Текст книги "Маг имперской экспедиции. Том 2 (СИ)"

Автор книги: Артём Коновалов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)

Я остановил наш полет, приложив все силы на отправку в полет заметно набравшей лишний вес птицы. Она залетела в строй механических зверушек Часовщика. С хлопком взорвавшегося воздушного шарика голубь разлетелся на мельчайшие стальные осколки.

Несколько механических птиц полетели вниз, судорожно махая крыльями. Остальные взмыли высоко вверх в воздух.

– Отличная работа, – закричал я, на ходу разворачивая наш корабль.

Теперь твари хотя бы не преграждают нам путь. Да, они заходят скорее на атаку сверху, но тем самым позволяют мне ломануться напрямик к Часовщику.

– Держись так, как не хватался за материнскую сиську, – взревел я.

Кирсновский с ужасом вернулся к крепким объятиям с сундуком. Для лучшей аэродинамики пригнулся и я.

Со скоростью пущенной с вертолета КА-52 ракеты мы полетели в сторону замершего от удивления Часовщика. Ветер свистел в ушах, а дыхание от перегрузки сперло, но замедляться я даже не думал. Крепче перехватывая рукоять пистолета, уставился прямо на грудь, куда стоит целиться в первую очередь.

Земля была все ближе. Свист наполнился стуками стального лома об черепушки механических псов. Кирсновский загудел ужасающими для моих ушей проклятиями на основе терминов из магических наук. Ладно бы ругался обычным русским матом, но вот эти все «Эфирные живы» и прочие гадости заставили меня ужаснуться.

«Стреляйте тогда, когда увидеть белки их глаз!» – Крикнул чопорный английский джентльмен в моей голове. Он говорил это с такой уверенностью, что я решил последовать его совету.

Часовщик почуял неладное. Он поднял серебристый барьер перед собой. Идиот!

Пересиливая ударивший в грудь сильный ветер, я сделал выстрел не особо целясь. То ли мимо, то ли магия блокировала, то ли прошло слишком мало времени и эффекта пока не было. Но барьер пропал, а этот парень стоял как ни в чем не бывало.

– Прочь с судна, – крикнул я, силой отрывая Кирсновского с сундука.

Остановиться я уже не мог. Слишком высока была скорость. Мы все равно бы упали на землю, но так хотя бы риск получить здоровым куском дерева со всяким хламом меньше.

Как там дядька учил меня прыгать с парашюта? Все смеялись, когда я задорно скакал с лавки в песочницу, не понимая, как это может пригодиться в следующей жизни.

Я прыгнул. Покатился кубарем по земле, перемазался с ног до головы в грязи, но выжил. Поднимаясь на трясущихся ногах понял, что вроде бы ничего не сломал.

Часовщик валялся на земле, присыпанный горой разного мелкого хлама. Страшного вида рытвина в земле говорила, что сундук ударился в землю в пяти метрах перед ним. Попади он прямо в этого человека в цилиндре и можно было бы с уверенностью сказать, что для Дмитрия в морге появится много увлекательной работы на утро. А так хоть Часовщик выглядел сломленным, но более-менее живым. Рикошетом задело, наверное.

Я оглянулся. Кроме груд металла и удивленных воинов Кирсновского ничего больше не говорило о предыдущей схватке. Сам химеролог ползал по земле, кряхтел, ругался, но конечностями перебирал бодро. Сломал может быть немного ребер, но это поправимо для уровня медицины Боратовской больницы.

– Живой, дружище? – С улыбкой спросил я, подавая ему ладонь.

В ответ мне раздались ругательства. Светлые волосы парня превратились в бурые от комьев земли. Молочно-белый пиджак стал похожим на камуфляж и идеально сливался с местностью. Если бы он залез в канаве, то стал бы похож на скрывающегося от инопланетного убийцы Железного Арни.

Потрепанный, заплывший от синяков и ссадин, с отбитой плечом и онемевшей рукой Мишутка подковылял к нам. Аккуратно подняв Кирсновского за пиджак, поставил его на ноги.

Не такое уж и ужасное падение, если стоять на ногах даже может. Орел!

Сзади послышалось мягкое сопение. Кто-то беззвучно подошел к нам.

Чуть в стороне переминался человек в похожей на костюм ниндзя наряде. Голова была сокрыта капюшоном и плотно прилегающей до самого носа маской. Телосложение этого человека очень сильно походило на женское, а на макушке виднелись два небольших бугорка.

Я подошел к этому человеку. Ниндзя чуть почаще замахал длинными ресницами. Напряженным он не выглядел, скорее немного озадаченным. Это хорошо, хотя бы за следующее мое действие мне не оттяпают руку.

Не сдерживаемые плотным капюшоном острые ушки задергались, почувствовав свободу. Белоснежное пятно волос показалось мне самым чистым и светлым кусочком, что не был затронут грязью с этого пустыря.

– Ох и любишь ты делать кицунэ, Кирсновский, – я от души засмеялся.

Глава 16

Я напомнил Кирсновскому о том, что мы летали все время вдалеке от источника света. От этих слов его перекосило сильнее, чем от падения на землю. Он уселся около побитой кареты с решительностью досидеть там до самого рассвета. Под светом фонарей вид у него был еще плачевнее, чем я видел до этого.

Создания из металла и магии лежали кучками хлама по всему пустырю. Голем принять бой так и не успел, а вырытая им траншея стала его же могилой.

Часовщик был присыпан землей и мелким хламом из сундука. Кровь на рассеченном лбу успела запечься. Вроде бы даже дышал без особых затруднений, а значит умирать в ближайшие минуты не собирался.

Кирсновский надулся от обиды хуже малолетнего ребенка и отказывался со мной разговаривать. Я махнул на него рукой и отправился на поиски оброненного дамского пистолетика.

Магическое зрение не сильно помогало в поисках. Без нормального источника света все сливалось в мутноватую картину. Хоть бери и откручивай фонарь с кареты. От этой задумки я отказался быстро, едва взглянув на хмурого химеролога. Как бы он мне в горло не вцепился, когда он увидит покушение на один из оберегов от черного духа. Ай, черт с ним, все равно без нормального инструмента не сниму.

Ладно бы пистолетик был розовый в белый горошек или хотя бы простого цвета стали. Но нет же, ищи теперь маленькую черную вещицу на земле под неярким светом луны.

Бесцельно пошлявшись по пустырю с десяток минут, бросил это занятие. Оставаться здесь смысла не было никакого, а усталость потихоньку забирала свое.

Одному шляться по ночному Боратовску желания не было. Чаща мне совершенно незнакома с ее плотной жилой застройкой и узкими улочками. Заблудиться среди улиц проще простого, а дорогу спросить в столь поздний час попросту негде. Но я был не один.

После попыток поднять Кирсновского посредством применения мягкой силы он со мной заговорил. А уж после применения силы пендалей по мягким местам сообщил, что за нами уже едут и с минуты на минуту должны быть здесь.

На пустырь приехала небольшая бежевая карета. Кучером был еще один подопечный Кирсновского. На беглый взгляд никаких звериных черт у него не проступало. Обычный мужик в льняной рубахе с немного опухшим от пьянок лицом. Его даже звали по человеческому имени Гришей. Не знаю, правда, зачем, если со своими химерами у Кирсновского была ментальная связь. Для меня представление устраивал, наверное.

Я уже порадовался, что мы наконец-то уедем с этого злосчастного закутка, но у моего соратника случился внезапный приступ идиотизма. Он категорически запретил портить новое убранство и бархатные сиденья. Пока мы не решим проблему с нашей грязной одеждой, Гриша дверцы нам не откроет.

Сундук с вещами из новой кареты тут же оказался вскрыт. Кирсновский откопал более-менее приличную рубаху при содействии кицунэ начал переодеваться.

Главный комизм угрозы заключался в том, что окон на этой карете тоже не было. Взяв небольшой разбег, я просто запрыгнул внутрь, нещадно обтираясь о зеленые мягкие сиденья.

Через минуту щелкнула дверца. С болезненным кряхтением залез человек в мешкообразной рубахе и похожими на трубы штанами. Решил, что вычищать половину кареты лучше, чем всю.

Следом залезла кицунэ в более-менее приличном виде. Хотя толку от этого было не так уж и много, ведь я уже успел перемазать с одной стороны все, до чего смог прикоснуться.

Часовщика прихватили вместе с собой, чтобы потом со всей острасткой допросить. Под вопли отчаянья Кирсновского усадили нападавшего на чистое сиденье. Даже кицунэ захихикала, не говоря уж про мой издевательский смех.

Я рассказал об утрате карманного пистолетика Лидии. Кирсновский пообещал дать указание для своих химер, чтобы они прочистили весь пустырь и принесли потом его. Если, конечно, эта вещица не исчезла бесследно.

Мы отчалили от пустыря в приподнятом настроении. Как бы химеролога не корежило, но по глазам видно было облегчение и плохо скрываемую радость от того, что мы остались живы и относительно здоровы.

Я спросил у него о том магическом трюке с птицей и возможности применения подобного заклинания на человеке. Меня заверили в том, что это можно провернуть только на низших существах с несложной структурой организма, вроде отдельных птиц и земноводных. На млекопитающих зверей сил у него не хватит, не говоря уж про человека. Для этого нужны растворы со сложным составом и специальные активные источники магической энергии.

К моему удивлению Кирсновский меня заверил, что на пустыре был не весь состав его небольшой дружины. В последние дни он создал много химер и сделал бы еще больше, если бы не перекрыли поставки подопытных людей. А прекратились они как раз из-за того, что парень провинился перед Шатым.

Барон Павел Александрович Шатый владел психиатрической лечебницей и хосписом на окраине Боратовска. В этих двух местах был директор, главврач, коллегиальный состав представителей Имперского Лечебного Отделения, наблюдающий за работой и ведением дел. По документам те два здания были казенными и находились на балансе города. Все отчеты шли непосредственно в администрацию. Определенной роли в этой системе у Шатого не было. Но все знали, что главнее всех в тех двух заведениях являлся именно этот барон. Его все работники психиатрической лечебницы и хосписа называли без лишних титулов Хозяином.

В море часто случались случаи безумия из-за воздействия отдельных видов морских тварей или случайных магических штормов. Кроме того, были неподалеку шахты, где гробили здоровье каторжники. Так что больных душой и телом хватало. Путь в столицу был долгим и не каждый ослабевший смог бы его потянуть, поэтому их оставляли в Боратовске.

С молчаливого согласия администрации города Шатый мог организовывать бригады для незаконного отстрела местной живности. Некоторые твари были особо опасны и представляли смертельную угрозу для человека. Обычные охотники обходили места их обитания самыми дальними тропами, а вот отрядам Шатого терять было нечего. Вместо медленного загибания внутри больничных палат они получали дорогостоящие лекарства, в том числе и алхимические. Был также крохотный процент от выручки за каждого из убитых животных. Администрация города на словах осуждала организацию этих отрядов, но дальше порицания не заходила. По всей империи ожидали поставок экзотических мехов и ингредиентов из далеких восточных земель, которые росчерками пера бюрократов превращались из браконьерских в купленные у гойдийских купцов.

Смертность бригад Шатого была высокой. В том числе из-за банального наличия денег у бывших каторжников, которые тут же уходили на пьянки. Отдельные зелья очень плохо сочетались с алкоголем, но плохо образованным браконьерам на это было наплевать.

Кирсновский занимался реализацией некоторых зелий для тех двух заведений. Сам он варил в редких случаях, чаще просто продавал привезенные из столицы. Афанасий Максимыч снабжал как минимум один корабль в неделю несколькими ящиками склянок, а его верный ученик перепродавал Шатому. Конкурентов в этом было немного, ведь сваренные столичным профессором отвары были первоклассного качества.

Было у Кирсновского еще одно занятие. Особо буйные и опасные члены бригад, отпетые убийцы или свихнувшиеся после воздействия некоторых магических животных до маниакального состояния, передавались ему для превращения в химер. У Кирсновского была бесконечная война с черным духом. В первую очередь шла борьба с обращенными на темный путь двумя бывшими членами его воинства. Как только он расправится с ними, то вернется к попыткам уничтожить самого духа.

Война эта началась с самого первого дня в Боратовске. По его словам, ночью черный дух пришел убивать, но был героически изгнан обратно. В тот же день и начались эксперименты, а через некоторое время Шатый предоставил первого подопытного. Кирсновский предлагал создать нечто наподобие суперсолдата и что-то подобное даже получилось. Но имели они присущую всем химерам слабость, из-за которой Шатый отказался от их использования. Парень отказался ее называть, ведь боится то ли меня, то ли черного духа, который может нас подслушивать.

За разговорами я не заметил, как мы проехали Чащу и остановились на граничащей с ней окраиной Центра. За неприметным со стороны улицы многоквартирным домом скрывался забитый под завязку дворик со всяким хламом, кучами повозок и штабелями стройматериалов. В заброшенного вида крытом рынке неподалеку от дворика кипела активная работа топорами и пилами, а в плохо забитых досками окнах мелькали фигуры людей.

– Что это? – Спросил я, выходя из припарковавшейся на импровизированной стоянке кареты.

– Там мои работают. Готовятся, – буркнул Кирсновский, с болью взирая на почерневшие бархатные сидушки.

Сдались ему эти кресла? Одних карет здесь не меньше пятнадцати штук, а он все об этой печется. Странный человек, ничего не скажешь.

– К войне готовятся они там что ли? – Слушая перестук молотков, поинтересовался я.

– Уже который день.

Парень выполз наружу, руками придерживая сползавшие штаны.

– Погоди-ка, – нахмурился я, – тебе же только сегодня на вечере обвинения выдвинули в сговоре. До этого никто и не думал охоту открывать на твою кучерявую голову.

– Другая причина есть, – он неловко отвел взгляд в сторону.

– Неужели из-за твоего черного духа.

– Ну… Немного да, но… – Кирсновский замолчал.

– Против меня, да? – Наконец-то догадался я.

– Костя, ты пойми и встань на мое место. Ты же был ужасно взбешен и готов размазать меня за небольшие промашки… – Затараторил химеролог, пятясь задом.

Кирсновский споткнулся об кучку кирпичей и растянулся на земле. Он поморщился и схватился за бока.

Я не смог сдержаться и разразился смехом. Это ж насколько нужно меня бояться, чтобы заставить своих приспешников вести такой активный многодневный труд.

– Что они там строят? Катапульту? Танк? Десептикона? – Вытирая выступившие слезы, спросил я.

– Как достроят, увидишь.

– Это сейчас угроза была?

– Н-нет, Костя, я просто покажу, – прикрывая лицо, ответил он.

Кицунэ помогла ему встать. Ловкими движениями она отряхнула пыль с мешкообразной одежды химеролога.

– А квартира твоя где? – Спросил я, озираясь вокруг.

– Пойдем, покажу.

Мы зашли в один из подъездов. Поднявшись по лестнице на второй этаж, прошли к тяжелой железной двери в конце коридора. Послышались звуки движения тяжелого засова, скрежет плохо смазанных механизмов. Тяжелая толстая стальная плита пришла в движение.

На пороге стояла другая кицунэ, рыжая, смотрела на нас немного напуганным взглядом.

– Привет, – внезапно сказала мягким голосом светловолосая.

Я дернулся от неожиданности. Но Кирсновский, судя по всему, был к этому привычен.

– Она у тебя говорить умеет? – Спросил я с настороженностью.

– Разумная, да. Не сравнимо с обычным человеком, конечно, но собственные мысли имеет. С дозировками экспериментировал, выводил допустимый разумности и подчинения.

– Жуткий ты тип, – покачал головой.

Я улыбнулся светловолосой. Она улыбнулась мне в ответ, задергав весело ушами.

– Кто бы говорил, Костя, – буркнул Кирсновский.

Убранство в квартире было не особо богатым. Стены в коридоре и комнатах не имели обоев. Мебель выглядела обшарпанной. Зато свободное пространство заставлено чудными химическими аппаратами с трубами и колбами. Повсюду стоял резковатый запах химических реагентов и едва уловимый аромат чесночных гренок с беконом.

Под аккомпанемент дрыхнущего в одной из спален профессора биологии Афанасия Максимыча Бобровского мы завалились на кухню, едва лишь отмыв с мылом руки. Уплетая горячий омлет, наблюдали за рыжей кицунэ у плиты. В кастрюле начинало закипать адской густоты зеленое варево.

Другая девушка с лисьими ушами отнесла бессознательного часовщика на руках в гостиную, где стоял удобный широкий стол. Физической силы у нее было больше, чем имела бы любая другая девушка ее комплекции. Кирсновский в этом деле нахимичил знатно.

– Пойдем, – внезапно сказал химеролог, вскакивая со стула.

Мы прошли в гостиную. Кицунэ успела срезать пиджак и рубашку с бессознательного тела. Часовщик лежал с голым торсом. В правой части груди были две аккуратные дырочки. Кожа вокруг отверстий немного почернела, а вены болезненно выступили. Ни единого намека на засохшую кровь не наблюдалось. Дыхание было стабильным и размеренным, сообщая о том, что легкие не задеты.

– Не знаешь, что это? – Спросил меня Кирсновский.

Я пожал плечами. В магическом зрении рана дымилась черной энергией. Видно пули были какие-то магические. Еще один вопрос в копилку к Лидии.

Мы с интересом рассматривали рану, пока не пришла рыжая с кастрюлькой. Светловолосая зачерпнула банкой часть варева. Остальное, как оказалось, предназначалось Кирсновскому.

Вернувшись обратно на кухню, рыжая начала поить с ложечки парня. Он морщился, кряхтел, чавкал, но не отказывался от употребления.

Я хотел было уйти на помывку, но химеролог попросил немного подождать. Через пять минут гляделок он открыл окно, через которое заполз кроточервь с Хлебной улицы. Зверек подполз ко мне и протянул корявую лапу вверх.

– Пожми, – кивнул Кирсновский.

С опаской коснулся пальцами грязной скользкой ладони. Мир на секунду погас, а потом появился вновь, но совершенно другой.

***

По ночному пустырю шагал человек, оставляя отметины в земле тростью. Поежившись от ночного холода, он оглянулся назад. Удостоверившись, что никто из пассажиров не последовал за ним на пустырь, пошел дальше. В отличие от тех господ праздничные туфли замарать о грязь этот человек с тростью не боялся. Он остановился около сидевшего на корточках парня с горящими синим цветом глазами.

– Что ты там рассматриваешь? – сказал хрипло Шатый и закашлялся.

– Интересная вещица, – задумчиво проговорил маг с горящими глазами.

– Не томи, Гоголев, – сказал едва поднимая слипающиеся от усталости веки барон.

– Посмотрите-ка сами.

Небольшой пистолет черного цвета лег на гладкие белоснежные перчатки. Барон посмотрел на оружие ровно секунду и, завернув в платок, убрал в карман.

– Ей-то какой прок помогать? – Спросил в пустоту Шатый.

– Кого вы имеете ввиду, Павел Александрович?

– Займись своими делами, а это оставь мне. Нужно поинтересоваться, в чем причина поддержки такими интереснейшими вещицами.

– Вы хотите разобраться с этим человеком? – Спросил Гоголев, поднимаясь и разминая затекшие ноги.

– Разве я когда-то обижал женщин? – С укором спросил Шатый.

– Вашему слову я охотно поверю.

– Ступай. Главное не дай им добраться до дома Августа.

Барон пошел в сторону стоявших в отдалении карет, где вели вялую беседу несколько человек в праздничных фраках.

– Вы его боитесь? – Негромко окликнул Гоголев.

– Будет неприятно, если он отыщет в глубине своей души силу и простит наконец-то Любомирских.

Глава 17

Я отшатнулся подальше от мелкого кроточервя, успевшего измазать весь пол слизью и грязью.

Ночной пустырь исчез. Обшарпанная кухня с рыжей кицунэ, кормящей своего создателя с ложечки, появилась обратно. Мелкая химера отползла к Кирсновскому, схватила на секунду его голень прямо через штаны и выползла наружу через окно.

– Ого как умеет, – присвистнул я.

– А ты думал, – важно ответил Кирсновский, – не зря именно ему поручена была слежка… Ой, наблюдение, да.

– И что, ты видишь все глазами своих химер?

– Нет же. Стал бы я давать такие возможности Кроту тогда?

– Да кто тебя знает, – пожал плечами я.

Спать хотелось жутко. Однако, прежде чем лечь, стоит обсудить увиденное.

На нас объявили настоящую охоту. Шатый отправил к нам мага, а сам поехал разбираться с Лидией. Соваться в город может быть опасно. Надёжность укрытия Кирсновского остается под вопросом, но тут под рукой хотя бы имеются его химеры.

– Слушай, – задумчиво проговорил я, – тебе известен этот Гоголев?

Химеролог подавился. Стул от его ерзания заскрипел со страшной силой, грозя развалиться на отдельные детали.

– Серьезный человек, – сдавленным голосом сказал он, – один из его следопытов. Если кто-то пытается сбежать с охоты на зверя или просто перешел дорогу, то Гоголев отправляется на поиски.

– Значит и твою конспиративную квартиру отыщет?

– Да она не то чтобы тайная… – нервная улыбка проскочила на его лице.

– Когда стоит его ждать?

– В лучшем случае… Вряд ли он в поздний час… Утром, наверное.

– Какой магией владеет?

– Интересный вопрос, но… – Кирсновский замялся, раздумывая.

– Не знаешь?

– Не в том дело. Просто Гоголев Максим только отслеживает жертв. А уже на них выходит его младший брат. Они люди скрытные, но от старшего хотя бы можно понять, что ожидать: слежка, немного гидромагии, частично владеет созданием фантомных сущностей. С младшим все намного труднее. Его мало кто видел… Вернее, мало кто пережил встречу с ним. Не знаю, что у него за силы. Как-то не довелось мне услышать о том, какой магией он владеет. А по виду…

На кухне воцарилось продолжительное молчание. Кирсновский пытался воссоздать в памяти момент встречи. Кицунэ терпеливо ждала с кастрюлькой в руках, чтобы продолжить кормежку непонятным варевом. В квартире тихо, если не считать храпящего громче паровоза Афанасия Максимыча.

Я начал клевать носом, прикладывая усилия для того, чтобы не заснуть прямо за столом. Так еще и химеролог никуда не торопился, разглядывая задумчиво потолок.

– По виду он маньяк какой-то, – наконец-то выдал Кирсновский, – мелкий, юркий, смотрит с прищуром недобрым. Держу пари, он владеет невидимостью и подглядывает в банях за девками. А потом еще следит за ними до самого дома. Это мои догадки, конечно, но я бы не удивился, если все так и есть.

– Тогда тебе не стоит отпускать твоих девочек на помывку, – проговорил я, вставая со стула.

– Почему?

– А вдруг они так привлекут его внимание? Я слышал, что у всех маньяков с невидимостью в загашнике есть заклинание на телепортацию во все места, где больше одной голой девки в помещении.

Парень встревоженно посмотрел на глуповатую мордашку девочки с рыжими лисьими ушами.

– Глупость же, – проговорил задумчиво он.

– Как знать, – загадочно сказал я, уходя с кухни.

– Да шутка же, – ещё тише сказал, но уже с сомнением.

Из кухни послышалось топание и звук поочередно открываемых окон. Пошел проверять, наверное, не смотрит ли кто-то невидимый на его драгоценных химер из темноты.

Другая кицунэ хлопотала над бессознательным телом Часовщика. Раны были старательно смазаны густой жижей и старательно обкладывались компрессами. Лучше выглядеть от таких процедур человек не стал. Темное пятно стало ещё больше, из-за чего пришлось перекладывать повязку заново, чтобы накрыть новую площадь.

– Может не спасать его, как думаешь? – Озвучил мысли вслух. – С мертвого спросить проще. Так он хотя бы юлить и врать не сможет.

– Да ну, – ответила звонко светловолосая, подумав, что я обращался за советом к ней.

– Понимаешь меня?

В ответ она только лишь задергала ушами.

– Понимаешь же, но придуриваешься? – шепотом спросил я, оглядываясь на кухню.

Она улыбнулась, продолжая накладывать компресс. Разговаривать со мной не хотела? Вряд ли, я же не кусаюсь. Скорее всего просто старается не отсвечивать перед Кирсновским. У нее есть очень хороший пример в виде рыжей сестрицы, которая была скорее ожившей куклой, чем полноценным человеком. Кучерявый парнишка может начать беспокоиться из-за наличия у нее интеллекта. Начались же конфликты с одноруким и той раненой девушкой. По общению они вполне себе походили на людей, чего не скажешь о ручных химерах Кирсновского. Не захотели подчиняться его воле и слиняли куда-то вглубь города. Вот светловолосая кицунэ и молчит, стараясь лишний раз не отсвечивать, а то придется повторить их судьбу. Хотя я не удивлюсь, если их создатель уже успел продумать и этот момент, чтобы не допустить появления у себя еще одного врага.

С другой стороны, такие бездумные и почти бездушные существа по-своему полезны. Не задумываясь о собственной безопасности, они бросятся на смерть за своего создателя. Особенно хорошо иметь таких телохранителей, когда ты перешел дорогу серьезным людям и на тебя открыли охоту. Главное, чтобы твои защитники не закончились раньше твоих врагов. Либо производство нужно поставить на потом и не прекращать создание личной гвардии ни на минуту.

Новых химер ожидать не приходится. Кирсновскому закрыли доступ к лечебнице с буйными бандитами, из которых он делал новых химер. Новых бандитов посылать на нас было бы глупым занятием. По кабакам отлавливать и по притонам? Вариант, конечно, интересный, но за похищение людей на нас начнут охоту уже жандармы. За прошлые достижения в преобразовании преступников брать под арест никто не станет, ведь клубок приведет к барону Шатому, при непосредственном участии которого Кирсновский всем этим и занимался. К тому же несолидно сдавать жандармерии провинившегося подчиненного – братва не поймет.

Воевать придется с тем количеством химер, что Кирсновский успел создать к текущему моменту. Новых подопытных ждать не приходится. Хотя…

Мой взгляд скользнул по раненой груди Часовщика. Если тот выкарабкается с того света со всеми этими ранами, то потом его стоит куда-нибудь пристроить. Не заматывать же его скотчем и не бросать в подвал? А если придется бежать отсюда, то его тут же освободят. Еще один враг вернется в строй и подключится к охоте. Нам это надо?

Я вернулся на кухню. Кирсновский старательно обклеивал окна газетами. За такой короткий срок он уже успел обклеить все стекла на одном и приступал ко второму. В качестве клея использовал тот же отвар, которым поила его кицунэ.

– Ты дурак? – Задал закономерный вопрос я.

– Ой, – чуть не упав со стула, успел все-таки схватиться за край шкафчика с крупами.

– Зачем это все? – указал на заклеенные газетами окна.

– Ты сказал, что следить могут… Вот я и…

– Точно, – хлопнул себя по лбу, – тогда продолжай.

Кирсновский вернулся к своему занятию.

– Кстати, ты не думал о пополнении своей маленькой армии? В гостиной лежит один доброволец, так и просящий зарезервировать для него местечко.

– Я не могу заниматься трансмутацией наделенного магической энергией тела. Процесс выйдет неконтролируемым, результат неожиданным. А использовать ключевой реагент, черный сахар, не могу. Подскакивает отдача внутренней энергии и мозг старается подсознательно оградить ресурс организма от истощения или высасывания сторонними силами. Было бы чем подавить подсознание и избавиться от возбуждения в нейронной системе, то попробовать можно. Либо мне нужно достичь уровня архимагистра магии, чтобы хотя бы притронуться собственными силами к эфирному фону. Черный сахар воздействует на нас совершенно иначе, чем на обычных людей. По этой же причине его никто недворянского происхождения не употребляет. Представляешь, какая бы прибыль была? Нет, вещь нервную систему расшатывает и потому вредна, поэтому воздерживаюсь от употребления и тебе не советую.

– То есть ты химеру из него сделать не сможешь? – Задумчиво потер подбородок я.

– Дай мне иной катализатор или найди черный сахар не возбудающий защитные механизмы организма. – Со смехом произнес Кирсновский, заканчивая облепливать окна.

– Буду иметь ввиду, – хмыкнул я.

Кицунэ очень заразительно зевнула, порождая цепную реакцию. После этого глаза начали слипаться с силой гидравлического пресса.

Я нашел свободную комнату с приличного вида двуспальной кроватью. Она была не заправлена, без подушек, но хотя бы чистой. Только начал расстегивать ремень, как внезапно стрельнувшая мысль заставила выбежать в коридор, перехватить бредущего к себе Кирсновского.

– Можешь еще своим химерам сказать, чтобы они притащили сюда мой револьвер и катану. Они в номере отеля лежат. Еще бы патронов прихватили и вообще хорошо будет.

Получив в ответ кивок, отпустил.

Покончив перед сном со всеми ночными процедурами, провалился в сон на кровати без подушек и одеяла.

***

Дверь кареты открылась, впуская ночной холод. Мужчина в белом костюме поежился. Трость не отпускал ни на минуту даже во время поездки на теплых мягких креслах. Она ему нужна была не для ходьбы, хотя без нее слегка хромал из-за больного колена, плохо переносящего излишние нагрузки.

– Павел Александрович, приехали, – пуская пар изо рта, произнес мужчина с блестящими в лунном свете зубными протезами на всю нижнюю челюсть.

– Бобрик, не пускай холод, – хрипло отозвался барон Шатый.

В горле першило уже несколько часов. Явный знак приближающейся простуды.

– Но разве мы не сюда ехали? – Переспросил недоуменно мужчина лет тридцати с сильно воспаленным левым глазом.

– Джентльменам некрасиво нарушать сон дамы. Особенно посреди ночи, – с улыбкой ответил Павел Александрович.

– Разве она спит в это время? – Хмыкнул пренебрежительно другой пассажир кареты, вытирая платком выступившую слезу.

– Как видишь, Аркадий, свет не горит.

Ателье выглядело в эту ночь совершенно обычным зданием. Такое случалось редко, в основном во время отъезда хозяйки по важным делам. Все жители в соседних домах с облегчением вздыхали и даже могли приоткрыть на ночь окна, не боясь впустить шум от веселящихся в ателье дворян.

– Мы так и будем здесь сидеть? – Аркадий от нетерпения заерзал.

– Подождем до рассвета. Пойдем, как станет достаточно светло, – сказал Шатый, сверяясь с часами из нагрудного кармана. – Самое время прикрыть дверцу, Бобрик.

Мужчина мрачно кивнул, закутываясь в коричневое осеннее пальто от потока прохладного ветра.

***

Мой сон прервался из-за доносившегося из соседней комнаты шума. Морщась от бьющих прямо в глаза солнечных лучей утреннего солнца, встал с кровати. Старческий голос отчитывал нерадивого внука. Я затаил дыхание, чтобы лучше разобрать слова.

– …Мутный он из-за плохой фильтрации. Самый явный параметр – это наличие сторонних примесей и плохо отжатых соков, – голос Афанасия Максимыча прервался, наверное, из-за курительной трубки, – через куб прогонял мангровый субстракт?

– Ага.

– А порошок нийры размешивал с маслом перед пропуском через двухколбочник?

– Зачем? – По голосу Кирсновского было ясно, что поднять с постели его смогли, а разбудить забыли.

– Действительно, – профессор бодро рассмеялся. – А консистенция почему такая? Признак неправильной термической обработки. При каких температурах грел?