Текст книги "Игрушки 2"

Автор книги: Артем Рыбаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

– А ну не балуй! – послышался окрик пограничника.

– Сержант, да ты же сам нас обыскал! – «искренне» возмутился я, поводя плечами, чтобы проверить, не потерялась ли метательная «игла», висевшая у меня между лопаток. «Вернусь, надо будет Лиду поблагодарить, за то, что чехол сшила и рукоятку шнуром оплела, – ни с того ни с сего решил я для себя. – Букет нарву!»

– Давайте, что там у вас! – требовательно протянул руку комиссар.

– Вот, – и Дымов, сделав шажок немного в сторону, отдал своё удостоверение.

«Ох, не зря с тобой Бродяга занимался, не зря!». Алексей, помня, науку старого опера, после передачи документов не остался стоять на месте, а маленьким шажком сместился ещё больше в сторону, уйдя с линии обстрела засады.

– Так, «оперуполномоченный Заславльского горотдела милиции ГУ РКМ», – вслух прочитал комиссар. – А не далеко вы от своего города забрались?

«Он что, дурак или издевается?» – только и подумал я, услышав подобное заявление.

– А вы, товарищ батальонный комиссар, не далеко от места постоянной дислокации оказались? Или это вы так наступаете? – непроизвольно вырвалось у меня.

На круглом и скуластом лице политработника заходили желваки, и он сказал, нет, скорее, выплюнул:

– Ах ты, гадина! – и потянулся к кобуре нагана.

Зачем, я так и не понял, поскольку у грозного политбойца в руках итак было аж два пистолета – мой и Зельца. Пришлось уворачиваться от излишне нервного комиссара. Ну, не совсем уворачиваться, но пистолеты я у него отобрал, одновременно прикрывшись его телом от засады и направив руку с зажатым в ней «браунингом» на пограничника. Хорошо ещё, что пистолет я нёс в положении «cocked’n’locked»,[43]43
  «Взведено и заперто.»


[Закрыть] как говорят американцы, то есть с патроном в патроннике, взведённым курком и поставленным на предохранитель. И как только пистолет оказался в моей руке, предохранитель я немедленно выключил. Погранец, как человек опытный, с одного взгляда оценил мой «заход», и стоял, не дергаясь.

Комиссар, возможно и побрыкался бы, но в его подмышку упирался жёсткий и некомфортный ствол «тридцать восьмого» «вальтера». В боевых свойствах которого я был совершенно не уверен. Нет, «П-38» – машинка, безусловно, хорошая, и, даже, с самовзводом. Но вот в наличии патрона в стволе я был не уверен, и использовал пистолет как инструмент запугивания и «боевой акупунктуры», давя на одну очень болезненную точку, расположенную именно подмышкой.

«Совсем я сегодня задолбался! И чего я такой резкий?» – мысленно корил я себя, включая тангенту. Хорошо, что оборудование у меня было своё, что называется, притёртое. Так тангента, надетая на указательный палец правой руки, совершенно не мешала мне пользоваться стрелковым оружием, к тому же её можно было включить, просто прижав палец посильнее к рамке пистолета.

– Саша, танцуем! – воззвал я к прячущемуся в кустах Люку.

Через пару секунд поодаль захрустели ветки, а затем строгий Сашин голос спросил:

– Ну что, военные, будем глазки строить или руки поднимать?

Комиссар, с которым я продолжал обниматься, задёргался, и мне пришлось посильнее надавить стволом «вальтера» на болевую точку. Ветеран политических баталий охнул и притих.

– Лёша, забери у товарища «наган», – попросил я Дымова.

Пока милиционер выполнял мою команду, Люк, угрожая немецким «эмпешником», выгнал из кустов на прогалину трёх бойцов.

– Ну что, товарищ батальонный, может, поговорим без экзальтации? – спросил я.

– Ладно, – голосом хриплым от сдерживаемого гнева, ответил мой визави.

– А вы, товарищ сержант, – обратился я к пограничнику, – будьте так добры, ручки за головой в «замок» сцепите! А то знаю я вас, резких.

Погранец в ответ криво усмехнулся, мол, кто бы про резкость говорил, но приказ выполнил.

Я, продолжая держать обоих на мушке, отошёл на пару шагов и попросил:

– Сядьте на землю!

Не то чтобы была большая вероятность, что они на меня нападут, но порядок надо соблюдать. Когда приказание было выполнено (а что ещё им оставалось делать?), я сказал, обращаясь к комиссару:

– Наши документы вы видели, теперь хотелось бы увидеть ваши.

Этот пожилой, много повидавший мужчина поморщился, а потом потянулся к нагрудному карману. Я покачал головой:

– Товарищ сержант милиции, заберите у гражданина документы.

Алексей забрал удостоверение «политмайора», как я обозвал про себя батальонного комиссара и протянул мне:

– Белобородько Василий Иванович, одна тысяча восемьсот восемьдесят девятого года рождения, – вслух прочитал я, – батальонный комиссар, 296-ой стрелковый полк, тринадцатая стрелковая дивизия.

Люк поднял руку, привлекая моё внимание.

– Да, слушаю вас, товарищ лейтенант, – после этих слов лица «пленных» смягчились.

– Товарищ старший лейтенант, – подыграл мне Саша, – а, может, потом поближе познакомимся с товарищами? Немцы слишком близко.

– Ну что, товарищ батальонный комиссар, готовы к нам в гости сходить? – задал я вопрос командиру окруженцев. – Тут недалеко – километров пятнадцать. И, не могли бы вы попросить ваших бойцов немного н а ш трофей понести? – и я кивнул на валяющегося на земле эсэсовца.

Белобородько встал и, машинально отряхнув брюки, требовательно протянул руку.

– Алексей, – обратился я к Дымову, – верни товарищу документы и оружие.

Получив назад своё имущество, комиссар поправил очки и, помолчав несколько секунд, спросил:

– А каких же это вы войск старший лейтенант… товарищ? – заминка перед последним словом была заметна, и весьма!

– Партизанских, – ответил я, протягивая Зельцу его «вальтер», а затем спросил в ответ: – Это весь ваш наличный состав?

Батальонный замялся, но его перебил сержант-пограничник:

– Нет, ещё три десятка человек, но они ослабли сильно, так что не стоит их так далеко таскать! – за что получил яростный взгляд от комиссара. – А вы, Василий Иванович, глазом на меня не сверкайте. Не видите, что ли, наши это люди? Я по ухваткам вижу…

Получив от меня благодарственный кивок, пограничник подхватил с земли свою винтовку и, обведя присутствующих повеселевшим взглядом, сказал:

– Сержант Нечаев к маршу готов!

***

Обратный путь занял у нашего небольшого отряда больше четырёх часов, и к памятному мосту мы вышли, когда солнце уже клонилось к западу. Это было нам на руку, поскольку переправляться через реку при свете дня было если и не самоубийством, то чем-то близким к этому.

Оставив наших спутников сторожить «языка», мы с Люком отошли в сторонку и, выйдя на связь, доложили командиру о результатах экспедиции.

– У нас всё более-менее тихо, – ответил Фермер. – Но реку форсировать раньше одиннадцати я вам запрещаю! Ждите сигнала от группы прикрытия. Как поняли?

Спорить с командиром в данной ситуации мы не собирались.

…Всю дорогу мы с окруженцами вели осторожные беседы, прощупывая друг друга. Нечаев оказался из Августовского погранотряда, а комиссар Белобородько был призван в тридцать девятом «на усиление» с должности второго секретаря одного из райкомов Московской области. Войну он встретил на границе в составе десятой армии, а последнюю неделю командовал сводным отрядом окруженцев, после того как предыдущий командир – подполковник-танкист, погиб, попав в засаду, устроенную немцами в одной из деревень.

Трое бойцов были из разных частей всё той же 10-ой армии.

Из рассказов окруженцев мы с Сашей выяснили, что примерно с неделю назад немцы начали активно зачищать окраины пущи, причем, судя по описаниям, применяя тактику «выжженной земли». Как сказал мне Нечаев:

– Мы уже дней пять, как к пустым деревням не подходим. Там или засада, или такое увидишь, что спать потом не получается! – при этом лицо этого весёлого и компанейского уроженца Забайкалья перекосила гримаса боли и ненависти.

Картина вырисовывалась, прямо скажу, ни разу не радостная.

– Ничего, недолго им резвиться осталось, – постарался я приободрить собеседника. – Мы как раз за тем на разведку и пошли, чтобы дислокацию противника выяснить.

– Я, конечно, извиняюсь, а вы по званию кто? А то, почитай, полдня уже вместе, а как обращаться я и не знаю.

– Старший лейтенант госбезопасности я, – будь вопрос сформулирован по-другому, я, может, и придумал какую-нибудь легенду. К тому же Нечаев был мне симпатичен, может быть потому, что много лет назад я и сам был старшим сержантом пограничных войск.

Нечаев попытался вскочить.

– Да сиди ты, чего заметался? – успокоил я его.

– А вы правду сказали, ну, про партизан?

– Да, чего мне врать-то?

– А у нас на заставе старшина один был, так он рассказывал, что базы партизанские ещё с Гражданской по всей Белоруссии были.

– Были, да сплыли. Вот, сам видишь, заново всё начинать приходится. Кстати, вопросец у меня к тебе есть.

– Спрашивайте, товарищ старший лейтенант!

– Ну, не кричи так. Ты сам-то как уцелел? Я слышал, что практически все погранцы так на рубеже и остались.

– Слово вы интересное сказали. «Погранцы» – я и не слышал, чтоб нас так называли. А насчёт выжил… Так нас, тех, кто с застав вырвался, конечно, сразу в тыл отвели, и отряды истребительные формировать начали. Наш при штабе третьей армии сформировали… Только, вот, штаб мы быстро потеряли.

– В смысле?

– Ну, нас то туда, то сюда кидали. Всё диверсантов и десантников немецких отлавливали, а штаб и убыл в неизвестном направлении. Бардак, одним словом…

– Н-да, невесело вам пришлось. Про нынешний отряд ваш расскажи, – попросил я его.

– Всего нас сорок семь человек. Двенадцать раненых, из них, боюсь, трое скоро… того… – сержант понизил голос: – Товарищ батальонный комиссар, командир хороший, заботливый, но вот плана у него никакого нет, что обидно. С едой – полный швах! Уже дня три, как на подножном корму. Патронов мало, вот многие оружие и побросали. Но всё равно, не то, что пару недель назад было…

– А что тогда?

– Многие хитрожопые прям так, с боекомплектом и выбрасывали. Когда по деревням расходились. Всё говорили: «вот наши наступать начнут, а мы тут как тут», – и он презрительно сплюнул. – Я даже парочку таких – к ногтю!

– И правильно сделал. Но ты не беспокойся, большинство сейчас по лагерям военнопленных сидят, а кто и в полицаи подался…

– А это что за птицы такие?

– Немецкая вспомогательная полиция из местных жителей.

– Вот суки! И что, их против нас бросят?

– Нет, они больше с «мирняком» воюют. И иногда одиночек отлавливают, мы несколько таких невезучих освободили. Ладно, ты посиди пока, отдохни, – и с этими словами я поднялся. Устраивать радиосеанс на глазах малознакомого человека, будь он хоть трижды пограничник, мне не хотелось, а идея, пришедшая мне в голову, стоила того, чтобы поделиться ею с командованием.

***

Через реку мы перебрались вскоре после полуночи, и наскоро поприветствовав встречавший нас дозор, споро поскакали к лагерю. За то время, что мы дожидались команды, все члены нашей небольшой группы ухитрились даже поспать по часу-полтора, а желудки своим голодным урчанием только придавали нам прыти.

Когда мы оказались в расположении, встречать нас вышел сам командир.

Я вышел вперёд и отрапортовал:

– Товарищ майор госбезопасности, группа с задания вернулась. Потерь не имеем. В ходе выполнения задания уничтожено пять военнослужащих противника, ещё пять – вероятно. Захвачен и доставлен один пленный! Встретили группу окруженцев! – и я показал рукой на "гостей".

Я с удовольствием смотрел на вытянувшуюся физиономию Белобородько. Ну ещё бы! Лагерь наш никак не походил на базу партизан-ополченцев. Аккуратно натянутые низкие тенты, много машин, секреты. Все в форме, пусть и странной. А командует всем этим полковник. Судя по выправке – кадровый.

Фермер же одобрительно похлопал меня по плечу и повернулся к нашим гостям:

– Майор госбезопасности Куропаткин. Александр Викторович.

Белобородько вытянулся по стойке «смирно» и, козырнув, представился в ответ:

– Батальонный комиссар Белобородько! Командир сводного отряда.

– Вольно, товарищ батальонный комиссар, – привычно ответил наш командир. – Вы с вашими бойцами пока подкрепитесь, а через полчаса мы с вами пообщаемся, хорошо? – и совершенно неожиданно для меня скомандовал: – Вячеслав Сергеевич! Товарищ майор! Пообщайтесь с товарищами.

Когда мы с Александром отошли, он приобнял меня за плечи:

– А ты, гадский папа, везунчик! Ну, давай, подзаправься, пока мы пленного разговорим. Но потом жду тебя на совещании. А Слава пока «союзников» в оборот возьмёт. Ты же с ними питаться будешь, вот и поможешь ему.

У тента, временно являвшегося столовой, меня радостно встретил наш зампотылу:

– С возвращением, товарищ старший лейтенант! Вот, горяченького поешьте!

– Спасибо, Емельян!

Как раз в этот момент боец, тот самый седой, которого мы освободили, когда зерно воровали, принёс котелки, от которых исходили одуряюще вкусные ароматы. Он поставил их на расстеленный брезент:

– Вот, кушайте.

Потом он поднял голову и его взгляд упал на лицо Белобородько:

– Товарищ комиссар! – голос его стал растроганно-хриплым. – Вы! Живы значит!

Комиссар вгляделся в лицо седого, потом привстал:

– Самойленко?! И ты выжил! – голос его странно сломался, и он повернулся к сидевшему с ним рядом Трошину: – Товарищ майор, это боец из нашего батальона, вы представляете?! Третья рота, так? – спросил он у бойца.

– Верно, третья.

– Это когда же мы в последний раз виделись?

– Пятого числа.

Мне подобные сцены были знакомы по многочисленным фильмам, виденным в детстве, и то, я почувствовал как комок подступил к горлу, а вот у большинства присутствующих, ещё не привыкших к войне, глаза подозрительно блестели. Чтобы не смущать никого, я молча взял свою миску, наполнил её едой и отошёл в сторонку. Вскоре ко мне присоединился Трошин.

– Не поверишь, Антон, – начал он, опускаясь рядом со мной на землю, – слёзы на глаза навернулись. И люди они друг другу почти чужие… А что же после этой войны со всеми нами будет, а?

– Не знаю, Слава. Жить будем, кого не убьют.

– Ну ведь не может так быть, чтобы всё по-старому осталось! Я сегодня целый день думал над тем, что Люк вчера в деревне увидел. А они, вообще, люди или кто?

– Ты про кого?

– Про немцев.

– Ты думаешь одна деревня такая? Мы мимо трёх деревень сегодня прошли – все пустые. А что зимой будет!

– Вот, я ещё чего спросить хотел… Ты вот какие-то приказы немецкие упоминал… Расскажи!

О гадостях говорить совершенно не хотелось и я попробовал увильнуть:

– Слав, дай поесть, а? Завтра расскажу. А сейчас иди – взаимодействие с будущими однополчанами налаживай.

Трошин задумался.

– Не хочешь говорить, так скажи прямо! Нечего меня как мальчишку отшивать! – судя по всему, он на меня обиделся не на шутку.

– Слав, не надо дуться на меня. Честно, сейчас нет ни малейшего желания об этом говорить. А завтра – хоть лекцию всему личному составу прочитаю. Трёхчасовую. «О звериной сущности германского национал-социализма». Договорились?

***

– И сколько, по твоим прикидкам, в такой зондеркоманде человек? – спросил Фермер, когда мы с Люком и Зельцев во всех подробностях рассказали о наших приключениях.

– Если подробно, то зондеркоманда – это часть айнзацгруппы. Такая группа «обслуживает» группу армий и насчитывает от шестисот до тысячи человек. Структура у этих подразделений весьма неоднородна и названия могут быть разными – айнзацкомманды или зондеркоманды. Им могут придаваться армейские и полицейские подразделения, – я не заметил, как сбился на лекторский тон. – Но не думаю, что здесь вся Айнзацгруппа собралась. А что пленный говорит?

– «Языка» вы ценного притащили, что и говорить. Он – связист, причём эсэсовский. Сказал, что их здесь около роты, как считаешь, похоже это на правду?

– Если одна зондеркоманда, то да.

– Угу. – Саша посмотрел на Трошина: – А ты, майор, что скажешь?

– С Белобородько я переговорил. И знаете, мне показалось, он только рад нашей встрече. Только, вот, как с документами быть?

– То есть? – Фермер сделал вид, что не понял.

– Командирского удостоверения-то у меня нет…

– А кого это волнует? После того как вы здесь развернётесь, Москва тебя хоть генералом признает! – успокоил командир Славу.

– Вы так считаете?

– Считают цыплят, причём осенью. Не дрейфь, майор, придумаем что-нибудь. Ты, главное, дело делай.

Я посчитал необходимым вмешаться:

– Александр Викторович, – несколько официально начал я, – а что ещё пленный сказал?

– Девять дней назад всю их группу в пожарном порядке перебросили из-под Барановичей сюда. Никакой связи не видишь?

– С нами?

– Да.

– Вполне может быть… А ты, Саша, как думаешь? – спросил я Люка.

– Вполне возможно, что это реакция на наши заславльские приключения.

Трошин, до того переводивший взгляд с одного говорившего на другого, спросил:

– А почему сюда? Мы же у Минска «веселились».

– Понимаешь, мы довольно много ложных следов оставляли. Поэтому, мне кажется, немцы и решили заблокировать два основных направления отхода. Из того района, где мы, как ты говоришь – «веселились», к крупным лесным массивам только два пути: на север, к Логойску, или на запад, в Налибокскую пущу. Ну, и профилактику никто не отменял.

– Какую профилактику?

– Ну не правонарушений же! В этом лесу неизвестно, сколько народу до сих пор бродит, вот немцы и решили «зону безопасности» расчистить. Заранее, пока время есть.

– Теперь понятно! – сказал Трошин и тут же задал следующий вопрос: – А вы, товарищ майор, уверены, что нам именно здесь есть смысл прорываться в лес?

– Так точно! Обстановку мы разведали, силы противника выяснили, что ещё нужно?

– То есть вы рассчитываете взводом уничтожить две роты?

– А ты не привык ещё? – вопросом на вопрос ответил командир. – Так привыкай! И учись… – по тому, как Саша скомкал окончание своей реплики, я понял, что он хотел добавить «пока я жив», но вовремя поймал себя за язык.

На импровизированном столе, как по мановению волшебной палочки, появилась карта, и командир начал подробно объяснить, что, по его мнению, мы должны сделать в ближайшие два дня.

***

– Начинаю работу! – раздался в моём наушнике голос Люка, и, спустя пару секунд, из-за леса донёсся одиночный винтовочный выстрел. Как и договаривались – ровно в десять.

Наша группа расположилась в небольшой роще в полукилометре юго-восточнее Слободы – большого села, в котором, по словам «языка», располагался штаб эсэсовцев.

Ещё один выстрел, и через пару секунд – ещё один. Я поднёс к глазам бинокль. «Задёргались, красивые»! – удовлетворённо отметил про себя, увидев суету в деревне.

Вот из-за забора одного из домов, захлёбываясь, застучал «МГ». Спустя несколько секунд снова негромко хлопнула винтовка, и пулемёт замолчал. «Так их, Саня!»

Наконец я увидел, то, что хотел, и дал отмашку выглядывавшему из зарослей Тотену.

… Нещадно пыля и подпрыгивая на ухабах разбитого просёлка, небольшая, два мотоцикла и грузовик, колонна ехала к лесу. Стоило мотоциклам въехать в тень деревьев, как, приподнявшись из канавы и, дернув шнур, я метнул гранату в кузов грузовика. Предостерегающие вопли немецких солдат слились с частой трескотнёй выстрелов. Взрыв!

Вскинув верный ППД и стоя на одном колене, я принялся методично, короткими очередями, расстреливать немцев.

Бухнул ещё один взрыв, и кабина грузовика скрылась в языках пламени.

Я сунул в рот свисток и дал команду – один короткий и один длинный свисток. Тут же придорожные кусты ожили! Прикрывая друг друга, короткими перебежками бойцы бросились к дороге. Изредка раздавались выстрелы – наши добивали немцев. Пару минут спустя за спиной раздался короткий свист – это значит, что дело сделано! Бросаю последний взгляд на деревню и дорогу – немцев нет. В принципе, был шанс, что нас может перехватить какая-нибудь из эсэсовских команд, стоявших в других деревнях, но полчаса назад наши мужики перерезали все телефонные кабели в округе.

– Сколько? – спрашиваю, подбежав к Тотену.

– Семнадцать, – радостно ответил Алик.

– Наших? – и увидев, что он отрицательно мотнул головой, командую: – По коням!

Бойцы торопливо сгружают трофеи в коляску одного из мотоциклов. Минута – и Чернов, газанув, уносится вместе с Тотеном на нём вдаль.

Всё сложилось более чем удачно. В принципе, у нас были готовы планы действий для любой ситуации. Но я попал гранатой в кузов, что сильно ускорило процесс, а трофейный транспорт сильно облегчил наш отход. Количество же немцев мы рассчитали верно, как и предполагали, их оказалось около двух отделений.

– Арт – Фермеру! Дискотека удалась! Сломали один стол и два табурета, семнадцать стаканов разбиты.

– Понял тебя. Танцуйте до трёх! – ответил командир кодовой фразой. Мы предварительно разбили район операции на квадраты, и теперь нам следовало прибыть на «точку три», расположенную примерно в четырёх километрах от нашего нынешнего местоположения. Я посмотрел на часы. С момента первого выстрела Люка прошло восемнадцать минут. Да, день будет длинным!

***

На «точку три» мы вышли к 11.40. До расчетного времени оставалось примерно полчаса, так что все с ходу принялись за работу. Бойцы, используя заранее приготовленные маскировочные накидки, готовили огневые позиции, а мы с сержантом Юриным, достав из рюкзаков фугасы, занялись минированием.

Корректировку в планы мы внесли практически сразу после уничтожения первой колонны. Захваченный мотоцикл позволил Алику прибыть в предназначенное для него место сильно раньше, чем мы планировали. Я представил себе, что в настоящий момент мой друг истошно кричит в трубку полевого телефона что-нибудь вроде: «Тревога! Тревога! Русские нас атакуют! Присылайте подкрепления!». Я надеюсь, что наш «маленький розыгрыш» получится. Кстати, телефон сегодня ночью наши товарищи позаимствовали в той самой деревне, где мы вчера попали в засаду! На «дело» ходил сам командир, и всё прошло без сучка, без задоринки. Так что к настоящему моменту потери противостоящего нам противника должны были достигнуть, как минимум пятидесяти человек!

«Так, теперь не отвлекаться!» – скомандовал я себе. Места для зарядов мы выбрали, теперь требовалось протянуть в траве леску, с помощью которой мы будем приводить в действие фугасы. На совещании было принято решение не тратить на выполнение этой, в общем-то, второстепенной задачи, настоящие взрыватели, поэтому сейчас осколочные фугасы должны были сработать от нехитрых устройств, недалеко ушедших от обычной хлопушки. А недостаток надёжности решили компенсировать количеством. Восемь наших «гильзофугасов» смотрели на дорогу. Теперь оставалось только ждать…

– Фермер вызывает Арта!

– В канале.

– Свадьба едет. Три брички, четыре лисапеда. Шесть десятков тараканов.

«Ого! Мы думали – манёвренная группа у них поменьше будет. Нужно переиграть расклад…»

– Когда? – спросил я командира.

– Четверть часа, и они – у вас!

– Понял. Отбой.

Отметив время (тринадцать ноль пять – не торопятся ребятки), повернулся к Юрину:

– Передай всем – оттянуться в кусты и не стрелять! Через десять минут, чтоб никого рядом с дорогой не было. Потом возвращайся на своё место.

Нападать ввосьмером на два взвода, даже после подрыва фугасов – есть развлечения и получше. Я ещё раз проверил маскировочную накидку – вроде, всё – как надо. И устроившись поудобнее, приготовился ждать. Через четыре минуты вернулся Юрин и тоже нырнул под свое укрытие, сделанное, как и моё, из мешковины, обшитой травой.

Потянулись долгие минуты ожидания. Как всегда в подобных ситуациях в голову лезли всякие посторонние мысли, вроде сожаления, что Лиде букет я, как собирался, не подарил. Или попытка вспомнить, кто командовал зондеркомандой 7 «Б» в нашем прошлом и изменилась ли как-нибудь обстановка на фронте в результате наших действий. А если изменилась, то, как сильно? Или о том, что репелленты наши работают гораздо лучше, чем там в будущем. Разок пшикнул – и комары несколько часов тебя не беспокоят…

Наконец вдалеке послышалось гудение моторов. Честное слово, я обрадовался немцам, как будто это ехали мои лучшие друзья!

– Николай? – позвал я сержанта.

– Готов! – негромко откликнулся он.

Вот головной дозор («Молодцы! Педанты вы мои, специально для вас один фугас вынесли далеко вперёд…»), проехал мимо оставленной нами метки. Первый грузовик в зоне поражения… Второй… А вот третьего я дожидаться не стал – не рассчитывали мы на три машины…

– Коля, давай! – резко тяну за палочки, привязанные к лескам… Где-то там, далеко, заскользили полоски тёрок, зажигая головки «охотничьих» спичек…

Бааам! Бааам! – по моим ощущениям, четыре фугаса сработали практически одновременно, послав над дорогой маленький шквал из свинца и стали!

С небольшой задержкой срабатывают и фугасы Юрина. Ещё полторы тысячи маленьких злых ос прожужжали над дорогой!

Осторожно поднимаю голову и сквозь свой маскировочный шарф-сетку наблюдаю за дорогой. «Так, мотоциклы – аллес капут! Только отползает один подранок в прорезиненном плаще. Первый грузовик похож на решето – ему и от антибайкерского фугаса прилетело. Если в кузове кто и уцелел, то лежит тихонько и не рыпается. Второму тоже досталось изрядно. А вот третий практически цел. Только в лобовом стекле с десяток пробоин. Ну и ладно! Зато три десятка немцев можно с чистой совестью списать!»

Несколько раз тихо щёлкаю языком, давая команду отползать.

***

Москва, Улица Держинского, дом 2. 24.07 1941, 03:17

– Павел Анатольевич, разрешите?

– Что-то срочное, Борис Михайлович? – Судоплатов потёр глаза.

– Да. Радиограмма от «Странников». Я – только что от шифровальщиков.

– Если не сложно, прочтите…

Маклярский откашлялся и начал читать:

– «Сегодня, 23 июля, группой, совместно с вновь организованным партизанским отрядом «Засека» под командованием тов. Трошина проведена операция по уничтожению спецкоманды СС «Зондеркоманда 7 «Б». Согласно захваченным документам, в планах вражеского подразделения было уничтожение мирных советских граждан для создания «зоны безопасности» в районе Ивенец – Слобода – Раков на юго-восточной окраине Налибокской пущи. В результате операции противник потерял 82 человека подтверждённо убитыми и около 40 – ранеными. Уничтожено 7 автомашин и 6 мотоциклов, 3 автомашины и 2 мотоцикла захвачены. В качестве трофеев взято большое количество вооружения: 6 пулемётов (из них 2 станковых), 40 винтовок, 6 пистолетов-пулемётов. Оружие передано для вооружения партизанского отряда. Также захвачена одна рация типа Torn.Fu.d2 и 6 полевых телефонных аппаратов.

Полностью сорвана операция гитлеровцев по уничтожению сов. граждан.

Отряд «Засека» под командованием майора Трошина (1907 г. р, б/п) и батальонного комиссара Белобородько (1889 г. р, член ВКП(б) с 1920 г.) насчитывает 62 человека личного состава.

Истомин»»

– Больше сотни эсэсовцев за один день? – старший майор госбезопасности выпрямился в кресле, – Как думаете, Борис Михайлович, не дезинформация?

– Проверить будет сложновато, уж больно далеко от резидентур. Если только на косвенных прокачать…

– Это всё понятно, ну, а если это правда? Эффективность очень хорошая, – хозяин кабинета на мгновение задумался, – Радиограмма подписана также, как и предыдущие?

– Да.

– Как бы выяснить, кто такой этот «Истомин»?

***

– Тоха, на, посмотри, – Тотен протягивал мне какой-то листок, отпечатанный на машинке.

– Что это? – лениво спросил я.

– Ви таки будете смеяться, – спародировал «одесский» акцент Алик, – но эта смешная бумажка – их отчёт о ваших таки приключениях!

– А по проще? Я что-то туго соображаю…

– Для тех, кто в танке – это отчёт эсэсманов о вашем пленении и последующем самоубийстве! – судя по его довольной ухмылке, глаза у меня стали квадратными.

– А ну-ка! – я выхватил у него листочек и, торопливо пробежав «шапку», аккуратно сложил и убрал во внутренний карман.

– Э, ты что? Отдай докУмент! – притворно возмутился Алик.

– У меня целее будет, – отрезал я.

Настроение у нас было преотличное, поскольку мы комфортно расположились в одном из домов пустой деревни. Во дворе топилась баня, а в соседнем доме готовилось угощение. Мы готовились к празднику! Во-первых, надо было отметить первую крупную победу, а во-вторых – создание нового подразделения Рабоче-Крестьянской Красной Армии!

Да-да, именно так на вчерашнем совете было решено, что Слава возглавит партизанский отряд, а мы продолжим выполнять свою задачу. Комиссар Белобородько был обеими руками за, особенно после того, как мы вломили эсэсовской зондеркоманде, а трофеи, захваченные при этом, еле поместились в грузовик. Практически всех «наших» окруженцев Фермер отправил под командование Трошина, оставив с нами только Зельца, Чернова, Юрина и, совершенно неожиданно попросившего об этом, Несвидова.

И вот мы с Тотеном и Люком валялись на пенках в ожидании бани. Мой, избалованный горячим водоснабжением, организм очень соскучился по правильным водным процедурам, да и попариться после хорошо сделанной работы – то, что доктор прописал.

В комнату вошёл Слава.

– О, товарищ самый главный воевода! – поприветствовал я его.

Отмахнувшись от меня, Трошин подошёл к столу:

– Да у вас тут пир горой! Сало, колбаса…

– Угощайся, чем бог послал!

Командир нового отряда не заставил себя долго упрашивать, а достал нож и сделал себе бутерброд.

– Мда, – разглядывая кулинарный шедевр, произнёс он, – сало толще, чем хлеб отрезал…

– Отрежь второй кусок хлеба – и не комплексуй, – подал голос Люк.

Трошин чуть не подавился от такой сентенции, но тут нас позвали в баню, так что объяснить Вячеславу, что же значит «не комплексуй» не получилось.

… Примерно через полчаса Фермер закончил инструктировать Белобородько и Трошина и присоединился к нам.

– Командир, тебя каким – берёзовым или дубовым? – задал я ему вопрос, подвинувшись на полке.

– Плоскопараллельно, – последовал ответ.

– Тогда по очереди. Сначала – берёза, потом дуб.

– Это ты хорошо придумал… Интеллигентно, – сказал Саша, потягиваясь и блаженно жмурясь.

… Минут сорок спустя (а что поделаешь, война!) мы, чистые и распаренные, вернулись в свою «казарму». Настроение было «солнечным», да и с чего ему быть другим-то?

Усевшись на лавки за накрытым столом, мы отдали должное стряпне нашей кухонной команды. Минут десять только стучали ложки, да за ушами трещало. Наконец все наелись, и настала время для разговора.

– Командир, не поделишься, чем партизан грузил? – спросил я.

– Не вопрос. Сказал, чтобы они здесь больше пары дней не засиживались, а передислоцировались на север.

– Думаешь, немцы скоро нагрянут? – спросил Люк.

– Обязательно! А ты бы на их месте не приехал?

– Я бы приехал, и не один, а с «вертушками» и артиллерией.

– О тож! «Вертушек», правда, у них нету, но артиллерию, я думаю, подтянут. Поэтому им и надо линять как можно быстрее. И радиста у них нет.

– А это причём тут? – удивился Тотен.

– А при том! Им связь нужна, а единственный канал, что им можно безболезненно отдать – тайник, через который мы с Неущенко связывались. Тем более что отряд этот я московским уже «сдал».