Текст книги "Чудовище (ЛП)"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)

– Прости, Тео, – заплакала я за его спиной. – Мне очень жаль.

***

Свистящий звук стрелы без предупреждения скользнул по моему левому плечу. Я закричала и упала назад, в небольшой ручей, стекающий с горных вершин. На мелководье я намочила плащ и руки. Тео тут же попытался встать, но уже явно не мог выпрямить спину. Он навис своим телом над моим, пока мы наблюдали, как люди выходили из своих укрытий в темной пещере. Они выходили со всех сторон и низкий, едкий смех охотника за головами подступал к нам сзади.

– Разве я не говорил вам, мальчики, что это стоит того, чтобы ждать?

Хор вопросов и насвистываний доносился от надвигающейся на нас толпы. Я смотрела вверх, не совсем понимая, на что они так реагировали, пока не увидела рядом с собой Тео. В нем так мало осталось от человека, которого я знала, но достаточно, чтобы понять, что на самом деле он был мужчиной. Именно на него они смотрели. Сейчас они хотели именно его.

Они называли его монстром, отродьем. Так они когда-то называли меня. И я сидела там, рядом с тем, кого создала, с руинами, которые привнесла в этот мир, с беспорядком, который создала.

Его охватила паника – так выглядело животное, когда находилось в опасности. Он присел на ноги, сложил руки, словно защищал меня от них.

Стая мужчин шла к нам с натянутыми луками и топорами наготове, чтобы нанести удар, когда что-то слева привлекло мое внимание. Это было отражение солнца на воде. Я обдумывала то, что казалось, будто оно проскальзывает внутрь пещеры, а не остается снаружи. Это был поток воды, питавший реку внизу. Это был путь через две горы. Как никто этого не заметил?

Я почувствовала легкий прилив возбуждения. Это был риск, и если я неправа, то это могло означать нашу немедленную смерть, но мы могли бы сбежать.

– Подними руки вверх и сдавайся, ведьма. Мы тебя окружили. – Я чувствовала, что взгляды мужчин, держащих луки, нацелены на меня. Любое мгновение может стать для меня последним. А затем я услышала низкий рык Тео. Но это был не просто рык. Он говорил со мной.

– Беги, – сказал он. Я начала медленно поднимать руки и снова взглянула на узкий проход. Он тоже его видел? Думал ли он о том же, о чем и я? Я чувствовала грязь в своих ботинках, когда повернулась, чтобы двинуться с места. Мои мышцы были готовы к прыжку, пока я не услышала, как он заговорил снова. – Я их отвлеку.

Мое тело застыло.

– Что? – прошептала я. У нас закончилось время. Мужчины подошли ближе, и побег стал невозможным.

– Иди! – снова зарычал он.

– Но если я уйду… – прошептала я.

– Сейчас! – ответил он и набросился на ближайшего человека. Я наблюдала, как он провел когтистой рукой по лицу мужчины, и кровь полилась по журчащему ручью. Мое тело наполнилось адреналином, и я быстро зашевелилась. Я не думала – только бежала. Стрелы пролетали мимо, когда я спускалась к выступу в пещере, следуя по линии воды в небольшое пространство, которое люди не могли увидеть. Я быстро двигалась вдоль скалы, к ущелью горы. Через несколько секунд я была полностью скрыта в горах, и то, что я видела раньше, казалось почти невероятным. Перевал был полностью скрыт от внешнего мира. Это было узкое ущелье, высеченное вдоль скалы, сквозь темноту, я могла видеть намек на дневной свет с той стороны.

Я нашла проход.

Я обернулась, чтобы найти Тео, но меня встретили звуки борьбы. Мужчины кричали, и казалось, будто выло животное.

Мои руки дрожали от страха. Я могла сбежать. Через несколько мгновений я могла быть свободной. Я уже почти свободна. Но они, скорее всего, оставили бы Тео в живых, чтобы вернуть его в свою деревню и получить награду за то, что они схватили такое отродье. И если бы он слишком сильно сопротивлялся, они забрали бы его с собой мертвым.

Он сделал это для меня. Мои колени подогнулись под моим весом. Он пожертвовал собой ради меня, зная, что без меня он никогда не станет прежним. И что еще хуже, они, скорее всего, убьют его.

Я повернулась к свету в конце пещеры. Свобода.

Но если я убегу и позволю ему умереть… кем я стану?

Я была не лучше Тео. Я была не лучше охотника за головами, который отчаянно пытался убить что-то более могущественное, чем он.

Я могла бегать всю оставшуюся жизнь, но я никогда не смогу избежать того, кем стала.

Я снова повернулась к звукам боя – к моей верной смерти – и побежала.

Край

Я поднялась с нижнего выступа оврага и увидела, что руки Тео связаны у него за спиной, но он все еще продолжал бороться с мужчинами. Они использовали дубинки и хлысты, чтобы попытаться усмирить его, но ему удавалось уклониться от большинства ударов. На земле я заметила тела, по крайней мере, трех мужчин: двое были мертвы, а еще один стонал от боли. Осталось трое, чтобы попытаться схватить получеловека-полуживотное другой веревкой, которую они приготовили для его ног и шеи. Они все еще были хорошо вооружены.

Я снова спряталась, чтобы обдумать свой следующий шаг. Было ясно одно: я не смогу одолеть их без магии. Но я не знала много заклинаний, которые смогли бы одолеть семь сильных мужчин, независимо от того, сколько из них было без сознания. Я могла бы попытаться изменить их форму, но я не могла изменить сразу семерых.

Я даже не смогла изменить Тео несколько минут назад. И если бы я это сделала, ничего этого бы не произошло. Тем не менее, это была моя единственная надежда на то, чтобы помочь ему сейчас. Идея начала развиваться, когда меня прервала внезапная мысль…

Семь мужчин. Там было семь мужчин. Я снова пересчитала их. Одного не хватало.

И как только я это заметила, холодная рука в перчатке обернулась вокруг моей шеи и оттащила меня от выступа. Он был настолько сильным и жестоким, что не сдерживался из-за того, что я была женщиной. Он ударил меня спиной о скалу, и я захныкала. Я чувствовала, как он тянет меня к чему-то дальше от темноты ущелья. Я чувствовала выступ и неизбежное падение впереди. Я боролась и извивалась, чтобы освободиться от его хватки.

– Мне больше не нужна твоя голова, ведьма. У меня есть кое-что намного лучше. Поэтому я боюсь, что ты не пойдешь с нами в путешествие до нашей деревни, но ты попутешествуешь, – засмеялся он.

Он без труда подтащил мое тело к краю выступа пещеры. Моя смерть была в нескольких шагах. Вот и все. Минуту назад я ощущала свободу, а теперь я могла умереть бессмысленной смертью от руки монстра.

Я должна была побороться в последний раз, поэтому я покопалась глубже. Я тянулась к чему-то первозданному и инстинктивному. Я потянулась к магии с отчаянием, которое проявилось, когда смерть была так близка. И как только я завладела этим чувством, им стало легко манипулировать. Я рыдала и кричала, пока он подталкивал меня к пустоте. Я освободила эту безумную магию и столкнула ее с единственной вещью, в которой я нуждалась при встрече с охотником и такими как он. Уверенностью.

Она пронеслась по моим венам как огонь. Я была сильнее, храбрее и решительнее. Носки моих сапог застыли, перевесившись через край, и я прижалась к охотнику. И подумала обо всех тех, кто был до него, о тех, кто когда-либо бросал меня из-за того, кем я была, и пытался заставить меня чувствовать себя неполноценной из-за того, что я была другой, и я толкала охотника за головами до тех пор, пока он чуть не упал. Шок был написан на его лице.

– Ведьма, – прорычал он.

– Я тебя больше не боюсь, – ответила я.

Этот ответ только разозлил его еще больше. Удар был будоражащим, и когда наши тела столкнулись, я изо всех сил старалась удержать свои сапоги от скольжения к краю. Резкая, горячая боль пульсировала во мне, но я сохранила свои силы. Он стиснул зубы перед моим лицом, и хотя он хотел, чтобы мы оба ступили через край, он казался довольным, будто уже победил.

Мы находились в безвыходном положении – ни один из нас не двигался ни в одну сторону, поскольку оба прижимались друг к другу. Я чувствовала, что моя сила ослабевала. Прямо за углом я услышала вой зверя и крики мужчин. Охотник надавил сильнее, и я попятилась назад.

Я не могла умереть. Еще нет.

Одним быстрым движением, моей последней попыткой спасения, я повернула свое тело, позволяя жестокому человеку преодолеть импульс собственного тела. Как только он понял, что падает, мы закрыли глаза. Я почувствовала угрызения совести, потому что поняла, что это человеческое стремление никогда не было обо мне, и это также было трагично. Он ненавидел меня, потому что боялся, и в этой битве он никогда бы не победил.

Я повернулась от выступа туда, где был бой. Я была обновлена и полностью уверена, что смогу сделать то, что необходимо. Я взлетела в прыжке в сторону Тео, когда пылающий огонь прошел сквозь мое нутро.

Я прижала руку к месту боли и обнаружила, что моя одежда пропитана кровью. У охотника, должно быть, был в руке кинжал, когда мы столкнулись.

Я упала на колени в горном ручье. Я слышала, как люди смеялись, но звуки и все в поле зрения стало расплывчатым. Затем Тео снова взревел, и я почувствовала, что возрождаюсь.

У меня была одна последняя задача, и я подумала, что она потребует каждую унцию энергии и магии в моем теле, и была полна решимости закончить то, что начала.

Сделав глубокий вдох, я встала. Отбросив боль, я завернула за угол, выбралась из оврага и направилась к корчащемуся на земле телу Тео. Я не спускала глаз с его лица и боковым зрением видела, что стрелки были готовы стрелять, но не выпускали стрел. Они не двигались вообще.

Что-то неземное взяло верх, пока я двигалась, будто я уже не была под контролем. За всю свою жизнь я никогда не чувствовала, что моя магия была настолько мощной. Мы с Тео были неприкосновенными. Мои глаза не открывались от его взгляда. Я видела, как шевелятся его губы, словно он звал меня, приказывая бежать, умоляя спасти себя, но я не слушала. Я опустилась на колени рядом с ним и коснулась его лица.

– Ана, используй свою магию. Спаси себя. Я знаю, ты можешь, – прошептал Тео сдавленным животным голосом. Он так отчаянно умолял меня спасти себя, но этой мысли даже не было в моей голове. Пробовать было напрасно. Я проигнорировала его просьбы и потянулась к нему.

Прикосновение к его лицу чувствовалось как свобода. Я все еще слышала его мольбу, но у меня была только одна миссия. Я держала его лицо в своих руках, пока слезы текли по моим щекам, и хотя мое внимание увядало, я все еще чувствовала магию внутри себя, поэтому держала его лицо в руках, поглаживая.

– Прости, что не сказала тебе, кто я. Я должна была доверять тебе. Мне жаль, что я прокляла тебя, и мне жаль, что я не смогла сделать этого раньше, – мой голос был не громче шепота, но я хотела отпустить это. – Ты достоин любви, Тео. Я люблю тебя.

Я прижалась лицом к его лицу, его тело было напротив моего, и я чувствовала, как он борется со своими путами. Неважно, как сильно я боролась, я не могла заставить свои веки открыться снова. Я слышала свое имя, слетающее с его губ, когда проваливалась в сон, и чувствовала теплую кожу его рук в своих волосах. Затем я вернулась в ущелье, и упала в этот тоненький солнечный луч свободы.

Мечта

Мне снилось, что моя магия – река, и она бежала по мне, как ветер в парусах корабля. Она была спокойной и постоянной, отталкивая меня все дальше и дальше. Я не плыла против нее и не боролась с ней, я позволяла ей унести меня. И она несла меня в вечность, в бесконечный поток.

А затем я услышала голос Тео. Я искала его, но он исчез.

Он звал снова и снова, и каждый раз был ближе. Поэтому я начала плыть против волн, которые тянули меня прочь. Это казалось невозможным, но я боролась все сильнее и сильнее, каждый раз опускаясь немного на дно. Он убеждал меня бороться и приложить больше усилий, что я и сделала. И как только я добралась до берега, то открыла глаза.

Первым делом я увидела его кристально голубые глаза. Позади него было ярко-синее небо, и он смотрел на меня с отчаянием и невероятным облегчением на лице.

– Анабель? – прошептал он.

Мне казалось, что я спала целую жизнь. Все возвращалось назад: проклятье, охотники, кинжал, горный перевал. Я быстро села и осмотрелась.

– Они ушли, – ответил Тео на мой невысказанный вопрос, предугадав его. – Ты сняла проклятье, и, похоже, они никогда не знали, кем я был на самом деле. Один взгляд на меня, и они сбежали. Теперь мы в безопасности.

Я повернулась к нему.

– Проклятье.

Он взял меня за руку. Я посмотрела на его руку, такую знакомую, без когтей и шерсти. Я сжала ее и посмотрела ему в глаза. Мы смотрели в глаза друг другу, не говоря ни единого слова, но зная, что в них были извинения – от нас обоих. Мы оба так сильно сожалели, но оба были готовы отпустить это.

Со следующим вздохом, мы обернули друг друга в поспешных объятиях. Я обняла его за шею и почувствовала такую большую благодарность. Он снова принял свой облик. Я была жива. И скоро я буду свободна.

Казалось, это длилось вечность, прежде чем мы отпустили друг друга.

– Я думал, что ты умерла, – наконец сказал он.

– Я думаю, что была мертва, но что-то меня вернуло. – Я чувствовала место, где была рана. Она все еще болела и исцелялась. Я вспомнила тот чудесный момент, когда моя магия взяла верх. Я поняла, что именно она дала мне такой контроль. Я посмотрела на лицо Тео. – Тео, я имела в виду то, что сказала. Прежде, чем мы простимся, я хочу, чтобы ты знал, это правда, и это может ничего для тебя не значить, но я действительно люблю тебя.

Он ответил на мое признание поцелуем. Я пыталась насладиться прикосновением его губ и запахом его кожи, но это закончилось слишком быстро. И я почувствовала ком в горле из-за приближающегося момента, когда нам придется попрощаться.

Моя свобода уже не казалась такой волнующей. Мы стояли и собирали наши вещи, а также веревки и оружие, оставленное охотниками. Затем мы встали возле устья пещеры, и я ждала его прощания. Но этого не случилось.

Вместо этого он взял меня за руку и шагнул в ущелье вместе со мной.

– Что ты делаешь? – спросила я.

– Делаю то, что должен был сделать раньше. Иду с тобой.

Слезы наполнили мои глаза, когда я смотрела на его улыбку – мягкую улыбку с ямочками, которые появились на его щеках – и сильнее сжала его руку. Затем мы вместе вошли в темноту и к нашей свободе.

«Забытый мужчина»
Кэролайн Нолан

История о двух мужчинах, которые определяют себя тем, как они выглядят, и о женщине, которая отказывается на это смотреть.

***

– Еще раз! Сделай для меня еще раз! Или ты слабак? – кричит Льюис мне в лицо. – Да, Адам? Ты слабак?

Если он думает, что эти слова заденут меня и это заставит меня работать усерднее… то он прав. А я ненавижу, когда Льюис прав. Ненавижу, когда прав кто-то еще, кроме меня. А особенно я ненавижу, когда орут мне в лицо.

Несколько месяцев назад я был тем, кто всегда прав.

Льюису надо было поверить мне, когда я сказал, что больше не могу. «Дай мне больше», – сказал он. Ему не следовало толкать меня на то, на что он толкает меня сейчас. Он мог бы позволить мне поддаться боли, смириться с поражением. Тогда бы все было намного проще. Люди понимающие, они бы сочувствовали, даже жалели. Если бы я захотел отказаться, сдаться – они все бы мне позволили.

Но эти дни прошли. Они исчезли, как будто никогда и не появлялись. Сейчас я не сдамся. Не откажусь. Я не допущу этого. Не упущу свой шанс. Так что, с каждой каплей почти исчерпанной энергии, что осталась в моих очень уставших, очень потрепанных, истерзанных руках, я поднимаю над головой тринадцатикилограммовую гирю.

Тринадцать килограммов.

Именно так. Тринадцать жалких, чертовых килограммов.

Если бы вы посмотрели на меня, то подумали бы, что эта гиря весит сто тридцать килограммов. Моя майка промокла от пота, дыхание беспорядочное и неровное. Все мое тело жесткое и напряженное, и оно просит о пощаде. Но пощады не было несколько месяцев назад, не будет и сейчас.

Раньше я бы посмеялся над любым, кто борется с тем, чтобы поднять такой маленький вес.

Слабость.

Жалость.

Стыд.

Я бы мог использовать все эти слова.

Слова, которые я и использую.

Слова, которые теперь мне приходится преодолевать.

Раньше тринадцать килограммов для меня были ничем. Сейчас они – всё.

Рубеж.

Для этого потребовались недели, если не больше. Это стоило каждой капли крови, пота и боли в моем теле, которыми я пожертвовал.

Но это моя новая реальность. Никогда уже не будет так, как прежде. Каждый день будет борьбой. Сражением. Горьким напоминанием о том, кем я был когда-то и кем могу быть теперь. О том, что за считанные минуты – чертовы секунды – стало с моей жизнью. Стремительно и быстро, но это изменило мою оставшуюся жизнь.

Я видел такое раньше, был свидетелем этого гнева. Я лицом к лицу сталкивался с этой яростью бесчисленное количество раз. Но никогда до конца не понимал этого, пока эти сила, гнев и ярость не обрушились на меня. Не нужно много времени, чтобы огонь нанес свой ущерб, оставив шрамы, оставив свой след на тебе – на твоей душе. Оставив тебя… иным. Огонь, может, и погас давным-давно, но ожоги внутри остаются намного дольше после того, как огонь потушен.

Я не тот Адам, каким был раньше. И никогда больше им не буду. Тот Адам пропал, исчез вместе с серым и черным дымом. А что осталось от него… я до сих пор еще не выяснил. Но одно слово продолжает всплывать в моих мыслях.

Чудовище.

– Я соврал, – говорит Льюис, прервав мои мысли. – Дай мне еще пять.

– Нет. – Мое рванное дыхание звучит как пыхтение. Пот продолжает литься по моему лицу в глаза, создавая другое жжение, которое ощущается слишком знакомым.

– Да! – заявляет он.

– Пошел ты! – выдавливаю я сквозь сжатые зубы. Мои руки, поднятые над головой, трясутся.

– Еще три!

– Я тебя ненавижу! – рычу я.

– Два!

– Сукин сын! – Я практически кричу.

– Еще один, – кричит он, только чтобы подбодрить меня.

С моих губ срывается громкий рык, пока я в последний раз поднимаю тяжесть мира, замаскированную под тринадцать килограммов. И когда я бросаю гирю на землю, сквозь мое тело пробегает такой мощный прилив. Возбуждение, которое я не испытывал уже очень долгое время.

Я закрываю глаза и переношусь назад в то время, когда испытывал такие ощущения каждый день. Езда на машине с братом, сирены воют над головой, гудок сигналит так громко, чтобы услышал каждый. Адреналин впрыскивается прямо в наши вены. Это были те моменты, ради которых я жил. Возбуждение, когда мы останавливаемся там, где стоит наш противник – ожидая, призывая нас. Насмехаясь.

Это был наш личный подпольный ринг, где было только одно правило.

Не. Проиграть.

Наше единственное правило. Единственная заповедь.

На карту было поставлено слишком много – слишком много риска, если бы мы не победили.

Никогда не позволяй огню победить. Никогда не позволяй огню справиться с тобой.

Но я не справился с этим, и ущерб от этого свалился прямо на меня, на мои плечи.

Шрамы, оставшиеся после этого, будут вечным доказательством поражения. Моего поражения.

– Хорошая работа, – говорит Льюис; он осматривает мои плечи, бицепсы, затем возвращается к изгибу моей шеи. – Повреждений нет, кровотечения нет, волдырей нет. На четверочку. Выглядишь хорошо.

Я практически смеюсь от его слов. Возможно, я бы рассмеялся, если бы не был так измотан. Потому что точно знаю, что уже никогда больше не буду выглядеть хорошо – не важно, что доктора или Льюис пытаются сказать мне.

Различные больницы, бесчисленное количество встреч и множество пластических хирургов – все говорят именно это.

Мы можем попытаться.

Попытаться. Это лучшее, что они могут предложить – лучшее, что могут сделать.

Но я не заинтересован пытаться. Как сказал Йода: «Сделать или не сделать – это не пытаться». Я не вижу смысла полосовать еще больше частей своего тела, чтобы исправить то, что, я знаю, непоправимо.

– Может, когда пройдет немного времени, ты обдумаешь это, – умоляя, сказала моя мама с надеждой.

Но каждый взгляд, каждое ее нежелание смотреть куда-либо, кроме непострадавшей части моего лица, говорит о том, что у нее не хватает смелости позволить своему взгляду опуститься ниже моего подбородка. Каждый раз, когда смотрит на меня, она игнорирует мое левое ухо, всю эту сторону моего лица и плеча. Она полна решимости не обращать внимания на мои шрамы, что в итоге еще больше подчеркивает их.

Но я принял решение. Мне пришлось принять это. А сейчас это сделали и все остальные.

– На следующей неделе мы перейдем к восемнадцати килограммам. А потом мы на самом деле увидим, что ты сможешь сделать, – говорит Льюис, самодовольная улыбка вырисовывается на его лице – уже планирует мой следующий час в аду.

– Не могу дождаться, – бормочу я, едва поднимая голову.

Его ухмылка превращается в легкий смех, а затем он начинает делать пометки в блокноте о моем восстановлении и любых улучшениях, которые заметил во время нашей тренировки.

– Я прошел? – спрашиваю я, потянувшись за своей бутылкой с водой.

– Ты идешь на поправку, – он смотрит на меня, – в физическом плане.

В физическом плане. Эти слова привлекают мое внимание.

Я поднимаю взгляд и наблюдаю, как он складывает руки на животе, распрямляет плечи и склоняет голову. Эту позу я уже видел прежде. Это происходит каждый раз, когда из физиотерапевта он превращается в психотерапевта.

Ненавижу, когда он так делает.

– Расскажи мне о своих планах на выходные, – спрашивает он.

Можно было бы подумать, что это достаточно простой вопрос. Обычный пустой разговор о всякой фигне между парнями. Но на самом деле это не так. Я знаю, что он делает. Он использовал эту тактику на мне несколько раз прежде, и это приводило его прямо к тому же, к чему приведет и сейчас.

В никуда.

Если бы я нуждался или хотел бы поговорить с психотерапевтом, уверен, что мог бы позвонить на любой из четырех номеров моей мамы, которые у меня на быстром наборе.

– Ну, давай посмотрим, – начинаю я, отклоняясь назад на скамейку для пресса. Я притворяюсь, что задумываюсь об этом, когда на самом деле уже знаю, чем именно займусь. Часами буду снова и снова наносить медицинские крема на свои увечья, перевязывая их снова и снова на случай возникновения волдырей и заканчивая это все марафоном с Рокки и посиделками с Максом. Но я не говорю ничего из этого. Вместо этого говорю то, что, точно знаю, больше выведет его из себя. С сарказмом и жалостью к самому себе.

– У меня на примете есть несколько девушек, которых я мог бы пригласить хорошо провести время вместе, но ни одна из них не выглядит так, что готова играть в медсестру – тем более, когда это не означает что-то развратное. – Я издевательски подмигиваю. – Это может тебя удивить, но, похоже, женщины не заинтересованы заниматься сексом с чудовищем со шрамами.

Льюис едва заметно вздрагивает. Вероятно, потому, что сейчас он уже привык к моим циничным, презрительным замечаниям.

– На этих выходных мои парни на замене. Все еще готовые работать, несмотря на то, что крыша обвалилась прямо на них.

Он даже ни разу не моргнул.

– И я бы лучше сжег свою вторую руку, чем встретился со своей матерью. Так что, да. Такие у меня планы на выходные, – говорю я, широко и злобно улыбаясь. – Что ты сказал, Льюис? Хочешь потусоваться с ожесточенным, безработным двадцатидевятилетним парнем? Клянусь, – я поднимаю свою правую руку, – что чертовски хорошо проведу время.

Льюис сжимает свои губы, это его первая и единственная реакция.

– Звучит, как будто так и есть.

Я дважды приподнимаю свои брови. Я не соврал, когда сказал, что собираюсь чертовски хорошо провести время. Я собираюсь. Всегда поднимает настроение хорошая шутка. Даже на свидании – пусть она и ужасная.

Я. Был. Весельчаком.

Но ключевое слово.

Был.

Льюис скрещивает руки на груди. Точно уверен, что ему есть еще что сказать, и мне придется это слушать, независимо от того, хочу я этого или нет.

– А тебе на самом деле нравится так уничижительно говорить о себе. Подобные замечания так легко слетают с твоего языка. Скажи мне, – говорит он, – как долго еще будет продолжаться эта позиция «пожалейте меня»? – Опустив взгляд на свои часы Apple, он притворяется, что делает подсчеты в своей голове. – Прошло… – он еще раз склоняет набок свою черную лысую голову, – десять недель, четыре дня и сколько… три часа на данный момент?

Я прищуриваюсь.

– Звучит так, будто у меня должна начаться счастливая полоса, – говорю я, полностью осознавая, как нагло это прозвучало. Но, эй, я заработал право быть мудаком. Если что и позволяют мне мои шрамы, так именно это.

– Ты отказываешься видеть светлую сторону, – говорит Льюис, разочаровано опустив голову.

– Светлую сторону? – повторяю я, не уверенный, правильно ли расслышал. – Здесь есть какая-то светлая сторона? – Я указываю на свою шею. – Должно быть, я пропустил это. Так что, пожалуйста, просвети меня, – мой голос становится более низким, – скажи мне, как в моей жизни все еще может быть светлая сторона. Скажи, почему мне пришлось оставить свою работу…

– Это отпуск, – прерывает меня Льюис.

– Потерять свою силу и большую часть ощущений в плечах…

– Которые ты восстанавливаешь.

– Превратиться из того парня, перед которым девушки готовы были выпрыгивать из своих трусиков, в парня, на которого они едва могут взглянуть…

– Такие женщины не достойны тебя.

– Остановись! Иисус чертов Христос, ты можешь просто остановиться! – говорю я, вставая и становясь к нему лицом. – Позволь мне тонуть в жалости к самому себе.

Льюис подходит на шаг ближе, настолько близко, что, если он придвинется еще хоть на сантиметр, наши грудные клетки соприкоснутся. Может, он на сантиметр или два выше меня, но, черт, временами кажется, что он выше минимум на метр, или это я настолько сильно уменьшился.

– Слушай, – говорит он строго, – я дал тебе время. Время упиваться этим, быть озлобленным, злиться. Я дал тебе больше времени, чем давал кому-либо еще.

Я возмущен тем, что ему удается держаться таким строгим – таким твердым, когда он, должно быть, прямо чешется от желания кричать, вопить, может, даже толкнуть меня. Хотел бы я иметь такую самодисциплину. Но у меня ее нет. Он действует, с легкостью используя свои влияние и авторитет. Наклон головы или скрещенные на груди руки. Чувство неполноценности, растекаясь, прожигает мои вены. Неполноценность – это не то чувство, к которому я привык. Я никогда ни перед кем и ни перед чем не склонялся. Ни перед крупным мужчиной, ни перед мощным огнем.

Но сейчас…

Моя неполноценность только бесит меня.

– Может, это из-за того, как ты сюда попал? – говорит он, немного подумав. – Ты здесь, потому что спас себе жизнь. Спас много жизней. Благодаря тебе в мире есть люди, которые будут жить дальше. Поэтому я действую немного аккуратнее, чем должен.

– Избавь меня от этого дерьма про поклонение герою, – отвечаю я. – Время для этого было месяцы назад.

– Ты понимаешь, какой ты счастливчик? – спрашивает он. – Ты как никто другой знаешь, скольким людям, пережившим пожар, намного хуже, чем тебе. Как много людей потеряли все. Все! Их жизни никогда не будут прежними. Твоя же, всего лишь изменилась.

– Изменилась? – повторяю я в ярости.

Как он смеет приуменьшать, насколько изменилась моя жизнь.

Что я потерял.

– Пошел ты, Льюис! – рычу я. – Ты понятия не имеешь.

– Нет, это ты понятия не имеешь. Ты забыл, что я видел. Шрамы, которые приходилось лицезреть. Мой следующий клиент, – он кивает в сторону приемной, – это десятилетний мальчик, у которого ожоги занимают примерно сорок процентов его тела. Десятилетний и сорок процентов! – повторяет он. – И он даже близко так не жалеет себя, как ты. Он все еще улыбается, и он милый! Его жизнь едва началась и в ближайшем обозримом будущем будет сосредоточена на хирургических отделениях и пересадках кожи, вместо бейсбола и игр в лагере, но он приходит сюда, неделю за неделей, счастливый.

Я сглатываю, смущенный от того, как на меня повлияли его слова. Услышать о том, как десятилетний парнишка справляется с этим лучше, чем я, только усиливает мой нынешний комплекс неполноценности.

Мы жертвы пожаров, нам всегда сочувствуют. Как, черт возьми, и должны. Но ребенок? Должно быть, Бог чертовски беспощаден. Ни одному ребенку не следует иметь с этим дело.

– Внешность – не главное, Адам, – говорит Льюис, отступая на несколько шагов. – Увидимся на следующей неделе.

Прежде чем я успеваю ответить, он выходит из тренажерного зала, оставляя меня одного.

– Внешность – это все, Льюис, – говорю я самому себе, потому что зал сейчас пуст.

Я собираю все свои вещи – полотенце, бутылку для воды, ключи и бумажник – и направляюсь в раздевалку. Брызгаю на лицо немного холодной воды, осматриваю в отражении зеркала свои шрамы и пальцами мягко касаюсь их. Я ощущаю каждую неровность и надеюсь, что моя уже исцелившаяся кожа больше не вскроется и не начнет кровоточить. Это случалось раньше, и занимало слишком много времени, чтобы раны опять затянулись. Искалеченная кожа отказывается работать с тобой заодно. Только против. Я смотрю вверх, на ту часть лица, где каким-то чудом большинство моих шрамов маленькие и едва видные. Но начиная от левого уха и ниже к шее, там уже другая история. Плечо и бок… тем более. Вместо того, чтобы здесь принять душ, я решаю отправиться прямо домой. Мне никогда особо не нравилось находиться здесь, но сегодня больше, чем в другие дни, я ощущаю потребность убраться отсюда. И побыстрее.

Когда я выхожу из раздевалки, замечаю Льюиса, который дает пять парнишке.

– Гас, дружище, – говорит он с улыбкой. – Готов надрать кому-нибудь попу?

– Ты можешь сказать слово «задница», Льюис, – отвечает парнишка. – Я почти подросток.

– Я думал, что тебе, десятилетнему, до этого еще три года, – говорит Льюис, ухмыляясь.

– Три коротких года.

Льюис наклоняется, чтобы быть на одном уровне с парнишкой.

– Но если я такое скажу, боюсь, твоя мама тогда надерет мою… – Льюис оглядывает комнату, – задницу.

Гас смеется так сильно, что его плечи трясутся.

– Она только что высадила меня. Она встречается с моим доктором…

Их голоса становятся тише, когда они отходят, направляясь в тренажерный зал, где я больше не могу услышать продолжение его рассказа. Но я все еще могу их прекрасно видеть, его – идеального Гаса. Каким бы ни было расстояние, оно не оставляет ничего незамеченным, не важно, как бы сильно я ни желал обратного. И все же, я так и не могу отвести взгляда.

Все то время, пока он идет, его свободно свисающие хлопковые штаны и футболка с человеком-пауком позволяют… всем в комнате увидеть.

Я несколько раз моргаю. Внутри меня кипят злость и ярость на то, что огонь – мой заклятый враг – может сделать с другими. Сделал с ним.

Черт возьми. Он же только ребенок.

Маленький ребенок, детство которого разорвали в клочья.

Я застегиваю кофту и натягиваю на голову капюшон. Новая приобретенная привычка – не позволять другим страдать, глядя на меня. Я поднимаю свою спортивную сумку, разворачиваюсь и направляюсь к двери. Я не готов и не имею никакого желания сталкиваться сегодня лицом к лицу с еще одной жертвой.