Текст книги "История русского романа. Том 1"
Автор книги: авторов Коллектив
Жанры:
Культурология
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 65 страниц) [доступный отрывок для чтения: 24 страниц]
1
Одним из значительных явлений в истории русского романа и 30–е годы XIX века было возникновение и развитие исторического романа. Исторический роман возникает в мировой литературе как отражение бурных событий, связанных с ломкой феодального порядка и развитием капитализма. Он формируется на почве нового исторического мышления, пришедшего на смену рационалистической философии века Просвещения. В русской литературе крепостной эпохи исторический роман складывается как отражение борьбы вокруг дела декабристов, как проявление подъема национально – исторического самосознания русского народа, вызванного событиями 1812–1825 годов, развития общественного интереса к отечественному историческому прошлому, к проблемам своеобразия народного характера, национальной культуры.
Литературные источники русского исторического романа XIX века восходят к повествовательной прозе на историческую тему периода сентиментализма (повести Карамзина «Марфа Посадница» и «Наталья, боярская дочь»).
Появление национальной исторической темы в русской повествовательной прозе имело прогрессивное общественно – художественное значение. Карамзин делает шаг вперед по сравнению с Херасковым, исторические романы которого носят совершенно сказочный характер, изображая «образы без лиц, события без пространства и времени». В повестях Карамзина всё же «действовали люди, изображалась жизнь сердца и страстей посреди обыкновенного повседневного быта». [266]266
В. Г. Белинский, Полное собрание сочинений, т. VII, Изд. АН СССР, М., 1955, стр. 133. Все последующие ссылки на это издание (тт. I‑XIII, 1953–1959) даются в тексте так: (Б, том, страница).
[Закрыть]Идейное и стилистическое влияние его исторических повестей продолжалось длительное время, дойдя до Загоскина и Лажечникова (повесть «Малиновка»). Однако историзм повестей Карамзина носил дидактический характер. История была в них предметом нравоучения. Историческая проза Карамзина не разрешила вопросов, связанных с возникновением исторического романа в русской литературе. В частности, Карамзин еще не ощущает необходимости исторической стилизации в воссоздании исторических различий в психологии, морали, духовном облике и языке людей разных веков.
Не разрешили проблемы создания исторического романа и писатели– декабристы, обращавшиеся к нему.
К 1816 году относится попытка М. С. Лунина написать исторический роман. «Я задумал исторический роман из времен междуцарствия: это самая интересная эпоха в наших летописях, и я поставил себе задачею уяснить ее. Хотя история Лжедимитрия и носит легендарный характер, но все‑таки это пролог к нашей теперешней жизни. И сколько тут драматизма!» – рассказывал он французскому литератору Оже. [267]267
Из записок Ипполита Оже. «Русский архив», 1877, кн. II, № 5, стр. 56.
[Закрыть]Написанная на французском языке, первая часть романа до нас не дошла.
Одновременно попытку создать исторический роман сделал Ф. Н. Глинка. В 1817 году в приложении к третьей части его «Писем к другу» вышло начало его романа «Зинобий Богдан Хмельницкий, или Освобожденная Малороссия», появившегося полностью отдельным изданием в двух частях в 1819 году. Работая над романом о великом деятеле истории Украины, Глинка старался «получить о нем всевозможные сведения во время пребывания в Киеве, Чернигове и на Украйне. Я сбирал всякого роду предания, входил во все подробности и вслушивался даже в песни народа, которые нередко объясняют разные места истории его». [268]268
Ф. Глинка. Письма к другу, ч. III, СПб., стр. 148–149. О романе Глинки см.: С. Машинский. Историческая повесть Гоголя. Изд. «Советский писатель», М., 1940, стр. 17–19.
[Закрыть]
Роман проникнут идеями борьбы против деспотизма, за независимость Родины, выразителем которых является молодой Богдан Хмельницкий. Но уровень исторического мышления автора оказался невысоким. Глинка не заботится о раскрытии характера Хмельницкого как деятеля определенной исторической эпохи: образ героя романа – лишь рупор для выражения мыслей самого писателя. События романа сводятся к изображению личных отношений молодого Хмельницкого, к любовной интриге. Народная жизнь в романе не показана, действие не связано с движением народных масс, страдавших под игом панской Польши. Исторические события освещаются в духе романтического толкования роли выдающейся личности. «Является герой, вдохновенный небом, подкрепляемый счастием. Он велит – и тысячи малороссийские повинуются ему…», – пишет Глинка о взаимоотношениях Богдана Хмельницкого и народных масс Украины. [269]269
Ф. Глинка. Письма к другу, стр. 160.
[Закрыть]Весь стиль романа с его риторикой, с образами, оторванными от конкретной исторической действительности, с морализированием и сентиментальными ламентациями восходит к традициям классицизма и отчасти к прозе Карамзина.
Известную роль в развитии эпической формы в художественной разработке исторической темы сыграли романтические повести А. А. Бес– тужева – Марлинского 20–х годов. Сам Бестужев не пробовал сил в области романа, но довольно точно определял значение своих исторических повестей, указывая, что они «служили дверьми в хоромы полного романа». [270]270
А. А. Бестужев – Марлинский, Сочинения, т. 2, Гослитиздат, М., 1958, стр. 595.
[Закрыть]Пушкин прямо советует ему писать роман, элементы которого он усмотрел в повестях Бестужева. Одним из первых Бестужев поставил вопрос об использовании для передачи облика исторического прошлого языка древних времен, задачу исторической стилизации, решенную, однако, в его собственных повестях неудачно, в духе романтической народности. [271]271
О повестях А. А. Бестужева 20–х годов см.: В. Базанов. Очерки декабристской литературы. Гослитиздат, М., 1953, стр. 305–335.
[Закрыть]
Наиболее заметны реалистические тенденции в исторической прозе декабристов у А. О. Корниловича. Его исторические очерки об эпохе Петра I послужили материалом в работе Пушкина над «Арапом Петра Великого». Корнилович не хотел следовать за теми историками, которые всю славу правителей основывали на воинских успехах. Он обращается к внутренней и даже хозяйственной стороне жизни того времени. Образ Петра I как прогрессивного исторического деятеля – просветителя предваряет пуш-кинский образ Петра. Находясь в крепости, Корнилович пишет произведение из эпохи Петра I «Андрей Безымянный», вышедшее в 1832 году без имени автора, с подзаголовком «Старинная повесть».
Корнилович понимал необходимость реалистического отображения исторического прошлого и в связи с этим трудности, стоявшие перед писателем. Исторический роман требует «величайшей тонкости в событиях, характерах, обычаях, языке», – замечает он. [272]272
Литературный архив, т. I, Изд. АН СССР, М. —Л., 1938, стр. 420.
[Закрыть]Он стремится к правдивому воссозданию быта и нравов петровского времени, тщательно описывает костюмы, обстановку, утварь, детали свадебного обряда, заседаний Сената. Критически освещен вымышленный представитель помещичье – кре– постнической среды, который преследует крестьян и готов за вину одного передрать всех для «острастки». Но персонажи повести не похожи на людей петровского времени. Корнилович заставляет Петра произносить такие тирады: «Да спеет народ мой на стезе просвещения!.. Да восторжествует истина, воссядет правда на суде!» [273]273
А. О. Корнилович, Сочинения и письма, Изд. АН СССР, М. —Л., 1957, стр. 69, 113.
[Закрыть]В повести раскрыта не типичная для петровской эпохи драматическая судьба благородного одиночки, что являлось одной из излюбленных тем декабристской литературы. Образ героя старинной повести напоминал не о старине, а о современности. В личности Андрея Безымянного, честного дворянина – патриота, преследуемого слугами всесильного деспота Меншикова и вырученного царем, звучали надежды на просвещенного и гуманного монарха самого писателя – декабриста, также не сумевшего преодолеть при обращении к историческому прошлому присущего всей декабристской литературе греха модернизации. «Недостаток материалов повредил много занимательности и достоинству романа. Ни один характер не развит. Страсти людские всегда те же, но формы их различны. Эти формы проявляются в разговорах, кои должны носить на себе печать века, обнаруживать тогдашние понятия, просвещение, быть выражены своим языком. Я не мог этого соблюсти…», – признавался сам Корнилович. [274]274
Литературный архив, т. I, стр. 420.
[Закрыть]
После славного и необходимого, но тяжелого и горького опыта 14 декабря 1825 года интерес к вопросам истории, исторического развития России возрастает и обостряется. Пушкин, Н. Полевой, Чаадаев и другие обращаются к проблемам русской и всемирной истории, к философии истории. Правящая реакция, учитывая роль умственного движения в подготовке 14 декабря, со своей стороны выдвигает историческую теорию, стремящуюся оправдать самодержавно – крепостнический строй в России. Ее история противопоставляется истории Запада с тем, в частности, чтобы представить дело декабристов как антинародное, якобы противоречащее всему историческому развитию русской нации и привнесенное чужеземным идеологическим влиянием. В борьбе с реакционной идеологией официальной народности прогрессивная мысль защищает сближение России с Западом. Борьбу за дело декабристов, за развитие гуманистических идей и просвещения, «неминуемым следствием» которого, как он твердо верил, явится «народная свобода», продолжил в новых условиях Пушкин; [275]275
Пушкин. Полное собрание сочинений, т. XI, Изд. АН СССР, М., 1949, стр. 14. Все последующие ссылки на это издание (тт. I‑XVI, 1937–1949, Справочный том, 1960) даются в тексте так: (П, том, страница).
[Закрыть]он сделал наиболее глубокие философско – исторические выводы из бурных потрясений своей эпохи.
Идейное содержание этой борьбы, различные концепции русского исторического процесса и нашли свое отражение в историческом романе 30–х годов.
На Западе исторический роман уже приобрел к тому времени огромную популярность. Романы Вальтера Скотта получили мировую известность, его влияние плодотворно сказалось не только в литературе, но и в исторической науке.
В своих романах, что было огромным шагом вперед в развитии мировой литературы, Вальтер Скотт стремился выявить национальное своеобразие исторической жизни народа. Обращаясь к большим общественным кризисам в истории страны, писатель всегда стремился охватить своим творческим воображением всю нацию, как верхи, так и низы английского общества данной эпохи. Он прослеживает отражение значительных исторических событий в народной жизни, их воздействие на судьбы отдельных людей. В своих романах Вальтер Скотт сумел ярко отобразить политические битвы эпохи феодализма, национальные и общественные различия в разные периоды английской и шотландской истории.
В созданных Вальтером Скоттом образах людей различных эпох раскрыты определенные общественные течения, исторические силы и тенденции, а в столкновениях людских интересов – исторические противоречия и столкновения. Персонажи его романов всегда представляют собою целые общественные группы, профессии, цехи, родовые кланы, различные слои народа.
Деятельность исторических личностей рисуется Вальтером Скоттом как выражение переломных моментов в историческом развитии нации или общественной группы. Исторический деятель выступает у писателя как сын своего времени и в то же время как представитель определенной исторической тенденции, приход которого подготовлен предшествующими событиями.
Новаторство великого английского романиста проявилось также в широком изображении быта, в передаче национального колорита, реальных обстоятельств жизни своих героев. Писатель как бы вживается! в старину, в его романах богато представлены археологические и этнографические детали, характеризующие материальную и духовную куль– туру эпохи, воспроизведены типические черты национального пейзажа, но всё это подчинено изображению характеров и нравов людей определенной эпохи.
Вымысел в романах Вальтера Скотта всегда богат и историчен, фабула интересна и содержательна. Романический сюжет, любовные истории, составляющие неотъемлемую часть содержания романов Вальтера Скотта, свободно и естественно сливаются с историческими событиями. Романы Вальтера Скотта по напряженности действия, по сложности перипетий, по концентрированности событий порой напоминают романтическую драму. Вместе с тем Вальтер Скотт – мастер эпического сюжета, сложного повествования, охватывающего целый ряд персонажей.
Особенно значительное место в его романах занимает диалог, всегда>играющий характерологическую роль. Широко воспользовался писатель и языком как средством индивидуализации своих героев. Особенностью композиции романов Вальтера Скотта является то, что в центре действия всегда стоит вымышленный герой, своей судьбой и приключениями связывающий борющиеся стороны, исторических антагонистов. Исторические же деятели выступают эпизодично, чаще всего в решающий момент изображаемых в романе событий, и занимают композиционно второстепенное место.
Вместе с тем романам Вальтера Скотта, его реалистическому методу присуща и определенная ограниченность. Английскому романисту не хватает глубокого психологического проникновения в характеры его героев, многие персонажи Вальтера Скотта повторяют друг друга. Если Вальтер Скотт правдиво воссоздает национально – исторические особенности обще ственной среды каждой избранной им эпохи, то значительно меньших достижений он добился в изображении развития внутреннего мира, характера человека. Его Айвенго, Уоверли, Квентин Дорвард не только напоминают тип благовоспитанного английского дворянина времен самого писателя, но сам их характер не дан в развитии, в изменениях, в процессе их жизни. Стендаль справедливо указывал, что в романах Вальтера Скотта плохо раскрыты «движения человеческого сердца». [276]276
Стендаль. Вальтер Скотт и «Принцесса Киевская». Сб. «Литературные манифесты французских реалистов». Под редакцией и со вступительной статьей М. К. Клемана, «Изд. писателей в Ленинграде», 1935, стр. 38.
[Закрыть]В области психологической романы английского писателя совсем не были так историчны, как в изображении обстановки, нравов, быта, общественной среды. Принцип развития предстояло еще применить к изображению внутреннего– мира человека, его характера, и притом в причинной связи с общественной средой, также изменяющейся и развивающейся по своим, не зависимым от сознания людей объективным законам. В большинстве его романов; значительную роль играет любовная интрига. «Исторические романы Вальтера Скотта основаны на любовных приключениях – к чему это? – спрашивал Чернышевский. – Разве любовь была главным занятием общества и главною двигателышцею событий в изображаемые им эпохи?» [277]277
Н. Г. Чернышевский, Полное собрание сочинений, т. II, Гослитиздат, М., 1949, стр. 84.
[Закрыть]Следует отметить также, что в романах Вальтера Скотта любовные истории и романические приключения почти всегда благополучно оканчиваются. Он избегает показа темных, диких нравов средневековья, сглаживает кое в чем изображаемые им столкновения и противоречия. В романах Вальтера Скотта осталось еще и восходящее к готическому роману тяготение к изображению чудесного, необычного. Экспозиции ряда романов Вальтера Скотта присуща замедленность, писатель нередкочрезмерно увлекается описаниями – пейзажными и этнографическими.
Исторический роман Вальтера Скотта положил начало развитию реализма в историческом жанре. Историческая точка зрения на действительность как важнейшее и необходимое условие ее правдивого изображения нашла свою объективную художественную форму в том именно жанре, где могущество и сила нового метода изображения жизни проявились наиболее наглядно, с результатами, поразившими современников. «Шотландский чародей» так свободно и с такой убедительной правдой воссоздавал картины далекого и, казалось, навсегда исчезнувшего прошлого, что изумленным читателям всех стран Европы это казалось волшебством гения. Но могучий талант Вальтера Скотта выразил языком искусства то, что было духом времени, отразившим всемирно – исторический опыт народов в эпоху буржуазно – демократической революции.
Если проникновение духа истории в искусство и литературу было всемирным явлением, то всеобщей оказалась и основная форма этого проникновения – исторический роман, оттеснивший в 30–е годы на второй план историческую драму, занимавшую первое место в историческом жанре в период «бури и натиска», в период нарастания и развития буржуазной революции. Непосредственное отражение в действии бурного столкновения общественных противоречий сменяется эпической формой их познания и раскрытия в современной действительности и в прошлом. Такой формой и был роман вообще, исторический роман – в частности.
Вслед за Вальтером Скоттом в жанре исторического романа начинают писать крупнейшие мастера западной литературы – реалисты Бальзак, Стендаль, Мериме, романтик Виктор Гюго во Франции, А. Манцони – в Италии, Ф. Купер – в США. Большинство из них указывают на Вальтера Скотта как на своего учителя.
На Западе всеобщее увлечение историческим романом современники – объясняли характером самой эпохи, наступившей после драматического финала наполеоновской эпопеи. В одной из журнальных статей 30–х годов читаем: «Раньше довольствовались при знакомстве с историей рассказами о сражениях и победах, теперь же „вопрошают прошлое“ и хотят вникнуть в „самые мельчайшие подробности внутренней жизни…“». [278]278
Bibliothèque Universelle, 1831, avril, p. 402. Цитируется по книге: И. И. 3 а– мотин. Романтизм двадпатых годов XIX столетия в русской литературе, т. II. Изд. 2–е, СПб., 1913, стр. 329.
[Закрыть]Именно этому интересу к «внутреннему», «домашнему», «повседневному» в истории и отвечал реалистический исторический роман начала XIX века.
С нарастающим успехом читались исторические романы и в России, прежде всего романы Вальтера Скотта. Переводы его произведений начались еще с 1820 года. Примечательно, что наибольшее количество переводов романов Вальтера Скотта приходится на 1826–1828 годы, на канун появления русского исторического романа. «Вальтера Скотта знали во всех кругах русского общества, его имя, его герои, его сюжеты делались общедоступными и входили в обиход ежедневных разговоров, споров, – сравнений, ссылок». [279]279
Там же, стр. 341.
[Закрыть]
Читая романы «шотландского чародея», удивлялись «искусству, с которым Вальтер Скотт иногда одною чертою придает жизнь и истину лицам, какие выводит на сцену». [280]280
В. К. Кюхельбекер. Дневник. Изд. «Прибой», Л, 1929, стр. 193.
[Закрыть]Имя Вальтера Скотта – одно из самых частых в литературной полемике журналов 30–х годов. «Вальтер Скотт решил наклонность века к историческим подробностям, создал исторический роман, который стал теперь потребностию всего читающего мира, от стен Москвы до Вашингтона, от кабинета вельможи до прилавка мелочного торгаша», – читаем в статье Марлинского о романе Н. А. Полевого «Клятва при гробе господнем». [281]281
А. А. Бестужев – Марлинский. Сочинения, т. 2, стр. 594.
[Закрыть]
В литературе каждой страны источником развития исторического романа, его содержания была национальная действительность, конкретная социально – политическая обстановка, на почве которой возник как самый интерес к историческому прошлому, так и различные направления в историческом романе. Вместе с тем было бы нелепо отрицать, что исторический роман в русской литературе сложился под влиянием художественного опыта ранее возникшего западноевропейского исторического романа и прежде всего романа Вальтера Скотта. «На смену старой местной и национальной замкнутости… приходит всесторонняя связь и всесторонняя зависимость наций друг от друга… Плоды духовной деятельности отдельных наций становятся общим достоянием. Национальная односторонность и ограниченность становятся всё более и более невозможными, и из множества национальных и местных литератур образуется одна всемирная литература». [282]282
К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочипения, т. 4. изд. 2–е, стр. 428.
[Закрыть]
Развитие исторического романа в русской литературе опережает появление социального романа о современности. Бурные исторические события начала века, трагическая неудача декабристов выдвинули проблемы истории на первое место в развитии русской общественной мысли конца 20–30–х годов. Невозможно было решать какие‑либо вопросы современности без обобщения опыта истории, без освоения исторической точки зрения на ход общественного развития. Вместе с тем эпоха романтизма, самый характер романтического мировоззрения, господствовавшего в передовых кругах общества, способствовали интересу к истории и, напротив, отвлекали от конкретных социальных вопросов действительности. Худо жественный метод романтизма рассматривал человека в его национально– историческом своеобразии, романтически понятом, но отрывал человека от социальной среды, его породившей. Следует также иметь в виду, что в русской повествовательной прозе 20–х годов, развитие которой подготавливало появление романа, историческая тема звучала сильнее, чем тема современности. Понадобился опыт повестей 30–х годов и прежде всего Гоголя, а затем писателей «натуральной школы», чтобы в русской литературе появился прозаический социальный роман о современности. Одним из его предшественников был и исторический роман 30–х годов. С его помощью в различных формах в метод художественной литературы всё глубже входил принцип историзма, который был необходим и для развития реалистического романа о современности.
Дух истории всё глубже проникал и в русскую общественную мысль, и в русскую литературу.
Понятно, какой огромный интерес должны были вызвать у русской читающей публики исторические романы, посвященные своей родной, национальной истории.
Одним из первых это почувствовал Пушкин. По возвращении из ссылки в Москву поэт говорил своим друзьям: «Бог даст, мы напишем исторический роман, на который и чужие полюбуются». [283]283
П. В. Анненков. А. С. Пушкин. Материалы для его биографии и оценки произведений. СПб., 1873, стр. 191.
[Закрыть]Пушкин имел в виду задуманный им исторический роман из эпохи Петра I. Летом 1827 года он начинает работу над романом «Арап Петра Великого».
В начале романа Пушкин дает выразительную и исторически верную картину быта высшего дворянского общества Франции первой четверти
XVIII века. Пушкин подчеркивает экономический и моральный упадок беспечной и легкомысленной аристократии: «…ничто не могло сравниться с вольным легкомыслием, безумством и роскошью французов того времени…, алчность к деньгам соединилась с жаждою наслаждений и рассеянности; имения исчезали; нравственность гибла; французы смеялись и рассчитывали, и государство распадалось под игривые припевы сатирических водевилей» (П, VIII 1, 3). Версаль эпохи регентства является как бы иллюстрацией к тем размышлениям о причинах политических переворотов, которые возникали у Пушкина во время его работы над запиской «О народном воспитании» (1826). И здесь, в романе, и позднее, в заметках 30–х годов о французской революции, и в стихотворении «К вельможе» (1830), явившемся по своему историческому содержанию прямым продолжением картины, нарисованной в первой главе «Арапа Петра Великого», Пушкин развивает идею исторической закономерности французской революции и гибели старого порядка во Франции в конце XVIII века.
Картине упадка французского государства, моральной распущенности аристократии, беспечности герцога Орлеанского Пушкин противопоставляет в романе образ молодой, полной творческой силы петровской России, суровую простоту петербургского двора, заботы Петра о государстве.
Эпоха Петра раскрывается Пушкиным главным образом со стороны «образа правления», культуры и нравов русского народа или, как Пушкин писал в заметке «О народности в литературе», «обычаев, поверий и привычек, принадлежащих исключительно какому‑нибудь народу» (П, XI, 40). Пушкин стремился показать петровское время в столкновении нового со старым (семья боярина Ржевского), в противоречивом и порой комическом сочетании освященных веками привычек и новых порядков, вводимых Петром.
В образах Ибрагима и легкомысленного щеголя Корсакова Пушкин исторически верно намечает две противоположные тенденции в развитии дворянского общества, порожденные петровской реформой, те два типа русского дворянства, о которых позднее писал Герцен, облик которых освещен Толстым в «Войне и мире». По стремлениям своего духа и по смыслу своей деятельности Ибрагим является наиболее ранним представителем того немногочисленного просвещенного и прогрессивного дворянства, из среды которого в последующие эпохи вышли некоторые видные деятели русской культуры.
Интерес и внимание Пушкина к личности и реформам Петра I имели политический смысл и значение.
В изображении Петра I Пушкин развил основные мотивы «Стансов» («На троне вечный был работник» и «Самодержавною рукой Он смело сеял просвещенье»; П, IIIi, 40). Облик Петра I Пушкиным освещается в духе того идеала просвещенного, устанавливающего разумные законы, любящего науку и искусство, понимающего свой народ правителя, который рисовался воображению Гольбаха и Дидро, а в русской литературе до Пушкина – Ломоносову и Радищеву. Демократичность Петра, широта его натуры, проницательный, практический ум, гостеприимность, добродушное лукавство воплощали, по мысли Пушкина, черты русского национального характера. Белинский справедливо заметил, что Пушкин показал «великого преобразователя России во всей народной простоте его приемов и обычаев» (Б, VII, 576).
Позднее, в «Истории Петра», Пушкин более критически подошел к личности и деятельности Петра I. В романе, подчеркивая простоту и гуманность Петра, Пушкин полемизировал с тем официальным помпезным его изображением, которое импонировало Николаю I.
Пафосом «Арапа Петра Великого» является прославление преобразовательной, созидательной деятельности Петра I и его сподвижников. Тема Петра входит в творчество поэта в тесной связи с декабристской идеей прогрессивного развития России в духе «народной свободы, неминуемого следствия просвещения», как писал Пушкин еще в 1822 году в «Заметках по русской истории XVIII века» (П, XI, 14).
Рассматривая «Арапа Петра Великого» на фоне исторической беллетристики 30–х годов, Белинский писал: «Будь этот роман кончен так же хорошо, как начат, мы имели бы превосходный исторический русский роман, изображающий нравы величайшей эпохи русской истории… Эти семь глав неоконченного романа, из которых одна упредила все исторические романы гг. Загоскина и Лажечникова, неизмеримо выше и лучше всякого исторического русского романа, порознь взятого, и всех их, вместе взятых» (Б, VII, 576).
Пушкин равно далек и от моралистического подхода к историческому прошлому, который был присущ сентименталистам, и от романтических «аллюзий», применений истории к современной политической обстановке. Пушкин показывает, что и достоинства, и ограниченность его героев, формы их духовной и нравственной жизни вырастают на определенной исторической ночве в зависимости от общественной среды, в которой воспитываются эти герои. Историзм сочетается в реализме Пушкина с глубоким пониманием роли общественных различий, имеющих огромное значение для формирования личности человека. Конкретно – историческое изображение национального прошлого, верность исторических характеров, рассмотрение действительности в ее развитии, – те принципы историзма, которые были выработаны Пушкиным в работе над «Борисом Годуновым», нашли свое художественное воплощение и в «Арапе Петра Великого», первом в русской литературе опыте реалистического исторического романа.
2
В последующие несколько лет в русской литературе появляется множество исторических романов, из которых определенную – роль в развитии жанра сыграли «Юрий Милославский» (1829) и «Рославлев» (1831)
М. Н. Загоскина, «Димитрий Самозванец» (1830) Ф. В. Булгарина, «Клятва при гробе господнем» (1832) Н. А. Полевого, «Последний новик, или Завоевание Лифляндии в царствование Петра Великого», выходивший частями в 1831–1833 годы, «Ледяной дом» (1835) и «Басурман» (1838) И. И. Лажечникова. В 1835 году выходит в сборнике «Миргород» повесть Гоголя «Тарас Бульба». В 1836 году появляется «Капитанская дочка» Пушкина. Русский исторический роман был создан.
Особенно большой успех выпал на долю первого исторического романа М. Н. Загоскина «Юрий Милославский, или Русские в 1612 году».
Пушкин отметил правдивость ряда картин и образов романа. «Загоскин, – писал он в своей рецензии, – точно переносит нас в 1612 год. Добрый наш народ, бояре, казаки, монахи, буйные шиши – всё это угадано, всё это действует, чувствует, как должно было действовать, чувствовать в смутные времена Минина и Авраамия Палицына. Как живы, занимательны сцены старинной русской жизни! сколько истины и добродушной веселости в изображении характеров Кирши, Алексея Бурнаша, Федьки Хомяка, пана Копычинского, батьки Еремея!» (П, XI, 92). Загоскину удалось передать некоторые черты народного быта. Обряд старинной свадьбы, крестьянское суеверие, плутовство колдуна и страх перед ним, описания глухомани и проезжей дороги воссоздают местный колорит.
Успех «Юрия Милославского» Белинский относил за счет согревающего роман патриотического чувства, он оживлял воспоминания многих читателей о торжестве России в борьбе с Наполеоном в 1812–1815 годы. Рисуя в романе картину патриотического подъема народных масс, поднявшихся на борьбу за освобождение Москвы, захваченной поляками, Загоскин правильно освещает народное движение в 1612 году как общенациональное дело. Однако исторический факт патриотического единства большинства русского народа перед угрозой иностранного порабощения писатель переносит на внутренние социальные отношения в России, которые были весьма далеки от этого единства как в 1612, так и в 1829 году, когда появился роман. Загоскин односторонне осветил и настроения народных масс того времени, нарисовав картину патриархальных отношений между крепостным крестьянством и боярством. Само стремление к вольности и непокорству автор рассматривает как чуждое народу, занесенное на Русь пришлыми полуразбойными элементами, вроде своевольных и жадных казаков Заруцкого, запорожских казаков, которым сильно достается в романе. Загоскин проводит реакционную идею о том, что русская нация во все времена сплачивалась служением царю и преданностью православию. В «Юрии Милославском» такое единство представлено в сцене заседания боярской думы в Нижнем Новгороде накануне созыва народного ополчения. Не случайно и вожаком «шишей», народных партизан, является поп Еремей. Главного же персонажа романа, представителя старого, враждебного народу вотчинного боярства, Загоскин сделал национальным героем, выразителем народных стремлений, решающей фигурой в исторических событиях 1612 года. Даже Козьма Минин, чисто риторическая фигура в романе, перед Юрием Милославским отступает на нторой план.
Мало исторического и в характере Юрия Милославского. В сцене с паном Копычинским виден не столько молодой боярин начала XVII века, сколько дуэлянт – забияка из армейских царских офицеров 30–х годов. И возлюбленная Юрия, Анастасья, скорее напоминает барышню из дво-рянской провинции времен Загоскина, чем дочь знатного боярина начала XVII века. Психологию людей своего времени Загоскин переносит в начало XVII века.
По принципам композиции, имеющей своим центром не историческое лицо, а вымышленного героя, по развитию фабулы, движущейся тем, что герой попадает в конфликт между двумя враждующими лагерями, по стремлению воспроизвести национальный колорит «Юрий Милославский» восходит к роману Вальтера Скотта, но близость эта во многом внешняя. Загоскин оказался далек от глубокого историзма английского писателя. Приключения своих героев он связал с историческими событиями, но сами события и исторические деятели остались в стороне; они играют в романе чисто служебную роль и притом гораздо меньшую, чем, в подобных же ситуациях, в романах Вальтера Скотта. Обычно Загоскин сам рассказывает об исторических событиях вместо того, чтобы художественно изобразить их. Деятели 1612 года появляются в романе лишь в те моменты, когда этого требуют приключения и интересы Юрия Милослав– ского. Сама история превращается в романе в доказательство торжества нравственных идей писателя. Загоскин не только не заботился о соблюдении принципа объективности в изображении исторического прошлого, но и прямо придавал своим романам дидактическое назначение. В этом отношении он прямой преемник исторической прозы Карамзина. Отрицательные герои «Юрия Милославского» наказываются, а добродетель торжествует. Загоскин дает идеализированные образы, ему важна не история, а ее нравоучительный смысл. Как и Карамзин, он не стремился к созданию исторически типичных характеров, подменяя их изображением отвлеченных, лишенных исторической плоти носителей нравственных идей. «Все лица романа – осуществление личных понятий автора; все они чувствуют его чувствами, понимают его умом», – справедливо замечает Белинский (Б, VI, 36).
