Текст книги "Русская жизнь. Родина (август 2008)"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

***

– Это наша родина, – вздохнул дед, вылавливая из чашки с маринованными опятами скользкий, сопливый грибочек. – А не ИХНЯЯ же. ОНИ с нами чего хошь, то и сделают.

Пьяненький уже Японосельский склонился к деду и что-то сказал – тихо, вполголоса. Покосился. Потом вторично разглядел меня и неприятно улыбнулся – как можно улыбнуться слабому, но чем-то опасному существу.

– Вот оно, наше будущее, – фальшивым голосом сказал он, указуя на меня вилкой. – Когда-нибудь они… – он со значением замолчал и налил себе уже черт знает которую.

Я теперь понимаю, на что он надеялся и что имел в виду. Что мы, молодые, когда-нибудь подрастем и прогоним этих начальников, чтобы сели другие, лучше. Которые им все сделают, включая доступные загранпаспорта. А уж они украсят ее, нашу родину, золотом и алмазами, и звезды кинут к ее ногам.

Но тогда я не знал, что ответить, и не любил пьяных.

Я вылез из-за стола, буркнул «спасибо» и убежал гулять.

Денис Горелов
Ария Бизе из оперы Хозе

Латинизация всей страны

Россия окончательно съехала на латиноамериканский путь развития.

Даже в футбол заиграли лучше, но это ненадолго, как все хорошее.

Зато нищенское мотовство, легкость на передок, в кармане финский нож и песня «Акапулько-я-я-я-я» будут с нами всегда, до самого скончания века.

Темпераментами сходились и раньше. Нигде в мире, кроме нас, не знают актрису Лолиту Торрес. Нигде в мире, кроме нас, не видели фильма «Генералы песчаных карьеров». Нигде в мире слово «ламбада» не значило столько, сколько в России, – разом и «асса», и «аллилуйя», и «ночи, полные огня», и «коктейль „тройной оргазм“»; зимой 90-го Михалков предлагал сделать ее национальным гимном. Нигде в мире не тратят на лотереи, рулетки, одноруких бандитов и финансовые пирамиды столь весомой части национального дохода, как у нас и у них. Вера в чудо, сказку на палочке, бесплатное кино и пятьсот эскимо – совершенно бразильская. Каждый десятый сценарий, присылаемый в компанию «Амедиа», – про старика Хоттабыча: оторвал волосок – заказывай что хочешь. Каждый третий – про наследство, которого еще нет в природе, потому что все, кто может оставить наследство, еще живы и неплохо выглядят. Каждая вторая армянская девочка рвется переписывать «Братьев Карамазовых» на современный лад: шутка ли – дележ ничьих денег, оставшихся от покойного папаши. Кастро – по сю пору наш брат, хоть и старенький.

Полвека назад, в день его новогоднего триумфа, впервые сошлись, спелись, стакнулись две мировые окраины, две парии человечества, мнящие себя пупами земли. Незримый мост соединил полушария, и потекли по мосту деньги, микояны, боеголовки и мелиораторы в погонах. Чуть не кончилось большим бенцем. Русская жизнь обогатилась безответственным кличем «Патриа о муэрте!», песней «Гвантанамера», бодряческим «компаньерос» и пресноватым тростниковым сахаром. Евтушенко скакал до потолка и учил уличный испанский: «барбудос», «гусанос», «куба либре», «Гавана клаб». «Гринго». «Высокая Сьерра». Добрые мулаты, белые штаны.

«Человек– амфибия». Почти сразу же -«Родная кровь» с мелодией беглого пеона.

Лет через пятнадцать – ария Кончиты из «Юноны» и «Авось».

А любимый фильм советского народа «Есения»? Мексиканскую сагу про незаконнорожденную малютку, сданную во младенчестве дедом-канальей в цыганский табор, выросшую черноокой синьоритой с серьгами-кольцами и огнем во взоре и вскружившую голову черноусому кабальеро до полного отказа от кротких блондинок, посмотрело 91,5 миллиона человек – больше, чем любой «Экипаж» и «Москва слезам не верит». Той страны уже нет, поэтому рекорду стоять вечно. Это мрачная статистика, джентльмены. Больше всего русский народ любит не фильм «Бриллиантовая рука», не «Белое солнце пустыни», не «Титаник» и не «Властелина колец». Всего ему дороже черные глаза и губы сердечком, «люби меня, как я тебя». Шокировавший книжных бирюков мексиканский сериальный бум только сменил окраску и паспортные данные: две трети успешного отечественного «мыла» остается калькой с колумбийских, венесуэльских, аргентинских образцов. Дословно: солистку Исабель переименовывают в Катю, а продюсера дона Алонсо – в Максим Петровича, и в эфир. Единственный мотив, сказочно популярный там и неконвертируемый здесь, – игры в нетрадиционную ориентацию. Сюжеты о том, как все места в риэлти-шоу, кроме вакансии комического гея, заняты, и Хуанито в погоне за даровым миллионом приходится разыгрывать гомика на горе влюбленной Мануэле, приводят неразборчиво чувственную публику пятого континента в щенячий восторг, но на нашей уголовной родине оказываются мертвым непроходняком. Тамошний «гей» здесь зовется «пидором» – все прочие понятия сходятся. Ром-бабы, текиловый рассвет, мачизм, босанова. В семье плотника Хосе родился младенец Хесус. Там Мария – тут Мария.

Только с годами подтверждается тысячекратно обхихиканная истина, что надстройка определяется базисом. Как и большинство латиноамериканских режимов, Россия – сырьевая демократия с ограниченной ответственностью, и пребудет такой всегда, со всеми вытекающими.

Стопроцентно сырьевая экономика. Сносная капитализация секторов, обслуживающих добывающую отрасль (торговля, сервис, медиа, мода – на круг до трети населения); заплаточная нищета остальных двух третей, поставляющих обильные кадры в криминал и леворадикальные ультра. Постепенная атрофия государства – ибо с национальной традицией не платить за проезд (никогда, нигде! разжимать створки турникетов в метро, брать барьеры в электричках и автобусах, сопротивляться контролерам), плевать на налоги и правила движения, праздновать и сигналить ночи напролет формально демократический режим совладать не в состоянии. Это только либералам мнится, что намордник на масс-медиа – знак избыточности государства; было бы так, когда б он прилагался к сильной армии, полиции, суду и управлению.

Русская армия шесть лет на равных бодалась с крохотной Чечней.

Русская полиция промышляет умеренным, злостным и оголтелым грабежом, прямо на улицах разбитых фонарей.

Русский суд – унылая комнатенка с клеткой и гербом.

Дальше – качели вольницы и аракчеевщины. Сильная армия – путь Чили и Аргентины: ночные пропажи левых, пытки, безымянные могилы на обочинах шоссе. Слабая армия – путь Бразилии и Колумбии: поножовщина всех со всеми, уличный Бейрут, подспудный распад на суверенные бандократии и федеральная вроде как власть, запертая в Кремле.

Латинский путь не предполагает иных сценариев. Их настоящее – наше… да нет, уже тоже настоящее.

Растущая уличная анархия.

Растущая централизация, опустошающая бедные регионы и наводняющая главный город, в котором скоплены все деньги, миллионами очень всякого люда.

Заборы вокруг всего: школ, детских площадок, телецентров, сколь-нибудь дорогого жилья, редакций, аптек.

Несмотря ни на что – круглосуточная фиеста в теплое время года.

Повальная коррупция.

Повальная, перестающая быть срамным промыслом проституция.

Повальное попрошайничество, уже не только старых, уже не только бедных, а и просто ленивых и расслабленных трудоспособных людей. «Помогите музыканту».

Кони в сумерках. Конский помет поутру, эвфемистично именуемый «каштанами».

Предельное технологическое ничтожество.

Всегда в той или иной мере армейская или спецслужбистская администрация; эстрадное, легкоусвояемое соотечественниками хамство с международных трибун. Привет Чавесу.

Спорадические, фиксируемые узким кругом профессионалов, вспышки словесного гения (Маркес, Борхес, Кортасар, Бродский). Экспорт в развитые страны режиссеров, футболистов, дворников и гангстеров; проституток – в промышленных масштабах. И все равно хватит всем.

Безрезультатные поиски национальной идеи.

Скудное образование. Смертность от тяжелого алкоголя. Память о величии древних цивилизаций.

Задворки человечества.

Нет, но вот какой идиот первым назвал мексиканскую столицу Мехико?

Херох. Мархизм. Сахофон. Хенофобия. Хюша, Хюша, юбочка из плюша.

Херь, в общем.

Тоже, между прочим, Большая Деревня. Город-герой. Мечта сестер, национальных окраин и захолустных офицеров. Самый населенный город Земли.

Дмитрий Быков
Пространство полемики

Честная моя Родина

Однажды французская газета заказала мне эссе на тему «За что я люблю Родину». Они так и сформулировали – «за что». Предупредили, что денег у них очень мало. Я сказал, что напишу бесплатно. Не потому, что когда-нибудь обязательно начнут выявлять журналистов, сотрудничавших с западной прессой, и скажут, что я продал Отечество. Отдавать Отечество даром, я думаю, еще хуже. А просто мне – гражданину России, поднимающейся с колен, – приятно с высоты нашего нового статуса бескорыстно помочь нищей Франции.

Написал я примерно вот что – привожу текст в обратном переводе с французского с исправлением явных ошибок, потому что оригинал утрачен.

«На протяжении многих лет мои друзья и гости бесконечно задавали мне один и тот же вопрос: «Вы же не тешите себя иллюзиями в отношении России – почему вы продолжаете здесь жить?». Или, скорее: «Что компенсирует все те проблемы, которые ваша страна постоянно взваливает на плечи своих граждан?». В Соединенных Штатах о Родине принято говорить «эта страна», – так, дистанцируясь, они выражают законную гордость ею. Чем объективнее судишь о стране, тем лучше она кажется: так художник, чтобы полюбоваться картиной, отходит от нее на некоторое расстояние. В России сказать о Родине «эта страна» значит выказать пренебрежение к ней, особенно когда эти слова исходят из уст либералов. Некоторое время назад я предложил компромиссный вариант – «эта наша страна». Но объективация у нас не приветствуется, преобладает имманентность: мы любим эту страну не потому, что она именно эта, а потому что она – наша. «Где родился – там и пригодился», – говорит русский добрый молодец. Менять свою родную землю на чужую так же нелогично, как пытаться сменить одно небо на другое (не случайно в России выражение «под чужим небом» часто означает «за границей»: можно различать земли, но небо везде остается одним и тем же).

Давайте же перечислим, что именно Россия может предложить в награду за преданность своим печальным просторам и славной истории. Я не буду говорить банальностей о языке – гибком, богатом, разнообразном: в этом нет ничего уникального. В одном из дагестанских диалектов существует около ста падежей, мне даже в голову не приходило, что с одним предметом можно делать столько вещей: у нас его можно только назвать, родить, дать, винить, сотворить или предложить.

Красивые женщины? Их можно найти во всех обитаемых уголках планеты. Одной из отличительных особенностей России в первую очередь является ее огромность: здесь можно найти все географические зоны, от пустыни до тропиков. Но, что еще существенней, Россия предоставляет уникальные возможности для путешественников не только в пространстве, но и во времени. Имея хорошую машину, можно менее чем за час попасть из начала XXI века (центр Москвы) в середину XVI века (пятьдесят километров от МКАД). Мы не принадлежим ни к Азии, ни к Европе, мы особенный, альтернативный мир; именно этим объясняется раздражение президента, когда нам пытаются навязать восточные или западные рецепты.

Недостаточную любезность нашего государства в отношении своих простых граждан компенсирует высшая форма милосердия: по мнению государства, все мелкие частные грешки гражданина, его смиренные компромиссы с законом, его адюльтеры или грубое обращение с подчиненными – всего лишь милые шалости, столь незначительные, что совесть его может быть спокойна. В повседневной жизни Россия не требует от своих граждан слишком многого – главным образом потому, что в чрезвычайных ситуациях она забирает у них все, без малейших угрызений совести. (Правда, что-то утаить всегда можно; одно из самых больших преимуществ России заключается именно в щелях и складках – здесь невозможен ни тотальный тоталитаризм, ни абсолютный абсолютизм.) По сравнению с нашим государством, мы – само совершенство. И это тоже утешает.

Еще одно преимущество нашей страны – достаточно легкомысленные отношения со смертью, отношения, которые устанавливаются сами по себе с течением жизни. Жизнь в России подразумевает ежедневные унижения, получение дурацких справок, непреодолимые страхи, низкопоклонство перед начальниками всех рангов (даже если понимаешь всю их незначительность). Признаюсь, мне было бы очень обидно умереть в Италии – какие небеса! какие названия! – но в России это было бы не так ужасно, хотя, безусловно, тоже неприятно. Постепенно привыкаешь. Смерть втекает, вползает в жизнь, присутствует в ней повседневно. Иногда о ней думаешь даже как о побеге, как о спасении; в России не стараются слишком расцветить жизнь – понимая, может быть, что с хорошим трудней расставаться. Так что и это, если вдуматься, милость.

«Там, где дни облачны и кратки, родится племя, которому умирать не больно», – эту фразу из канцоны Петрарки Пушкин взял эпиграфом к шестой главе «Евгения Онегина», в которой Ленский погибает на совершенно бессмысленной дуэли. Правда, Пушкин, цитируя, опустил средний стих, где говорится, что это племя – «прирожденный враг мира» (потому что, по той или иной причине, мир умирать не желает). Первым эту купюру заметил Юрий Лотман, но Европа уже давно догадалась обо всем этом.

Правда, невообразимо грустно было бы расстаться с нашими непередаваемыми русскими радостями: светлой печалью, присущей русским пейзажам, русской песне, русской красоте; тихой нежностью, с которой здесь обращаются с детьми, странниками, горемыками; здесь есть милосердие бедняков, робкая любовь одиноких, взаимопомощь обездоленных, милосердие униженных, всеобщая склонность к слезному состраданию, которое очень легко переходит в буйство, но, несмотря ни на что, остается безмерно трогательным и проникновенным. Этого вы не найдете нигде в мире, потому что нигде христианство не кажется столь беспомощным перед лицом государственной махины; нигде сокровенные чувства – от веры до любви – не окружены таким нежным целомудрием. Именно таков русский характер, который смог пережить всех захватчиков и ассимилировать всех завоевателей. Мне было бы жаль расстаться со всем этим – а, может быть, и нет. Потому что если где-нибудь и существует рай, то я подозреваю, что сделан он именно из этого вещества«.

По– моему, это нормальное признание в любви, и сегодня, полгода спустя, мне нечего к нему добавить. Обнаружить здесь русофобию очень трудно -не скажу «невозможно», потому что умелец обнаруживает ее хоть в прогнозах погоды, хоть в знаках препинания; тем интереснее мне было читать отзывы на эту колонку, в большом количестве расплодившиеся после ее появления на сайте www.inosmi.ru. Цитирую их с сохранением орфографии и пунктуации авторов.

«Типичный „русский“ писатель. Много слез, соплей, и презрения к себе же».

«Мне вот таких вопросов ни Китайцы ни Корейцы, ни Японцы ни Немцы не задавали и не зададут. ибо Я не говорю и другим не позволю Россию Мою Родину грязью поливать, в рожу дам».

«Мне тоже не задавали таких вопросов, хотя жил в разных странах. У порядочного человека никогда даже мысли не возникнет спросить в таком тоне – всякий понимает: Родина – это Родина. Да, можно какие-то проблемы в развитии страны, обсуждать с той или иной степенью критичности, но еще раз повторю – не только спросить, но и просто подумать «Почему вы живете в России?» – не способен ни один человек, выросший в национальной парадигме. Не потому, что это «болезненный» вопрос, который стесняются задать, – просто сама эта мысль для национально выросшего человека дика. Есть только один народ, который без стеснения занимается такими оценками. Они рассматривают любую страну как свое временное пристанище и без конца занимаются оцениванием той или иной страны по один известным им критериям. Это касается не только России. В америке один иудей откровенно сказал мне, что «Израиль его задолбал своим жидовством и религиозными прибабахами». Потому то они говорят «эта страна», потому что завтра будет «та страна».

«Он говорит о России, как о женщине, которую, извините, трахает. И это не жена, и даже не любовница, а так – приходящая уборщица. Это ж надо – любить страну за то, что тут „умирать легко“! (Никого не жалко, никого…)»

«Г-н Быков, прислушайтесь к советам своих заграничных друзей: уезжайте из России. Вы все равно не русский человек, к России вы непричастны. Да еще и свинья, которая всегда грязь найдет».

«Ума не приложу, чем бы Дмитрий Быков зарабатывал за границей на жизнь. А прокормиться ему, судя по его габаритам, не так уж легко. А тут еще читают и даже (вяло, правда) обсуждают. Вот и приходиться ему терпеть „э-т-ту“ страну».

«„Хрюкающий медведь“ – хорошая подпись к портрету данного „писателя“».

«Выстрадал из себя очередную статью на тему «Мы, русские свиньи…» Гусские пейсатели очень любят эту тему. И тут только о ней и пишут, и там (в либерасьонах разных)… А потом глядь – на старости лет этот пейсатель где-то на тель-авивщине или нью-йоркщине осидает…

И почему так? Прямо загадка«.

«Нашей „интеллигенции“ (в плохом смысле слова) – всегда была присуща любовь к хамову греху. Видать они таким образом мстят своей стране и ее народу за то – что страна им не верит. „Интеллигенты“ – не обладая теми способностями – которые, по их мнению, должны у них быть – вину за это взваливают не на себя – а на народ и страну. Мол – народ быдло – ничо не понимает, страна, мол, дремучая. А сами они давно превратились в рыхлых мещан, интеллектуальных лавочников. И все время кивают нам на заграницу – как бы говоря – вот там народ так народ, страна так страна. Как будто сами они к той стране в которой живут – не имеют никакого отношения».

«Вы с удовольствием гадите на Россию, а когда вам собщают что она не хуже других, вы начиинаете вопить про то что мол Россия обязана быть идеальной. Для того чтобы показать истиность своей незаинтересованости в огаживании предмета обсуждения, вначале в таком же духе опиши недостатки своей матери, безотносительно к характеристикам других женщин».

«Щас пропагандистская машина США и других наших „друзей“ заработает на полную, они вдохновлены тем, что СССР распался, теперь будут искать как подкопаться под Россию». «Надо конечно обсужать недостатки, но внутри страны, для нас, чтобы пытаться что-то исправить. Я понимаю, почему раньше еврейская интеллигенция все ныла о недостатках в России, они думали вот, если был Израиль, то мы бы все лучше сделали. Ну вот теперь есть Израиль, пусть туда и едут».

«Прочла один раз, потом второй, прислушиваясь к ощущению… м-да. Слова вроде и красивые, а вот привкус у них гнилостный. Не буду оспаривать каждую фразу сего опуса, а попробую объяснить свое впечатление на уровне чисто женских ощущений. Знаете, бывает так: вроде видишь интересного мужчину – и внешность ничего, и одет прилично и, что самое главное, не глупости изрекает (это я не об авторе, а вообще, в качестве примера). Вобщем, ничего мужчина – и начинаешь подходить поближе, но тут он как глянет на тебя маслянисто, и такое ощущение, что стоишь, словно вонючей грязью облитая. Есть такие люди: на самом деле смотрящие свысока на всех и вся и никого не уважающие – они умеют так гаденько смотреть. Вот такое ощущение от опуса господина Быкова».

«Родину просто любят. Без всяких условий и условностей. Конечно, Россия не самая лучшая страна на свете – для космополитов по духу. И в Европе и той же Америке наверняка можно найти многое, что является более лучшим, чем то же самое в России. Только вот для россиян и русских – это самая лучшая страна. И такой будет всегда. Какой бы она ни была, потому что „правители приходят и уходят, а родная земля всегда остаеся родной“ (сперто у Р. Сабатини)».

Там еще много – 38 страниц такого примерно обсуждения, больше 300 постов. Среди них есть примерно 10, где автора робко пытаются защитить, но подавляющее большинство рекомендует ему убираться, пока живой.

И это еще одна замечательная иллюстрация на тему «За что я люблю Родину».

Не подумайте – я вовсе не отождествляю свою страну с теми несчастными – а может быть, и счастливыми – людьми, которые все это обо мне написали. Судить о России по интернетным форумам вообще некорректно – в конце концов, по анализу кала можно многое сказать о состоянии вашего желудка, но, боюсь, почти ничего – о вашей душевной организации. Однако это тоже показатель, пренебрегать им не следует. Я не о пресловутом антисемитизме, поскольку когда почитаешь иной еврейский форум – чувствуешь себя ничуть не лучше. Я о честности. Попытаюсь объяснить, что я вкладываю в это понятие.

Когда я писал биографию Окуджавы, мне часто попадались мнения о том, что перепечатывать его ранние, очень «советские» стихи не следовало бы – они откровенно слабы. Но то-то и прекрасно, что его заказные или искренние правоверные стихи откровенно слабы. Он не пытался сделать их сильнее. Скажем, вполне проходимые стихи первой советской оттепели (их было две, вторая – с 1961 года, более радикальная, а я о 1956-1958 годах), – тоже, как правило, совершенно бессодержательны, вызывающе пусты, часто лживы. Но оформлены они вполне грамотно: ассонансная рифма, метафоры какие-то громыхающие… То есть они притворяются стихами – в отличие от ранних опусов Окуджавы, который, как всякий честный транслятор вроде, допустим, Блока, гениально писал, когда что-то слышал, а когда ничего не улавливал – транслировал белый шум.

Вот так и Россия: она не притворяется хорошей.

В большинстве стран мира – особенно, конечно, на Западе, – люди придумали массу фенек и прибамбасов, делающих жизнь переносимой. Политика, отвлекающая от мыслей о смерти или тщете; бытовой комфорт, который многими почитается непременным условием производительного труда; культура всякая, которую высоко ценят и стараются беречь, – в том числе и культура пресловутого быта… Милосердие. Этикет. Отказ от грубости. Деликатность. Как сказано в фильме «Хрусталев, машину!»: «Природа подарила нам предварительные ласки»… Короче, бесчеловечная сама по себе жизнь там сдобрена человечностью – словно огромный, многослойный торт из отрубей покрыт миллиметровым слоем шоколадной глазури.

Россия – честная страна. Она от всех этих украшательств бежит.

На Западе у человека есть соблазн поверить, что он кому-нибудь нужен, что-нибудь может, что в его отсутствие, выражаясь по-бродски, в пейзаже сделается дыра… Что люди друг другу не волки, что у них есть моральные обязательства, что даже в самой беспощадной капиталистической системе, в которой люди ради денег готовы на все, существуют все-таки социальные гарантии, априорная какая-нибудь доброжелательность, верность, в конце концов… Мы же отлично знаем, что все это не так. Россия – самая природная из стран мира: жизнь здесь почти ничем не приукрашена, к условностям традиционно недоверчивы, и каждый знает, что без него прекрасно обойдутся. Никто ничего не стоит, ничье слово ни грамма не весит, и если государству будет надо, оно наплюет на любые принципы, внутренние или международные. Мы здесь с рождения знаем, что сила – право. Мы понимаем, что жизнь груба, и видим ее во всей ее первоначальной наготе, и сами стараемся быть как можно более грубыми. Грубость здесь почитается добродетелью, близостью к корням, органикой, – утонченность подозрительна. Более того: Россию надо даже любить по-особенному. Чем грубей и бездарней ты это делаешь, тем лучше. Любой, кто признается в любви к Родине человеческими словами, – кажется шпионом, штабс-капитаном Рыбниковым, который попался – помните, на чем? Он был нежен с женщиной, которую взял на ночь, и это показалось ей подозрительным.

Сейчас они скажут, что для меня Россия – женщина, которую я, жирный лоснящийся жид, взял на ночь; и будут правы. Не в том, что я так отношусь к Родине, а в том, что таково истинное лицо жизни: это лицо хамское.

Живя вне России, можно на секунду поверить в человечность. Но никакой человечности нет: мы все умрем, и мир без нас не кончится. Никто никому не нужен. Каждому дороже всего его собственная шкура. Иным это знание о жизни является в минуты депрессии, а Россия живет с ним. И я прекрасно знаю, что ни одно мое слово – а именно со словом я работаю и полагаю в этом смысл своей жизни, – ничего здесь не изменит, ничего не остановит и никого не удержит. Это тоже полезно знать, чтобы не обольщаться.

Только здесь возникает блаженное, упоительное чувство своей правоты – когда ты даешь волю худшему в себе и видишь испуг в глазах оппонента. Ты показал ему, что можешь быть хуже – и, значит, победил. Христианство считает, что ради победы нужно становиться лучше, – но у язычников другие принципы. Язычники всегда убиваются за право повторять чужие ошибки. «Им можно было идти к пропасти?! Так мы в нее побежим!»

Наша жизнь – репетиция смерти, учение, проводимое в условиях, максимально приближенных к боевым.

Россия – это огромное пространство, беспощадное к человеку. Но ведь это – лишь псевдоним жизни, которая ничем другим никогда не была.

То, что в этом пространстве выживает, действительно достойно самой высшей пробы.

И за это я тоже люблю Россию.