Текст книги "Консерватизм и развитие. Основы общественного согласия"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 25 страниц)

Консервативное наследие

В трактовках наследия российского консерватизма экспертами наблюдается достаточно высокая степень консенсуса. Основателем консервативной традиции в русской общественной мысли единодушно признается Н. М. Карамзин с его «Записками о старой и новой России», во многом определившими базовые установки для российского консерватизма. С ним связываются как общее начало консервативной мысли, совпадающее по времени с оформлением консерватизма в Европе, так и зарождение традиций, сохраняющихся и поныне: «властецентричность» (с оговоркой, что речь идет не о деспотизме), государственничество и умеренная критичность по отношению к власти со стороны гражданского общества. Некоторые эксперты утверждают, что именно от Карамзина – не только философа, но историка и писателя – ведет начало «литературоцентричность» российского консерватизма. Они отмечают значительную роль литераторов как «властителей дум», глубокое философское и нравственное начало классической русской литературы (чаще всего в этой связи упоминается литературное наследие Ф. М. Достоевского и позднего А. С. Пушкина).

Главные черты дореволюционного консерватизма, на которые обращают внимание эксперты:

1. Интеллектуальное богатство и сложность, сочетание в творчестве одних и тех же философов различных традиций – консервативной и либеральной, автократичной и демократичной, религиозной и светской: Весь русский религиозный ренессанс… – это всё универсалистские концепции. Такое положение характерно и для Запада, но в России оно было распространено шире, поскольку консерваторы (возможно, за исключением тех, кто занимал государственные посты) не были вовлечены в борьбу конкурирующих партий или иных политических сил, а потому в своем творчестве были свободны от ограничений, накладываемых политической борьбой. Концепции этих философов и мыслителей универсальны, стремятся к познанию и объяснению мира и просвещению как элиты, так и народа.

Совмещение либеральных и консервативных подходов – иногда в виде конструктивного синтеза, иногда внутренне противоречивое – проявлялось и в политической жизни России. В частности, это касалось правовой сферы: как и в западном консерватизме, в русской консервативной традиции ценность права никогда не преуменьшали. Верховенство права – это одна из ведущих консервативных ценностей, это то, что ставится вслед, скажем так, за религиозностью. Как показано ниже, эта отечественная традиция в современном консерватизме, к сожалению, на данный момент не возродилась.

2. Самостоятельность русской традиции. При хорошем знании европейской интеллектуальной жизни и несомненной принадлежности российской общественной мысли к европейской традиции того времени, российский консерватизм самобытен. Влияние западных концепций и восприятие их элементов, несомненно, имело место, но они становились частью российской интеллектуальной культуры. По оценкам независимого эксперта, мы получаем такой укол иглы с Запада, каких-то идей, но перерабатываем это в нечто совершенно органическое. Вот так было с начала XIX в., когда возникла оригинальная русская социальная, политическая мысль.

Российские консерваторы не были антизападниками (как показано ниже, такое определение неприменимо даже к славянофилам). Однако ориентация на Европу «вчерашнюю, а не сегодняшнюю» была свойственна русским консерваторам и раньше: по словам эксперта, они все говорили: Россия – это Европа. Только они выступали не за революционную Европу, а допросветительскую Европу.

3. При том что российские консерваторы были государственниками, большинство экспертов не считают их сторонниками автократии, тем более деспотизма. Описанная выше «властецентричность» России проявлялась в русском консерватизме образом, имеющим прямые параллели с нынешней ситуацией. Сторонники реформ, тем более либерализации по западным канонам, в «культурно консервативной» России не могли не ощущать себя меньшинством, а потому мыслили реформы только как проводимые «сверху», по воле и силами мощной государственной власти. Консервативные же деятели, напротив, апеллировали к народной массе, выступали за ее эмансипацию и включение в общественную жизнь. Как подчеркивает независимый эксперт, западники, которых называют либералами, были этатистами. Славянофилы-консерваторы стояли за гражданское плюральное общество, за независимый суд.

В еще большей степени «народность» консерватизма проявилась у русских славянофилов, в особенности «первого поколения». Их представление о развитии России не было реакционным, а антизападным было лишь в той мере, в какой они отвергали слепое и механическое заимствование западных рецептов, приводящих к расколу общества.

В то же время эксперты обращают внимание на наличие в русском консерватизме достаточно сильного охранительного тренда, также связанного с абсолютизацией роли государства и противодействием прогрессу, который может разрушить монопольное доминирование власти над обществом. Независимые эксперты с озабоченностью говорят, что именно это направление популярно сегодня: То что называют современным консерватизмом как политическим и идеологическим течением – это феномен, который генетически никак не связан с традицией русского консерватизма, а связан с традицией русской реакции. Это Победоносцев, а не Ильин, грубо говоря.

Эксперты-консерваторы не акцентировали внимания на «охранительстве», но косвенно также признавали его, предупреждали от ориентации на подобные примеры в современной консервативной мысли. Как отмечает эксперт-консерватор, если бы Президент процитировал Победоносцева, то представляете, какое количество людей побежало бы с радостью обивать пороги.

Эксперты подчеркивают преемственность между дореволюционным и эмигрантским консерватизмом. Одна из главных черт этой преемственности – совмещение у одних и тех же мыслителей консервативных начал с иными, например либеральными или социалистическими. Соответственно, антиреволюционность, антирадикализм (естественный после пережитой травмы крушения империи) совмещался у них с представлениями о личной свободе, прогрессе и возвращении России на нормальный путь развития: Они полагали, что в России после падения коммунизма должно установиться что-то близкое к западной социал-демократии.

Вместе с тем травма, нанесенная революцией, подтолкнула некоторых мыслителей к реакционному мышлению, оправданию тоталитаризма. Эксперт-консерватор упоминает национал-большевизм Николая Устрялова, у которого акцент был перенесен, как ни парадоксально, на принятие большевистского режима со стороны белой эмиграции.

Эксперты прагматично и реалистично оценивают значение исторического наследия российского консерватизма для современной повестки дня. Описанные ими традиции русского консерватизма они рассматривают как поучительные и полезные. В первую очередь, речь идет о синтезе различных подходов, отсутствии радикализма и революционности, органичности намечаемых реформ. Однако прямое применение созданных в прошлые века и в иных исторических условиях теорий считают невозможным. Как отмечает эксперт-консерватор, попробуйте сегодня решить какой-нибудь вопрос, цитируя хоть Достоевского, хоть Леонтьева, хоть Струве… Это был другой человеческий материал, другой человеческий опыт. Впрочем, некоторые эксперты-консерваторы не согласны с такой точкой зрения: Кто практически первый предсказал неизбежность победы социализма в России? В Европе? В мире? Константин Леонтьев… А кто, например, отстаивал идею невозможности навязать нормы жизни одной страны другой стране? Это Трубецкой.

В оценках консервативного наследия упоминались философы и общественные деятели, составляющие «пантеон» российского консерватизма. Очевидно, что они ценны для современных мыслителей не только содержанием своих работ, но и некими «ориентирами» для определения вектора развития сегодняшней общественной мысли. Степень экспертного консенсуса в этих оценках достаточно высока, хотя, разумеется, набор имен и, тем более, интерпретация их наследия экспертами-консерваторами и независимыми экспертами имеют существенные различия.

Закономерно, что наиболее часто звучали имена Н. Бердяева и И. Ильина. Первая причина – актуальность их творчества: Оба философа жили и творили в XX в., осмысляли постреволюционное общество, следовали относительно недавним, в сравнении с дореволюционными философами тенденциям европейского консерватизма. Вторая причина – многогранность их наследия, в котором развивается русская философская традиция, совмещаются светское и религиозное. Именно эти два философа называются основоположниками современного «белого», «несоветского» консерватизма (как описано в следующем разделе). Третья причина – синтез в их творчестве разных традиций – от консервативной до либеральной и социалистической (у Н. Бердяева). Наконец, четвертое – умеренность и нерадикализм их концепций, что в совокупности с другими причинами обусловило регулярное упоминание их работ Президентом России В. В. Путиным. Для экспертов-консерваторов последнее является четким ориентиром и вектором. Независимые эксперты усматривают в этом некоторую конъюнктурность, но в целом не оспаривают закономерности выбора этих двух имен как главных символов российского консерватизма.

И. А. Ильин называется одним из наиболее авторитетных философов XX в. Среди его заслуг отмечается справедливость прогнозов касательно распада СССР и будущего России в посткоммунистический период. Также привлекательными в творчестве И. Ильина представляются правовая традиция, идея о демократическом национальном пути развития России и последовательное отвержение советского строя.

Значительная часть экспертов утверждают, что Н. А. Бердяев консерватором не является, что не препятствует признанию масштаба его фигуры и значимости наследия. Напротив, многоплановость последнего вызывает искренний интерес. По этой причине Н. Бердяев является объединяющей, а не раскалывающей, «живой» фигурой, а выбор его на роль одного из главных символов возрождающегося российского консерватизма признается исключительно удачным. По оценке эксперта-консерватора, хорошо, что именно Бердяев стал символом русского консерватизма, а не Победоносцев.

Среди идей Бердяева выделяется его положительное отношение к свободе в целом и к индивидуальной свободе в частности (чего нет у большинства русских консерваторов): его ставят рядом с современными западными течениями консерватизма, в которых основной предпосылкой является абсолютная ценность человека.

Целый ряд имен философов и общественных деятелей консервативного толка упоминается регулярно, но их оценки противоречивы, особенно если сравнивать подходы экспертов-консерваторов и независимых экспертов. По-разному оценивается и значимость некоторых из них для современного российского консерватизма.

Как отмечалось выше, Н. М. Карамзин единодушно признается экспертами родоначальником российского консерватизма. Его роль описана в предыдущем разделе.

Вклад К. Н. Леонтьева в наследие политической и философской мысли России считается одним из наиболее весомых. Однако, в отличие от Н. Бердяева, фигура К. Леонтьева скорее раскалывает экспертное сообщество. Для экспертов-консерваторов он представляется одним из наиболее авторитетных, для независимых – «охранителем» и даже реакционером. Причина этого расхождения – не в разных трактовках наследия К. Леонтьева: в одном ряду с К. Победоносцевым его называют и независимые, и консервативные эксперты, многие его политические проекты (например, закрепления сословности и крепостного права) признаются устаревшими. Неоднозначность оценок основана на отношении экспертов к «охранительству»: для экспертов-консерваторов оно допустимо, в умеренных дозах даже желательно, для большинства независимых – граничит с реакционностью. Главным в философском наследии К. Леонтьева многим видится его пророчество неизбежности победы социализма в России.

Еще более противоречивые оценки получает наследие Н. Я. Данилевского. Для экспертов-консерваторов его вклад в создание геополитики, цивилизационного подхода к истории и теория панславизма представляются одним из наиболее значимых достижений в наследии российского консерватизма. Независимые эксперты сомневаются в значимости наследия Н. Данилевского.

Вклад К. С. Аксакова и других славянофилов (А. С. Хомякова, Ю. Ф. Самарина) в развитие российского консерватизма единодушно признается весьма значительным. Их заслугой считается создание теории модернизации России на органической основе, роли православия в общественно-политической жизни и многое другое. Однако это наследие трактуется по-разному: эксперты-консерваторы склонны акцентировать охранительные моменты в теориях славянофилов, их внимание к православию как основе органического развития общества. Независимые эксперты, напротив, обращают внимание на антиэтатистский пафос славянофилов, их связь с «романтическими» теориями европейского консерватизма: «Нынешние» [консерваторы] говорят, что они их наследники. Когда мы читаем газету «Завтра», кроме ненависти там ничего нет… Когда читаешь работу славянофилов – там скорее всего даже слащавая любовь, а не ненависть. Потому что славянофилы действительно апеллировали к христианским ценностям. А главное – христианское понимание природы человека, учение о врожденном первородном грехе. В том смысле, что надо себя преобразовывать, а не учить кого-то и не говорить, что ты виноват… Власть должна быть у государства. Но при этом свобода духа, свобода слова, свобода мнения должна быть у земли. Вот эти идеи эволюционного органического прогресса не утратили своей актуальности до сих пор.

Б. Н. Чичерин упоминается реже, чем описанные выше мыслители, но оценивается весьма высоко. Независимые эксперты называют его либералом или либеральным консерватором: Именно Чичерин заложил возможность такого, казалось бы, странного синтеза либералов и консерваторов. Эксперты-консерваторы не причисляют его к консервативному лагерю, но воздают должное его заслугам; для них также значимо, что Б. Н. Чичерин был воспитателем наследника престола (т. е. государственником).

Фигура П. Б. Струве рассматривается как одна из самых сложных и неоднозначных в истории русской общественной мысли. Его чаще причисляют к либералам, но также признается и вклад в развитие консерватизма. В описании эксперта-консерватора, это такой правый либерал с мутацией, с переходом в постреволюционный период уже, по сути дела, на консервативные позиции.

К. П. Победоносцев упоминается чаще как символ охранительного, реакционного консерватизма, хотя за ним признаются заслуги и он называется выдающимся правоведом. Независимые эксперты считают подобную реакционность недопустимой для подлинного консерватизма, эксперты-консерваторы, с одной стороны, дистанцируются от него, с другой – признают значимость этой фигуры и то, что она может стать символической для крайне правого крыла консервативного лагеря.

С. Л. Франк – философ, который, по оценке эксперта-консерватора, максимально точно обозначил философско-мировоззренческие основы консерватизма и чья концепция творческого консерватизма востребована, и к ней часто апеллируют. В его работах чаще всего выделяются опора на христианские ценности, уважение к индивидуальной свободе.

Имя Г. П. Федотова упоминали только независимые эксперты: этот философ ближе к либерализму, а его консервативное начало ближе к западному, чем к классической русской традиции.

Из основателей «старого» евразийства Н. С. Трубецкой назывался чаще других философов. Отношение к нему уважительное как со стороны экспертов-консерваторов, так и независимых экспертов (их отличие – в непризнании сегодняшних попыток развития евразийства, которые они противопоставляют идеям Н. Трубецкого).

«Красные» и «белые»: отряды российского консерватизма

Как и в любом другом обществе, консерватизм в России многолик. Тем не менее было бы неверно преувеличивать глубину расхождений между российскими консерваторами. Анализ экспертных интервью позволяет очертить зону консенсуса между основными отрядами российского консерватизма. Независимый эксперт резюмирует общие для всех консерваторов ценности: Ценность государства и этика, консервативная этика, наверное. И, опять же, ценности семьи. Я думаю, что это то, на чем договорятся все. Эксперт-консерватор добавляет к этому то, что можно связать с определенной линией во внешней политике, которую обрисовал апелляцией к традиционным христианским консервативным ценностям: Это ставка на традиционную культуру. Это некоторая тенденция, но не ценностная система.

Разворачивая описание этой зоны консенсуса, подчеркнем основные черты российского консерватизма.

Во-первых, сильное государство – центральная ценность отечественного консерватизма, в нем видится залог единства нации, а в условиях кризиса – выживания и целостности. Сильным считается государство, играющее ведущую роль во всех внутриполитических делах – от экономики и социальной поддержки до обеспечения безопасности и поддержания порядка, активно участвующее в формировании и продвижении социальных и моральных ценностей. Вторая составляющая сильного государства – внешнеполитический суверенитет, самостоятельное определение вектора и путей развития. В этих трактовках сильного государства силен охранительный элемент.

Следствием этой ценности является скептическое и порой конфронтационное отношение к Западу. В этом антизападничестве существуют существенные нюансы: Запад как геополитический конкурент, отношения с которым обострились в последние годы – практически консенсусный для всего консерватизма образ.

Во-вторых, это консерватизм преемственный. Хотя отношение к советскому периоду истории у консерваторов существенно различается, все они сходятся в трактовке истории России как непрерывного процесса, наличия в советском опыте важных консервативных тенденций (под которыми понимается в первую очередь сильная государственность и сохранение «солидарного» уклада общества, а зачастую – нерыночность).

В-третьих, признание важнейшей роли православия в формировании системы ценностей и общественной жизни страны, хотя конкретные трактовки этого общего положения существенно различаются. Консенсусными можно признать два постулата: необходимость сохранения светского характера государства и автономии сфер религиозного и политического сознания.

В-четвертых, высока степень консенсуса в трактовке ценностей, которые принято относить к «культурному консерватизму». Во многом это связано с предыдущими темами: эти ценности выводятся из православия или трактуются в контексте противостояния с Западом по поводу сохранения ценностных основ семьи, общества, моральных отношений, сексуальной сферы, отношения к современной культуре и искусству.

Наконец, в-пятых, это консерватизм переходный, переопределяющийся. Он отталкивается от собственной традиции, равно как и мирового консервативного наследия, и не обладает значительным опытом конкурентной борьбы в публичной политике. Именно этим объясняются многие черты современной консервативной мысли, описанные в следующем разделе. Речь идет о недооценке или недостаточном внимании консерваторов к политической конкуренции, фактическом отсутствии у него «экономической повестки дня» и умозрительном подходе к социальной политике – всем том, что составляет сущность системного западного консерватизма послевоенного периода. По оценке эксперта-консерватора, творческого развития не так много. Все приходится начинать заново. А люди очень глубокого творческого подхода сейчас, наверное, только открываются.

Соответственно, основными водоразделами внутри российского консерватизма можно считать:

• Отношение к советскому периоду истории: смена исторической формации консенсусно признается необратимой, однако степень обновления или сохранения тех или иных элементов постсоветского наследия вызывает споры. Соответственно, можно говорить о «красном» и «белом» консерватизме, хотя существуют и «эклектические» варианты, которые трудно отнести к одному из двух полюсов.

• Религиозное и светское: роль религии в общественно-политической жизни России видится весьма различной при непременном признании ее необходимости и значимости.

• Соотношение элементов «политического» и «культурного» консерватизма. В целом, как указывалось, в России, по сравнению с Западом, роль «культурного» консерватизма выше, а «политического» – ниже, однако у разных консерваторов баланс этих позиций существенно различается.

• Радикализм или умеренность. В выборке нашего исследования не было откровенно радикальных фигур, а сами эксперты-консерваторы отмежевывались от любых крайностей (национализма, жесткого «охранительства», предельной конфронтации с Западом и т. п.), тем не менее признавая, что подобные тенденции в российском консерватизме существуют. Эксперты-консерваторы, как правило, характеризовали их как маргинальные, независимые эксперты – как весьма существенные.

На основе водоразделов можно описать «красный» и «белый» консерватизм и некий континуум между их «чистыми» видами.

«Белый» консерватизм – по сути, и есть «нормальное», естественное развитие консервативной политической мысли в современных условиях. Сторонники «белого» консерватизма стоят на антикоммунистических позициях, считают коммунистический режим искажением этого пути; по словам эксперта, эта Совдепия или, как Ильин говорил, Советия, никакого отношения к исторической России не имеет. И этот коммунизм исказил лик России. Сам советский социализм – это продукт западного модерна. Политическая доктрина «белого» консерватизма основана на сильном государстве, скорее корпоративном, чем демократическом, «имперском размахе», значительной роли православия, но все же светском и современном. По оценке эксперта-консерватора, уже необходим консерватизм, который воспринимает как данность и техническую модернизацию, и совершенно новое по сравнению с прошлыми временами устройство общества, и колоссальный рост городского населения, и новую роль мегаполиса.

«Красный» консерватизм определить сложнее. Если рассматривать его в «прямом» смысле, то сегодняшнюю Компартию как «левый» консерватизм воспринимают лишь единичные эксперты, большинство же подчеркивают несовместимость консерватизма с «революционностью» и «проектным видением», имея в виду наличие в коммунистической доктрине идеала будущего, недостижимого без революционных преобразований.

Более сложное видение левого консерватизма построено на признании синтеза коммунистической власти с русской традицией, что выражается в высокой ценности сильного государства, отвержении либеральных подходов в экономике и политике, охранительных подходах в разных областях государственной политики (Работяжев, 2014, c. 114–130). По заключению экспертов, эта традиция восходит к работам Н. Устрялова (национал-большевизм), восприятию «имперских» принципов Сталиным и т. п. Но если у экспертов-консерваторов сильна концепция непрерывности исторического опыта (сегодня, мне представляется, невозможно быть консерватором и не быть в какой-то мере марксистом), то, по оценкам независимого эксперта, позиция «красного» консерватизма в том, что Октябрьская революция – это как бы русская национальная революция, которая вернула Россию на ее органический путь, но сегодня у этого лагеря философского консерватизма нет. Это сиюминутный реставрационизм… Реставраторы – это не консерваторы. Это революционеры.

О «левом» консерватизме в России можно говорить еще в одном смысле: унаследованная от Советского Союза модель перераспределительного «социального государства» во многих сущностных элементах сохраняется и поныне, что порождает явление социал-консерватизма. Она пользуется популярностью в различных консервативных кругах – от деятелей «Единой России» до части религиозных консерваторов, видящих в ней продолжение традиций общинной солидарности. Но, как показано ниже, эта модель существенно отличается от воззрений западных консерваторов на социальную политику.