, что она видела ранее. Он осуждал ее. Обвинял в том, что потерял какую-то ценную вещь, то, что забыл там, наверху. С раздражением он смотрел на нее своими голубыми глазами.
– Мне жаль, – снова сказала она.
– И мне.
Но жалел он совсем не о том же.
Она не понимала, почему: потому ли, что он смотрел на нее так, словно она разрушила его мир, или потому, что она оказалась заперта с этим чудовищем в этом чертовом подвале, но глаза ее наполнились слезами, и пришлось быстро отвести взгляд.
Глава 3
Доктору Принсу было настолько безразлично присутствие Эванджелины, что он даже не замечал ее наглое разглядывание. Около тридцати минут назад она сдалась. Перестала припоминать слова известных песен, перестала напевать что-то себе под нос – это мурлыканье даже ее саму сразу же начало раздражать. Теперь она занималась тем, что разглядывала сидящего в другом конце коридора мужчину.
Ей нравились его темные волосы, коротко стриженные по бокам и чуть более длинные на макушке. Особенно ей нравилось, когда он запускал в них пальцы. Чем всклокоченнее была его шевелюра, тем привлекательней он Эве казался. Его глаза – Эва решила это после двадцати минут разглядывания – были цвета аквамарина, и даже в неярком свете они сияли. Все это она обнаружила уже после того, как доктор снял с себя куртку и предложил ей, после того, как высохли ее слезы, после того, как черты его лица смягчились. Когда Эва поблагодарила его, он улыбнулся. Она понимала, что в этом жесте больше чувства вины, чем заботы, но все-таки не отказалась от предложения.
Они были заперты в подвале госпиталя уже неясно сколько времени, и за исключением его «возьмите» и ее робкого «спасибо» между ними была тишина. Она решила что-нибудь напеть, чтобы снять повисшее напряжение, разбить лед. Может, он спросит ее, что это за песня, а Эва в ответ спросит, нравится ли ему работать доктором. Но удача ей не улыбнулась.
Доктор Принс не заговорил; просто вздохнул и продолжил молчать. Двигался он только чтобы сменить позу. И теперь вот прислонился спиной к стене. Доктор закрыл глаза, и густые ресницы отбросили тени на его щеки. Он был красивым, и Эва с трудом смогла признаться себе, что наслаждается зрелищем его поднимающейся и опадающей груди.
– Кажется, мурлыканье мне нравится больше, чем разглядывание, – сказал он, и щеки Эвы вспыхнули от смущения. Мужчина прокашлялся и открыл глаза.
– Я не разглядывала, – солгала она и опустила взгляд на руки, которые сжала в кулаки.
Он хмыкнул, и что-то в груди Эвы замерло.
– Предпочитаешь, чтобы тебя называли Эванджелина или Эва? – спросил он, расстегивая манжеты рукавов.
Она посмотрела вниз, на бейдж с именем. Эве понравилось, как звучит ее имя, произнесенное его звучным глубоким голосом. В животе у нее расцвело тепло.
– Мне все равно, – сказала она без малейшего кокетства. – А вы как предпочитаете? Доктор Принс или Ваше Высочество?
Она приподняла бровь, и доктор расхохотался. Он откинул голову назад, смеясь, и Эва восхитилась линиями его шеи и челюсти. Это была странная мысль, но ей вдруг захотелось коснуться его подбородка, проверить, такой же он твердый, как выглядит. Она сжала губы, что не рассмеяться над собой. Доктор Принс, прежде всего, был человеком. Они оба были заложниками одной ситуации: усталые, голодные, и как бы высокомерен он ни был, утомление уже начало накладывать на него свой отпечаток, как и на нее. Сидя на холодном бетоне, трудно вести себя надменно.
– Я предпочитаю Лукас, – сказал он с легкой улыбкой, от которой сердце Эвы затрепетало.
– Лукас. – Она словно попробовала это имя на вкус и кивнула.
– Как долго ты работаешь в Каунти? – спросил он.
Эва постаралась не обращать внимания на небольшую ямочку, появившуюся на его щеке.
– Три месяца всего… а ты?
– Очень долго, уже чуть более семи лет. – Лукас склонил голову вправо, потом влево, и испустил долгий вздох.
– И тебе нравится?
– В общем, да – Он посмотрел на ее губы. – Сегодня… не особенно.
Он нахмурился и опустил взгляд на свои рукава.
Может, ей нравилось слышать его голос, а может, его интонации заставляли ее чувствовать себя школьницей – но Эва просто больше не могла сидеть в этой ужасной тишине. Она решила, что доктор может сколько угодно разглядывать свои рукава, она будет говорить.
– Может, ты слышал, я приехала из Флориды в июле.
Он мягко засмеялся и спросил, какого черта она сюда приехала.
– Мне нужны были перемены.
Это была полуправда, но все равно. Доктор Принс… Лукас наверняка не горел желанием слушать жалостливые истории о разбитых сердцах и маленьких городках. Она сменила одну дыру на другую, но все же это было новое начало.
Он кивнул, его улыбка угасла.
– Всем нам нужны.
Лукас закатал рукава своей рубашки до локтя, но она была так зачарована его улыбкой, тем, какими нежными выглядят его губы, какие у него ровные зубы, что сначала не заметила шрамы… не сразу. Ее взгляд скользнул по его рукам, пока он заворачивал рукава чуть выше локтей. Эва едва удержалась от резкого вздоха, когда наткнулась взглядом на шрамы. Она позволила себе застыть всего на мгновение, но он заметил.
– Всегда интересно, как люди на это реагируют. – Он удержал правую руку поднятой, позволяя тусклому свету скользить по белым и розовым полосам сожженной кожи. – Но, скажу тебе, этот тип реакции – мой любимый.
Голос Лукаса звучал безжизненно. Прекрасная улыбка, смех – все пропало, когда он посмотрел на нее.
– Скажи мне, Эва, это что, настоящий ужас в твоих глазах?
***
Лукас безжалостно наблюдал за тем, как девушка вздрогнула и побледнела.
– Нет, – сказала она тихим шепотом, и только тогда он заметил повисшие на ее ресницах слезы. Глядя ему в глаза, она сказала: – Я просто не ожидала. Было непростительно с моей стороны разглядывать, прости.
Она была такая открытая, а он был просто скотиной. Ему нравилось причинять боль, заставлять других людей страдать. Лукас страдал каждый день. Почему другим должно быть легче? Но по каким-то причинам эта женщина, с ее карими глазами, полным слез, заставила его пожалеть о сказанном. Лукас согнул ноги и положил руки на колени, закрывая глаза.
– Не проси прощения. По крайней мере, не у меня.
– Я не понимаю. – Ее голос звучал тепло, и Лукас позволил себе открыть глаза и посмотреть на нее.
– Это значит... я – осел. – Он опустил взгляд на свои руки и коснулся пальцами обожженной кожи. Позволил себе вернуться в памяти на пять лет назад, в ночь, так похожую на эту. Позволил своему сердцу вспомнить Роуз, крики и боль. – Это значит, я не заслуживаю этого извинения. Ты не должна смотреть на меня так… – Дышать стало тяжело, слова словно застряли в горле. – Ты не должна печалиться обо мне. Я заслуживаю худшего, чем эти ожоги.
Лукас не отводил взгляда от шрамов, зная, что просто не выдержит того, что увидит в ее глазах.
– Что случилось? – выдохнула она.
Если бы в подвале не было так пусто, так тихо, он никогда бы не услышал вопроса. В животе скрутился узел. Лукас никому не рассказывал, что случилось с ним и его семьей долгих пять лет тому назад. Люди знали. Люди в этом городке кое-что знали о случившемся, но он никогда не рассказал бы им. Не рассказал бы о том, как проснулся в ожоговом отделении больницы, как похоронил свою семью, свою любовь, свою жизнь. Он никогда и слова не промолвил бы о той ночи.
– Ты думаешь, если никому не рассказать, то не заслужишь прощения?
Его сердце рванулось из груди, надеясь, моля о признании, но как только взгляд Эванджелины встретился с его, Лукас отчаянно пожелал, чтобы его призраки остались там, в машине, вместе с бейджем и телефоном. Как и мысли о том, чтобы переложить груз своей вины на эту девушку…
– Я думаю, если ты выжил, ты должен жить. – Ее губы дрожали, когда она говорила, но слова звучали решительно. Эва оказалась сильнее, чем он думал, и Лукасу отчаянно захотелось довериться ей.
Гром разнесся по больнице и сотряс стену, которую Лукас давным-давно воздвиг между собой и миром.
Он подумал о том, что эта ночь, эта буря – совсем как та ночь и та буря, и, может, ему и правда стоит рассказать обо всем этой незнакомке здесь, в полутьме подвала. Может, она была послана, чтобы принять его грех и отпустить его ему, чтобы он смог дышать, черт возьми, чтобы он хотя бы один день смог дышать, не чувствуя боли потерь и пламени ожогов. Может, он просто устал прятаться, а она – просто человек, который будет с ним сегодня и исчезнет навсегда уже завтра.
В холле было совсем тихо, и он подумал на секунду, что мог бы услышать, как бьется быстрый пульс Эвы в ожидании его признания. Она сидела, скрестив ноги и накинув на плечи его куртку, которую он так по-джентльменски ей предложил.
– Доктор Принс, – сказала она, – у нас у всех есть истории, которые медленно тянут нас ко дну. Нам остается только бороться за глоток воздуха, если мы хотим выплыть.
Эванджелина не улыбалась. Как будто точно понимала: то, что он готов ей рассказать, может потопить их обоих. И прежде, чем он смог себя остановить, прежде, чем смог отрешиться от своих эмоций безразличием, натренированным за годы практики, Лукас рассказал этой незнакомке о своем грехе.
Глава 4
Лукас сглотнул комок в горле, его взгляд снова скользнул к изуродованной руке, и сердце Эванджелины замерло. Она не знала этого человек. Не знала, любит ли он сливки в кофе или сахар. Она понятия не имела, какой его любимый цвет, какой марки у него машина, любит ли он читать или предпочитает смотреть телевизор, но когда он, наконец, посмотрел на нее, она увидела все. Увидела, что он задыхается от боли. Увидела его силу под маской безразличия. Увидела боль и страх, любовь и ненависть. Отвращение, надежду и гордость, спрятанные за темными ресницами. Он страдал, как и она. Они были так похожи. Что-то внутри Эвы встало на место, что-то, что так давно было спрятано, то, что скрывалось, дожидаясь момента – этого момента. Что-то настолько человеческое, чистое и настоящее заставило ее подняться с места и пересечь коридор. Доктор Принс сидел на холодном полу, поджав ноги. Его глаза округлились, когда Эва опустилась рядом.
– Из-за меня погибла моя семья. – Эти слова он едва выдавил. Эва не раздумывала ни секунды, она просто положила руку ему на плечо.
Он не отстранился от ее прикосновения, но его легкая дрожь потрясла Эву до глубины души. Она опустила руку, скользнув пальцами по шрамам, и прошептала:
– Я тебе не верю.
И вот теперь он отстранился. Горечь наполнила голос Лукаса.
– Ты меня не знаешь.
– Так расскажи мне, – сказала она.
Лукас резко выдохнул. Правая его рука безвольно скользнула вниз, и он положил ладонь на бетон между ними. Пальцы Эвы чесались от желания коснуться его, смягчить его боль, облегчить его страдания. Да, она его не знала, но хотела узнать.
– Расскажи мне, – сказала она, переплетая его пальцы со своими.
Лукас дернулся, его взгляд пригвоздил ее к месту. Эва замерла, готовая к отпору, готовая к тому, что он отдернет руку. Но вместо этого он только крепче сжал ее пальцы, держа ее так, словно он падает, а она – единственное, что может остановить его падение, задержать его в настоящем.
– Пять лет назад я потерял невесту и родителей в автомобильной аварии, – сказал он, закрыв глаза.
Эванджелина сжала губы, сдерживая легкий вскрик – свои чувства. Она смотрела, как поднимается и опадает его грудь, пока глаза его не открылись и он не взглянул на нее, умоляя о поддержке.
– В ту ночь… все было так похоже на эту. Погода… Это был наш предпраздничный ужин. Мы с Роуз собирались пожениться на следующий день. – Эву замутило, когда он продолжил. – Я выпил пару бокалов вина, не больше, чем обычно, но дороги… и лед… я потерял управление. В одно мгновение все смеялись, а в другое – все стало тихо, и машина слетела с дороги. Все было нереально. Я сделал все, что было нужно. Я нажал на тормоза, но нас закрутило. Я ехал слишком быстро… черт возьми. – Эва осознала, что сжимает его руку так сильно, что пальцы похолодели, но когда она попыталась отпустить, он обхватил ее ладонь еще сильнее, словно намереваясь сломать ей руку. – Мы говорили о будущем и нашей свадьбе, смеялись над папиными шутками, когда все стало плохо. Я должен был быть более ответственным. Я должен был быть трезвым.
Слезы полились из глаз Эвы, и Лукас заговорил чуть громче.
– Машина была… старая, мой отец любил старые вещи, и когда мы врезались в дерево, даже дождь не смог погасить пламя. Я оказался в ловушке и вынужден был слышать их крики, я слышал, как они умирают… и не мог помочь. Я был беспомощен. И когда пламя добралось до меня, все уже затихло. Я знал, что они уже умерли, что моя жизнь, мое будущее потеряно для меня… меньше, чем за пять минут. А потом пришло мое время… и я радовался. Я хотел боли, потому что заслужил ее.
– Лукас, мне…
– Жаль?
Она не обиделась, что он перебил ее. Но Эва просто не знала, что сказать. Что сказать человеку, который потерял все на свете? Никто не смог бы подобрать правильных слов. Так что она покачала головой и склонилась к его плечу.
– Как ты выжил?
– Никак, – сказал он так мягко, и Эве на мгновение показалось, что слова ей почудились.
***
Лукас отпустил ее руку, и она скользнула ею на бедро. Рука Эвы была такая маленькая, такая хрупкая, и хоть он и думал, что поддерживать его она не должна, он был рад этой поддержке и этому теплу. Ее запах, легкий аромат диких цветов, словно прогонял прочь кошмары той ночи.
– Мне сказали, что я везунчик. Когда я очнулся в госпитале на следующий день, мне сказали, что я гребаный везунчик.
– А ожоги?
– Грудь, вся правая рука. Третья степень. Но я везунчик, потому что остался жив, потому что могу пользоваться руками. Могу быть врачом.
В его голосе не было радости, только сожаление. Она снова провела пальцами по его ожогам, и сердце Лукаса заколотилось в груди, когда животное внутри взревело и попыталось вырваться наружу. Это казалось таким неправильным и одновременно таким верным. Он онемел внутри, но жар ее пальцев проникал через этот холодный панцирь. Поглаживания Эвы успокоили его.
