Текст книги "Королевский двор в Англии XV–XVII веков (редактор С. Е. Фёдоров)"
Автор книги: авторов Коллектив
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 25 страниц)
Эта великолепная арка достаточно полно программировала стюартовский миф. Главная идея, высказанная в самом начале, – король дарит благодеяния подданным, которые их не заслуживают. Впоследствии это будет повторяться многократно. В масках «Восстановленный Золотой Век» Паллада говорит:
Поэтому вся нижняя часть арки посвящена тому, что горожане могут предложить в благодарность за благодеяния монархии. Программа елизаветинского въезда перевернута. Теперь уже моделируется поведение не монарха, а горожан; если дидактика и присутствует, то она направлена на подданных, а не на Якова I. Он должен просто править, просто являть себя народу – это главное благодеяние, и само присутствие монарха и его Божественной Мудрости преобразует город в Новую Трою, устанавливает «золотой ве» и дарит счастье, радость, изобилие, мир, защиту от врагов.
Кроме того, подчеркивалась роль Якова как примирителя и его легитимность– алые и белые розы на шлеме Искренней Любви были не только символами простоты и любви, но и предшествующих династий.
Очень важна имперская тема, показанная уже в этой сцене и активно развивавшаяся и во время этой процессии, и во время всего дальнейшего правления. Идея стюартовской империи была сформирована Яковом I еще в Шотландии[1169]1169
Mason R. Renaissance and Reformation: The Sixteenth century // Scotland. A History/Ed. by J. Wormald. Oxford, 2005. P. 117–122.
[Закрыть]. Он представал в виде римского императора на монетах[1170]1170
PeckL.L. The Mental World of the Jacobean Court: an Introduction//The Mental World of the Stuart Court / Ed. by L. L. Peck. Cambridge, 1991. P. 5.
[Закрыть]. Но наибольшую роль в распространении имперского образа играли процессии и придворный театр. Британская Монархия в этой сцене держит в руках глобус, что почти точно повторяет упоминавшийся выше образ Триумфа Солнца с арки Константина. Солярная метафора усиливалась шлемом Бдительности – подсолнух стал одной из метафор, конструирующих яковитский миф. Так, во время большого выезда в Шотландию 24 июня при въезде в Пейсли король слушал речь, в которой он представлялся в виде Феба, а Англия и Шотландия в виде двух возлюбленных этого античного бога – Клитии (Шотландия) и Левкотои (Англия). В отличие от трагичной развязки античного мифа, новый Феб может сиять и той и другой, и обе леди станут одним– они превратятся в цветок Heliotropion[1171]1171
Nichols J.The Progresses… Vol. III. P. 384.
[Закрыть].
Сам Яков был абсолютно спокоен, неподвижен во время этой процессии, что елизаветинцы пытались представить как безразличие. Однако это было повторение поведения римских императоров в описании Аммиана Марцеллина или подражавшего им Генриха V. Наиболее последовательно развивая метафору земного бога для своих подданных, Яков выбирал и соответственную модель поведения: бог принимает верность и подношения своих людей как должное, он не должен бурно благодарить за них.
На Грейсчерч-стрит свою арку поставили итальянские купцы. По словам Деккера, «никогда еще Грейс-стрит не была так достойна своего имени, как в этот день»[1172]1172
Ibid. Vol. I. P. 346.
[Закрыть]. Арка была восемнадцати футов в основании и двадцати семи в высоту, с четырьмя большими колоннами. Щитодержатели воплощали двух основателей династии – над единорогом была надпись «Henrici VII Abnep.», а над львом – «Jacobi Regi Magn.» Под этим щитом сидел Генрих VII, вручавший конному Якову скипетр. Под этой сценой была надпись «Hic vir, hic est»[1173]1173
Ibid.
[Закрыть]. Таким образом наглядно демонстрировалась преемственность династий и связь между двумя основателями и мирными королями. Яков превращался в нового Генриха VII.
Справа от центральной сцены восседал Мир, слева – два диких человека, «ожидающих прихода Солнца Новой Трои», то есть Якова I. На арке также была надпись «Посмотри на обратную сторону» На ней новый монарх приветствовался как «Царь многих народов, чье царство радует народы, повелевает детьми Марса и славит Муз». Над этим восседал Аполлон, вокруг которого располагались его инсигнии – сфера, книга, кадуцей, октаэдр и другие. В правой руке он держал арфу, а в левой скипетр, которым указывал на поэму, воспевающую битву при Лепанто, написанную Его Величеством[1174]1174
Ibid. P. 347–348.
[Закрыть].
Образ Аполлона позволял не только усилить солнечную метафору, в которой Феб-Аполлон становился Солнцем Разума, неоплатоническим центром мира (согласно Фичино и Копернику), но и связать этот ренессансный образ с Христом, согласно фичиновской конструкции мира. Кроме того, образ Аполлона был также и британским, поскольку, согласно Гальфреду Монмутскому, в Тройнованте, Новой Трое Брута, был храм Аполлона[1175]1175
Галъфрид Монмутский. История Бриттов, 30.
[Закрыть]. Наконец, Феб-Аполлон как брат Дианы, излюбленного символического образа елизаветинского культа, позволял выстроить связь двух династий и доказать легитимность Якова. Однако важнейшим был образ солнечного бога, и именно как британский солнечный бог принимал Яков I эпифанию. Как писал автор XVII в. Роберт Фладд, «Солнце Макрокосма, его достоинство и совершенство легко распознается в том, как царственный Феб сидит в своей колеснице в самом центре Небес, сияя золотыми волосами, как единственный видимый Император, держащий царственный скипетр и правящий миром, в котором все достоинства небесных тел и существуют»[1176]1176
Fludd R. Mosaicall Philosophy: Grounded upon the Essentiall Truth or Eternal Sapience. London, 1659. P. 51.
[Закрыть]. На политическом уровне идея Солнечного императора Аполлона воплощалась в теории, которую условно можно назвать «политическим коперникианством», формирующим образ Вселенной, в центре которой расположен «король-солнце», а аристократы – его планеты. При этом планеты не имеют собственного света, но сияют отраженным светом монарха, вокруг которого и вращаются каждый на своей орбите.
Кроме того, образ Солнца позволял королю транслировать божественную энергию на всю страну, поскольку, согласно Фичино, все, что повторяет небесные тела, привлекает внимание Небес и позволяет манипулировать божественными энергиями[1177]1177
Hart V. Art and Magic in the Court of the Stuarts. New York, 1994. P. 186.
[Закрыть]. Король-солнце выступал в этой схеме связующим звеном между миром земным и Небесами, то есть реализовывал древнюю схему, восходящую еще к ведическим и ближневосточным ритуалам, в которых божественный царь выступал связующим звеном между миром богов и людей и транслятором позитивной энергии. На этот раз эта древняя схема реализовывалась в неоплатонических символах Ренессанса.
Возле Биржи стояла арка, воздвигнутая голландскими купцами. Предикаты, написанные на фронтоне арки, почти точно повторяли надписи на Аррасском медальоне и приветствия Константина в Британии[1178]1178
См.: MacCormack S. Change and Continuity… P. 728–729
[Закрыть]. Яков титуловался как «Orbis Restitutor. Pads Fund. Relig. Propugn. D. Jac. P. F. Regi. P. Р». Таким образом Яков – божественный римский император, восстановитель империи, основатель мира, защитник религии, отец отечества, то есть новый Константин. 17 девушек в народных костюмах представляли 17 провинций Нидерландов. Над центральным порталом помещалась картина, на которой был изображен король в имперской короне, со скипетром и мечом, слева стояла женщина, подносящая ему пылающее сердце, а справа – крылатая женщина. Хотя Деккер не называет их, эти эмблемы читаются достаточно легко, и в них можно распознать Верность и Победу. Вторая является необходимой частью триумфального образа римского императора, увенчивая его.
С одной стороны от этой сцены стояли два короля в античных одеждах, под ними была надпись: «Nascitur in nostro Regum par nobile Rege, Alter Jesiades, alter Amoniades». То есть Яков представал здесь как новый Аполлон (сын Амона-Солнца) и потомок Иессея, отца Давида. Последний образ воскрешал в памяти знакомый еще по средневековым процессиям символ эпифании – Древо Иессево. С другой стороны также стояли два короля «в не столь древних одеждах» – Луций и св. Эдуард[1179]1179
Nichols J.The Progresses… Vol. I. P. 350.
[Закрыть]. Луций, согласно Гальфриду Монмутскому, был первым королем Британии, который принял христианство[1180]1180
Галъфрид Монмутский. История Бриттов, 72.
[Закрыть]. Св. Эдуард Исповедник был, как было показано выше, популярнейшим образом английского христианского монарха. Особенно интересен образ Луция, поскольку он утверждал превосходство британской церкви над римской, так как время жизни Луция – середина II в. – было намного раньше периода правления Константина Великого. Таким образом, Яков продолжал дело сохранения и защиты островной церкви, хранившей чистоту истинного христианства.
На боковых башнях было по две пирамиды, оформленные согласно тому, как Овидий описывал дом Солнца[1181]1181
Овидий. Метаморфозы. II, 1–4:
Солнца высокий дворец подымался на стройных колоннах,Золотом ясным сверкал и огню подражавшим пиропом.Поверху был он покрыт глянцевитой слоновою костью,Створки двойные дверей серебряным блеском сияли.(пер. С. В. Шервинского)
[Закрыть]. Между двух из них стояла Сила, между двух других Правосудие – привычные символические образы четырех главных Доблестей.
На оборотной стороне арки довольно неожиданно появлялись символы предыдущего правления – Время и его дочь Истина[1182]1182
Nichols J.The Progresses… Vol. I. P. 352–353.
[Закрыть]. Теперь они жили в доме Солнца, который представляла эта арка, и связь двух династий была установлена в символическом пространстве стюартовского мифа.
Кроме перечисленных выше особенностей, следует отметить то, что это первый случай, когда сцена королевской процессии устанавливалась возле Биржи. Как уже говорилось выше, места сцен соответствовали значимым городским loci. Выбор Биржи должен был подчеркнуть возросшую роль торговли и особую заинтересованность нового монарха в ее развитии. Впоследствии Иниго Джонс, придворный архитектор Якова I, оформил новый фасад Биржи, призванный теперь закрепить в сознании горожан эту точку как значимое место манифестации королевской власти[1183]1183
Hart V. Art and Magic… P. 164.
[Закрыть].
Следующая сцена, которая встречала Якова I на Соупер-лэйн, воплощала еще один итог благотворного влияния божественного короля– солнца – Британия превратилась в «Новую Счастливую Аравию». Arabia Britannica, облаченная в белое, в зеленой мантии восседала в имперской короне со скипетром и державой в руках. Под ней восседала Слава с золотыми крыльями за спиной и трубой в руке, в которую она затрубила при приближении монарха. Ее поддерживали пять чувств. А внизу располагались Злословие и Забвение, которые упали при приближении монарха. Рядом был Фонтан Славы[1184]1184
Nichols J.The Progresses… Vol. I. P. 355.
[Закрыть].
Справа находились три Грации – Аглая, Талия и Ефросинья. Этот образ был очень важен и для елизаветинского, и для яковитского мифа, поскольку их объятия демонстрировали «круговорот» королевской милости и благодеяний. Яков несколько изменил акценты в круговороте благодеяний. Гостеприимство подданных, как и при Елизавете, оставалось ключевым моментом, но, в отличие от своей предшественницы (которая очень часто затягивала воздаяние на долгие года), Яков считал необходимым немедленно (а иногда даже предварительно) вознаграждать подданных[1185]1185
Heal F. Giving and Receiving… P. 57–58
[Закрыть]. Это ярко проявилось еще во время рождественских праздников 1604 г. В ходе представления три Грации пели: Признание, Награда, Служба —
На другой стороне располагались три Оры – Любовь, Справедливость и Мир с кубками, наполненными цветами и плодами.
Хористы собора св. Павла пропели для короля песню, в которой говорилось о том, что Тройновант больше не город, а цветущее дерево и палата невесты[1187]1187
Nichols J. The Progresses… Vol. I. P. 358–359.
[Закрыть]. Здесь проявляются две метафоры отношений монарха и подданных, которые уже встречались в предыдущих процессиях. Цветущее древо государства было ключевой сценой аккламационной процессии Елизаветы, а отношение король-жених – город-невеста, как уже говорилось выше, было основным образом аккламационных процессий средневековой Европы. Впрочем, следует отметить одну важную особенность. В отличие от Елизаветы, Яков не делал выбор. Само его появление превратило Лондон в цветущее дерево. Монарх снова стал носителем божественной энергии, его протестантская роль как посредника в принятии Слова была отвергнута.
Далее на рынке в Чипсайде короля встретил хранитель городского архива сэр Генри Монтагю, олдермены и городской совет. После речи Якову I, его супруге и принцу Генри были поднесены золотые кубки. Неожиданно появился Сильван со своей лесной свитой, который провозгласил эпифанию Якова как Аполлона: «Alter Apollo redit, novus en! jam regnat Apollo»[1188]1188
Ibid. P. 361.
[Закрыть]. Тогда хранитель архива произнес речь, после чего Сильван и его свита отошли к дереву и стали играть на музыкальных инструментах, а девять мальчиков, одетые как девять муз, пели.
Далее путь королевской процессии лежал через прекрасный сад, в котором была арка с двумя порталами. Колонны были выполнены в пропорциях деревьев. Главными персонажами были Ирина (Мир) в свободном одеянии, покрытом звездами, с кадуцеем в руках и с голубем на коленях, и Евпория (Изобилие) в разноцветном одеянии, в венке из мака и горчицы, с рогом изобилия в руках. Ниже находились их помощники – Хризос, бог золота, Аргурион, бог серебра, Помона, богиня фруктовых садов, и Церера. Ниже располагались девять муз и семь свободных искусств. Хор муз пропел гимн в честь Аполлона, еще раз повторив эпифанию Якова I, после чего Сильван обратился к королю с довольно длинной речью, в которой разъяснил смысл представления. Самым интересным представляется то, что прекрасный сад, по словам Сильвана, – это сад Синтии[1189]1189
Ibid. P. 363–365.
[Закрыть]. Синтия-Диана – стандартный символ елизаветинского мифа. Таким образом, Яков въезжает как чужой в сад Синтии (то есть Англию), но становится своим и, более того, новым богом этого сада. В дальнейшем этот образ будет использован в одном из представлений придворного театра, где рыцари Аполлона проберутся в сад Дианы, чтобы похитить ее нимф, но будут превращены в деревья, однако обретут человеческий облик после примирения божественных брата и сестры.
Далее, после долгих речей на латыни, произнесенных Ричардом Малкастером, главой школы св. Павла, король и его свита отправились к следующей сцене, которая ждала их возле акведука на Флит-стрит. На огромной триумфальной арке восседала Астрея, воплощенное правосудие, в одежде, испещренной звездами, и в звездном венке, с повязкой на глазах и с весами в руке. Под ней сидела Арете (Доблесть) и еще ниже – Фортуна. В стороне от Доблести стояла ужасная Зависть в черной одежде с изображением змей, но при появлении монарха она боязливо спряталась в углу. Ниже стояли столь привычные по предыдущим процессиям четыре основные Добродетели – Правосудие, Мужество, Умеренность и Благоразумие и четыре страны, подвластные (хотя бы теоретически) Его Величеству – Англия, Шотландия, Франция и Ирландия. Надпись под ногами Астреи провозглашала приход золотого века[1190]1190
Nichols J. The Progresses… Vol. I. P. 370–372.
[Закрыть]. Об образе золотого века как изначальной чистоты, в которую возвращает страну монарх, создавая вневременное мифологическое пространство, уже говорилось выше. Следует добавить, что этот образ был одним из излюбленных в дальнейшей яковитской пропаганде, ему были посвящены уже упоминавшиеся маски «Восстановленный золотой век» и многие другие.
Образ Астреи также не просто позволял выстроить связь с придворным культом Елизаветы, регулярно представавшей в виде этой богини. Девственная королева становилась античной богиней, ассоциировавшейся с девой Вергилия, которая возвещала приход золотого века у Данте, и Девой Марией[1191]1191
Yates F. A. Queen Elizabeth as Astrea // Journal of the Warburg and Courtauld Institutes. 1947. Vol. XX. P. 27–82.
[Закрыть]. Этот образ становился пророчеством восстановления изначальной чистоты, в том числе и чистоты христианского учения, которое становилось возможным только после воссоздания христианской империи под властью нового Константина[1192]1192
Hart V. Art and Magic… P. 31.
[Закрыть]. Таким образом, появление Астреи было частью культурной схемы, использовавшей пророчества для легитимации и консолидации режима со времен раннего средневековья и воплощавшейся в более ранний период в образах Ordo Prophetarum. Впрочем, в дальнейшей яковитской пропаганде основным пророческим образом станет Мерлин.
В последней арке на Темпл-бар король попрощался с лорд-мэром, чтобы продолжить путь в Вестминстерское аббатство. Арка, находящаяся на формальной границе города, была выполнена в виде храма Януса.
Храм был очень высоким – 57 футов при ширине в 18. На вершине сидел Мир, попиравший (точнее – попиравшая, поскольку его роль играла женщина) ногами Марса. Рядом с Миром стояло Богатство, далее – помощники мира: Спокойствие, попирающее Мятеж, Свобода, попирающая Рабство, Безопасность, попирающая Опасность, и Радость, попирающая Несчастье. В целом эта сцена структурно напоминает Трон Достойного Правления Елизаветы, однако символические образы совершенно различны.
Эта сцена также позволяла Якову позиционировать себя как римского императора, нового Августа и нового Константина, заперших ворота храма Януса и установивших мир, и одновременно мирного царя – Соломона. Из храма вышли Жрец (Flamin) и тот самый Гений Места, который открывал всю процессию. Жрец восславил богиню Анну, а Гений тут же заявил, что никто не имеет права приносить жертвы на этом алтаре, кроме него, воплощения города, который так любит Его Величество[1193]1193
Nichols J.The Progresses… Vol. I. P. 373–375
[Закрыть]. На этом самая детально проработанная, великолепная, перенасыщенная классическими символами процессия была закончена изящным штрихом – мифологическое пространство было замкнуто, время пущено по кругу, пространство замкнуто, вневременной и внепространственный характер произошедшего доказан.
В оформлении этой процессии Джонсону, Деккеру и Харрису удалось найти идеальный баланс между единством всего ритуального действия и самодостаточностью каждой сцены. Каждая сцена демонстрировала все важнейшие элементы стюартовского мифа. Каждый раз Яков I представал перед подданными как римский император, как солнечный бог Аполлон, как монарх мира и правосудия Соломон, а также как даритель изобилия. В большинстве случаев он также проявлял себя как король Британии. Наиболее настойчиво повторялся солнечный миф, о значении которого уже было сказано выше. Настойчиво повторялась неоплатоническая идея отражения структуры небес в придворной иерархии и распространения божественной позитивной энергии через манипуляции символическими фигурами и эмблемами, а также через перемещения земного Солнца – короля по стране и городу.
Сцены в этой ситуации играли роль алтарей, показанные на них символы – талисманов (в некоторых случаях в масках танцы впрямую называются талисманами), актеры, знать и горожане – жрецов и магов, а музыка и речи – заклинаний, призванных направить божественную энергию короля на благо страны. Именно поэтому Джонсон расположил арки в том же порядке, в котором потом будут появляться эмблемы в масках[1194]1194
Hart V Art and Magic… P. 159.
[Закрыть]. Порядок последовательно открывал подданным все благодеяния, которые несет стюартовская монархия: единая Британия, счастливая страна, изобилие, правосудие, мир. И тот же порядок ритуально транслировал все эти блага на город и страну.
Эмоциональности, активности и дидактичности предыдущего мифа Стюарты противопоставили имперское спокойствие, идеальную гармонию, неоплатоническую солнечную магию. Все протестантские символы и идея контракта подданных и государя были однозначно отвергнуты. Монарх снова был земным богом и носителем особой святости, точкой схождения Небес и Земли. Он творил благо подданным не по их заслугам, а по своей природе, а они отвечали ему верностью, поскольку просто не могли иначе. Его спокойствие было спокойствием римских императоров, солнечных богов античности. Эта божественная метафора позволяла, кроме всего прочего, решить в рамках стюартовского мифа макиавеллистский вопрос: что лучше для государя, чтобы его любили или боялись? В отношении земного бога такой вопрос просто не стоял – вполне нормально любить бога и одновременно испытывать перед ним священный трепет.
При этом, несмотря на подчеркнутый разрыв с предыдущей схемой, классицизм и неоплатонизм, почти полное отсутствие христианских образов, установление новых loci манифестации королевской божественности и городской идентичности, преемственность достаточно очевидна. Многие образы – четыре Добродетели, семь свободных искусств – встречались ранее неоднократно. Ряд символических образов, таких как Время и Истина или цветущее древо государства, перешли из елизаветинского мифа и были призваны подчеркнуть преемственность. Ряд образов повторяли предыдущие не буквально, но структурно, такие как Трон Правосудия, Трон Доброго Правления и триумфальная арка Мира. Некоторые образы вполне могли иметь привычные средневековые коннотации – упоминание происхождения от Иессея или апокалиптический звездный венок.
Но самое главное, несмотря на множественные различия в символических образах, жестах, пропагандируемых мифах, проявлениях дидактики или магии, применении католической, протестантской или герметической неоплатонической солярной литургии, у всех процессий за два с половиной века было общее. Была общность структурная – все они представляли собой движения по loci, имевшим значение как место манифестации королевского могущества и городской идентичности. Была общность функциональная – все они маркировали монарха как человека, находящегося в центре социального пространства, и формировали его харизму. Была общность на уровне символической модели, поскольку все они представляли собой эпифанию монарха, его позиционирование как божественного царя и место схождения земли и Неба. Все они представляли символический брак монарха и королевства как установление отношений власти. Все они превращали конкретное историческое и феноменальное событие в явление, носящее вневременной универсальный и нуминозный характер, и через это формировали миф власти. Все они представляли индивидуальные, частные, ценные именно своей уникальностью проявления символической модели, культурной протяженности, идеологии, структуры – здесь не так важны точные определения– чего-то, существовавшего, по меньшей мере, 3000 лет и определявшего восприятие людьми отношений власти.
