Текст книги "Поэтический форум. Антология современной петербургской поэзии. Том 2"

Автор книги: авторов Коллектив

Монолог Шамаханской царицы перед зеркалом в 2012 году

 
Мне скучно стало. Уж который век
Я соблазняю слабых, нерадивых,
А хочется, однако, быть счастливой.
Что делать, я ведь тоже человек.

Морщинка новая… откуда у меня?..
Я не прислуга – гордая царица.
Хотела вот на Прагу подивиться,
Но утомила эта беготня.

Всех мудрецов склевали петухи.
Цари… они давным давно женаты,
Сынки – глупы и часто простоваты
И соблазнять их просто… чудаки...

Людская спесь не ведает границ,
Но проявляется всегда в одном и том же.
Волшебник-звездочёт тут не поможет, —
Пред зрелищем толпа ложится ниц.

Монетный звон в сердцах, а для него
Святого нет, законов нет и правил.
Для тех, кто честь свою в утиль отправил,
Все чувства – прах, а пошлость – божество.

В Париж отправиться?! Но там и без меня
Болонский лес наполнен всякой дрянью.
Давно не посещала я Германью…
Я в Дрезден съезжу, там живёт родня.

К тому же, говорят, что петушки
Ещё сидят на тонких шпилях где-то…
Какая всё же круглая планета,
Года летят, и страсти коротки…
 

Память

 
Сыплют на душу былого крупинки;
Может, слезинки – кому-то смешинки.
Только минутами жизнь не исправить,
Снегом растаявшим полнится память.

Полнится память улегшёйся вьюгой,
Словом обидным, забытой подругой,
Недолюбившими нас за мечтами,
А иногда и пустыми слезами.

На остановках прошедшего лета
Память бывает дождями согрета,
В ней оживают забытые тени,
Светлой весны возрождают ступени.

Память порою бывает беспечна,
Чуть легкомысленна и бессердечна.
Мы в ней ошибки стремимся исправить…
Только обманом наполнится память.
 

Юлия Гордеева

* * *

 
Город хрущёвский попахивал пивом,
Каждый второй шёл с пропитым лицом.
Маленький мальчик выводит курсивом
Мат пятиярусный перед отцом.

Город подобен безликой деревне,
Где неизвестен глагол «создаём».
Невский район – верный шаг в подземелье,
Люди с рождения прячутся в нём.

Страх их терзает зажить по-другому
И развернуться бесстрашно вперёд,
Перечеркнув вековые законы,
В жизни своей совершить поворот.
 

* * *

 
В пространстве неприкрытого цинизма
Под сводами седеющих небес
Мне вспомнилась эпоха коммунизма,
Идущая с сегодняшней вразрез.

Мне вспомнились с уверенностью чёткой
Просторы в приозерских Осельках,
Где девочка с растрепанною чёлкой
Разбрасывает сено на полях.

Высокие соседские качели,
Подвешенные туго на цепях.
Дни детства с ними будто улетели,
Оставив лишь истому второпях.
Настала перестройка, с ней – талоны
С очередями… К нам пришёл «прогресс»,
Диктуя рынка хищные законы,
Блюдя во всём свой шкурный интерес.

Но раньше, без мобильных телефонов
И даже интернетовских сетей,
Нам письма приносили почтальоны,
И были связи меж людьми живей.
 

* * *

 
Ангел света стучится мне в двери,
Шепчет, с нежностью глядя: «Держись,
Пережить помогу я потерю,
Буду рядом с тобою всю жизнь.

Не бросайся в овраг безрассудства,
Трезвый разум не вздумай терять,
Возродись, надо к жизни вернуться,
Лишь поверь, станешь прежней опять!»

Ангел света поглядывал нежно,
Гладил ласково по волосам,
Открывая дорогу надежды
И огонь возвращая глазам.
 

Юлия Гржибовская

Отчий дом

 
Наш отчий дом. Терраса и балкон,
В распахнутые окна перезвон
Врывается – весёлый птичий гвалт,
Крыльцо сбегает прямо в вешний сад:

Сирень благоухает на ветру,
Жених-жасмин томится поутру,
Акация душиста и бела
И яблоня-невеста расцвела.

Любой из нас на многое готов,
Чтоб вновь обнять двух милых стариков,
Услышать тихое «пока живём».
Не покидай же, счастье, отчий дом.
 

Сирень

Сиреневый туман над нами проплывает…

Владимир Маркин

 
В сирени утопали все дома,
Кружилось счастье в переулках лета.
Летела из открытого окна
Мелодия влюблённого сонета.

Сиреневая ночь, «сиреневый туман»
И аромат сиреневой купели…
Восторженной влюблённости роман —
Ах, как они тогда любить умели!
 

Виолетта Гриневич

Послания в никуда

 
* Смешные ниточки бытия собираются в злой узел трагедии.
* Хрупкая скорлупа независимости.
* Великие люди – маленькие сумасшедшие Земли.
* Что такое хорошо, когда всё плохо?!
* Загубленные идеи хлюпают босиком по лужам значимости.
* Только когда кувшин наполнен – он не звенит.
* Героическими усилиями заслужила отдых на краю вечности.
* Куски фраз. Вход в лабиринт мысли.
* Наша жизнь – вздох Вселенной, выдох уже без нас.
* Душу надо причёсывать.
* Взял себя в руки и случайно выронил.
* Потерял то, чего не имел.
* Разумная страсть может тоже лишиться разума.
* А соль дорог тоже съедобна?
* Бывает, жизнь преподносит подарки в виде маленькой сосульки: пососёшь – и подарка нет, а, может, его и не было?
* Подкова свалилась на меня, теперь очередь за счастьем.
* Динамит творчества сотрясает окружающий мир.
* Потерять свои иголки – обнажить спрятанное.
* Поэт стоял в очереди за вермишелью, а ушёл с поэмой.
* Как можно терпеть себя всю жизнь?
* Вероятностей много, а я одна.
* Берёза уже наклонилась, а ветер всё дует и дует.
* Камень мечты так придавил, что пропал голос, потом смысл, потом желание, а потом и сама мечта… и остался только камень…
* От горечи твоих слов появилась душевная изжога.
* Все говорят о лебединой верности, а кто расскажет о лебединой тоске?
* Стихла боль разлуки – началась пустыня свободы.
 

Мария Груздева

* * *

Юрию

 
Я в прошлой жизни лебедем была,
А может, чайкой, аистом изящным —
Лучистой белой птицей, что, крыла
Раскинув, листопадом шелестящим

С небесной любовалась высоты…
Дремало ожиданье в сердце птичьем.
Я родилась осенним утром. Ты
Меня искал в моём втором обличье,

Забыв про первое. Теперь не упрекай,
Что на Земле я белая ворона,
Что тянет в голубой небесный край
До головокруженья и до стона…

Не потеряй меня. Не отпусти.
Я человечью нежность пригубила,
Я к прошлому сожгла себе пути.
Лишь у души крылатой – та же сила.
 

* * *

Мужу Юрию

 
Сквозь осеннюю топь и слякоть,
Неуютный трамвайный звон…
Ты меня научил не плакать,
Если беды – со всех сторон.
Наземь брошенный, но хранимый
Золотеющий лист в снегу —
Это нежность моя, любимый.
Я избыть её не могу.
 

* * *

Ю.В.

 
Зима, покинув календарь,
На ветках почки сотворила.
Дождит январь, цветёт январь,
И у любви – такая сила:

Пространству, времени назло
И всем законам жизни краткой —
Зашелестеть строкой тепло,
Сверкнув для вечности загадкой.
 

* * *

Ю.В.

 
Я люблю свой возраст —
тридцать восемь.
Вот сейчас и начинаю жить.
Золотая, трепетная осень —
Чувств и мыслей солнечная нить.

Отболело сердце, отгрустило,
Обретая нежность и покой.
И откуда вдруг такая сила —
Птичью стаю приманить рукой?

Радугу зажечь, над полем сонным
Листопадной закружить волной…
Стало сердце смелым и бездонным,
Словно лунный свет в тиши ночной.

Пламенеть – не поздно и не рано.
Радостно: что было – то не зря!
Смотрит, как с картины Левитана,
Дышит зноем вечер сентября.
 

В Чесменском соборе

Мужу Юрию

 
Вспоминается всё чаще
День июньский шелестящий,
Свод старинного собора,
Сердца трепет, звуки хора.
К небесам взмывают свечи.
Лик сурового Предтечи…
И венчальная икона
Сокровенно и бездонно
Родниковый дарит свет…
Словно смерти в мире нет.
 

* * *

Ю.В.

 
Ты напрасно глядишь тревожно
И волнуешься зря опять.
Мне тебя разлюбить —
невозможно!
Невозможно тебя потерять.

Слишком долго пути-дороги
Разлучали, кружили нас…
Не могу я теперь без тревоги
Разминуться с тобой на час.

Поступь счастья
теперь я знаю,
Я сумею его сберечь…
Чтобы наша встреча земная,
Как моё кольцо, золотая,
Стала ярче небесных встреч.
 

* * *

Ю.В.

 
Двадцать первый век. Дремучий век.
Город коммуналок и трущоб.
Посмотри, какой нездешний снег
Выпал и тебя в ладони сгрёб.

Ты послушай эту тишину —
Зимнюю, студёную – в ночи.
Отдохни. Я тоже отдохну.
Помолчи мой город, помолчи.

Поутру проснёшься и, увы,
Задохнёшься криком, суетой.
В глубине морозной синевы
Почернеет ангел золотой.

Видишь ты рождественские сны,
Как новорождённый, ты притих,
Город, где глаза старух грустны,
Город лиц нахмуренных, чужих…

А на тёмном небе – лунный лик,
И в зрачках любимого – луна…
Так щемяще дорог этот миг.
И дремучесть века не страшна.
 

* * *

 
Тихо-тихо, плавно-плавно
Облака над миром плыли.
Жить на свете, правда, славно?
Вы когда-нибудь любили?
Вы когда-нибудь грустили?
И давно ли так? Недавно?
Облака над миром плыли
Тихо-тихо, плавно-плавно.
 

Андрей Грунтовский

Осень

 
Снова осень, и снова над полем
Сиротеет распластанный клин...
Воздух Родины пьющий запоем, —
Ну, а мы-то куда улетим!
Перед этой небесною синью
Проживаю с судьбой не в ладах...
– Не грусти, это только предзимье,
И наступят ещё холода...
Заметелит Россию, завьюжит,
Ляжет чистым пред Богом листом...
Что пропишется зимнею стужей
За морозным оконным крестом?
А повеет теплом в разговенье
Под пасхальный благой перезвон...
Реки синью набухнут, как вены,
И, взломав, понесут ледолом.
По весне, вместе с солнышком вешним,
Нас приветствуя кликом иным,
Журавли всё прощают нам, грешным...
Мы их ждём… Мы куда улетим?..
 

* * *

 
Из России мы уйдём... в Россию —
Вечность это будет или нет...
Словно на листке Твоём росинку
Я увижу всю её на свет.
В этой сфере мизерной, хрустальной
Отразится тысяча веков —
Поле, что засеяно крестами,
Звон синиц и говор родников...
И куда бы нас ни заносило,
Отовсюду Родина видна...
Из России мы уйдём в Россию —
У Христа за пазухой она.
 

* * *

 
Эх, куда, куда мне деться
От распахнутых полей!
Запах лета, запах детства,
Запах Родины моей…
Он мне мнится, он мне снится,
Вместе с ним и я навек
Рею в небе вольной птицей,
Беспечальный человек.
В поле кашка, в поле – клевер
И дремучий иван-чай...
Я лежу в траве, как в небе
С облаками по плечам...
Гнётся колос коромыслом,
Паучишки судьбы ткут...
Облака, как Божьи мысли,
В волнах вечности текут.
 

«Блажен, кто посетил...»

 
Строчки-строчки – семечки,
Что повисли бременем?
Ах, какое времечко, —
Говорят – безвременье!
Кто сказал – безвременье?
Наше дело – правое.
Кожею шагреневой
Сжалась рана рваная.
Преломились призмами
Все победы – бедами...
Мы на пир ли призваны?
С кем мы собеседуем?
Есть у нас сомнение,
Нету покаяния...
Но дана до времени
Жизнь, как подаяние!
Мы в хребтине хрустнули,
Но везём – везучие...
Али мы не русские, —
Дураки живучие!
Прыгают под темечком
Мысли мои бренные:
Ах, какое времечко,
Времечко-безвременье!
 

* * *

 
Осталось две недели
До первых холодов.
Все птицы улетели,
И мой роман готов.
Я жил, как в одиночке,
Не зная слова «ты»...
Я все расставил точки
И все сложил листы.
А дождь стучит по крыше,
Как двадцать лет назад...
Со мною только мыши
О чем-то шебуршат...
И те – уснули. Поздно...
Мечты мои тихи...
Осталась только проза
И поздние стихи...
 

Тамара Гусарова

* * *

 
Не стану пудрить кожу,
Накладывая грим.
Пока ещё пригожа —
Какая есть, люби!

И озорства, и прыти,
Влюблённости полна.
А радости открытий
Не исчерпать до дна!

Порыв мечты заветной
Готов сорваться с уст, —
Огонь пылает… тщетный?
Пусть разгорится, пусть?
 

* * *

 
Пушистой рыжею лисой
Прокралась осень меж домами.
Так поскорей глаза раскрой —
Очарованье рядом с нами!

Кругом такая благодать
И красок солнечных разливы!
Есть в осени момент счастливый,
Который нам не удержать:

Не скажешь осени: «Постой!»,
Ведь у неё характер лисий:
Она уйдёт, махнув хвостом
Из красновато-рыжих листьев…
 

Бабочка

 
Я Вам явилась бабочкой в ночи,
В окно раскрытое влетающей из сада.
Вниманья Вашего холодные лучи
Меня не согревают, и не надо.

Я к Вам стремлюсь сквозь тучи мошкары,
Кружащей и снующей оголтело…
Мне безразличны правила игры —
Я за любовью Вашей прилетела!

Ах, если б я в её огне сгорела —
Клянусь, мне это было б всё равно!
Я душу отдаю свою и тело
За то, что мне распахнуто окно.

Я – бабочка, летящая на свет:
Меня влечёт другой души лампада.
Пускай тепла от Вашей лампы нет,
Меня не замечают – и не надо.

Но, грудью ударяясь о стекло,
Я вспышку света в ослепленье вижу!
И гибну. Гибну, глупая, за то,
Что к вам хотела быть как можно ближе!..
 

Эдуард Данилов

Собака

 
Стена говорила с высью,
Окошко печально тлело.
Под ним, затаившись рысью,
Собака во тьму глядела.
И звёзд неусыпных взгляды
Топорщили душу псине.
Ведь звёздам еды не надо
В далёкой полночной сини.
А там, за желтком окошка,
На кухне еда варилась,
И сыто дремала кошка,
И время счастливо длилось.
 

* * *

 
Вот новая страница подоспела, —
Страница жизни. Прожит целый год.
Кукушечка ещё разок пропела…
Господь, убереги нас от невзгод.
Пусть, что сбылось – хотя бы сохранится.
О чём мечтал – дождётся впереди.
Всё, что мне надо, – только видеть лица
Любимых и в метели, и в дожди.
Размер потерь исследовать нет смысла.
Роптать на жизнь, возможно, – тяжкий грех.
Года идут и убегают числа…
Жизнь не прожить без каверзных помех.
У каждой жизни есть своя граница.
Но я живу, улыбки не тая.
Да, в книге ЖИЗНИ прожита страница.
Перелистну её спокойно я.
 

☼ Виктор Драчёв

Берёза

 
Погожим днём иль непогодою,
С каких неведомо времён,
За добрый нрав самой природою
Ей косогор был отведён?
Ёе крестили ветры с грозами,
Букеты молний гром дарил,
И много раз в румянце розовом
Восход ей что-то говорил.
Её ласкают воды вешние,
На ней заря порой горит.
Одна, как будто бы нездешняя,
На косогоре том стоит.
И у тропы, давно нехоженой,
У этой жизни на краю,
Всё ждёт случайного прохожего
Поведать исповедь свою.
 

* * *

 
Вышел месяц в караул,
Осветил крылечко,
Звёзды с неба сыпанул
Прямо в нашу речку.
Лунным светом моросит
На холмы, равнины,
Где над заводью висит
Гомон лебединый.
Слышу птичье соло я
Средь ветвей черешен.
Воздух трелью соловья
С мёдом перемешан.
 

Анатолий Дридзо

* * *

 
Скиталец, остановленный тобой,
Стеснённый в рамках жизненного круга,
Не обойдён я всё-таки судьбой —
Мы встретились и обрели друг друга.

Мне хватит такта чувством дорожить,
И сколько бы мгновений ни осталось,
Я каждое желаю так прожить,
Чтоб ощутить от радости усталость.

Когда надгробьем вечности скала
Моё чело придавит к изголовью,
Сквозь чёрный слой зеркального стекла
Я буду на тебя смотреть с любовью!

И если через бездну бытия
Я не смогу с тобой соединиться,
То, может быть, хотя бы тень моя
Преодолев барьер, с твоей сроднится.

И снова будет радость каждый день
В прекраснейшем из всех миров на свете,
Где ты живёшь, отбрасываешь тень,
А я лечу с тобою по планете!

Без трепета, без звука, без следа,
От близости блаженства согреваясь,
Ломаясь на изгибах иногда,
Но никогда с тобой не расставаясь!
 

* * *

 
По нему огонь не открывают
Даже на контрольной полосе,
По земле открыто он шагает,
Хоть с улыбкой ждут его не все.
Но пройдя сквозь зоны и границы,
И у нас наступит Новый год.
И должно хоть что-то измениться
С той поры, когда он к нам придёт.
Пусть и праздник уж не тот, что прежде,
В «мрачные, застойные года»,
Каждый новый – дарит жизнь надежде,
И осуществляет – иногда.
 

* * *

 
Улыбкой глаз ты повергаешь в трепет —
Естественна, изящна и стройна,
И долго в памяти всплывать должна
Того, кто этот взгляд однажды встретит.

В чём сила чар? Кто на вопрос ответит?..
Мне кажется, случайная волна
Тебя внесла в мой мир, где ночь темна,
Из сна! И как луна твой облик светит!

Замкнётся цикл, нахлынет вал опять
И унесёт нечаянное чудо,
Переместив в неведомость отсюда,
И снова нужно к мраку привыкать!

Но буду я признателен судьбе
За трепетную память о тебе.
 

Анна Дубинская

* * *

 
Я пробую ветер на вкус,
Глотаю холодные вздохи.
Я – памятник прошлой эпохи —
Придавлена грузом обуз,

Но стойко стою на ветру,
Всё больше на плечи беру:
Заботы, работу и дом —
Оставив себя на потом…
 

* * *

 
Тупик в асфальтовых заплатах,
Привычный зонтик под рукой,
А небо в грозовых раскатах
Уже темнеет за Невой.

Я не прошу судьбу иную —
Деревни, горы и леса,
По птичьим трелям не тоскую,
Когда светлеют небеса…

Здесь тесно сдвинутые стены
И разведённые мосты —
Стал Петербург моей Вселенной,
Я с ним с рождения на ты.
 

Дмитрий Дубков

* * *

 
Из старых, добрых, умных книг,
От тех, кто судьбы нам пророчит,
Узнали мы, что жизнь – есть миг,
А счастья миг – ещё короче.
 

Двое расставались у моста

 
У разлуки суть всегда проста —
Силуэт печали у разлук…
Двое расставались у моста,
Долго так не разжимая рук.

Не было обычного: «Пока!»
Не было привычного: «Прости!»
Двое расставались, и река
Молча грусть пыталась унести.

И безмолвны были облака —
От дождя влюблённых берегли.
И стояли так к щеке щека
Двое, что расстаться не могли.

Уходили в море корабли,
Поезда бежали в города,
Лишь расстаться двое не могли, —
Понимали, это навсегда.

Всё уносит тёмная вода,
Оставляя рябь свою, как след,
На её несказанное: «ДА»,
На его несказанное: «НЕТ».
 

Сравнения

 
Помнишь, милый, наши откровенья?
Словно постигая жизни суть,
Ты во всём любил искать сравненье,
Сравнивал всё что-то с чем-нибудь.

Видимо, в том было упоенье.
На поляне, в море, между скал
Черпал у природы вдохновенье
И везде сравнения искал.

Ты просил – попробуй, угадай-ка,
На кого похожи валуны?
Что отчаянно кричала чайка?
Что напоминает шум волны?

Мне казалось, что со мною – гений,
Кру́гом голова от этих фраз,
Не вздохнуть, не охнуть от сравнений.
И меня ты сравнивал не раз

С ветром, с облаками, или с градом.
Но тебя, мой милый, не виню,
Я таким сравненьям даже рада.
Можно я тебя теперь сравню?

Знаешь, дорогой, я – не гадалка,
Крест такой мне, видно, Богом дан,
Тяжело нести и бросить жалко,
Милый – ты похож на чемодан.
 

Мудрец и жрец (притча)

 
У мудреца однажды жрец
Спросил:
– Ты видишь мой дворец?
Там поклоняются богам,
Там счёта нет златым деньгам,
И я, его верховный жрец,
Вершитель судеб и сердец,
И непокорные в огне
Сгорают, коль угодно мне.
А ты, бродяга здешних мест,
Влачишь свой скудный жалкий крест.
Не ведал ты, что значит власть,
Не наслаждался пищей всласть.
Ответь немедля, наконец:
За что тебя зовут – мудрец?

– Ты прав! —
Сказал мудрец жрецу, —
Мне эта почесть не к лицу.
Конечно, скудное добро
В суме моей, не серебро,
Там только хлеб и молоко,
Но на душе моей легко,
Поскольку л юду и царю
Я мысли просто так дарю.
 

Елена Евсеева

Скамейка

 
Летний сад был не летним. Метался февраль по аллеям.
Ветер лапал деревья и ветви трепал на бегу.
Под столетнею липой, от входа немного правее,
Притулилась скамейка по самые локти в снегу.
Будто Ноев ковчег, затерялась в расхлябанной хмари,
И промёрзлою тушей своей вспоминает во сне,
Как попарно на ней размещались влюблённые твари,
Отплывая в июль на её деревянной спине.
«Оля плюс Николай», чуть пониже – «Наташа плюс Вова».
Заметаются снегом автографы прошлых времён…
И порою мне жаль, что на этой скамейке садовой
Не останется места для наших с тобою имён.
 

Изнанка

Памяти деда

 
На изнанке июня – декабрь и холод такой,
Что промёрзлая память мешает и даты, и сроки...
Завершается год. Приближается сорок второй —
Самый страшный из трёх и, наверное, самый глубокий.

На изнанке войны – запах хлеба и липовый мёд.
Кто всё это поймёт, тот способен увидеть воочью,
Как зимою уходят машины под ладожский лёд
И туманом озёрным в июне сгущаются к ночи.

Млечный путь через озеро – снегом присыпанный тракт,
Млечный Путь через небо – он тоже немногим назначен.
А колонны идут. С придорожной позёмкою в такт.
И летят лепестки с белых яблонь на питерских дачах.
Жизнь даётся на срок, как в аренду сдаётся жильё:
Для кого-то на день, а иному – недели и годы.
Неизбежная смерть прорастает в изнанку её
И с изнанки – становится хлебом и липовым мёдом.
 

Женитьба Фи…

 
Свинья не выдаст – Бог не съест, а стало быть, услышит…
И если поздняя весна – отдушина души,
Имеет право на отъезд свихнувшаяся крыша,
Плевать, что виза не дана и некуда спешить.
Который раз не в глаз, а в бровь, и не по Сеньке шапка.
Под саркастический прищур насмешницы-зари
Опять несчастная любовь меня сгребла в охапку,
И я отчаянно пищу, не в силах говорить.
Над головой прямой эфир: обрывки и обноски
Небесных тучек и ветров, а прямо в голове —
Безумный день, женитьба Фи… смешенье по-Облонски,
Сплетенье рук, смятенье дров на скомканной траве.
Я за тобой тащусь вослед, как нитка за иголкой.
Не то, чтоб замкнутый, но круг: не муторно, но зря.
Мне крыша шлёт физкульт-привет своею треуголкой
И отправляется на юг – в полёт… до ноября.
 

Посох Моисея

 
Сорок лет как в пути! Это ж надо такое придумать!
Он кругами их, что ли, по этой пустыне водил?!
Я рассохся вконец. Я от жажды чуть было не умер,
А ему всё – то сушу, то воду – возьми да роди!
Он, я знаю, такой: что задумал – исполнит, упорный,
И пройдя сквозь пески, донесёт, доведёт до конца…
Но народ-то попался какой-то скандальный и вздорный:
Им не Богу служить, а пасти Золотого Тельца.

И за этих, за них, кто не верил и верить не будет,
Он сжимает меня в истомлённой пустыней руке,
И забьёт мой родник из скалы растревоженных судеб,
И оставит свой след даже в этом бесплодном песке.
И пускай до меня нет ему интереса и дела,
Я пойму, я прощу – лишь бы вместе – в мученьях и зле…
Обопрётся душа на моё деревянное тело
И вдвоём, по пустыне, к обещанной Богом земле!
 

Сфинкс

 
Сфинкс лежит в песке золотистой тушей,
Отражая свет золотистой кожей.
Он сегодня слеп и прекраснодушен.
Он бы, может, съел... Но уже – не может.
Что же ты стоишь? А идти – далече
По глухой тропе из его пророчеств...
Ты напрасно маешься, человечек:
Он бы, может, спел, но ещё не хочет.
Спелый вечер встал, как вода в затоне.
Сфинкс забыл ответ на свою задачу.
Он когда-то знал... Но уже не помнит.
Он, должно быть, знак, но ещё не значит.
И его итог – не большой, а малый,
И его следы заметает время...
Он, конечно, бог, но уже усталый.
А усталый бог не творит, а дремлет.