Текст книги "Лжец великолепный (СИ)"

Автор книги: Артем Курамшин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

Глава 6. Перед дежурством

Днём не выспалась: не могу спать, когда организм должен бодрствовать. Ворочалась в кровати, размышляя об инциденте в лаборатории, мучилась угрызениями совести: ведь могла же заступиться за Грэга более решительным образом. Всегда так бывает – смалодушничаешь, а потом горько от того, чего уже не вернёшь и не исправишь.

Постоянно вспоминался Эрик с его хамскими замашками, хотелось дать по нахальной физиономии, влепить пощёчину, но момент, что называется, был упущен. Впрочем, что-то мне подсказывало, что подобная возможность ещё представится.

Не ко времени позвонил Стефан. Расспрашивал, как дела, просил прозондировать почву. Не поняла, что именно имел в виду, но уточнять не стала, потому что была расстроена. Какое уж тут настроение, когда у Стефана такой вид? Весь в повязках, кряхтит как старик, лицо опухшее. Уверял, что на следующей неделе сможет ходить, а через месяц прилетит на станцию. Я, естественно, не верила. О каких путешествиях может идти речь, если ему до сих пор не разрешают вставать на ноги?

Одиночество. «Станция неудачников и тщеславных ослов», – думала я, перекладываясь на другой бок.

Раздражение росло от осознания глубины и пагубности моего безделья. Вместо того чтобы поспать, отдохнуть перед бессонной ночью, лежу в кровати и валяю дурака. Занимаюсь самоедством, потом жалею себя, начинаю ненавидеть окружающих, станцию. Становится стыдно, и всё повторяется снова: самокопания, грусть, злость…

Так и провалялась весь день до вечера, до того момента, когда пришло время подниматься и идти в диспетчерскую – принимать смену.

Вообще, говорить о смене дня и ночи в условиях «Ксении» не совсем правильно: тут нет закатов и рассветов, мы движемся вокруг Земли в своём ритме и не обращаем внимания на положение Солнца. Теоретически, это даёт нам возможность жить по тому графику, который сами для себя изберём. Теоретически. На самом же деле, такое положение, естественно, вносило бы сумятицу, неразбериху, расстраивало бы рабочий процесс.

Посему на подобных станциях обычно приняты двадцатичетырёхчасовые сутки, идентичные земным. Время синхронизируется с часовым поясом местности, где расположено учреждение, курирующее работу данной станции. В нашем случае это министерство, которое нас всех наняло. Такой порядок имеет множество неоспоримых преимуществ: обеспечивает сотрудникам станции привычный для их земной природы ритм, позволяет кураторам с Земли общаться с персоналом в удобное для обеих сторон время и многое-многое другое.

Также, как правило, на космических станциях принят многосменный график работы. Кроме дневных смен существуют, если это необходимо, ночные или вечерние вахты. Пока одни спят, другие работают. И это тоже логично: непрерывность сложных производственных, научных и прочих процессов, интенсивная, а значит более эффективная, эксплуатация оборудования, возможность «поменять обстановку» для персонала станции – перетасовка сотрудников по разным сменам, подбор удобного графика работы.

Но на «Ксении» всё немного по-другому. Особенностью станции является то, что мы работаем в одну смену – в дневную. На текущем этапе нас тут слишком мало, чтобы могли помешать друг другу. Делаем одно общее дело, нет смысла дробить на несколько групп.

Ну и кроме того, сыграл роль человеческий фактор: люди в небольших коллективах испытывают ощутимый стресс. Грубо говоря, друг другу надоедают, возникает раздражительность, недовольство, начинаются склоки, конфликты. Чтобы расширить круг общения, чтобы мы друг другу не примелькались, чтобы народ не одичал, было решено придерживаться обычного офисного графика.

Это, в свою очередь, приводит к необходимости ночных дежурств.

Днём за состоянием станции и базы следит диспетчер – инженер из числа самых опытных старожилов. Он держит руку на пульсе, координирует работу персонала, управляет системами «Ксении» и «Ауштры». А ночью дежурим мы, рядовые сотрудники. Случается это раза два в месяц и, насколько я поняла, не доставляет особых хлопот.

Мне уже доводилось подежурить, пару недель назад. Всю ночь занимались своими делами: я работала над текущим проектом, мой напарник сначала листал какой-то справочник, заскучав, перешёл на комиксы, а ближе к утру и вовсе задремал. Ничего особенного, чрезвычайные происшествия – большая редкость. К тому же, дежурим по двое, так что всегда есть надежда на более опытного напарника.

Сегодня мне достался Алекс – сотрудник бывалый, с большим стажем, однако, на мой взгляд, довольно ленивый, апатичный и безразличный к работе. Принимая смену у дневного диспетчера, он, совершенно не стесняясь, зевал и с отсутствующим видом рассматривал большой сводный экран, находящийся на противоположной стене.

– Днём наблюдались проблемы в компрессионном блоке, – рассказывал Пак, украдкой поглядывая на часы. – Не смогли разобраться, в чём дело: судя по показаниям приборов, скачет давление. Скорее всего, датчики врут, но нельзя исключить и утечку. Так что следите за компрессорной, смотрите графики. Алекс, не поленись, хотя бы раза три за ночь сходи туда, на месте проконтролируй.

Пак торопился – у него сегодня день рождения, не хочется задерживаться на рабочем месте ни секундой больше, чем положено. Алексу же наплевать, впереди – дежурство с его рутиной и скукотищей.

– Хорошо? – переспросил Пак.

– Угу, – кивнул Алекс.

– Ну вот и славно. Если вопросов ко мне больше нет, покидаю вас. – Пак встал и двинулся к выходу. В дверном проёме обернулся, посмотрел на Алекса, подмигнул и добавил: – Заходи, если что.

– Угу, – ответил Алекс.

Пак исчез в коридоре, вместо него почти тут же в диспетчерской появился начальник станции – невысокий, пожилой, но крепкий мужчина с труднопроизносимым именем Всеволод. Поздоровался, осведомился о текущей обстановке.

Говорят, всегда так делает. Каждый вечер заходит в диспетчерскую, общается с заступившей на дежурство ночной сменой, после чего уходит к себе в каюту, умиротворённый, уверенный, что всё под контролем.

На «Ксении» начальника все называют шефом, иногда – стариком или ветераном, изредка – занудой. При личном обращении употребляют уважительное «Вы» и не заморачиваются. Я следую общей тенденции, поэтому довольно часто ловлю себя на том, что не могу вспомнить его фамилии. Вот и сейчас в голове не сразу всплыло – Белов.

– Ответственность, бдительность и серьёзное отношение к делу! – провозгласил Белов, дослушав отчёт Алекса. После чего пустился в пространную напутственную речь – такое за ним тоже водится.

Без преувеличения можно сказать, что шеф – высококлассный специалист, профессионал, талантливый управленец и продвинутый технарь. Досконально во всём разбирается, знаком с малейшими нюансами, едва ли не половину дня проводит в диспетчерском пункте, отслеживает ход работ, состояние систем и механизмов. Любая, даже самая сложная, ситуация для него не более чем банальность, вероятно поэтому его выступление носило весьма поверхностный характер, было пропитано формализмом, выглядело скучным и блеклым. Ближе к концу пятиминутного спича я потеряла нить рассуждений, отвлеклась.

– Всё понятно? – в заключение спросил шеф.

Я не слышала его последних слов. Алекс, скорее всего, тоже. Однако мы оба уверенно кивнули и почти в унисон воскликнули:

– Так точно, шеф!

– Ну и славно, – шеф улыбнулся. – В таком случае, желаю удачи!

Он встал со стула, обошёл помещение, словно проверяя, всё ли в порядке. Открыл дверь и замер на пороге. Мне показалось, что шеф напряжённо размышляет, сомневается, хочет что-то добавить, но не может решиться.

– Дейдра, – он обернулся, – у меня к вам есть небольшое дельце. Зайдите ко мне на пару минут.

Мы прошли в его кабинет – он находится рядом, прямо напротив диспетчерской. Шеф пропустил меня вперёд, вошёл сам, после чего плотно закрыл дверь.

– Дейдра, до меня тут дошла информация, что у вас возникли… – шеф замялся, подбирая слова, – некоторые трения с сотрудниками из группы физиков…

Я остолбенела, почувствовала, что краснею – не от стыда, разумеется, а от ярости. Кто? Грэг? Не может быть! Эрик? Неужели Эрик нажаловался? Да и зачем? Что такое нехорошее я ему сказала?

– Хм… – Я опустила взгляд. – Не понимаю, о чём вы…

– Поймите меня правильно, Дейдра. – Проходя мимо, Белов слегка погладил меня по плечу – совсем не навязчиво, а по-отечески. – Я не умаляю вашего права на личную жизнь и на свободу общения. Но тут не Земля, тут всё по-другому. Здесь замкнутое пространство, отсюда некуда бежать, если станет плохо. Замкнутое общество, от которого не спрячешься. – Белов сел за стол. – Присаживайтесь, Дейдра, – мягко сказал он, я повиновалась. – Я не могу допустить конфликтов на моей станции. Пусть физики формально – отдельная от нас структура, но живут-то они тут, на «Ксении», а это – моя территория. Я – начальник, это большая ответственность, я ответственен за всё, что тут происходит.

– Я понимаю.

– Вместо того чтобы дуться на меня и гадать о том, кто мне рассказал, подумайте о будущем. К чему всё это может привести? Вы у меня на хорошем счёту, я высокого о вас мнения, не хотелось бы с вами расставаться. Разумеется, я говорю об увольнении: есть, знаете ли, такая статья в космическом трудовом кодексе – «Провоцирование конфликтных ситуаций, создание нездоровой атмосферы в коллективе».

– Да не было никаких провокаций! – возмутилась я. – Просто проект слишком сложный! – Я взглянула на шефа. Он смотрел на меня, и непонятно, о чём сейчас думал. Морщинистое лицо не выражало эмоций, ничего не разобрать в глазах за очками в толстой роговой оправе. – Ну, хорошо, мы слегка повздорили, есть разногласия относительно их требований. Вы отлично знаете, что есть вещи, которые я могу, а есть то, что мне не положено. Пожелания физиков выходят за пределы дозволенного: я насчитала три корректировки в генеральном плане «Ауштры». Необходимы консультации с министерством…

– Далось вам это министерство! – В негодовании шеф сдвинул брови. – Перестаньте твердить мне о министерстве! На «Ксении» я – главный. И я вам озвучил свою позицию: делайте, проект я одобрил! – Он снял очки, достал из кармана платок и принялся протирать стёкла. Это означает, что смягчился, раздражение прошло. Смотрит прямо перед собой, прячет глаза, мне показалось, что ему неловко от проявленной грубости. – У меня сроки горят, мы ничего не успеваем. Если будем заниматься ерундой, тратить столько времени на физиков, то ещё больше отстанем от графика. Дейдра, я вас очень прошу: сегодня, если это возможно, завершите проект с зеркалами. У нас много работы.

Закончил Белов совсем миролюбиво, учтиво, может быть, даже просительно. Мне стало неудобно, почувствовала себя последней дурой. К чему всё это? Белов в тысячу раз опытнее, дальновиднее, он стоял у истоков станции, монтировал первые блоки «Ксении», когда «Ауштры» ещё и в помине не было.

И я – две с небольшим недели в космосе, ещё ничего не понимаю, но уже становлюсь в позу и указываю ему, матёрому инженеру и мудрому руководителю, наделённому всеми видами власти на этой станции. Учу его, как и что нужно строить…

«Стыдно, девушка, скромнее себя нужно вести», – подумала я и прикусила губу.

– Извините, – сказала, потупив взор, – позволила лишнего. Сегодня же завершу работу над проектом. – Встала и направилась к выходу.

– Дейдра, – сказал Белов, я обернулась, – я целиком и полностью на вашей стороне и разделяю вашу антипатию к Эрику. Сложный он человек, тяжёлый. А взаимоотношения у них в коллективе – это вообще головоломка с недостающими деталями. Сказать честно, уже давно руки чешутся разогнать их компанию, списать на Землю. Но, к сожалению, не всё в моих силах.

Я с пониманием закивала. Белов наконец закончил протирать очки и нацепил их на нос. Строго посмотрел на меня и добавил:

– Эрик мне все уши прожужжал, считает, что вы к нему предвзято относитесь, искусственно затягиваете работу над их проектом. Не связывайтесь с ним, не стоит тех нервов и времени. Сделайте быстро и качественно.

Глава 7. Несанкционированная пристыковка

Конечно, всё не заладилось.

Как после такого нагоняя можно работать? Причём работать над тем, за что нагоняй и получила. Не могу сосредоточиться на проекте, вызывает отвращение. Линии чертежа складываются в противную морду Эрика, которая глумится надо мною, надсмехается – зараза усатая.

И Белов тоже хорош! Зачем затевать такой разговор перед дежурством, когда нервы на пределе? Недальновидно он поступил, мог предположить, что выведет меня из равновесия. Вспомнила, как колебался перед началом беседы, недаром сомневался – а стоит ли? Но всё же решился, и вот что из этого вышло.

Раздражал Алекс. Тем, что часто отлучался из диспетчерского пункта. Говорил – уходит на десять минут, проверить оборудование в компрессионном блоке, однако каждый раз возвращался не менее чем через полчаса. Возвращался весёлый, разгорячённый, раскрасневшийся.

Поначалу не понимала причин подобного поведения, пока не проследила за его перемещениями по «Ксении». В районе полуночи Алекс опять ушёл, а я принялась наблюдать за ним посредством камер, которых на станции великое множество – установлены во всех помещениях, кроме кают и туалетов.

Так и есть: Алекс направился вовсе не в компрессионный блок, а в противоположном направлении. Сохраняя деловой вид, будто совершает контрольный обход, прошёл едва ли не половину «Ксении». В жилом блоке возле одной из дверей Алекс задержался. Воровато осмотрелся по сторонам, нырнул в апартаменты. Я заглянула в план станции. Это каюта Пака. А у Пака сегодня день рождения, и, судя по всему, он закатил вечеринку.

Ну, Алекс, ай да вертихвост! Гуляет во время дежурства.

Вообще-то, алкоголь на станции не запрещён. Однако употребление, мягко говоря, не приветствуется. Такова позиция Белова, негласная, но чёткая и принципиальная. В посиделках нет ничего криминального, но если он узнает, неприятности обеспечены, можно не сомневаться – припомнит.

Вдвойне это относится к Алексу: ведь он на дежурстве. Строгим выговором попахивает, а то и увольнением. По всем правилам. Такую характеристику получит, что потом никуда не возьмут…

Впрочем, плевать. Мне-то что? Официально Алекс на обходе, больше ничего не знаю, ничего не видела, меня это не касается. Пусть гуляет, на свой страх и риск. Не побегу докладывать Белову, как некоторые.

При этой мысли в голове вновь возникла отвратительная усатая физиономия Эрика, и я вернулась к чертежам. Работа пошла, но мучительно и малопродуктивно. Издевательство над собой, но делать надо.

В какой-то момент настолько извела себя, устала, что решила прерваться и передохнуть. Встала с кресла, сделала несколько разминающих тело упражнений. Потянулась к кофейнику, да так и замерла…

На большом сводном экране страшным красным цветом мерцала жирная точка.

К станции приближается некий объект. Я бросилась к компьютеру. На мониторе застыла предостерегающая надпись, висела она, надо полагать, уже несколько минут. А я её прозевала – думала о своём. Уровень звука в динамиках почти на нуле – я даже внимания не обращала на тревожное попискивание, доносящееся из них.

Растяпа! Объект не может быть кораблём – по расписанию, сегодня никто не должен прилететь. Метеорит?..

Была слабенькая надежда, что это какой-нибудь борт, заблудившийся на просторах космоса. Я обратилась к объекту по открытому общедоступному каналу, запросила параметры.

Слава богу, ответил. Столбцы символов заполонили экран. Это катер, земной катер известной конфигурации. Тип – «Корвет», пятиместный борт-ковчег, назначение – спасательная шлюпка на больших космических кораблях…

Внутри похолодело. Где-то рядом произошла катастрофа, в «Корвете» выжившие, несомненно, им нужна помощь.

На экране появилось сообщение о том, что удалось установить связь с терпящим бедствие ковчегом. Катер на автопилоте, система подаёт отчаянные сигналы SOS. Кислорода на борту почти не осталось – разгерметизация салона, о состоянии людей информации нет.

«Корвет» запросил разрешение на пристыковку. Мне показалось, что всё на «Ксении» ожило. Замерцали экраны, выдавая многочисленные сводки, динамики заговорили тревожным электронным голосом, дублируя ключевые моменты поступающей информации. Заработала спасательная программа, обсчитывая возможные варианты. Остаётся только подтвердить положительное решение. Но имею ли я право?

Я лихорадочно соображала, пытаясь припомнить, что на этот счёт говорит инструкция. Что я должна сделать? Поднять шефа? Чёрт, как же не хватает Алекса! Куда он запропастился?

Нащупала видеофон и набрала номер Алекса. Молчит. Послала экстренный вызов. Нет ответа.

Время принятия решения – двадцать секунд. Если откажу в пристыковке, «Корвет» пронесётся мимо. Чтобы вернуться, ему необходимо будет совершить головокружительный манёвр, на который у него, согласно поступившим данным, просто не хватит энергии. Десять секунд…

Я отдала разрешение на пристыковку. Катер включил двигатели, затормозил из последних сил и передал управление аварийной системе «Ксении». Станция словно бы схватила маленький борт могущественными руками и понесла его к себе, в нежные объятия.

Ну что за невезуха! Шлюз типа «С»!

«Корвет» оснащён шлюзом типа «С», а таких на «Ауштре» нет. Это шлюз для малых лодок, в проекте «Ауштры» есть подобные, но пока ещё не смонтированы, не дошла до них очередь. Зато два шлюза типа «С» есть на «Ксении» – один основной, второй резервный, оба сейчас не заняты. Но стыковаться с «Ксенией» не так-то просто. Проблема в том, что «Ксения» вращается с довольно ощутимой скоростью, посадка на подвижные объекты – дело опасное, рискованное.

Нет, «Корвет» не сможет продержаться столь долго. Не протянет он двадцати минут в ожидании, пока я остановлю станцию. Аварийная программа составила прогноз. Вероятность удачной пристыковки к вращающейся «Ксении» – семьдесят три процента. Весьма оптимистично.

Я поддалась на уговоры, будь что будет.

Подняла голову кверху, в обзорном окне мелькнуло серебристое тело – «Корвет» зашёл на первый виток вокруг «Ксении», входит в её ритм. Будто кавалер, вальсирующий с дамой.

Если в скафандрах хватит кислорода, если слишком быстрое торможение не убьёт их чудовищной перегрузкой, то…

Я опять набрала Алекса. Чёрт возьми, что за свинство! Позвонить шефу? Поднять всеобщую тревогу?

Только сейчас ощутила, насколько сильно меня трясёт. Пальцами не могу попасть по нужным клавишам. Ежесекундно адский жар внутри сменяется могильным холодом. Пульс в висках оглушает, бьёт по мозгу. Сколько времени прошло с того момента, когда заметила на экране красную точку? Две минуты? Пять?..

Серебристый корпус ещё раз проплыл надо мной, уже намного медленнее, разглядела чёрные пятна на его поверхности. Мне показалось, что катер изрядно потрёпан. Возможно, столкнулся с чем-нибудь. Несколько раз столкнулся? Мог ли кто-либо выжить?

Я не сводила глаз с экрана, следя за положением «Корвета». Ещё один виток, последний. Серебристый катер заслонил собой обзорное окно. Справа глухо бумкнуло – «Корвет» соприкоснулся с «Ксенией». Отчёты: успешно, успешно, успешно… Сбой системы герметизации, аварийные створки…

Время остановилось. Строка выполнения процесса застыла. Внутри что-то сжалось, нервы сплелись в узел. Процесс завершён… успешно… Створки сомкнуты, давление стабилизировано… В норме…

– Фу ты, чёрт!.. – выдохнула я. Узел расплёлся, стоявший в горле комок исчез.

«Всеобщую тревогу объявляют в случае возникновения аварийной ситуации», – так говорил шеф. А что такое аварийная ситуация? Не помню определения, не до этого сейчас. Где этот чёртов Алекс? Ещё раз набрала его номер. Молчание. Напился и спит?

«Так, – я предприняла попытку расслабиться, – попробуем определиться. Ситуация не чрезвычайная, это точно. И не факт, что на борту есть люди».

Вообще, такое бывает. Не далее как сегодня слышала про серию забавных случаев, имевших место на космических станциях в последние полгода-год. Объявляются катера-ковчеги, идут на автопилоте, запрашивают аварийной посадки. А внутри никого нет. Мол, частенько автоматика даёт сбой: мнит себе катастрофу, корабль отстреливает катера, а оснований для этого нет. Бедняги-диспетчеры ловят такие пустышки, поднимают тревогу, бьют, как говорится, в колокола, а потом подвергаются всеобщим насмешкам и издевательствам. Неприятный, наверное, момент.

Да, рассказывали мне про такое. Сам же Алекс и рассказывал сегодня.

Алекс. Если объявлю тревогу, если позвоню шефу, то подставлю Алекса. Высока вероятность, что вскроется его отсутствие на посту. А если найдут пьяным, то всё, считай, пропал парень. Сам, конечно, виноват, но, как говорится, с кем не бывает? Плохого-то он мне ничего не сделал. Кроме как оставил в самую неподходящую минуту. С другой стороны – кто ж знал, что именно сегодня ночью произойдёт такая ерунда?

Я запросила изображение с камеры, установленной в шлюзе. Вот люк маленького «Корвета» открылся, обнажая содержимое катера. Ракурс не самый удачный, да и света не хватает, полутьма…

Внутри меня опять всё сжалось. В «Корвете» были люди. Серые скафандры – два или три, и они не двигались. Они застыли в креслах. Стало страшно.

Уже ни о чём не думая, бросилась в коридор. Одна перегородка, вторая… Шлюз находится совсем рядом. Всё правильно: основной шлюз рядом с мозгом станции, с диспетчерским пунктом. Огни освещения мелькают перед глазами.

Вот он, перегородка с шумом отъехала в сторону. «Корвет» застыл посреди шлюза, словно побитое животное. По всему корпусу пробоины, чёрные дыры с рваными краями. То ли удары метеоритов, то ли обстрелы лазерной пушкой.

Три скафандра. Тоже все повреждены.

О, боже! Один разрезан пополам, из щели вытекает что-то чёрное, вязкое. Хорошо, что света не так много, иначе упала бы в обморок.

Второй. Включила дисплей у него на груди. Пульса нет, жизненные функции отсутствуют больше часа.

Третий – живой!

Долго возилась со шлемом, но наконец открыла, сняла с головы. Молодой парень, короткие чёрные волосы, правильные приятные черты. Лицо разбито, щека в крови.

Я потрясла его за плечи. Парень закашлялся, открыл глаза.

– Где я? – прохрипел он.

– На «Ксении».

– «Ксения»… – Он посмотрел по сторонам. – «Ксения»…

– Станция на околоземной орбите.

– На околоземной? – Уставился на меня, взгляд тупой, непонимающий. Несколько раз зажмурился, приводя себя в чувство. – Это хорошо, значит, удалось добраться.