Текст книги "Агония и смерть Адольфа Гитлера"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 25 страниц)

Оставшись в таком неопределенном положении, 9 мая 1945 года я переоделся в гражданскую одежду, чтобы удобнее скрыться от преследования со стороны советских и союзных военных властей, и на самолете «Шторх», случайно сохранившемся на аэродроме близ города Залыд, улетел в район города Китцбюхель (Австрия). Вместе с собой я взял моего старого и верного мне связного унтер-офицера Юлиуса Фукса, который достал для меня у местных жителей города Зальц (фамилий не знаю) гражданскую одежду. Мы приземлились близ деревни Митерзиль в Тироле, где я, находясь на нелегальном положении, продолжал скрываться от американских военных властей до 17 мая 1945 года.

Вопрос: С какой целью вы улетели в район Китцбюхеля?

Ответ: Я считал, что этот район является центром так называемой «Альпийской крепости», и полагал, что как раз в этом районе дислоцируется ставка германского верховного командования, которая должна возглавить германские вооруженные силы, предназначавшиеся для обороны внутренней германской крепости. Я решил передать себя в распоряжение этой ставки.

В последние дни перед капитуляцией Германии дислокация ставки была обычно неизвестна, и зачастую не представлялось возможным связаться с ней по радио. Неясно было также, кто фактически осуществляет верховное руководство армией. Приказы поступали из ОКВ (Кейтель), ОКХ (Кребс, затем Винтер), от группы «Юг» (Кес-сельринг) и, наконец, от Деница.

Еще 29 апреля 1945 года я слышал разговоры в ставке о том, что штаб ОКХ передислоцируется из Берхтесгаде-на в Тироль, и полагал, что к этому времени он уже находился там.

Через местных жителей деревни Митерзиль я узнал, что никакого действующего германского штаба в этом районе нет, и что один-два дня тому назад в этой местности был пленен американцами Гудериан. Узнал также, что поблизости от меня, в гор. Санкт-Иоганн находится капитулировавший перед американцами штаб 1 германской армии генерала Ферма, входившей в армейскую группировку «Г» под командованием генерала от инфантерии Шульца.

Убедившись в бесполезности дальнейшего нахождения на нелегальном положении, я решил передать себя в распоряжение американских военных властей.

17 мая 1945 года я явился в штаб 1 германской армии и просил генерала Ферча позвонить в ближайший высший американский штаб, чтобы прислали представителей для взятия меня в плен. В этот же день в штаб явились два американских офицера, которые и доставили меня в штаб 7-й американской дивизии, располагавшейся в окрестностях курорта Китцбюхель. На следующий день, т.е. 18 мая 1945 года командование американской дивизии направило меня в лагерь для военнопленных в районе города Аугсбург, где незадолго до моего прихода находились Геринг, Лей, Кессельринг, министры, послы и другие военные, политические и дипломатические деятели Германии, а также крупные немецкие научные работники, в том числе специалисты атомного оружия и др.

В этом лагере я содержался до 26 мая 1945 года, затем на демаркационной линии в районе Энс был передан советскому командованию.

Вопрос: Вы допрашивались американскими властями?

Ответ: Да, допрашивался, как в штабе 7-й американской дивизии в Китцбюхеле, так и в лагере возле Аугсбурга.

Вопрос: Кем конкретно вы допрашивались и какие дали показания американцам?

Ответ: В штабе 7-й дивизии меня допрашивал американский подполковник или полковник, фамилия и служебное положение мне неизвестны, который требовал моего признания в том, что я якобы являюсь участником немецкого подпольного движения сопротивления в Австрии, организованного для борьбы против оккупационных войск. Этот полковник или подполковник заявил мне, что в Тироле ими раскрыта подпольная немецкая организация доктора Шефера, которая проводила борьбу против американских оккупационных войск, и что я в этот район явился не для того, чтобы сдаться американцам в плен, а для установления связи с Шефером по подпольной работе. Он заявил далее, что Шефер и другие участники этой организации арестованы американцами.

Я категорически отверг обвинения американского офицера и никаких показаний по данному вопросу ему не дал, других вопросов он мне не ставил. Через полтора-два часа после допроса этот же офицер вновь вызвал меня в кабинет. При этом заявил, что его обвинения по моему адресу не следует принимать всерьез, и извинился передо мной.

В лагере Аугсбург меня почти ежедневно допрашивало одно и то же лицо в звании старшего лейтенанта американской армии, которое, как я узнал, принадлежит к крупным промышленникам Нью-Йорка, фамилию его не знаю.

На каждом допросе он спрашивал меня только в отношении Красной Армии, о ее силе, мощи и наступательном порыве. В частности, задавал вопросы – какими средствами можно лучше поразить русскую артиллерию, танки и противотанковые средства, а также как возможно преодолеть наступающую русскую пехоту. Много он спрашивал о стратегии и тактике советского командования, о взаимодействии родов войск и т.п. Задавал вопросы, как я расцениваю роль русских в общей победе союзников, возможна ли, по моему мнению, война между Америкой и Россией и т.д.

По ряду вопросов например, о тактике русского наступления, о русской артиллерии, противотанковых средствах, я дал американскому офицеру письменные показания.

Вопрос: Расскажите о вашей роли в формировании подпольных организаций для борьбы против союзных оккупационных войск.

Ответ: Я не занимался формированием подпольных организаций для борьбы против союзных оккупационных войск и не имел связи с такими организациями.

Я допускаю, что подпольная организация, о которой мне сообщил американский офицер, действительно имелась в Австрии и доктор Шефер играл в ней какую-то роль. Но я заявляю, что как к этой, так и к другим немецким подпольным организациям я не причастен.

Вопрос: Вы знакомы с доктором Шефером?

Ответ: Я знаю военного врача Шефера, служившего в период балканского похода в моем полку врачом. Этот же Шефер последнее время служил в германской горно-медицинской школе в городе Санкт-Иоганн в Тироле и, по-видимому, является тем лицом, о котором, как об участнике подпольной организации, мне сообщил на допросе американский офицер. Я лично его в эти дни не видел в Австрии.

Вопрос: Вы являетесь одним из организаторов и руководителей «Вервольфа» в Германии.

Почему об этом скрываете?

Ответ: Прошу поверить мне, что к «Вервольфу» я также не причастен.

Насколько я помню, эта организация основана еще в 1944 или начале 1945 года Борманом и являлась она чисто партийным делом. Как высшее, так и низшее руководство в ней осуществлялось только партийными людьми.

В районе моей группы армий организации «Вервольф» не было, и соответствующих приказов или сообщений мне никогда не поступало.

Совершенно исключается, чтобы без моего ведома в районе моей группы войск проводилась какая-либо деятельность «Вервольфа». Деятельность его не могла проходить без связи с армейским командованием, так как, например, какие-либо диверсионные действия или даже небольшие боевые операции не могли бы производиться без вмешательства военного командования.

Я лично к «Вервольфу» относился отрицательно по причинам несвоевременности этого движения, неудовлетворительного сохранения тайны о нем, а также недостаточного обеспечения его вооружением и т.п.

Вопрос: Уходя последний раз из армейской группы «Центр», вы давали сотрудникам своего штаба задание о подпольной деятельности?

Ответ: 7 мая 1945 года, перед тем как уехать из ставки армейской группы в 4 танковую армию, я дал задание работнику моего штаба капитану доктору Тоденгеферу собрать частные адреса ближайших сотрудников штаба армейской группы и дать каждому из них мой адрес для поддержания связи с этими людьми.

Этим я имел в виду объединить товарищей-едино-мышленников и продолжать с ними работу в национал-социалистском духе в будущем. До тех пор пока могла существовать в Альпах зона сопротивления, я считал еще возможным военное сотрудничество со своими коллегами. О каком-либо движении сопротивления, саботаже и т.п. не было сказано ничего ни Тоденгеферу, ни другим сотрудникам штаба. Также ничего не говорилось о планах на будущее.

По этому поводу у меня существовало мнение, что только завещание фюрера может дать правильную линию поведения в этом направлении.

Как выполнил Тоденгефер мое задание, мне неизвестно, так как после этого я с ним не встречался.

Вопрос: Кто такой Тоденгефер, почему вы так доверительно относились к нему?

Ответ:Тоденгефер был моим доверенным лицом. Он является фанатичным национал-социалистом. Я познакомился с ним летом 1942 года на Мурманском фронте, когда он служил в 14 пулеметном батальоне моего 19 горнострелкового корпуса.

По окончании юридического факультета Тоденгефер работал у Риббентропа, затем был переведен сотрудником к государственному секретарю Нейману. Некоторое время он был вице-консулом в Петсамо.

Тоденгефер превосходил своих товарищей по умственному развитию, своими знаниями в различных областях науки, а также своими военными достижениями.

Когда я был назначен командующим Никопольской группой войск, я взял с собой Тоденгефера в качестве личного офицера связи. С этого времени он принадлежал к узкому кругу моего рабочего штаба. В августе 1944 года он был тяжело ранен и вернулся обратно на фронт только в феврале 1945 года. В моем штабе он занимался вопросами политико-воспитательного и, по мере надобности, хозяйственного характера.

Вопрос: Чем вы занимались, находясь на нелегальном положении в период с 9 по 17 мая 1947 года?

Ответ: Все эти дни я с помощью Фукса проводил личную разведку через местных жителей Тироля, чтобы определить создавшуюся общую ситуацию для Германии, так как я совершенно не знал, что делалось после приказа о всеобщей капитуляции. Я еще питал надежду, что должен сохраниться какой-либо военный или политический центр, который бы возглавил дальнейшую борьбу народа и армии за свое германское государство. Я хотел передать себя в распоряжение такого центра. Но как только узнал, что немцы везде капитулировали, я тоже принял решение сдаться в плен.

Должен заметить, что Фукс случайно оказался как раз уроженцем деревни Митерзиль, возле которой мы приземлились после перелета чехословацко-австрийской границы, и ему как местному жителю быстро удалось узнать создавшуюся обстановку. Он же через своих родственников и знакомых обеспечивал меня в эти дни питанием и укрывал от возможного преследования со стороны американских военных властей.

Вопрос: Где ваши маршальский мундир, ордена и личные документы?

Ответ: Мой мундир, после того как я переоделся в штатскую одежду, остался в городе Зальц. Ордена и командирское удостоверение личности отобрали у меня американцы в лагере Аугсбург и мне их не возвратили.

Должен заявить, что у моей жены Шернер Лизелот-ты, проживающей в Верхней Баварии, Миттенвальд, Фриершпиц-штрассе, 4, хранится мой личный архив, представляющий определенный исторический интерес.

Начиная примерно с 1930 года и вплоть до капитуляции Германии, я ежемесячно посылал жене для хранения все важнейшие документы, касающиеся моей деятельности как военачальника. В частности, среди них имеются копии докладов о состоянии итальянской армии и о ходе различных переговоров с военно-фашистскими деятелями Италии.

Наибольший интерес представляет мой архив со времени начала второй мировой войны, особенно с того времени, когда я стал командующим армейской группировкой. Начиная с этого времени, в архиве имеются копии моих писем и телеграмм Гитлеру, его ответы и важнейшие оперативные приказы и распоряже-ни. Примерно начиная с боев в Прибалтике, я посылал Гитлеру в среднем раз в неделю телеграмму или письмо. Ответы от Гитлера, однако, поступали сравнительно редко.

Кроме того, архив содержит мою личную переписку с моими близкими друзьями из числа национал-социалистской верхушки и германского военного командования.

Вопрос: Кто относится к числу ваших близких друзей из числа национал-социалистской верхушки и германского военного командования?

Ответ: Близкие дружеские отношения я поддерживал с Геббельсом, с которым обменивался письмами и который помогал мне в обеспечении войск национал-социалистской литературой.

Хорошие отношения я имел также с Гиммлером, которого я знал еще с 1923 года.

Более близкий контакт я с ним установил и поддерживал во время моей работы в германском генеральном штабе в 1935—1937 гг.

Гиммлер был тесно связан с итальянским фашизмом, а так как я также много занимался вопросами Италии, то в этой части у нас было много точек соприкосновения.

Я в этот период привлекался Гиммлером для консультации по вопросам, связанным с проблемой сближения германского национал-социализма с итальянским фашизмом для совместного участия в войне.

В процессе общения со мной Гиммлер убедился в моей преданности национал-социализму, а также выяснилось, что оба мы происходим из Мюнхена, являющегося родиной национал-социализма.

Оказалось далее, что мой отец и отец Гиммлера вместе служили чиновниками в мюнхенской полиции.

Все эти обстоятельства еще больше сблизили меня и Гиммлера.

Кроме того, я поддерживал личные дружеские отношения с гауляйтерами Райнером и Гизлером, с министрами Шпеером, Тодтом и другими.

Из числа германских генералов я был особенно близок к генерал-полковникам Риттеру, фон Шоберту и Дит-лю, которые так же, как и я, являлись одними из первых германских офицеров, принявших активное участие в национал-социалистском движении.

К числу близких мне генералов следует отнести еще фельдмаршалов Листа и Гудериана, а также бывших начальников германского генерального штаба сухопутных сил генерал-полковников Гальдера и Адама.

Вопрос: Вы, являясь ближайшим пособником Гитлера, участвовали в планировании, подготовке и ведении агрессивных войн против миролюбивых стран и народов.

Вы совершили военные преступления против мира и человечности, в результате чего демократические государства понесли колоссальные жертвы, а народам были принесены беспримерные и неисчислимые страдания.

Признаете себя в этом виновным?

Ответ: Да, признаю.

Вопрос: В чем конкретно вы признаете себя виновным?

Ответ: Я признаю себя виновным в том, что, будучи убежденным противником коммунизма, еще в 1919 году участвовал в ликвидации республики советов в Баварии и подавлении революционного движения в Рейнской области.

Я одним из первых офицеров рейхсвера примкнул к национал-социалистскому движению на заре его зарождения в 1920—1923 гг. и, являясь убежденным национал-социалистом, активно принимал участие в проведении национал-социалистской политики.

Я признаю себя виновным также в том, что принимал участие в планировании и подготовке агрессивных войн, развязанных Германией против миролюбивых стран и народов.

Это прежде всего заключалось в моем активном участии в идеологической и военной подготовке германской молодежи к этим захватническим войнам. Я в течение всего периода между двумя мировыми войнами, являясь кадровым офицером германской армии, неустанно прививал своим подчиненным реваншистские идеи, подготавливая их к будущей войне за завоевание жизненного пространства для Германии.

Особенно эту идею я прививал германской молодежи и будил в ней мечты о великой Германии во время моей преподавательской работы в военной школе в Дрездене.

В планировании и подготовке новой мировой войны я также принимал непосредственное участие во время моей службы в отделе иностранных армий германского генерального штаба, где под моим руководством изучался военный потенциал соседних с Германией государств.

Будучи сотрудником этого отдела, я неоднократно выезжал в Италию для переговоров с итальянскими военно-фашистскими кругами, в целях проведения совместных подготовительных мероприятий для развязывания агрессивной войны против демократических государств.

Полностью доверяя политическому гению фюрера, я одобрял и поддерживал внешнюю политику Гитлера, основанную на систематическом нарушении международных договоров.

Еще в 1939 году мне доподлинно было известно, что советско-германский пакт о дружбе и ненападении является тактическим приемом национал-социалистской верхушки, рассчитанным на то, чтобы замаскировать подготовку войны против СССР и осуществить внезапное нападение на него. Я был полностью согласен с этой дипломатической хитростью фюрера потому, что готовившийся поход на Восток, рассчитанный на захват и колонизацию неизмеримых пространств России, я рассматривал в качестве основного средства осуществления идеи создания великой национал-социалистской Германии.

Моя вина заключается также в том, что я, являясь национал-социалистским военачальником, активно участвовал в ведении против Польши, Голландии, Бельгии, Франции, Греции, Югославии и особенно против СССР агрессивных войн, которые являлись также войнами, нарушающими международные договоры, соглашения и обязательства.

Руководствуясь при этом идеей покорного повиновения фюреру, я на протяжении длительного времени преподносил и внушал эту идею подчиненным мне войскам, призывая и вдохновляя их на борьбу за великую национал-социалистскую Германию до последнего солдата.

В течение всего периода второй мировой войны я со всей присущей мне энергией и фанатизмом воевал за те идеи национал-социализма, которые изложены в книге Гитлера «Моя борьба».

Особенно активно и ревностно я дрался и призывал к этому свои войска в борьбе против СССР, понимая, что большевизм является непримиримым идеологическим противником национал-социализма, и что захват необозримых пространств России с их колоссальными богатствами сырья

Одна из фотографий Гитлера, по которой проводилась

идентификация его трупа

и продовольствия является лучшим средством разрешения проблемы жизненного пространства для Германии.

Моими решительными действиями на посту главнокомандующего южной, северной и центральной немецкими армейскими группировками на Восточном фронте – после тяжелых поражений, нанесенных этим группам войск Красной Армией, – я каждый раз вновь приводил их в состояние боевой готовности и подготавливал к новым жертвам.

Я признаю, что эти колоссальные жертвы, понесенные как с германской, так и с советской стороны, являлись бессмысленными.

Я действовал так потому, что считал своим долгом удерживать фронт до тех пор, пока фюрер не найдет необходимые политические средства для выхода Германии из войны на благоприятных для нее условиях.

Я также виновен в том, что преступным отказом от капитуляции увеличил количество жертв, как со стороны немецких, так и со стороны русских войск.

Виноват я еще в том, что, выполняя волю Гитлера, оказал активное воздействие на деятелей Румынии и Финляндии в целях удержания этих стран в качестве военных союзников национал-социалистской Германии, несмотря на то, что мне уже тогда было ясно безнадежное военное положение Германии и ее союзников.

В 1944 году я возглавил работу по национал-социалистскому воспитанию германской армии в духе фанатичной преданности фюреру и звериной ненависти к русскому народу, способствуя тем самым затягиванию войны.

Эта пропаганда означала также подготовку применения принципов расовой теории на практике, что выразилось в массовом уничтожении мирного населения.

Вопрос: Вы виновны не только в перечисленных вами преступлениях. Документально установлено, что по вашему приказу подчиненные вам войска в Прибалтике, на Украине и в Чехословакии проводили убийства и грабеж среди мирного населения и военнопленных, а также бесцельные разрушения городов и населенных пунктов и опустошения, не оправданные военной необходимостью.

Признаете себя в этом виновным?

Ответ: У меня нет никаких оснований сомневаться в правильности предъявленного мне обвинения, однако хочу вас заверить, что если подобные факты имели место, то они совершались без моего ведома и без моих на то указаний.

Единственной моей виной в этой области я признаю то, что войска моей группы в последние дни своего существования по моему приказу жестоко расправлялись с восставшими против немцев гражданами Чехословакии.

Вопрос: Верховное германское командование издавало приказы о преступных методах ведения войны?

Ответ: Да, издавало.

Вопрос: Какие из этих приказов вам известны?

Ответ: Что касается преступных методов ведения войны, мне известны следующие приказы германского командования, обуславливавшие отношение германских войск к военнопленным и мирному гражданскому населению.

В начале войны против Советского Союза верховным командованием германских вооруженных сил был издан приказ, подписанный фельдмаршалом Кейтелем, согласно которому предписывалось расстреливать всех взятых в плен комиссаров и политруков Красной Армии.

В 1942 году, точную дату не помню, был опубликован приказ верховного командования германских вооруженных сил, также за подписью Кейтеля, об обращении с советскими военнопленными. Содержание его предусматривало расстрел всех советских военнопленных, которые во время конвоирования, безразлично по каким причинам, отставали от общей колонны.

Также за подписью Кейтеля зимой 1942 года был разослан приказ о карательных мероприятиях против советского гражданского населения. В этом приказе Кейтель обязывал всех командиров воинских частей беспощадно расправляться с населением районов, в которых действовали партизаны: деревни сжигать, а взрослое мужское население уничтожать.

В 1942 году был опубликован приказ Кейтеля о том, что все захваченные парашютисты, независимо от того, носят ли они военную форму или нет, должны расстреливаться.

Насколько мне известно, данный приказ применялся не только в России, но и на Западе против так называемых командос, входивших в состав английских регулярных частей.

Перечисленные мною приказы далеко не исчерпывают указаний и предписаний германского военного командования о преступных методах ведения войны. Я перечислил лишь те из них, которые остались у меня в памяти.

Вопрос: Вы выполняли эти приказы верховного германского командования?

Ответ: Да, я обязан был выполнять приказы верховного командования, поскольку я находился в его подчинении.

Протокол с моих слов записан правильно, мне переведен на немецкий язык. Шернер

Допросил:

пом. начальника отд-ния 4 отдела 3 Гл. Управления контрразведки МГБ СССР майор Масленников

Перевела:

переводчик 4 отдела 3 Гл. Упр. контрразведки МГБ

лейтенант Шилова

Арх. Н-21138, т. 1,л. 167-195

(подлинник)

РАЗДЕЛ III

СЛУХИ, домыслы,

РАССЛЕДОВАНИЯ

«СМЕРТЬ ГИТЛЕРА: АНАЛИЗ ИСТОЧНИКОВ»

Письмо директора разведки США Брайона Конрада

1945 год

ВИД ДОКАЗАТЕЛЬСТВА

1. Единственным решающим доказательством смерти Гитлера было бы нахождение и определенное опознание трупа. При отсутствии этого доказательства единственное положительное доказательство состоит в обстоятельных рассказах определенных свидетелей, которые или были знакомы с его намерениями или были очевидцами его судьбы.

ИСТОЧНИКИ

2. Лучшими свидетелями были бы, конечно, те лица, которые были близки к нему в последние дни его жизни, кто жил с ним в бункере и кто заботился о выполнении его решений, включая решение о судьбе его трупа. Этими лицами были: доктор Геббельс, Мартин Борман и доктор Людвиг Штумпфэггер (врач Гитлера и его штаба). Из них Геббельс определенно умер; Борман, по достоверным показаниям независимых друг от друга двух свидетелей, был убит на Фридрихсштрассе 2-го мая; а Штумпфэггера видели последний раз или мертвым (соответственно показаниям одного из тех же свидетелей) или серьезно раненным, если не мертвым (соответственно показаниям другого) после того же инцидента.

При отсутствии этих непосредственных свидетелей мы вынуждены обратиться к неким другим группам свидетелей. Правда, установлено, что оба– Борман (в общих выражениях) и Геббельс (точно) – сообщили Деницу 1-го мая о том, что Гитлер умер и время его смерти, указанное Геббельсом, совпадает с показаниями очевидцев, приведенными ниже. И, вероятно, Борман или Геббельс официально сообщили генералу Вейдлингу 1-го мая о том, что фюрер сделал себе харакири, в соответствии с чем Вейдлинг освободил своих солдат от их клятвы.

3. После Геббельса, Бормана и Штумпфэггера возможные свидетели подразделяются на следующие группы:

4. (а) Определенные политики, генералы и доверенные лица, которые были с Гитлером в различные перио-1Ы между 22 апреля и 30 апреля и были знакомы с его

:днами и намерениями. Имеются значительные показа-: 1 !и из этих источников, которые включают Шпеера (в ■"ликере 23—24 апреля), Гебхарда (там же 25 (?) апреля), Риттера фон Грайма (там же 26—29 апреля) и др. Большие показания можно было бы получить от других, которые были в бункере 30 апреля, включая оберфюрера Ганса Баура, личного пилота Гитлера, который находится сейчас в качестве пленного в русском госпитале. Но, кажется, никто из них не присутствовал при смерти,, сжигании или похоронах Гитлера, и поэтому они могли добавить только подробности из вторых рук.

5. (б) Личные секретари Гитлера и Бормана, которые были в бункере в последний день и знакомы с подробностями событий. Двумя секретарями Гитлера были в то время фрау Юнге и фрау Кристиан; секретарем Бормана была фрейлейн Крюгер. Из них, фрау Юнге видели последний раз 3-го мая в одной деревне близ Хафельбер-га, где она была оставлена, так как не была подготовлена к дальнейшему пути; фрау Кристиан по достоверным сообщениям находится в британской зоне, и ее следы обнаружены; фрейлейн Крюгер была допрошена и является одной из свидетельниц, чьи показания использованы ниже.

6. (в) Личные адъютанты или слуги Гитлера, которые присутствовали при конце. Из них наиболее важными являются штурмбанфюрер Гюнше – его личный адъютант, штурмбанфюрер Линге – его личный слуга, и штурмбанфюрер Эрих Кемпка – офицер, заведующий его транспортом. Все они действительно принимали участие в сжигании трупов Гитлера и Евы Браун. Из них, Гюнше неизвестно где, Линге, возможно, в плену у русских (одна свидетельница полагает, что видела его в группе немецких военнопленных на Мюллерштрассе, Берлин, Вед-динг, 2-го ноября); Кемпка в руках у американцев и был допрошен.

7. (г) Члены охранной команды СС, стоявшие на посту в бункере Гитлера в последний день. Охранная команда находилась под командой штурмбанфюрера СС Франца Шедле, и члены ее имели, очевидно, различные обязанности в связи с уничтожением трупа Гитлера. Шедле, как известно, просил передать своей жене, что он не попадется живым в руки русских. Из остальных офицеров охранной команды, хауптштурмфюрер Гельмут Беерман, согласно сообщению, арестован 9-й американской армией и будет допрошен, как только установят его местопребывание в настоящий момент.

8. (д) Сотрудники службы имперской безопасности, динстштелле I, которые несли ответственность за личную безопасность Гитлера. Отделение этой динстштелле было на посту в бункере в последний раз. Начальник рейхсзи-херхайтсдинст, бригаденфюрер СС Иоганн или Ганс Рат-тенхубер был сам в бункере, и если он жив, то был бы ценным свидетелем, так как уверяют, что он отдавал приказания в отношении погребения останков трупов (согласно русскому военному коммюнике от 7 мая, он был захвачен русскими). Его заместитель штафельфюрер Хегль, начальник динстштелле I, вероятно, умер. Из других сотрудников РЗД, оставшихся в Берлине, следующие были на службе в данный период, а именно:

Харри Менгерсхаузен,

Хилко Поппен,

Герман Карнау,

Ганс Бергмюллер,

Макс Кельц,

Эрих Мансфельд,

Ганс Хофбек.

Из них, Менгерсхаузена видели в Бремене; Карнау и Мансфельд (в руках у британцев и американцев) были допрошены и были случайными свидетелями сжигания трупов. Кельц, который, как полагают, знает о погребении останков трупов, неизвестно где; так же как и Хофбек, который, как говорят, был свидетелем сжигания. Поппен находится в руках у британцев и был допрошен.

9. Кроме этих упомянутых, хорошо дифференцированных категорий свидетелей, имеются случайные свидетели, которые могут добавить подробности к тому, что нам известно. Одна из них – женщина, которая была устроена в одном из бункеров благодаря личной связи с офицером охранной команды СС и которая приходила в бункер Гитлера за едой, дала ценные показания. Имеются другие возможные свидетели этого рода, но вряд ли они могут добавить значительные подробности к той части истории, которая остается темной.

СВИДЕТЕЛЬСТВО ИЗ ДОСТОВЕРНЫХ

ИСТОЧНИКОВ

События в бункере 20-29 апреля

10. Показания, полученные из источников, существующих в настоящий момент, полностью совпадают во всех основных пунктах, и это совпадение следует отметить, так как группы свидетелей совершенно не связаны друг с другом. Так, в намерения Гитлера были посвящены высокопоставленные лица или интимные друзья, и это не могло не иметь влияния на показания охранников РЗД, которые стояли на посту вне здания и были скорее случайными свидетелями выполнения плана. Подобным образом, женщину, о которой упоминается в параграфе 9, не знает никто лично из всех других свидетелей, не было и личного знакомства между Кемпкой (параграф 6) и фрейлейн Крюгер (параграф 5). Показания, полученные из этих источников, приводят к следующим основным выводам, которые были тщательно проверены и в которых не может быть сомнений.

11. Первоначально Гитлер намеревался полететь в Бер-хтесгаден 20 апреля 1945 года, в его день рождения, и его слугам были даны приказания подготовиться к его прибытию в этот день. Когда этот день наступил, он отложил свое решение. Он назначил Деница командующим всеми силами в так называемом Нордраум, со всеми полномочиями принимать любые меры, полагаемые необходимыми для обороны этой зоны. Назначение Деница отразило все возрастающее недоверие Гитлера к руководителям армии и к Гиммлеру.

Как кадровый офицер, Дениц получил командование вооруженными силами, так как он, будучи офицером флота, избежал того недоверия, которое Гитлер имел к армии с 20 июля 1944 года. Подобные полномочия на Зюдраум не были еще даны. Гитлер, вероятно, еще окончательно не принял решение против того, чтобы поехать на юг самому.

12. 21 апреля Гитлер отдал приказ о крупномасштабной контратаке в Берлине. Эта атака должна была проходить под командованием генерала СС Штайнера. Ввиду недостатка материалов и коммуникаций необходимые распоряжения не были отданы, и атака не была начата.

13. 22 апреля, во время ежедневного обсуждения положения, которое началось около 16.30, Гитлер узнал о провале атаки Штайнера, и это, в связи с отчаянием и усталостью, привело его к состоянию нервной депрессии, во время которой он впервые показал, что потерял надежду на победу. В течение этой сцены, которая произвела живое впечатление на всех присутствующих и во время которой он обвинял СС в измене подобно армии, Гитлер заявил о своем намерении остаться в Берлине и, если Берлин падет, – умереть здесь. Геббельс, хотя он убеждал Гитлера не быть таким «пораженцем», принял то же решение. Генералы единодушно не одобрили это решение, которое они лично рассматривали как низкую трусость, но были не в состоянии изменить его. В ответ на их вопрос, какие последуют приказания, Гитлер сказал им, что он не может давать больше приказаний, что они могут уйти, если хотят, а он намерен остаться.