Текст книги "Консерватизм и развитие. Основы общественного согласия"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 25 страниц)

В практическом воплощении «третий путь» лейбористов не принес какого-либо прорыва в общественном развитии. Наследие тэтчеризма подверглось лишь незначительной корректировке. С 2008 г. внимание лейбористского правительства, главой которого в 2007 г. стал Гордон Браун, было сосредоточено на борьбе с последствиями тяжелейшего финансово-экономического кризиса. Ряд антикризисных мер, предпринятых кабинетом Г. Брауна: национализация ряда банков и компаний финансового сектора, усиление регулирования экономики, повышение налогов, печатание новых денег, – явно противоречили идеологическим установкам не только тэтчеризма, но и «нового лейборизма». В условиях непреодоленного кризиса практически всем в Британии было ясно, что на парламентских выборах в мае 2010 г. лейбористам не удастся сохранить большинство в парламенте. Но и Консервативная партия ко времени выборов не обрела ту форму, которая позволила бы ей одержать убедительную единоличную победу.

За 13 лет пребывания в оппозиции тори пережили такой же тяжелый период внутренних пертурбаций, через который прошли лейбористы двумя десятилетиями ранее. Процесс идеологической адаптации партии к новым условиям шел болезненно. Консерваторы были деморализованы разгромом 1997 г. После отставки Мейджора в партии за семь лет сменились три лидера: Уильям Хейг (1997–2001), Иэн Дункан Смит (2001–2003) и Майкл Ховард (2003–2005). Внутрипартийные разногласия стали носить перманентный характер. До середины 2000-х гг. в рядах тори не прекращалось открытое противостояние между евроскептиками и европеистами по вопросу о роли Британии в интегрирующейся Европе. В целом позиция партии по отношению к Евросоюзу ужесточилась: она выступила за пересмотр условий участия Великобритании в ЕС и отвергла возможность вхождения страны в еврозону.

В декабре 2005 г. лидером Консервативной партии был избран молодой политик Дэвид Кэмерон, которого по стилю поведения и настрою на реформирование своей партии сравнивали с Тони Блэром. Кэмерон был избран в парламент только в 2001 г. В 2003–2005 гг. он занимал министерские посты в теневом кабинете. Еще в период кампании по выборам лидера Кэмерон заявил о намерении реформировать партию, которая нуждается в изменении и облика, и образа мыслей, и форм поведения. Он стремился сделать консервативный бренд более привлекательным для молодых избирателей с социально-либеральными ценностями. В его выступлениях зазвучала проблематика защиты окружающей среды и социальной справедливости. Стало ясно, что новый лидер пытается сдвинуть платформу партии с правого фланга ближе к политическому центру.

В 2005 г. в интервью Д. Кэмерон сказал, что «является большим фанатом Тэтчер, но не уверен, что это делает его тэтчеристом». Партийные реформаторы осознали, что идеология тэтчеризма, пусть даже в обновленном виде, не поможет партии тори вернуться к власти и что необходимо основательно обновить ее идейно-политический багаж. В отличие от крайнего индивидуализма Тэтчер и ее пренебрежительного отношения к обществу, новое руководство партии сознательно делало упор на стимулировании общественной активности, причем не в традиционных, а в современных, идущих снизу, локальных формах.

К парламентским выборам 2010 г. партия тори подошла с доктриной «прогрессивного консерватизма», в основе которой лежала концепция «большого общества». Идейными источниками этой концепции стали Центр социальной справедливости, который в 2004 г. создал бывший лидер партии И. Дункан Смит и «мозговой центр» ResPublica (Филип Блонд). Идея формирования «большого общества» подавалась как «прогрессистская», нацеленная на поощрение общественной самодеятельности и дебюрократизацию. Впервые в развернутом виде Дэвид Кэмерон представил концепцию «большого общества» в своей лекции осенью 2009 г. «Масштабы, сферы компетенции и роль государства в Британии достигли такой степени, – заявил он, – что оно не способствует снижению бедности, борьбе с неравенством и увеличению общего благосостояния».

Предложенный Кэмероном вариант «большого общества» являлся, по сути, попыткой осуществить синтез тэтчеризма (антиэтатизм и минимальное социальное государство) и лейбористского «третьего пути» Т. Блэра (акцент на коммунитаризм). Ссылки на социальное взаимодействие, на низовую самодеятельность звучали новаторски для тори, но расплывчатость формулировок позволяла использовать концепцию для обоснования урезания «государства благосостояния».

По результатам всеобщих выборов 2010 г. в Британии было образовано первое в послевоенной истории Британии коалиционное правительство консерваторов и либеральных демократов, в котором Дэвид Кэмерон занял пост премьера.

В экономической политике в условиях продолжавшегося финансово-экономического кризиса новое правительство в целом продолжило линию лейбористского кабинета, но придало ей более жесткий характер. В сравнении с другими странами Запада Британия наиболее агрессивно проводила финансовую политику, направленную на сокращение дефицита государственного бюджета и снижение государственного долга. Обратившись в данном случае к рецептам тэтчеризма, правительство Кэмерона сосредоточило усилия на резком сокращении государственных расходов.

В 2011 г. в экономической политике стали постепенно смещаться акценты с антикризисных мер на решение долгосрочных стратегических задач модернизационного характера. В марте была опубликована «Программа роста 2011». Она включала пакет мер, призванных придать динамизм экономике, стимулировать деловую активность. При этом правительство признало, что необходимое условие успешного развития экономики – ее диверсификация и реиндустриализация на новой технологической основе. Модель, основанная на финансовом секторе как двигателе роста, продемонстрировала свою неустойчивость. Значительные изменения правительство Кэмерона внесло в налоговую систему Британии с целью уменьшения налоговой нагрузки на бизнес, которая в последние годы оказалась существенно выше, чем в других ведущих развитых странах.

Политика коалиционного правительства дала положительный эффект, но не смогла переломить ситуацию: Британия до сих пор не вышла на траекторию устойчивого роста экономики. Тем не менее жители Британии рассматривают экономическую политику как самую сильную сторону деятельности коалиционного правительства, чего нельзя сказать о его политике в социальной сфере. В октябре 2010 г. премьер Д. Кэмерон амбициозно заявил о том, что кабинет министров предлагает самую радикальную программу реформ «государства благосостояния» за последние 60 лет. Однако сложное состояние национальной экономики и широкомасштабные меры по урезанию государственных расходов привели к тому, что пока эта программа не обрела четких очертаний. Как и предполагали некоторые критики, концепция создания «большого общества» обернулась попытками переложить на получателей социальных услуг часть расходов. В период острого экономического кризиса Кэмерон и его сподвижники руководствовались не идеологическими, а сугубо прагматическими соображениями, ситуационным подходом к решению текущих проблем.

Со времени возвращения консерваторов во власть в партийных рядах обострились внутренние противоречия. Заметно увеличилась активность правого, тэтчеристского (или традиционалистского, что сейчас почти одно и то же) крыла тори, которое открыто выступает против реформаторских начинаний нового поколения лидеров. Показательным примером стала судьба правительственного законопроекта о дальнейшей реформе Палаты лордов, на которой настаивали либеральные демократы при формировании коалиции. При голосовании 92 консерватора-заднескамеечника, нарушив партийную дисциплину, высказались против реформы, а еще 19 воздержались, и в итоге билль был провален.

Серьезные разногласия существуют в Консервативной партии и по вопросам, касающимся морали и норм социального поведения. На первый план здесь вышел вопрос о регулировании гомосексуальных отношений. Позиция Д. Кэмерона по этой проблеме заметно менялась. В 2000 г. он обвинял лейбористского премьера Т. Блэра в том, что тот подрывает семейные ценности и «продвигает гомосексуальность в школах». Но в 2009 г., незадолго до парламентских выборов, лидер консерваторов публично извинился за свою прежнюю позицию. Стремясь к модернизации облика партии, Кэмерон явно ориентировался на ослабление традиционных ценностей в британском обществе и возросшее влияние ЛГБТ-сообщества.

В своей речи на партийной конференции 2011 г. премьер-министр призвал парламентариев-тори поддержать легализацию однополых браков. Он попытался обосновать такую позицию с точки зрения консервативных ценностей: «Консерваторы верят в связи, которые нас связывают… я поддерживаю однополые браки не вопреки тому, что я консерватор, а вследствие того, что я консерватор». В начале 2013 г. правительство внесло в парламент законопроект о легализации однополых браков, однако 140 депутатов-тори проголосовали против законопроекта, и он был одобрен лишь благодаря единодушной поддержке лейбористов и либдемов.

Наибольшую угрозу единству и стабильности Консервативной партии несут разногласия в ее рядах по вопросу об условиях членства Великобритании в Евросоюзе. Евроскептики внутри партии значительно усилили свое влияние и активизировались в публичной сфере. Еще в 2013 г. Кэмерон пообещал в случае победы партии на всеобщих выборах провести в стране до конца 2017 г. референдум по вопросу о дальнейшем пребывании Великобритании в Евросоюзе. Ужесточение позиции руководства тори стимулируется растущими успехами националистической Партии независимости Соединенного Королевства (ПНСК), выступающей за жесткий контроль над иммиграцией и выход из Евросоюза. Ввиду «фактора ПНСК» лидеры консерваторов выдвинули на передний план публичной политики проблему ограничения притока в Великобританию трудовых мигрантов из стран Евросоюза.

К выборам 2015 г. Консервативная партия подошла в сложном состоянии. Идеологический динамизм последних лет пребывания в оппозиции уступил место прагматизму главной правительственной силы, ищущей выход из экономического кризиса. Эти поиски привели к определенному поправению политического курса партии. Однако благодаря разным факторам, в том числе поражению лейбористов в большинстве избирательных округов в Шотландии, ей удалось получить абсолютное большинство в парламенте (51 % мандатов), хотя по доле голосов отрыв от лейбористов был умеренным (37 % против 30 %). Партия независимости получила 3,8 млн голосов (12,6 %), но из-за мажоритарной системы завоевала лишь один мандат.

Другие консерваторы: Партия независимости Соединенного Королевства

Партия независимости Соединенного Королевства (ПНСК) прошла определенную эволюцию и сейчас может быть позиционирована как консервативная партия с правопопулистским и либертарианским оттенком.

ПНСК была основана в 1993 г. профессором истории из Лондонской школы экономики Аланом Скедом как партия либерального направления, выступающая за освобождение граждан Великобритании от бюрократов Брюсселя путем выхода страны из Евросоюза. Постепенно в партию перешли некоторые евроскептики из правившей тогда Консервативной партии, при этом новоприбывшие зачастую проповедовали ультранационалистические, расистские взгляды. В результате А. Скед в 1997 г. покинул партию, обвинив ее в правом перерождении. Первый электоральный успех пришел к партии в 1999 г., когда на выборах в Европарламент, проводившихся по пропорциональному принципу, она получила 7 % голосов и три депутатских места.

Новый этап в жизни ПНСК начался с избрания в 2006 г. главой партии Найджела Фараджа, который, с небольшим перерывом, сохраняет лидерство до сих пор. Нельзя сказать, что партия превратилась в чисто лидерскую, но Фарадж – яркая медийная, харизматичная фигура – несомненно стал ее публичным лицом. В 1999 г. он был избран членом Европарламента. Новый лидер осознал, что имидж ПНСК как «партии одного вопроса» – выхода из ЕС – не позволяет ей расширить влияние. Партия стала делать акцент на том, что прекращение зависимости от Евросоюза позволит решить целый ряд других острых проблем и прежде всего ввести жесткий контроль над иммиграцией, правила которой сейчас регламентируются Брюсселем. В русле популярных идей тэтчеризма партия начала активно пропагандировать необходимость реализации антибюрократических принципов малого государства. Наконец, были предприняты усилия, чтобы опровергнуть звучавшие в ее адрес обвинения в расизме, ксенофобии и экстремизме. В частности, партия целенаправленно включала в состав своих кандидатов на выборах представителей национальных меньшинств. Из ПНСК не раз исключались активисты, допускавшие публичные расистские высказывания. Партия провозглашает свою приверженность «гражданскому национализму, который является открытым и инклюзивным для всех, кто желает идентифицироваться с Британией, независимо от этнической или религиозной принадлежности».

Подобная эволюция в сочетании с медийной сверхактивностью Н. Фараджа позволила значительно увеличить электоральную привлекательность ПНСК, при этом ареал ее сторонников четко ограничивался Англией, преимущественно ее южной частью. Осенью 2014 г. у ПНСК появились первые два члена Палаты общин. Ими стали бывшие парламентарии-консерваторы, которые перешли в ПНСК и после отставки победили на дополнительных выборах в парламент в своих округах уже как кандидаты от новой партии.

На выборах в Европарламент в мае 2014 г. ПНСК сенсационно вышла победителем среди британских партий, получив поддержку 4,4 млн избирателей (27,5 %), что принесло ей 24 места в Европарламенте из 73 «британских» мандатов. ПНСК вместе с итальянской партией «Движение 5 звезд» составили основу парламентской группы «Европа за свободу и прямую демократию», в которую вошли евроскептики и умеренные националисты.

Исследования среди электоральных сторонников ПНСК выявили, что это люди старшего возраста, что они воспринимают свое материальное положение как менее стабильное. Среди них высока доля тех, кто прежде голосовал за Консервативную партию, но был разочарован ее сдвигом к центру после прихода к руководству Д. Кэмерона. Главными мотивами поддержки ПНСК для них являются негативное отношение к интеграции в Евросоюзе, озабоченность высоким уровнем иммиграции и общее недоверие к политическому истеблишменту.

Описанный выше результат партии на выборах 2015 г. противоречив: с одной стороны, количество проголосовавших за нее избирателей осталось очень значительным (хотя и не повторило рекордный результат на выборах Европарламента, поскольку многие правые избиратели рационально голосовали за «проходных» кандидатов-консерваторов). Также относительным успехом ПНСК можно считать поправение одержавшей уверенную победу «системной» Консервативной партии: евроскептический настрой нового состава ее парламентской фракции, по оценкам наблюдателей, существенно сильнее, чем прежнего. Однако надежды на расширение парламентского представительства не оправдались, и, что более важно, партия лишилась имиджа «угрозы для Консерваторов». После выборов Н. Фарадж подал в отставку с поста председателя ПНСК, и хотя он имеет шансы получить новый мандат доверия однопартийцев, партии придется искать новый подход к своим избирателям.

Консерватизм в США

Специфика американского консерватизма

Для консерватизма больше, чем для других идейно-политических течений, характерны отсутствие внутреннего единства и теоретическая разнородность. Поэтому для исследования разнообразия вариантов и закономерностей консерватизма, особенно в такой стране, как США, необходим тщательный типологический анализ. В отечественной исторической и политической литературе больше всего и чаще всего писали не об американском консерватизме, а о либерализме, его особой роли в истории США (Валюженич, 1976; Михайлов, 1983). В опубликованной в 1955 г. в США (в 1993 г. издана в русском переводе) книге Луиса Харца «Либеральная традиция в Америке» (Харц, 1993) излагается концепция, ставшая наиболее влиятельной в исторической и политической мысли Соединенных Штатов.

Автор убедительно доказывает, что либерализм вызвал к жизни и «определил мировоззрение всех сколько-нибудь влиятельных политических течений и партий в американской истории» (там же, с. 302). Повышенное внимание к подобной трактовке привело к тому, что проблемы консерватизма и в США, и в нашей стране неизбежно отходили на второй план. Отсюда вовсе не следует вывод о том, что концепция Харца принципиально неверна или имеет серьезные изъяны. Речь в данном случае идет о другом: в США, по справедливому замечанию В. В. Согрина, «консерватизм наряду с либерализмом принадлежит к двум главным идейно-политическим традициям. Он сыграл большую, на ряде этапов определяющую роль в истории страны» (Согрин, 1991, с. 47), а в 1980-е гг. даже добился господствующего положения в идейно-политической жизни. Но вся сложность его изучения в целом, и типологического анализа в частности, состоит в том, что США традиционно считаются страной, в общественно-политической жизни которой преобладающей была либеральная тенденция, а консерватизм играл как бы подчиненную роль. Кроме того, здесь есть и еще одна проблема: если в Европе функции консерватизма заключались в сохранении старых, феодальных, порядков, то Америка феодализма не знала.

США – пример того, как явление, консервативное для одной нации, одной политической культуры, не оказывается таковым же для другой. Применение к США европейских стандартов не всегда уместно, так как они не учитывают специфику американского общества, его сегментированность, децентрализованность, да и историю в целом. В таком случае, какое же место занимал и занимает консерватизм в либеральном американском обществе? Насколько сильно влияние консерватизма на идейно-политическую жизнь этой страны? Ответы на поставленные вопросы следует искать в анализе как самой сути американской консервативной традиции, так и в определении основных линий взаимосвязи теории и практики консерватизма.

Консервативная традиция, развивавшаяся в Соединенных Штатах Америки, с самого начала испытала на себе очень сильное и глубокое воздействие того, что обычно принято называть «американской исключительностью». Отсутствие на американском континенте феодальных отношений; бурное развитие буржуазного общества; новое государственное устройство, основанное на принципах идеологии Просвещения; Декларация независимости, впервые от имени целого народа закреплявшая незыблемость прав человека; первая в мире демократическая Конституция, закрепившая принцип разделения властей; прагматизм как типичное свойство молодой нации; убеждение в уникальности и одновременной универсальности американских политических институтов; особые географические и природные условия; наличие неосвоенных западных земель; вера первых переселенцев в «равенство возможностей» и т. п. способствовали тому, что понимание традиции в США изначально существенно отличалось от понимания ее в Европе. В чем же состоят истоки и суть этих отличий?

В одной из своих работ В. В. Согрин, анализируя роль идеологии в американской истории, сумел показать, что американский консерватизм, так же как и американский либерализм, вышли из философии Просвещения. По его словам, именно «это предопределило их принципиальные отличия от европейских аналогов» (Согрин, 1995, c. 48). В Европе с Просвещением был связан только либерализм. Консерватизм же имел там открыто антагонистическую профеодальную направленность по крайней мере в начальной стадии своей эволюции. Общность философии Просвещения для двух идейных течений в условиях США привела к тому, что между ними не существовало непреодолимого разрыва, наблюдавшегося в Европе. Особого внимания, на наш взгляд, заслуживает и утверждение автора о том, что идейные принципы и взгляды Джефферсона, Франклина и Пейна «представляли демократическую интерпретацию либерализма, которой и суждено было стать классикой в США», в то время как взгляды Гамильтона, Мэдисона и Дж. Адамса воплотили его «элитарную интерпретацию, которая и составила в США основу консерватизма» (Согрин, 1995, c. 48). Мысль В. В. Согрина о демократической и элитарной интерпретациях доктрин Просвещения, составивших в конечном счете базу для последующего развития как классического либерализма, так и консерватизма, представляется нам особенно важной и интересной. Что же составляло и составляет основу консервативных представлений в США? Рассмотрим данную проблему через призму типологического анализа.