Текст книги "Поэтический форум. Антология современной петербургской поэзии. Том 2"

Автор книги: авторов Коллектив

Детство

 
В руках букетик – прост и мил,
И желуди во всех карманах…
…Был август огненным и пряным,
И, словно дуб, роскошным был.

Стекали дни за горизонт,
Не раз дожди суля в наследство,
Но август, как прозрачный зонт,
Как полусфера, плыл над детством.

Он к сентябрю – за нами вслед —
Спешил по лугу, по пролескам
И защищал от многих бед
Небесной кроной королевской.

Он каждый миг хотел венчать
Своей сияющей короной.
Но – чудо! – вдруг под дуба кроной
Минуты обращались вспять,

И август замедлял свой шаг,
И вещим оком зоркой птицы
Смотрел на каждый желудь так,
Как будто вечность в них таится…

И мы сидели на земле,
Как в центре сказочной Вселенной,
И пел кузнечик вдохновенно
О долгом лете, о тепле,

И, словно испугавшись рук,
Сползали под корягу тени.
И мир слепил, зависнув вдруг
У дуба в солнечном сплетенье.
 

Памяти мамы и бабушки

 
«Ты свои не опускай рученьки,
Белый день не превращай в ноченьку.
Коли горестно – молись, внученька,
Пред горящею свечой, доченька.

Не погас чтоб огонёк, деточка,
Защити его живой веточкой,
Заслони от ветерка резвого
Свежим лапничком,
В лесу срезанным…»

…Улетают журавли клинышком,
Да курлычет ручеёк, вторит им…
Нынче Ленушка ушла к Линушке —
В горний мир.
Ну а живым – горе-то!

Ах ты, Ленушка, моя
мамушка…
Ах ты бабушка моя, Линушка…
…За оградку выношу камушки —
Чтоб легка была земля-глинушка…
 

Вдохновение

 
Мы играем. Играем простыми словами. Мы дети.
Возраст тут ни при чём – таково состоянье души.
Не на ветер бросаем – на сердце, как зёрна. Ответит
Кто-то нам, почему мы никак повзрослеть не спешим?
Может, скажете, знаем чудесное, тайное средство?
Или, может, нам ведом какой-то особый талант?
Кто поэт, кто поёт, кто влюблён, —
Всем по детству в наследство,
Или детству в наследство – влюблённый, поэт, музыкант.

Мы играем себя. Словно книга, открыты пред вами.
В нашем сердце – весь красочный мир уместился едва.
Все мы дети по сути. И все мы играем словами.
Или нами играют сошедшие свыше слова?
 

Високосный Год

 
Декабрь пришёл, чтоб камнем в память кануть,
Обрушить в душу дней минувших строй.
Насколько ты бездонна всё же, память!
Насколько ты безжалостна порой!

Безжалостна. И небо сиротливо
В твои глубины тщится заглянуть,
И в муке стонут сосны у залива,
И старый год у пирса молчаливо
Средь валунов застыл, в снегу по грудь…

А вдалеке, у самого Кронштадта,
Фарватера мелькают огоньки.
Они ярки. И новый год крылатый
Из царственной серебряной палаты
На валуны взирает без тоски…

…Ещё не раз решать, наверняка, мне,
Катить ли в гору камень целый век,
Разбрасывать ли, собирать ли камни
Иль согревать их тёплыми руками.
Но где их взять, когда кругом лишь снег?..
 

Диана Радес

Стихи из цикла «Венок Цветаевой»

 
Сегодня честь моя задета,
Неявно, замутнённым днём.
И чем отвечу я на это?
Молчаньем? Острых слов огнём?

– На солнце пятна? Что ж ты хочешь?
И убери грозящий стек.
О ерунде сейчас хлопочешь,
Очнись, нормальный человек!

Смирюсь? Тяжка оценка эта…
Но есть спасенье, господа:
Душа – заступница поэта,
И шепчет истину всегда…
 

 
Любви полуденный зной
Угас, и висок твой сед.
Давай поправим, родной,
С колен сползающий плед.

Любовь у нас – без огня,
Зато и дыма в ней нет…
Как прежде, любишь меня?
И мне ли твой мягкий свет?
 

Алексей Разумовский

Русская осень

 
Нагих деревьев вскинутые руки,
Как осени последняя мольба,
В предчувствии забвенья и разлуки,
Которую готовит ей судьба.
Всё раздала, была щедра душою
И не вела своим богатствам счёт.
И вот теперь с пустою кладовою
Зимы, как избавленья, тихо ждёт.
Грустна, как одинокие старушки,
Что доживают век свой в деревнях,
Топя зимой убогие избушки,
Тоскуя об ушедших сыновьях.
Отдав им всё – и молодость, и силу,
Родив и воспитав не одного,
Смиренно ждут сошествия в могилу,
Живя вблизи погоста своего.
О детях к Богу в зимние морозы
Молитва материнская идёт.
Они не плачут – выплакали слёзы.
За них дождями осень слёзы льёт.
 

* * *

 
Во мне живёт неведомая сила,
Проснется вдруг, потом опять заснёт.
Она меня недавно посетила,
И я не спал три ночи напролёт.
Бежит перо, и строчка рифмой дышит,
Но не гордись, убогий рифмоплёт.
Поэт – он сам свои стихи не пишет.
Их кто-то с неба в дар ему даёт.
 

☼ Ольга Растворова

Привыкая к разлуке

 
Не прошло ещё даже месяца,
А как будто бы вечность минула.
Я иду по печальной лестнице,
Где ступеньки – дни без любимого.

Каждый день пишу тебе письма.
Каждый день ожидаю чуда.
Каждый день пугаюсь при мысли,
Что когда-то и ждать не буду…
 

Сентябрьская молитва

 
Воздух осенний ясен.
Клёнов зарделись кроны.
Господи, как прекрасен
Мир, Тобой сотворённый!

На Сестрорецкой ветке
Вновь отдыхают рельсы…
Так электрички редки —
Просто садись и грейся.

Слава тебе, Художник,
Так расписавший листья!
Боже, ах, если б можно,
Стать мне твоею кистью!
 

Татьяна Ремерова

Последний снег

 
Печально укрывал дороги,
С зимой прощаясь, грустный снег,
Пушистый коврик стлал под ноги
И заметал тотчас же след,
Дарил деревьям полушубки,
Принаряжал в меха дома.
Снег был расстроен не на шутку,
Страдал – кончается зима!
Грустил, что завтра он растает
И, юной дерзости полна,
Ворвётся в город с птичьей стаей
Животворящая весна.
 

Лесные чары

 
Туман, словно дым сигарет,
Курился в лесу на опушке.
Там леший на мшистой подушке
Дымил, поджидая рассвет.
К ногам его ветер кидал
С берёз золотые монетки,
Слагали ему мадригал,
Склоняясь услужливо, ветки.
Зарделась румянцем заря,
Встречая дневное светило —
Оно над землёю восходило,
Тепло и улыбки даря.
В лесу наступил новый день.
Рассеялись чары и духи.
Похожий на лешего пень
Попался навстречу старухе.
 

Летний день

 
Ветер на листьях играет кадриль.
Кружится вихрем дорожная пыль.
Облаком солнце прикрыло глаза.
На руку села ко мне стрекоза,
Словно старинный изящный браслет.
Вздрогнула я – и его уже нет.
 

Ностальгия

 
Над городом сонным, как в люльке, качается вьюга,
Ей ветер ночной колыбельную песню поёт.
Звонок из Канады – опять позвонила подруга,
Приснился ей сон: Ленинград, снегопад, Новый год,
Фонтанка и Мойка, канал у Никольского сада,
Маршруты из детства, как белое поле – Нева.
Мы снова бредём по дорогам того Ленинграда,
Где юность беспечная в памяти нашей жива.
Следы заметает, не видно случайных прохожих,
Лишь редкой машины, сверкнув, пропадёт огонёк.
И Невский без шумной толпы, на себя не похожий,
В плаще снежно-белом изящен, печален и строг.
Подруге приснилось, как в городе кружится вьюга,
Ей ветер о прошлом печальную песню поёт,
По улицам детства идём, провожая друг друга,
Не сможем расстаться и бродим всю ночь напролёт.
 

Декабрьское настроение

 
На перине снежно-белой умирал декабрьский день,
Лик его заиндевелый поглощала ночи тень.
Словно траурные свечи, зажигались фонари.
Не сложилась наша встреча, грустно, что ни говори!
Не сложилась, не вписалась в жизни бешеный поток.
От мечты моей осталась только горсть ненужных строк.
 

Пасхальный ветер

 
Повелевал весенний ветер
Движеньем лёгких облаков.
Воскресный день был чист и светел, —
И нет оков.
Нет больше мук, обид, терзаний,
Искусственных проблем и бед.
В душе, уставшей от страданий,
Есть только свет.
Духовный свет перерожденья,
Счастливых слёз.
Тепло и радость пробужденья —
Воскрес Христос!
Христос Воскрес! – нёс свежий ветер
Пасхальный колокольный звон.
Мой мир теперь стал чист и светел,
Вновь возрождён.
 

Творчество

 
То ливень побеждал – то солнце
В июльской битве облаков,
А облака – небес питомцы —
Напоминали мне богов
Античных, гневных и прекрасных,
Властолюбивых и опасных,
Которых в наш проблемный век
По мифам знает человек.
Их образы будили рифмы,
Текла за строчкою – строка.
Упорно огибая рифы,
Неслась мелодии река.
Так в голове рождался опус,
Сверкал, умывшись, летний день,
На дачу вёз меня автобус
Среди лугов и деревень.
 

Андрей Родосский

Архимандриту Назарию [4]4
  Ныне – епископ Выборгский.


[Закрыть], наместнику Александро-Невской лавры

 
Священник, да еще с казачьими корнями —
Как много общего, честной отец, меж нами:
Быть может, донесла слушок до Вас толпа
О том, что правнук я станичного попа.
Петром Строителем заложенная лавра
Была безбожникам страшнее Минотавра —
Но снова в сих стенах, как завещал монарх,
Живет, работает и молится монах.
И обретённые святого князя мощи —
Залог того, что Русь не потеряла мощи,
И вслед за многими я возвестить берусь:
Как некогда Христос, воскреснет наша Русь!
 

У храма

 
Пришли мы, поднялись на паперть.
Угас негромкий разговор.
Листва, как выцветшая скатерть,
Накрыла весь церковный двор.
Вздыхали нежные берёзы,
Печалился безмолвно клён —
И, как непрошеные слёзы,
Полился колокольный звон.
Из храма заструилось пенье...
Что там? «Исаия, ликуй»?
Нет, нет! Печальны здесь моленья,
Как наш прощальный поцелуй.
Не суждено надеждам сбыться,
Благим мечтаниям – конец.
А клён осенний золотится,
Точь-в-точь супружеский венец.
Кого винить, что так случилось,
Что счастье выпало не нам?
Ты истово перекрестилась,
Вошла благоговейно в храм.
 

Пасхальное

 
Красное яичко я припас —
Вот оно, в расписанной скорлупке!
Целомудренно целую Вас
В Ваши ненакрашенные губки…
Может быть, смешон я или глуп —
Что же делать старому повесе!
И, касаясь робко Ваших губ,
Кротко я шепчу: «Христос Воскресе!»
 

Зимний романс

 
Не слыша, как падает снег,
Стоял у Аничкова моста
Один молодой человек
Довольно высокого роста.
Пригожая девушка с ним
Стояла задумчиво рядом
И взглядом скользила своим
По стройным дворцовым фасадам.
Вся в белом Фонтанка-река,
Все в инее Клодтовы кони...
Просилась девичья рука
Погреться в мужские ладони.
А юноша робко ласкал
Рукав запорошенной шубы,
Потом, всё смелее, искал
Губами желанные губы...
Но множество пылких речей —
Увы! – оказалось бесплодным:
Ладони согрелись у ней,
А сердце осталось холодным...
 

Заячий остров

 
Пётр Великий не любил охоты —
Аль другой печали да заботы
Нет у православного царя,
Чем зверюшек убивать зазря?
Оттого-то заинька отважный
Там, где царь прохаживался важно,
Мысля крепость заложить и порт,
Прыгнул государю на ботфорт!
 

Фестиваль корюшки

 
В Неву из моря-морюшка
Идёт на нерест корюшка —
Знать, выведутся деточки…
А попадётся в сеточки,
Спечётся на горелочке
И ляжет на тарелочки
Она с хрустящей коркою
И жёлтою икоркою…
Идёт на нерест корюшка
В Неву – себе на горюшко!
 

Ирбис Руа

Две меня назад

 
Рисую ложкой… в чашке листопад,
Размешиваю крупные чаинки,
Ты помнишь, где-то «две меня» назад
Я в волосах носила «невидимки»?
С тех пор две жизни про́жил этот взгляд.

Вот тает сахар, будто первый снег,
Во мне вот также память растворялась,
Я прошлая – чужой мне человек…
Я дважды умирала и рождалась,
А ты таким же оставался, как на грех.

Нет «невидимок», лишь волос каскад.
Мне чужды все слова «вчера», «намедни»…
Я выпью чай и стихнет «листопад»…
Ты знаешь, я неважный собеседник
О том, что было «две меня назад».
 

Я люблю этот дом

 
Я люблю этот дом…
Дом, в который я не постучусь.
Грязно-кремовый дом
С черепицей под цвет перца чили.
Не встревожу ключом
Я замка заедавшего пульс…
А его до сих пор,
Я уверена, не починили.

Я люблю этот дом,
В окнах звёзды – почти «домино».
Посмотри на окно,
Может, это игральные кости?
Шесть – в моём, три – в твоём,
На двоих нужно нам лишь одно.
Совместим два окна? Изнутри…
Если явишься в гости.

Что же я говорю?!
В гости я не зову в этот дом.
Я давно не живу в этом доме
С огромным балконом.
Помнишь, старый урюк,
Тот, что ветки стелил на балкон,
Я любила срывать
Каждый плодик незрелым, зелёным.

Я люблю этот дом,
В нём училась казаться «как все».
И, навеки в лицо цементируя чуждые маски,
Я листала альбом,
Ставя даты на каждом листке,
И штрихуя в пятно
Слишком близкие сердцу участки.

Я люблю этот дом,
Хоть его я не помню почти.
Есть защитный синдром
У болезненной памяти каждой.
Будто сломан паром, —
И на берег уже не сойти.
Не доплыть-долететь,
И мы лжём, что все это неважно.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Не прошусь на ночлег в дом,
Которого даже боюсь,
(я однажды ушла,
разрушая стальные засовы).
Вдруг чужой человек
Дверь откроет на громкий мой пульс
И, спросонья взглянув,
Спросит как-то невежливо: «Кто Вы?»
 

Кружились ангелы сомнений

 
Кружились ангелы сомнений,
Волненья трепетом шурша,
И падала мне на колени
Сомненьем сбитая душа.
И недоверья запах терпкий
Дурманом ревности крушил
Моей мечты сырые слепки,
Где этот мир макетом был.
Кружились ангелы сомнений,
Слабели, растворяясь в плач.
И ангелов недоумений
Сменили ангелы Удач.
 

Просто дождливый день

 
Прости, теперь мне нравятся дожди,
Шуршанье шин в серебряном асфальте,
И солнечный у неба карантин
В заоблачной витражной грубой смальте.

Мутовкой ночь взбивает облака
В молочное и негустое тесто,
И лепит силуэт змеевика
Для ветра рукодельница-невеста.

И каждой ночью прячет под платок
Свой оберег из филигранных лунниц,
И сквозняком холодным на порог
Роняет слёзы на циновку улиц.

И капли дождевые словно зернь —
В старинном украшении сирени.
Мне нравится дождливый каждый день,
Что в отражения ваяет наши тени.
 

Вальс на Садовой

 
Мы по Малой Садовой – три четверти такт.
И восторгом прохожих оплаченный фрахт.
Вечер, словно факир, кружит рядом огни…
Нет ни римов, ни мекк… Целый мир отмени!

Флейты это ль поют? Или уличный шум?
Звёзды скомканы в блеск, как незрелый изюм.
Лист руки – на плечо, первый шаг – и провал
В ураган торжества, в листопад-карнавал.

«После» знать ни к чему… И не вспомнить, что «до».
Только струны звенят городских проводов.
И вальсирует ночь, скинут под ноги фрак…
Вальс ли это, скажи?!...Или что-то не так?!
 

Владимир Руднев

Исповедь

 
Как нелегко мне русским быть
в суровой русской доле,
среди волков во-волчьи выть
и тосковать о воле.

Дана и мне от века здесь
земля упокоения,
моя языческая спесь,
мечты и вожделения —

богатым стать иль бедняком,
искать, терять и строить,
быть вечно пьяным мужиком,
иль душу успокоить,

её спасая во Христе
молитвой – покаянием,
иль снова в русской маяте
всем потакать желаниям…

Негоже жить в чужой земле
в довольстве и в безделье;
с даро́вым яством на столе —
в чужом пиру похмелье.

Однако здесь и только здесь
земля упокоения,
моя существованья весь,
мечты и вожделения.

В любви к Отечеству, к добру.
в судьбу свою уверовав,
здесь я родился и умру
во имя Слова Первого.
 

Татьяна Рудыковская

Ладога

 
Граниты круто падают к воде,
А сосны – как мадонны – величавы.
Барашки волн сбегаются к причалу.
Мотор послушен, словно конь в узде.
Закат, как мёд, над волнами разлит,
но чайки криком тишину тревожат.
И с каждым годом дальше и моложе
все те, кто здесь под обелиском спит.
 

Мне не спится при луне

А я люблю дождь…

(Из разговора)

 
– Ну, хватит, хватит о войне!
Растёт уж третье поколенье!
А я всё помню дым в окне,
гул самолётов в отдаленье…

Я помню запах пепелищ,
куски упавшей штукатурки,
бойца в обмотках и тужурке,
что спас собою чью-то жизнь.

Трамвай снарядом разворочен,
и рельсов вздыбленные прутья…
Груз нашей памяти так прочен,
полсотни лет не отряхнуться…

– Ну, хватит, хватит о войне!
…А мне не спится при луне.
Коль ночь светла, коль день пригож,
я помню, всё бомбёжки ждёшь.
…Не потому ль ты любишь дождь?
 

Василий Рысенков (г. Торжок)

* * *

 
В девяносто первом звёзды сложились скверно.
Если бы бедность и дурь отыскали устье,
Рынок и план сдружились, то я б, наверно,
Был агрономом в ласковом захолустье;
Слушал болтливый овёс на ветру весёлом,
Путал стихи в карманах и накладные,
На мотоцикле гонял по весенним сёлам,
Пил с мужиками в клубе под выходные.
И собрались бы, как пазлы, осколки, части
Зеркала жизни, той, настоящей доли.
Мне бы ещё открылась формула счастья
В майской зелёной дымке за тёплым полем.
Радость и нежность песни далёкой влита
В шорохи космоса и родниковый воздух…
Знать бы и верить, что нет ничего вдали-то
Лучше, чем этот туман, пригасивший звёзды.
А за туманом ещё разглядеть осталось
Край, где светло и осмысленно жили люди,
Где от работы – радостная усталость,
Где засыпаешь и знаешь, что ЗАВТРА будет.
 

* * *

 
Векового ельника темень.
Непролазны снега завалы.
Робкую лазоревку в темя
Небо поцеловало.

Рядом трасса – слякоть и давка,
Выхлоп над железной толпою.
И грузовики на заправках —
Стадо на водопое.
В реках света – мели и броды,
А истоки – в городе где-то.
В споре человека с природой
Победителя нету.

Может, сбережёшь тишину ты
В поле, за позёмкой ползучей,
Грохот и гуденье минуты
Вечностью не обеззвучишь?

Если бы уйти, затеряться
Там, за голубыми лесами…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Девушки идут, матерятся
Нежными голосами.
 

* * *

 
Безлюдные глухие зимы.
Дремота. Пыль под образами.
Смотреть вокруг невыносимо
Живыми трезвыми глазами.
Бурьяны. Свалки. Мимо, мимо…
Давным-давно неизлечимы
И этот мир, и все мы сами.

Есть утро хмурое, в котором
Надежды нет, что день настанет.
Порочный круг – пустые споры,
Где всё меняется местами.
Скрыл нищету в рекламе город,
И зимний ветер рыщет вором,
И завывает под мостами.

В деревне ни холста, ни крынки,
Ни слёз, ни гнева, ни веселья.
Вороны празднуют поминки.
Тоска справляет новоселье
В казённом доме и на рынке.
А небо серое «с овчинку»

Пропорото засохшей елью.
И горе – вроде анекдота.
И в мире что-то с тормозами.
И только сверху смотрит кто-то
Большими трезвыми глазами.
 

* * *

 
Призрачных мутных снегов нашествие.
В печке дымят и трещат дрова.
Лучшее средство от сумасшествия —
Опустошённая голова.

Лип медитация и качание…
Сумерки прячутся в дровяник.
Лучшее средство от одичания —
Общество старых и добрых книг.

Вьюга – крушение мироздания.
Хаос позёмками не прошить.
Лучшее средство от опоздания —
Сесть и уже никуда не спешить.

Вьюга – как сбывшееся пророчество.
Трубы архангеловы – в трубе…
Главное средство от одиночества —
Весь этот мир поселить в себе.
 

Алла Садовская

Набат

 
Не одета и не обута,
Но ни ветер, ни гром не страшен,
Амазонкою буду будто!
Так мне кажется жизнь краше.

И неведомо, днём иль ночью,
За околицей иль в столице
Вдохновения ищут очи,
А вокруг только лица, лица…

Лица бритые, лица-чёлки,
Лица разных кровей и масти!
Боже мой! Я не вижу толку,
Неуютно мне в этой массе!…

Миллионы людей похожих
Каждый день мне идут навстречу,
Неужели себя я тоже
Вдруг однажды в толпе замечу?!

Подойду к «себе» и… – Ну, здравствуй.
– Что так грустно? – в ответ спрошу «я».
– Посмотри, мир такой прекрасный!
Мир божественен! Аллилуйя!

Богослов, возложите руки
На меня, ибо вздуты вены.
Понимаю – иду на муки
В самый центр мировой арены!…
 

* * *

 
Люблю я Россию слушать…
Раскатом колокола́…
За то, что однажды душу
Она мне свою дала.
За то, что дышу раздольно —
И вдоволь, и всласть дышу,
За то, что бывает больно,
Когда я о ней пишу…
 

* * *

 
Посмотрите на этот город!
Он велик не размером – статью!
Он велик тем, что лютый ворог
Не предал его лик распятью!

Путь к победе был слишком труден,
Обнимало кольцо блокады.
Только выжили эти люди!-
Эти ЛЮДИ – из ЛЕНИНГРАДА!

Посмотрите на эти лица,
Вы, зелёные от утробы,
Вам во сне это не приснится,
Вы ж по жизни теперь все снобы.

Вам Америка даст программы,
Вам Германия даст валюту.
Что вам эти блокадные граммы,
Если жрать осетра с «Абсолютом».

Так за что же они умирали,
Если нету теперь Державы?
Чтобы мы их здесь обирали?!
И купались в лучах их славы?!
 

Виталий Севрюгин

Печальный караван

 
Шагал вперёд печальный караван
Среди песков и жалящих колючек…
Прощай навек, родной Узбекистан,
В Россию уезжаю – край могучий.
Скучаю я по детству и весне,
Не позабыл могилу старой мамы…
И до сих пор мне чудятся во сне
Далёких дней цветные панорамы.
И вот теперь мой скорбный караван
Достиг границы северной столицы.
Я подошёл к кисельным берегам,
Где солнечные сходятся зарницы.
В берёзовой России я живу
И залечил сердечные все раны,
Но снятся мне, как будто наяву,
Страны далёкой синие туманы.
 

В чайхане

 
Какая сильная жара,
Какая знойная погода!
Под летним солнышком с утра
Томится южная природа.
Одно спасение: тенёк
Да чайхана под старым дубом,
Где можно попивать чаёк,
Беседуя с хорошим другом.
Там можно славно отдохнуть,
Поесть самсу с курдючным салом,
Покушав, можно и вздремнуть
И даже выспаться задаром.
В тени жарища – нипочём,
А в чайхане уютно, мило,
Не думай только ни о чём
И жди, чтоб голова остыла.
 

Юлия Семёнова

* * *

 
Люблю дыханье светлой тишины,
Когда в свой разговор вступают двое:
Небесный свод и ласковое море,
Где редкие слова едва слышны.

Туман скрывает призрачной накидкой
Свиданье между небом и водой,
И, разливаясь далью голубой,
Чуть брезжит свет дрожащею улыбкой.

Едва лучей касается волна
И ветер волн перебирает струны…
Качаются молитвенные думы,
И царствует святая тишина…
 

Дочери

 
Ты – Ангел. Ты сошла с Небес
И путь мой светом озарила.
Я на тебя нательный крест
Надела – Душу окрестила.

Склонюсь над люлькой не спеша,
Поправлю тихо одеяльце
И поцелую чуть дыша
Твои божественные пальцы.

Крутись, крутись веретено
И Нить Судьбы пряди исправно,
Чтоб в дивное Души окно
Свет Неба лился неустанно.
 

Юрий Семилетников

Ночь

 
Я поэтом проб ыл до рассвета,
Превращая слова в сигареты.

Чашки кофе, чернильные кляксы —
И слова по листу, словно таксы,
Удлинённые. Чувства, пороки…
Всё прожить, что не смог, и ответить

До рассвета на всё, что сокрыто,
Где-то там, где играются дети,
Разряжая назойливость быта;
Всё прожить! До рассвета есть время,

Есть ещё вдохновенье и силы,
Есть ещё не проросшее семя —
Мысль. Мгновение – заколосилось!

Поле белых листов плодородное
Заиграло словесными злаками,
Беспородными чувствами-всходами,
Непонятными чёрными знаками.