Текст книги "Цитадель души моей (СИ)"

Автор книги: Артем Савин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)

Легкий открытый паланкин уже стоял за дверью, окруженный четырьмя рослыми полуобнаженными маврами. Когда туда вышли еще и мы с Пларком, на площадке стало совсем тесно. Я окинул взглядом ближайшего ко мне раба, задумчиво посмотрел на лестницу.

– Ты смелый человек, – сказал я.

Пларк озадачился. Проследил мой взгляд, хрюкнул. Вытащил кошель, запустил в него руку.

– Забирай свои деньги и проваливай. Видеть тебя больше не хочу.

Дернул рукой, определенно собираясь бросить монеты на пол, но понял, что это будет уже чересчур и в последний момент передумал. Раскрыл ладонь. Пять денариев. Пятьдесят драхм. Надо же. Расскажешь кому – не поверят ведь. Я аккуратно выбрал три монеты.

– Лишнего мне не надо.

Пларк фыркнул пренебрежительно: дескать, чего уж мелочиться. Но деньги, однако же, убрал.

– Ты мне лучше скажи, как ты собираешься их на арену выводить? Дерутся они получше прежних вергов, а ума так и вдвое прибавилось. Не боишься?

– Не боюсь, – Пларк залез в паланкин, – у нас договор.

– С вергами?! – мне не пришлось изображать удивление. Я действительно удивился. Пларк посмотрел на мое ошарашенное лицо, улыбнулся.

– Поднимайся за мной. Расскажу.

Однако. Пожалуй, это стоит послушать. Что это за история такая, что при одном только её упоминании Пларк мигом забыл про уплывшие у него из-под носа пятьсот драхм.

– Я лучше тебя сверху подожду, – сказал я, обходя паланкин. Усмехнулся, – иначе, боюсь, искушение поставить подножку одному из твоих мавров будет слишком велико.

Рассказчик из Пларка тот еще. Немалых душевных сил стоит среди чащоб тонких намеков, гор преувеличений и оврагов наглой лжи проследить тропинку истины в его рассказах. Если оставить только самую суть его почти часового повествования, то выходило вот что.

Верги достались ему вместе со щенками. Восемь взрослых бестий и шестеро щенков возрастом от года до трех. Удивительно, что я в казармах ничего об этом не слышал – наверное, не успел просто. Событие-то – из ряда вон. Я подобных случаев и не припомню. Насчет обстоятельств поимки Пларк темнил аж втрое больше обычного, похоже, что и сам не знал. Единственное, что удалось понять – взяли вергов хитростью какой-то. Пларк их всех выкупил за сумасшедшие деньги – я не стал выяснять, за сколько именно – а потом предложил взрослым вергам выбор: либо умирают все, либо щенков он отпускает, а за это оставшиеся верги умирают так, как захочет Пларк. Верги согласились. Хорошенько связав, их отвезли к левому берегу Гарумны, где они вместе с Пларком полюбовались, как шестеро щенков скрываются в ближайшем лесу, после чего вергов вернули обратно в клетки. Про сотню свейских наемников, с арбалетами наизготовку сидевших в том лесу, вергам, разумеется, ничего не сказали. Так что бестии теперь сидели в клетках и готовились красиво умереть, а Пларк потирал свои жирные лапки в предвкушении небывалых прибылей – цену на билет он установил аж в двадцать драхм и уверял, что уже половину мест на первый бой распродал. Но это вряд ли – иначе не стал бы он через меня егерям скидку предлагать. Кстати, из егерей многие пойдут, я уверен. Да что там – я бы и сам пошел. Если бы не случилось недавно... то, что случилось.

Не могу даже связно объяснить, чем этот рассказ меня так разозлил. К концу повествования мне стоило определенных трудов изображать живой интерес и восхищение. Вот с чего бы это, интересно? Не я ли совсем недавно объяснял школярям, что главная наша сила заключена в голове, а не в мышцах? Бестии – враги, и, следовательно, против них все средства хороши. Особенно такие, которые позволяют сберечь людские жизни. Может, прав Дерек и я просто переутомился? Иначе с чего я чувствую себя чем-то обязанной той верге, что освободила меня от столба наказаний в предгорьях Пиреней? Имею ли право я, егерь, защитник рода людского от бестий, видеть в своих врагах что-то человеческое? Или, что вернее: видеть в них столько человеческого, чтобы начать им помогать? Потому что просто сочувствовать им я начал уже давненько.

* * *

– Родник, – готов поклясться, сатрова тварь отлично знает, какое действие на меня оказывают звуки её речи. Иначе, с чего бы ей подавать голос всякий раз, как мне случается отвлечься или задуматься?

– И что? – раз, наверное, в двадцатый я изо всех сил постарался не вздрогнуть и в двадцатый же раз подумал, что уж кого-кого, а вольпа я мог бы и не пытаться обманывать. Ну, ничего, недолго осталось.

– Принеси воды, я пить хочу. И с собой набери про запас.

Я аж дышать забыл. Еду в лавках и тавернах я покупал ему безропотно и без лишних напоминаний – уж я-то отлично понимал, что начнется, стоит только вольпу высунуть нос из наглухо задраенной повозки. И сколь бы мне не было приятно об этом думать, допустить подобное стечение обстоятельств значило – провалить возложенную на меня миссию. Но здесь-то – на глухой дороге, вдали от жилья, да еще и в утренних сумерках? Что он себе возомнил?

– Иди и напейся. И с собой набери.

Смутно различимая в полумраке фигура пошевелилась, послышался усталый вздох.

– Я полномочный посол, представляющий здесь свою страну. И требую, чтобы со мной обращались соответственно.

Проклятые боги! Слепой всепожирающий огонь ярости, который я сдерживал так долго, вовсю заполыхал во мне, застилая глаза кровавым туманом. Дыша сквозь зубы, я плотно сжал рукоять меча. Конечно, бестия это видит – для вольпа этот полумрак то же, что для меня – ясный день. Хоть он и сидит, смежив веки (я не вижу желтых отсверков его глаз), но следит он за мной сейчас более чем внимательно – иного и предполагать не стоит. Ну и пусть – я не собираюсь убивать его мечом. Моя левая рука, которой я как бы держусь за спинку сиденья, слегка скрыта покрывалом. Поэтому он не видит дагу, которую от его горла отделяют меньше паса и меньше мгновения. Я с трудом разжимаю зубы.

– Может, тебе еще и под хвостом понюхать?

Негромкое фырканье.

– Ах, да. Совсем забыл, спасибо, что напомнил, – короткая возня, – будь так любезен.

В повозке темновато – единственное окно завешено тяжелой тканью, да и на улице всего лишь раннее утро. Но света достаточно, чтобы я увидел позу, в которой замер вольп. Спиной ко мне, выставив зад и подняв хвост.

В себя пришел я только возле родника. Сунул голову под текущую со скалы ледяную струйку, подержал так, пока от холода не начало ломить виски. Умыл лицо, напился. И только после этого разрешил себе обдумать случившееся. Например – почему я его не убил только что? Может, потому что вольп явно на это напрашивался? Как бы я не был взбешен, мне хватило ума сообразить, что происходит явно что-то не то. Пожалуй, любой из знакомых мне егерей сейчас стоял бы с окровавленным мечом над трупом бестии и сомневаюсь, чтобы вольп этого не понимал. Да, Дерек знал, кому поручать это задание. Как всегда, впрочем.

"Деликатная миссия", – сказал мне тогда Дерек. Наконец-то! Во имя Единого, я год ждал этого дня! Уже почти год прошел с тех пор, как Дерек пред строем вдел мне в жетон желтую ленточку с красной полоской посредине. Пусть у нас больше ста лейтенантов в кохорсе, а над ними – один капитан. Только почти ни для кого не секрет, что лейтенант лейтенанту рознь. Одним капитан сквад численностью больше двух скриттур не доверит, другим – численностью больше полусотни. Есть и такие, которым три сотни в одиночку вести случалось. А еще есть несколько егерей – с дюжину человек, не больше – на которых капитан может в любом деле рассчитывать. Хоть кохорсу целиком в бой повести, хоть в одиночку пятеро суток на дереве таиться, шпиона чекалочьего скрадывая. А самое главное – эти егеря могут такие проблемы к своему успеху оборачивать, которые ни числом, ни умением не одолеть – хоть бы весь регимент за твоей спиной стоял. "Деликатные проблемы". И давненько слух среди лейтенантов ходит, что из этой дюжины капитан себе преемника подбирать собирается. Не молод уже, Дерек-то.

Да, есть у нас и постарше капитана егеря. Да, сила и ловкость для нас не главное – а в том, что касается ума и смекалки воинской, капитану пока равных нет. Вот только привыкла компания, что капитан у неё – первый во всём. Дерек и сам не раз говорил, что сложит капитанские регалии, как только кто-нибудь в схватке над ним верх возьмет – говорил, и только скалился по-волчьи, когда ему приводили напрашивающуюся аналогию с вожаком звериной стаи. А вот в схватке-то как раз от возраста многое зависит – против природы не попрешь. Я же всегда чувствовал, что способен на что-то большее, чем просто командование десятком-другим егерей. Я мечтал и верил в то, что однажды именно я подниму штандарт с насаженной на меч звериной головой. И что однажды – в день смерти последней дикой бестии в Ойкумене, когда этот штандарт понесут перед колесницей триумфатора – именно я буду стоять в колеснице с оливковым венком на челе. Поэтому, первый раз услышав про "деликатную миссию", я преисполнился твёрдого намерения выполнить её во что бы то ни стало.

Правда, дальнейшие слова Дерека мое воодушевление порядком поуменьшили.

– Задача твоя будет заключаться в том, чтобы доставить к восточной границе империи одну... бестию, называющую себя послом некоей страны, располагающейся то ли на границе Геты, то ли даже частью внутри неё.

Я сглотнул. Гета? Бестия!?

– Какая бестия?

– Вольп.

– Но... – я вытаращил глаза, – вольпы... они же...

– Да. После Фалены про диких вольп – ни слуху, ни запаху. Но. Тебе, конечно же, известна ситуация, сложившаяся у нас на восточной границе. У нас нет никаких доказательств того, что там есть какое-то государство, не говоря уже о том, кто там заправляет, в этом государстве. Было бы глупо утверждать что-то, опираясь только на слова, – Дерек хмыкнул, – вольпа. С другой стороны, это может оказаться правдой. Необычные и недобрые дела творятся в наших восточных провинциях. Дела, за которыми явно прячется чей-то хвост, и я не удивлюсь, если этот хвост окажется рыжим.

– Чекалки? – хрипло предположил я и кашлянул, прочищая горло.

– Мы так давно ничего про вольп не слышали, что я и сам к такому мнению склонялся. Но это именно вольпы всегда относились к политическим играм, как к искусству. Все их интриги отличались некоторым, порой даже излишним – в ущерб делу – изяществом. Чекалки никогда себе такого не позволяли. А последние новости из Дачии... слова этого "посла" многое бы объяснили, прими мы их за правду.

– Тем более не стоит ему верить.

Дерек согласно кивнул.

– Мы и не собираемся ему верить. Но создать впечатление, что мы ему поверили – желательно. Особенно желательно создать такое впечатление в приграничных областях Дачии. Чтобы те, кто стоит за недавними событиями на границе, видели, что их усилия не пропали даром. Бестию нужно в целости довезти до Истера, и переправить на другой берег. Очень неплохо, если во время отплытия лодки на берегу совершенно случайно окажутся какие-нибудь люди и ненароком заметят её пассажира. Задачу понял? Справишься?

– А на другом берегу? – спросил я осторожно, – там лес, а в нем всякое может случиться. Нужно ли мне провожать её до границ Геты?

– Я склоняюсь к мнению, что посол – это только прикрытие, которое позволило вольпу получить аудиенцию в сенате. И купить у сенаторов кой-какую информацию. В обмен на другую информацию. Я не знаю точно, что именно вольп узнал и что сообщил, но сенат уверен, что продешевил. И теперь наместник не хочет, чтобы знания, которые получил вольп, дошли до тех, кто его послал, – капитан нехорошо улыбнулся, – ты верно заметил, что в лесу может случиться всякое.

Я радостно закивал.

– Только не спеши, – предостерег меня капитан, – ты играешь для людей, а из них вряд ли кто осмелится следить за тобой в незачищенном лесу. Но хоть постарайся, чтобы тебя с берега не было видно. Ну и не забывай: вольп тоже знает, что в лесу может случиться всякое. Будь начеку. Не кривись. Я не зря предупреждаю – ты не так уж много с ними дел имел. Поэтому забудь о том, что ты лейтенант. И будь бдителен.

– Хорошо, – согласился я, – но сенаторы-то! Я удивлен – они ожидали от сделки с вольпом чего-то другого?

– Я давно перестал задаваться вопросом, о чём и чем думают наши сенаторы. Чего и тебе рекомендую. Еще один совет – не задерживайся в метрополии и о своем задании не распространяйся. Даже в казарме. Уж не знаю, связано это как-то с его визитом или нет, но последнее время в столице много ходит недобрых слухов именно о вольпах, а буквально на днях за стеной прокатилась волна убийств – бордельных вольп режут. Довольно профессионально, впору кого-то из наших заподозрить, – Дерек смерил меня тяжелым взглядом, – кстати, у тебя вроде с ними какие-то счеты?

Я хмыкнул.

– У кого из нас нет с ними счетов?

– Так вот: своди их не раньше, чем скроешься за деревьями Дануйского леса. Понял?

– Да.

Дерек отвел взгляд.

– Тогда желаю удачи. Встретишь карету с этим "послом" сегодня к закату солнца у южных ворот Ассимулеи.

Невзрачная крытая повозка, запряженная двойкой лошадей каурой масти, выкатилась из ворот Ассимулеи часа за полтора до заката. Возница смерил меня подозрительным взглядом льдистых глаз, задержал взгляд на моей груди.

– Жетон сними, – сказал он негромко и как будто безразлично, но командирские интонации в голосе враз выдали в этом "вознице" минимум десятника.

– Зачем?

– Егерь в карете? Неестественно и подозрительно.

Тоже мне, раскомандовался. Кто я ему – новобранец?

– Мундир надень, – усмехнулся я, – звездный стражник в хитоне? Очень подозрительно.

И, с некоторым содроганием, открыл боковую дверцу. Слабый вечерний свет залил внутренне пространство повозки, подсветив тусклым багрянцем широкую скамью, узкий столик и кучу цветастого тряпья в углу. Мне потребовалось больше секунды, чтобы разглядеть в этой куче очертания спящей – положив голову на грудь – бестии.

Я кашлянул. Вольп медленно поднял голову, зевнул, обнажив смутно блеснувшие в полумраке клыки. Холодным золотистым блеском сверкнули его глаза из-под приспущенных век.

– Я буду тебя сопровождать, – сказал я, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно и бесстрастно. Вольп издал долгий усталый вздох и закрыл глаза. Я молча подождал несколько секунд, потом пожал плечами и залез внутрь.

Наружу вольп не выходил – даже ночью. Спал он прямо на скамье, и не похоже было, чтобы это ложе доставляло ему какие-то неудобства. Мы с возницей спали на циновках рядом с каретой, благо ночи стояли пока теплые, а от дождей мы тент натягивали. Впрочем, мы были такие не одни – дороги (и, соответственно, постоялые дворы) были заполнены везущими урожай на продажу торговцами, так что вид стоящей поодаль от дороги повозки с распряженными и стреноженными на ночь лошадьми не привлекал ничьего внимания. Так и ехали. Вольп, против моих ожиданий, особых беспокойств поначалу не доставлял. Первые сутки он даже слова единого не проронил – что, впрочем, меня вполне устраивало. Да и в самом деле – о чём нам разговаривать? Единственное, что я был бы рад ему сказать, так это "сдохни, тварь!" – и не думаю, чтобы бестия питала ко мне более нежные чувства.

Но, к полудню третьего дня, разобрав на косточки очередного варёного курёнка, вольп вытер отрезом ткани губы и вдруг заявил:

– Люди не видят разницы между мертвой пищей и убитой пищей, – помедлил и добавил негромко, – отвратительно.

Услышав – впервые после многолетнего перерыва – шипящие слова вольпьей речи, я окаменел. Словно чьи-то холодные когтистые пальцы сжали мой затылок и заставили задержать дыхание. Вольп мое состояние явно заметил – глянул с интересом, фыркнул и повел ушами. Я сбросил оцепенение.

– Что? – спросил я. Только чтобы не молчать.

Вольп прищурился.

– Вот курица, – сказал он, демонстрируя мне обглоданную до блеска косточку, – её растили лишь для того, чтобы убить и сварить. Фактически, она была мертва еще до того, как вылупиться из яйца. Разве это не глупо?

– Не понял.

– Еще бы! – Вольп осклабился, – об этом я и говорю. Но подумай: зачем еде – крылья? А?

Я подумал – как он и просил.

– Знаешь что, – сказал я с недоброй интонацией, – ты лучше и дальше молчи.

Вольп фыркнул, закрыл глаза и откинулся на спинку.

– Крылья нужны тем, кто рожден летать, – пробормотал он, – тем, кто рождён умереть, крылья без надобности.

Я полагал, что он заснул, но, примерно через полчаса, вольп вдруг спросил:

– А у тебя – есть крылья?

Я мысленно пожелал ему немедленной мучительной смерти и сделал вид, что сплю. Но, сдается мне, никого этим не обманул.

После полудня мы свернули с тракта в сторону, видневшейся у горизонта, деревни – одна из лошадей потеряла подкову и уже начала немного хромать. Дорога, стоило свернуть с мощеного камнем Аппиева тракта, немедленно испортилась. Мы с возницей посмотрели задумчиво на размытые в кисель колеи, обговорили ситуацию и решили оставить повозку здесь. Возница отпряг лошадь и увёл её в поводу, а я остался у повозки. Окинул взглядом окрестности, привалился к колесу и задремал. Вполуха и вполглаза, разумеется – сплю, но при этом все слышу и даже немного вижу – глаза-то приоткрыты. Случится что – мигом проснусь. Полезное умение, очень много времени и сил экономит. Самые опытные так – не просыпаясь – даже дорогу у прохожего спросить могут, а потом по ней и пойти. И проснуться, только когда до места дойдут. Правда, недостатки тоже есть – с полноценным сном эту дрёму не сравнить, конечно. И усталость, хоть и медленней, но всё равно накапливается – рано или поздно спать лечь придётся. А еще – насчет того, что "всё слышу и вижу", это я, конечно, соврал. Вижу и слышу столько же, сколько простой человек обычно видит и слышит – так правильней будет. Бодрствуя, я раз в сто больше примечаю. Потому-то дремать так допускается только если опасности никакой не предвидится. Когда сквад куда идёт, минимум треть егерей должна бодрствовать и бдить даже больше обычного – бестии про нашу привычку дрёмой дорогу коротать, знают и не раз уже этим пользовались. И не всегда безуспешно.

Вот и сейчас – дремлю я, дремлю и вдруг понимаю, что какая-то бестия уже несколько секунд рядом со мной стоит – подкралась без шума и резких движений, вот я её и не заметил сразу. Понятное дело, откуда тут взяться бестии, кроме как из повозки нашей, да вот это я уже чуть позже сообразил – когда проснулся окончательно. Меч от шеи вольповой отвёл, вбросил в ножны и выдохнул зло:

– Vae! Креста на тебя нет! Жить надоело? Нельзя так к егерю подкрадываться!

– А как можно? – ничего не выражающим голосом поинтересовался вольп, обошёл меня, поднял голову навстречу скупому осеннему солнцу, замер, прикрыв глаза и вытянувшись стрункой. Только сейчас я заметил, что вольп стар – шерсть тусклая, неровная и уже не огненнорыжая, а хорошенько присыпанная солью и перцем; белые косматые бакенбарды свисают по бокам острой морды, длинные седые кисточки торчат из ушей – лет тридцать ему, пожалуй. Если по людским меркам, то шестьдесят-семьдесят – порог дряхлости.

– Зачем вышел? – спросил я неприязненно. Пожалуй, даже слишком неприязненно – общаясь с врагом, выдать голосом эмоции, значит, проявить слабость. Уж вольп-то, небось, такого не допустит, хотя – готов поклясться – добра мне не желает: семь лет назад он в самом расцвете сил был, и, стало быть, застал разгар Красной Охоты во всей её мерзкой красе.

– По обществу твоему соскучился, – не открывая глаз, ответил вольп. Шевельнул ушами. Помолчал полминуты.

– Молюсь.

– Что?! – я не смог сдержать удивления, – Но кому? Ведь Кицу мертв – я сам видел...

И уже только сказав, задумался – не лишнего ли ляпнул. Оно конечно, на зверобога ихнего нас тогда половину регимента отправили, так что возьми любых двух егерей – и один из них наверняка в том предприятии участвовал. Но одно дело предполагать подобное, а другое – знать, что вот он, убийца твоего бога, стоит рядом, жив и жизнью доволен. Сдается мне, я только что порядком увеличил свои шансы не проснуться в один из ближайших дней.

Вольп, однако, сильно расстроенным не выглядел.

– Шем-Шельх – не может умереть. Вы его не убили, вы всего лишь уравняли наши шансы.

"Шем-Шельх" значит "Огненный Отец". Это вольпы своего зверобога так называют. Кстати и "вольпы" – это имперское слово, от ромейского "лиса" произошедшее. А сами они себя "шельхалу" называют – огненный народ, то есть. Про то, что Кицу мы не совсем убили, это я уже слышал раньше. А вот фразу насчет "уравняли шансы" не понял.

– Не понял.

Вольп открыл глаза, обернулся.

– Так ведь своего бога во плоти вы тоже убили, разве нет? И теперь он не может к вам являться и напрямую помогать.

– О каком боге ты говоришь... а! О Христе, что ли? – я хмыкнул, – да брось. Христиан в империи ладно, если одна десятая наберется.

Даже меньше, я думаю. До Смутного-то века христианство в силе было – вроде как последние императоры Ромы сами христианами были и по всей Ромейской империи своей вере распространиться помогали. Да только вот бестии одним лишь своим появлением церкви Христовой здоровенную свинью подложили – ибо не было о такой напасти в священных писаниях христиан ни полслова. Оно конечно, можно и между строк их читать – да что там! Как по мне, так эти все "священные писания" только между строк читать и можно, а то в них порой такие непотребства проскакивают, что буквально такое понимать просто тошно выходит. Так вроде и священники христианские из неудобного положения вышли – меж строк свои писания читая – благо волки, лисы, медведи и бесы всякие, облика богопротивного, в них во множестве упомянуты. Но всё равно – пристального рассмотрения такие толкования не выдерживают, потому и слаб нынче в Империи храм веры Христовой. О чем я и сообщил.

– Мало кто сегодня в Христа верит, да это мне и неудивительно. Я и сам не верю. По мне, так из нынешних религий вера в Единого наиболее подходящей кажется.

Фыркнул вольп. Губы в улыбке раздвинул.

– Еще бы! Умные... существа эту религию придумывали – не то, что некоторые.

– Как то есть – придумывали?

Вольп снова отвернулся и прикрыл глаза.

– Религия – очень важная часть человеческой жизни... не только человеческой. Но у всех шайи религия – не одна лишь вера. А еще и знание. Как ты можешь поклоняться ложному богу, если ты еще помнишь, каково это – находясь рядом со своим Богом воплощенным, нежиться в лучах блаженства, исходящих от него? У вас не так. Десятки верований, и никто не может сказать, какое из них истинное. И, что самое главное, никто и не заметит, если появится еще одно. Мы, шельхалу, всегда старались жить в мире с людьми. Поэтому однажды среди нас возникла мысль о том, что неплохо бы появиться среди людей религии, объединяющей их и тех, кого они называют "бестиями". Это бы очень помогло нам и дальше жить в мире. Конечно, сразу заявить о том, что единый бог един и для людей и для бестий было бы, – вольп хмыкнул, – неумно. Поэтому первоначальные тезисы о бестиях ничего не упоминали. Говорилось лишь о том, что все боги всех верований – лишь ипостаси Единого, в той или иной мере искаженные несовершенным человеческим пониманием. У людей не очень получается придумывать новое. Зато очень хорошо получается развивать и совершенствовать уже известное. До идеи о том, что Единый покровительствует и богам шайи – вы, люди, дошли уже сами.

Я быстро подавил возникшее желание заорать что-то вроде "Ты лжешь, тварь" или "Признайся, что соврал" – этак я его только повеселю, разумеется. Вольпу соврать – как моргнуть, это всем известно. При этом, однако, врут они очень редко, отлично зная о том, что лучшая ложь – это та, которая полностью состоит из правды. А уж поймать на лжи их и вовсе никогда не удавалось. И не стоит сейчас обдумывать то, что он мне рассказал. А вот зачем он мне это рассказал? И вообще – что-то он чересчур разговорился. А я, соответственно, чересчур уши развесил. Надо бы с этим завязывать. Не к добру это.

– Неважно, – пожал я плечами, – я все равно ни в какого бога не верю. Ни в Христа, ни в Митру, ни в Единого.

– Зря. Но в одном ты прав. Неважно. Важно то, что, мы теперь в равных положениях. Раньше у нас была фора. Теперь – нет. Ведь ты же не думаешь, что с нами покончено? Что шельхалу, как достойную внимания силу, уже можно в расчет не принимать?

– Ты – первый вольп, которого я вижу за крайние семь лет. Так о какой силе ты говоришь, бестия?

– Видишь дерево? – одним взглядом из под приспущенных век вольп указал на старый засохший дуб, – Некогда могучее. Великое. Убитое ничтожным червяком, которого тоже никто не видел.

Я сдержался, ничего не ответил. Провокация же – с закрытыми глазами видно.

– Вы, ахшаии, очень разные. Среди вас есть и целеустремленные смельчаки и изворотливые хитрецы. Их никак не отличить друг от друга при первом взгляде, но вы все как-то умудряетесь уживаться вместе. Вы очень разные и потому почти не чувствуете единства со своим родом. В этом ваша сила, но в этом же – ваша погибель. В начале пришествия – называемого вами Смутным Веком – кое-кто из шаии полагал, что именно вы, люди, станете связующим материалом, который объединит всех шаии в единое целое против общего врага. Забавно, но, похоже, к тому всё и идёт. Вот только врагом будете вы сами.

Тут уже я не сдержался.

– Что за дурь? Ты бредишь, вольп!

– Надейся, чтобы ты был прав. Или, может, ты думаешь, что мы всё забыли?

Что-то это уже на угрозу похоже.

– Нет, – с металлом в голосе сказал я, – не думаю. Между прочим, мы тоже ничего не забыли. И забывать не собираемся.

– О! – неожиданно мягко сказал вольп. Голову опустил, развернулся. Заглянул мне в лицо с интересом во взгляде, – да. У нас найдется, что напомнить друг другу, не правда ли? Вот только есть у вас, людей, такая поговорка, что худой мир лучше доброй ссоры. Мы-то как раз жили в мире с вами. Может, довольно худом, но мире. Не мы начали войну.

Ну-ну. А ведь мне есть, что тебе ответить.

– Легко жить в мире, когда его условия диктуешь ты сам. Зря хвастаешься, таким образом жить в мире с бестиями мы тоже умеем. Ты в бордели наши не заглядывал?

Оп-па! В яблочко! Я и не ожидал такой реакции – напрягся он весь, уши прижал, зубы оскалил. Даже короткий приглушенный рык мне послышался. Вот как? Вольп постоял так, скалясь и хрипло дыша, пару секунд, потом выдохнул, расслабился, маску бесстрастия на морду обратно натянул да и шмыгнул мимо меня в повозку. И дверь за собой закрыл, в последний момент только её лапой придержав, чтобы не хлопнула. Эк его проняло! Ай да я молодец: нащупал-таки слабую точку – и какую! Случайно вышло, конечно, но всё равно молодец. А то придумал тоже – "есть ли у тебя крылья". Давай, спроси еще раз что подобное, уж на этот раз я найду, что ответить. Ха!

Вот спать нам с возницей теперь лучше посменно. И вообще быть побдительней надо будет.

Но как я его срезал, а?

Я полагал, что вольп теперь молчать будет. Ну, хотя бы половину оставшейся двухнедельной дороги. Но он, наоборот, явно задался идеей вывести меня из себя; первое время я пытался отвечать, раз за разом давя ему на обнаруженную нечаянно мозоль, но – без особого успеха. Нет, мои реплики его цепляли, но охоту общаться со мной, увы, больше не отбивали – наоборот, после каждой моей очередной фразы насчет бордельных вольп, он становился только еще более язвителен и словоохотлив. В конце концов, я надоел сам себе и стал просто молчать, никак не реагируя на слова вольпа (ну, по крайней мере, делая вид, что никак не реагирую). Но пыл его это не охладило, и сдерживаться мне стоило всё больших и больших трудов: с каждым днём провокации становились всё грубей и назойливей. У родника ему почти удалось вывести меня из себя. И хотя до Истера оставалось всего два дня пути, я начал опасаться, что доехать до него мы не сможем. Ну, все трое не сможем. Если не предпринять немедленных мер. В конце концов, Дерек, приказав мне обеспечить сохранность посла, не говорил мне, каким именно образом я должен обеспечивать эту сохранность.

Я, не торопясь, набрал в флягу воды и вернулся к повозке. Взялся за ручку.

– Эй, егерь, – сказал возница. За три недели пути я так и не удосужился узнать его имя. Как и он моё, впрочем. Я вперил в него ожидающий взгляд, но, поскольку оборачиваться он явно не собирался, пришлось подкрепить взгляд вопросом:

– Что?

– За нами следят.

Тоже мне, удивил.

– Пятый день уже, – согласился я, – Кстати, будь наготове, мне сейчас может понадобиться твоя помощь.

Тут уж он обернулся. И теперь настала его очередь смотреть на меня вопросительным взглядом. Но долг платежом красен, поэтому говорить я больше ничего не стал. Ребячество, конечно, но – хоть какое-то развлечение. Готов поклясться, он точно так же играет в надменность и высокомерие, как и я. Ну и, кроме того, я не хотел, чтобы вольп услышал, в чём именно мне может понадобиться помощь.

– Тебе явно хочется умереть, бестия, – сказал я, открыв дверцу повозки, – я не слеп. Я одного не пойму. Почему бы тебе не перерезать себе горло тем ножичком, что ты носишь под одеждой? У тебя была масса возможностей сделать это так, чтобы я не смог помешать. Миссия моя была бы провалена – ты ведь к этому стремишься?

Вольп молчал, потухшим взглядом глядя в окно.

– У меня приказ, – продолжил я, не дождавшись ответа, – довезти тебя до Истера в целости. Подразумевается, что я должен защищать тебя от всяческих опасностей, и, если выясняется, что я должен защищать тебя от тебя же самого – так и будет. Думаю, остаток пути тебе придётся провести связанным и с кляпом во рту.

– До Истера? – вольп посмотрел на меня, и огонёк интереса зажегся в его глазах, – а на другой берег ты меня перевезёшь?

Последнего предложения он словно и не услышал.

– Да, – немного поколебавшись, кивнул я, – перевезу.

– Это хорошо, – вольп вздохнул и снова отвернулся к окну, – я рассчитываю на тебя. Что ты твёрдо последуешь приказу своего командира. До Истера.

– Я не услышал ничего, что помешало бы мне связать тебя. Исключительно, чтобы ты не стал убивать себя сам.

– Я обещаю не провоцировать тебя до тех пор, пока ты не довезешь меня до Истера, – не оборачиваясь, сказал вольп. Помолчал и добавил глухо, – нам нельзя убивать себя. Шельхалу, убившим самих себя, нет места в логове Шем-Шельха.

Я кивнул вознице – "поехали" – залез в повозку и закрыл за собой дверь. Пол мягко качнулся, возвестив, что путь наш продолжается.

– Многие людские религии тоже запрещают самоубийство, – сказал я, садясь на свое место – на откидном стульчике у двери, наискосок от скамьи вольпа, – но самоубийц от этого меньше не становится.

Долгий вздох.

– Я уже говорил тебе, но ты не понял. Вы верите, мы – знаем. В этом разница. В сложной ситуации, вы еще можете надеяться, что все религии лгут, и никто вас наказывать за дурной поступок не станет. У нас такой надежды быть не может. Да, я мог бы просто выйти днем на улицу в любом из ваших городов, но у меня тоже есть чувство долга. Было бы неплохо своей смертью расстроить какие-нибудь планы егерей. Но расстроить своей смертью планы приютившего меня дома... – вольп фыркнул и замолчал.