Текст книги "Русская жизнь. Земство (апрель 2008)"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)

***

– Разве женщины могут быть хорошими врачами? Вон наша докторша совсем по-бабьи ставит диагноз, трусиха страшная. Чуть потруднее больной, сейчас ко мне обращается. Сама не может точно определить болезни. Какой это доктор?

Так как это без всякого стеснения говорилось в обществе, то среди интеллигентной части его, которая и без того недоверчиво смотрела на такое странное явление, как женщина-врач, все более и более укоренялось убеждение, что женщина не может быть хорошим врачом и приглашать ее к больному опасно: вместо пользы может принести вред.

В больнице я познакомилась с врачом, заведующим другой городской амбулаторией. К Шубину поступил один больной с редкой формой болезни и Френкель (фамилия того врача) пришел его посмотреть. Это было в отсутствие Шубина, который этот день совсем не приезжал в больницу, хотя обещал Френкелю показать упомянутого больного. Тот явился и хотел его ждать, но фельдшерица объявила ему, что доктор, пожалуй, совсем не приедет, а здесь теперь докторша, она может показать ему, – и привела его ко мне.

– Д-р Френкель желает посмотреть того больного. Не покажете ли вы ему его? – сказала она мне.

– Очень рад познакомиться с коллегой, – проговорил он, кланяясь мне.

Доктор Френкель был среднего роста коренастый человек с довольно бесцветным и маловыразительным лицом. Мне почему-то показалось, что он похож на Стречкова. Нередко встречаются такие лица, которые в сущности не похожи друг на друга, но все-таки как будто имеют много общего. Чаще всего это сходство зависит от выражения лица.

Я показала Френкелю больного. Он внимательно его осмотрел и спросил меня, согласна ли я с Шубиным в диагнозе. Я указала ему на некоторые признаки, которые как будто противоречат последнему. Френкель согласился, что действительно тут как будто не совсем то, что думает Шубин. Затем он попросил меня показать ему еще интересных больных. Я охотно согласилась.

– Вот нового сегодня привезли, – сказала я. – Шубин его еще не видел, а я затрудняюсь определить болезнь. Посмотрите его.

Френкель исполнил мою просьбу. Он исследовал больного и сказал, что, вероятно, мое предположение верно.

– Вы здесь часто бываете? – спросил он меня.

– Каждый день, – отвечала я. – Я очень дорожу больницей. Она служит для меня проверкой моих знаний.

– Но разве у вас так мало дела?

– Работы довольно в амбулатории. Кроме того, я посещаю на дому бедных больных. Но все-таки нахожу время и на больницу.

– Ведь для нас необязательно посещать бедных больных на дому, – заметил Френкель.

– Я сама. Мне интересно проверять свой диагноз и следить за больными. Кроме того, иной больной не может прийти в амбулаторию, а денег нет, чтобы заплатить врачу. Я и еду к нему.

– Вы посещаете их бесплатно? – с неприятным удивлением спросил Френкель.

– Да.

– Помилуйте, вы здесь избалуете население и городское управление. Нас всех заставят ходить к бедным больным бесплатно, – с досадой сказал он.

Я не ожидала подобного возражения и смутилась.

– А вы разве не посещаете бедных больных? – спросила я.

– Посещаю, только они мне платят, сколько могут. Вы также с них берите плату, ну хоть тридцать-пятьдесят копеек за визит, – сказал Френкель.

– А если они совсем не могут заплатить, тогда что?

– Тогда пусть их привозят в амбулаторию. Если же вы будете посещать их бесплатно, это будет не по-товарищески. За маленькое жалованье нам и без того приходится много работать, – говорил Френкель, прощаясь со мной.

Несколько дней спустя по тому же поводу со мной беседовал Шубин, которого Френкель, передавая наш разговор, просил убедить меня, что так поступать не следует.

– Мы и без того много работаем для города, – говорил мне Шубин, – а он нам гроши платит. А вы выдумываете себе еще работу. Хорошо у вас семьи нет и вы можете довольствоваться маленьким жалованьем. А у меня вон семья. Мне городского жалованья мало. Вы по-товарищески поступайте, поддерживайте нас. Есть у вас амбулатория, ну, и довольно. В больнице работайте. Вы можете здесь хоть целый день сидеть, если есть охота. Не балуйте бедное население бесплатными визитами.

Я была новичком в общественной деятельности и корпоративным духом еще не прониклась, потому упреки Френкеля и Шубина меня озадачили. Мне казалось, я поступаю хорошо, посещая бедных бесплатно, и приношу этим пользу обществу. А они говорят, что врачам это вредит и с них начнут больше требовать. Каким же образом интересы общества согласовать с интересами корпорации? Оказывалось, я должна приносить первое в жертву последнему, так говорят врачи. А Назаров, отстаивая интересы города, утверждает, что городской врач должен отдавать все свое время бедным жителям, для которых он приглашен. По его мнению, идеальный городской врач для бедных должен совсем отказаться от практики у достаточных людей.

Теоретически я не могла согласовать этого антагонизма корпоративных и общественных интересов. А на практике вопрос решался сам собой. Когда меня приглашали к бедному больному, то я шла к нему, и у меня не хватало духа требовать с него денег. Если меня просили повторить визит, я исполняла просьбу. Все это, конечно, не замедлило дойти до сведения моих коллег.

«…» Френкель не на шутку сделался моим врагом. Ему казалось, что я своим усердием, как он выражался, подрываясь под него, хочу показать, что женщины-врачи лучшие работники, нежели мужчины. Он боялся, что городская дума, видя, как много времени я отдаю своему делу, пожелает заменить и его женщиной. Он пренебрегал своей амбулаторией и стремился ограничить число своих бедных пациентов. Принявши тридцать человек, он предоставлял остальных своему фельдшеру. По его мнению, подобная работа совершенно соответствовала получаемому им жалованью.

Он спрашивал меня, как я поступаю. Я сказала, что принимаю всех сама, хотя иногда у меня бывает до шестидесяти человек.

– Вот охота! Принимайте, как я, тридцать человек, и довольно, – говорил он.

– Но как же с остальными быть? – спрашивала я.

– А остальных пусть примет фельдшер.

– Но среди остальных могут быть серьезные больные. Как я ему их поручу?

– Полноте, это вовсе не важно. Вы думаете, вашими лекарствами вы поможете этой нищете? Вы посмотрите, в какой обстановке они живут. В подвалах сидят, и есть им нечего. А вы своими микстурами да порошками думаете их от болезней избавить. Им хлеб нужен, да из подвалов их надо выселить, тогда и лечить, – рассуждал Френкель.

«…» Слова Френкеля: «Вы думаете, вашими лекарствами вы поможете этой нищете?» задели больную сторону моей деятельности. Я успела уже в ней ориентироваться. Прием больных и прописывание лекарств перестали мне внушать тот страх, какой я испытывала сначала. Но вместо него появилось новое, очень неприятное чувство: сомнение в полезности моего труда.

На курсах под влиянием профессоров у меня создалось убеждение, что лекарство магически действует на болезнь. А практика беспощадно разрушала эту веру. Постоянно мне приходилось видеть больных, которым лекарство, данное мною или другим врачом, не помогало. Тяжело мне было постоянно слышать от приходящих ко мне в амбулаторию и посещаемых мною на дому: «Это лекарство не помогает. Дайте другое». Между тем я не сомневалась, что диагноз верен и что лекарство, прописанное мною, признавалось действительным в данном случае. С другой стороны мне приходилось нередко наталкиваться на случаи самостоятельного излечения болезни без всяких лекарств.

Однажды ко мне в амбулаторию привели больную женщину

– Целую неделю хворает, – говорил ее муж. – Теперь немножко полегчало, мы и привели ее к вам.

Осмотр показал несомненное воспаление легких, но уже разрешающееся. Больная вступила в период выздоровления.

– Кто у вас лечил ее? – спросила я.

– Никто, – отвечал муж. – Мы все собирались к вам ее привезти. Только была очень плоха. Боялись, на дороге помрет. Без лекарств лежала.

У меня в это время была одна больная также с воспалением легких. Я ежедневно посещала ее на дому и усердно пичкала самыми действительными в данном случае лекарствами. Она тоже начала поправляться. Я была убеждена, что я ее вылечила, и с удовольствием выслушивала благодарность ее близких. Но увидевши, что другая больная поправляется безо всякой медицинской помощи, я усомнилась, что ту я действительно вылечила.

– А может быть, – думалось мне, – она, как и эта, просто сама выздоровела.

Только что описанный случай послужил толчком для моих дальнейших наблюдений в этом роде. Факты выздоравливания без всяких лекарств все чаще и чаще начали мне встречаться. Вот в одной семье заболело несколько детей корью. Пока родители собрались обратиться ко мне, они успели совсем поправиться. Так как последний заболевший сильно кашлял, то мать принесла его в мою амбулаторию. Тогда я узнала, что у нее было еще трое больных, но все поправились без лекарств.

Следующий случай также противоречил моему убеждению в чудесном действии врачевания.

Меня пригласили к больному в семью одного бедного сапожника. Она помещалась в небольшой грязной комнате, которая служила и мастерской. У самого хозяина оказался сильный ревматизм. Это было неудивительно, так как его квартира была сыра и холодна. Мои лекарства доставляли ему облегчение, как он уверял меня, но приступы болезни долго повторялись. Я настойчиво советовала ему переменить квартиру. Он наконец послушался и переехал в сухое помещение. Только тогда болезнь начала проходить, и острые приступы сделались редки. Больной приписывал это моему лечению, но я объясняю перемену условиями жизни.

У этого сапожника был маленький сын. Когда я увидела его в первый раз, то меня поразили его худоба и бледность.

– Он у вас болен? – спросила я у матери.

– Сильно был болен, – отвечала она. – Целый год я с ним мучалась, ко всем докторам его носила, всякие лекарства ему давала. Все не помогало. Доктора от него отказались, говорят: не лечи больше, все равно помрет. Я перестала его носить к ним. А теперь он начал сам поправляться, за еду принимается, на ноги становится, ходит. А прежде пластом лежал.

Мне невольно думается, что в данном случае лекарство было не только бесполезно, но даже вредно и препятствовало более быстрому выздоравлению больного, так как лекарства, которые вообще употребляются, принадлежат вовсе не к безвредным веществам. Врачи щедро пичкали ими ребенка и, по-видимому, делали это наугад. Судя по рассказам матери ребенка, сущность его болезни осталась для них темною.

Этот случай показал мне могущество самой природы в борьбе с болезнями.

Среди бедноты так часто встречаются случаи самостоятельного излечения, что каждый врач, практикующий в этой среде, может насчитать их множество. А так как он тут же видит немалое число больных, которым лекарство бессильно помочь, то ему не трудно прийти к заключению, что лечение вовсе не обладает теми магическими свойствами, какие ему приписываются. Вместе с тем он убеждается, какое громадное значение для здоровья населения имеют условия его жизни, и начинает сознавать, что главная задача врача заключается именно в устранении причин, создающих болезни. Поэтому медицинская помощь бедному населению – враг латинской кухни и друг гигиены.

По этому поводу мне приходилось говорить с одним врачом, Михайловым, который лет десять служил в земстве. Про него говорили, что он добросовестно относится к своим обязанностям, и земство за это его ценило.

Мне пришлось с ним видеться в то время, когда сомнение в чудесном действии лекарств начало закрадываться в мою душу. Желая выяснить себе этот вопрос, я при всяком удобном случае допытывалась у других врачей, как они об этом думают.

– Мы, все врачи, которые практикуют среди бедноты, в конце концов приходим к заключению, что лекарства в нашей практике ни к чему, – сказал Михайлов, когда я поведала ему мучившие меня сомнения. – Скептицизм чаще всего овладевает нами в первые годы нашей деятельности. Потому молодые земские врачи редко уживаются долго на одном месте, постоянно меняют их, пока не обтерпятся. Я сам побывал в нескольких земствах, пока не засел здесь. Искал все такого места, где было бы лучшее применение моих знаний и лекарства были бы действительнее, но потом убедился, что везде одно и то же, и примирился со своей участью. Попалось хорошее земство, и сижу здесь. При мне немало перебывало здесь молодых врачей. Поживут немножко, да и сбегут.

– А теперь вы довольны своей деятельностью? – спросила я.

– Какое доволен! Не очень-то весело пичкать лекарствами больных и видеть, что все это ни к чему.

– Зачем же заниматься такой бесплодной деятельностью? Лучше работать на другом поприще.

– Пять лет я потратил на ученье, несколько лет приспособлялся к земской деятельности. Трудно теперь менять род своих занятий. Придется всю жизнь лечить.

– Не находите вы, что давать лекарства, в действенность которых сам врач не верит, значит вводить в заблуждение своих пациентов, этих невежественных людей, которые приходят к нам с таким наивным доверием?

– Не всегда же мы даем такие бесполезные лекарства. Например, хинин, касторка прекрасно действуют и на бедноту.

– Может быть, действительно существуют такие лекарства, которые оказывают некоторое симптоматическое влияние на болезнь. Но зато есть масса других, значение которых в высшей степени сомнительно. Зачем они нужны? От них следовало бы врачам отказаться.

– Нельзя же всем больным давать только касторку и хинин!

– Зачем всем? Давать только определенным больным. А остальным отказывать в сомнительных лекарствах. Сказать им, что их болезнь может пройти сама собой.

– Помилуйте! Да ведь это значит, что мы, врачи, должны совершить самоубийство! Кто к нам пойдет лечиться, если мы лекарства не будем давать? Все больные нас покинут.

– Следовательно, вы даете лекарство для того, чтобы к вам ходили?

– До известной степени, да. Лучше пускай ко мне идут, нежели побегут к какой-либо невежественной знахарке. Я, по крайней мере, вреда им не принесу. А если я им лекарства не дам, они наверное будут лечиться у знахарок.

Последний довод показался мне довольно убедительным.

Земство или советы

Агитпроп Колчака о народном представительстве

Что делать, кто виноват и каким быть справедливому народному представительству? Последний вопрос тоже из разряда вечных. Его обсуждали в министерских кабинетах, на сельских сходах, в редакциях всех мыслимых газет, от большевистских до черносотенных. Оно и понятно: содержательнее всего бывает спор о том, что мало кому ведомо. То есть, конечно, земства в России водились, и губернские, и уездные, и волостные. Но доступный им круг вопросов был узок, а разного рода соблазны – весьма велики. К примеру, платный переезд через реку в самый оживленный летний месяц мог оказаться убыточным – если верить донесениям земских начальников. А речная дамба – проеденной мышами. Что, конечно, требовало выделения дополнительных бюджетных ассигнований. Зато проблемы государственного значения – как, например, земельный вопрос – в пределах одного уезда земские собрания решать не были уполномочены, хоть и писали наверх решительные, а порой и гневные петиции.

Как водится, все изменила революция.

Авторитет советов, новой местной власти для бедноты, заслонил кропотливые усилия земцев. Однако давний спор продолжался и позднее. Правда, дискуссии между «легальными» и левыми партиями по вопросу народовластия зачастую проходили уже по линиям фронтов.

Сохранившаяся в фондах ГБИЛброшюра «Земства или советы?» – тому подтверждение. Этот материал написан сотрудниками агитационно-пропагандистской службы, работавшей при Верховном правителе России адмирале Колчаке, войскам которого так и не довелось соединиться с Армией Юга России, возглавляемой генералом Деникиным. Брошюра представляет собой рассмотрение вопросов представительной демократии в форме, доступной для широких городских масс.

Печатается по изданию: «Земства или советы». Новониколаевское отделение Русского бюро печати, 1919.

Захватывая власть, большевики повсюду заменили уездные и волостные земства советами. Спрашивается, какой смысл и значение имела эта перемена? Для того, чтобы сознательно ответить на этот вопрос, необходимо разобраться в том, какая разница между земствами и советами.

Как известно, земские учреждения введены были в Европейской России в 1864 г. для заведования местными делами. На них возложена была забота о народном здравии, о дорогах, о народном просвещении, об усовершенствовании сельского хозяйства, ветеринарной помощи и пр. Правительство предоставило местным людям, хорошо знающим потребности населения, самим заботиться об этих делах. Для покрытия расходов на эти нужды земствам предоставлено было собирать с населения земские сборы в том размере, в каком постановит земское собрание, состоящее из выбранных населением гласных.

К сожалению, правительство очень ограничило участие крестьян в выборах земских гласных. Земские собрания состояли по преимуществу из землевладельцев. Вследствие этого население не могло полностью сжиться с земством и продолжало считать его чужим.

Работа земских учреждений внесла многое в темную русскую жизнь. Земства широко развили медицинское и ветеринарное дело. В некоторых губерниях врачебная помощь стала вполне доступна для народа. Народное просвещение в виде начальных, сельскохозяйственных, ремесленных и других школ стало проникать в деревню. Стала завоевывать доверие крестьян и агрономическая помощь. До революции земское дело не могло получить полного простора. Правительство относилось подозрительно к самостоятельности населения, видело в ней подготовку к революции и стесняло работу земских учреждений. Правительство не могло равнодушно смотреть на деятельность земских учреждений, состоящих из выборных людей. Развитие таких учреждений неминуемо приводило к необходимости заменить и верховное самодержавное правительство властью, избранной самим народом. Вследствие этого земские деятели и земские работники (врачи, агрономы и пр.) подвергались преследованиям правительственных властей.

Земские люди оказали большое влияние не только на местную жизнь, но и на развитие всего государства. Еще при первой русской революции в 1905 г. съезды земских деятелей добивались того, чтобы выбранные народом депутаты допущены были к управлению всем государством. Это им отчасти удалось. Царь вынужден был уступить часть своей власти и созвать Государственную Думу.

Вторая русская революция показала, однако, что уступки, сделанные народу царем, были далеко не достаточны для спокойного развития государства и для управления им согласно желаниям народа. Народ решил сам взять на себя управление страной. Временное правительство с первых же шагов своей деятельности издало законы о расширении прав земских учреждений и об участии в выборах земских гласных всего народа.

По законам Временного правительства земским учреждениям предоставлена была полная самостоятельность в заведывании местными делами.

Все граждане, живущие в данный момент, допущены были к участию в выборах; кроме уездных и губернских земств введены были волостные земства, которые должны были заменить старые волостные правления и принять на себя часть работ уездных земств.

Ничем не стесняемым и основанным на всеобщем избрании земским учреждениям предстояло широкое поле деятельности. В них приняло участие все население, и земские учреждения постепенно должны были стать школами, в которых сам народ на опыте знакомился с управлением местными, а затем и государственными делами.

Однако русская революция не пошла по этому верному пути закрепления тех завоеваний, которые делал народ. Усталая от кровавой войны армия пошла за большевиками. Народ в значительной своей части поддался их соблазнительным обещаниям произвести всеобщую ломку, всеобщий грабеж, общее поравнение и на любых условиях прекратить войну и заключить мир с Германией.

Земские учреждения, состоявшие из лучших выборных народом людей, резко восстали против попыток большевиков захватить власть, продать Россию и управлять ею не согласно желаниям народа, а ради кучки комиссаров, ставших во главе государства.

Земские учреждения стали бельмом на глазу у комиссаров. Хотя большевики выставили в своей программе всеобщее избирательное право, но они не постеснялись разогнать силой земские учреждения, избранные на основе всеобщего избирательного права, как только убедились, что в лице этих учреждений весь народ борется с их властью.

Земские учреждения они заменили советами.

В чем же разница?

1. Земские учреждения, как мы говорили, основаны на всеобщем избирательном праве. Все население данной местности участвует в избрании земских гласных без всяких исключений. В советах к выборам допускается только беднота. Более обеспеченные и, следовательно, более образованные люди устраняются в советах от выборов. Для чего это делается? Большевики говорят, что для защиты прав трудящихся. На самом деле это не так. Ведь большинство населения составляют повсюду не «буржуи», а трудящиеся, следовательно, при всеобщем избирательном праве за ними всегда будет большинство на выборах. При выборах в советы большевики стремятся к другому, а именно к тому, чтобы: 1) устранить образованных людей, которые способны разобраться в проделках комиссаров, потребовать с них отчета в расходовании народных денег и призвать их к ответу; 2) дать вес и значение на выборах разным случайным проходимцам, той голытьбе, которая до революции не занималась честным трудом и не могла создать себе благосостояния, и во время революции выдвинулась грабежом и хулиганством. На них большевики опираются в советах, устраняя от участия на выборах лучший слой крестьянства – трудовой, обеспеченный и честный.

2. Выборы в земские гласные происходят в установленном законом порядке. Выборы в члены советов производятся, как вздумается. Какой же порядок установлен для земских выборов? До производства выборов составляются списки избирателей. Чтобы быть избранным в гласные, необходимо заранее быть выставленным кандидатом. Выборы производятся тайные – путем подачи записок с именами желательных кандидатов. По окончании подачи записок производится подсчет. Избранными считаются те, за которых подано большее число записок. Этот правильный порядок установлен для того, чтобы выборы происходили спокойно, сознательно и не из случайных людей, а людей известных и местных. При выборах в советы все это не соблюдается. Списки избирателей не составляются. Любой проходимец, никому не известный и случайно оказавшийся в данном месте, может подать голос. Выборы в советы производятся толпой, среди которой всегда имеет больше веса не более разумный и знающий, а тот, кто громче кричит, охальничает и против которого все боятся слово сказать. При таком порядке лучшие люди и не ходят на выборы, ведь разумного человека всегда в толпе перекричит хулиган, да еще наговорит ему угроз и оскорблений. Вследствие этого лучшая часть населения не участвует в выборах советов. В них исключительно попадают каторжники, хулиганы, лодыри и прочая голытьба. А это-то и нужно комиссарам. С этими людьми у них общее дело – грабеж и дележ России, общая цель набить карманы и скрыться куда-нибудь подальше.

3. Земские гласные и земские управы избираются на продолжительный срок – на три года. За это время народные избранники успеют близко ознакомиться с порученным им делом, а следовательно, будут делать его лучше, чем новички. Иное в советах. Выборы там производятся всего на несколько месяцев, и это установлено большевиками, конечно, для того, чтобы иметь возможность немедленно выбросить из совета людей, которые показали бы себя противниками комиссарского своеволия. До народных нужд им дела нет. Их забота лишь о том, чтобы при помощи советов, во всем им послушных, сохранить подольше свою власть.

4. Права и обязанности земских учреждений точно указаны в законе. Этим законом земства обязаны строго руководствоваться в своей деятельности. Для советов никакой закон не писан, власть их ничем не ограничена. Они и грабят («реквизируют»), и женят, и разводят, и контрибуции накладывают, и землю делят, и хлеб отбирают, и дома захватывают.

Словом, через посредство советов население оказывается всецело в полной власти тех темных сил, которые когда-то обещали русскому народу мир, хлеб и народное право, а дали ему междоусобную войну, голод и неограниченное ничем самодержавие комиссаров.

Российское правительство, родившееся в Сибири и возглавляемое Верховным правителем адмиралом Колчаком, поставило себе целью освободить Россию от кровавой власти большевиков. Оно имеет задачу, как заявил Верховный правитель, «собрать разрозненные части государства, внести в него успокоение, дать стране, измученной бурями революции, правопорядок и законность и таким путем дать возможность русскому народу без давления и насилия каких-либо партий выявить свободно волю свою через Национальное или Учредительное Собрание». Правительство не мыслит своей работы без широкого участия в ней земских и городских самоуправлений«.

Во всех местностях, освобожденных от власти большевиков, Правительство, поставив своею целью возрождение единой Великой России, уничтожает большевистские советы и восстанавливает деятельность городских и земских учреждений, избранных на основании всеобщего, равного, прямого и тайного избирательного права. Конечно, необходимо заставить Правительство произвести новые выборы в эти учреждения. Выборы в них были произведены очень давно, еще летом 1917 года. С тех пор слишком многое изменилось, много воды утекло, некоторые гласные запятнали себя службой у большевиков, народ за время большевистского хозяйничанья сам во многом изменился и во многих деятелях разочаровался. Необходимо, чтобы земские учреждения отвечали теперешнему народному желанию. Перевыборы земских учреждений необходимы.

Правительство верит, что в делах местных сам народ лучше разберется, и доверяет ему ведение этих дел через своих избранников. К выборам земских учреждений будут допущены все граждане. Избрание будет происходить на основании установленного законом порядка, при котором решающий вес на выборах будут иметь не увлекающие толпу темные личности, а лучшие, известные всему народу люди, стоящие за порядок, честный труд и народную свободу.

Русский народ может быть уверен, что земские учреждения, им самим избранные, горячо примутся за великую работу по восстановлению разрушенной большевиками местной жизни. Труд предстоит немалый, но будем надеяться, он приведет к желанной цели, и при сотрудничестве местных людей Россия выйдет после мрака самодержавия и кровавых ужасов советской власти на широкую дорогу просвещения, порядка и истинного народоправства.

Новониколаевское Отделение Русского Бюро Печати (Ядринцовская, 31) выдает бесплатно брошюры, листовки, плакаты; присылает бесплатно лекторов и инструкторов по культурно-просветительной работе.