Текст книги "Поэтический форум. Антология современной петербургской поэзии. Том 2"

Автор книги: авторов Коллектив

Софья Миролюбова

* * *

 
– Как душно здесь! Открой окно, чудак!
– Но там гроза, и ливень бьёт по крыше,
И гром грохочет, разве ты не слышишь?
Нет, я уж посижу, пожалуй, так.

– Открой окно, чудак!
– Но там жара.
Ты чувствуешь, как солнце припекает?
И пыль, и тополиный пух летает,
И мухи налетят, и мошкара.

– Открой окно, чудак!
– Но там ноябрь.
Там так промозгло, ветрено и мокро,
И дождь уныло барабанит в стёкла.
Нет, не открою, я здоровьем слаб.

– Открой окно, пока хватает сил!
Живёшь, как в душной яме, как в могиле!
– Ну, ладно, в этот раз уговорили.А там пурга.
– Ну, я же говорил!
 

* * *

 
Уплыл кораблик мой бумажный,
Дождь, слякоть, тучи без просвета…
А, может, всё не так уж страшно,
В конце концов пройдёт и это?

Я на ходу слагаю строфы,
Холодный ветер дует в спину…
Нет, твой уход – не катастрофа,
Жизнь без тебя – не гильотина.

И комнаты пустой объятья
Не так удушливы, как мнится,
И, может быть, ещё, как знать, я
Когда-нибудь поеду в Ниццу,

И ты мне перестанешь сниться,
Свободной стану я однажды.
….Но осень, улетели птицы,
И быть иль нет – уже неважно.
 

* * *

 
Кончается ещё одна весна,
А, кажется, ещё не начиналась,
Я так ждала, когда придёт она,
И вот почти прошла. Какая жалость!

Я не вела своим обидам счёт,
И разочарованьям, и потерям.
Что было – не жалела ни о чём,
А о весне, похоже, пожалею.

Вот голубь сел, воркуя, на карниз,
Цветёт сирень, а на душе – усталость.
Что там – весна! К концу подходит жизнь,
А, кажется, ещё не начиналась.
 

* * *

 
В свободе счастье мы искали,
И вот свободны. А итог?
Открылась истина простая:
Свободен – значит, одинок.
Свободен – значит, вне закона,
И вне друзей, и вне любви.
Любить другого нет резона?
Хотя бы сам себя люби.
Нет ничего свободы хуже,
Когда один сидишь в дому,
Когда никто тебе не нужен,
И ты не нужен никому.
Стихами полнится тетрадка,
И волком хочется завыть.
Конечно, быть свободным – сладко,
Но, может, лучше нужным быть?
 

* * *

 
На крутом мосточке утром рано
Как-то повстречались два барана.

Ты, читатель, думаешь напрасно:
«Ну, начнут бодаться, тут всё ясно!»

Нет, бараны вежливыми были,
Этикету с детства их учили.

Каждый сразу повернул обратно,
Чтоб дорогу уступить собрату.

– Проходите!
– Только после Вас!
Блеяли друг другу битый час.

И, – творенье Гоголя нетленно! —
Решено пройти одновременно.

Узкий мостик, тонкие перила,
Горная река внизу бурлила…

Как бы ни воспитывал их рьяно
Даже самый умный педагог,
Если повстречались два барана,
Будет всё равно один итог.
 

Николай Михин

Безвизовые перелёты

 
Вереницей сплошной друг за другом,
Хоть не близок безвизовый путь,
По-осеннему низкие, скучные,
В оправданье названия – тучные
Мчатся тучи под солнышко юга
Отогреться, чуть-чуть отдохнуть.

И – обратно. Опять же без визы…
Знать приятны им эти круизы.

Над рекой, над домами, над лугом —
Путь-дорога до дому легка.
Потеплевшие и посветлевшие,
По-весеннему подобревшие,
Не спеша возвращаются с юга
Отдохнувшие облака.
 

Верность и Вера

 
Без Верности гибнут семья и страна.
И Дружба становится лжива.
Но Верности Вера, как воздух, нужна.
Мы Верой и Верностью живы.

А с Верой Неверие рядом живёт, —
Есть этому в жизни примеры.
В сравнении их понимает народ
Величье и значимость Веры!
 

Замечательная доля

 
Не всё было гладко и ладно,
Хотя, в основном, – нормалёк:
Не дышат пока что на ладан,
И чувств не угас уголёк.

Прожили в согласии ровно
Не пять – пятьдесят один год.
Её величают Петровной,
А он её Ладой зовёт.

Ещё бы!.. Он пел ей рулады,
Когда был совсем молодым.
Пленил удалец сердце Лады.
С тех пор у них в жизни – лады.

Совсем незнакомые люди
С любовью о них говорят.
И дети, и внуки их любят,
А правнуки – боготворят.

Цветут – одуванчики в поле, —
Семейный их славен удел…
Такой замечательной доли,
Наверно бы, каждый хотел.
 

Яблонька

 
Полезным не так-то быть просто,
Коль ты не велик, и не дюж.
Ты – словно девчонка-подросток
В саду среди яблонь и груш.
Но кроной, зелёной и пышной,
Спасала нас в ливень и зной.
А яблочки что твои вишни,
И цветом, и величиной.

За это их русские люди
Китайкой обычно зовут.
И соки их сладкие любят,
А джемы с повидлами – гут.

Но дело не только лишь в этом.
Ты лучшим бальзамам сродни —
Сердца наши радуешь цветом,
Особенно в майские дни.
 

Друзья

 
Синицы звонко тенькают.
Январским ясным днём
Мы с верным другом Стенькою
По улице идём.

Два друга, два приятеля,
Всё делим пополам…
Полезное с приятным —
Прогулка по делам.

В аптеку – путь недальний,
Над нами – неба синь…
Я – льготник федеральный,
А Стенька – сукин сын.
 

* * *

 
Всё в жизни приемлю, как надо:
Земной неизбежности край,
Реальность, где горе и радость,
И сказки, сулящие рай.

И Правду, и Ложь принимаю:
Фиаско и громкий успех;
Февраль, притворившийся маем,
Дождём притворившийся снег.

Живущий Любовью и Словом,
Доживший до нищенских льгот,
Я сам… притворяюсь здоровым.
И мне это даже идёт.
 

* * *

 
Вторгались в судьбу мою беды,
Вползало непрошено зло.
Я всякого в жизни изведал.
И всё-таки мне повезло,

Что я на планете не лишний,
Позиций своих не менял,
Всегда был для ближнего – ближним
И зла ему не причинял.

Всей сутью поверьте мне люди,
Любви присягал, не рублю,
Я думаю: жизнь меня любит.
А я её очень люблю.
 

☼ Анатолий Молчанов

* * *

 
Говорят, я ребёнок блокады.
Возражаю решительно: «Нет!»
Был я школьник тогда, и не надо
Это путать за давностью лет.

В сорок первом мне стукнуло девять,
И Гайдар нас уже научил,
ЧТО мальчишкам положено делать,
Если к бою сигнал прозвучит.
 

* * *

 
Берёзовая роща…
Тих и бел
Твой светлый мир
Спокойствия и ласки…
Я, путник,
Что в дороге поседел,
Стою, молчу и жду
Чудесной сказки.

Берёзовая роща,
Белый храм,
Где каждая берёзонька —
Колонна…
И солнышко уходит,
Как с амвона,
Багряное,
К неведомым богам…
 

Юрий Монковский

Сын

 
На уголке тропинки узкой,
Где догорал избы скелет,
Сидел —
один,
последний,
русский,
Иван,
шести неполных лет.
Ручонкой смахивал нетвёрдой
Слезу чумазый малышок;
К нему фашист приблизил морду
В упор, нос к носу на вершок.
И, целиком закрыв от мира,
В его глаза вселила страх
Стена фашистского мундира
В кровавых пятнах и крестах.
Легко убить мальчонку немцу,
Вполне достаточно пинка;
Но «победитель» над младенцем
Ещё куражился пока.
Лишь чудом минула расправа,
Врага, как бурей, унесло!
Пехота слева, танки справа
Ворвались в дымное село.
Машины мчались ураганом,
Взрывая пепел и бурьян,
И тут внезапно мальчугана
В дыму заметил капитан.
С железным лязгом, в клубах пыли,
Чуть не поставив на дыбы,
Солдаты танк остановили
Вблизи мальчишеской судьбы.
Стальной, от шрамов полосатый,
Он встал как Родина, как дом!
Парнишку взял боец усатый,
Свой гнев смиряющий с трудом;
И паренёк почуял душу,
Родные русские сердца...
– Как звать, герой, тебя?
– Ва-а-ню-ю-ша!..
И сжали пальчики бойца...
И танк, взревев, рванулся к бою
В разруху, пламя, темноту,
Чтоб мстить за взятого с собою
Из круга смерти сироту,
Метель огня несла машина,
Всё сокрушая на пути,
И каждый выстрел бил – «ЗА СЫНА!»
(Уж ты, Ванюша, их прости!)
Ты подрастёшь;
но память твёрдо
Твоя удержит до конца
Фашиста алчущую морду
И ласку русского бойца.
Живи, сынок!
В крестах мундиры
К тебе не сунутся опять!..
С колен мы подняли полмира!
Так как же Сына не поднять?!
 

Владимир Морозов

Из цикла «Свет»

Памяти Ирины Талунтис

 
Вас за добро благодаря,
Печаль пытаюсь превозмочь.
В свинцовом небе ноября
Ищу спасительную ночь,
Ищу приметы высших сил
И высших сфер вселенский знак.
За Вас я Господа просил,
Шепча слова в холодный мрак,
Чтоб по делам судил и рек
Свой приговор, когда пред ним
Предстанет светлый человек,
Мир нёсший именем своим.
 

 
Ты навсегда останешься живой,
Реальности кромешной вопреки…
Срифмуем жизнь с зелёною травой,
Бесстрашье записав в черновики.
Исправим смысл, подумав над строкой,
Изменим ритм.
И, устремляясь ввысь,
Восславим стих, возвышенный такой…
Держись, моя хорошая, держись!
Поэтам ведь отсрочка суждена
От вечного забвения – на срок,
Пока осталась хоть строка одна
Иль всё, что остаётся между строк.
 

 
А я всё не привыкну без тебя…
Печально мыслю, голову склоня,
В мгновениях – лишь прошлое любя —
Смотрю на пламя прежнего огня,
Чтоб взглядом зачарованным следить
Сквозь боли затуманенный овал
Слезы,
Что как вольфрамовую нить
Незримый кто-то
Там нарисовал,
Отображая неизвестный путь,
Но для меня начертанный теперь…
Огонь всё повторяет: «Не забудь!
И слову несказа́нному поверь!»
 

 
Твоя душа незримо будет рядом,
Каких бы сказок ни придумал я.
Ты смотришь на меня весёлым взглядом,
Насмешливо о чём-то говоря.
А фоном для портрета – невский берег
И неба чуть нахлынувшая тень.
Я был и меланхолик, и холерик,
Флегматик и сангвиник…
Дребедень
Такая находила, что порою
Смотрела ты и, смысла не найдя
В словах, что были взрослою игрою,
Смеялась, всё куда-то уходя,
Спешила, словно каждое мгновенье
Пыталась сохранить, чтоб нынче я
Иронию возвысил до прозренья,
Начав к ней восхожденье от нуля,

А лирику печали в тихом слове
Смог вознести до горней высоты.
Ведь свет в моих стихах тебе не внове,
Ему меня и научила ты.
 

 
Перебирая старых дневников
Когда-то позабытые тетради,
Где слово обретает зримость слов
Той жизни в позабытом Ленинграде,
Я всё до каждой буквы разберу,
Читая и сквозь время прозревая,
Как ты стоишь беспечно на ветру,
Как будто ждёшь из юности трамвая,
Как в сумраке предутреннем спеша,
Сквозь стёкла перемёрзшие взирая,
Трепещет, словно бабочка, душа
Твоя, дорог своих не выбирая.
А ты сама проходишь стороной
Подъяческой Большой и вдоль канала,
Туда, за исчезающей луной,
Где будет свет и новое начало.
Светясь в лучах над куполом собора…
И ты пыталась миг запечатлеть,
Не зная, что всё кончится так скоро.
Бывает снег недолговечен ведь,
И он неслышно падал, сразу таял
И застывал дождинками у глаз…
И я, воспоминания листая,
Теперь вот вспомнил беспечальных нас.
 

 
Я иногда пытаюсь угадать
То слово, что в ответ бы мне сказала,
Как будто возвратить хочу опять
Уже невозвратимое начало
И словно замираю над строкой
И, ни во что не веря, ясно вижу,
Что ты меня приветствуешь рукой,
Но вот улыбку даришь лишь Парижу.
 

 
Дни невозвратны, как в календаре.
Оборван лист, но знаю наперёд,
Всё также будет осень в ноябре,
А в лужах декабря застынет лёд.
Ты жаждала о будущем прочесть,
А вот теперь осталась в прошлом лишь,
Но наша книга прозы всё же есть,
Где ты жива и тихо говоришь
Словами героини, что судьба
Лишь в будущем и явлена – а в нём
Лишь книга, где за жизнь велась борьба,
Нам строки добавляя день за днём.
А, может, надо было путь иной
Избрать, где и спокойствие, и сон,
И молча упиваться тишиной,
С безмолвием вздыхая в унисон.
Нет, ты права – какие бы слова
Тебе ни говорились бы в ответ,
Ведь на страницах книги ты жива,
И как в ней замечателен портрет!
 

Анатолий Мохорев

* * *

 
Заря встаёт в осенней сини,
Листва вразброс.
Среди лесов живу России,
Среди берёз.
Среди берёз и стройных сосен
Я с детства рос,
Где в речке пили воду лоси
В кругу стрекоз.
В лучах заката тихий вечер,
Длиннее тень.
Затих дневной осенний ветер,
Уходит день.
В тумане белом сны седые
И купола…
И звон несут в края родные
Колокола.
 

* * *

 
У лета ягодный наряд,
В цветах – страницы.
На провода, как нотный ряд,
Садятся птицы,
Трепещут трели соловья
Над тихим лугом,
Вода весёлого ручья
Сверкает кругом.
Всё дышит свежестью дождей,
Живёт и кружит,
И в блеске радужных лучей
Поля и лужи.
В курчавых небо облаках,
И смех на речке…
Малыш у мамы на руках
Спит на крылечке.
 

Не скрою

 
Закружили осенние краски,
Пожелтела зелёная прядь,
И с дождём вспоминаются сказки.
Их послушать со мною присядь.
Посмотри на листву золотую
И послушай – вокруг тишина.
Я судьбу не желаю другую,
Кроме той, что с тобою дана.
Кружит время с осенней листвою.
Облака над землёй как вуаль.
Ты – желанная. Это не скрою.
Для тебя ничего мне не жаль.
 

Рассвет

 
Вновь с рассветом под свирели
Стадо выйдет на луга,
Разлетятся птичьи трели,
Лес наполнят, берега.

Шмель на ветке встрепенётся
Ото сна, блаженных грёз.
Вешний луч реки коснётся,
Засверкает средь берёз.
 

Алекс Надир

Волчица

 
К границе облаков, по кромке неба,
За милю обходя шальные звёзды,
Где снова, грани смывши, быль и небыль
Бросают на лицо смешные блёстки.
И тут же, повинуясь странной власти,
Ты слушаешь украдкой и подолгу,
Как вдалеке, в последней вспышке страсти,
Волчица с грустью подвывает волку.
Им вторит лес – своим тягучим скрипом,
Ворчаньем и брюзжаньем старых сосен.
Дни прошлые летят, как птицы, мимо
И жалят – как встревоженные осы…
И хочется вдруг знать, что жизнь – иная,
Мой путь – домой, и он уже не снится,
И так же, взора с неба не спуская,
Меня ждёт тоже верная волчица.
 

Per Apollinem medicum et Aesculapium… [3]3
  Клянусь Аполлоном, врачом Асклепием (начальные слова клятвы Гиппократа, лат.)


[Закрыть]

 
Кому-то век, кому-то миг, кому-то жизнь…
Он не виновен в том, что дрогнула рука.
Снимите грех с давно измученной души,
Не надо видеть в нем заклятого врага.
«В расчёт не принял, проглядел!» – а что он мог?!
А если с ночи?.. Если с ночи и устал?
Его учили: «бедность – это не порок!»,
А дома вновь на этой почве зрел скандал.

Какая клятва?! Умоляю: вы о чём?
Остатки доброй простодушной старины.
Смягчите сердце! Он предстанет пред судом.
Не перед тем… Перед которым все равны!
Ну а сегодня – к чёрту этот реваншизм.
Сияет солнце: у природы новый бал!
«Кому-то век, кому-то миг, кому-то жизнь».
К тому же он её не раз уже спасал…
 

* * *

 
Звезда сверкнула и во тьме погасла,
Зеваки разошлись, ворча чуть слышно:
Мол, бесполезно, глупо и опасно
Сверканье этих пламенных страстишек.
Свеча горела медленно и мёртво,
Желтя мое лицо в квартире пыльной,
И не было ни света, ни комфорта…
Зато, как говорят, была стабильность.
 

* * *

 
Сколько колыбельных бабушка напела,
Сколько позабыто сладких детских снов,
И река искрилась, и метель шумела,
Жаль, что не вернется к нам все это вновь;
Тут дома другие, не грохочут ставни,
Загазован воздух, блеск ночных огней,
Огрубели чувства, заживают раны
В свете одичалых мутных фонарей;
Сколько колыбельных бабушка напела!
Сколько разных сказок, сколько добрых слов!
И река искрилась, и метель шумела,
И была когда-то первая любовь…
 

Татьяна Непорада

Тайна великой улыбки

 
Острой башней пришпиленный к Сене,
После долгого дня спит Париж,
В ожерелье дождливо-осеннем,
Под каскадом прокуренных крыш.
Супермодные в ряд магазины —
Елисейские псевдо-поля —
Ощетинили светом витрины,
Мода мира… шелка, соболя....
В тишине отдыхает Джоконда
От потока всеобщей любви,
Где когда-то весьма изощрённо
Сеть интриги плели короли.
Ей пройтись бы летящей походкой
По изысканным залам дворца!
Но она – целомудренна, кротка,
Тень улыбки не сходит с лица…
Напряженье достигло предела:
«Королева! – шепну в тишине, —
Сотни лет ты сердцами владела
И владеешь… Открой тайну мне!»
«Поклонения ваши напрасны,
А прицелы сверкающих глаз
Душу ранят безжалостно часто,
Да и сердце... оно – не алмаз…
Убежать бы в прекрасные дали,
В Елисейские скрыться поля,
Там когда-то цветы бушевали,
Под свободным крылом журавля.
Королевские жгут полномочья:
В Лувре к самой почётной стене —
Пригвожденная я!!! Даже ночью
Улыбаться предписано мне…»
 

Предчувствие любви. Предтеча

 
Луна поздней ночью в окно заглянула,
К плечу прикоснувшись, встревожила сон.
И звёзды-пажи из её караула
Меня пригласили на зыбкий балкон.
Я вышла, легка, в невесомой одежде,
В плену разметавшихся сонных волос,
Вся жизнь пронеслась в подсознании прежде,
Чем я поняла: предложенье всерьез!
Сегодня меня – да, меня! – нарочито
Луна призвала на торжественный бал,
Где призрачно счастье, где истина скрыта,
Чуть дрогнет в руке серебристый бокал,
Мне будет шептать на ушко́ небылицы
Не в меру красивый и преданный кот,
Холодные руки и маски на лицах
Живой вереницей сомкнут небосвод.
А далее – целая вечность с любимым,
Как сон в облаках – тишина и покой,
Но ночь коротка и уже уязвима.
Я утром проснусь: ты не рядом со мной…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Да, да, полечу! Без сомнений! Без страха!
Чтоб вновь оказаться в объятьях твоих.
– А если там ждёт не корона, а плаха?
– Я выдержу всё!
Не скорбя! За двоих!
 

Ольга Нефёдова-Грунтова (Константинова)

* * *

 
Как много приготовлено подарков!
Я встретила порядочных людей.
Восторженно вхожу теперь под арки
Ворот любви. Тропа судьбы – светлей.
Тьма сожжена надеждой: люди – братья!
Развеяна несчастий маята:
Сошла душа с проклятого распятья,
Целуя на распятье свет Христа.
Нашли меня и стали мне друзьями
Те, кто поднял меня из черноты
Бессилия, где ночи длятся днями,
Жизнь заключив в могильные кресты.

Ворвалось ветром счастье в грустный дом
Рождественским лучом – любви дождём!
 

* * *

 
Без доброты, душевной чистоты,
Нас не спасут посты от преисподней.
Когда в душе завистлив, мелок ты —
Не славь Творца – ты не певец Господний.
Иной язычник в десять раз светлей
Того, кто славит Господа, а в жизни
Другому роет яму и людей
Не ценит! О, прости его, Всевышний!
Прости раба, и просвети добром
Того, кто в сердце преисполнен Веры.
Но боль мою не описать пером,
Когда поют о Боге лицемеры.
 

* * *

Игорю

 
Покраснел от листвы покрасневшей стыдящийся дождь —
Вновь спустили его, не спросив, как собаку – на лето.
День с чихающим солнцем, ехидная осень, не трожь —
Солнцу долго болеть по народным – безродным приметам.
Лаять ливням гнилым, кашлять ветру и мороси стыть.
В обветшалом дому с голосящей коптящей буржуйкой
Не согреться в дыму. Дождь не может унять злую прыть
И змеит по стеклу беспросветно банальные струйки.
Лишь твои поцелуи удержат на самом краю
Умиранья тепла в нерождённое – чахлое лето.
Раскрывая объятья, себя я на пламя крою
И покорную нежность, которыми вместе согреты…
 

* * *

Игорю

 
Прижму к себе афишу прежних лет,
С которой улыбается лукаво
Мой друг – поэт, выветривая бред
Того, что нанесло в судьбины гавань
Беспутицей моих былых обид.
И щепки слов, что ранили когда-то,
Метёт в углы прощений новый быт,
Стирая напаскудившие даты.
Взгляну в глаза, которые меня
Умчали в рай домашнего бездомья,
Расцвечивая мир, что полинял,
Не обещая счастью многотомья….
Ты на афише старой – молодой.
Года распашут лица жизни плугом…
По гальке доброты над пустотой
Ведёт нас нежность кругом друг за другом…
 

Татьяна Никифорова

Не гадала я и не мечтала

 
Падал снег на землю белый-белый,
Первый в середине ноября.
Разговор со мной завёл несмелый,
Скрип да скрип – снежинками маня.

Стало всё вокруг светлей и краше,
Только на душе совсем не так.
Где-то разошлись дороги наши,
Мне снежинки говорили в такт.

Не гадала я и не мечтала,
Что с тобою встречусь на пути.
О тебе и думать перестала,
А теперь покоя не найти.

Знаю я, что первый снег растает,
И душа, быть может, отболит.
Но любовь моя, как птичья стая,
Стороной твой берег облетит.
 

Наивно думать

 
Настрой гитару на мажорный лад,
Звучать, наверно, будет по-другому.
Попробуй изменить на жизнь свой взгляд
И курс держать лишь к берегу родному.

Наивно думать, что заката нет,
Что где-то есть на свете жизнь другая.
И вряд ли даст нам кто-нибудь совет,
Где нам причалить. Где истоки рая?

Напрасно говорить глухим о том,
Что и Земля у нас для всех едина.
Как распознать в параграфе простом,
Где край, где золотая середина.

И всё же жаль, что угасает свет,
Надежда лишь одна, на небосводы.
А вдруг и к ним уже дороги нет?
А вдруг на ней опять одни невзгоды?
 

Как холодно…

 
Так холодно, так пусто на душе…
Седая осень ледяной рукою
Коснулась струн души, и вот уже
Она покой уносит за собою.

Все краски золотого октября
Пропитаны холодными дождями.
Но жизнь дана нам, всё-таки не зря, —
Возьму и распишу её стихами.

Мне жизнь моя в потоке этих дней
Не кажется бессмысленным теченьем.
Пусть свет небес и блеск ночных огней
Дадут мне веру, силу и прозренье.
 

Эдуард Новиков

Сосна

Во славу флота Российского

 
Когда в бору в час непогоды
Гудит сосна тугой струной,
Я слышу, словно через годы,
Далёкий гул волны морской.

Качаются, как мачты, сосны,
Качаются – покоя нет…
Давно промчавшиеся вёсны
Я вижу сквозь туманы лет:

Из тьмы лесов Россия смело
К просторам синим подалась —
Державой юной овладела
Всё сокрушающая страсть…

И было море перед нею,
И были дикие места,
Но разве русский оробеет,
Когда его зовёт мечта?..

И сразу закипело дело:
Ручьём бежал мужицкий пот,
Стучал топор, пила звенела…
Россия создавала флот.

И краше не было картины,
Мир не видал таких чудес:
Росли фрегаты, бригантины…
Казалось, вышел в море лес.
И, оставляя след вспенённый,
Шёл кораблей российских строй…
В портах Европы изумлённой
Запахло русскою сосной.

И долго по морям носила
Сосна победы паруса.
Прославил флот добром и силой
Народ России и леса.

Но быстро годы пролетели,
Другими стали корабли:
Из деревянной колыбели
Они в железный мир ушли…

Стою я у сосны высокой,
Прильнув к её стволу щекой,
И слышу моря дальний рокот,
И вижу пенистый прибой.
 

Музыка дождя

 
В саду всё стихло, как в концертном зале…
Рябины чуть качнулась гроздь…
И тьму небес вдруг молнии порвали…
Гром грянул… и… маэстро-дождь…

Пальцами прозрачными и тонкими,
Длинными, от неба до земли,
Стал аккорды серебристо-звонкие
Извлекать на клавишах листвы.
Музыкой волшебной околдованный,
Льющейся с небес на старый сад,
Я иду, как странник очарованный,
Весь промокший, с головы до пят.