Текст книги "Русская жизнь. Земство (апрель 2008)"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

V.

К созданию самой известной позднеперестроечной «гражданской структуры» Литвы – Комитета национального спасения – Швед отношения не имел. Когда в Вильнюсе начались волнения (демонстранты, недовольные социальной политикой правительства Прунскене, ворвались в здание Верховного совета, но охрана открыла заглушки отопительных батарей и горячей водой выгнала бунтовщиков из здания; Прунскене в отставку все равно ушла), Швед был в Страсбурге, а когда вернулся в Вильнюс, оказалось, что КНС уже создан, и его анонимные руководители уже попросили вильнюсский гарнизон ввести в город войска.

«В ночь на 13 января я был в гостях у друга, праздновали день его рождения. Я услышал выстрелы, сразу все понял и с тоской подумал: ну на фига применять технику? Военная акция посадила Ландсбергиса на белого коня, и выход из СССР – это вопрос времени. Потом я это же повторил на заседании бюро ЦК, и меня даже хотели исключить из партии».

События января 1991 года Швед, как и многие в Литве и в России, считает заранее спланированной провокацией, но, в отличие от остальных, у него есть доказательства – еще в декабре 1990 года, за месяц до бойни на улицах Вильнюса, Швед направил в литовский Минздрав депутатский запрос по поводу устного указания министра главврачам вильнюсских больниц подготовить операционные к приему большого количества раненых – то есть о том, что скоро прольется кровь, литовские власти знали заранее. Ответа на запрос Швед не получил.

VI.

О событиях августа 1991 года Швед вспоминает как об анекдоте: только московские телеканалы передали обращение ГКЧП к советскому народу, с кокард полицейских на улицах Вильнюса безо всяких указаний из Москвы исчезла символика независимой Литвы, председатель Верховного совета Ландсбергис стал звонить в Москву Геннадию Янаеву, чтобы узнать, какие будут указания, и Шведу тоже начали звонить лидеры сепаратистов с одним и тем же вопросом: «Владислав, вы будете нас арестовывать?» «Я отвечал, что права арестовывать у меня нет, а за исполнением законов должна следить прокуратура. В этом смысле, мне кажется, я вел себя правильно – законов, которые приняли при Ландсбергисе, я не признавал, но и не нарушал». Вероятно, именно поэтому, когда через несколько дней все изменилось радикальнейшим образом, и под арестом оказался уже сам Швед, обвинение против него развалилось в три дня – к силовым акциям против литовской независимости он действительно не имел никакого отношения.

VII.

Риск оказаться в тюрьме, однако, сохранялся, и в конце 1991 года Швед отказался от своего депутатского мандата и вместе с семьей уехал в Витебск. Белоруссия в первые постсоветские годы служила убежищем для многих лидеров советской Литвы, но убежище оказалось ненадежным – в феврале 1994 года первый секретарь ЦК компартии Литвы Миколас Бурокявичус и идеолог компартии Юозас Ермолавичус были арестованы в Минске и выданы белорусскими властями Литве (этот шаг стоил тогдашнему белорусскому лидеру Станиславу Шушкевичу его должности). Шведа спасло только то, что он жил не в Минске. «Когда стало понятно, что со мной им так не повезет, начались угрозы, – вспоминает Владислав Швед. – Регулярно кто-нибудь мне сообщал, что литовская сторона уже наняла каких-то чеченцев, чтобы похитить моего сына и вынудить меня сдаться литовским властям. Спокойной жизни уже не было, надо было уезжать в Россию».

VIII.

Швед поехал в Москву – в российской столице у бывшего секретаря республиканской компартии по определению много друзей и знакомых: и бывшие работники ЦК КПСС, и сокурсники по Высшей партийной школе. «Я думал, мне помогут здесь устроиться, но максимум, что мне отвечали, – это: „У тебя нет московской прописки, извини“. Понятно, что дело было не в прописке, а в том, что в КПСС из людей изживали чувство товарищества. Человек человеку – волк».

Блуждая по коридорам Госдумы в поисках бывших соратников, Швед встретил охранника Владимира Жириновского – тот работал с лидером ЛДПР много лет и помнил Шведа в лицо с тех еще времен, когда Жириновский, шедший на президентские выборы 1991 года под лозунгом защиты русских на всей территории СССР, приезжал в Литву встречаться с избирателями и, помимо прочего, встретился со Шведом. Охранник отвел Шведа к своему шефу, тот пообещал помочь, и уже через несколько дней бывший второй секретарь ЦК компартии Литвы работал в штаб-квартире ЛДПР на Чистых прудах практически в своей прежней должности – заместителя председателя партии. Потом – в Госдуме руководителем аппарата Комитета по труду и социальной политике, а в 2003 году вышел на пенсию.

На пенсии Швед написал книгу «Тайна Катыни» – она очень удачно вышла одновременно с фильмом Анджея Вайды и, очевидно, будет хорошо продаваться. Швед не утверждает, что к найденным в Катынском лесу останкам НКВД не имеет никакого отношения («Я считаю, что польских офицеров расстреливали и наши, и немцы, а реальные обстоятельства гибели поляков в Катыни до сих пор не вскрыты»), но вполне убедительно опровергает официальную польскую версию катынских расстрелов.

IX.

Литва по– прежнему числит Шведа в розыске и время от времени посылает в Россию запросы о его выдаче. Сам Швед не скрывается, его домашний адрес и телефон есть в любом телефонном справочнике, но, конечно, судьба беглого преступника -это не та судьба, на которую стоило бы рассчитывать одному из самых уважаемых и влиятельных политиков позднесоветской Литвы, единственная вина которого в том, что он оказался лоялен своей большой родине в большей степени, чем те, кто этой родиной руководил.

Когда общество расколото, «пограничные люди», которые оказываются общими друзьями непримиримых врагов, играют в обществе очень важную роль – являются шансом на преодоление раскола и на будущее примирение. Но когда раскол заканчивается победой одной из сторон, победитель не видит разницы между ортодоксальным Бурокявичусом и умеренным Шведом (камеры в Лукишках одинаковы для всех). Тюрьмы, в отличие от соратников, Швед все-таки чудом избежал, а современная Литва уже и не вспомнит о том, что когда-то у нее был умный враг.

* ГРАЖДАНСТВО *
Евгения Пищикова
Сельский мир

Деревенское самоуправление: искусственное и естественное

Местное самоуправление должно расти снизу вверх. Должно. В Европе долго росло и само выросло – никто не мешал. У нас, по понятным причинам, реформа. Искусственное возвращение к естественному. А так как в подобных случаях (по словам мудрой Долли из «Анны Карениной») сама собой и кашка детям к обеду не сделается – принят федеральный закон № 131 «Об общих принципах организации местного самоуправления». Немалые деньги потрачены на «обучение, разъяснение и информирование населения». Привлечен административный ресурс, меняются границы муниципальных и сельских поселений, перераспределяются властные полномочия и бюджеты. И больше всего изменений – в самом низу, ибо самоуправление – это местная низовая негосударственная власть со всеми причитающимися ей финансовыми и материальными ресурсами. Какие же ресурсы должны полагаться негосударственной власти? О, тут все очень сложно. Верите ли, даже самоуправленцы путаются. Например, Игорь Акулинин, глава Успенского сельского поселения, член президиума Совета по развитию местного самоуправления при Президенте РФ(!), один из просвещеннейших и известнейших сельских лидеров, говорит прекрасные слова: «Сейчас многие полномочия, переданные городским и сельским поселениям, не подкреплены финансово, а без этого нельзя требовать их эффективного выполнения. Надеюсь, сумею там, в Кремле, отстоять интересы самого низового и наиболее массового звена властной вертикали – городских и сельских поселений. Они ведь ближе всего стоят к народу». Игорь Евгеньевич, да как же так?

Откуда ж властная вертикаль? У вас власть негосударственная, вы самоуправлением занимаетесь, нет?

Ну, если уж в сельском поселении не понимают самоуправления, значит, его не понимают в России нигде. Потому что вот что я думала – если ОНО растет снизу вверх, естественность надо искать в самом низу. А что там у нас? Деревня. Село. Поле, лес, дорога. Колодец. Столб с электрической лампочкой. Строй деревенских домов. За пролеском – кладбище. Автобусная остановка. Коза на веревке. Скамейка. Площадь, магазин, домик правления. А кто в домике сидит?

В домике сидит избранный деревенскими жителями глава муниципального образования «Сельское поселение (скажем) Благодатное». Или – Гришино. Или – то же Успенское.

Значит, вот с этого могучего человека, засевшего в домике, который в разные времена назывался и сельской управой, и сельсоветом, и зданием администрации села, и начинается, так сказать, возрождение земства, а именно – «прерванной традиции общественного самоуправления».

Не начинается. Или, так скажем, далеко не везде. В правлении чаще всего сидит растерянный маленький чиновник, в недавнем прошлом – глава администрации, а нынче земец поневоле, назубок знающий дорогу в район за деньгами, дружбой, связями, сочувствием, теплом и светом. Что теперь будет-то? Что отдадут? Библиотеку с библиотекарями? Земельный налог? Подушный налог с двадцати деревенских старух? А скажут – строй, грей, освещай сам – все права тебе дадены? А начальственный «район», между тем, никуда не делся, все так же начальственен. Потому что «для многих субъектов РФ схема административного деления на муниципальные районы и подчиненные им сельские и городские поселения (»двухуровневая модель«реформы) оказалась более привычной и удобной для формирования межбюджетных отношений и осуществления контроля за местным самоуправлением». А это приводит к тому, что «практически разграничить полномочия между муниципальными районами и входящими в его состав поселениями действительно очень трудно из-за того, что объектом приложения управленческих сил и в том, и в другом случае является один и тот же житель поселения (района)». Ну и с имуществом, разумеется, все складывается очень по-разному: «Один из самых острых вопросов – право владения, пользования и распоряжения имуществом. Перераспределение собственности осуществляется чаще всего не в пользу низовых муниципальных образований. При разграничении имущества муниципальных районов и поселений первые передают, прежде всего, имущество, требующее затрат, то же, что приносит доход (например, рынки), оставляют за собой. По свидетельству многих глав поселений, „в некоторых муниципальных районах идет массовая подготовка объектов муниципальной собственности к приватизации“, а это означает, что, возможно, через год поселениям передавать будет просто нечего».

Это я цитирую одну из аналитических записок, комментирующих ход реформы – создаются они в изобилии во множестве фондов, комитетов и общественных организаций, продвижению реформы способствующих.

Так что же, даже и в деревне никаких примеров реального общественного самоуправления нет? Общественного – есть. Потому что местное самоуправление – это (пока или навсегда) власть; а общественное самоуправление – это люди, народ. Крестьяне. Это гражданское участие населения в своей и своей деревни судьбе. Сельские активисты. Новые комитеты деревенской бедноты. И чтобы уж наверняка обнаружить это прекрасное общественное самоуправление, нужно взять совсем уж Богом забытую деревню, далекую от Москвы, голую, оставленную. Никакую корысть питать не дающую возможности. И лучше всего, чтоб была она без всякого домика правления. А такое бывает довольно часто, потому как в состав одного сельского поселения могут войти и десять, и пятнадцать деревень. Вот они-то и оказываются чаще всего без управленческого домика, а со старостой во главе. Работает староста без зарплаты, без чина, за уважение. А еще того лучше – подыскать деревню с действующим ТОСом (территориальным органом самоуправления). А что такое ТОС, и каким может быть староста, я вам сейчас расскажу.

Сельские активисты

В деревне Нефедовка проходит ролевая игра. Представьте себе деревню небогатую, живущую по большей части подворьем, расположенную в нечерноземной области. Типичная, маленькая, депрессивная. Не до игр. Тем не менее перед нами школьный класс, а за партами сидят немолодые женщины – все активное население Нефедовки. Мужчин в деревне мало, и они слишком дорожат своим свободным временем, чтобы тратить его столь нерасчетливо. Возле доски – тренер, Сергей Мазурин, один из энтузиастов, вдохновленных программой «Местное управление и гражданское участие в сельской России» (проект реализован российским представительством Британского благотворительного фонда Charities Aid Foundation (КАФ-Россия) на грант Всемирного банка).

– Нарисуйте мне карту Нефедовки, – говорит Сергей тоном заговорщика, специальным, петрушечным голосом, – но не такую, как вот эта карта на стене. А сказочную! Как будто вы с детьми играете и придумываете план фантастической страны. Нарисуйте, где, по вашему мнению, в деревне центр силы, где убежище, где тайный выход из деревни. Еще нарисуйте место сосредоточия деревенского зла и место сосредоточия добра. Отметьте самый богатый дом и самый бедный дом. И на каком расстоянии от околицы вы чувствуете потерю покровительства деревни, где вас охватывает чувство одиночества, заброшенности. Или вы чувствуете себя заброшенным в самой деревне? И где, по-вашему, решается судьба вашей Нефедовки – где о ней думают? Если вы считаете, что думают в районе, ставьте точку вдалеке от деревни, а если уверены, что о вас думают в Москве, – в самом углу листка ставьте.

– Сережа, – спрашиваю я, изнемогая от любопытства (игра уже кончилась, листочки собраны, тренер отдыхает), – и что же получилось? Покажите мне, пожалуйста, что вышло-то?

– Не покажу, нельзя, – важно говорит Мазурин. – Зато заранее могу рассказать, что на этих самодельных картах нарисовано. Ведь это у нас не первая деревня, не первая игра. Центр зла и самый богатый дом чаще всего совпадут – это будет дом продавщицы местной лавки, приторговывающей парфюмерным спиртным, или дом самогонщицы, или сам магазин.

Центр силы вообще не будет указан. Нет в деревни силы! Убежище – свой дом. А точка «мозгового центра» будет поставлена в самом-самом дальнем углу. Или вообще нигде – это значит, что о деревне Нефедовка никто не думает. А как все изменится после завершения нашей работы, вы бы видели!

– А что будет после завершения?

– И силу обнаружат, и мозговой центр поместят внутрь деревни. Поселок познает сакральную мощь гражданского общества.

Сережа– златоуст.

Мазурин и его соратники, тренеры-активисты, помогают жителям неперспективных, небольших деревень создавать ТОСы – территориальные органы самоуправления. Все начинается с деревенского схода, на который жители собираются чаще всего охотно – всякого приезжего человека принимают за начальство, ждут от него помощи. А Мазурин начинает сход таким образом: «Вам никто не поможет! Попробуйте сделать что-нибудь сами – хотя бы маленькое пока дело. А мы вас научим и маленький грант дадим». Случались неприятные ситуации.

– Тогда я говорю, – рассказывает Сергей, – можете считать, что к вам в деревню приехал цирк. Только послушайте!

Слушателей остается немного, но, по опыту, это самые отчаявшиеся и самые, в будущем, активные жители села – женщины, растящие детей-школьников.

– О, это и есть сосредоточие силы, – говорит Мазурин. – Долгие годы деревенские матери сами выталкивали детей из деревни, и поэтому «собой» (своим окружением, собственно, деревней) занимались невнимательно. Главное – что бы Они уехали, а мы уж как-нибудь доживем. Силы на выталкивание детей тратились бесконечные, но это была энергия выброса, разрушения. Они шли на разрушение своей жизни во имя благополучия детей. Женщины, выполнившие эту сверхзадачу, говорили мне: «Что вы от нас хотите, у нас сил нет…» Ну естественно, они же были потрачены! А сейчас, когда денег на отправку детей даже в райцентр у матерей чаще всего нет, они начинают всматриваться в деревню, в себя. Ради детей, конечно. Вот она, неучтенная энергия, которая может быть направлена внутрь деревни! А еще один источник силы – зависть. Самая успешная технология, используемая местными органами самоуправления для улучшения деревенской жизни, – знаете, какая? Конкурс на лучшее подворье. Дамы иной раз чудеса творят, чтобы перед деревенским миром показать себя с лучшей стороны. Дорожки к ферме цветами обсаживают. И у наших же любимых ТОСов есть примеры успешного использования этой технологии. Вот в Архангельской области, в вотчине великого Тюрина, один из ТОСов предложил на конкурс проектов такую идею: благоустроить два дома для ветеранов войны. Поначалу проект не вдохновил тренеров. Какое тут развитие деревни? И – зря. Эффект проекта был невероятным. За 250 долларов, выделенных по гранту, они обшили вагонкой два дома, покрасили их, наличники резные приладили. В общем, сделали деревне красиво. И все (все!) соседи, которые из своих окошек могли видеть красоту, обшили вагонкой и свои дома. И поставили резные наличники. Откуда только деньги взялись – да ведь главное не деньги, а сила желания. Каждый старался сделать понаряднее, получше, чем у соседа. Появилась в селе улица невиданной красы, которую теперь называют «музейной». Теперь туристов готовятся принимать! С этого началась работа ТОСа. А потом они чего только у себя в деревне не сделали! Общественные покосы обновили, систему отопления переделали.

– Сергей, а все успешные ТОСы работают на разнообразные маленькие гранты, которые приходят в деревни с такими же командами, как ваша?

– Нет, они начинают зарабатывать сами – поверьте, довольно быстро. Но у нас, разумеется, не такие успехи, как у великого Тюрина!

Да кто ж такой этот Тюрин? Конечно, можно было бы и дальше цитировать восторженного Сережу, но о Глебе Тюрине неплохо бы рассказать особо. Тюрин спасает деревни. Архангелогорец, он опробовал свою «социальную технологию по развитию депрессивных деревень» именно в Поморье, посодействовал организации и расцвету более сорока ТОСов, абсолютно изменил жизнь сельского мира области. Создал ИОГИ (Институт общественных гражданских инициатив); основой бюджета ИОГИ были гранты фонда «Евразия», Еврокомиссии, фонда Сороса, Charity Aids Foundation. Должна сказать, общественное самоуправление в России вообще выросло на западных грантах – за что им большое спасибо. А Тюрин прославился – по большей части, на Западе. Всемирный саммит местных сообществ в Лионе – нет, не имеет смысла перечислять, где выступал Тюрин, где удивлялись его «стратегии». Везде… Судьба у него преинтересная – историк, семь лет учительствовал в сельской школе, потом (что несколько неожиданно) оказался в Американской школе бизнеса. Изучал банковское дело в Германии и несколько лет работал старшим валютным дилером Промстройбанка. В 1997 году занялся развитием сельского общественного самоуправления.

Объехал всю область, находил самые тяжелые деревни, проводил в каждой сельские сходы. Внутри каждой разуверившейся сельской общины находил группу людей, желающих изменить ситуацию в деревне. Учил организовывать общественные советы, ТОСы. Предлагал начать с маленького дела. Уверял, что всякий успешный ТОС создает маленькую зону благополучия, а несколько успешных проектов наращивают критическую массу хорошего, правильного. А между тем для сельского мира ничто не имеет большей цены, чем коллективное самоуважение. И вот в деревне Еркино Пинежского района «тосовские» дамы (а Тюрин тоже считает, что деревню спасут женщины) уговорили деревенских мужиков поставить мост через канаву в центре села. Жизнь стала бесконечно более правильной. Затем организовали летний лагерь для ребятишек из районной художественной школы. Появились первые деньги. Осветили улицы. А потом отреставрировали один из старейших в деревне домов, назвали «Марфин дом» и учредили там музей деревенского быта и центр ремесел. Стали приезжать туристы, покупать самотканые коврики. Каждый – четыреста рублей. В деревне Фоминское активисты расчистили родники. Построили оградку и беседку, назвали родники «Источником любви и поцелуев». Отнесли во все близрасположенные ЗАГСы рекламу. Новобрачные любят фотографироваться на фоне красоты. И что же – поехали свадьбы в деревню. Каждый свадебный поезд платит деревенскому ТОСу пятьсот рублей. Остроумное, прибыльное дело. Тосовцы строят рядом с родниками площадку для барбекю.

В деревне Леушинской активистки отремонтировали здание старой котельной и устроили шейпинг-зал. Молодежь оживилась. В селе Берег группа безработных женщин основала производственный кооператив, вырастила капусту и потратила выручку на спортплощадку для детей; в селе Ошевенск ТОСы перестроили старый, заброшенный (в былом – купеческий) дом и открыли маленькую гостиницу «с историческими интерьерами». Причем все сделали правильно – никаких деревянных лавок и тряпичных половиков, а портьеры из рытого бархата и граммофон.

Но главная победа, конечно, – Дом Надежды, дом престарелых, который построил и открыл ТОС в деревне Заозерье. Деревня эта настолько далекая, что стоит уж на самой границе с тундрой. Попасть в те места можно только зимой, и одинокие старики в окрестных деревнях совершенно пропадали. Их в очередь перевозили в областной дом призрения. Пропадала от тотальной безработицы и сама деревня. Перевезли из соседнего села здание заброшенного детского сада, старались, как возможно, удешевить стройку. Открыли дом престарелых на двадцать мест. Какую же пользу это богоугодное дело принесло деревне? Огромную! Появилась работа, «в село вернулись деньги», и, помимо всего прочего, ТОСу удалось получить бюджетный заказ на выращивание овощей и картофеля для Дома Надежды.

В каких отношениях ТОСы находятся с местной муниципальной властью? В самых разнообразных – от симпатии и приязни до недоверия и стеснения. Однако в большинстве случаев активный ТОС настолько помогает местной власти, что та просто не может позволить себе отказаться от сотрудничества.

Более того, ТОСы теперь заводить модно, и в немалом количестве областей и районов они созданы по инициативе местной муниципальной власти. Придворные ТОСы ценны составом – в группе сельских активистов всегда найдется место предпринимателю, успешному фермеру, респектабельному дачнику. ТОСы в таких случаях похожи на скромный благотворительный комитет, приходской совет богатого храма – это «друзья» деревни. Почетные друзья.

Но и свет, зажженный энтузиастом Тюриным с соратниками, тоже не угасает – всегда можно выхватить из лакированной ленты муниципальных новостей какую-нибудь кособокую, неотделанную, прелестную весть – то откроется деревенский Музей Космонавтиков в Торопе – а коллекция сувениров и видеотека («Все о космосе!»), прежде чем стать приманкой для туристов, принадлежали активистке местного ТОСа Вере Корзун. То несколько алтайских деревень договорятся принимать у себя городских отдыхающих, селить их в собственные дома и кормить экологически здоровой сметаной; то в деревне Кехта жители установят мемориальную доску на дом сельского учителя литературы, любимого многими поколениями местных школьников – а «деньги на доску выручили от проведения дискотек в клубе».

Боже упаси подходить к такого рода проектам, вооружившись ясным светом логики – столько в них любовного, нежного, негородского. Естественного.