Текст книги "Чудовище (ЛП)"
Автор книги: авторов Коллектив
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)
Она подобрала свое голубое платье и свернулась возле меня калачиком, а я мог только смотреть на нее. Принять ее. Выжечь ее образ в собственном разуме, уничтожая мысли о том, что Беллами не более чем часть воображения.
– Ты действительно здесь? – прошептал я.
Кивнув, она сжала губы. Я хорошо знал Беллами, чтобы понять, что она хочет что-то сказать. В уголках ее глаз появилась влага, а губы зашевелились так, что на щеках Беллами то появлялись, то исчезали ямочки. Но какие слова она хотела произнести? Освободят ли они меня от внутренней пустоты, которую я ощущал с тех пор, как отпустил ее? Или разорвут на части все то, что осталось от моей души?
Не осознавая этого, я держал в руках розу. Одну из тех, которые подрезал, работая в саду, когда услышал ее голос. Должно быть, я случайно сорвал ее со стены. Кончики пальцев были покрыты каплями засохшей крови, которые темнели в углублениях тонких линий папиллярного узора. Мне всегда нравилось ухаживать за розами, потому что они были великолепны, и Беллами их любила. Но они также были адски колючими и изменчивыми, напоминая нам о том, что все хорошее имеет свою цену. Их жизнь была красивой, но сложной. И очень напоминала человеческую.
– Неделю назад все выглядело по-другому. Твоя мама была занята, – сказала она, нежно касаясь розы в моих руках.
На мгновение задержавшись, она коснулась моей руки. Продолжив скользить ладонью по предплечью, Беллами наконец коснулась моего лица.
Она всегда так меня касалась. Будто я был таким же маленьким, даже когда вырос. Как принцесса, которая любит Чудовище, считая, что оно этого достойно. Я был ее грубой стороной, а она – моей нежностью, и мы оба составляли части одного целого.
– Да, – кивнул я, совершенно неуверенный, как действовать дальше.
Мои действия казались неловкими, когда она была рядом со мной. Испытывать боль, проявляя к ней дружелюбие? Или быть жестоким и отдалиться? Я не мог определить меру, не мог понять, как именно относиться к ней, учитывая, что выгнал жениха Беллами из города. Но она сама никогда не колебалась. Для нее было все естественно. Она убрала ладонь от моего лица и схватила за руку. Обернув свои нежные пальцы вокруг моих, она сжала меня еще плотнее.
Перевернув мою руку в своей руке, она посмотрела на линии и улыбнулась. Что-то в изгибе ее губ заставило меня ощутить смущение и желание. Я хотел поцеловать ее, сказать, что был дураком, потому что причинил ей боль и позволил себе уйти. Но в уголке ее губ было нечто еще, какое-то тайное знание.
– Можно я кое-что спрошу? – Она посмотрела на меня своими сапфировыми глазами.
– Что угодно, – сглотнул я, хотя во рту все пересохло.
Я все еще не мог поверить в то, что она рядом.
– Почему ты уехал? И на этот раз скажи мне правду.
Покачав головой, я начал:
– Я же говорил...
– Вранье... Ты рассказал мне сплошную ложь, Олли. Я хочу знать настоящую причину. Хочу знать правду, думаю, я заслужила. Ты так не думаешь?
Голос ее звучал так мягко, практически безмятежно, но в нем была такая сила. Как и всегда. Она была командующим моего сердца.
– Беллами. – Я попытался отстраниться, но она сжала мою руку сильнее, прижав к себе, что навевало массу воспоминаний.
В такой же ситуации мы были много лет назад, в этом же саду.
– Скажи мне, – прошептала она.
– Это сложно. Я уехал потому, что не хотел, чтобы ты пострадала.
– Я пострадала, потому что ты уехал. Это практически уничтожило меня. Но тот факт, что ты даже сейчас заботишься обо мне, настолько, что сказал Престону проваливать из города, говорит мне, что в твоей истории есть кое-что еще, любимый.
Любимый. Мы не назвали так друг друга с тех пор, как были подростками. Думает ли она обо мне как о своем, как и я, когда называл ее моей?
Наши взгляды столкнулись в немом вопросе.
– Да, Олли. Ты все еще единственный, кого я люблю. Так что, пожалуйста, не мог бы ты сказать мне правду? И мы сможем отпустить эту боль из сердца.
Уговаривая меня открыть все тайны, Беллами сжала мою руку. Но что она сказала бы, если бы узнала?
– А что, если это только увеличит боль, Беллами?
Она улыбнулась со слезами на глазах и покачала головой.
– Вряд ли. Ведь я знаю, что я в твоем сердце, и знаю, что ты сделал все, что мог. Вот почему я здесь с тобой сейчас... после всех этих лет.
Я вздохнул, выпустив все эмоции одним звуком, и, отвернувшись, словно трус, начал:
– Помнишь тот фестиваль, куда мы ходили в старшей школе, на котором мы встретили гадалку?
– Предсказательницу, – цинично рассмеялась она, – я знала. Всегда подозревала, что в тот день что-то случилось, потому что именно тогда ты начал отдаляться. Ты перестал обнимать меня, как раньше, будто я совершенно хрупкая. Будто ты уже меня покинул.
Я кивнул, а мои щеки окрасились краской стыда.
– Так что она тебе сказала? Это должно было быть нечто серьезное, чтобы вести себя так решительно. Что-то, заставившее тебя украсть массу времени у нас обоих.
– Сначала ее слова казались глупыми. Типичные слова гадалки по руке. Даже без оплаты услуг. – Я покачал головой. – Но потом она начала говорить о вещах слишком личных. О том, что я попаду во все учебные заведения, в которые подавал запрос. Что буду успешен во всем, чего хочу достичь. Сказала, что ты – любовь всей моей жизни и всегда ей будешь. Что станешь королевой бала и будешь произносить речь для выпускников, и что после этого сильно заболеет твоя мать, и умрет перед самым вручением дипломов. И что если я останусь с тобой, ты тоже увянешь, как роза, прямо на моих глазах. Когда слова о популярности и речи сбылись, а потом заболела и так быстро ушла из жизни твоя мама – это меня ужасно напугало. Я решил, что если даже стану злодеем, но ты выживешь, тогда это того стоит. Не важно, насколько смешно это выглядит. Вот так я стал говнюком. Я был жесток с тобой, не находился рядом, когда должен был, но делал это только для того, чтобы ты жила.
Некоторое время Беллами молчала, потом встала и начала вышагивать перед стеной из роз в лабиринте, созданном моей мамой. Когда она снова заговорила, мне показалось, что прошли годы.
– Ты такой дурак, Олли.
Этого я и ожидал. По крайней мере, она не убежала.
– Ты позволил нам потерять столько времени, потому что думал, что потеряешь меня... – Беллами с раздражением махнула рукой. – А ты не думал, что я тоже имею право выбора? Разве не понял, что мне она тоже сказала кое-что? Она нам наврала. То, что все случилось именно так – просто совпадение. Я уже знала о болезни мамы, хотя она скрывала это ото всех, включая моего бедного отца. Но я нашла рецепты на ее имя в комоде и видела, как ее тошнит в ванной, когда мама думала, что я не дома. Предсказательница с этого фестиваля однажды вернулась в город, и знаешь, когда это было?
Я нахмурился в совершенном недоумении.
– Она вернулась на похороны моей мамы. И приехала с мальчиком-подростком, красивым и добрым. Он поддержал меня, поскольку тебя не было рядом, но в этом совпадении всегда было что-то странное. В том, как он появился и стал моим рыцарем в сияющих доспехах. Глубоко в сердце я знала, что в этом есть что-то неправильное.
– Что ты имеешь в виду?
– Это был Престон, Олли, – прошептала она. – На том фестивале я думала, что, говоря о свадьбе, она имеет в виду тебя. Но теперь, вспоминая ее слова... Она сказала: «Ты выйдешь замуж за прекрасного юношу. Того, с кем ежедневно будешь ощущать себя живой. Он будет с тобой после великого горя и сможет сделать тебя счастливой даже после огромной потери». Я подумала, что она говорит о моей матери и тебе. Но на этой неделе, когда ты вернулся и Престон наговорил такого... Я поняла, что она просто сказала все то, что я хотела услышать. Его мать провела свое собственное расследование и знала, кто я. Знала, что я могу помочь им преуспеть в этом городе благодаря связям отца и, по сути, прогнала единственного человека, который стоял у них на пути. Тебя. Она сыграла на любви и прогнала тебя. После смерти моей матери она устроилась в офис отца секретарем и Престон смог следить за ним годами. Он признался мне в этом вчера, прежде чем уехать. Я сказала, что, если он когда-нибудь вернется, я выпотрошу его и повешу на стену, как животное, которым он и является.
– Ты шутишь. – Я ощутил, как под кожей напряглись мускулы.
Несмотря на абсурдность произошедшего, это все явно имело смысл. Но после того, как я увидел, что за человек Престон, у меня исчезли сомнения в том, что Фезия, если это ее настоящее имя, была его матерью. Она оказалась жестокой ведьмой, которая играла со всеми нами. Меня накрыли гнев и разочарование. Кровь вскипела под кожей, но следующие слова Беллами остудили меня.
– Мне хотелось бы, чтобы это все оказалось шуткой. Чтобы мы с пользой потратили все то время, что растеряли. Так много всего, что я хотела бы сделать по-другому, но больше всего я хочу, чтобы мы не тратили остальное наше время так же бездарно. И чтобы ты не покидал меня снова. И чтобы... – на секунду она замолчала, – ты перестал притворяться, что между нами ничего нет.
– Беллами, – я подошел и сжал ее плечи немного сильнее, чем должен был, – ты должна знать. Я сделал все это потому, что был в ужасе от того, что ты умрешь. Я уехал, потому что не смог вынести возможности потерять тебя так.
– Ты не мог потерять меня, дурачок. Я была тут и ждала, когда ты придешь в себя. Чтобы ты снова стал моим...
– Я всегда был только твоим, – сказал я за секунду до того, как прижаться к ней губами и почувствовать себя дома.
***
Мы целовались несколько минут, часов, может, мгновений, которые показались мне вечностью. Я целовал ее за все семь лет, на которые вынужден был покинуть ее. Возвращал те прикосновения, что так отчаянно жаждал ей дать. Губами молил ее о прощении и покаянии, пока ее слезы текли по коже, смывая сожаление. Касаясь ее щеки, я притянул Беллами ближе и осмелился довериться судьбе, что однажды уже разлучила нас. По венам побежал страх, проверяя мою решимость и даря опасения, что я все еще могу навредить ей. Но дрожащие руки и зашкаливающий пульс не остановили меня. Беллами почувствовала дрожь в моих ладонях и, обхватив своей рукой мою, отодвинулась ровно настолько, чтобы прошептать:
– Олли, все хорошо. Со мной ничего не случиться. Я обещаю. Нас ждет очень долгая совместная жизнь. Так и будет. Такова наша судьба. Я об этом годами мечтала, и только этого хотела в жизни.
Я сжал зубы, думая обо всей той боли, что я принес ей, нам обоим. Я попался на глупую уловку, наложив на нас проклятие. Это было слишком. Мои глаза наполнились слезами, и я не мог просто сморгнуть их. Я любил эту девушку всю свою жизнь и ранил ее из-за этого. А теперь она превратилась в женщину, которая готова была принять меня в свои объятия, будто между нами не было ни потраченного времени, ни всей этой боли. Я не заслуживал ее. В отчаянии я притянул Беллами ближе и поцеловал в лоб. Она наклонилась и положила голову в изгиб моего плеча, прямо над грудью. Сердце мое забилось спокойнее, будто чувствуя, что она так близко.
– Это... – прошептала она тихо, едва слышно, – она. Моя любимая музыка. Я так скучала.
Беллами слушала стук моего сердца, как впервые, много лет назад, в саду. Лежала рядом, на земле, оплетая меня голыми ногами. Над нами сияли звезды, ветер доносил нежный аромат гардений и роз, мягко касаясь обнаженной кожи. Единственным доносившимся звуком был стук наших сердец, бьющихся в унисон.
Будто зная, о чем я думаю, Беллами приподняла мою рубашку и начала целовать кожу над местом, где находится сердце. От ощущения ее губ моя кровь вскипела, и я отстранился и посмотрел на нее, чтобы убедиться в ее намерениях. Я не был ни с кем с тех пор, никто не смог сравниться с ней, заслужить место в памяти, истории или сердце. Это были долгие семь лет, но я не мог поступить иначе.
– Я никогда не была с Престоном. Это казалось неправильным.
Я дернулся.
– Как ты смогла убедить его подождать? Он был придурком.
Она заколебалась, на мгновение опустив глаза, прежде чем с беспокойством встретить мой взгляд.
– Я сказала ему, что у меня был очень плохой предыдущий опыт. Только это могло сработать.
Опять я оказался городским злодеем и монстром, который разбил ее сердце. Кроме этого у меня не было сожалений о том, что Беллами верила в мое возвращение. Это лишь делало ее королевой в моих глазах и позволяло занять достойное место короля рядом. Я позабочусь о ней, своей матери и ее отце. Снова сделаю Фалук собственным домом и завоюю сердца здешних людей так же, как завоевал ее сердце.
– Мне жаль, – пробормотал я, снова умоляя о прощении.
– А мне нет.
Это все, что она сказала, продолжая расстегивать мою рубашку и слегка проводя пальцами по волоскам, покрывающим кожу. Как всегда, я последовал ее примеру, освободив Беллами от верхней одежды. Мы снова целовались, пока у нас не закончилось дыхание. Я сжимал ее в объятиях, будто она могла исчезнуть в любой момент. Часть меня все еще была в ужасе, и в моей груди все сжималось, потому что я так по ней скучал и так искренне боялся снова ее потерять. Но она была права. Беллами верила, и ее вера в наше совместное будущее побудила меня уложить ее на землю в окружении розовых стен и свистящего ветра. Впервые за семь лет я занялся любовью с ней именно в том месте, где это случилось в первый раз. Я соединил наши тела, коснулся ее губами и убедился, что она знала лишь меня. После этого мы лежали, обняв друг в друга, я все еще находился внутри нее, а наши губы продолжали вести свой собственный танец. Мы были такими же молодыми и влюбленными, как когда-то. С Беллами в объятиях и ее словами в сердце, я оказался в мире с собой. Нельзя было переписать последние семь лет. И я не мог стереть нашу боль, но мог быть уверен, что будущее написано для нас двоих и ничто не разлучит нас. В тот момент я принял решение, что не будет ни начала, ни конца. Мы просто останемся друг с другом. Навсегда.
«Воровка и Мародер»
Аманда Ричардсон
История о воровке книг, похищенной бандитом и познающей смысл истинной жертвы.
Пролог
За тридевять земель, в тридесятом государстве жили-были… – вот начало каждой сказки. Нет, никаких «если» или «может быть», поэтому мы начнем именно с этого. В далеком будущем, сквозь черный дым и скелеты древних городов, на разорванной на части и раздробленной земле жили-были женщина и ее лучший друг…
Часть первая
Указательным пальцем правой руки я обвожу контуры золотых лошадей. Изношенные обои, изорванные и потрепанные, грубая ткань, когда-то имевшая цвет слоновой кости, пожелтела от старости. Если я сконцентрируюсь достаточно сильно, то смогу подавить беспокойство, зарождающееся в глубине души, как и всегда, готовое взорваться дурным предчувствием. Я всегда нервничаю, пока жду возвращения Годрика – хотелось бы надеяться, что он будет целым и невредимым. Где же он? Сидя на диване, подобрав под себя одну ногу, я нервно качаю другой, до боли прикусывая нижнюю губу. Я осматриваю свою квартиру, пока жду. Она представляет собой прах некогда ослепительного богатства, в сочетании с истинным возрастом этого места и реальностью жизни на двадцать втором этаже ветхого здания. Одна из стен была взорвана во время очередной войны. Мне говорили, что в свое время здесь было восхитительно, и с тех пор, как три года назад переехала сюда, я сделала все возможное, чтобы нам с Годриком было комфортно здесь жить даже без денег моего отца.
Внезапный порыв воздуха проносится по комнате, единственная открытая стена не позволяет укрыться от сухого вечернего летнего ветра. Где же он? Наша входная дверь резко открывается, и на пороге появляется мой лучший друг. Я вскакиваю и подбегаю к нему.
– Ну? – нетерпеливо спрашиваю я, расхаживая перед ним, в то время как он бросает к моим ногам коричневые джутовые мешки с украденными книгами. – Почему так долго?
– Вот так? И никакой благодарности? Ты бессовестная. Как насчет «Спасибо, Годрик, за то, что ты такой смелый, и за то, что совершил набег на дом элиты. Да, кстати, твои волосы выглядят невероятно». Разве это так трудно? – нарочно обижается он, приглаживая волосы, как высокомерный дурак.
Мои губы растягиваются в улыбке.
– Твои волосы выглядят пугающе прекрасно, – признаюсь я, потянувшись к мешку. – Это вызывает беспокойство, правда. Ты – выдающийся вор, который грабит богатых, и все же тебе каким-то образом удается сохранить каждый волос на своем месте.
Я лезу в большой мешок, и мое сердце начинает биться быстрее. Так много новомодных историй и приключений, так много потенциала на контрабандных страницах.
– Полагаю, ты смог избежать караульных после комендантского часа? – Я вытаскиваю одну из книг и начинаю листать «хрустящие» страницы. Я точно могу сказать, что к ней никто никогда не прикасался. Невежественные, богатые дураки – единственные, кому разрешено иметь книги, и все же, книги, которыми они владеют, остаются непрочитанными. Какое кощунство.
Годрик хитро улыбается, снимая свой черный плащ и вешая его на спинку стула.
– Ты вообще собираешься спросить? – Он расстегивает верхнюю пуговицу своей рубашки и скидывает сапоги, стряхивая черную сажу на только что вымытый бетонный пол. – Тот дом просто забит книгами, Мейбелл. Я имею в виду целые горы книг.
Я усмехаюсь.
– Мы можем туда вернуться завтра? – Завтра – слишком скоро.
Он качает головой.
– Нет, пока за тобой так пристально следят. – Он потирает подбородок. – Плюс, ты же знаешь, что в этом деле я лучше тебя, – напоминает он, приподняв бровь.
Не задумываясь, я беру подушку с дивана и бросаю ему в лицо.
– Чушь собачья.
Он быстро уворачивается, а затем направляется в свой угол в нашем большом открытом лофте.
– Разбирайся с этим, – вяло бубнит он, указывая на мешок. – Я иду спать. Иногда воровство утомляет. Спокойной ночи, принцесса. – Он исчезает за своей перегородкой, прежде чем мне удается ответить.
Я сижу в одиночестве еще в течение минуты, затем направляюсь к своей койке за своей собственной ширмой, схватив самую толстую книгу из этой стопки. Свернувшись калачиком под изношенным одеялом, я начинаю читать выцветший текст, теряясь в словах другого времени – даже если это пиратская, избитая версия оригинала. Обычно в книгах, которые мы крадем, или отсутствуют номера страниц, или они написаны на полях, а листы этой конкретной копии скреплены случайным образом. Я никогда не видела оригинал. Большинство из них со временем исчезло.
Воровка.
Принцесса.
Полагаю, меня точно описывают оба этих слова. Я провожу свои дни как дочь лидера Элиты, а по ночам дружу с хулиганом нашего города, воруя книги у людей, которые никогда их не оценят. Наша ветхая квартира и моя независимость – это попытка дистанцироваться от Элиты и их разобщающих обычаев, но это не мешает моему отцу следить за мной и вводить бессмысленные комендантские часы в качестве меры защиты. Хотя он, может, и не знает о моей незаконной ночной деятельности, ему все же удается держать меня на коротком поводке. Вот почему Годрик сам организует сложные ограбления, как, например, сегодня.
У моего отца есть веская причина для беспокойства. Разделение на Элиту и остальных воздвигло в обществе невидимую стену, и это пробудило забытое зло. В частности, Мародеров – группу мятежных бандитов, которые обворовывали любого и брали все, до чего смогли добраться. Неотесанные уголовники.
Они были в ответе за убийство моей матери, и я давно поклялась самой себе, что однажды отомщу за ее смерть.
Я просматриваю страницы книги, когда в голове у меня всплывают слова Годрика: «Тот дом просто забит книгами, Мейбелл. Я имею в виду целые горы книг». Признаться, я жадная, когда дело касается книг. Годрик делает это ради острых ощущений, а вот я краду книги ради бегства от реальности. Они мне нужны. В этих вымышленных мирах я не дочь недосягаемого лидера. Я могу быть, кем захочу.
Проверяя часы на камине, я отмечаю, что уже почти два часа ночи. Я раздумываю над тем, чтобы уйти. Я наркоманка, а книги – мой наркотик. «Горы книг», – сказал он. Наверное, не стоит этого делать. Годрик убил бы меня, если бы знал, о чем я думаю. То, что Годрик не знает, не убьет его, верно? Спрыгнув с кровати, я надеваю свой обычный наряд – обтягивающие черные штаны, ботинки на шнуровке, черную толстовку с капюшоном и черную шапочку, в которую заправляю свои длинные каштановые, заплетенные в косу волосы. Я хватаю отмычку и мешок для книг, которые собираюсь украсть. Как можно тише запираю за собой дверь и прячу ключ в одном из светильников в коридоре. Это наше правило – больше для Годрика, чем для меня. Именно его допрашивают охранники, а меня отпускают из-за того, кем является мой отец. Но книги в нашем городе незаконны, по крайней мере, для тех, кто не входит в Элиту. Когда в восемнадцать лет я боролась за свою независимость, я также отказалась и от статуса Элиты. Последнее, чего я хочу – это чтобы мой отец или один из его лакеев узнали о гигантском тайнике с книгами, которые мы спрятали. Возможно, они не были бы такими прощающими, если бы знали, что мы с Годриком по ночам влезаем в дома Элиты и крадем их литературу.
Я спускаюсь по лестнице и как обычно слежу за тем, чтобы меня не заметили охранники внизу у лифта. Двадцать два этажа. У меня подкашиваются колени, когда я достигают нижнего этажа. Я ищу охранников – безмозглых солдат, нанятых моим отцом, которые проводят свои смены, разглядывая обнаженных женщин в журналах вместо того, чтобы выполнять свою работу. Это, безусловно, делает мою жизнь проще. Сейчас они сидят в своих шикарных креслах и смеются, не обращая внимания на лестницу. Как бы меня ни бесило то, что за мной следят, я знаю, что отец делает это из любви. В обмен на независимость я с радостью смирюсь с парочкой простых охранников. Я крадусь вдоль стены к входной двери, и как только оказываюсь на улице, сливаюсь с тенями заброшенных улиц. Я быстро перебегаю от здания к зданию, чтобы никто меня не увидел, пока не доберусь до кварталов Элиты. Большой город или то, что когда-то им было, ночью тихий и призрачный – пустой, темный и запустелый. Но как только перехожу на другую сторону, сразу же замечаю разницу. Дороги – асфальтированные. Здания – новые. Кусты – подстриженные. Богато блестят экипажи, выстроенные вдоль изящных подъездов многоэтажных домов, каждый из которых рассчитан на одну семью. Меня тошнит от этого вида. Неудивительно, что я оставила все это в прошлом.
Я нахожу дом, в который пробрался Годрик – большой кирпичный трехэтажный особняк с белой отделкой и кустами роз, растущими вдоль стены. Я изучаю его через черные ворота. Проходя по периметру, я пытаюсь найти щель в аккуратной изгороди, окружающей дом. Дома никого нет, поэтому я натягиваю пониже капюшон и пробираюсь сквозь кусты, пока не выхожу на другую сторону. Осмотревшись по сторонам, я быстро бегу по открытой лужайке, пока не добираюсь до крыльца, где низко приседаю. Осталось преодолеть грязную дорожку вдоль стены дома, ведущую на задний двор. А дальше надо лишь отпереть замок задней двери, действуя как можно тише. В отличие от Мародеров, мы с Годриком изо всех сил стараемся ничего не разбить. Мы предпочитаем, чтобы люди, у которых мы воруем, никогда об этом не узнали. Буквально на прошлой неделе один из Мародеров кинул кирпич в окно элитного дома. Так непрофессионально.
Я направляюсь к задней двери. Вынимаю свою отмычку, и через несколько секунд слышу волшебный щелчок замка. Медленно открывая дверь, я прищуриваюсь, привыкая к пространству дома и темноте.
Время от времени я оплакиваю легкую жизнь, которой жила восемнадцать лет. В ней не было ни взорванных стен, ни холодных ночей, ни сна на голодный желудок, потому что работа уборщицей недостаточно хорошо оплачивается – мы получаем такую работу, которой не хотят заниматься люди из Элиты. Отец воспитывал меня сам после того, как пять лет назад умерла мама, он был хорошим отцом. Мое стремление к независимости в восемнадцать лет было не только из-за него, хотя мы всегда не сходились с ним в политических взглядах. Я просто должна была это сделать, потому что всегда этого хотела. У меня не было желания руководить Элитой в качестве наследницы отца, и поэтому мой уход был единственным выбором, так как я хотела жить своей собственной жизнью. Хотя и живу лучше большинства людей из моей части города, но в такие моменты осознаю, от чего мне пришлось отказаться ради своей свободы. От кондиционера. От отопления. От новой мебели. От новой одежды.
Я вхожу в современную кухню и открываю холодильник. В нем столько еды, что жильцы этого дома вряд ли ее когда-нибудь съедят, прежде чем она испортится. Я тихо закрываю дверь. Я пришла сюда не за едой. Хотя они этого никогда и не заметят, но это противоречит нашим правилам.
Только книги.
И только книги, принадлежащие Элите.
Я тихо прохожу по оставшейся части первого этажа. Кабинет – вот где большинство людей Элиты хранят свои книги, как сувениры – должно быть, он на втором этаже. Я поднимаюсь по широкой лестнице и на носочках иду по коридору, пока не добираюсь до двойных дверей. Сглотнув, я открываю их и вхожу в кабинет. Прижав ладонь ко рту, я осматриваю темную комнату, освещенную только фонарем с улицы, свет которого проникает через окно. Годрик был прав. Повсюду стоят стопки книг, которые кажутся нетронутыми. Конечно же, это копии, но мне все равно. Я подхожу, беру несколько книг с полки и аккуратно кладу их в мешок, который принесла с собой. Возможно, из-за адреналина я становлюсь ужасно небрежной и ни на что не обращаю внимания, поэтому не замечаю другого человека, находящегося в этой большой комнате, пока его тень не перекрывает свет с улицы, но к тому времени уже слишком поздно.
– Ты, – раздается тихий рык, и я ощущаю горячее дыхание возле уха. Я стараюсь вывернуться из его хватки, но он еще крепче прижимает меня к своей груди и сжимает сильнее, так как я пытаюсь бороться.
– Отпусти меня, – кричу я, отталкиваясь от него ногами, и изо всех сил пытаюсь вырваться.
– Без шансов. – Он наклоняется, и его дыхание снова касается моего уха. Я скалюсь, но прежде чем у меня появляется шанс возразить, он продолжает: – Я пришел только за книгами, но теперь, похоже, уйду еще и с принцессой.
– На кого ты работаешь? – в смятении говорю я.
Он смеется – такой низкий, смертельный звук. Глядя периферийным зрением, я вижу, что он одет в большой плащ с капюшоном, закрывающим лицо. Страх погружает меня в свои объятия.
Мародер.
У меня замирает сердце. У мародеров нет законов, они не отвечают за свои действия. Они убивают. Самые настоящие преступники. Считайте, что я уже мертва.
– Иди за мной. – Он поворачивается и грубо тянет меня за собой. Его фигура гигантская, а капюшон прикрывает лицо. Мой взгляд скользит по обнаженной части его рук. Они покрыты шрамами. Должно быть, он чувствует, что я смотрю, потому что прячет обе руки под плащом. Он проходит через дверь кабинета с кошачьей грацией, несмотря на то, что сантиметров на тридцать выше меня. Я следую за ним весь путь. На самом деле, у меня нет выбора. Крики о помощи, борьба… только привлекут внимание представителей Элиты, которые живут здесь, и тогда мы оба окажемся в полной заднице. Мародер не замедляет шаг, пока мы не выбираемся наружу. Черная карета ждет за воротами…
Для меня.
– Пожалуйста, – прошу я хрипло, мой голос пропитан отчаянием. Он игнорирует меня, открывая дверь, и садится в роскошную карету. Я сомневаюсь.
Беги.
Но прежде чем мне удается пошевелить хотя бы ногой, из кареты слышится низкий рык – желто-зеленые глаза встречаются с моими в темноте. Собака. Конечно же. Я не смогу убежать от собаки. У всех мародеров есть собаки. Я это знала. Зверь для зверя. Дрожа всем телом, я забираюсь в карету, и как только закрывается дверь, мужчина садится и снимает свой капюшон.
Мне не удается сдержать свой крик.
***
Карета трясется, доставляя неудобство, пока мы блуждаем по темным улицам. Мне приходится сидеть на своих дрожащих руках и сосредоточиться на ковре…
Я не буду смотреть.
Не буду смотреть.
Не буду…
Украдкой смотрю на мужчину, который не обращает на меня внимания. Мой крик совсем его не удивил – должно быть, он уже к этому привык. Я чувствую укол жалости, а затем он исчезает. Мародер. Он не заслуживает моего сочувствия. Даже если его лицо кажется сделанным из расплавленного воска, как будто кто-то взял свечу и растопил его кожу. Его волосы обычные, а губы… искривлены в жестокой улыбке. Нос слегка деформирован, а вот глаза кажутся нормальными. Я не могу рассмотреть их цвет в темноте. Что бы с ним ни случилось, что бы ни оставило эти шрамы, должно быть, это было ужасно…
Нет.
Прочистив горло, я сажусь прямо и осматриваюсь.
– Так куда мы направляемся? Я не совсем уверена, где именно тусуются Мародеры. Наверное, в глубинах ада? – Я хочу, чтобы он знал: я знаю, что он – Мародер. Он не обращает на меня внимания. Я подавляю страх, поднимающийся желчью к моему горлу. На окнах в карете есть занавески, и они задернуты, но даже если бы их не было, сомневаюсь, что я смогла бы сориентироваться в темноте.
– Как ты получил эти шрамы? – невинно спрашиваю я.
При этих словах он встречается со мной взглядом, его ноздри сердито раздуваются.
– Прошу прощения? – Его акцент… я никогда такого раньше не слышала.
– Откуда ты? – бормочу я, прищурив глаза.
– Перестань задавать вопросы.
В этот момент карета останавливается, и в моих висках начинает пульсировать, когда распахивается дверь. Мужчина жестом указывает мне идти первой, но я не решаюсь. Понятия не имею, что там меня ждет. Я остаюсь на месте. Тогда выходит он, вздыхает и смотрит на меня с раздражением. Я следую за ним, как только понимаю, что не провалюсь в яму со змеями. Собака следует позади меня, виляя хвостом и поскуливая, требуя к себе внимания. Если бы она чуть раньше не попыталась откусить мне голову, то я бы поддалась.
Небо стало светлее. Утро. Как долго мы находились в карете? Я смотрю по сторонам, пытаясь определить свое местоположение, но ничего не узнаю. Мы в восточной части города – это я знаю. Это я могу сказать по тому, как свет падает вдоль окон здешних зданий, яркий и обжигающий даже на заре. Здания здесь ниже, чем там, где живу я, но окна так же в трещинах. Стены когда-то были взорваны, и теперь красочные граффити украшают каждый квадратный сантиметр их внешней стороны. Мужчина поворачивается и смотрит на меня, пока я все это осматриваю, его лицо вновь скрыто капюшоном.
– Следуй за мной, – приказывает он, разворачивается и направляется к большому четырехэтажному складу без окон, который находится в конце улицы. Выцветшие надписи покрывают верхнюю часть строения, но на оставшихся участках граффити отсутствуют. И вот тогда-то я и замечаю вооруженных охранников, стоящих на каждом углу.
