Текст книги "Цитадель души моей (СИ)"

Автор книги: Артем Савин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 20 страниц)

– А может, ему надо знать, не что ты умеешь, а что ты можешь уметь лучше всего? Ты ж этого и сам не знаешь. А может, и догадываешься, да соврешь. Вот вдруг у тебя, Заморыш, такой талант свою задницу клиентам подставлять, что ты любой бордель озолотить сможешь? Так ты ж сам не признаешься. А он спросит там своё "Нравится ли тебе на казни смотреть?", покумекает себе и всё поймет. Вольпы, они большие мастера со всего прибыток получать, потому и заправляют всем, понял?

Виду я не подал, но мне неприятно стало – уж больно в жилу мне Пухляк своим примером попал. Так что я на всякий случай стал невпопад отвечать. Спрашивает он, скажем: "Как часто ты сны видишь?". Я их где-то через день вижу, но отвечаю "Каждый день". Поначалу пугался, что он ложь почует, но вольп ничем не выдал, что заметил мою хитрость – да и то сказать, даже если б он и заметил что-то, как тут проверишь, какого цвета мне голод представляется? То-то и оно, что никак.

Но на этот раз всё пошло по-другому.

Я зашел в комнату, закрыл за собой дверь, остановился в шаге от двери, как обычно, и принялся ждать первого вопроса, но вольп не стал задавать вопросов. Он поднял голову и, впервые на моей памяти, посмотрел мне в глаза. Я похолодел.

– Подойди ближе, человеческий детёныш.

Волоча негнущиеся ноги, я сделал два маленьких шага.

– Ближе. Еще ближе. Вот так.

Янтарные глаза вольпа мерцали в свете единственной свечи, и, казалось, мерцание это заливает всю комнату золотистым сиянием. Глаза завораживали, они притягивали к себе внимание, как два золотых самородка неимоверной ценности.

– Прости меня, мне придётся причинить тебе боль.

"Боль?!" – острый укол паники на мгновение вывел меня из оцепенения, но ужас быстро схлынул, смытый льющимся из глаз вольпа янтарным потоком.

– Я хочу, чтобы ты еще раз вспомнил тот день, когда ты попал к нам.

Я промолчал, и не потому, что вольп, похоже, не ждал ответа. Я был уверен – даже захоти я что-нибудь сказать, мои губы не шелохнутся.

– Ты помнишь, как звали твоего хозяина?

Я попытался разомкнуть губы и, к моему удивлению, это у меня получилось.

– Домициан, – произнес я шепотом, едва слышным даже мне самому.

– Хорошо, – кивнул вольп, – тебе до этого приходилось убивать людей?

Я же говорил уже! Ему же и говорил! Вспыхнуло в памяти ярким видением – двое держащих меня за плечи громил, звероподобный силуэт в темном углу... но ведь этого же не было! Первый раз я предстал перед Шелом, будучи Лягушонком уже пять недель, прекрасно осведомленный, с кем мне предстоит впервые встретиться и каков будет разговор.

– Сенатор Домициан был твой первый? – Вольп устал ждать ответа.

– Д-да...

– Вспомни, о чём он говорил тебе. Всё. Вспомни и скажи мне.

Я послушно напряг память. Потные дрожащие руки, расправляющие на кушетке странную яркую полосатую шкуру. Убегающий взгляд маслянистых глаз, жирные губы, временами несмело раздвигающиеся в робкой улыбке. Снова руки, теперь разливающие вино из кувшина по двум большим чашам ажурного серебра с золотой инкрустацией. Вино льется неровной струйкой, капли литят мимо чаш, по белоснежной скатерти расплываются красные пятна. Он гол и рыхл, незнакомый мне нобиль, два часа назад купивший меня прямо у торгового корабля, тело его похоже на перебродившее тесто с торчащей из него ложкой, но сильнее всего в памяти отпечатались почему-то руки. Руки, срывающие фибулу; руки, разжигающие огонь в камине. Они двигались в явном разладе с желаниями и словами хозяина, вызывая непонятное ощущение – будто стал свидетелем чего-то гадкого. Он что-то говорил, а руки что-то делали – что-то своё, о чём хозяин даже не подозревал. Что он говорил-то? Тяжелое дыхание, хриплый влажный голос: "Ты настоящее чудо, прекрасный дикий цветок горного шиповника. Какая удача, что я вовремя тебя увидел..."

Я дернулся, выдохнул и открыл глаза.

– Нет, – прошептал, – я не помню.

– Не перестаю я вам удивляться, – вольп хмыкнул и откинулся в кресле, – как такое может быть, что одни считают великим благом то, о чём другие боятся даже думать. Не хочешь говорить, тогда слушай. Слушай мой голос. Не слушай, что я говорю, слушай голос. Считай слова, которые я говорю. Не пытайся их понять, просто считай. И слушай голос. Нет ничего важнее моего голоса...

Сияние глаз вольпа вдруг обволокло меня всего золотистой вуалью и потянуло вниз, в клубящуюся тьмой и ледяным холодом глубину.

* * *

– Это еще кто такой?!

– Это... Бер... он это, был у сенатора...

Тишина, наполненная тяжелым дыханием и сгущающимся напряжением.

– На хера! Вы! Толпа ублюдков! Его сюда приволокли!?

– Бер, это еще не всё... мы пришли в третьем часу, как уговаривались, но сенатор был дома... короче, он мёртв.

Полная тишина. Потом тихий, почти ласковый голос:

– Вы убили сенатора Домициана? Претора бестий? И после этого вы еще осмелились...

– Нет! Бер, нет! Не мы его убили – он уже мертв был! Мальчишка его убил!

– Вот как? Уверен? Вы месяц готовите ограбление одного из могущественнейших людей империи, а когды вы врываетесь в дом, то вместо богатой добычи обнаруживаете мертвого сенатора и кучу проблем. И вы хотите сказать мне, что вас обвёл вокруг пальца вот этот сосунок? Я думаю, всё намного хуже...

– Нет, Бер, – еще один голос, тише прежнего, но увереннее, – всё чисто. Похоже, просто случайность. Сар его поспрашивал немного...

– Я вижу, – ворчание, – ладно хоть догадался совсем не убить. Продолжай.

– Сенатор его утром купил, прямо с корабля. Загорелся. Ты ж знаешь, как он на смазливых мальчиков падок. Был.

– Так то на смазливых. Не говори мне, что он на этого заморыша соблазнился.

– Худоват, да. Но до разговора с Саром он и правда ничего выглядел. Лупанарии б за него подрались, довези его торговец до форума. Что ни говори, глаз у сенатора на это дело наметанный. Был. Торговца я проверил – он подтверждает, что утром продал мальчика какому-то нобилю. Домициана описал узнаваемо.

– Понятно. А увидев дом изнутри, маленький дурачок решил, что может быстро разбогатеть. Убить же потерявшего разум от вожделения сенатора, думаю, было проще простого. Да, могло быть и хуже – успей пацан смыться с уловом. Далеко бы не ушел, конечно, но было бы хуже, это точно.

– Не совсем так, Бер. Труп уже холодный был, когда мы его нашли. Пацан сто раз смыться успел бы, если б захотел. Удрать он даже не пытался.

– Он что, сумасшедший?

– Нет, он фригиец. Там мужеложство все ещё позором считается. Дикари, что тут сказать.

– Нет, он всё-таки сумасшедший. Сенатор Домициан! Из моих лягушат любой мать родную бы зарезал, изнасиловал и съел – в любой последовательности – чтобы на месте этого недоделка оказаться. А этот маленький варвар... как он его убил, сенатора?

Короткая заминка, несколько сдавленных смешков.

– Он ему х.. оторвал.

Секунда потрясённой тишины. Громовой хохот.

– Что, правда? – снова смех, – эй, плесните кто-нибудь водой на него, надо в сознание его привести.

Вспышка бодрящего холода. В багровом тумане медленно проступает грубое бородатое лицо. Скалится.

– Порядок. Слышь, малец, а я тебе даже завидую немного. Хотел бы я сам это сделать... хи-хи. Знаешь что? Ты мне нравишься, и я попробую тебя спасти. Но должен будешь. Тащите его к вольпу.

И опять темнота.

* * *

Жаркий шепот во тьме.

– Воздай хвалу богам, мальчик. Кому ты там молишься? Фебу, Сатурну? А, неважно – воздай всем. Ты не знаешь, как тебе повезло! Я и сегодня – не последний человек в Империи, а завтра стану неизмеримо выше. Потому что власти рыжих бестий придёт конец – у нас будут новые друзья и даже не друзья – братья! Всё будет по-новому и это – благодаря мне!

Темнота вспыхивает двумя озёрами золотого огня. Темнота ошеломлена и не может сдержать удивления.

– Как мы раньше не замечали!? Вы же так похожи... это всё меняет...

Теперь темнее, чем даже раньше.

* * *

– Кто это? Что он здесь делает?

– Не обращай внимания. Он в трансе, он нас не слышит.

– Все равно. Пусть его уведут. Ты не представляешь, как я рискую...

– Я не представляю, я знаю. Не бойся, риска нет. А юношу ты с собой заберешь. Пристроишь его к егерям.

– Не выйдет. Они квоту по школярам на этот год уже выбрали. Ты знаешь, как строго за ней следят.

– А ты постарайся. Вдруг окажется, что какой-то из взятых школяров не подходит? Или умер? Или... ну не мне тебя учить.

– Ничего не обещаю, но попробую. Зачем тебе это?

– Первое – материал хороший. Податливый, но прочный. Нечасто такое попадается. Если выживет, то далеко пойдет. А нам свои глаза и уши у егерей не помешают.

– Вам – вольпам? Или нам – людям?

– Нам – разумным существам. Беспокоящимся о своем будущем.

– А второе?

– Второе? Мне кажется, именно этого хочет от меня Судьба. Даже больше – я практически в этом уверен.

Еще темнее.

* * *

Вода тонкой струйкой льется мне на лицо, плещет по засохшим губам. Что? Я всё еще в логове Шела? Но это же было уже... так давно, что всё картины тех дней покрылись в моей памяти дымкой забвения. Я вообще не уверен, что это было со мной. Но вот ведь только что Руз и крыса по кличке Шило держали меня за руки, а Сар бил меня по лицу наотмашь широкими, как лопаты, ладонями. Но откуда я знаю их имена? Я же их первый раз видел...

– Хорош воду переводить, он уже очнулся!

Я открыл глаза и увидел нависающего надо мной невысокого, но коренастого лысого бородача в кольчужном доспехе и, нанесёнными синей краской, узорами на лице. Еще несколько людей – оружных, доспешных и с такими же разрисованными физиономиями – стояли поодаль. Я приподнялся и покрутил головой, уже примерно представляя, что сейчас увижу. Корабль. Не очень большой, видал я и покрупнее, да и не разбираюсь я в кораблях ничуть, но в этом была какая-то стать, подобная той, которая с первого взгляда выдает хорошую лошадь. Хищный вытянутый силуэт, окованный бронзой таран под носом – я б догадался, что передо мной не торговец, даже если бы не ряд щитов по борту и оскалённая драконья пасть на носу. Сколько на корабле людей, я не заметил, но направленные на меня взгляды ощущал во множестве – и не сказать, что добрые. Норманны. Но – пираты – это очевидно. Если они в мире с Мезой и тамошним конунгом – очень хорошо. Если нет... тогда не стоит торопиться о своем недавнем знакомстве рассказывать. Верги я нигде не заметил, и это мне не понравилось.

Бородач, видимо, решил, что дал мне достаточно времени прийти в себя.

– Егерь и бестия в лодке посреди моря! Кому расскажи – не поверят, и правильно сделают – я и сам глазам не верю. Мои ребята считают это плохим предзнаменованием, часть предлагает вас убить, часть – отпустить плыть дальше и почти никто не предлагает дать вам перед этим хотя бы бочонка воды. Бестию, – он кивнул за спину, – я уже выслушал, она утверждает, что ты – егерь, но не может объяснить, почему вы оба живы. Ну, то есть, почти живы. Теперь я хочу выслушать тебя.

Очнувшись, пояс свой с вшитыми в него камнями я уже общупал – как я полагаю – незаметно.

– Ты – норманн, – прохрипел я. Воды бы глотнуть. Глянул с сожалением на мех в руке одного из воинов, вздохнул и отвел взгляд.

– Допустим.

– Ты знаешь Эйнара Рауфельдарсона? – уф, выговорил. Скажи кто заранее, что мне удастся не просто произнести вслух это имя, но еще и произнести в таком состоянии – посмеялся бы только.

Странное выражение мелькнуло в глазах нордлинга.

– Может быть, и знаю, – осторожно ответил он. Но я бы не сказал, что его отношение ко мне стало более враждебным – наоборот, интерес явный в его взгляде появился. Ладно, была – не была.

– Эйнар Акулья Кожа, – я сглотнул, покривившись от рези в глотке, – Оттару привет передает. Но только лично. Из рук в руки.

Бородач задумался. Кивнул.

– Оттар сам по себе, мы сами по себе. Так-то, оставшись с нами, в Орхуз ты однажды попадешь – если доживешь. Вот только я не беру пассажиров, так что... говорят, егеря в бою хороши?

– Еще никто не жаловался.

– Хо. Хо-хо. Значит так. Мы идем в Британию – подергать тамошних бестий за хвост. Дело хоть и прибыльное, но опасное, поэтому лишний меч мне не помешает. Не буду тебе рассказывать, на каких условиях я беру людей в команду – выбора у тебя все равно нет, либо ты идешь ко мне, либо – на дно. Но – кого попало я не беру. Каковы в бою бестии – мы знаем. А каков ты – сейчас узнаем. Сможешь меня удивить в бою – возьмем тебя и твою зверушку с собой. Нет, – развел руками, – не обессудь.

– Напиться дадите?

– Хрольф, дай ему.

Молодой – лет пятнадцать, не больше – парень в кожаном, с железными пластинами, доспехе, присел ко мне. Глянул с явным сочуствием, бросил короткий взгляд через плечо на отвлекшегося как раз – кричавшего что-то на своем языке в сторону корабля – бородача.

– Он левша, – быстро шепнул мне парень, протягивая мех.

Я это уже заметил, как и то, что топор у него нормально висит – под правую руку. И услышанная подсказка меня окончательно убедила – определенно, есть у норманна привычка противнику в разгар боя сюрприз являть, боевую руку меняя. Вообще, нехорошо это для бойца – привычку какую-то иметь – предсказуемым делает для того, кто об этой привычке осведомлен. Я улыбнулся пареньку в ответ одними глазами, кивнул, – "спасибо", – взял мех и припал к горлышку.

Клянусь, никогда в жизни я не пил ничего и вполовину такого же сладкого. Мне казалось, я пью из меха саму Жизнь в чистом виде, и она, искрясь, разливается по жилам, наполняя мышцы силой, а разум – ясностью. Встал, улыбнулся счастливо. Вернул мех владельцу. Посмотрел на норманна.

– Ну, так что, капитан, где удивляться будешь? На корабль пойдем или прямо здесь? – сделав полшага назад, поставил ногу на скамью и накрыл аккуратно ладонью рукоять меча. Думаю я, сражаться на маленькой качающейся лодке он привычен если и меньше, чем на ровном – так ненамного. Я, в принципе, тоже, но – не сейчас: колено все еще болело, и плохо сгибалось. Когда опора под ногами ненадежная, ногам выпадает работы больше, чем любой другой части тела. Потому-то я и выразил готовность провести бой хоть на табуретке: если он поймет, что никаких преимуществ бой в лодке ему не даёт, он выберет палубу – просто потому что там драться комфортнее.

– Хо, – усмехнулся, – пойдем-ка лучше на борт. Меня зовут Горм. Горм Ловец Ветра. А это, – повернулся, – мой Морской Конь, самый быстрый снеккар Германского Океана. Поднимайся, – и ловко перекинул свое тело через высокий борт.

Я посмотрел на щиты, усмехнулся и взялся за верхнюю доску борта. Вот так – был егерь, стал пират. Ну, кто бы мог подумать?

Конец первой книги.

О сером речь, а серый – встречь.

Мать ученья. От "Repititio est mater studiorium" – "повторение – мать учения"

Триарии (от лат. triarius) – в армии Древнего Рима – воины последней, третьей линии тяжёлой пехоты римского легиона. Состояли из ветеранов римского войска, составляли его резерв и имели самое лучшее вооружение.

3-4 метра

Человеку свойственно ошибаться

Бумага не краснеет

Паллиата – комедия.

Не верь будущему.

Умному достаточно.

К зверям! – формула казни, означающей растерзание дикими зверями.

Бои гладиаторов на кораблях.

Порода лошадей

Троеборье

Старая сказка на новый лад. (Дословно – "подогретая капуста")

Огонь небесный!

Обучая, учимся (лат) Луций Анней Сенека, письма Люцилю.

Страна Черного камня (чек.)

Желающего идти судьба ведет, не желающего – тащит. Изречение греческого философа-стоика Клеанфа, переведенное на латинский язык Луцием Аннеем Сенекой в его "Письмах".

Аристотель упомянул в "Истории животных", что у мухи восемь ног. Авторитет Аристотеля в античном мире был настолько высок, что несколько веков никому даже в голову не приходило проверять это утверждение. На самом деле у мухи, как и у любого насекомого – шесть ног. Впрочем, возможно, что Аристотель посчитал за "лишние" ноги дополнительную пару крыльев мухи, именуемых жужжальцами.

Благими намерениями выслана дорога в ад. (дословно – меньшее зло есть путь предательства)

В Римской империи (и её наследнице) часы отмерялись от восхода

Полагают, что Сократ был отравлен соком именно пятнистого болиголова.

F – "fugitivus" – "беглый"

Так идут к звездам (лат).

Скрытая опасность (досл. Змея в траве).