Текст книги "Поэтический форум. Антология современной петербургской поэзии. Том 2"

Автор книги: авторов Коллектив

* * *

 
Воздух Крестовского свежий,
Летним дождём напоённый…
Ветер с залива небрежно
Гривы растреплет у клёнов.

Липам пригладит макушки,
Высушит гроздья сирени.
Вновь растревожат мне душу
Запахи, звуки и тени…
 

* * *

 
Одинокие души блуждают в тумане.
В этой жизни они – как в морях корабли,
И, случайно сойдясь в штормовом океане,
Помогают друг другу доплыть до земли.

Притяжение душ в штормовой непогоде
Нарушает теченье привычных минут…
Их невидимый ангел друг к другу приводит,
И, как в зеркале, души себя узнают.

Помоги им, Всевышний, смирив расстоянья,
Обрести в этом мире покой и приют.
Светлый ангел в ночи никогда не обманет,
Если души друг другу надежду дают.
 

Александр Брыков

Незатейливый вальсок

 
Петербургские дремлют каналы,
Петербургские дремлют мосты…
В глубине их томятся устало
Вод потоки, темны и пусты.
Над Невою опять непогода,
Руки прячутся сами в карман…
Мелкий дождик опять на Обводном,
А на Карповке снова туман.
 

 
Отразится в Смоленке случайно
Лодки старой прогнивший остов…
А какие скрываются тайны
В тёмных сводах гранитных мостов?..
Берега Чёрной речки в тумане…
И на Невках царит полный штиль.
Тихо спит в предрассветном дурмане
Беспокойный ночной Оккервиль…
 

 
Ветер носится в невской тельняшке,
Листьев жухлых несёт шепоток…
Присмирели Фонтанка и Пряжка.
Тихо Шкиперский дремлет Проток…
Не проснуться и Мойке под утро,
Ветер осени ряби нагнал…
И мерцает седым перламутром
Рядом с Мойкою Крюков канал.
 

 
И привычным осенним ненастьем
Ты, дыханье своё затаив,
Наблюдаешь, как с божьим участьем
Просыпается Финский залив…
Как подсвеченным северным утром
Волны тихо уходят в песок…
Лишь поэтому над Петербургом
Незатейливый слышен вальсок.
 

Ещё ничто не предвещало

 
Ещё ничто не предвещало,
Ещё не падал мелкий дождь,
И небо слёз не обещало…
И я не знал, что ты уйдёшь.

Ещё счастливыми казались
Все дни и ночи напролёт.
И улыбаться мы пытались,
Не зная, что произойдёт…

Ещё сирень в садах не чахла
Сияло солнце, как всегда.
И расставанием не пахло,
И птицы пели у пруда…

И ты опять мне всё прощала,
И «хэппи энд» был, как в кино…
Ещё ничто не предвещало,
Но было всё предрешено.
 

Николай Бутенко

В парке осень

 
В парке осень. Дождь грибной
землю заливает.
Листья кружат надо мной
журавлиной стаей.

Лодку утлую в пруду
к берегу прибило.
По тропинке я иду
на свиданье к милой.

Пусть я вымок и продрог,
простужусь под вечер,
нет мне сладостней дорог,
чем любви навстречу.
 

Песня

 
Где-то там, вдали, за речкой
песня дивная звучала.
Не стучи ей в такт, сердечко,
не споют её сначала.

Ей, в долине, одинокой
безразлично горе чьё-то.
Ей самой в ночи глубокой
опечалил сердце кто-то.

Ей самой в долине тёмной
затеряться бы навечно
да шептать ветрам бездомным
о делах своих сердечных.
 

Исповедь

 
Не дай-то Бог:
под утро пожалеть,
что день напрасно прожит был вчера,
а завтра вновь спокойной жизнью тлеть,
без радости, без цели и добра;

лишиться сна, покоя и угла,
по миру с равнодушием брести,
и ради чрева крохи со стола
лихой судьбы безропотно смести;

талант, что дан природой, загубить,
предавшись славе, пьянству, бытию,
использовать, предать и позабыть
всех тех, кто мне доверил жизнь свою;

на холмике пощады у земли
не вымолить на кладбище дедов,
а изгнанным, от Родины вдали,
замкнуться в одиночестве годов;

при свете дня не сбиться бы с пути,
зло обойдя спокойно стороной,
и не прощённым в мир иной уйти,
возненавидев светлый мир земной;

в свой судный час услышать от врагов,
что в пользу их я предавал друзей
и дал душе – бесчестие грехов,
а имени – проклятье матерей!

Не дай-то Бог…
 

Дорога к Богу

 
У каждого к Нему своя дорога,
ведущая сквозь мглу и бурелом,
но к каждому одна для всех у Бога,
зовущая нас в храм, как в отчий дом.
Где тень распятья перекрёстком ляжет,
пред выбором благословляя нас,
ступай! И пусть душа тот путь укажет,
где ей дышать свободней, чем сейчас.
 

Память

 
За упокой зажгу свечу…
Припомнив всех, я задыхаюсь, —
и имя каждого шепчу,
кого хоть раз обидел… Каюсь.
О, память! —
Времени вино,
хмельное, горькое, как зелье,
нам в виде совести дано,
как бесшабашному похмелье.
А Время лечит и летит,
всё унося в забвенье, в Лету…
Пусть Бог простит, и мать простит,
но память душу бередит,
чтоб в смертный час призвать к ответу.
 

Триада

 
Союз мужчин не знает трещин,
покуда нет меж ними женщин,
покуда слава и богатство
не посетят святое братство.
Увы! Коварная триада
разит мужчин не хуже яда!
 

Восхищение

 
Под чистым небом – радужные дали,
в лучах вечерних – жёлтые луга.
Как вы прекрасны, в девственном начале,
когда весною с вас сойдут снега!

Цветы в саду не видят цвет свой нежный,
в дыханье сна – себя таёжный лес,
и океан – простор свой безмятежный,
и красота – своих земных чудес.

Как сладко мне парить над облаками,
спускаясь к морю горною тропой,
моими восхищёнными глазами
природа наслаждается собой!
 

Золотые наливы

 
Падают яблоки в осень
с шелестом тихим под ноги,
Будто с собою уносят
в вечность земную тревоги.

Их золотые наливы,
в дом принесённые нами,
так же, как прежде, красивы,
пахнут дождём и ветрами.

Завтра морозы и вьюга
сад опустевший отбелят.
И не узнают друг друга
яблони в белой метели.
 

Виктор Васильев

Ломоносов

 
Полярный край. Ветров раздолье,
Борьбы и мужества залог...
Рыбак Михайло – сын Поморья —
Шагнул во мглу через порог.
Собрался он не в Холмогоры,
Куда на праздники ходил.
Тысячевёрстные просторы
Пред ним вставали впереди.
Его за снежною пустыней
Ждала с владимирских времён
Патриархальная Россия —
Страна серпов и веретён.
И он, мужик широколобый,
Оставив прошлое в ночи,
Шагал в Москву через сугробы
Россию азбуке учить!
 

Ночь таёжная

 
Чары холодные, тайные,
Месяц разлил над тайгой.
Дремлют просторы бескрайние,
Белый туман над рекой.
Тени костёр догорающий
Гонит к ночной вышине;
Грустная песня товарищей
Тает в густой тишине,
Звёзд хоровод беспорядочный,
Сов бархатистый полёт...
В царстве пугливом, загадочном
Мудрая сказка живёт.
 

Письмо нежданное

 
Южные сумерки,
света мерцание.
Цигарку на койке
кручу по-солдатски.
Письмо на подушке
лежит в ожидании:
Знакомые буковки,
штамп Ленинградский.

Письмо я читаю,
теплы его строчки.
Сегодня в душе
у меня воскресенье.
И пахнут весною
скупые листочки:
Ты пишешь: «Целую,
не жду разрешенья».

Ты пишешь, что будешь
незримо со мною,
Тебя я не смею
забыть на минутку...
Один лишь вопрос
не дает мне покоя:
Ты пишешь от сердца
иль все это – шутка?!
 

Светлана Васильева

Тень

 
Тень моя далеко, на другом берегу.
Я добраться, пожалуй, туда не смогу.
Все дороги черны, потерялись в ночи,
И холодные бьют под водою ключи.

Вот плывут облака в волнах звёздных морей,
Вот попала луна в сети чёрных ветвей.
Может, тень не моя на чужом берегу?
Может, я от неё навсегда убегу?

Тонет елей покой в бездне сонных глубин,
Чуть касаются звёзды их острых вершин.
Тень меня увела в сон таинственных вод,
Где безвременье воду бессмертия пьёт.
 

* * *

 
Дано любви другое зренье —
Любовь трудна для осмысленья.
Не мира нашего познанье —
Иное, чистое дыханье.

И не любовь слепа, а мы
Не отличаем свет от тьмы.

Нам просто страшно.
В мире этом
Такого не бывает света.
И Бог простит, наверно, нас,
Глаза закрывших в трудный час.
 

Юрий Виноградов

* * *

 
Опять я осень жду,
Как первого свиданья.
Что увядает – дорого вдвойне.
Забытые, спешат ожить страданья,
И боль их разгорается во мне.

Чьих глаз печаль и блеск я снова вижу?
Чьих рук далёких чувствую тепло?
Как в юности, люблю и ненавижу,
И на душе, как в юности, светло.
 

* * *

М.Г.

 
Кончается октябрь. Печален лес…
В березняке светло от листопада.
В замёрзших омутах – глаза небес
И сосен затаённая досада.

Как искренна печаль осенних ив…
Прозрачны родники и так глубоки,
Что кажется, глоток из них испив,
Я пью Земли живительные соки.

Природа мне – наставница и мать,
И лучший друг в любое время года.
Я, как она, способен увядать
И возрождаться так же, как природа.
 

Эклога

Но туман не шелохнётся…

А. Блок

 
«Но туман не шелохнётся»,
Колонистский парк притих.
Над собором тихо льётся
Свет вечерний, светлый стих.

Над «Царицыным покоем»
Загорается звезда.
Тонким сумеречным слоем
Покрывается вода.

Ольгин пруд яснее, чище
Отражает тростники.
В старых ивовых ручищах
Запах озера, реки.

Тихо замок оживает.
В окнах вспыхивает свет,
И на занавесях тает
Чей-то тонкий силуэт.
 

* * *

 
Как пахнет донник у дороги…
Теплынь, и солнце, и покой.
А над забытою рекой
Озёрной чайки облик строгий.

Её печальный резкий крик
Застыл над листьями кубышки.
Здесь зона, здесь колючка, вышки.
И тихо плещется родник.
 

Ольга Виор

Семейный портрет

 
В клетке попугай зелёный. Рядом кот.
На полу их пёс огромный стережёт.
Дочка, муж, за кадром где-то я,
В сборе вся моя весёлая семья.

Взгляд зацепится за фото невзначай…
Мужа бывшего я не зову на чай,
Дочка выросла, псу подошла черта,
Но сначала – попугай достал кота.

Он дразнил его, клевал, ходил у ног.
Кот однажды совладать с собой не смог.
Пара пёрышек зелёных на окне,
Кот исчез потом с балкона по весне.

Сколько судеб в старых снимках, сколько лет…
В годы прожит ые я возьму билет,
Сядем с дочкою на кухне мы вдвоём,
Полистаем вместе старенький альбом.
 

* * *

 
Хочется тебе помочь. Нечем.
Ну, поплачься на груди, что ли?
Этот странный и пустой вечер
Словно создан для чужой боли.

Для моей бы подошёл тоже,
Но на несколько веков раньше.
Ведь страданья у людей схожи…
Просто я тебя чуть-чуть старше.
 

Натюрморт

 
На старой клеёнке расцветки неброской
Повытерли годы цветы и полоски,
И бледное блюдце с отколотым краем
Венчает лимонная корка сухая.

Растаяло масло в зелёной маслёнке,
Просыпалась соль из хозяйской солонки,
А сам он взирает серьёзно и строго
На дом свой родной перед дальней дорогой.

Внимательно смотрят глаза с фотоснимка
А дочка с женой тихо плачут в обнимку.
Никто и не думал, а вышло-то вот как …
Под хлебом в стакане «Столичная» водка.
 

Мопассан

 
Час пик. Метро. Рассказы Мопассана
У девушки, стоящей надо мной.
Вагон – битком, и смотрится чуть странно
Нелепый плащ и шарфик кружевной.

Старательно накрученные пряди,
Невзрачное колечко с бирюзой...
И хочется спросить – чего же ради
Таскаете тяжёлый том с собой?

Уступит место молодой парнишка,
Она, от чтенья глаз не оторвав,
Кивнёт, уткнувшись в старенькую книжку,
Одной из героинь рассказа став.
 

Февраль

Февраль. Достать чернил и плакать…

Б. Пастернак (1912)

 
Минус двадцать, февраль и Питер.
Дом не топят вторые сутки.
Спать ложусь – надеваю свитер,
Всё равно замерзают руки.

Карандаш со свечой на кухне —
Девяносто квартир без света.
Этот мир несомненно рухнет…
Свет в ночи – вечный путь поэта.

Как же можно так жить, послушай!?
Мы в культурной столице, вроде?
В феврале умер Саша Пушкин,
А курок до сих пор на взводе.

Убиваемся, убиваем…
Бьёмся грудью об лёд, что толку?
Лишь любовью обогреваем
Этот день, эта жизнь, и только.

Взгляд назад – оседают лица.
Как же душно мне здесь, как душно!
С февралём я готова слиться,
Мне чернила искать не нужно.
 

Родина

 
Петербургские трущобы,
Го́рода окраина.
Рассыпаются «хрущобы»,
Гибнут без хозяина.

Нет воды горячей летом,
А зимой, как водится,
Весь квартал сидит без света —
Свечками обходится.

Жгут бомжи костры в подвале —
Стены в чёрной копоти.
Дверь отмоется едва ли…
Им бы наши хлопоты!

Эх! Весёлый мой посёлок!
Хулиган на гопнике!
С Коллонтай до Новосёлов —
Панки, фрики, готика…

За стеной опять веселье —
Вечная бессонница.
Что ни ночь, то новоселье,
Некогда опомниться.

После трёх – орут в полсилы,
Затихают вроде бы…
Дочь вчера меня спросила:
«Что такое Родина?»
 

Школьная фотография

 
Типичный снимок
Типичной школы.
Кто с кислой миной,
А кто – весёлый.

Девчонки в платьях,
Мальчишки в «двойках».
Вот это – Катя,
А это – Борька.

У Машки рожки —
Понятно людям:
Петров Серёжка,
Он Машку любит!

А вот Иришка,
Моя подружка.
У нас с ней книжки
Важней игрушек!

Дружили так, что
В огонь и в воду!
Забылось как-то,
Затёрли годы.

Теперь всё реже,
По юбилеям…

А я-то где же?
А я – болею.
 

Павел Волчик

* * *

 
Что мне в шелесте листьев?
Молитвы девичьей прошение…
В этом парковом храме
Деревья поют об одном:
Пережить холода в городах
И другие лишения,
Целовать южный ветер
Зелёным трепещущим ртом.

Ты вошла в кабинет,
Разметав в свежем воздухе руки,
Шлейф обманчивых слухов
Втащив в незакрытый проём.
Нет слюнявой романтики
В тихом молитвенном звуке,
Только веток качание
В небе моём голубом.

Ты взяла молоток —
Застонали отчаянно гвозди
От ударов по шляпкам
Взревел обезумевший дом,
И доскою закрыв
Облаков белоснежные грозди,
Ты ушла. Я остался сидеть
Под забитым окном.

Не ищи торжества —
Я не злюсь, неумелый мой мастер.
Отболела на сердце горячем
Живая тоска.
Что мне в шелесте листьев?
В нём нет твоей мстительной страсти…
Я люблю и дышу —
оторвалась
от рамы доска.
 

* * *

 
Лихо ночное лапой остылой
Звёздные зёрна в ступе месило,
Пыль пропуская сквозь хвойное вито,
Сыпало сахар в земное корыто.
Иней звенел в предрассветном покое.
Город покрылся алмазной мукою.

Вышел из дома, пошёл к электричке.
Тоненький месяц девичьей ресничкой
Лодочкой в море пурпурном купался.
Сверил часы, всё на месте, собрался.
Вдруг, отражаясь от стёкол машинных,
Жарким хребтом разрезая вершины,
Чудище доброе влезло на крыши,
Иней слизало с асфальта и дышит.

Лихо ночное зарёй закатилось,
В тени домов убежало и скрылось.
Кто-то поджёг в небесах занавески,
В дымчатых струйках сияют подвески:
Труб заводских не погашены спички!
Я на работу спешил по привычке…
 

Предчувствие

 
Море золотое станет хлебом…
Тучи взбухнут жидким серебром,
Ласточки, придавленные небом,
Взрежут нивы шёлковым серпом.

Ветер по лесам тугой пригоршней
Вычешет трухлявый сухостой.
Чаще запорхает хищный коршун,
Над равниной мертвенно-пустой.

Рыбьей чешуёй заблещут лужи,
В лихорадке спляшут провода,
И внезапный шквал обезоружит
Неженок, живущих в городах.

Как пою я в этой пьяной буре!
Как душа резвится вместе с ней!
Я вожусь с устройством новой сбруи
Для моих Пегасовых коней.

Дикий храп пускай тебя не будит,
Не нарушит цокот выдох-вдох,
Под периной трепетные груди
Не встревожит утренний всполо́х.

Не услышишь шороха и всплеска,
Не поднимешь замерших бровей,
Только всколыхнётся занавеска,
В полутёмной комнате твоей.
 

Ольга Воронцова

* * *

 
Вниз с холма сбегают две дороги:
На одной – толпы безликой след,
На другой – смешной и длинноногий
Полунищий юноша поэт.

Но, увы, никто ему не внемлет
В чёрно-белом мире без прикрас —
Он не сеет и не пашет землю,
Не кутит в корчме в досуга час.

Он виновен в том, что звуки лиры
В колыбели с детства услыхал
И увидел все богатства мира
Через призму сказочных зеркал.

Муза шепчет, не даёт покоя
(Сам поэт лишь ведает о том),
К небу вознесён своей строкою,
Он изгоем стал в краю родном.

И живёт он вечно одиноко
В стихотворном мире на листе,
Ведь в своём отечестве пророка
Не признали даже во Христе.
 

Шахматы

 
В моей стране всегда война.
И в клетке чёрного квадрата
Я одинока, но сильна,
Я – Королева Шахамата.

И в центре шахматной доски,
На самом чёрном в мире троне,
Я засыхаю от тоски
По беломраморной короне.

Квадратный мир безумно мал,
А я хочу простора власти;
Мой господин – как мой вассал,
А я желаю взрыва страсти.

Чужой престол в моих мечтах,
Чужой Король, как змей для Евы.
Мой избалованный, Вам шах
И сердце Чёрной Королевы.

А Вашей царственной жене
Пойдет кипенно-белый саван,
А белый плащ её на мне
Пускай красуется на славу.

Вдруг… Слышу голос, как набат.
Похож на мой, но полон гнева:
«Моя соперница, Вам мат
И смерть от Белой Королевы».
 

Поэт и Беатриче

 
Тон твой резок, а смех неприличен.
Но когда ты приходишь к нему,
Он-то знает, что ты – Беатриче,
В бело-сером табачном дыму.

Отражаясь в раскрылиях окон,
Непрерывно дрожа на ветру,
Для него твой сверкающий локон —
Словно солнечный луч поутру.

Глаз поэта – звезды сердцевина.
В нём сквозь сотни неведомых призм
Ты мила и по-детски наивна
И нарочно играешь цинизм.

А когда ты, как нимфа без платья,
Без стесненья ныряешь в кровать,
Для него ты – Мадонна в объятьях,
Он не смеет тебя осквернять.

А тебе это даже и лучше —
Слишком странна такая любовь.
Что же взять-то с него? Только душу,
Не богатство, не хлеб и не кров.

Не такой ли была Беатриче?
И была ли? А может, и нет.
Только жил в поднебесье, по-птичьи,
Ослеплённый любовью поэт.
 

Валерия Вьюшкова

Поле Куликово

 
Под серой ватой облаков,
Как под уютным одеялом,
Вздремнуло поле… Шесть веков
Прошло с тех пор, как здесь стояла
Русь против Золотой Орды…
Характер русского народа
Ковался молотом беды.
Мы – с поля Куликова родом.

Смерть и Победа – наравне
Решили здесь судьбу России:
Перед лицом угроз извне —
Единой стать, огромной, сильной!
 

Детская роща

 
Пригорок за сараем…
Тропа… Трава густа…
Нам, детям, – был он раем!
Два или три куста
Да рослая берёза
Давали нам приют.
От грозной власти взрослых
Мы укрывались тут.
Мы в играх создавали
Фантазии миры.
Мы детские печали
Меняли на дары
Общения. В нём зёрна
И плевелы растут…
Что – честь, а что – позорно
Мы постигали тут.
Иллюзии не строю.
С тех пор прошли года.
Не сходна жизнь с игрою.
Я больше никогда
Не чувствовала общность,
Защиту и уют
Далёкой детской рощи…
Души истоки – тут.
 

Кошка

 
Голубая лунная дорожка
Третью ночь ложится на паркет
От окна – и до угла, где кошка
Спит обычно…
Кошки, впрочем, нет…

Кошка,
Вновь поддавшись страсти пылкой, —
Убежала погулять с котом…
С блохами и плешью на затылке, —
Но счастливой, возвратится в дом.

Третью ночь мне снится:
От окошка
По дорожке лунной голубой
Дюжину котят ведёт мне кошка,
Хвост задрав торжественно трубой!
 

Анатолий Гаврилов

Ожидание

 
Тихая осень с холодным дождём,
Листьев томительный хруст.
Мы ещё встреч очарованных ждём
С жарким слиянием уст.
Локонов жёлтых горячий язык
Вьётся вдоль вен голубых.
Чётким рисунком божественный лик
В мыслях застывших моих.
Ив сквозняковая даль, меж ветвей
Тени застывших надежд
Каплями жизни твоей и моей
В слабом движении вежд.
Путь нескончаемый. Сумерки. Даль.
Ветер меж веток затих.
Встреч предзакатных холодный хрусталь
В мыслях крошится моих.
 

* * *

 
Как печален лес осенний:
Скрип деревьев, ветра свист,
Ельник весь дождём просеян,
Не звенит намокший лист.
Шум шагов и шорох капель,
Как аккорда звук один.
Силуэты серых цапель
Посреди сырых равнин.
Тяжелеет свод небесный,
Всё тревожней птичий вскрик.
Далеко ли миг чудесный,
Тот желанный встречи миг?
Там, за мокрыми холмами,
За озёрным рубежом,
Между старыми домами
Незабвенный отчий дом.
 

Склоняясь ниц

 
Шуми, шуми, мой добрый лес,
Гаси слезу зари сгоревшей;
Раскройся, полог потемневший,
Мерцаньем бархатных небес.
Под тенью поросли густой
Я, словно мальчик в колыбели,
Гляжу в задумчивые ели
И слышу тихий голос твой.
Среди коробчатых домов,
Квартир бетонных и асфальта
Я вижу ситцевые платья
Твоих взлохмаченных холмов.
Перед величием твоим,
Перед твоим святым терпеньем,
Я опускаюсь на колени,
Склоняясь ниц к ногам грибным.
 

Цветы

 
Не говорите с женщиной о времени,
Не спрашивайте о её годах, —
Она в весне, в листве, в росинках, в семени,
Она – в цветах.
Она во всём: в печали и стремлении.
Мы счастливы в объятиях цветов.
Не говорите с женщиной о времени —
Я это трижды повторить готов.
 

Людмила Гарни

* * *

 
Крот прорыл «подземку» у мангала,
Словно в огороде места мало.
Аккуратненько прикрыта норка
Свежею землёю, словно шторкой.

Крот пронюхал – здесь ночами шумно,
Смех звенит от анекдотов умных,
А ему, бедняге, одиноко
В домике прохладном и глубоком.

Вот и выбрал крот местечко ловко,
Где весёлых дачников тусовка.
Только к нам наружу он не выйдет —
Вдруг в чужой компании обидят?..
 

* * *

 
Вяжу подругам джемпера,
Одной, другой и третьей…
И, вслушиваясь в скрип пера,
Пишу стихи о лете.

А Юлий Цезарь, говорят,
Умел одновременно
И легионы строить в ряд,
И речь держать отменно.

Мой отпуск быстро промелькнёт
Под танец спиц и строчек…
Стихами полнится блокнот
И тает нить-клубочек.
 

Виктория Гинзбург (Колесникова)

Распутье

 
Мечта застряла на перекрёстке.
Стоит и ищет подсказку свыше.
Там бездорожье, растут берёзки
И даже голос кого-то слышен.
Налево – память стирает числа
И грустью полнит чужие даты.
Направо… встречи, порой без смысла;
Грех, откровение, час расплаты...
Сомненья – груз для мечты излишний,
Ей надо смело стереть пространство!
Мечта задумалась… Запах вишни.
Весна. Луч солнца… Непостоянство…
 

Июньский вечер

 
В тиши лесов так много миражей,
Уснувших сказок и забытых истин.
Мы, задыхаясь в суете своей,
Сжигаем жизнь, прикрывшись
Тайным смыслом.

Порока стопудовая печать
Нас давит постоянным оправданьем.
Мы учимся себе и близким лгать
И тщимся незаслуженным признаньем.

Среди людей досужая молва
Нам кажется важней всего на свете.
И шелестят безликие слова,
И наши страхи продолжают дети.

А память детства верою жива;
В лесной тиши есть сказок острова.
 

Любовь и разлука

 
На светлых крыльях наших снов,
Где неизбежно совершенство,
Разлукой полнится любовь,
Дарует встреча миг блаженства.
Но только чувства сохранить
Порой в разлуке невозможно.
И рвётся страсти хрупкой нить
От суеты неосторожной.

Бывает, что любви бокал
Пересыхает от разлуки,
Хоть ты летал, мечтал и ждал,
От расстоянья стихли звуки.
Волненья трепетной груди
В пространстве растворились синем,
Тебе оставив от любви
Одно лишь… Имя.
 

Меня оставила подруга

 
Подруга верная забыла про меня
(Мы с ней когда-то встретились случайно).
Она была советчик и судья,
Мой оппонент и посвящённый в тайны.

С ней не бывало грустно по ночам,
Умела рассмешить в одно мгновенье,
Её воздушным ветреным речам
Внимала я, горя от нетерпенья.

Потом бумаги девственная гладь
За ней порывы мысли отражала.
Моих кудрей распавшаяся прядь
Её нередко чем-то забавляла.
Но мы расстались... Видимо, её
Теперь другие вдохновляют лица.
Подруги-Музы острое копьё
Выводит буквы на чужой странице.