Текст книги "Политическая культура древней Японии"

Автор книги: авторов Коллектив

Жанр:

История

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

Таким образом, в Японии принцип аристократизма был проведен в жизнь с гораздо большей последовательностью, чем это наблюдается в России. Несколько утрируя, можно сказать, что в Японии, как уже отмечалось, все должности, начиная с самого тэнно, были наследственными, а в России наследственной была только должность царя.

Судебная функция. Судебная функция правителя является, как известно, одной из его главнейших прерогатив. Видимо, не существует племенных или государственных образований, где бы вождь или монарх не считался верховным судьей, ибо одним из основных предназначений правителя является обеспечение (организация) коммуникации (в частности, разрешения конфликтов) между различными людьми, социальными группами, сословиями, классами, институтами, учреждениями и т. д.

Складывается впечатление, что начиная с VIII в. участие тэнно в судебных делах в «прокурорской» функции считалось нежелательным (законом ограничивается и время, когда можно было обращаться к тэнно за судебными санкциями в случае предполагаемого вынесения смертного приговора – исключается время различных праздников и ритуалов). Если относительно ранних правителей фиксируется довольно много сообщений, когда они сами вершат суд^{[680]680

⁶⁴ Так, Одзин, который сам не мог решить, виновен ли Такэути-но Сукунэ в покушении на трон, подвергает испытанию кукатати (ордалии: опускание рук в кипяток) его самого и его брата, донесшего на него. Характерно, что когда выяснилась несправедливость обвинения, Такэути-но Сукунэ собирался убить жалобщика, но Одзин помиловал его («Нихон сёки», т. 1, с. 287–288). Ритю объявляет мятежнику, что он достоин смертной казни, но милует его, приказывая сделать ему на лице татуировку (там же, с. 323). Тот же Ритю наказывает за должностное преступление (самовольное проведение переписи и использование для этого синтоистских жрецов), предписывая совершить очищение и отбирая у преступника его подчиненных (там же, с. 325). Ингё также вынес решение испытывать подданных кипятком, поскольку происходили частые распри ввиду того, что многие подделывали свои генеалогии (там же, сс. 331–332). Юряку казнит корейскую принцессу Икэту, поскольку она вступила в любовную связь вопреки его воле (там же, с. 347; относительно этого правителя приводятся многочисленные примеры его неправедного суда). К числу санкций тэнно, относятся: наложение «штрафа» (преподнесение даров, чтобы откупиться от наказания), перемена фамилии, перевод в другую социальную группу, лишение главы социальной (профессиональной) группы его подчиненных. В отличие от России, в Японии почти не встречается конфискации земельных владений (они находились в корпоративной собственности рода).

[Закрыть]}, то позднее эта функция редуцируется. Так, крайнее осуждение составителей «Нихон секи» (исходивших прежде всего из мыслительных конструктов VIII в.) заслуживает Бурэцу, о котором в записях, предваряющих основное изложений событий его правления, сообщается: «Став взрослым, он увлекся наказаниями преступников и законами о наказаниях. Он хорошо разбирался в законах, до заката солнца занимался делами, выискивал преступления, чтобы никто не избежал наказания. Много сотворил он злого, среди дел его ни одного хорошего не было. Не было казни, на которой бы он с удовольствием не присутствовал. Люди в стране боялись и трепетали».

Согласно японскому законодательству, наказания преступников в провинции находились в компетенции местных органов власти. Жители столицы и чиновники центральных ведомств в случае совершения тяжких преступлений подлежали суду Министерства наказаний (Кэйбусё). При наказании смертной казнью было необходимо получить санкцию тэнно, если приговор выносился в столице, и санкцию Дадзёкан, если речь шла о преступлениях, совершенных в провинциях.

Наказания, выносимые непосредственно тэнно, наблюдаются чрезвычайно редко. В хронике «Секу нихонги» почти не содержится приказаний тэнно о смертной казни применительно к конкретному лицу (к крайне немногочисленным исключениям относится повеление Сёму казнить поднявшего в 740 г. мятеж; Фудзивара-но Хироцугу^{[681]681

  ⁶⁵ «Сёку нихонги», Тэмпё, 12-11-3, 740 г.

[Закрыть]}). Последний смертный приговор, вынесенный тэнно, фиксируется в 810 г.[682]682
  ⁶⁶ В правление Сага сложилось два параллельных двора. Один из них располагался в столице Хэйан, другой был основан в прежней столице Нара отрекшимся от престола Хэйдзэй. Из этих двух центров власти исходили противоречившие друг другу указы. Когда Хэйдзэй прислал к Сага Фудзивара-но Наканари с объявлением, что столица вновь переносится в Нара, Сага приказал казнить посланца.

[Закрыть] После этого казней в столице не наблюдается в течении трех с половиной веков (вплоть до «мятежа годов Хогэн», 1156 г.). В значительной степени это было связано с верой в то, что вынесший наказание (в особенности если это была смертная казнь) может подвергнуться мщению со стороны «неуспокоенного» духа наказанного или казненного^{[683]683

  ⁶⁷ Так, считалось, что монаха Гэмбо убил дух его казненного врага Фудзивара-но Хироцугу («Сёку нихонги», Тэмпё, 18-6-18, 746). После ссылки и загадочной смерти признанного причастным к заговору наследного принца Савара в окружении Камму произошла «серия» смертей. В связи с этим принцу даже был посмертно пожалован титул «императора Судо». Наиболее известный случай мести неуспокоенного духа умершего – оклеветанный Сугавара-но Митидзанэ (845–903), который «погубил» сразу нескольких представителей рода Фудзивара.

[Закрыть]}. В связи с этим смерти физической власть в лице тэнно предпочитала смерть «гражданскую» – лишение должности, ранга, удаление из столицы (ссылку).

Мало прибегая к данному ему законом правом выносить наказания, тэнно весьма часто пользовался своей привилегией на объявление амнистий, что считалось, в соответствии с китайской политической философией, делом угодным Небу^{[684]684

⁶⁸ Русские цари также довольно часто объявляли амнистии (по поводу различных, по преимуществу радостных, событий в собственной жизни – интронизация, рождение детей, именины), однако эти сведения не находят, как правило, отражения в хрониках, поскольку «забота о народе», даже в тех случаях, когда она реально проявлялась, не считалась достойной фиксации. Исключение составляет, пожалуй, только подача милостыни и одаривание монахов.

[Закрыть]}.

Основной судебной функцией тэнно является не наказание, а смягчение наказаний или полное освобождение от них^{[685]685

⁶⁹ «Тадзихи-но Махито Миякэмаро, верхняя степень 4-го старшего ранга, распускал ложные слухи о заговоре против государыни [Гэнсё]. Ходзуми-но Асоми Ою поносил государыню. За эти преступления оба приговорены к усекновению головы. Благодаря заступничеству перед государыней наследного принца степень наказания была снижена на одну степень. Миякэмаро сослан на остров Идзу, а Ою – на остров Садо». («Сёку нихонги», Ёро, 6-1-20, 722). Освобождение от наказания могло выноситься тэнно даже в случае преднамеренного убийства (Тэмпё, 7-9-28, 735 г.), однако «заступничество» тэнно по отношению к конкретно поименованным лицам распространялось только на чиновников начиная от 5-го ранга и выше.

[Закрыть]}, т. е. помилование, которое находилось в исключительной компетенции тэнно. Согласно нашим подсчетам, в «Секу нихонги» встречается 124 указания на проведение амнистий, т. е. объявление амнистии было одним из наиболее частотных распоряжений тэнно^{[686]686

⁷⁰ Конкретное количество освобождаемых преступников указывается только один раз. В 722 г. во всей стране их было 41. («Сёку нихонги», Ёро, 6-4-21).

[Закрыть]}. Амнистия считалась не столько выражением абстрактной душевной «доброты», сколько деянием всегосударственной значимости: объявлению амнистии обычно предшествовали какие-нибудь несчастия. Предполагалось, что в ответ на амнистию Небо смягчит те санкции, которое оно обрушивает на тэнно и его государство за неправедное управление, проявлением которого были политические неурядицы, природные бедствия, болезни, неурожай и т. п. В связи с этим амнистии объявлялись по случаю заговоров, землетрясений, засух, недорода, эпидемий, болезней членов правящей фамилии, голода. Кроме того, амнистия обычно объявлялась и при вступлении нового тэнно на престол.

Роль тэнно как высшего судьи выявляется не столько в его непосредственном праве на суд по конкретным делам, сколько в праве на пересмотр законодательства, в том числе и уголовного, что принимало форму указов. В соответствии с этими указами (т. е. в соответствии с законом) соответствующие ведомства должны были наказывать виновных. Так, например, в указе Гэммэй, осуждающем фальшивомонетчиков, говорилось: «Отныне и впредь с теми, кто чеканит серебряную монету, поступать так: самих их обращать в государственных рабов, имущество – отдавать донесшему на них. Тех, кто подделывает серебряные монеты, наказывать 200 ударами палками и отправлять на общественные работы. Знавший о преступлении, но не донесший о нем, наказывается наравне с преступником».^{[687]687

⁷¹ «Сёку нихонги», Вадо, 2-1-25, 709 г.

[Закрыть]} Число аналогичных указов было бы легко умножить.^{[688]688

⁷² См., например, один из наиболее жестких указов, обнародованных после заговора принца Нагая («Сёку нихонги», Тэмпё, 1-4-3, 729 г.): «Если среди чиновников гражданских или военных в Кинай или же за его пределами, а также среди народа Поднебесной обнаружатся люди, которые учатся пути неправедному, овладевают темными умениями, гадают и предсказывают, нанося тем самым вред живущим, такие люди подлежат усекновению головы в серьезных случаях, а в менее серьезных – приговариваются к ссылке. Те же, кто прячутся в горах и проповедуют закон Будды ложным образом, сами собой овладевают Учением и распространяют его, записывают заклинания, составляют яды и показывают людям чудеса, этих людей считать нарушившими государев указ и наказывать их таким же образом. Эти ложные и вредные писания должны быть сданы в пятидневный срок после обнародования указа. В случае если по доносу будет обнаружено, что таковые писания не были сданы, нарушителей приговаривать к ссылке вне зависимости от тяжести проступка. Донесшему выдавать награду в размере 30 мер шелка, каковые изымать из дома, к которому принадлежит преступник».

[Закрыть]}

При достаточно развитой бюрократической системе чисто судебная функция тэнно (судебное разбирательство в случае совершения преступлений) вытесняется функцией вынесения служебных оценок. При этом наказание (удары палками, заключение под стражу, ссылка, казнь) обычно заменяется понижением в ранге или же отрешением от должности, т. е. понижением в статусе с соответствующим понижением материального обеспечения. По случаю череды природных бедствий, ответственность за которые обычно возлагалась на правителя, Сёму заявляет: «В последнее время небесные наказания не знают конца, природные бедствия случаются одно за другим. Слышим Мы: «Управление идет вразрез с годовым циклом, сердца людей полны печали. Небо и Земля посылают предостережения, появляются грозные предзнаменования». Разве Мы не распространяем добродетель? Разве есть в Нас небрежение? Или же, может быть, чиновники не проявляют в делах рвения? Мы живем за девятью воротами, многого не ведаем. Повелеваю главам ведомств составить списки подведомственных им чиновников…, которые сердцем своим делам преданны и служат чисто-беспорочно, а также списки тех, сердца которых наполнены грязной ложью, а списки эти подать Нам. Тот, кто хорош, будет в ранге повышен, тот, кто плох, будет, согласно его провинностям, в ранге понижен. Слушаться Нашего повеления, ничего не скрывая».^{[689]689

⁷³ «Сёку нихонги», Дзинги, 4-2-21, 727.

[Закрыть]} Вместе с тем необходимо отметить, что сам тэнно почти всегда выносит суждение (принимающее форму указа) о повышении в ранге и должности, а не о понижении^{[690]690

⁷⁴ Редчайшее исключение представляет собой снятие с должности Фудзивара-но Тоёнари, обвиненного в недоносительстве о заговоре Татибана-но Нарамаро: «Зная об ужасном заговоре, не донес о нём. Даже когда заговор был раскрыт, не показал рвения. Если бы дни его небрежения были продлены, небесный престол был бы опрокинут. Разве должно быть таковым министру? Снимаем его с занимаемой должности правого министра…» («Сёку нихонги», Тэмпё ходзи, 1-7-12, 757 г.). См. также указ Тэмпё ходзи, 1-8-2, согласно которому лишение должности-титула сопровождается изменением фамилии.

[Закрыть]}. Компетенция правителя в отношении рангов и должностей была такова, что тэнно имел право и на повышение ранга (должности) уже умершего лица, чем он пользовался достаточно часто.

Таким образом, можно сделать вывод о том, что право тэнно на уголовное наказание постепенно заменяется правом на наказание административного характера.

Царь в значительной степени наследует судебные полномочия прежних князей, когда тот являлся верховным судьей для своей дружины и подданных. Судебная власть князя была ограничена правом (и обязанностью) духовенства «печалования» (заступничества) за опальных. Общий курс Ивана IV привел к тому, что он постарался ликвидировать и этот ограничитель своей власти. В послании к Курбскому он так вербализует свое понимание царского права на суд: «доселе русские владетели не истязуемы были ни от кого, но вольны были подовластных своих жаловати и казнити»^{[691]691

⁷⁵ Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским. Л., 1979, с. 35.

[Закрыть]}. Если в указах тэнно мы достаточно часто встречаемся с формулировкой «поступать (наказывать) согласно закону», то действия русских царей по наказанию тех или иных лиц в значительной степени определяются сиюминутным настроением. В связи с этим широчайшее распространение получает «опала» (царский гнев), т. е. не определяемое никаким законом наказание (рукоприкладство, таскание за бороду, удаление из двора, отставка, тюремное заключение, ссылка, смертная казнь), которое выносится самим царем и только им самим и снимается («отдается»).

Особенно усиление судебной функции царя наблюдается при Иване IV. Когда в 1550 г. он собрал народ на Красной площади, он, в частности, досадовал на плохую работу ведомств в части судебных разбирательств. После этого Адашеву было приказано принимать челобитные от бедных на царское имя. Об этих челобитных докладывали царю, который принимал решения по ним. После удаления Адашева его функция была передана Челобитной избе (Челобитному приказу). Фактически ликвидировал (значительно ослабил) Иван IV и институт состязательности, когда дела рассматривались в присутствии обвиняемых (в частности, он не внял печалованию Макария о приглашении на соборный суд Адашева и Сильвестра).

В дальнейшем цари неоднократно декларировали, что не станут принимать челобитные, однако инерция концентрации властных полномочий в руках царя была такова, что челобитные рассматривал далее Алексей Михайлович, грозивший наказаниями за обращение к нему помимо законных инстанций^{[692]692

⁷⁶ С этим обычаем не смог справиться даже Петр I, который в 1718 г. объявил, что юстиц-коллегия является последней судебной инстанцией, запретив под страхом строгих наказаний (лишение чина или имения) обращаться к нему с тяжбами. Однако в 1722 г. Челобитный приказ был фактически восстановлен под новым названием ведомства рекетмейстера (генерал-рекетмейстера), в которое подавались жалобы на действия различных государственных учреждений.

[Закрыть]}. Реалии российской жизни, подкрепляемые концептом царя как самодержца (калька с греческого «автократор»), были таковы, что царь воспринимался единственной инстанцией, которая, стоя выше закона, была в состоянии обеспечить «справедливый» исход дела. Судебные прерогативы царя в определенной степени распространялись и на его семью – царица, царицы и царевичи принимали челобитные для передачи их самому царю.

В Японии тэнно мыслится как источник закона, согласно которому и принимаются решения. Русский же царь выступает не столько как законодатель, сколько как источник решений по конкретным делам, решений, которые самим законом не регулируются.

Верховная власть и церковь. Тэнно отводится роль «координатора» государственных религиозных культов, что соотносится с китайскими представлениями о верховной власти.^{[693]693

  ⁷⁷ Согласно «Нихон сёки», в начале времен было установлено разделение функций между Аматэрасу и правящим родом: Аматэрасу управляет Небом и его божествами, а тэнно – сонмом божеств в Срединной стране тростниковых равнин (одно из древних наименований Японии). См. т. 1, с. 227.

[Закрыть]} Власть в лице тэнно имела полный контроль над синтоистскими и буддийскими институтами, которые считались частью государственных структур. Предполагалось, что они не имеют собственных специальных интересов^{[694]694

  ⁷⁸ Показателен в этом отношении указ 744 г. (Тэмпё, 16-9-30), согласно которому высший орган по управлению национальной буддийской общиной (Сого) был обязан хранить свою печать в Дадзёкан, то есть принятие Сого любых решений напрямую контролировалось государством.

[Закрыть]}. Даже разрешение на пострижение в монахи выдавалось соответствующими чиновниками. Высшие духовные лица (глава синтоистской Палаты небесных и земных божеств, подчиненной непосредственно тэнно, и буддийский «патриарх» – дайсодзу) назначались указом тэнно, они имели ранги (в Палате небесных и земных божеств это были обычные чиновничьи ранги, буддийские священнослужители ранжировались согласно особым рангам для буддийской церкви, которые имели соотношения со светской шкалой^{[695]695

  ⁷⁹ Ранжирование буддийского духовенства было введено в 760 г. («Сёку нихонги», Тэмпё ходзи, 4-7-23).

[Закрыть]}). При этом глава Палаты и дайсодзу имели нижнюю степень четвертого ранга, т. е. ни тот, ни другой не входили в состав высших сановников 1-3-го рангов (главы всех восьми министерств имели верхнюю степень четвертого ранга). Тэнно не слишком заботили догматические споры между представителями различных школ, но от них строго требовалось, чтобы они были лояльны по отношению к режиму и обеспечивали бы с помощью магических способов (молитв, приношений и ритуалов) благополучие тэнно, двора и всего государства.^{[696]696

  ⁸⁰ В жизнеописании монаха Додзи, помещенном в «Сёку нихонги», содержится указание на то, чего требовало государство от религии: «Скончался… монах Додзи… Он был сведущ в сутрах, особенно хорошо знал учение школы Санрон… В то время в учении Будды были сведущи только двое – он и монах Дзинъэй. [Додзи] написал „Записки глупца" в одном свитке, где говорится о монахах и монахинях. Его суть заключается в следующем: „Если посмотреть, как в Японии поклоняются Будде миряне и монахи, обнаружится, что они во всем расходятся с теми правилами для монахов и мирян относительно священного учения, которые существуют в Китае. Если следовать сутрам, можно надежно защитить страну. Если же не следовать установлениям закона, никакой выгоды народ не получит. Так зачем же превращать поклонение страной и людьми Закону Будды в пустое? Следует быть осмотрительным". Велико число учеников Додзи, следующих его делам. В недавнее время государь поручил Додзи перенести и отстроить в Нара храм Дайандзи. Додзи же был много искусен в делах строительных и при возведении храма точно последовал плану до таких мелочей, что никаких изъянов обнаружено не было. Он умер, когда ему было уже более 70 лет» (Тэмпё, 16-10-2, 744).

[Закрыть]} Полномочия тэнно в религиозной сфере были настолько велики, что он далее обладал правом присваивать ранги синтоистским божествам.

В Японии фактически отсутствовало понятие о религиозной ортодоксии, ни за одним из религиозных учений не было закреплено статуса «единственно верного». Синто еще не успел выработать принципиально различных теологических течений, оформленных в школы. Та или иная буддийская школа могла пользоваться большей популярностью при дворе, но другие школы запрещению или же преследованию не подлежали.

В соответствии с указами тэнно могло осуществляться строительство (ремонт) как буддийских храмов, так и синтоистских святилищ, которые образовывали «ритуально-магический каркас» государства. При этом важно отметить, что строительство синтоистских святилищ никогда не становилось при дворе предметом полемики (отчасти потому, что возведение этих достаточно скромных сооружений не требует существенных затрат, отчасти – ввиду большей укорененности синто в японской культуре), но возведение буддийских храмов могло такие споры вызывать. Основанием для них был заимствованный из арсенала китайской политической мысли тезис о том что такое строительство вызывает чрезмерные тяготы податного населения.^{[697]697

⁸¹ Перед началом работ по выплавке гигантской статуи Вайрочаны Сёму, предвидя возможные возражения оппонентов, издал указ, в котором, в частности, говорилось: «Желаем Мы воздвигнуть золотую статую будды Вайрочана. Пусть будет выплавлена она из меди нашей страны, пусть будут срыты горы высокие и построен храм, пусть всякий, кто живет в пределах границ, куда проникает Закон, станет членом Нашей общины. И пусть каждый получит чаемое, и пусть он станет бодхисаттвой. Мы владеем богатствами Поднебесной. Мы владеем силами Поднебесной. Этими богатствами и силами да будет воздвигнута досточтимая статуя. Делать – легко, просветляться сердцем – трудно. Опасаемся Мы, что обречем людей на труды напрасные, что не откликнутся люди на священное, что станут они злословить и впадать в грехи. А потому пусть соберутся в общину люди истинные, и пусть они каждодневно трижды поклоняются Вайрочане, призывая счастье. И пусть воздвигают они статую Вайрочаны с такими вот мыслями. И если обнаружится такой человек, кто пожелает помочь хоть травинкой, хоть горсткой земли, в том ему не препятствовать. Но только управители провинций и уездов пусть не станут напрасно тревожить народ, пусть не станут неволить людей. Да пусть станет известна далеко и близко воля Наша» (Тэмпё, 15-10-15, 743 г.).

[Закрыть]} Этот тезис нашел, в частности, применение в связи со строительством в середине VIII в. грандиозного храма Тодайдзи, возведенного в столице Нара по обету Сёму. Уже после его смерти различные придворные группировки стали обвинять друг друга в том, что строительные работы колоссального размаха принесли народу «страдания»^{[698]698

⁸² Так, заговорщик Татибана-но Нарамаро, спрошенный о причинах своих мятежных настроений, отвечал, что управление внутреннего министра Фудзивара-но Накамаро нехорошо. При этом он указал: «Строительство храма Тодайдзи вызвало страдания людей, люди многих родов горевали» («Сёку нихонги», Тэмпё ходзи, 1-7-4, 757 г.).

[Закрыть]}.

Несмотря на споры относительно того места, которое должен был занимать буддизм в структуре государственной идеологии и управления, эта полемика происходила по преимуществу между различными группировками образованной на конфуцианский манер аристократии, сами же представители буддийской церкви играли в этих дискуссиях однозначно подчиненную роль. Несмотря на то, что в VIII в. источниками фиксируются немногочисленные попытки буддийского духовенства повлиять на ход дел в стране (самая известная – попытка переворота, предпринятая уже упоминавшимся монахом Докё), слабая вовлеченность его в процесс принятия решений на государственном уровне не позволяла им играть сколько-нибудь серьезной роли в управлении страной.

Характер вовлеченности царя в дела церкви был не так однозначен, как в случае с тэнно, влиятельность церкви в деле формирования государственной идеологии было также намного больше (патриарх считался вторым после царя лицом в государстве). Это отражает общую ситуацию в тех странах, где христианство было государственной религией. В российском случае мы имеем дело как с прямым византийским влиянием, так и тем, что православие в условиях полиэтничности и поликультурности населения (и в условиях отсутствия системы светского образования) являлось чуть ли не основным идеологическим инструментом обеспечения культурной гомогенности, государственной самоидентификации и самоидентификации самого царя как повелителя (защитника) православных. То есть в отношениях между монархом и церковью аспект «зашиты» религии со стороны светской власти был значительно более выраженным, чем это было в Японии.

Царь председательствовал на церковных соборах и выступал, таким образом, до определенной степени в качестве истолкователя религиозной догматики и установлений церковной жизни (см., например, материалы Стоглавого собора 1551 г., где Иван IV задавал собору каверзные вопросы, имевшие по существу обвинительный характер). Известны случаи, когда между светской властью и церковью возникали споры относительно ритуала (Иван III и митрополит Геронтий спорили о том, как правильно совершать крестный ход– по солнцу или против солнца^{[699]699

⁸³Николай Борисов. Иван III. M.: «Молодая гвардия», с. 544.

[Закрыть]}). Василий III пригласил Максима Грека для исправления церковных книг, а Иван IV даже вступал в прямую религиозную полемику с протестантским пастором из Ливонии, Рокитой («министр збора братьев чешских»), иезуитом Антонио Поссевино, обменивался посланиями относительно вопросов веры и с польским королем. Значительную часть его полемики с Курбским также составляет религиозная проблематика.

Одним из принципиально важных византийских приобретений в области государственного строительства представляет собой концепт взаимоотношений между верховным правителем и Церковью, согласно которому Церковь и царь находятся во взаимодополняющих, «симфонических» отношениях. Одной из основных функций российского царя была защита православия и православных от ересей и иноверцев, забота о материальном благополучии церкви. Церковь же была обязана молиться за православного царя (точно так же, как она раньше молилась за хана) и идеологически обеспечивать его начинаниям поддержку подданных, используя для этого созданную веками пропагандистскую и материальную инфраструктуру.

Тем не менее, реальная динамика взаимоотношений царя и церкви отнюдь не исчерпывается идеалом «симфонии» (гармонии), поскольку и царь, и церковь обладали своими специфическими интересами, зачастую интерпретировали те или иные события по-разному, что создавало конфликтные ситуации достаточно часто. Так, низложение светской властью новгородских архиепископов было делом вполне обычным. В 1539 г. боярами без ведома еще не вошедшего в силу Ивана IV был низложен московский митрополит Даниил (за то, что он был «во едином совете» с Иваном Вельским), был сослан его преемник Иоасаф. За сравнительно короткий период существования царской власти также фиксируется несколько серьезнейших кризисов в отношениях царя и высшей духовной власти: в 1566 г. удалился в монастырь митрополит Афанасий, который, вероятно, добивался отмены опричных порядков; активное противодействие опричнине митрополита Филиппа (Колычева), который неоднократно отказывал Ивану IV в благословении, привело к его смерти – Малюта Скуратов задушил его; в 1586 г. митрополит Дионисий был лишен сана за противодействие Борису Годунову; в 1605 г. Лжедмитрий I низложил первого русского патриарха Иова (правда, при этом низложение было оформлено решением собора по всем правилам), патриарх Игнатий Грек был низложен сразу же после убийства своего покровителя Лжедмитрия I; патриарх Гермоген, несмотря на все старания «семибоярщины», низложен и осужден не был, но был сведен с патриаршего двора и умер в заточении в 1612 г.; патриарх Никон, в служебнике 1655 г. именуя себя вместе с Алексеем Михайловичем «богоизбранною, благочестивою и богомудрою двоицею», обосновывал тезис о превосходстве духовной власти над светской^{[700]700

  ⁸⁴ «Царь здешним вверен есть, а аз небесным… священство боле есть царства: священство от Бога есть, от священства же царства помазание… Священство всюду пречестнейше есть царства…» Цит. по: Н. Ф. Каптерев. Патриарх Никон и царь Алексей Михайлович. Сергиев Посад, 1912, т. II, сс. 182–183. Это утверждение является, с одной стороны, отражением общеевропейской полемики того времени (см. Тарнопольская И. О. «Божественное право королей» и «контрактная теория»: монархическая идея на западе и востоке Европы в XVI–XVII веках. – Царь и царство в русском общественном сознании. М., 1999, сс. 49–58), а с другой – развитием положения, сформулированного еще Макарием (видимо, еще до венчания Ивана IV на царство): «Аще же и сам царь, нося багряницу и царский венец, надеяся благородству и саном гордящеся, негодовати начнут нашего повеления и святым правилом не покоряющеся святых отец, дерзнет таковая сотворити, той с прежреченньми осужден будет яко гласу господню противятся» (см. Моисеева Г. Н. Старшая редакция «Писания» митрополита Макария Ивану IV. – ТОДРЛ, т. XVI, М.-Л., 1960, сс. 267–268). К идейным предшественникам Никона следует отнести и Геннадия, архиепископа Новгородского, который после первых конфискаций церковного имущества в Новгороде своей волей включил в службу на «обидящих святые церкви» – современники ясно понимали, что речь идет об Иване III. Сам Иосиф Волоцкий писал: «Аще и самии венец носящие тоя же вины последовать начнут… да будут прокляты в сие век и в будущий» (цит. по: Малинин В. Старец Елеазарова монастыря Филофей и его послание. Киев, 1901, с. 129). В русский обряд поставления на царство входит «поучение», которое произносит иерарх царю, чего не было в византийском чине.

[Закрыть]}, что и привело к суду над ним и смещению с поста патриарха. После этого теократические идеи церковных иерархов больше не играли существенной роли в российской истории. Хотя царь не имел формального единоличного права назначать и поставлять иерархов (эти вопросы находились в компетенции освященного собора^{[701]701

  ⁸⁵ Исключение составляет «дело» митрополита Филиппа, отреченного не по решению собора, но по приговору затерроризированной Иваном IV думы (он сам вел ее заседания и отрешение состоялось по его указу), в связи с чем Курбский восклицал: «Кто слыхал зде, епископа от мирских судима и испытуема?» (РИБ, т. 31, с. 311). Отступление царя от сложившихся правил отмечается и в «Житии» Филиппа: «Не убоялся суда Божия, еже царем не подобает святительския вины испытывати, но епископы по правилом судят», (цит. по: Р. Г. Скрынников, цит. соч., с. 286).

[Закрыть]}), но в реальности он имел огромное влияние на решение кадровых вопросов в церковной иерархии. Тем не менее, достаточно часто возникавшие конфликты между царем (светской властью) и высшим иерархом говорят о том, что царь не был в состоянии преодолеть дихотомию светско-церковных отношений и превратить церковь в простой придаток государственной суперструктуры^{[702]702

  ⁸⁶ Эта относительная самостоятельность церкви в значительной степени ликвидируется в 1721 г., когда вместе с принятием Петром I титула императора упраздняется и должность патриарха, что еще раз показывает, что понятия «царь» и «патриарх» находились в однозначно взаимообусловленных отношениях. И теперь при коронации не патриарх одевает на царя головной убор, а он сам надевает на себя корону.

[Закрыть]}. Однако если посмотреть на российскую ситуацию с макроисторической точки зрения, тенденция к подчинению церковной власти светской в московский период вряд ли может вызвать сомнение^{[703]703

  ⁸⁷ Взаимоотношения между светской и духовной властями в Новгороде (см. легенду о «белом клобуке» с ее акцентом на том, что этот клобук «честнее» царского венца) представляют собой предмет специального рассмотрения. Из восьми новгородских архиепископов, возглавивших кафедру после присоединения Новгорода в Москве, пятеро были лишены поста, подвергнувшись опале [Р. Г. Скрынников, цит. соч., с. 300).

[Закрыть]}. Это влияние светской власти на церковные дела приобретает формализованный характер со времени введения патриаршества (1589 г.), когда, в соответствии с византийским каноном, священный собор избирает трех кандидатов, после чего царь осуществляет окончательный выбор.

Влиятельность православной церкви в делах государственного управления вписывается в византийскую и общеевропейскую модель, когда христианство является «государственной» религией. Русская православная церковь дала государству немало деятелей, которые, в отличие от Японии, оказывали существенное влияние на ход мирских дел (Макарий, Сильвестр, Гермоген, Филарет, Никон и др.). Царь был вынужден считаться с мнением иерархов в намного большей степени, чем это наблюдается в Японии (Филарет и Никон даже носили титулы «великих государей»). Связанность царя и церкви была настолько велика, что повышение статуса правителя приводило к повышению статусу церкви и наоборот (недаром для международного признания титула «царь» столь большое значение имело получение московским митрополитом статуса патриарха, при этом основная инициатива по введению патриаршества принадлежала светской власти). Московский митрополит (патриарх) считался, как утке говорилось, вторым лицом в государственной иерархии. Вся государственная идеология вырабатывалась при прямом участии церковных деятелей, и не будет преувеличением сказать, что почти весь понятийный аппарат идеологии самодержавия был взят из христианского словаря.

Правитель и ритуал. Тэнно никогда не выступал в качестве истолкователя догматики^{[704]704

⁸⁸ Речь идет, разумеется, о буддизме, поскольку уровень развития мыслительной культуры синто в это время еще не позволял вести религиозно-философскую полемику.

[Закрыть]}, его роль заключалась в соблюдении различных табуаций и участии в религиозных церемониях, в некоторых из которых он выступал в качестве главного действующего лица. Эти церемонии могут быть подразделены по своему происхождению на синтоистские, буддийские и конфуцианские, но в реальности они имели явную тенденцию к слиянию в единый государственно-идеологический комплекс.

Хроники «Кодзики» и «Нихон секи» фиксируют множество случаев, когда тэнно выступает оракулом^{[705]705

  ⁸⁹ «Вот в соответствии с божественным повелением государыня стала играть на кото (род цитры, шаманский инструмент, под воздействием звуков которого приходили в транс. – А. М.). Тогда божество, вселившись в государыню, дало такое наставление…» («Нихон сёки», т. 1, с. 270).

[Закрыть]}, самостоятельно проводит гадание, тот или иной ритуал. Тэнно часто видит вещие сны, которые указывают на то, как следует ему поступить^{[706]706

  ⁹⁰ См., например, запись «Нихон сёки» о Дзимму, относящееся к тому времени, когда он покорял непокорных: «Во сне явилось ему Небесное божество, и такое наставление было речено: „Возьми глины близ святилища на горе Ама-но кагуяма, слепи восемь десятков плоских глиняных блюд, еще к тому изготовь священный кувшин, восславь богов Неба, богов Земли и священное заклинание скажи. Коли сделаешь так, то враги сами собой тебе покорятся"» (т. 1, с. 184). Дзимму поступает в соответствии с этим вещим сном и одерживает победу. Если же тэнно отказывается поступить согласно прорицанию, его ожидает смерть («Нихон сёки», т. 1, сс. 262–263).

[Закрыть]}. Тэнно принимал участие и в синтоистских ритуалах, определенных законодательством (их список содержится в законе VI «Рицурё», некоторые правила проведения ритуалов определяются в «Энгисики»^{[707]707

  ⁹¹ Перевод молитвословий, возглашаемых во время ритуалов см. «Норито. Сэммё». Перевод Л. М. Ермаковой. М.: «Наука», 1991.

[Закрыть]}).

Способ личного участия тэнно в этих ритуалах не всегда ясен. Основной формой участия тэнно, которую фиксируют хроники в VIII–X вв., является отправка посыльных в государственные святилища (их список приводится в «Энгисики») для совершения приношений и для «доклада» божествам о тех или иных событиях. Т. е. тэнно делегирует этим посланцам часть своих жреческих полномочий. В принципе такой способ поведения ничем не отличается от «обычной» модели государственного управления, когда между тэнно и непосредственным исполнителем его приказа находится соответствующая бюрократическая инстанция. Однако в данном случае тэнно выступает в качестве главного коммуникатора (жреца) между небесным и земным мирами, а не между составными частями подведомственных ему социума и территории. Интересно, что сам тэнно никогда не отправляется в свой родовой храм в Исэ, что было связано с какими-то не совсем понятными нам табуациями (вместо этого тэнно делегирует туда для совершения постоянных богослужений незамужнюю принцессу крови)^{[708]708

⁹² В записях «Нихон сёки» относительно Судзин говорится: «А до этого двух богов столпов – Аматэрасу-оомиками и Ямато-но оокуни-митама… почитали ритуалами в великом государевом дворце. Вот устрашился [Судзин] мощи этих богов, вместе с ними проживать было неспокойно. Тогда доверил он [принцессе] Тоё-суки-ирихимэ-но микото [почитание] Аматэрасу-оомиками, с тем, чтобы впредь обряды [в честь этой богини] совершались в Касануи, в Яма-то…» (Т. 1, с. 207).

[Закрыть]}. Главным ритуалом, в котором тэнно является основным действующим лицом, является праздник урожая (и его разновидности – церемонии интронизации дайдзёсай).

Участие тэнно в буддийских ритуалах молено определить как пассивное, поскольку он выступает фактически как обычный верующий – молится и выслушивает проповеди, является объектом воздействия ритуала (например, в случаях его болезни заклинания и молитвы обычно возглашают монахи), т. е. в рамках буддийского ритуала его харизма как бы аннигилируется. Поскольку тэнно не является «хозяином» буддийских ритуалов, буддизм, несмотря на его колоссальное культурное влияние, был отвергнут в качестве основной модели для построения государственной идеологии, буддийские церемонии не были включены в список общегосударственных празднеств[709]709
⁹³ Тезис об ограниченном влиянии буддизма на официальную идеологию подробно обосновывается в нашей работе «Древняя Япония. Буддизм и синтоизм», М.: «Наука», 1987.

[Закрыть].

Кроме синтоистских и буддийских ритуалов, тэнно принимает участие и в некоторых ритуалах, имевших китайское происхождение. Главным из них является календарная обрядность, связанная с проведением нового года по лунному календарю. В этой обрядности тэнно выступает уже как объект поклонения, поскольку главным компонентом новогодних церемоний является принесение поздравлений (поклонение) тэнно со стороны ближайшего придворного окружения (показательно, что поклонения другим лицам во время проведения нового года были запрещены, т. е. единственным «хозяином» в праздновании нового года был сам тэнно).

Помимо личного участия в ритуале, тэнно наделен полномочиями по регулированию определенных сторон ритуального поведения; он также может отдавать распоряжения о проведении внеочередных ритуальных мероприятий. В соответствии с буддийскими запретами на убиение живого именно тэнно периодически вводит запреты на соколиную охоту, рыбную ловлю с помощью бакланов, запрещает употребление в пищу мяса и рыбы^{[710]710

⁹⁴ Особенно интересен в этом отношении довольно абсурдный (и не приведший потому ни к каким серьезным последствиям) в условиях Японии указ 752 г.: «С 3-го дня 1-й луны и до последнего дня 12-й луны в Поднебесной запрещено убиение живых существ. Тем людям, которые проживают вблизи моря, занимаются рыболовством и не могут прожить [без убиения живого] выделяется на каждого человека по две меры неочищенного риса ежедневно» (Тэмпё сёхо, 4-1-3). Любопытно, однако, что самый удачливый охотник «Нихон сёки» – Юряку – одновременно признается и чрезвычайно кровожадным в отношении своих подданных. См., в особенности, эпизод, где небывало удачная охота сопровождается убийством ни в чем ни повинного человека и учреждением профессиональной корпорации мясников («Нихон сёки», т. 1, сс. 348–349).

[Закрыть]}, для исправления нежелательной ситуации государственной значимости (болезнь члена правящего дома, эпидемии, стихийные бедствия, голод, политические неурядицы) повелевает проводить моления в храмах и святилищах, проводить массовые пострижения в монахи, объявляет амнистии. Крупнейшим буддийским проектом был выпуск в свет 1 миллиона (!) буддийских молитв-заклинаний дхарани (отпечатаны ксилографическим способом). Каждый из листочков вложили в модель трехъярусной пагоды. Эта акция была призвана избавить страну от «загрязнения», вызванного мятежом Фудзивара-но Накамаро^{[711]711

⁹⁵ «Сёку нихонги», Хоки, 1-4-26, 770.

[Закрыть]}. Все это в совокупности говорит о том, что тэнно (с некоторыми оговорками в отношении буддизма) можно рассматривать как первожреца государственного синкретического религиозного комплекса. Его право и обязанность – «держать связь» с божествами синто и конфуцианским Небом, т. е. посредничать между разными мирами – миром богов и миром людей. В этом смысле он принадлежит к обоим этим мирам сразу.

В образе русского царя, равно как и в его поведении, в отличие от тэнно и других правителей древности (в том числе и европейских– французских и английских^{[712]712

  ⁹⁶Блок М. Короли-чудотворцы: очерк представлений о сверхъестественном характере королевской власти, распространенной преимущественно во Франции и Англии. М., 1998.

[Закрыть]}), почти отсутствуют черты, позволяющие говорить о жреческой природе его власти: князь (великий князь) не являлся главным действующим лицом при проведении «языческих» ритуалов плодородия, народная традиция также не наделяет его такими чертами. Хотя царь и имеет определенные распорядительные полномочия по устроению православного ритуала[713]713
  ⁹⁷ См., напр., рассказ Никоновской летописи о подготовке к штурму Казани: «Царь же благочестивый повеле во всех полцех уготовитися х приступу к неделе, и очистятца вси и у отцов духовных исповедуютца…» (ПСРЛ, т. XIII, с. 214). Взятие Казани также знаменуется организацией ритуальных мер по царскому указанию: «И повеле благочестивый царь и великий князь в своем полку под своим знаменем молебная пети о победе, благодарение Богу въздающе; и в той час повеле животворящий крест поставити, Нерукотворенный образ Господа нашего Иисуса Христа, на том месте, где знамя царьское стояло в время взятиа градского», (там же, с. 219).

[Закрыть], в целом он не регулирует повседневного обрядового поведения, которое определяется внутрицерковными установлениями (например, по соблюдению поста, проведению регулярных церковных праздников и служб). Царь не имеет права и на самостоятельное проведение христианского (православного) ритуала, в котором он выступает только в качестве одного из членов паствы, т. е. царь не является коммуникатором между разными мирами, между людьми и богом, оставаясь по преимуществу «царем земным»^{[714]714

  ⁹⁸ Исключение представляет собой только некоторый период жизни Ивана IV, назначившего себя во время опричнины игуменом, что вызывало возмущение многих современников…

[Закрыть]}. Поскольку царь фактически не имеет никаких полномочий в части регулирования отношений с природными силами, летописи также почти игнорируют природные процессы. Если же они и фиксируют природные аномалии, то царь в этих сообщениях обычно не упоминается[715]715
  ⁹⁹ «и от того времени не бысть дожща до Сентября месяца, но засуха и мгла велиа, аки дым горка, лесы выгореша и болота водные высохша, и солнце в третьи час дни явлешеся красно, и луч сияше от него красен чрез весь день, и зрети на него не мочно, а захождаше за два часа невидимо бяше, мгла толь бе велика, якоже и птиц не видети по воздуху парящих, а человек человека вблиз узрити, а птици на землю падаху» (ПСРЛ, т. XIII, сс. 69–70). Или: «Тоя же осени [1544], Ноября бысть дожди велии и вода велика, и лед пройде акы в весне, и людем убытки многие починилися» (там же, с. 145). На этом сообщение исчерпывается, об оказанной помощи пострадавшим или же о предпринятых мерах по приведению природы и социума в гармоничное состояние не сообщается. Рискуя показаться самонадеянными, все-таки предположим, что после такого красочного описания засухи или же наводнения японский летописец, вероятно, сообщил бы о мерах противодействия: приношения богам, амнистия, оказание помощи пострадавшим и т. п.

[Закрыть].

Несмотря на свои огромные полномочия в области определения должностной иерархии, царь не обладал правом на пожалование имен и фамилий – эта область находилась в пределах компетенции церкви (крещение)^{[716]716

¹⁰⁰ Задача царя – победить «поганых» татар, но приобщение их к «истинной» культурности лежит на церкви, которая крестит их и присваивает адекватные этой культурности имена, «…крещен бысть Казаньской царь Утемишь-Гирей, Сафа-Гиреев сын царев, а наречено имя ему во святом крещения Александр царь; а крещен у Чюда в монастыре, а крестил его Макарей митрополит, а приемник был владыка Сава Крутицкой. И ел царь новопросвещенный у Макариа митрополита, и, крестив его, митрополит привел благоверному царю и великому князю Ивану Василевичю всея Русии, и здравствовал государь, что сподобил Бог нечестивого царя просветить святым крещением» (ПСРЛ, т. XIII, с. 229). Вместе с тем необходимо отметить, что разрешение на крещение мусульманских царей дает сам царь, но по просьбе митрополита.

[Закрыть]}.

Необходимо отметить, что официальные летописи все-таки пытаются представить царя, как обладателя повышенных потенций по коммуникации с Богом. Так, Никоновская летопись сообщает: «Царю же благостивому приходяще к чюдотворному образу Пречистыа и х чюдотворным и целбоносным мощем святых Отец со слезами на мног час молениа творяще, токмо единому Богу сведущу…»^{[717]717

¹⁰¹ ПСРЛ, т. XIII, с. 180.

[Закрыть]}. При этом летописец (а вслед за ним и остальные подданные) ожидают, что за его благочестивость царя ожидает божественное откровение (соглашаясь выступить в поход против татар, его воины отвечают ему: «Готови с государем, а он, государь, наш промысленник зде и там нами промыслит, как ему, государю, Бог известит»^{[718]718

¹⁰² ПСРЛ, т. XIII, с. 191.

[Закрыть]}. Тем не менее, содержание этой коммуникации с Богом остается неизвестным – по всей вероятности, по той причине, что ее изображение противоречило всей русской традиции портретирования государя.

Высказанный нами скепсис относительно жреческой роли царя подтверждается, в частности, тем, что царь оказался не в состоянии наследовать ту ограниченно активную роль в христианском ритуале, которую играл византийский василевс. Концепция власти василевса в значительной степени строилась на римском наследии, где император является, в частности, главным жрецом – pontifex maximus. Поэтому василевсы имеют право на кажденье, носят свечу перед святыми дарами, благословляют народ, произносят христианские поучения. Смысл же участия русского царя в ритуале направлен не столько на акцентирование его главенства или же сверхъестественных потенций, сколько на демонстрацию глубины благочестия[719]719
¹⁰³В. Савва. Московские цари и Византийские василевсы. К вопросу о влиянии Византии на образование царской власти московских государей. Харьков, 1901, сс. 58-104.

[Закрыть]. В хронотопе ритуала царь занимает однозначно подчиненное место по отношению к митрополиту или патриарху. Поэтому-то иерарх и называет царя своим сыном[720]720
¹⁰⁴ ПСРЛ, т. XIII, с. 192.

[Закрыть], а царь называет его отцом.

Функция по обеспечению плодородия. Обеспечение богатого урожая и, значит, благосостояния «народа» (подданных) является одной из основных функций (обязанностей) тэнно. Это выражается в том, что тэнно считал себя ответственным за нормализацию годового природного цикла, проводил сезонные моления, ставившие своей конечной целью получение богатого урожая, повелевал провести моления в случае засухи или лее проливных дождей^{[721]721

¹⁰⁵ О личной власти тэнно над природными стихиями можно судить и по его персональному участию в молениях: «В эту ночь разразилась гроза, пошел ливень. Государь (Тэмму. – А. М.) сотворил молитву: „Если боги Неба и Земли хотят помочь мне, тогда пусть гроза и дождь прекратятся". Только он сказал так, как гроза с дождем прекратились» («Нихон сёки», Тэмму, 1-6-27).

[Закрыть]}. Подобный менталитет свойствен для многих древних обществ и, вполне вероятно, имеет в Японии местное происхождение, но конкретное формулирование обязанностей (ответственности) правителя по обеспечению плодородия, минимизации последствий стихийных бедствий, наносящих ущерб урожаю, сформировалось под прямым китайским влиянием.

В китайской политической доктрине предельно ясно выражена идея социальной ориентированности управления. Она имеет свои первичные основания в том, что, наряду с природой и природными божествами, «народ» – это один из элементов мироздания, содержание которого в гармоничном (упорядоченном) состоянии является первейшим долгом правителя. Поэтому хорош только тот правитель, при котором «народ» благоденствует^{[722]722

¹⁰⁶ В указе Гэнсё, в частности, говорилось: «За добродетели в работе управлений провинций и уездов почитаются: заботиться о народе и указывать ему, поощрять земледелие и разведение шелкопряда, иметь склонность к помощи народу в голоде и холоде. Вред же государству приносят такие люди, кто, находясь при должности, думают лишь о себе, земледелию не способствуют, выжимают из народа все соки. [Тех чиновников в управлениях провинций и уездов, которые] поощряют промысел и увеличивают богатство, следует причислить в верхнему разряду. Тех, кто поощряет промысел, но люди у них испытывают недостаток в одежде и еде, следует причислить к среднему разряду. Тех, у кого поля не обихожены, а люд мрет от голода и холода, следует причислить к нижнему разряду. Если таковых наберется более 10 человек, то такого чиновника от должности отстранять» («Сёку нихонги», Рэйки, 1-5-1, 715 г.).

[Закрыть]}. Такой подход оказал серьезное влияние на отправление тэнно своих ритуальных и практических функций.

Природные аномалии зачастую объяснялись недостатком запаса энергетики-добродетельности (яп. току, кит. дэ^{[723]723

¹⁰⁷ См. об этой категории: От магической силы к моральному императиву: категория дэ в китайской культуре. М.: «Восточная литература», 1998. См. также А. Н. Мещеряков. Рецепция теории «мандата Неба» в древней Японии (VII–VIII вв.) – Япония. Путь кисти и меча, 2002, № 1, сс. 52–58.

[Закрыть]}) у тэнно. В указах тэнно, посвященных различным бедствиям, он обычно принимает на себя ответственность за расстройство баланса природных сил.

Способы гармонизации и обуздания природной стихии, а также способы преодоления последствий природных бедствий^{[724]724

  ¹⁰⁸ Как ни парадоксально, но главными природными бедствиями в древней Японии признавались не знаменитые японские тайфуны и землетрясения, но засухи. Это связано с различной степенью антропогенезации ландшафтов в древности и в настоящее время. В настоящее время значительная часть территории архипелага представляет собой сплошной мегалополис, в связи с чем как тайфуны, так и землетрясения несут в себе значительный разрушительный потенциал. В древности освоенность человеком прибрежной полосы была меньше, что минимизировало количество потенциальное число пострадавших от тайфунов. Что касается землетрясений, то в условиях слабой антропогенезации ландшафта и малой скученности населения, они не представляли серьезной угрозы (в более недавние времена основной ущерб от землетрясений вызывался прежде всего пожарами). Засуха же имеет тотальное влияние на рисоориентированное земледелие в условиях недостаточного развития ирригационных систем. Подр. см. А. Н. Мещеряков. Древнеяпонское государство VIII в. и стихийные бедствия: ритуальные и практические формы контроля. – Российское востоковедение в память о М. С. Капице. М.: «Муравей», 2001, сс. 84-103.

[Закрыть]} имели в Японии как практический, так и ритуальный характер. Основные ритуальные меры включают в себя моления (обычно божествам синто, реже – буддам), жертвоприношения в синтоистских святилищах белых и гнедых коней, амнистии. К практическим мероприятиям, способствующим повышению благосостояния и плодородия, следует отнести следующие: материальная помощь многодетным, старикам и сиротам, награждение (повышение в ранге) владельцев «образцовых» хозяйств, освобождение (частичное и полное) от налогов по случаю стихийных бедствий и сопутствующего им неурожая^{[725]725

  ¹⁰⁹ Следует отметить, что освобождение от налогов практиковалось не только в случае неурожая, но и тогда, когда бывал получен хороший урожай. Эта мера носила как символический (тэнно разделял радость со своими подданными), так и, возможно, практический характер (отсутствие необходимости создавать переходящие запасы на следующий год). См., например, указ Тэмпё, 3-8-25 (731 г.): «Известно Нам: из всего, что даруют Небо и Земля, самым ценным является богатый урожай. Очень радуемся, ибо в этом году зерновые уродились. Разделяем эту радость с людьми Поднебесной. Повелеваем сократить наполовину полевой налог этого года. Кроме того, распоряжаемся отменить полевой налог в провинциях Авадзи, Ава, Сануки и Оки, а также простить в этих провинциях накопившиеся с 1-го года Тэмпё недоимки по платежам рисовых ссуд, как государственных, так и частных».

[Закрыть]}, предоставление ссуд рисом (для пропитания и в качестве посевного материала), направление из центра лекарей и лекарств в районы эпидемий, руководство в деле совершенствования агротехники (например, рекомендации сеять просо ввиду того, что, по сравнению с рисом, оно лучше хранится), поощрение строительства ирригационных систем. На случай неурожая в провинциях и уездах были учреждены склады с зерном, усовершенствованию работы которых придавалось очень большое внимание[726]726
  ¹¹⁰ Все перечисленные меры имеют одновременно и ритуальный (небоугодный) подтекст, поскольку само процветание народа является делом, угодным Небу.

[Закрыть]. Все эти мероприятия считались настолько важными, что неизменно находили отражение на страницах официальных хроник.