Текст книги "Настя Иванько и полуостров Крым (рассказы)"

Автор книги: Артур Кангин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 32 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

20.
Г-Н ЛЕБЕЗЯТНИКОВ & ИОАНН ГРОЗНЫЙ

1.

Глеб Лебезятников худ и гнут, как породистая борзая. Зрение у него снайперское. Соответствующий борзой нюх. С любимой женщиной он может семь раз за ночь. Больше же всего он любит русскую историю и свое начальство.

– Понимаете, – исповедуется он соседу по лестничной площадке, майору ФСБ Матвею Матюшкину, – все наши беды от отсутствия гибкости. Уперлись рогом – либо демократия, либо диктатура. И ни тпру, ни ну.

Матюшкин нанизывал на вилку соленый рыжик:

– К чему клонишь?

– К высшей исторической справедливости.

– У тебя какая должность в журнале?

– Младший редактор.

– И это в 37 лет?! Надо повышать тебя, Глебушка.

Лебезятников работал в историческом журнале «Любимая Родина». Коньком же его являлся Иоанн Грозный. Царь ему был милей брата. Правда, братьев у него, кажется, не было.

Когда флюиды власти требовали перекоса в демократию, Иоанн в очерках представал поборником европейских свобод. Когда же отчетливо ощущался спрос на ежовые рукавицы, Глеб Алексеевич с теплотой описывал дыбу и Лобное место.

– Тебе бы, милый, стать самим президентом РФ, – целовала его волосатый живот Ася Геллер, константная любовница. – Народ стал бы жить как у Христа за пазухой. Фамилию тебе только надо сменить. Ле-бе-зят-ни-ков! Звучит, согласись, двусмысленно.

– Есть фамилии пострашнее. Например, Жабин.

– А ты бери мою фамилию. Глеб Геллер. Ведь красиво!

– К свадьбе пока не готов. Сначала я должен создать экономическую подушку безопасности.

– С твоим окладом?

– Чую селезенкой, скоро все переменится.

2.

Утром Глеба на ковер вызвал главред В.В. Жабин.

– Вот что, уважаемый, – Василий Васильевич старательно протирал салфеткой для монитора очки, – поступил заказ на разоблачение Иоанна Грозного.

– Не вопрос.

– Ты последнее выступление президента РФ слушал? Ключевые слова – толерантность к инакомыслию.

– Можно понагнать ужасов.

– Только деликатней. Не утрать доверие публики. Многие из них завзятые сталинисты.

– Меня вдохновляет этот идеологический слалом.

– В десяточку! Администрация маневрирует, дабы спокойно пасти и стричь электоральное стадо.

Последнюю фразу Глеб Алексеевич записал в коленкоровую тетрадь. В ней он собирал досье на В.В. Жабина. Не все же старперу сидеть на сытеньком месте. Надо и молодым давать зеленую улицу.

Затем нырнул в мемуары времен Иоанна Грозного.

Как же тогда все свыклись с насилием.

Больше всего венценосец обожал масленичные потехи. Малиновым звоном заливались колокола. Скоморохи дудели в сопелки. А народ перебрасывался отрубленными головами государевых ворогов, будто футбольными мячиками.

Кто же такой Иван Грозный? Вампир и садист, коему запах наживы и крови бередил ноздри? Кто он такой, наконец?

Свел в могилу семь жен. Одну них лично удавил на исходе брачной ночи. И почему-то всю жизнь грезил взять в жены английскую королеву. Дурь какая! Впрочем, нынешняя русская мафия вся в Лондоне.

Трон Иоанна был из чистого золота, высотой в семь локтей. На троне златой шар с золотым же орлом.

Впрочем, сейчас никого золотом не удивишь. Из них унитазы.

Забавней другое…

Иоанн гроссмейстерски точно разыгрывал комедию с отречением от престола. Спрыгивал с трона, заголял брюхо, колотился в истерике: «Не царь я боле! А смиренный раб! Червь позорный!»

Сейчас Лебезятников про него все подробно распишет. Нагонит ужаса. А досье на г-на Жабина надо оттащить домой. Береженого бог бережет. Сокровенная инфа.

3.

Показал досье на главреда майору Матюшкину. Тот помрачнел.

– Значит, народ он почитает за стадо баранов?

– Типа того.

– Симпатии его к оппозиции очевидны. Гнать его поганой метлой! Только кого посадишь на это место? Ведь и по твоей кандидатуре, Глебушка, есть сомнения.

– Вот как? – гулко сглотнул Лебезятников.

– Слишком уж ты боготворишь вертикаль. Сие подозрительно.

– Христос призывал к любви и всепрощению.

– Это к чему? Религиозную пургу я не приветствую. Да и фамилия твоя подозрительная. Не думал сменить?

– На какую?

– Хотя бы… Иванов. Тогда, может быть, и получишь место.

Ася Геллер радостно восприняла новость.

– Драгоценный, ты будешь богат! А деньги для мужчины – это второй фаллос.

– Бабки меня не волнуют.

– Я же, когда увижу толстое портмоне, так вся теку.

– Экая гадость! Неужели ты такая материалистка?

– Хуже.

4.

Перед Рождеством вызвал Жабин.

– Последняя твоя статья выше похвал! – салфеткой для монитора Василий Васильевич протирал линзы черепаховых очков. – Поступил заказ. Надо написать об укреплении морали во времена Грозного.

– Творилось такое…

– Ты уж исхитрись как-нибудь. Загни поганку.

Сел Лебезятников за свой скромный стол, стал подбирать материалы.

В русской истории не было царя, который перещеголял Иоанна в блудных баталиях.

Ваня насиловал и убивал знатных женщин и девиц, а после отсылал их трупы родителям. Если те возмущались, приказывал вешать дев над обеденным столом. Трупы висели и гнили, пока домочадцы не получали милостивое соизволение схоронить их.

Как же тут извернуться?

Ага! Именно Иван наказывал за распутство с заморскими купцами и дипломатами. Он, как рыцарь, сражался за чистоту русской крови.

Был жесток? Ну конечно! Как же иначе в лютое Средневековье?

Статью назвал – «Ноев ковчег морали».

Какими только помоями не окатили его после публикации блогеры. Называли холуем Кремля, прихвостнем вертикали, вшивой продажной шавкой.

– Статья твоя, Глебушка, прочитана на самом верху, – облизнувшись, сказал ему майор Матюшкин. – Ты – умница!

– Служу России!

– Фамилию поменял?

– Теперь я – Иванов.

– Так… Есть мнение пересадить тебя в кресло главреда.

– А что с Жабиным?

– Есть варианты. Или отправить на пенсию с золотым парашютом. Или… в дурку. А можно поставить привратником у дверей журнала.

– Последний вариант симпатичен.

– И вот еще что… Решено издать собрание твоих сочинений. И рекомендовать их для изучения в школе.

– Супер! У меня собран трехтомник.

5.

Каждый вечер у Глеба Иванова теперь было преувлекательное занятие. Он раскладывал пасьянс из радужных ассигнаций. Каждую пачечку перетягивал скромной аптекарской резинкой.

– Глебушка, теперь ты полноценный мужик! – расхаживала в голом виде по залу Ася Геллер. – У тебя кроме обыкновенного фаллоса появился ментальный. Когда наша свадьба?

– Перед Пасхой.

В редакции все устаканилось.

– Ловко же вы меня обставили, – метелочкой для монитора обмахивал его плечи В.В. Жабин. – Я не в обиде. Мне время тлеть, а вам цвести.

– Спасибо, Вася.

– Не за что, Глеб Алексеевич.

Перед пасхой его сам президент РФ наградил орденом заслуг перед Отечеством четвертой степени.

– Глеб Алексеевич, – сказала вертикаль в кулуарах, – пора бы вам уже выходить на общественные просторы. Настоятельно рекомендую стать профессором МГУ. Читать лекции на факультете журналистики.

– Разве я против?

6.

Как же Глеб Алексеевич обожает своих студентов.

За год Иванов-Лебезятников защитил докторскую диссертацию о временах Иоанна Грозного. Исторический его трехтомник был переведен на китайский, корейский и язык хинди.

Бракосочетался с Асей Геллер в храме Нечаянная Радость, на Шереметьевской. Ася понесла плод. Дотошные гинекологи утверждают – будет двойня, пацан и девчушка.

Глеб Алексеевич утратил сходство с породистой борзой. Потерял худобу и элегантную гнутость. В походке появилась виповская вальяжность.

– Есть мнение, – в частной беседе говаривал ему президент РФ, – назначить вас министром культуры.

– Не вопрос…

– Вы только приглядитесь к электорату. Это ж баранье стадо! Какую бы поганку я не загнул, рейтинг мой вне конкуренции.

– Я бы вас выдвинул на Нобелевскую премию мира.

– Согласен! Ведь именно моими стараниями мир балансирует на грани термоядерной бойни.

– Есть одна просьба.

– Деньжонок подбросить?

– Деньги меня не волнуют.

– Что же тогда?

– Перевести Ваську Жабина в Министерство Культуры. Пусть метелочкой для монитора обметает там мой костюм.

– Зачем это вам?

– Он у меня вроде талисмана.

– Ага. У меня к тебе тогда взаимообразная просьба.

– Только мигните.

– Хочу стать крестным отцом твоих близняшек.

– Это высокая честь для меня, господин президент.

– Кто, кстати, родится?

– Мальчик и девочка.

– Дуплетом! Новые счастливые граждане свободной России.

21.
КРОВИНКА

1.

А началось всё с заурядного сайта «Игра на пиле». На оном Феликс Воловик подробно раскрыл схемы коррупционного распила госбабок. Русь, как бочка говном на дрожжах, забродила. По Лубянке шлялись бунтовщики с транспарантами. Жгли костры, дрались с полицейскими, пели под гитару дерзкие песни.

– Да кто же это такой, Феликс Воловик? – вызвал к себе на ковер председателя ФСБ Юрий Абрамкин.

– Господин президент, это враг России номер один. Отщепенец и выродок! – щелкнул каблуками Матвей Жмуркин. – Прикажите бросить подлеца в застенки Матросской Тишины?

– Оставить на воле. Однако в дегте и перьях тщательно вывалять.

– Завести уголовку?

– Типа того…

– Увы, он чист, что слезинка ребенка.

– Придумай что-нибудь. Например, вменяй ему покушение на королевского пуделя патриарха Руси Филарета. Или что-то другое… Включай мозги, братишка!

Жмуркин, еще раз щелкнув каблуками, удалился.

Абрамкин врубил видак. Для успокоения души всегда глядел хронику парада физкультурников на Красной площади, 12 июля 1937 года.

Какие же все молодые, счастливые! Ведь было же, было… Какая безоглядная вера в святые идеалы. Куда все сгинуло? Почему всосало в историческую воронку?

Господь, к бабке не ходи, обладает злым чувством юмора.

Теперь только бабки, бабки…

А ведь больше одних порток не натянешь. Кубатуры желудка не съешь. Так что его миллиардные счета в западных банках воспринимаются лишь как абстракция, дурная бесконечность. Ни холодно ему от этих денег, ни жарко.

2.

Когда на Феликса Воловика повесили дело похищения генеральских папах на Казанском вокзале, он лишь усмехнулся. Шалит родная власть! К дурости ее Феликс привык.

Да и желтая пресса не повелась. Слишком убог повод.

А вот когда Воловика обвинили в убийстве королевского пуделя патриарха Всея Руси, дело приняло другой оборот. Злодейство совпало с религиозным пробуждением России.

Фактов было представлено с лихвой. В Александровском саду выкопали окоченевший трупик самого пуделя Моти. Патриарх Филарет подтвердил, что животинка его отличалась исключительно мирным, даже пацифистским, норовом. В квартире Воловика нашли ворсинки с убиенного пса, следы его смертной слюны.

В Храме Христа Спасителя была отслужена погребальная месса по мученику.

Г-на Воловика швырнули в каземат Матросской Тишины. Приковали к стене кандалами. Даже самые гуманные из думцев стали требовать его публичной казни на Лобном месте. Народ же с легкостью необыкновенной позабыл свой восторг пред антикоррупционным героем. Тем более по Первому каналу Иван Урканд награждал певунов золотым граммофоном, не до Воловика, ступившего на путь душегубства.

С казнью, тем более публичной, вышла заминка. Давно никого не казнили. Следственный комитет испросил у президента РФ юридические каникулы для детальных раздумий.

Юрий Абрамкин решил навестить осужденного.

Мускулисто спустился в заплесневелое подземелье. Носовым платком протер штиблеты из зеленой крокодиловой кожи. Ласково глянул на осатанелого супротивника.

– Как же, дорогой Феликс, вам не стыдно?

– А тебе?! – Воловик выплюнул юшку вместе с коренным зубом, совсем недавно был произведен допрос с кулачным пристрастием.

– Во-первых, не тыкай. А во-вторых, отвечай на вопрос верховного государственного мужа.

– Зачем вы повесили на меня убийство этого блядского пуделя?

– А кого бы ты хотел? Кенгуру? Игуану?

– Неужели вы понимаете, что именно вы глава мафии, чистящей карманы России.

– Допустим… Да, воруют. Да, тырят и пилят бабки. Но ведь электорат наш год от года богатеет. Все шастают по заграницам. Греция-Турция… Строят дачи. Шляются по бутикам.

– Софистика!

– В китайской философии есть понятия Инь и Ян. Зло вырастает из добра. Добро из зла. Пойми, мой мальчик.

– Закурить не найдется?

3.

Абрамкин полюбил Воловика. В нем он увидал свое альтер-эго. Стал посещать Матросскую Тишину через день. Феликса расковали. Переместили в светлую зарешеченную горницу, обставленную мебелью в стиле хай-тек. Переодели в приличную арестантскую робу, пошитую лично (все пальцы исколол!) кутюрье Валентином Гагашкиным.

– А что за фамилия такая? Воловик? – президент РФ почесывал нос. – Псевдоним, типа, Горький, Скиталец, Приблудный?

– Фамилия родовая. Мои предки были каторжанами еще при Иоанне Грозном. Присматривали за волами.

– Вот оно что! И чего ж ты противу меня прешь? Разве не сечешь, что я краеугольный камень русской ментальности?

– Отрекитесь от власти!

– Еще чего? Я всенародно избранный.

Президент хлопнул в ладони.

В комнату вошел полковник ФСБ с мельхиоровым подносом. А на оном – гусь в антоновских яблоках, щучья икорка, клюквенная настойка, свежеиспеченный хлеб, зубочистки из черного дерева.

– Я сегодня не обедал, – пояснил Абрамкин. – Если не западло, раздели трапезу.

Воловик к гусю почти не притронулся, зато умял целую краюху горячего ситного хлеба.

После ядреной клюквенной настойки президент РФ раскраснелся. Потянуло на исповедь.

– А я ведь в 90-х годах остался без работы. Из славных карательных органов КГБ меня вышибли.

– Я в курсах, – подмигнул Феликс.

– Сижу без гроша. Молодой, горячий. Вулкан в штанах! Пришлось подрабатывать бомбилой. Вертелся на жигуленке у ж/д вокзалов, знаковых ресторанов, в аэропорту Пулково.

– Зачем вы рассказываете? – Феликс скрестил руки.

– Вызываешь доверие. Да и ведь казнят тебя скоро. Чего мне терять?

– А терять есть что! Я на вас составил подробнейшее досье. С 17 лет! Фотки, видео. Все на флэшке. Оная заныкана в месте надежном.

– На понт берешь?

– Если казните меня, досье ваше будет напечатано в желтой прессе Брюсселя. Есть там у нас кореша.

Абрамкин махнул стопарь клюквенной. Оттер тыльной стороной ладони тонкие губы:

– Феликс, не гони лошадей. Можно договориться.

4.

Абрамкин вернулся в Кремль, а там его соратники – председатель ФСБ, Матвей Жмуркин, и патриарх Всея Руси, Филарет. Жмуркин просит ускорить казнь оппозиционера, мол, электорат жаждет не только хлеба, ан и зрелищ. Филарет же, напротив, одумался, просит Воловика пощадить, тем более тот ничего и не делал. А на собачью шерсть у батюшки аллергия. Пуделя у него отродясь не было.

Президент РФ попросил тайм-аут. Сам же послал нарочного в красной шапке на конспиративную квартиру Воловика в Новых Черемушках, за секретной флэшкой.

Материал оказался забойным. Да что забойным?! Просто снес крышу. Феликсу бы работать в ФСБ, цены не было.

С детальной обстоятельностью было поведано обо всех донжуанских триумфах Абрамкина. Да, были времена, когда он молодым козлом сигал с алькова на альков.

Больше всего поразила фотка Настеньки Ежевикиной, училки истории питерской школы. Он с Анастасией в профиль и анфас. А потом Настя с каким-то малюткой, подростком, юношей, всё больше напоминающим Воловика.

– Как сие понимать? – кувырком кинулся к горемычному узнику.

– Ну, здравствуй, батя! – Феликс по-родственному широко распахнул объятия.

– Необходима генетическая экспертиза… – проблеял Абрамкин.

– Я же за тобой, папа, слежу с самой колыбели. Мы тебя с маманей ой как помним.

– Говорила она мне про беременность! Говорила! Думал, за плешь меня хочет поймать. Взять на арапа.

– Проводи экспертизу.

Конечно, отпрыска разумней всего было бы пресечь в корне. Да где гарантия, что несколько еще таких флэшек не заныканы по дремучим углам?

Генетическая экспертиза подтвердила родство. 99,9%. Никуда не денешься, кровинка!

Абрамкин попросил чадушко представить ему подробнейший отчет по всем коррупционным схемам.

– Из узилища выпустишь? – сощурился сын.

Под Светлую Пасху Феликса освободили.

5.

Абрамкин показал сыну свое заветное видео, сталинский парад физкультурников на Красной площади, от 1937 года

– Ты глянь в эти лица! – горячился он. – Сколько в ней трогательной любви и доверия к власти. Вот бы и нам так.

– Половину этих мажоров потом сгноят в Гулаге, остальных кинут в мясорубку мировой бойни.

– Может, ты и прав. Отрекусь я от трона. На фиг!

Провели досрочные президентские выборы. Феликс Воловик-Абрамкин победил с огромным отрывом. Просто никаких шансов не оставил своим конкурентам, Матвею Жмуркину и Филарету.

Олигархи, припомнив сайт «Игра на пиле», кинулись в Румынию, примотав скотчем к брюху золотые подносы.

Их, понятно, хватали и бросали в застенки.

Абрамкин от всего пережитого впал в детство. Стал коллекционировать негашеные марки со сталинскими парадами. Побрился наголо. По утрам нарезает трусцой круги у Лобного места.

И тут выскочила на авансцену событий Настенька Ежевикина.

Она пришла в китайском пуховике с вылезшими перьями. Залепила Абрамкину звучную пощечину. Отпрыска оттаскала за роскошные бакенбарды.

– Мама, за что?! – потирал виски Феликс.

– Чего творите с Россией?

– Бросаем ее в омут демократии! – с ноткой истерики взвизгнул Абрамкин.

– Ты постарел, – усмехнулась Настюха.

– Да и ты уже далеко не дама бальзаковского возраста.

6.

Когда страна, под могучей сенью демократии, как атлант, расправила крылья, Феликс Воловик-Абрамкин отрекся от престола в пользу своего бати.

Председатель ФСБ, Матвей Жмуркин, смыв кровью в Чечне свой позор, приступил к расформированию злокачественного ведомства.

Патриарх Филарет кинулся в экуменизм. Желает соборного единения католиков, православных, шаманов и буддистов. Вряд ли из этой опрометчивой затеи что-то выйдет. Впрочем, посмотрим. Будущее, как всегда, в густом и липком тумане.

Иногда отец звонит сыну в Новые Черемушки.

– Не выдержу! – кричит он.

– Чего не выдержишь? – вопрошает сын, занятый написанием истории революционного движения на Руси в третьем тысячелетии.

– Чую, опять инсинуирую коррупционный разгул. Выступлю в роли провокатора, типа попа Гапона.

– Я сейчас мигом к тебе. Привезу редчайшие зубцовые и беззубцовые марки.

В Овальном кабинете, соприкоснувшись русыми головами, они сидят над кляссерами.

Нельзя измыслить картины более пасторальной.

На стене мерно тикают часы с кукушкой. Антиквариат, кстати, времен Иоанна Грозного. На стене висит портрет Настасьи Филипповны Ежевикиной, недавно она в Соловецком монастыре приняла монаший постриг, зовется теперь матушкой Феклой. В окне на Лобное место мелькнул кришнаитский оранжевый хитон патриарха Филарета.

– Ты чего-нибудь понимаешь в России? – шепчет Абрамкин.

– А ты, папа?

22.
АТЛАНТ РАСПРАВИЛ ПЛЕЧИ

1.

-Дорогие мои соотечественники, – густопсово откашлялся Юрий Абрамкин на фоне заснеженной Спасской башни, – начиная с Рождества Христова, подходите к Лобному месту. С паспортами подходите. Со свидетельствами о рождении. Каждому я выдам по тысячи грин из своих личных запасов. Время сейчас грозовое, предкризисное, поэтому я разбил о коленку свою свинью-копилку. На каждую душу придется по зеленому косарю.

– Мать, слыхала, что он говорит?! – отхлебывая «Жигулевское», крикнул Павел Власов.

Жена Павла, Пелагея, кряжистая пятидесятилетняя женщина с деспотичным лицом и мускулистыми руками, вывернула из кухни, вытирая мокрые ладони о фартук.

– Вот и сходи. Не все же перед ящиком байбаком валяться?

Власов почесал живот, обтянутый майкой:

– Я чего волнуюсь… Не случилась бы вторая Ходынка. Народ попрет по головам.

– О себе подумай! Живешь вот какой уже год на подачки американского дядюшки.

– А кому сейчас нужны спецы по чешуйчатокрылым? Время, сама знаешь, грозовое.

– Идем обедать, горе луковое.

– Пельмешки без спешки! – захохотал Павлик. – А за моего дядю Якова Крейзяка не переживай. Без пищевого довольствия не оставит.

Покачивая кормой, Пелагея отправилась на кухню.

– А ты ведь своего дядю почти не знаешь.

– Зачем мне его знать? Лишь бы приходили бабки.

Пельмени вышли на славу. С бараньим мясцом! С новозеландским маслицем. С мелко нарезанной петрушкой да укропом из Урюпинска.

У Павла трещало за скулами:

– Яков Абрамович мне новогоднюю поздравлялку скинул по мылу. Намекнул, что может посетить наш скромный чертог.

– Ах, как неудобно… – всплеснула Пелагея руками. – Увидит нашу нищету, офонареет.

2.

Яков Крейзяк прибыл накануне Рождества. Забавно было наблюдать этого нувориша в чмошной квартирке Теплого Стана.

– Здравствуй, племяш! – Абрамыч потрепал Павлика за толстую щеку.

– Привет, заморский гость! – заголосила Пелагея.

Г-н Крейзяк зорко скосился на отдаленную родственницу.

– Достопочтимая Пелагея, давайте создадим конструктивную обстановку.

– Мигом пельмешек налеплю! – метнулась на кухню хранительница очага.

– Не гоношись, мать! – гаркнул ей вдогонку супруг. – Абрамыч наверняка привез нам презенты из Штатов.

– Ты прав… – Крейзяк присел перед огромным желтым чемоданом. Расстегнул секретный замок. Распахнул нутро с алым подбоем. Достал мичиганскую колбасу, плавленый сырок из Сан-Франциско, блокнот тисненой кожи.

– Колбасу-сыр и у нас можно было прикупить, – пригорюнился Власов.

– Дело не в пищевом довольствии, а в этом блокноте, – энергично щелкнув коленями, встал Яков Абрамович.

Сели на кухне. Жевали бутерброды под кофе «Триумф вертикали». Павел влюбленно рассматривал дядю. Несмотря на свои 60, какой же красавец! Крепенький и упругий, что боровичок на сосновой делянке. Лысина матовая. Нос аккуратной картошечкой. В зеницах мелькают мажорные бесенята.

Павел коленопреклоненно сглотнул:

– Дядя, давно хотел вас спросить, а почему вы – Крейзяк, а не Власов? Да и по отчеству вы должны быть Ивановичем.

– Конспирация.

– ЦРУ? ФБР? – горлово вскрикнула Пелагея.

– Не будем уточнять.

– Не бросите нас в лихую годину? – смущенно подмигнул Власов.

Дядя скрестил руки:

– Есть мнение, Павел, что именно из тебя нужно вылепить образ вождя.

От ужаса Паша чихнул. Колбасные крошки брызнули праздничным фейерверком.

– Пойми, племяш, раздача халявной наличности в корне уничтожит менталитет русаков? Нация будет стерта.

– Да что же мой охламон может? – губы Пелагеи тряслись, вопреки ее мускулистым рукам.

Дядя хлопнул ладонью по блокноту:

– Вот! Здесь инструкция.

3.

Под раздачу наличности у Лобного места Паша прибыл в костюме тонкорунного барана. Строго по инструкции г-на Крейзяка.

Ходить на четырех конечностях, конечно, несподручно. Успокаивало обстоятельство редкостно густой шерсти. Под колким январским снежком совсем не зябко.

Места заняли козырные, прямо под выход президента РФ из Спасской башни. Пришлось подсуетиться и стоять от самой первой звезды. Яков Абрамович мерз, баран-человек – нет.

– Зачем животинку притаранил? – спрашивал у дяди возбужденный люд, под дармовой косарь все строили далеко идущие планы.

– Он такой же, как и вы, россиянин! – оскалился доблестный гринго.

– Водярки прикупим, а барана пустим на шашлык! – захохотал мужик со стальной пастью.

– Ме-е-е! – ошалело подал голос Пашутка.

Из башни с мешком наличности на родовитом плече вышел наш ненаглядный президент, Юрий Абрамкин. Почему-то в мундире отставного прапорщика. Из кирзовых сапог торчат ушки х/б портянок.

– Слава Абрамкину! Слава президенту Руси! – плотоядно облизываясь, заголосили массы.

– Почему только один мешок наличности? – крикнул мужлан со стальной пастью.

– Харэ волноваться! – вертикаль расстегнула ворот. – Мешков до черта! Я, как белка в дупле, запасливый. Молю лишь об одном, не устраивайте вторую Ходынку. Бабок на каждого русака хватит.

И тут Павел Власов, строго по дядиной инструкции, из-под бараньей башки заговорил человечьим голосом:

– Братья и сéстры! Опамятуйтесь! Не гоже все дармовые баксы швырять на бухло и блядей!

– Мохнатое заговорило! – кликушески вскрикнула баба в оренбургском платке. – Не зря Нострадамус брехал, Армагеддон, сучка, рядом.

– Братья и сéстры! – возопил в свою очередь Абрамкин. – Не слушайте скотину. Кто вам дороже? Всенародно избранный президент или же этот волк в овечьей шкуре?

Пикировка продолжалась недолго. Точнее, она вообще не продолжалась. Секьюрити президента, переодетые под бедный люд, выскочили из рядов россиян, мигом содрали с Паши баранью шкуру, скрутили бунтовщика в бараний рог.

– Казнить подлеца? – облизнулся Абрамкин.

– Вели слово молвить? – строго по инструкции упал на колени Паша.

4.

– Мать! – завопил Павел Власов.

И тут из толпы, содрав с себя китайский пуховик, с обнаженной грудью и красным знаменем в мускулистых руках, выступила Пелагея.

Ах, какое завораживающее зрелище! Была бы она только чуток помоложе. Впрочем, и так сойдет.

– Это еще что за мать Тереза?! – взвизгнул Абрамкин. – Феминистка?! Пусик?!

– Супруга моя благоверная, – приосанился Павел.

– Ты же ее назвал матерью? – изумилась баба в оренбургском платке.

– Она мне больше, чем мать. Она – моя жизнь! – г-н Власов выпятил выбритый подбородок.

– Пусть чего-нибудь скажет подруга, – рявкнул мужик со стальной пастью. – Негоже на морозе стаять с голой грудью. Можно заморозить железу.

– Братья и сéстры! – с сокровенной задушевностью произнесла Пелагея. – Откажитесь от этого злосчастного косаря.

– Еще чего! – заиграла желваками вертикаль.

– Вы видели моего супруга в бараньем меху. После подачки Госдепа каждый русак окажется именно в такой шкурке.

– Это мои денежки, а не Госдепа! – прошептал президент. – Копил по копейке. Круглосуточно. Я же о народе радею.

– Позвольте слово молвить! – выскользнул из толпы обескураженных русаков Яков Абрамович.

И когда только он успел переодеться? В матросских клешах и бушлате, на голове – бескозырка с ленточками. На бескозырке надпись старославянской вязью «Крейсер Варяг». Грудь отважного матроса крест-накрест перетягивала пулеметная лента.

– Пущай бает братишка! – подмигнула дама в оренбургском платке.

– Предлагаю все это награбленное добро швырнуть в ненасытную пасть родной экономики.

– А что? Это мысль… – почесал зад русак со стальными зубами.

5.

Вышло всё просто на загляденье.

Живая наличность из эксклюзивного беличьего дупла вспенила и полноводной рекой понесла русскую экономику. Задымили фабрики и заводы. Со стапелей СПб сошли атомные крейсера «Варяг» и «Иоанн Грозный». Слова «безработица», «инфляция» канули в Лету. Ну и так далее. Продолжите список.

Впрочем, Павел Власов народным вождем не стал. Так же как не стала героиней и мать Пелагея. У людей, оказывается, поразительно короткая память. Русаки на радостях возрождения потянулись журавлиным клином в Египет-Тунис.

За блестяще проведенную операцию Яков Абрамович Крейзяк выдал племяшу сумму с изрядным количеством нулей. Хлопнул по плечу и спросил:

– А не хочешь ли, Пашутка, я тебе устрою протекцию в госорганах?

– На Лубянку? В ЦРУ? – отрыгнул свердловскими пельменями Власов.

– До карательных органов ты, извини, не дорос. А вот аудитором в Счетную Палату РФ могу присобачить. Атлант должен, наконец, расправить свои плечи.

– Дядя! Заокеанский гость! – вскричала мать. – Пора уж раскрыть карты. На какую разведку работаете?

Крейзяк поковырял спичкой в заднем ряду фарфоровых зубов.

– Я член мирового правительства. А это, Пелагеюшка, чай, круче любых разведок.

– Разве мировое правительство не жупел? Не уловка ссученных политтехнологов? – щурился Паша.

– Все в нашем лучшем из миров в какой-то степени уловка и жупел. – Весь мир – театр, мы лишь актеры, – вспомнила Шекспира мать.

Зазвенел валдайский колокольчик входной двери.

На пороге стоял крестьянин из учебника истории средней школы. Зипун весь в морозной пыли. Заколенные валенки с потрескавшимися калошами. Огромная, изрядно истасканная, баранья шапка.

– Не ждали? – подмигнул визитер.

– А вы, собственно, кто? Из карнавала? – отпрянул Паша.

– Весь мир – театр, мы лишь актеры… – сбив шапкой снег с рукавов, в скромные хоромины прошествовал гость.

Яков Абрамович щелкнул каблуками домашних туфель:

– Господин президент, мы рады вас видеть!

6.

– Налейте-ка мне горячего чая, – попросил Абрамкин.

(Это был он!)

Скинув снежный зипун на пол, стоптав валенки, в белых шерстяных носках прошествовал на кухню.

– Да что же здесь происходит? – застонала мать. – Я в непонятке.

Президент в костистом кулаке разломил московскую сушку.

– Очень уж я оторвался от контекста. Ухожу в народ. То есть за 101 километр.

– И без охраны? – прохрипел Паша.

– Исключительно соло! Кстати, Яков Абрамович, от души вас благодарю за блистательно проведенную операцию на Лобном месте.

– Всегда пожалуйста, – отхлебнул цейлонский чаек г-н Крейзяк.

– Так вы заодно? – всплеснула руками Пелагея.

– Лично я, – закусил губу Абрамкин, – к мировому правительству отношусь настороженно. Тем более к брюссельским масонам.

– Зря! – усмехнулся Крейзяк. – Масоны являются локомотивом истории на геополитическом пространстве.

– Тут можно поспорить, – президент расстегнул верхнюю пуговицу холщевой рубахи. – Хотя спорить я не люблю. С годами я стал понимать, что ни хрена не секу в этом мире подлунном.

– Исступленное взыскание града небесного? – настороженно сглотнул Паша.

– Павла Власова, моего племяша, надо бы пристроить аудитором в Счетную Палату, – скрестил руки Крейзяк. – Атлант, мать его ети, должен расправить плечи. А с ними и крылья.

– Два пальца об асфальт! – резко встал президент. – До свиданья.