Текст книги "Лесной исчезнувший мир. Очерки петербургского предместья"
Автор книги: авторов Коллектив
Жанры:
Биографии и мемуары
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 23 страниц)
Дом Иванских на Институтском проспекте. Фото 1930-х гг. Из архива A.M. Сурикова
«Хотя после блокады мне уже не довелось жить в „родовом гнезде“ на Институтском, это место для нашей семьи являлось сокровенным, – признается Андрей Михайлович. – Мама, бабушка часто приводили меня туда. Кроме того, рядом, на 2-м Муринском, была школа № 117, в которой я учился с первого по восьмой класс – с 1946 по 1954 год. Школа отличалась сильной физико-математической подготовкой, хорошо давалась также история. Ее вела у нас Раиса Менделевна Гуревич – я до сих пор вспоминаю рассказываемые ею исторические факты, которые порой были просто уникальны…
Так что все мое детство, юность прошли здесь, на севере Петербурга. Весь район от Кантемировской до Муринского ручья исхожен мной вдоль и поперек. Нет здесь такого места, которое бы я не отмерил шагами. Тут все для меня родное, здесь мои корни».
«ШАБУНИНСКИЙ ДУХ»
Многие старожилы Лесного с особым трепетом и благодарностью вспоминают талантливую, прекрасную учительницу Зинаиду Павловну Шабунину. Одна была одним из пяти ленинградских педагогов, удостоенных в декабре 1944 года высочайшей государственной награды – ордена Ленина. Затем, 22 марта 1945 года, она получила звание заслуженного учителя РСФСР, а после войны первой из учителей страны была награждена вторым орденом Ленина.
Действительно, Зинаида Павловна Шабунина несомненно принадлежала к числу замечательных личностей Лесного. Достойна отдельного рассказа и вся ее семья, обосновавшаяся в Лесном с 1906 года. Часть семейного архива Зинаиды Павловны Шабуниной сохранилась у Валентины Павловны Шек-Иовсепянц (до замужества – Кожановой), вышедшей замуж за ее внука. Именно Валентине Павловне удалось собрать воедино разрозненные источники и свидетельства, сложившиеся в уникальную картину летописи Шабуниных – одной из многих лесновских семей, оставивших заметный след в петербургской и, даже еще шире, в российской истории…
Происходила Зинаида Павловна из старинного дворянского рода Путиловых. Среди его представителей были учителя, военные, юристы, врачи, ученые. Отец Зинаиды Павловны, действительный статский советник, представитель судебного ведомства, известный юрист Павел Нилович Путилов (1846–1911), жил в Новгороде, где пользовался большим авторитетом и уважением.
П.Н. Путилов. Фото 1899 г.
«На службе Павел Нилович Путилов пробыл 44 года – период для такой нервной деятельности, как судебная, более чем значительный, но время, видимо, мало влияло на его бодрость духа, – говорилось в сентябре 1911 года в некрологе в газете „Новгородская жизнь“. – Его энергией, его необыкновенной, неослабевающей трудоспособностью нельзя было не поражаться. Юрист он был чрезвычайно опытный, знающий, любящий, а главное, уважающий свое дело. Он обладал неоценимым для судьи качеством – самостоятельностью, независимостью. Он был слуга закона, но не слуга административного влияния…
Общественными делами Павел Нилович занимался мало, так как всецело был поглощен службой, хотя в этом отношении у него и замечался некоторый подъем при выборах в 3-ю Государственную думу в 1907 году. По своим политическим убеждениям Павел Нилович принадлежал к партиям правым. В последнее время он состоял казначеем народной столовой попечительства о народной трезвости и всецело нес на своих плечах это полезное учреждение».
Добавим, что у потомков Павла Ниловича до сих пор хранятся уникальные реликвии, связанные с его деятельностью. Среди них – переданная в дар Павлу Путилову плетеная шкатулка с надписью «От арестантов Старорусского Замка 1885 г.».
Именно в Новгороде родилась в июле 1875 года и дочь Павла Ниловича – Зинаида. В 1892 году она окончила Николаевскую женскую гимназию в Новгороде, получив звание «домашней наставницы». В Петербург Зинаида Павловна переехала в начале XX века. Мужем Зинаиды Павловны Путиловой стал ученый Сергей Яковлевич Шабунин, вместе с М.А. Шателеном создававший электромеханический факультет в Политехническом институте.
Семья Шабуниных. Справа налево в нижнем ряду: З.П. Шабунина и С.Я. Шабунин. Справа налево в верхнем ряду – их дети: Евгения Сергеевна, Борис Сергеевич, Виктор Сергеевич. Фото 1916 г.
Сначала семья Шабуниных несколько лет жила в центре Петербурга – на Греческом проспекте. Причиной переезда в Лесной стали проблемы со здоровьем дочери Шабуниных Евгении: доктора посоветовали покинуть город и переехать в Лесной, считавшийся в ту пору одним из самых чистых пригородов в «санитарно-гигиеническом» отношении.
«В 1906 году, то есть на шестом году жизни Жени, с ней стало твориться что-то непонятное, – вспоминал впоследствии сын Зинаиды Павловны – Виктор Сергеевич Шабунин. – Случалось, что папа находил ее забившейся в уголок в столовой, у буфета и тихо плачущей. „Что с тобой, Галка?!“ – тревожился папа. „Дышать трудно“, – отвечала она тихо.
Было решено, что городской воздух Жене вреден и нужно перебираться за город. Выбор остановился на Лесном. Он сочетал близость к городу с отличным загородным воздухом и массой зелени. Помню, как мы с папой и мамой поехали зимой знакомиться с Лесным. Шли по чудесному и громадному Лесному парку. Мне захотелось пить. Папа говорит: „Возьми снежку, поешь“. Мама возражала, что снег сверху все же вреден.
Семья Шабуниных. Слева направо: „француженка“ (учительница французского языка), Виктор, Евгения, Зинаида Павловна, Борис. Фото около 1910 г.
Тогда, помню, папа, который был в восторге от Лесного, сказал: „Тут и сама грязь чистая!“. Видимо, и маме Лесной понравился, потому что переезд состоялся.
Мы поселились в доме № 8 по Новосильцевской улице (ныне – Новороссийская), расположенном прямо против въезда в парк, ведущего к зданию Лесного института. Этот просторный и нарядный двухэтажный деревянный особняк, окруженный большим садом, принадлежал некоему Масловскому. Сам Масловский жил где-то в другом месте, а оба этажа дома сдавались внаем. При доме во дворе, в краснокирпичном здании, жил дворник-украинец Михайло Кириллович Котляр с семьей. Между фасадом дома и Новосильцевской улицей находилась часть сада с красивыми стройными елями вдоль уличной ограды.
Дом № 16 по Английскому проспекту, в котором находились квартиры № 7-10. Фото 1960-х гг.
Дом был в полном порядке и имел солидный и приятный вид. Прилежащий к нему сад, а за ним огород дворника доходили до Институтского проспекта, а между задней границей участка Масловского и Песочной улицей находился другой, столь же старый сад, с дубами, кленами, громадными лиственницами. Там, в деревянном доме, жили тихие старичок и старушка – скопцы. Жили они в одиночестве, ни один детский голос не оживлял их участка, и мама говорила, что ей иногда приходилось замечать, что старики во время своих одиноких прогулок по саду тихо плакали.
Мы жили сначала какое-то время – год или два – на верхнем этаже дачи Масловского, а потом спустились на нижний этаж. Квартира там была просторная, „барская“ – восьмикомнатная, с двумя прекрасными верандами, выходившими: одна – на юг, в „передний“ садик на Новосильцевскую улицу, а другая – на север, в основном сад этой квартиры, со столетними дубами и лиственницами. Даже уборных в квартире было две: одна господская, а вторая рядом – для прислуги».
В конце 1900-х годов семья Шабуниных переехала из здания на углу Новосильцевской улицы и Институтского проспекта в дом на углу Большой Объездной улицы (ныне – ул. Орбели) и Английского пр. (ныне – пр. Пархоменко). Этот дом носил № 16 по Английскому проспекту (впоследствии – пр. Пархоменко, 18)[63]. С тех пор и до самого расселения дома в 1969 году семейство Шабуниных проживало именно здесь.
Пока дети были маленькими, Зинаида Павловна Шабунина не работала и занималась их воспитанием. В 1918 году она начала педагогическую деятельность в гимназии и профессиональном училище Питирима на Малой Объездной, 14, в Лесном. В 1938 году Зинаида Павловна получила аттестат на звание учителя начальной школы.
«На протяжении многих лет Зинаида Павловна вела занятия в начальных классах школ Выборгского района, отдавая детям все свои душевные силы, чуткость, внимание и редкостный педагогический талант, – отмечал ее внук, известный петербургский краевед Андрей Викторович Шабунин. – Все 900 дней она оставалась в блокадном Ленинграде и продолжала вести уроки, каких бы трудов ей это ни стоило. Она оставила о себе добрую память – педагог „милостью Божьей“, имя ее и сегодня с трепетным восторгом повторяют ее ученики».
З.П. Шабунина ушла из школы по состоянию здоровью в 1952 году, а в следующем году ее не стало. Спустя десять лет дочь Зинаиды Павловны, Евгения Сергеевна, передала ее документы и награды, в том числе два ордена Ленина, медали «За оборону Ленинграда» и «За доблестный труд в Великой Отечественной войне», в дар Музею истории Ленинграда.
К числу ее учеников относилась и Валентина Павловна Кожанова (в замужестве – Шек-Иовсепянц). «Зинаида Павловна была учителем русского языка во время блокады в нашей 112-й школе, находившейся на Английском проспекте – нынешнем проспекте Пархоменко, – рассказывает Валентина Павловна. – Учителем она была от Бога – талантливой, умной, очень интеллигентной. Все ее просто обожали. Вместе с учительницей пения Анной Витальевной Скворцовой она организовала у нас кружок пения и декламации. Мы выступали в госпиталях, находившихся в бывшей 1-й школе на Дороге в Сосновку и в школе № 514 на Большой Спасской. Нас в школе никто из учителей никогда не называл по фамилии – только по имени. В нашей школе была удивительная атмосфера, прекрасные учителя, и это повлияло на мой жизненный выбор – я стала учительницей».
Судьба распорядилась так, что Валентина Кожанова с сентября 1941 года жила на Английском пр., 16, – по соседству с семейством Шабуниных.
Под номером 16 по Английскому проспекту значились три двухэтажных дома: в первом из них были квартиры № 1 и 2, во втором – № 3–6, в третьем – № 7—10. До революции здесь жило десять семейств – по количеству квартир. Затем жильцов уплотнили, только в одной квартире № 7 оставалась жить большая семья Владимира Георгиевича и Лидии Николаевны Орловских. Шабунины еще с дореволюционных времен жили в «первом» доме, занимая квартиру № 1. Дома расселили в 1969 году, а в 1970 году их разобрали.
«Мы с мамой жили в „третьем доме“, в квартире № 10, – вспоминает Валентина Павловна Шек-Иовсепянц. – Дом был очень красивый, уютный, весь украшенный резьбой. На флюгере на башенке значился год постройки дома – 1911-й. Место было чудесное: тишина, большой сад и хозяйственный двор, обнесенные забором, который не сняли даже в блокаду, хотя кругом ломали все деревянное. В саду были красивые аллеи, много кустов сирени, черемухи, белых роз. Росли рябина, березы, стояли вековые дубы. В глубине участка находился хозяйственный двор, где размещались сараи с дровами и большая общественная прачечная. За забором по Большой Объездной, 8, находился большой одноэтажный дом Богоразов».
* * *
В семье Шабуниных было трое детей – Евгения, Борис и Виктор. Начальным домашним воспитанием детей занималась сама Зинаида Павловна. Дети получили разностороннее образование: музыка, обучение немецкому и французскому языкам, рисование. В семье царили дружеская атмосфера, уважение и любовь друг к другу, наказания детей были крайне редки. Слово и ласка, личный пример служили главными основами воспитания.
Старший сын Шабуниных, Борис Сергеевич, обучался в Коммерческом училище в Лесном на Институтском проспекте, а затем поступил в Лесной институт. Когда началась Первая мировая война, он пошел в школу прапорщиков, был на фронте. Борис Шабунин погиб во время Февральской революции 1917 года. В тот день, когда во двор Литовских казарм ворвался вооруженный революционный отряд, он был дежурным офицером и попросил незванных гостей покинуть территорию части, за что его и убили. Похоронен Борис Сергеевич на Богословском кладбище.
B.C. Шабунин. Фото 1978 г.
Средний сын Шабуниных, Виктор Сергеевич, после успешной учебы в Петроградской гимназии наследника цесаревича и великого князя Алексея Николаевича окончил Военно-медицинскую академию. Он принимал участие в Первой мировой и в Великой Отечественной войнах, служил в госпиталях, занимался научной работой, был автором нескольких книг о профессорах академии, в том числе об академике Виноградове. Являлся кандидатом медицинских наук, подполковником медицинской службы. Выйдя в отставку, работал в музее академии. Был прекрасным художником, его перу принадлежали портреты профессоров и ученых академии, а также великолепные пейзажи. По стопам отца пошел и сын Виктора Сергеевича – Андрей Викторович Шабунин. Он тоже окончил Военно-медицинскую академию, много лет работал анестезиологом. Был кандидатом медицинских наук, ученым, членом-корреспондентом Академии наук, журналистом…
Самая младшая из детей Зинаиды Павловны, Евгения Сергеевна, вслед за своим братом Виктором также избрала медицину делом своей жизни.
Е.С. Шабунина. Фото 1920-х гг.
Окончив а 1918 году с золотой медалью Петроградскую женскую гимназию Л.С. Таганцевой, она поступила в Военно-медицинскую академию. После ее окончания в 1924 году Евгения Шабунина поступила интерном в клинику профессора В.А. Оппеля и работала в Мечниковской больнице до самой пенсии – под руководством В.А. Оппеля, В.М. Назарова, П.Н. Напалкова, а последние годы – ассистентом профессора Тальмана.
Е.С. Шабунина (в нижнем ряду, вторая справа) с пациентами Мечниковской больницы. Осень 1925 г. На обороте фотокарточки надпись: «Евгении Сергеевне. Вы хотя и хирург, но в вас много человечности. Группа больных 15 пав. 3-го этажа б. Мечникова»
Е.С. Шабунина (справа в нижнем ряду) в госпитале во время Великой Отечественной войны
«Евгения Сергеевна была опытным, квалифицированным клиническим хирургом, отличалась заботливостью и вниманием к больным, пользовалась их уважением, а также уважением студентов, с которыми работала, и сотрудников клиники. Всех их привлекали ее эрудиция, организованность, прекрасный стиль и последовательность изложения своих мыслей».
Одним из любопытных моментов профессиональной деятельности Евгении Шабуниной был связан с писателем и драматургом Борисом Лавреневым. В 1926 году он, в ту пору уже известный литератор, поступил на лечение в клинику профессора В.А. Оппеля (13-й павильон Мечниковской больницы). Писателя беспокоило старое огнестрельное ранение, полученное им еще в годы Первой мировой войны.
Лечащим врачом Лавренева назначили молодую Евгению Сергеевну Шабунину. «Быстрая, энергичная, всегда готовая на шутку и в то же время внимательная и серьезная, Евгения Сергеевна, по-видимому, представлялась Лавреневу идеалом молодого врача, – рассказывает Валентина Павловна Шер-Иовсепянц. – Когда много лет спустя, в 1945 году, появилась его пьеса „За тех, кто в море“, одним из ее главных действующих лиц была женщина-врач, капитан медицинской службы Евгения Сергеевна Шабунина. Волею художника он перенес ее в том возрасте, в котором знал, из двадцатых годов в сороковые. Люди, близко знавшие доктора Шабунину, узнавали в ее сценической тезке многие черты характера Евгении Сергеевны: деловитость, четкость, достоинство, чувство юмора. Сама Евгения Сергеевна, посмотрев эту пьесу, говорила сослуживцам: „Конечно, я сразу вспомнила Лавренева в больнице и почувствовала себя очень неловко, поскольку моя роль в уходе и лечении была очень скромной“. Евгения Шабунина написала Борису Лавреневу короткое письмо с благодарностью, и ответ не заставил себя долго ждать».
«Глубокоуважаемая Евгения Сергеевна! – писал Борис Лавренев. – Не могу сказать, как меня тронуло Ваше письмо. Горячо благодарю Вас за память и внимание. Вспомнилось уже далекое, но памятное мне время моего пребывания в Мечниковской больнице и теплый прием, который мне был оказан Вами и Вашими товарищами по работе в те дни. Я рад, что Вы не рассердились на меня за то, что, когда мне нужно было дать имя в пьесе хорошей, светлой русской женщине, я вспомнил о Вас и разрешил себе дать ей Ваше имя, потому что именно такой Вы остались в моей памяти…»
В годы Великой Отечественной войны капитан, а затем майор медицинской службы Евгения Шабунина работала в госпитале в Лесотехнической академии в Ленинграде, а затем с Первым Белорусским фронтом дошла до Берлина. Согласно приказу войскам Ленинградского фронта от 6 декабря 1943 года, майор медицинской службы Евгения Шабунина награждалась орденом Красной Звезды. Кроме того, она была удостоена ордена Отечественной войны II степени и многочисленных медалей.
После войны, продолжая работать в Мечниковской больнице, Елена Сергеевна защитила диссертацию и получила в 1952 году ученую степень кандидата медицинских наук. Она являлась автором шести научных работ, неоднократно выступала на ежемесячных Пироговских собраниях, занималась со студентами, несколько лет возглавляла школу медицинских сестер при институте. Такую активность она сохранила и в преклонном возрасте. Заботилась о воспитании внуков, уделяла им много внимания, беспокоилась о своих близких и родных. Активно участвовала в общественной жизни и даже была одно время председателем общественного суда при жилконторе.
В семейном архиве сохранились полушутливые, но очень трогательные стихи, написанные Андреем Шабуниным в 1979 году, ко дню рождения Евгении Сергеевны, – за год до ее 80-летнего юбилея. В них были и такие строки:
Знайте, дети,
Знайте, внуки, —
В новом доме на Науке,
Где всегда людей движение,
Вижу, вижу тетю Женю я.
Это имя дарит снова
Через дымку многих лет
Облик милого Лесного
(
Хоть того Лесного нет!
),
Облик дома на Английском,
Шум листвы над головой…
О далеком, как о близком,
Вспоминаю я порой.
Тети Жени день рождения
Я спешу благодарить:
Тетя Женя, без сомнения,
Та связующая нить,
Что в свершеньях удивительных
Связывает навсегда
Век двадцатый,
Век стремительный,
И все прошлые года.
Эталоном Человека
Были Вы для нас всегда,
Подлинный ровесник века
И хранитель очага
И «шабунинского духа»,
Что в потомках не угас…
Евгении Сергеевны Шабуниной не стало в январе 1989 года. Ее похоронили рядом с родителями и старшим братом Борисом на Академической площадке Богословского кладбища.
Сын Евгении Сергеевны Шабуниной, Рубен Ашотович Шек-Иовсепянц, получил образование в Ленинградском политехническом институте по специальности «инженер-электрик». Участвовал в разработке и создании самолетов, являлся профессором, доктором технических наук, лауреатом Государственной премии СССР (1981 г.). Ему принадлежало более 130 научных трудов, в том числе 27 изобретений. Среди наград Рубена Шек-Иовсепянца – ордена Ленина (1975 г.), Октябрьской революции (1981 г.), Знак Почета (1969 г.), а также многочисленные медали…
Из воспоминаний Виктора Сергеевича Шабунина о быте жителей Лесного, подготовленных им в 1979 году
В начале XX века Лесной был благоустроенным, но вместе с тем и очень тихим зеленым пригородом с почти по-деревенски чистым воздухом. Снег в Лесном всю зиму оставался сверкающе чистым.
Новосильцевская улица представляла собой щебенчатое шоссе, окаймленное с обеих сторон чистыми, сухими канавами, поросшими травой. От каждого дома через канаву были перекинуты довольно широкие деревянные мостики. На том, что вел к калитке нашей дачи, стояли по бокам, друг против друга, хорошие деревянные скамейки со спинками. На этих скамьях мы иногда под вечер сидели своей семьей. Между канавой и шоссе проходила по линии дач хорошо утоптанная песчаная дорожка шириной шага в два, отгороженная от проезжей части невысокими деревянными тумбами. Вдоль противоположной, парковой, стороны стояли керосиновые фонари.
В темное время года с наступлением сумерек вдоль улицы быстрым шагом, почти бегом, проходил фонарщик с легкой лесенкой на плече. Он приставлял лесенку к фонарному столбу, поднимался ступеньки на две-три и, чиркнув спичкой, зажигал фонарную лампу, предварительно оправив ее. Ранним утром тот же фонарщик гасил лампы. Расстояние между фонарями было немаленькое, и фонари не столько освещали улицу, сколько обозначали ее.
Чистоту на участках домовладений – в саду, на дворе и на улице, а также наблюдение за общим порядком против дома обеспечивали дворники. Иногда можно было видеть на улице и городового, неторопливо обходившего свой обширный участок.
Новосильцевская улица была малопроезжей и малолюдной, как и большинство улиц Лесного. Ее тишина нарушалась лишь возгласами «торговцев в разнос». Так, периодически возле нашего дома появлялся рыбник Иван с большим деревянным ушатом на голове, где между кусков льда лежала свежая рыба. Худощавый, в стареньком пиджачке, он всегда шел торопливой походкой, ловко балансируя ушатом, установленным поверх фуражки на довольно толстом пеньковом колечке, и покрикивал нараспев тенорком: «Рыба свежая, ры-ы-ба!».
Заслышав его голос, мама иногда выходила на балконное крыльцо и кричала ему: «Иван, зайдите!» «Слушаю-с, барыня!» – отвечал он и через минуту уже снимал на кухне с головы свой тяжелый ушат и показывал товар. Рыба у него была обычно безупречно свежей, хорошей, и потому мама охотно ее брала. Но и на старуху бывает проруха. Как-то Иван рассказал, что однажды ему у оптового торговца, где он брал свой товар, подсунули не совсем свежую рыбину, а он недоглядел. Эта рыбина была затем куплена семьей какого-то довольно важного господина и приготовлена к обеду. Порча обнаружилась лишь тогда, когда рыбу подали на стол. Господин возмутился, приказал убрать рыбу и вызвать Ивана. Когда он на следующий день явился, господин устроил ему разнос: «Ты чем же это меня кормишь?» и т. д. и приказал в своем присутствии есть рыбу. «Ну и что же вы, Иван?», – спросила мама с сочувствием. «Плакал, а ел!» – отвечал он. И что другого мог он сделать? Не терять же ему было постоянного покупателя. Ему – уличному разносчику, жившему с семьей на копеечную разницу между оптовыми и розничными ценами, в условиях конкуренции продовольственных магазинов, имевшихся в Лесном!
У каждого торговца-разносчика была своя манера выкликать свой товар. Например, торговка готовым платьем протяжно выкрикивала нараспев, словно выпевала, с удивительным переходом в конце возгласа на другой гласный звук: «Кофточки, рубашки, юбки-е-е-е!». А порой нас смешили отрывистые, почти лающие звуки довольно низкого мужского голоса, воспринимавшиеся ухом как какое-то таинственное «кап-кеп-по!» Это делал обход дач со своим мешком скупщик всякого утиля, и возглас его означал: «Костей-тряпок!»
Изредка появлялся на нашей улице кто-нибудь из китайцев, торговавших мануфактурой. Однажды такой торговец был приглашен мамой зайти в дом. Свой товар он показывал в нашей просторной светлой, в два окна, кухне. Китаец был сильно худощав, со смугло-желтым лицом и длинной, тонкой очень черной косой. Его товар был изумительно аккуратно сложен – отрез за отрезом – и образовывал плотный тюк. Ни на одном отрезе нельзя было заметить ни единой случайной складки, ни смятого уголка! Смуглые руки китайца с длинными тонкими пальцами необычайно ловко развертывали и свертывали ткани, и те, словно сами собой, снова укладывались в плотную прямоугольную стопу. Закончив у нас торговлю, китаец туго обвернул свой тюк какой-то прочной серой тканью и как будто без особого усилия вскинул его на спину, хотя тюк, видимо, был очень увесист.
Но китайцы промышляли не только торговлей тканями. Однажды мне довелось видеть китайца в роли уличного фокусника. В конце Муринского, у Малой Спасской, китаец разостлал прямо на мостовой небольшой, сильной потертый коврик и на нем, окруженный зрителями, давал свое представление. Один из номеров состоял в следующем. Китаец вынул из небольшой шкатулки очень гладкую костяную палочку, гладкую, сантиметра три длиной и миллиметра два с половиной в диаметре, со слегка утонченными и закругленными концами и, показав ее зрителям, ввел ее себе в нос, так что она там совершенно скрылась. Затем он слегка помедлил, после чего раза два-три мигнул глазом… и кончик палочки высунулся из-за нижнего века! Создалось впечатление, что фокусник каким-то чудодейственным способом заставил ее перейти из носа в глаз. Многие были поражены и изумленно покачивали головами…
Отрывки из дневника Зинаиды Павловны Шабуниной
Значительную часть своей жизни, с 1928 по 1952 год, Зинаида Павловна Шабунина вела дневник. В нем – уникальные свидетельства о жизни и быте 1930-х годов, а также трагическая летопись блокады. Дневник касался самых разных сторон жизни – семейных дел, школьной жизни, родных, друзей, знакомых, соседей. Очень интересны описания деталей тогдашнего быта. Даже упоминания о самых важных покупках оказались на страницах дневника. Любопытны также записи о погоде и природных явлениях.
Зинаида Павловна оставляла краткие записи, относившиеся к самым важным и решающим моментам в жизни. Но за этими емкими предложениями – целая прожитая жизнь. Очень многое сегодня приходится читать, как говорится, «между строк». Теперь, зная многое о той эпохе, мы уже можем понять, что означало и какие последствия могли иметь для учительницы упоминание в дневнике о трудностях с продовольствием (в «год великого перелома» – 1929-й), достаточно неодобрительное отношение к воинствующей антирелигиозной пропаганде, вызовы соседей и родных в ГПУ и т. п. Характерно, что 1937 год в дневнике вообще пропущен и после 1936 года сразу идет 1938-й… (Сохранен текст оригинала).
1928 год.
1 января. Были в кино, видели «Кто ты такой?» – гадость!
2 января. Начались занятия в школе. Вечером я, Нина и Над. Ив. ездили в город в кино по выигранным билетам. Видели «Поцелуй Мери» – ничего!
7 января. Рождество. Была вечером в церкви. <…> 12. Была на «Пиковой Даме». Очень хорошо.
25. Была в Мариинском на балете «Жизель» – очень хорошо!
27 января. Возили детей в театр на «Хижину дяди Тома». <…>
15/IV. Пасха. Очень яркий солнечный день. У нас обедали т-те Гебровская, Золя, Лена. <…>
Май. 16. Переехали к нам Кувшинская с мужем. Привезли вещей два воза и рояль. <…>
Ноябрь. 6. Празднование XI-л. Окт. Рев. Я ответственный руков. Сошло очень хорошо.
7. Сыро, грязно; на демонстрацию не пойду.
1929 год.
17/III. Ставила пьеску «Среди цветов». Дети сыграли очень хорошо. Знали все наизусть. <…>
18/III. Стояли три часа в очереди. Получила сахар по 1 кил. 200 гр. на человека. Хлеба дают 200 гр. <…>
5 мая. Пасха. Хмурый, довольно холодный день. Вчера с 9 вечера обязаны были быть в школе на вечере. Была поставлена отвратительная Жив-газета, скучнейшая пьеса 4 кл. и был антирелигиозный безобидный докладчик. В общем, было скучно. Ушла домой в 12 ½ часа.
28. Очень жаркий день. Все время стоит жаркая погода. День международной детской недели. Ходили с демонстрацией на площадь Урицкого.
6/Х. Уехали в город Филомафитские, а на их место въехала многочисленная еврейская семья.
7/XII. Ставили спектакль в Центральной библиотеке.
1930 год.
26/I. Переходим в новую школу. Сегодня собрание педагогов с новым заведующим для распределения часов. 23-го устраивали прощальное чаепитие в нашей школе.
26/II. Работаем усердно в новой школе. Работы очень много. Работаю по общ. «Друг детей», в соц. обесп., в «Кружке текущей политики».
16/VI. Папенька уехал в отпуск в Новгород. В мае или в июне поставили перегородку в гостиной, получилась у нас чудная комната.
25/VI. Хоронили Петра Ивановича Горностаева.
26/VII. Устраивала у себя чаепитие в новой комнате. Обошлось 40 р., не считая сливки и ягоды. Было 10 человек.
2/ХII. Заседание правления ЖАКТа. От нас отбирают большую комнату, или ту, где жила Женя. Накануне была у юриста, сказал, что ни уплотнений насильственных, ни переселений быть не может. После заседания перетащились: я в Женину, девочки в большую.
4/ХII. Явилась милиция, управдом, понятые и мужики очищать для нового жильца Женину комнату. Я не дала.
5/XII. Была в коллегии защитников и у прокурора. Вечером, ночью, перетаскивали все вещи в Женину комнату, а девочки обратно в маленькую. Сижу в Жениной комнате, как в комиссионном магазине.
7/XII. Въехали новые жильцы. Муж, жена и двое детей.
10/XII. Заделали дверь коврами. Стало глухо.
Уже несколько дней арестован Александр.
15/XII. Папеньку и Орловского вызывали в ГПУ.
22/XII. Выпустили Александра.
29/XII. Папеньку и Майсурову вызывали в ГПУ.
1931 год.
10/V. Ездили получать, как ударники, обувь и кое-что другое. Я получила кожаные туфли и две материи. <…>
1/VIII. От 1-го до 13-го скандалы из-за стирки и из-за разделения дровяного сарая. В результате Абасов снят с должности дом-уполн.
27/VIII. Выдвинута на заведывание учебн. частью на 1 ступ.
10/IX. Очень много времени приходится отдавать школе.
1932 год.
5/V. Про дневник совсем забыла. Живем понемногу… 20/IV ставили пьесу «Бетховен», теперь возимся с концертом Печковского. Сегодня была первая гроза.
10/V. Ставили концерт Печковского в пользу Дет. Комис. при школе. Чистые 1278 р.
1/Х. Увезли бабушку в убежище для хроников. Пусто и грустно. Самочувствие очень плохое.
1933 год.
9/XI. Была у мамы… Впечатление производит тяжелое, близкое к смерти.
13/XI. Была у мамы, ей опять гораздо лучше. Все просится домой, но говорит ерунду.
13/XI. Это был последний раз, что я видела маму: до сих пор нас не пускают на свидание, чтобы мы не занесли сыпного тифа. Имеем о ней сведения только по телефону.
1934 год.
8/I. Умерла мама. Хороним 13-го.
23/II. Сидела больше трех часов в паспортном бюро, куда была вызвана для объяснений. Там же по доносу Абасова были и Религионии и Орловские.
В ночь с 14 на 15 марта были у нас на парадной воры. Украли пальто Лены и все из моей картонки. Жаль лент, шарфов…
(Есть краткие записи по 1934 и 1935 г. 1937 год вообще пропущен. После 1936 года сразу идет 1938-й год. Есть записи за 1939-й год.)
1940 год.
С 16 по 22 января очень сильные морозы, замерзли водопроводы, действует только уборная. Школы не работают.
1941 год.
22/VI. Война.
1/VII. Женя мобилизована. Собирались уезжать со школой, с Военно-технической академией.
25/XII. За 6 месяцев войны перетерпели много бедствий: бомбежки, обстрелы, голод! (подчеркнуто Ш.). Паек хлебный 125 грамм. Люди пухнут, умирают; хоронить трудно: умершие лежат дома дней по 8, зарывают без гробов. Мы еще держимся.
С 25/Х. Женя в Лесотехнической академии в госпитале. Приходит на ночь домой. Витя здесь начальником госпиталя в Инженерном замке. Умерло много знакомых, умерла М.М. Зенькович
14/XII. От бомб высыпались у нас стекла. Нет с 4/XII света, замерзли трубы. По много сидели в щелях.