Текст книги "Культурологическая экспертиза . Теоретические модели и практический опыт"

Автор книги: авторов Коллектив

Соавторы: Наталья Кривич
сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 31 страниц)

Научная реставрация – это не только система мер по сохранению, консервации и восстановлению объектов наследия. Это поддержание исторического смысла в его действительных культурных правах – ценностное соотнесение, «приписывание» к конкретному семантическому единству. Задачами исключительно «материальными» такая процедура ограничиваться не может. Данное методологическое основание было предельно точно сформулировано А. Ф. Лосевым, отмечавшим, что «реставрация предстает как форма или способ физической реализации процесса культурного наследования, и в этом смысле, подчиняется его закономерностям» [225] .

Опыт отечественной реставрации (как в прошлом, так и в настоящем) зачастую остается невнимателен к принципиальности «мелочей». Это оказывается возможным даже в тех случаях, когда речь идет о важнейших национальных символах.

К числу традиционных на Руси принадлежит особый тип восьмиконечного креста, который присутствует и сохраняется на православных храмах нередко с дониконовских времен. Общим в композиции древнего и более нового (шестиконечного) креста оказывается взаимное расположение средней горизонтальной перекладины и помещаемой под нею перекладины наклонной, более короткой. В соответствии с каноном, один конец так называемого «подножия крестного» всегда оказывается выше другого, что имеет принципиальный характер. Противопоставление «правого» и «левого» выступает актуальным для напоминанием о различной участи разбойников, распятых вместе с Христом, хотя действительный смысл данного противопоставления намного архаичнее [226] . Верхний конец наклонной перекладины православного креста, таким образом, всегда обращен на север, а нижний указывает на юг.

Между тем на одном из самых известных храмов средневекового Пскова – соборе Спаса Преображения Мирожского монастыря (XII в.) – в течение нескольких десятилетий присутствовал прямо противоположный пример «крестовоздвижения». На старейшем из памятников отечественного зодчества, входившем в список Всемирного наследия ЮНЕСКО, восьмиконечный крест оказался развернутым на 180º. В этом случае он представлял собой не просто бессмысленный «перевертыш», но мог легко интерпретироваться в качестве эмблемы «левой руки» (Мэнли П. Холл). Поворот на 180º хорошо заметен на фотографии Б. С. Скобельцына (илл. 2) из его авторского фотоальбома «Псков» (1969 г.) (илл. 39, [С. 65]) [227] .

илл. 2

илл. 3

На снимке, отразившем метаморфозы реставрационной практики, вполне различимо старое покрытие главы Преображенского собора лемехом. В 1980-х гг. его заменили на медное, более удобное в эксплуатации. Лишь после этого было восстановлено и соответствующее православному канону положение надкупольного креста. На расположенных ниже фотографиях представлены сопоставимые ракурсы Спасо-Преображенского собора (вид с юго-восточной стороны) – снимок, сделанный в 1960-1970-х гг. (илл. 3), и современный вид памятника (илл. 4).

илл. 4

В исследовательской традиции православная ставрография представлена обширным корпусом текстов [228] , поэтому причину этой и аналогичных ошибок следует искать в другом. Это проблема не функциональных решений, а общего методологического подхода. В одном авторитетном издании конца 1970-х гг., посвященном проблемам сохранения памятников и их реставрации, отмечалось: «Реставрация<…>есть дискретный процесс, состоящий из отдельных, различных по своей сущности, видов деятельности…» [229] . Принципиально иначе этот вопрос уже тогда ставился Д. С. Лихачевым: «Культурную экологию не следует смешивать с наукой реставрации и сохранения отдельных памятников. Культурное прошлое нашей страны должно рассматриваться не по частям, как повелось, а в его целом» [230] .

Противопоставление «правого» и «левого» сохраняет свою актуальность в различных пространственных контекстах. Так, в сложившейся системе государственной эмблематики всегда строго фиксированным оказывалось положение инсигний (лат. Insignia) – внешних знаков могущества и власти [231] . Однако и в этом случае в процессе реставрации исторических объектов могли возникнуть показательные неточности.

Фасад Большого Петергофского дворца с двух сторон симметрично уравновешивают две «фланкирующие» пристройки – корпус Домовой церкви и так называемый корпус «Под Гербом». На его куполе расположен один из основных государственных символов, по которому эта часть дворца получила когда-то свое наименование. В объемной композиции герба, рассчитанной на восприятие с разных видовых точек и представляющей поэтому трехчастную структуру, присутствуют все главные имперские регалии – Держава, Скипетр и Меч. Однако произвольное следование этих символических деталей, возникшее и не исправленное в ходе реставрации, нарушает сегодня строго регламентированный когда-то порядок их расположения. В результате ни одна из пространственных проекций не соответствует сложившемуся в прошлом геральдическому канону, что приводит к ценностной нивелировке всей композиции. Так, скипетр (греч. σχήπτρον) – символ исполнительной власти – оказался не в правой, а в левой лапе двуглавого орла. При этом возникает очевидная двусмысленность, ибо нельзя «править» левой рукой. (Напомним эпизод из комедии Л. Гайдая по пьесе М. Булгакова «Иван Васильевич меняет профессию». В сцене приема западных послов герои Юрия Яковлева и Леонида Куравлева – непосвященные в тонкости дворцового протокола – несколько раз перекладывают царские регалии из одной руки в другую. Это подает дополнительный повод к общему подозрению: «Царь-то – подменный».)

илл. 5

илл. 6

Зеркальности петергофского реставрационного решения (илл. 5 и 7) можно противопоставить изображения орлов, украсивших после восстановления решетку Александровской колонны на Дворцовой площади (илл. 6 и 8).

илл. 7

илл. 8

Каноничными двуглавыми орлами, выполненными скульптором А. Адамсоном (илл. 9), были увенчаны когда-то и украшенные рострами гранитные обелиски при въезде на Троицкий мост со стороны Марсова поля (площади Суворова). Историческое расположение орлов хорошо просматривается на фотографии начала 1900-х гг., что было учтено при их недавнем восстановлении.

илл. 9

Семантическая реабилитация культурных идиом оказывается возможной лишь при наличии адекватного конструктивного принципа. В конфликте с упрощенными или стереотипными моделями строгость герменевтических процедур, как правило, проигрывает. В рассмотренных примерах конкретных реставрационных решений очевидно отнесение символического образа к некоему общему, т. е. нейтральному культурному «фону». В результате этого оторванный от пространственного контекста образ растворяется в прагматике самого элементарного толкования. Такие примеры Ю. М. Лотман и Б. А. Успенский предлагают рассматривать как «элементы текста старой культуры с утраченным кодом, то есть как тот случай, когда текст переживает код» [232] . Именно в этой ситуации проявляют свою деструктивную роль модели замещения, смешивания, ценностной подмены.

Реставратор – не только знаток, оценщик, специалист-консультант, совмещающий «квалифицированность» и «искусность», но и адепт, «craftsmaster». Его подготовка не может ограничиваться ремесленным образованием – т. е. навыками литейщика, чеканщика, позолотчика. Наличие реставрационной школы (в узкопрофессиональном понимании) не выступает условием решения затронутых вопросов. «Я боюсь фантазий реставраторов, слишком смело иногда “восстанавливающих” памятники по своему вкусу», – писал Д. С. Лихачев [233] . Дисфункция ценностной структуры ведет к ее неизбежному отчуждению и забвению. Реставрация – не «хирургия» и не «косметология» вещей. Это не столько технология или методика восстановления, сколько навык ценностной реконструкции – особого рода «герменевтическая методология». Именно поэтому надутилитарные атрибутирующие подходы сегодня по праву принадлежат к важнейшим коммуникативным практикам [234] .

Как указывает Вячеслав Иванов, «опыт обучения подтверждает, что когда человек действительно усваивает опыт предшествующих поколений, он делает это, сам решая задачи, а не зазубривая наизусть тексты» [235] . Именно так формируется культурная традиция, в которой вновь обнаруживается и воспроизводится прежний актуальный план высказывания – определяется угол вероятностного чтения текста, его ценностный ракурс.

Идиома (от греч. Idioma) – особенность, своеобразие. Как наследуемый культурный код она проявляет не только свою внутреннюю форму, но и соотносимый с нею культурный контекст. «Прошлые состояния культуры постоянно забрасывают в ее будущее свои обломки: тексты, фрагменты, отдельные имена и памятники. Каждый из этих элементов имеет свой объем “памяти”, каждый из контекстов, в который он включается, актуализирует некоторую степень его глубины» [236] . «Спящий ген культуры» всегда открыт потенциальному явлению смысла. Именно это имел в виду М. М. Бахтин, утверждая, что «у каждого смысла будет свой праздник возрождения». Данное положение философа может рассматриваться как концептуальное основание метода историко-культурной реконструкции: «В любой момент развития диалога существуют огромные, неограниченные массы забытых смыслов, но в определенные моменты дальнейшего развития диалога, по ходу его они снова вспомнятся и оживут в обновленном (в новом контексте) виде» [237] .Ю. М. Лотман в самых разных своих работах будет многократно и настойчиво возвращаться к поэтическому образу Е. Баратынского [238] :

…храм упал,

А руин его потомок

Языка не разгадал…

Что остается в старых камнях, когда уходит идея цельности, законченности, завершенности? Несколько ранее Баратынского эту проблемную тему развивал барон Андрей Львович (Генрих-Людвиг) Николаи:

И смотрят вниз со стен с негодованьем,

Разбросанные в беспорядке тут и там,

Огромные кирпичные заплаты,

Что связывают камни меж собой

И план строителя первоначальный искажают… [239]

Потенциальность культурного текста «живет» между актом письма и актом чтения. Процесс естественного воспроизведения не предполагает своей осознанной фиксации, так как самым непосредственным образом связан с системой недекларированных ценностей. В этом заключается принципиальное отличие культурных форм, естественных для восприятия, и форм, восприятие которых требует определенных усилий. Зачастую высокая степень «свернутости» и «герметичности» текста только повышает степень его информативности. «Нулевое содержание» проявляется и раскрывается в «преодолении» языкового материала, когда не-информация становится информацией.

Как отмечал Ю. М. Лотман, «вырванные из археологических контекстов отдельные археологические находки<…>первоначально даны нам как тексты на н и к а к о м языке. Нам надо знать, что это тексты, но код для их прочтения предстоит нам сформулировать самим…» [240] . Алгоритм профессиональной атрибуции может быть сведен к трем главным взаимообусловленным оценочным процедурам:

а) «узнавание» культурного текста как особого, упорядоченного, строго организованного семантического единства;

б) выявление (установление) языка, на котором он создан;

в) культурная интерпретация текста на языке подлинника.Условием семантической реабилитации культурных идиом выступает «этимологическая» прокомментированность и выявленность их внутренней формы. Expertus в переводе с латыни – не только «опытный», но и «сведущий». Восстановление семантических разрывов, утраченных смысловых связей возможно лишь тогда, когда культурная рецепция включает в себя новые, ранее неучтенные или не вполне осмысленные пласты культуры. Любой ориентированный в будущее национальный проект немыслим без четко осознанной ценностной ретроспективы. Об этом в стихотворном послании «К Вульфу, Тютчеву и Шепелеву» (1826) размышлял когда-то молодой Н. Языков:

Скрижали древности седой

О настоящем вопрошаем.

Работа здравая! На ней

Душа прямится, крепнет воля,

И наша собственная доля

Определяется видней!..

Наследие предполагает наследников. Отношение к прошлому как актуальному факту формирует «чувство следа», выступает мерой и критерием последовательности. Современный человек вновь и вновь вынужден останавливаться перед проблемой «собирания» своих множественных культурных идентичностей. Именно на это должна быть сориентирована целостная методология подготовки современного специалиста-гуманитария.

Актуальные вопросы стандартизации и концептуализации музейной деятельности

А. А. Никонова

В современном постиндустриальном обществе распространяется стандартизация всех форм общественной деятельности, не избежал данной участи и музей, один из традиционных институтов сохранения, трансляции и освоения культуры. Стандартизация деятельности человека способствует развитию универсализации сознания и воспроизводству устойчивых структурных моделей не только поведения, но и аналитики реальности. Особенно ярко эти тенденции проявляются в создании метаязыка описания социокультурных процессов, состоящего сегодня, в большей мере, из экономических и маркетинговых терминов. В музейном пространстве этот процесс связан с появлением антиномии ценностных различий между базовыми и современными функциями музея. Очевидно, что отношение индивида с культурным наследием базируется на фрагментарном знании и дополняется эмоциональным и образным механизмом восприятия реальности, поэтому развитие творческих способностей посетителей в музее и восприятие ими музейной услуги, как некоторого товара находится в несомненном конфликте, вызывая антагонизм ценностных характеристик духовной деятельности человека, сохраненной в музейных предметах с конкретной музейной практикой. Сегодня в музее востребованы в основном различные информационные продукты, которые музей должен лишь эффективного хранить и представлять. В этой связи, наметившийся концептуальный бум в музейном проектировании маркирует кардинальный поворот в понимании миссии музея, как учреждения, генерирующего духовные ценности на основе изучения и творческого предъявления разнообразного социального и культурного опыта, к музею, модернизирующему организационные, управленческие, финансовые структуры, коммуникационные механизмы и материально-техническую базу. Поэтому многие аналитики, рассматривая модернизацию как процесс положительного изменения технологических основ музейной деятельности, главное внимание при определении современных функций музея уделяют удовлетворению потребностей посетителей и интересам партнерских организаций.

Попытка стандартизации музейной деятельности не может быть принята без обсуждения и научного анализа в профессиональном сообществе. Общей целью стандартизации является защита интересов потребителей и государства по вопросам качества продукции, процессов и услуг. Появившееся первоначально в рамках дискуссии понятие музейной услуги сегодня уже закреплено законодательно, и впервые в этом году государство выделяет музеям финансы под конкретные услуги, которые оно заказывает музеям. Однако может ли быть установлен денежный эквивалент воспроизводству духовных потребностей человека? Как определить эффективность трансляции ценностных активов прошлого музеем или архивом? Одно можно утверждать определенно: в сфере культурной и образовательной деятельности количественные показатели «не работают». Следовательно, невозможно копирование принципов стандартизации, принятых в иных областях социальной деятельности, в музейную среду. Основными принципами стандартизации являются: добровольное и единообразное их применение, применение международного стандарта как основы разработки национального стандарта, системность стандартизации, недопустимость создания препятствий производству и обращению продукции, принцип гармонизации, объективность проверки требований и др. Необходимость разработки и применения принципов стандартизации должна быть закреплена в законодательных и нормативных актах. В отличие от библиотечного дела, где форма библиографического описания определяется государственными стандартами, статус музейных стандартов в ближайшее время может носить только рекомендательный характер. Музеи и другие организации будут их использовать на добровольной основе в том случае, если они согласны участвовать в совместных работах в рамках музейного сообщества. Международным советом музеев (ИКОМ) были разработаны минимальные стандарты для определения качественного уровня работы музеев, входящие в Кодекс музейной этики [241] . Однако они не являются обязательными для музейного профессионального сообщества России. Сегодня в России в ряде регионов разработаны модельные стандарты деятельности музеев [242] . Необходимость создания таких документов регионального уровня инициирована органами управления, для которых, в результате получения дополнительных властных полномочий, остро стоит задача не только финансирования, но и контроля над подведомственными учреждениями культуры. Речь идет о необходимости «закрепления в виде нормативов минимально необходимых параметров, которые могут обеспечить жизнедеятельность музеев в современных условиях» [243] .

Анализ некоторых модельных стандартов показал их структурную идентичность и повторяемость формулировок, что является одним из критериев стандартизации. Но в данном случае он сводит к минимуму уникальность музеев, их неповторимость и типологическую специфику, а также особенности историко-культурного развития региона. Модельный стандарт делится на два раздела: Преамбулу (общие положения) и Приложения (отдельные нормативные и методические документы). В первую часть входят следующие разделы: услуги, предоставляемые населению музеями; обеспечение доступности музейных услуг; ресурсная база музея; нормативный ресурс; фондовый ресурс; материально-технический ресурс; финансовый ресурс; кадровый ресурс; организационно-методическое обеспечение деятельности музея; музей и местное сообщество. Показательно, что только в стандарте Ямало-Ненецкого округа (2010 г.) составители ввели раздел – научно-исследовательская работа в музее, что является как раз основной функцией музея, обеспечивающей выполнение намеченных в стандарте целей: хранение музейных предметов и музейных коллекций; выявление и собирание музейных предметов и музейных коллекций; изучение музейных предметов и музейных коллекций; публикация музейных предметов и музейных коллекций и осуществление просветительной и образовательной деятельности. Таким образом, любому музейному специалисту понятно, что базовые функции музея как особой культурной формы (собирание, сохранение, изучение и публикация историко-культурного наследия) в данном нормативном документе находятся в противоречии с услугами, ресурсами и организационно-методическим обеспечением.

Интересно отметить, что в некоторых документах отразились современные трудности, существующие в музееведческой теории. Например, наблюдаются разночтения в названиях учреждений, для которых написаны модельные стандарты. В стандарте Ямало-Ненецкого округа это – учреждения музейного типа, в стандарте Ульяновской и Иркутской области – музеи муниципального образования, в стандарте Хабаровского края – муниципальные музеи. В музейной теории существует разработанная классификация музеев по различным критериям. Так в классификации по форме собственности дано деление на государственные, негосударственные музеи (муниципальные, ведомственные, корпоративные и частные), что позволяет отнести формулировки – музеи муниципальных образований и муниципальные музеи – к одной группе – муниципальные. Однако из текста модельного стандарта Иркутской области следует, что он относится ко всем музеям, находящимся на территории Иркутской области (43 – государственных и 38 – муниципальных). Другой термин, появившийся в модельном стандарте Ямало-Ненецкого округа, – учреждения музейного типа – отразил современную тенденцию размывания дефиниции «музей» и как следствие массовое возникновение во всех регионах России культурно-развлекательных учреждений (аналогов советских домов культуры и творчества), имеющих в названии термин «музей». Музейные специалисты попытались в 2010 г. в словаре «Актуальных музейных терминов» провести различие между музеем и не музеем, назвав эти организации – учреждения музейного типа. Тогда получается, что модельный стандарт Ямало-Ненецкого округа создан не для музеев? Это предположение не подтверждается при чтении текста документа, где все цели, функции и задачи прописаны для музеев. Мы видим результат расплывчатости понятий и желание разработчиков нормативных документов охватить весь спектр существующих форм учреждений культуры. Такие «ошибки» не могут считаться безобидными, они существенно меняют восприятие массовым посетителем базовых функций музея, в результате не только государство (управленческие структуры), но и общество воспринимает музей как культурное учреждение, обязанное предоставлять лишь некоторое разнообразие «потребительских услуг», которое свойственно в современном мире супермаркетам, галереям, образовательным учреждениям, развлекательным и туристским комплексам. Вероятно, таких несоответствий можно было бы избежать при проведении экспертизы проектов модельных стандартов, но процедура создания и утверждения стандартов не предусматривает таковую.Особенно странными, и даже страшными, при введении такой тотальной стандартизации в сферу культуры являются количественные рекомендации о численности музеев на душу населения! Расчет показателей не учитывает конкретной историко-культурной ситуации района, а исходит из критериев доступности музейной услуги. Так постоянные экспозиции в музеях названы стационарными формами обслуживания, что меняет содержание деятельности музея. Проектирование экспозиций и выставок в музее основывается на результатах научных исследований музейных коллекций, результатах атрибуции музейных предметов. Основной задачей музейной деятельности является изучение и сохранение всей полноты исторической и художественной информации подлинного музейного предмета – это и есть одна из основных форм актуализации культурного наследия. Популяризация результатов исследования (а не обслуживание) возможна тогда, когда в музее созданы все условия для научно-исследовательской деятельности.

Стационарные формы обслуживания

«Могут создаваться и действовать музеи, различающиеся по их целевому назначению и составу фондов, а также по другим основаниям (курсив мой – А. Н .). За сетевую единицу принимаются краеведческие и мемориальные музеи, музеи изобразительных искусств, технические, исторические, этнографические, литературные, народного творчества, воинской и трудовой славы, другие музеи, являющиеся самостоятельными юридическими лицами или функционирующие без образования юридического лица, а также музеи-филиалы без образования юридического лица, территориально обособленные экспозиционные отделы музеев, расположенные на иных участках по отношению к головному для них музею» [244] . Данная нормативная таблица есть во всех стандартах независимо от региона, его истории и реальной социокультурной ситуации. Трудно понять, почему музеи необходимо создавать исходя из численности населения, а не из наличия историко-культурных объектов и мемориальных и памятных мест? Такая стандартизация музейной деятельности стимулирует процесс поиска историко-культурного основания для брендинга территории или населенного места с целью привлечения туристического потока (музей волка, мыши, гвоздя и т. д.), но не создает условия для поддержки базовых функций музея и сохранения культурного наследия нации.

Нет разнообразия и в предоставлении услуг физическим и юридическим лицам в стандартах. К музейной услуге отнесены: организация выставок и постоянного экспозиционного обслуживания, экскурсионное обслуживание, лекционное обслуживание, проведение культурных мероприятий: праздников, представлений, обрядов и др., организация работы лекториев, школ и курсов по различным отраслям знаний, других форм просветительской деятельности, справочные, информационные и рекламно-маркетинговые услуги, другие виды досуговых и сервисных услуг в сфере культуры и смежных отраслях (курсив мой – А. Н .). Услуги музея носят интегрированный характер и могут быть представлены в различной форме: массовой, камерной, индивидуальной, интерактивной с соблюдением условий, обеспечивающих безопасность и сохранность экспонируемых предметов (в выставочном зале, в учебном заведении и т. д.).

В раздел нормативных ресурсов модельного стандарта не включена «Концепция (создания или) развития музея» как отдельный и необходимый для музея документ. Учредительным документом музея является Устав, локальными актами являются: коллективный договор; штатное расписание; структура музея; положение о структурных подразделениях; правила внутреннего трудового распорядка; должностные инструкции и т. д. Таким образом, следует отметить наличие достаточно существенных несоответствий в определении целей и задач музея, прописанных в новых модельных стандартах музейной деятельности и сформулированных в музееведческой теории. На данном этапе развития музея в России процессы стандартизации и концептуализации музейной деятельности осуществляются независимо друг от друга. Модельные стандарты не требуют экспертных оценок профессионального сообщества, они созданы для управления и контроля учреждений культуры органами власти, которые финансируют их. Поэтому основная часть этих документов содержит нормативные инструкции по оснащению культинвентарем и техническими средствами, расходу хозяйственных товаров, расходу на текущий и капитальный ремонт здания музея, рекомендации по определению штатной численности работников, обеспечению подписными изданиями и пополнению библиотечных фондов. Показательно, что в нормативные документы включены и рекомендации по формированию имиджа музея муниципального образования, где акцент делается на информационный, архитектурный, фондовый, оформительский аспекты создания имиджа, а также способы поддержания корпоративной культуры.

Обозначенные приоритетные «точки роста» современного музея подтверждают необходимость создания новых концептуальных подходов в планировании деятельности данного учреждения. Процесс модернизации и маркетинговые технологии позволили легко освоить не только создание модельных стандартов чиновниками, но и освоить музейным специалистам технологию создания «Концепций развития музея». Существенную методическую помощь в приобретении таких навыков оказали разработки Лаборатории музейного проектирования Российского института культурологии и семинары экспертов Фонда В. Потанина, проходившие в рамках конкурса «Меняющийся музей в меняющемся мире» [245] . За период с 1987 г. по 2010 г. сотрудниками Лаборатории было разработано более 25 Концепций развития музеев и одна Концепция создания музея (Концепция и программа создания Сургутского художественного музея). Однако в научной литературе ощущается недостаток исследований по анализу не только отдельных Концепций, но и региональных особенностей, эффективности внедрения предложенных способов и форм развития.

Для того чтобы ответить на вопрос: возможно ли сегодня найти тот оптимальный путь развития, который поможет избежать крайностей и органично сочетать лучшие традиции классического музея с современными инновационными процессами, необходимо провести предварительный анализ результатов концептуализации музейной деятельности. За последние пять лет количество опубликованных в печати или Интернете «Концепций развития музеев» выросло на порядок, что свидетельствует о своеобразном «концептуальном буме» в музейной среде. Концептуальный подход предполагает существование или формирование процесса перехода от конкретного объекта к абстрактному или от абстрактного объекта нижестоящего уровня к абстрактному объекту более высокого уровня. Если с позиций философской рефлексии концептуализация рассматривается как процедура введения онтологических представлений в накопленный массив эмпирических данных, первичная теоретическая форма, обеспечивающая теоретическую организацию материала, то с точки зрения экономики концептуализация определяется как определение понятий, отношений и механизмов управления, необходимых для описания процессов решения задач в избранной предметной области [246] . Концепция проекта – это главный замысел будущего проекта, его «принцип». Она отражает стратегию развития учреждения и строится на базе сформулированных миссии, целей и задач. Задача концепции – формулировка идей, которые впоследствии лягут в основу технического задания и, затем, и в сам проект.

Вероятно, для любого развивающегося учреждения культуры наступает период, когда встает задача сформулировать и представить план дальнейшего развития. Необходимость разработки концепции создания или развития музея была закреплена в методических рекомендациях Министерства культуры еще в 1980-х годах. Написание концепции развития как музея в целом, так и отдельных частей является частью научно-исследовательской деятельности музея и требует сбора и анализа широко круга материалов. В советской государственной системе «Концепция развития музея или музея-заповедника» обычно составлялась на 5 лет и соответствовала пятилетним планам развития, обязательным для промышленного производства. В то время это был скорее план перспективного развития, чем концептуализация идей и определение миссии музея. На практике реального документа под названием «Концепция развития …» не имело большинство советских музеев, поскольку их деятельность определялась министерскими нормативными документами. Разделение форм собственности и новые экономические условия поставили музеи в сложные условия поиска своего места в рыночной экономике. Одновременно в конце 1990 годов появились исследования, посвященные определению миссии музея. Однако сколько не писали об этом, вряд ли нужно было искать новые цели и задачи для столь устойчивого учреждения, связанного с сохранением, изучением и трансляцией прошлого и имеющего a priori положительный имидж у населения. Одной из первых детально разработанных концепций стала «Концепция развития Самарского областного историко-краеведческого музея им. П. В. Алабина», отразившая многие проблемы музееведческой науки конца XX века, но остающихся актуальными и сегодня, опубликованная в сборнике «Музей и коммуникация» в 1998 году. [247] Концептуальный подход к деятельности музея проявился впервые в данном документе при анализе теоретических основ музейной науки. Авторы отмечают, что «теоретический вакуум, возникший в музееведении, проявляется в неготовности музеев формулировать концепции своего развития в новых условиях; в низкой эффективности прикладных музееведческих исследований и разработок, не находящих опоры в фундаментальных представлениях; в отсутствии научных предпосылок для выработки приоритетов и принципов музейной политики, не сводящихся к идее совершенствования существующих структур и манипулированию количественными показателями» [248] . Концепция Самарского областного историко-краеведческого музея им. П. В. Алабина и сегодня является наиболее детально разработанной, оригинальной и концептуально обоснованной. Многие музеи России используют структуру этой концепции для создания своей Концепции развития. Интересен еще один методический документ, подготовленный и утвержденный Комитетом по культуре Правительства Санкт-Петербурга в 2008 году, – «Методические рекомендации по разработке концепций развития деятельности государственных музеев, подведомственных Комитету по культуре» [249] . Документ носит рекомендательный характер, в нем кратко сформулированы сроки (5 лет) действия Концепции и основные разделы (8 разделов). Остановимся только на методических рекомендациях написания Раздела 2. Основные цели и задачи деятельности музея. Определение миссии музея. В документе содержатся следующие рекомендации: «Цели должны быть конкретными, реалистичными, достижимыми. Необходимо формулировать их таким образом, чтобы на завершающем этапе реализации Концепции была возможность оценить степень их достижения. Следует обозначить связь между целями и задачами деятельности музея и основными направлениями развития сферы культуры Санкт-Петербурга, изложенными в Концепции развития сферы культуры Санкт-Петербурга на 2006–2009 годы. Формулировка миссии музея должна иметь обобщающий (относительно целей и задач) характер, отражать индивидуальность музея, подчеркивать его роль в культурной и общественной жизни Санкт-Петербурга. Рекомендуется уточнить определение миссии на завершающем этапе реализации Концепции» [250] . В документе имеются рекомендации по написанию раздела 8 – Способы оценки эффективности реализации Концепции, где предлагается учесть не только количественные показатели деятельности музея, но и качественные. Однако не раскрыто, какие критерии необходимо учитывать при оценке качественных показателей.