Текст книги "Русская жизнь. Возрастной шовинизм (декабрь 2007)"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

III.

Адвокат Гамидова Андрей Маркин – партнер адвокатского бюро «Высоцкий, Шейнин и партнеры», офис которого находится в квартале от СИЗО на том же Партизанском проспекте, в пристройке к Краевому дому физкультуры. Сквозь окна конторы видны окна спортзала, в которых скачут детские силуэты с баскетбольным мячом. Пока я читаю уголовное дело, Маркин смотрит на детей.

После протоколов допросов свидетелей и прочих обязательных формальностей к делу подшит результат судебно-психологической экспертизы Гамидова. Экспертиза проводилась по инициативе прокуратуры 26 декабря 2006 года. Психолог из краевого бюро судмедэкспертизы (которое тоже находится на Партизанском проспекте) установил, что в момент совершения преступления Гамидов находился «в состоянии внезапно возникшего сильного душевного волнения». «На его поведение, – пишет эксперт, – существенно могли повлиять свойственные ему такие индивидуально-психологические особенности, как повышенная эмоциональная восприимчивость к внешним воздействиям, высокий уровень притязаний, а также уязвимость в ситуации конфликта».

Спрашиваю адвоката, что такое высокий уровень притязаний. Маркин отворачивается от окна и говорит:

– Я адвокат, чернильная душа, поэтому давайте по порядку. Во-первых, я тоже не в восторге от того, что у нас столько лиц кавказской национальности. Но если они у нас живут, надо понимать, какие у них есть особенности. Высокие притязания – одна из таких особенностей. Обратите внимание на выражение «…твою мать». Для нас это почти междометие, абсолютно бессмысленный оборот. Выходцы с Кавказа понимают его совсем по-другому, буквально. Я никогда не забуду, как в армии за мной по столовой гонялся чеченец с вилкой в руках – только из-за того, что я его обматерил. Или, например, в сериале «Штрафбат» был герой-ингуш, который убил своего командира из-за этой фразы. Гамидов говорит, что его ни разу в жизни такими словами не оскорбляли, и я склонен ему верить. Я не психолог, но даже мне очевидно, что после такого оскорбления человек с высоким уровнем притязаний может впасть в состояние сильного душевного волнения, именуемого аффектом.

IV.

Гамидов остался жить во Владивостоке тридцать лет назад – сразу после срочной службы на Тихоокеанском флоте. Представить, что за эти годы он ни разу не слышал мата, очень сложно, но что еще может сказать адвокат? Листаю дело дальше. Через четыре листа – еще один результат экспертизы, уже стационарной, психолого-психиатрической. Спрашиваю, зачем понадобилось проверять Гамидова еще раз.

– А это у прокуратуры надо спрашивать, – адвокат явно доволен, что я обратил внимание на вторую экспертизу. – Первая экспертиза обвинению не понравилась, и прокурорские решили отправить его в стационар, в Уссурийск. Там он пролежал месяц, результат оказался тот же.

Читаю: «Ситуация была внешне и внутренне конфликтной для испытуемого, затрудняла удовлетворение его потребностей в безопасности и уважении, требовала быстроты разрешения. Высказывания в адрес подэкспертного задевали высокозначимую потребность в самоуважении, ущемляли его самолюбие и национальное достоинство».

Почему один и тот же Ленинский суд во время первого рассмотрения дела проигнорировал обе экспертизы, а во время второго – мало того, что учел, да еще и так сильно изменил приговор – главная загадка дела Гамидова. В краевой прокуратуре (от официальных комментариев ведомство отказывается, поэтому все комментарии представителей прокуратуры – на условиях анонимности) говорят о «вновь открытых обстоятельствах», в том числе и о том, что за время, которое прошло между двумя процессами, семья Гамидовых добровольно выплатила семье Смоляковых 500 тысяч рублей компенсации морального ущерба. Но это объяснение звучит неубедительно – с каких это пор денежная компенсация может превратить семь лет колонии в три года условно? Объяснение адвоката тоже звучит странно:

– Прокуратура добилась своего: первый приговор спровоцировал шумиху, а о втором просто никто не знает. В июне в зале суда были телекамеры, которые туда именно прокуратура привела. В ноябре никаких камер не было, газеты тоже молчат. Пиар-эффект, ничего более.

Каким образом в этот «пиар-эффект» укладывается фактический провал обвинения – адвокат объяснить не может.

Во время второго рассмотрения дела представители обвинения отказались задавать вопросы подсудимому и свидетелям. Почему так произошло, в прокуратуре не говорят.

V.

Приговор в силу пока не вступил, и Немат Гамидов до сих пор находится под подпиской о невыезде. Я переписал из материалов дела его домашний адрес и еду на улицу Гризодубовой. Блочная пятиэтажка, облезлая железная дверь подъезда. Жму кнопки домофона. Молчание. У подъезда курят двое парней в кепках – один в меховой, второй в кожаной. Спрашиваю, бывают ли Гамидовы дома.

– Азеры, что ли? Так они уехали к себе в аул. Как его выпустили, так сразу и уехали. Их пацана в школе как-то обижали, ну они его и увезли.

На всякий случай звоню Гамидову на работу – ЧП «Гамидов» торгует рыбой. Две фуры развозят дальневосточные морепродукты по Приморскому и Хабаровскому краям.

Трубку снимает женщина – наверное, секретарша, – которая говорит, что Немата Раджабовича нет и, очевидно, еще долго не будет, а бизнес вместо него ведет его брат Захмад, который приехал из Баку сразу же после ареста Гамидова.

Захмад Гамидов разговаривать со мной отказался.

VI.

«Ну что, понятно теперь, на чьей стороне правда?» – спрашивает Тамара Наримановна, когда я возвращаюсь в кампус после поездки на улицу Гризодубовой. Я отшучиваюсь: «На стороне суда», – и прошу женщину, которая ходила в зал суда на все заседания, рассказать о впечатлениях от процесса. «Самое сильное впечатление, – говорит Тамара Волкова, – это когда Немат Раджаб оглы уже вышел из клетки, и жена Смолякова бросилась к нему обниматься. Ее можно понять – он же ее от мужа-пьяницы избавил, и денег еще дал». Пытаюсь представить себе эту картину, не могу. Звоню в прокуратуру.

«Ну да, было такое, – говорит помощница районного прокурора, тоже сидевшая в зале. – Он вышел из клетки и пошел просить у жены Смолякова прощения, обнял ее. Она сказала, что Бог простит».

* ВОИНСТВО *
Александр Храмчихин
Переформатировать диск

Дедовщина в Российской армии

Дедовщина имманентно присуща Российской армии. Или даже не так. Дедовщина и Российская армия – это одно и то же. Так воспринимает действительность большинство. В значительной степени это правда.

При этом надо попытаться все-таки рассмотреть суть и причину явления.

Рядовой состав армейского подразделения (корабля) представляет собой коллектив молодых мужчин, находящихся в периоде полового созревания, с уровнем образования не выше среднего. Вооруженные силы – это такой институт, которой предназначен для осуществления насилия. В нем людей учат как можно более эффективно уничтожать других людей либо обеспечивать своих коллег, занимающихся таковым уничтожением. Поэтому достаточно трудно ожидать, что внутри такого коллектива отношения будут идиллическими.

Более того, армия является таким местом, куда приходят, как правило, с психологией ребенка, а уходят, как правило, с психологией взрослого. То есть психология человека за период службы радикально изменяется. Столь же значительно меняются и физические данные солдата срочной службы. Двадцатилетний человек в подавляющем большинстве случаев сильнее восемнадцатилетнего.

Помимо этого, ни в одном (даже гражданском) коллективе все его члены не будут на равных выполнять простую, тяжелую, непрестижную работу. Ее заведомо будут выполнять те, кто имеет меньший опыт. Соответственно, требовать одинакового статуса для людей разного возраста и опыта совершенно бессмысленно.

Ведь в любом, в том числе гражданском, коллективе неизбежно складывается иерархия, определяемая целым рядом факторов, среди важнейших – возраст и опыт. Поэтому чрезвычайно важно, чтобы формальная иерархия как можно больше совпадала с неформальной. Это резко повысит слаженность и работоспособность коллектива.

При этом, правда, иерархия и преимущество опытных над неопытными совершенно не должны подразумевать морального и физического унижения вторых первыми. Потому что такое унижение разобщает и разрушает коллектив. А если это военный коллектив, то он утрачивает боеспособность. Психологически сломленные в реальном бою либо разбегутся, либо сдадутся, либо начнут стрелять в своих обидчиков.

Таким образом, до определенного предела дедовщина неизбежна. Но за этим пределом недопустима по соображениям не только моральным и юридическим, но и чисто практическим.

До начала 70-х годов ХХ века никакой дедовщины в Советской армии не было. Потом она внезапно начала расти и крепнуть на глазах. Это отвратительное явление стремительно превратило армию в пугало и породило, в конце концов, крайне вредную в отечественных условиях (и, кстати, совершенно бесполезную с точки зрения решения проблемы дедовщины) идею «профессиональной армии».

Началось все с хрущевских реформ, с увольнения 1,2 млн офицеров, многим из которых служить оставалось несколько месяцев. Это было сделано в таком хамском стиле (на этом фоне сокращения 90-х можно считать образцом уважительного отношения к военным), что нанесло сокрушительный удар по психологии командного состава. Циничные формалисты-временщики стали среди офицеров обыденным явлением.

В 1968 году произошел переход от 3-годичной (4 года в ВМФ) к 2-годичной (3 года в ВМФ) службе по призыву. Это, как минимум, породило обиду тех, кто служил 3 года, на тех, кто пришел на 2. Однако не это, конечно, было главным.

Сокращение срока службы не подразумевало сокращения численности ВС. Это заставило увеличивать призывной контингент. В частности, начался призыв лиц, имевших судимость. Уголовники привнесли в армию нравы мест заключения, к чему были совершенно не готовы ни их сослуживцы, ни командиры. Но и этот фактор тоже не был главным.

Таковым стала мгновенная ликвидация института младших командиров (сержантов и старшин). До 1968 года их готовили в полковых школах, куда после определенного срока службы отбирали солдат, лучших с точки зрения боевой и морально-психологической подготовки, тех солдат, которые уже стали неформальными лидерами. Из них и готовили младших командиров, причем для той части (корабля), где они служили рядовыми. Таким образом, неформальная иерархия в максимальной степени была приближена к формальной, младшие командиры имели совершенно реальный авторитет, знания и опыт. Многие из них оставались на сверхсрочную службу (сегодня она называется контрактной), это были уже настоящие профессионалы. Они брали на себя обеспечение дисциплины в подразделении, индивидуальное обучение и воспитание рядового состава, снимая эти задачи с офицеров.

В 1968 году эта система была ликвидирована. Сержантов и старшин стали готовить в учебных подразделениях, куда их направляли сразу после призыва. Такие подразделения заведомо считались «не совсем полноценными». Профессиональных навыков выпускники таких учебок за полгода приобретали, как правило, даже меньше, чем бойцы одного с ними призыва, попавшие рядовыми сразу в боевое подразделение. Придя в часть, такие командиры оказывались во всех отношениях наименее подготовленными, хотя, вообще-то, должно быть прямо наоборот. Естественно, командовать рядовыми, которые отслужили больше, гораздо больше умели и были гораздо физически сильнее, они не могли в принципе. Естественная иерархия рухнула, вместе с ней рухнули дисциплина и боеспособность. Попытка заменить сержантов и старшин прапорщиками полностью провалилась, прапорщики быстро заняли наиболее «хлебные» хозяйственные и тыловые должности, превратившись в главных героев армейского фольклора, олицетворение тупости и вороватости.

При этом природа пустоты не терпит. Вместо разрушенной формальной иерархии родилась неформальная. На ее вершине оказались те, кто имел больше силы и опыта, то есть старослужащие. Сама по себе неформальность, нелегальность иерархии не могла не придать ей уродливых черт. А тут очень «кстати» подвернулись вышеупомянутые уголовники. Офицеры поначалу просто растерялись, а потом приняли новую систему. Потому что, во-первых, среди офицеров возросла прослойка циников, во-вторых, у офицеров фактически не было другого выхода. Если естественная иерархия разрушена, должна возникнуть хоть какая-то новая. Иначе подразделение просто утратит управляемость. В итоге, потеряв сержантов и старшин, офицеры вынуждены были сделать ставку на «дедов», стараясь (и то не всегда) лишь по возможности не допускать слишком уж откровенной уголовщины.

Еще одним фактором, способствующим развитию дедовщины, стала все более заметная бессмысленность существования военнослужащих. Цинизм к этому времени уже глубоко проник не только в армейскую среду, но и в общество в целом. Вера в коммунистические идеалы, мягко говоря, ослабела. Несмотря на всю пропагандистскую истерию, войну с мировым империализмом тоже как-то не очень ждали. При этом армия разрослась до гигантских размеров, поскольку советское руководство считало необходимым иметь вооруженные силы, равные ВС всех 16 стран НАТО, а также Китая и Японии вместе взятых. Пропорционально разрастанию армии падал уровень боевой подготовки, на нее стало просто не хватать денег. А здесь закономерность была очевидной – чем больше подготовки, тем меньше дедовщины. И наоборот. Боевая подготовка придает жизни смысл, кроме того, для нормального мужчины она сама по себе в той или иной степени интересна. Наконец, она просто забирает много времени и сил. Если подготовки нет, то в жизни нет смысла и интереса. Сил и времени остается много. Их надо на что-то употребить. Если начальство пытается занять подчиненных предельно бессмысленными мероприятиями типа покраски одуванчиков в зеленый цвет, это вызывает неизбежное озверение. Которое надо на ком-то выместить.

В группах армий, дислоцированных в странах Восточной Европы, где к войне готовились всерьез, дедовщины было мало, а уровень боевой подготовки – весьма высок (это была настоящая профессиональная армия, хотя и абсолютно призывная). В округах второго стратегического эшелона (Белорусском, Прибалтийском, Прикарпатском) было уже хуже, но терпимо. А дальше на восток – сплошная покраска одуванчиков.

Самое главное, что все факторы совпали по времени, дав кумулятивный эффект. И процесс пошел.

И пришел. Дедовщина стала серьезным социальным институтом со своими традициями, обрядами, терминологией. Например, «фазан» значительно важнее «слона». То есть слово «важнее» здесь даже неуместно. Они вообще несопоставимы по статусу. Армейский «фазан» может раздавить армейского «слона» так же, как настоящий слон – настоящего фазана. Смысл такого лингво-зоологического парадокса теряется в глубине веков. Но он закрепился намертво. Под ремень «духа» не должна проходить ладонь. Под ремень «дедушки» должен свободно проходить кулак. Нижний край пилотки «духа» должен быть в двух пальцах от бровей. У «дедушки» пилотка должна быть на затылке так, чтобы только не свалилась. В тех войсках, где на петлицах военнослужащие носят скрещенные пушки (РВСН, ЗРВ, РВиА СВ) на дембель эти пушки должны быть перевернуты. Еще страниц на 5, а то и на 10, можно написать всяких примеров традиций и обрядов, правда, большинство из них будут не для слабонервных. В каком-то смысле все это стало культом. Советская армия, формально переименованная в 1992 году в Российскую, без всего этого бреда уже немыслима.

Первая масштабная кампания борьбы с дедовщиной случилась в конце 80-х, в эпоху гласности, в связи с выходом в свет повестей «100 дней до приказа» и «Стройбат». Эффекта она не дала, поскольку не были устранены причины явления. Интересно, что дедовщина не исчезла даже в тот период, когда в армию призывали студентов. Самые зверские и унизительные обряды и жестокое физическое насилие прекратились, но все остальное сохранилось, поскольку без дедовщины, то есть иерархии, армия не могла функционировать. С уходом студентов вернулись и обряды. В российское время кампаний по борьбе с дедовщиной было много, однако положение лишь усугубилось из-за полной люмпенизации ВС при сохранении всех причин явления и его фактической институционализации, произошедшей в силу длительности существования.

В результате идея отказа от призыва, то есть создания «профессиональной армии», стала рефлекторной реакцией общества на безобразную ситуацию в ВС. Усилиями некоторых политических сил идее была придана некая теоретическая основа. При этом самой сути идеи никто не обсуждал, никого не интересовало, как это скажется на безопасности страны.

Подробное обсуждение достоинств и недостатков различных принципов комплектования – большая отдельная тема. Здесь же можно указать на ложность утверждения «в профессиональной армии нет дедовщины». Почему? Из чего это следует? Дедовщина возникла не из-за способа комплектования. В зарубежных армиях нет дедовщины в нашем понимании этого слова, независимо от принципа их комплектования.

Во всех развитых странах, к коим, при всех оговорках, относится Россия, при переходе на наемный принцип комплектования в армию идут те, кто не нашел себе места в гражданской жизни. Совершенно непонятно, почему большая часть общества не хочет понять этой очевидной вещи. Основную часть контингента начинают составлять люмпены-неудачники, нередко с уголовными наклонностями. Среди них неуставные отношения могут оказаться даже жестче, чем среди призывников. Предположение о том, что военнослужащий, подвергающийся унижениям, разорвет контракт, в значительной степени является иллюзией. Если человек пришел в армию от безысходности, он стерпит и унижения в самой армии. Более того, за досрочный разрыв контракта теперь предлагается штрафовать военнослужащего, что, кстати, совершенно правильно.

Как показывает зарубежный опыт, неуставные взаимоотношения (хотя и в не сопоставимых с нашими масштабах) гораздо чаще встречаются в наемных армиях (англосаксонских), чем в призывных (немецкой, израильской, скандинавских). Это легко объяснимо. Наемная армия – это замкнутая каста лиц, представляющих социальные низы, в том числе уголовников (сегодня американцам и англичанам из-за Ирака просто некуда деваться, приходиться брать всех подряд, причем уголовники пошли в армию целенаправленно – для приобретения нужных навыков). В ней гораздо легче рождаются неформальные традиции и обряды, чем в открытой обществу народной (призывной) армии.

В итоге переход на полностью контрактный принцип комплектования без изменений всего остального армейского устройства (а наши либеральные партии на самом деле предлагают именно это) с точки зрения борьбы с дедовщиной не просто бесполезен, но аморален. Потому что такой переход означает не «сделаем так, чтобы наши сыновья не подвергались дедовщине», а «сделаем так, чтобы дедовщине подвергались не наши, а чьи-нибудь другие сыновья».

Впрочем, в последнее время военно-политическое руководство России наконец-то дошло до главной причины дедовщины – отсутствия профессиональных младших командиров. Их и только их надо действительно переводить на контракт, давая им реальные командные полномочия. Однако в данном случае чрезвычайно важны критерии, по которым будет формироваться корпус младших командиров. Сержантом (старшиной) может быть только военнослужащий, отслуживший по призыву, отлично освоивший свою воинскую специальность, желающий служить дальше (причем не только ради улучшения своего материального положения) и имеющий способности обучать и воспитывать рядовой состав. Сегодня, как показывает практика, лишь незначительная часть сержантов-контрактников отвечает данным требованиям. Кроме того, денежное довольствие профессиональных младших командиров должно быть существенно выше, чем в настоящее время.

Конечно, можно приветствовать и переход к одногодичной службе по призыву. «Дух» сразу становится «дедом», без промежуточных ступеней. Впрочем, если призывники и контрактники, вербуемые из тех же призывников, будут служить в одной части, то дедовщина, видимо, никуда не денется. Если же составлять части из одних призывников, то боеготовность таких частей будет даже не нулевой, а отрицательной.

Наконец, создается впечатление, что если даже в России чудесным образом удастся сформировать нормальный корпус младших командиров, если даже в армию перестанут призывать уголовников, дедовщина не исчезнет. Потому что она институционализировалась. Армия стала немыслима без «салабонов», «черпаков» и «дембельского поезда». Чтобы вся эта зараза исчезла, нужно переформатировать диск. То есть создать все с нуля.