Текст книги "Маг имперской экспедиции. Том 2 (СИ)"

Автор книги: Артём Коновалов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)

Глава 19

Падение было недолгим. Не в бездну – и на том спасибо.

От удара спиной что-то звонко хрустнуло. Звук походил на треск дерева. Я могу ошибаться, но кости созданы из немного другого материала. Сломалось что-то подо мной, из-за чего я скатился по широкой плоской поверхности в сторону. Должно быть это был стол.

Для верности отполз еще дальше, пока не уткнулся в бетонную преграду. Трудно разбираться в этой белой бесконечности. Хоть в упор смотри, хоть вдаль – все едино.

Коротышка Гоголев спрыгнул вниз. Приземлился он ровно на тот стол, куда упал я. Вот только никакой преграды под собой этот человек не почувствовал, а вместо стука об дерево послышался только шелест падающего песка.

На всякий случай приготовился отпрыгивать в сторону от его броска. К счастью, меня он по-прежнему не видел. Коротышка крутил головой в поисках моего тельца. В сторону отходить пока не решался, оставаясь на том же месте.

Магию мою он либо видит, либо каким-то особым чутьем чувствует. Так переполошился из-за приготовлений к атаке. Его стараниями я упал сюда, не иначе.

А где я вообще? До этого мы стояли в квартире, но пол исчез под ногами. Высота была не больше трех метров. Судя по всему, я в одной из комнат на первом этаже. Дальше падать только в подвал. Хотя, зная Кирсновского, там могут оказаться целые катакомбы и подземные убежища для химер.

Младший Гоголев пока показал только две способности: обращать касанием в пыль любые предметы и стены, а также ловко прыгать на второй этаж. Его магическая стихия пока не была известна. Кроме того, не было уверенности, что у него в загашнике не осталось никаких ловких трюков в придачу к тем двум способностям.

Лучше всего держаться от него на расстоянии. Челмедведосвину с легкостью обе руки и ногу в порошок превратили. Мои конечности раза в два тоньше будут. Ему одного касания хватит, чтобы от меня горстка пыли осталась.

Атаковать его следует магией. В белом мире все равно ничего не увижу и пока буду щупать воздух в поисках хотя бы захудалой страшноватой вазы с цветами, меня три раза успеют убить. Особого вреда все равно такой бросок не нанесет. Ставка есть только на магию. Нельзя обратить в пыль пучок энергии.

Коротышка и сам это прекрасно понимает. Вместо того, чтобы прыгнуть в мою сторону с выставленными вперед ладонями, он обратил в песок пол подо мной, прерывая создание диска. Стену кухни распылил в считаные мгновения, значит на пол ушло времени не больше. Боялся не успеть долететь до меня, не иначе. Значит никакой сверхскорости и сверхловкости у него нет. Коротышка за счет своих размеров может быть прытким, но не более того.

Остается только найти в моем арсенале дальнобойное заклинание с мгновенным созданием. Позапрошлой ночью у меня получилось создать какой-то мощный шар и отправить им в полет одного из бандитов Шатого, но вышло это случайно. Вместо простого потока ветра вышло сильное боевое заклинание. Я бы отнес это к подсознанию, но скорее всего это был один из рефлексов бывшего владельца тела Константина Любомирского.

Вроде бы антидот профессора должен действовать, но в пылу сражения тяжело погрузиться в воспоминания из детства и юности. Мозг просто не хочет мыслить в этом русле.

Менее убойное заклинание может не подействовать. Если он может запрыгнуть на второй этаж, то ему ничего не стоит сделать скачок в мою сторону. Не факт, что сильный поток ветра сможет его остановить.

Лучшим решением будет его сначала ослепить. Раз уж он итак почти ничего не видит, то это окончательно сделает его беспомощным. Тогда уже можно будет попробовать достать его своей магией.

Пыли вокруг должно быть целое море. Я и сам лежу на ней, а упиравшиеся в пол ладони полностью зарылись. Сильный порыв ветра создается мгновенно. Ему придется либо прикрыть глаза, либо ослепнуть от попавшей в них пыли. Когда очухается, будет слишком поздно.

Главное успеть увернуться. Пытаться растворять пол первого этажа не имеет особого смысла, а значит коротышка прыгнет в мою сторону.

Я прикрыл глаза и, задержав дыхание от попадание в легких пыли, создал ветряной поток. Не дожидаясь ответной реакции, прыгнул вперед. Кубарем перекатившись по полу, уперся в подобие деревянного шкафа.

Гоголев не прыгнул. Он отскочил в другой угол и стоял теперь прижавшись в невидимой стене, щупая с недоверием ее руками. Вертел головой, меня искал. Скорее всего посчитал обманный маневр атакой. Понять бы еще, что вообще он видит в этой бесконечной белизне.

Тоже неплохой результат. Теперь нас разделяет целая комната. Можно попытаться ударить по нему диском. Времени создавать полноценное заклинание нет, но слабенькое подобие получится.

Раздался выстрел. Затем последовал еще один. Хороший пороховой заряд, чуть послабее мушкетного. Скорее всего пистолетный.

Коротышка сделал шаг назад. Рядом с ним посыпался песок. Через стену прошел, наверное. Он шагнул в сторону и скрылся от моего взора.

Пальба прекращаться не думала. Револьвер продолжал стрелять до тех пор, пока характерный щелчок курка об отстрелянный капсюль не провозвестил о том, что барабан опустел. Стрелок этого не понял и еще раза три вхолостую взводил его.

Гоголев спрятался в другой комнате. Теперь совсем непонятно, что он делать будет. Хоть бы стены один за одной растворить не начал до тех пор, пока не найдет несущую. Здание рушить не будет, но потолок сбросить на мою голову попытаться может.

В соседней комнате началось падение песка. Действительно рушит стены. Лучше уж выйти под бесконечно далекое голубое небо. Хотя бы голова останется целее.

А где выход найти слепому? По стенам руками водить или найти тросточку?

– Эй, Ворошиловский стрелок, не подскажешь выход? Сдается мне, что дом стал недавно аварийным, а я с детства Дискотеку Аварию терпеть не могу, – подняв голову, крикнул.

– Вон там, – стрелком оказался Самуил.

– Ты же, сволочь, пальцем направление указываешь? – Со злостью прошипел я.

– Ты ослеп что ли? – Изумился он.

В комнате с Гоголевым послышался звон разбивающегося стекла и сдержанная ругань. Сервиз с хрусталем задел или шкаф какой захудалый с гранеными стаканами. Трудно сказать о денежном достатке хозяев, когда видишь только белое пространство.

– В Боратовск на корабле плыл. Авитаминоз, чернику сто лет не ел – вот и подводят глаза. Выход-то где?

– Справа.

Я пошел вправо. Ладони нащупали гладкую стену.

– А, точно, – послышался хлопок ладони о пустую изнутри деревянную коробку, которая поразительно походила на голову Самуила, – от тебя сейчас чуть влево, а потом направо. Там комната с окнами должна быть.

Неподалеку осыпалась еще одна стена. В той стороне с грохотом начала падать мебель. Потолок в том месте уже не выдерживает. Скоро Гоголев дойдет до комнаты со мной. Голоса наши слышать он точно должен.

Я прошелся вдоль стены. Пройдя через дверной проем, споткнулся о каменную глыбу на полу. С руганью шел с выставленными вперед руками в надежде нащупать выход в виде окна. Готовился вслепую разбивать стекло, но стена комнаты так и не появилась. Почуял неладное только тогда, когда мои ботинки ступили на землю.

– Сэм, слышишь? – Окликнул я, щупая на корточках мелкую травку.

– Чего? – Послышалось сверху.

– Я ж снаружи, да?

– Ага, с той еще наружи.

Видать вышел через кухню, стену которой Гоголев распылил первой.

Для надежности прошелся метров десять. Такого расстояния уж точно хватит для удара на расстоянии.

– Гоголев, выходи на смертный бой! – Крикнул изо всех сил я, создавая перед собой магический диск.

Ответом было лишь молчание. На свежий воздух коротышка выходить не спешил.

– Костя, к тебе фантомы идут! – Послышался голос Кирсновского откуда-то сверху.

– Эй, не тот Гоголев. Я другого звал.

– А поздно! – Из глубины дома послышался голос коротышки.

Никаких фантомов я не видел. Худо-бедно бороться с младшим Гоголевым мог, но не с творениями его старшего брата.

– Где они? Не вижу ни черта! – Закричал я.

– Слева! – Самуил в своем репертуаре.

– Ага, здрасьте, с какого лева?

– Привет! – Звонко отозвался девичий голос.

От идиотизма ситуации хотелось сломать кому-нибудь нос, а Самуил своими ответами переносил гнев на себя.

– На десять часов! – голос Афанасия Максимыча.

Хоть один здравый человек у них нашелся. Вот с ним можно работать, а не с этим идиотом Самуилом.

– Вот туда? – Спросил я, указывая направление пальцем.

– Один из них там есть, но по сторонам их больше! – Отозвался Кирсновский.

Я запустил магический снаряд по тому направлению. На слух ничего не произошло.

– Не подействовало! Не работает! Ты погиб!

– Не истери, Семен! – Рявкнул Афанасий Максимыч, – действительно не работает. Фантомы невосприимчивы к рядовой магии.

– Сбросьте оружие, – приказал я.

На землю неподалеку шлепнулось что-то небольшое и металлическое.

– Только не говори, Сэм, что ты кинул разряженный револьвер?

Следом упал еще один предмет и от удара об землю рассыпался на мелкие.

– Сэм, ты сбросил коробку с патронами, чтобы я ее слепым заряжал?

И ведь молчит, сволочь, не отвечает.

– Отдай катану! Каррамба!

Я увидел. Тонкая и длинная полоса, оставляющая в воздухе след из черного дыма. Среди белизны ее невозможно было утратить из виду. Поймать ее было очень просто.

Шершавая рукоять катаны легла в ладонь. Старый трофей вернулся ко мне в столь тяжелый час и одним касанием вселил в меня уверенность. Больше не хотелось злиться на Самуила, на Кирсновского, на целый мир вокруг. За неполных две недели так крепко привык ходить с револьвером и катаной, что их отсутствие начало действовать на меня угнетающе.

Теперь я спокоен. Невидимые фантомы больше не представляют для меня угрозы.

Прости, старина Кольт Иствуд, но разряженным ты не сможешь мне помочь. А вот катана опасна всегда.

Коротышка выбрался с опаской из дома. Увидел пущенный мной диск и решил подойти поближе. Фантомы прикроют его от магии, пока он не подойдет достаточно близко для рывка.

С легкостью катана вышла из ножен. Энергия вокруг лезвия была настолько плотной, что походила на черный изогнутый клинок.

Гоголев внезапно замер. Неужели он тоже увидел мою катану?

Я вытянул самурайский меч, указывая концом в грудь багряного жилета коротышки. Он сделал шаг в сторону. Потом еще один, когда я перевел катану на него. Точно видит!

– Ну что, глаза мои, с какой стороны эти фантомы? – С усмешкой спросил я.

– От девяти часов до двух. Десять фантомов. Семь метров. – Афанасий Максимыч был краток и содержателен.

– Быстро идут? – Спросил я, занося катану для удара.

– Уже шесть метров. Руки вперед выставили.

Сделал два шага вперед, чуть разворачивая корпус.

– На час! Два метра.

Небольшой шажок и взмах. Лезвие катаны было длинным, на десяток сантиметров больше, чем у обычных самурайских клинков.

Удар не встретил сопротивления. Только воздух зашипел в том месте, где должен был быть фантом.

После удара на всякий случай отступил назад.

– Закипает! – Радостно крикнул Самуил.

– Заткнись! Пусть говорит Афанасий Максимыч, где следующий!

При содействии профессора я бился вслепую против фантомов. Мечник из меня был посредственный, но и противники оказались какими-то рахитами.

Раз за разом делал выступы в сторону врагов, а потом наносил удар. Я не слышал ни их шагов, ни попыток ударить меня руками или еще чем-то. Только шипение после того, как лезвие достигло цели.

Когда фантомов осталось четверо, коротышка не выдержал. Он понесся на меня, пригибаясь на бегу к земле. Коснувшись кистями земли, оттолкнулся и полетел, широко расставляя в полете руки.

Я попытался отпрыгнуть с траектории полета, не стараясь нанести удар. В последний момент дернул в его сторону руку. Кончик катаны коснулся его бока.

Трясущимися от нахлынувшего адреналина руками пощупал лезвие. Вроде бы цело и не рассыпалось в прах. Даже умудрился порезаться, когда щупал конец клинка. Ни разу его не точил, а оно оставалось по-прежнему острым. Удивительно.

Гоголев стоял на коленях. В мою сторону поворачиваться не спешил, оставаясь в скрюченном положении. Он только что-то неразборчиво шептал.

В затылок что-то болезненно ударило, а глаза пронзило раздражение. Я яростно замахал катаной, стискивая зубы. Из-под опущенных век полились слезы.

Нельзя было лишаться зрения в такой опасный момент. Коротышка совсем рядом. Один прыжок и достанет до меня.

Я открыл глаза и увидел… Дворик, взрытую от снарядов землю, раскуроченные кареты вдоль забора, гладкий гроб рядом со скулящим одноногим челмедведосвином и дом, который пережил минимум два наступления фашистов и перенесся в этот мир прямо из Сталинграда. На оставшейся без стены и части пола кухне стояли все мои знакомые. От Кирсновского только курчавая шевелюра торчала, когда тот выглядывал из-за плеча светловолосой кицунэ. Да и рыжая пугливо выглядывала из коридора.

Фантомы, те мужики с фуражками и замотанными шарфами лицами, еле брели в мою сторону.

Покончить с теми четырьмя не успел. Они исчезли сами по себе, едва я посмотрел на них со зловещей улыбкой. Оставался только один вполне реальный противник.

Коротышка стоял по-прежнему на коленях. Если я был с ног до головы засыпан серой пылью, то он оставался чистым и ухоженным. С удивлением смотрел на красные от крови ладони. На боку жилета была аккуратная прореха. Цвет материала хорошо скрывал пятно, но выбившаяся из-под ремня белая рубашка была окрашена в алый.

Он поднял на меня полные страха глаза.

– Ах да, где мои манеры? – Ухмыльнулся я, вскидывая катану, – и тебе привет, парень!

Сжавшись еще сильнее, коротышка с силой прыгнул. Пролетев с десяток метров, упал и кубарем покатился по земле.

– Мы еще не поговорили! – Взревел я и побежал в его сторону.

Он на корточках дополз до гроба и залез внутрь, запирая за собой крышку.

– Да ладно тебе, рана ж пустяковая! Сэм вмиг ее залечит. Тебе же еще жить и жить!

Заперся в гробе наглухо. Снаружи не было ни одной ручки, а щель между крышкой и основанием оказалась настолько маленькой, что в нее невозможно было просунуть лезвие кухонного ножа.

– По-хорошему выходи!

Он не отреагировал. А я предупреждал.

От злости ткнул концом катаны по крышке. Лезвие вошло в дерево, как в кусок масла.

– Это же невозможно! Оно держит снаряды! Оно… – Донесся плаксивый голос младшего Гоголева.

Договорить он не успел. Из гроба раздался душераздирающий крик, от которого у меня сперло дыхание и пошли мурашки по коже. Он становился все сильнее и сильнее.

Я попытался вытащить клинок, но не смог. Катана застряла намертво и не прогибалась ни на миллиметр в сторону, как бы не прикладывал усилия. Такая тонкая сталь не могла быть монолитной. Она раньше казалась мне иной.

Магическое зрение будто сломалось. Не выделяющий никакую энергию гроб стоял на белой земле. Из крышки торчала такая же белая катана, будто в ней никогда и не было магии.

Крик внезапно оборвался. По катане вверх поползла черная энергия, возвращая ей былой вид. Теперь она с легкостью поддалась. Без особого труда вытащил клинок.

На гладкой крышке гроба осталась тонкая щель, в которой торчало лезвие. Сглотнув тяжелую вязкую слюну, я наклонился в упор к ней и заглянул в нее.

***

Павел Александрович Шатый посмотрел на часы. В последнее время они немного барахлили. Еще и Николай куда-то исчез, так и не сдержав обещание посмотреть на неровно тикающий механизм.

– Пора, – сказал барон, открывая дверь кареты.

Щелкая тростью по брусчатке, по крыльцу, по гладко вымытому полу ателье «Мотылек» Шатый подошел к лестнице на второй этаж. Задумавшись, подошел к зелени в горшках.

– Зачем так заливать растения? – Покачал головой он.

Высказать недовольство по поводу недолжного обращения с подобиями цветов оказалось некому. На первом этаже было пусто. Неудивительно, слишком рано для рабочего дня. Тем страннее, что входная дверь оказалась открыта.

– Проходной двор – зашел и бери, что хочешь, – Проговорил Шатый и схватил пару сушек с тарелки у стойки.

Выбивая шаг, поднялся по лестнице. Остановился перед последними двумя ступенями, на которые едва попадал солнечный свет с улицы. Немного раздумав, поднялся наверх. Толкнув тростью дверь, посмотрел внутрь проема.

Из-за толстый штор из черной ткани комната была в полумраке. Камин давно остыл и даже маленького огонька не осталось на углях. Единственный свет попадал только со стороны, откуда Шатый пришел. Однако конструкция здания прямые солнечные лучи внутрь комнаты не запускала, ограничиваясь отражениями от ступеней лестницы и стен.

Хозяйка сидела на черном кожаном диване в платье, которое снять с вечера у Борисовых не успела. В руках она взбалтывала бокал с вином, пристально всматриваясь в красную жидкость, будто стараясь в этой темноте высмотреть хоть какие-то детали в нем.

Барон посмотрел на часы.

– Вы не против, госпожа Троекурова, если я подожду в дверях двадцать секунд? – Поинтересовался он.

– Невежливо заставлять даму ждать, – устало произнесла Лидия и зевнула.

– Я заметил, что вы меня ждали.

Создалось непродолжительное молчание. Гость смотрел на часы, а хозяйка лениво болтала вино в бокале.

Оконное стекло разбилось, а по шторе раскинулось пламя от зажигательной жидкости. В считанные мгновения огонь охватил половину ткани.

Лидия махнула рукой. Штора подлетела в воздух и разорвалась на мелкие лоскуты, которые испарились на лету от пламени.

– Зачем портить такую хорошую ткань? – Грустно произнесла женщина, морщась от заполонившего комнату солнечного света.

– Вот так мне ваше жилье нравится больше. Оно стало немного гостеприимнее.

Барон разместился напротив Лидии, положив трость себе на колени.

– Вы пришли обижать одинокую женщину, Павел Александрович?

– Знаете, госпожа Троекурова, я вообще-то джентльмен.

– Вы? И как это проявляется с вашей точки зрения?

– Джентльмен сперва узнает, заслужила ли женщина того, чтобы ее обидели. Давайте, госпожа Троекурова, выясним это. У меня есть к вам несколько вопросов…

Глава 20

Я отодвинулся подальше от щели в крышке гроба. Встряхнул голову от странного наваждения и сплюнул густую слюну. Не только у нас веселье в это утро.

Стоит помочь Лидии. Из-за моей рассеянности пистолет был потерян. Как бы чего-то нехорошего не сделали с ней за помощь мне. Шатый за словом в карман не полезет и запишет ее в мою банду, как определил туда Кирсновского. Подчиненные у него один лучше другого. Боюсь представить, на что их начальник способен.

От нас будут ожидать того, что мы побежим за помощью к графу Тетереву. Либо вовсе заляжем на дно в укромном местечке. Это были бы самые логичные решения с нашей стороны. Поэтому на пути к поместью графа будут засады. Не оставят нас в покое в укрытиях, отправляя за нашими душами новых охотников.

Самым неожиданным решением будет пойти против самого барона Шатого. Он сейчас в ателье и явно не ожидает моего появления там. Телефонов в этом мире нет, насчет телеграфов не уверен, даже понятия не имею, как они выглядят. Передать весточку быстро не получится. К тому же братья Гоголевы были отправлены на нашу поимку. В общем, отличный шанс застать врасплох барона вне его территории.

– Чего там увидел? – Самуил не на шутку заинтересовался.

Он полез вниз с разбитой кухни, цепляясь за край пола. Повисел в воздухе и после бесплодных попыток достать ногами до целого куска стены неподалеку решил спрыгнуть. Вышло у него ловко, будто специально учился прыгать с высоты.

– Передачу «Пусть говорят», – буркнул я, растирая успевшие отвыкнуть от солнечного света глаза.

– Чего? Всмысле? – Нахмурился Самуил и подлез ближе к лакированной крышке.

– Мрак кромешний.

Где-то неподалеку должен лежать мой Кольт Иствуд. Самуил бросал же. Порыскал и нашел. Скинул вместе с кобурой и наплечной сумкой. Удобно, не нужно искать по развалинам.

Оценил на глаз разрушения, причиненные магией Гоголева. Дом теперь сильно походил на тот, где отсиживался однорукий гойдиец. Уже в Центр добралась та разруха.

Кирсновский со старческим оханьем осматривал бывшую квартиру. Использовать ее в качестве укрытия больше не получится. Придется искать новое.

Профессор безмятежно курил трубку. На беготню своего бывшего ученика он смотрел с нескрываемой улыбкой. Иногда бросал едкие замечания светловолосой кицунэ, но собеседница из нее была так себе. Афанасия Максимыча не сильно волновало молчание на задаваемые им вопросы. Полемику вел сам с собой.

Я разместился среди обломков комнаты первого этажа. Отыскал деревянный стул с мягкой подкладкой. Не сильно переживая из-за того, что могу перемазать одежду вездесущей пылью, стал заряжать на нем револьвер.

Самуил вертелся вокруг щели около минуты. С недовольным лицом подошел ко мне.

– Ничего не видно, – указал он на гроб.

– А ты попробуй бросить монетку. Десять минут просмотра – пять копеек.

Он сложил руки на груди. С интересом понаблюдал за тем, как я заряжаю револьвер. Вдруг у него в голове щелкнул тумблер и зажглись авантюрные огоньки в его глазах.

– Ты куда собираешься? – Спросил Самуил.

– Спасать даму в беде.

– Ого, а какую именно? Револьвер – отличное оружие для спасателя женщин. Лучше только слонобойное ружье, но слонов в этих местах не водится. А раз слонов нет, то и слонобойных ружей никто не имеет.

– Ну почему же? – Отозвался профессор, – на полуострове Варанаси водятся слоны. В отличие, что нельзя отрицать, от Хартумских Серых…

Профессор затянул объяснение, плавно переходящее в лекцию. Самуил скорчил мину знатока слонов и готовился начать спорить.

– Ты, кстати, хоть раз по нему попал? – Спросил я, взвешивая револьвер на ладони.

– Обижаешь! Я прекрасный стрелок.

– Помощи только мало было. Мог бы и спрыгнуть, помочь хоть чем-нибудь.

– Я его ослепил! Это уже немало!

– Так это ты устроил? – Удивился я.

– Ага, – надуваясь от гордости, сказал Самуил.

– Ты же и меня ослепил, идиот!

– Да? – Виновато улыбнулся он, – зацепило случайно, наверное. Бывает такое. Ну ты же видел его?

– Видел.

– Уже неплохо.

– Он тоже меня видел. Вернее, мою магию во время колдовства.

– Для мозга остается один объект, а все остальное стирается. Все в этом мире исчезает для тебя. Видимо он смотрел на твою ауру магическую.

– Все в этом мире, кроме вещей из иных миров? – Задумчиво спросил я.

– Не совсем понял, – почесал голову Самуил.

Зато я все прекрасно понял. То ли в катане, то ли на ней что-то есть чужеродное для этого мира. Скорее всего из подземного, откуда родом те темные создания с вечеров у Лазарева и Борисовых и непосредственно сам черный дух Куро. Пистолетик Лидии тоже из той оперы.

– Тебе помощь нужна, кстати? – Спросил внезапно Самуил.

– Да, можешь подготовить экипаж для более быстрой поездки?

– Как бы сказать… – Замялся он.

– Ты запрягать не умеешь?

– Я же не кучер. Мужицкая же работа, – сказал с нотками обиды в голосе.

Раз не он, то пусть поможет другой напарник. Тем более у него есть кучеры и даже не совсем обыкновенные.

– Эй, Кирсновский!

– Чего? – Боязливо выглянул через дыру в полу кухни второго этажа.

– Скажи своим парням, чтобы экипаж готовили. Надо срочно к Троекуровой ехать.

– Они не выйдут! День же, а Крот на такую мелкую моторику не способен. Я уж точно не смогу ничего запрячь.

– Что ж вы все безрукие такие? – покачал недовольно головой, умолчав о том, что и сам таким вещам не обучен. – Сэм, приведи хоть лошадь. Так поскачу.

Не зря же все детство учили верховой езде. У Иннокентия Любомирского столько дней в седле провел, что матушка начала беспокоиться по поводу осанки и ровности моих ног. Смешная женщина, опекать любила по пустякам.

Опять проецирую воспоминания Константина как свои. Фактически они мои, но от осознания этой мысли мозг начинает закипать.

К счастью, коня мне привели быстро. Белого, как заказывал, с густой сероватой гривой.

– Почему без седла? – Нахмурился я.

– А вот этого не нашел, – пожал плечами Самуил.

Кирсновский любезно согласился одолжить мне одеяло. Всю упряжь его химеры пустили на какие-то технические изобретения. Он промолчал, а я уточнять не стал, чтобы лишний раз не травмировать свою психику попытками переварить весь полет мыслей этого творца и его детинца. Лучше уж в неведении быть.

Оставшийся в живых один из братьев Гоголевых куда-то скрылся. Преследовать его я не собирался. Времени на это пока нет.

– Так, не теряйся, – приказал я Кирсновскому, вскакивая на лошадь, – ты еще мне пригодишься.

– Да где он потеряется? – хмыкнул Самуил, расчесывая гриву пятерней, – весь город его тайные убежища знает. Тем более дальше Центра он отходить не хочет. Его искать нечего. Точные номера квартир не скажет никто, но примерный дом – запросто.

– Ты тоже не теряйся.

– Я на том же этаже отеля живу, где и ты. Да и куда я пропаду-то? Если намечается что-то интересное, то ждите моего появления там. А с тобой, Костя, вечно какие-то приключения происходят.

– Сам в шоке иной раз нахожусь, – со смехом сказал я.

– Я бы с тобой и сейчас поехал. Но, увы, не обучен верховой езде без седла. А их у барашка в очках нет в наличии.

– То есть ты на лошади ездить не умеешь?

– Без седла! – Обиженно проговорил он.

– В случае чего будешь искать новые квартиры Кирсновского.

– Это запросто. Не зря три года в сыске охранного отделения служил.

– А, точно, и как я забыл? – Рассмеялся я, срываясь на лошади в сторону выхода.

– Хоть бы раз вышел из образа, – буркнул Самуил вслед.

Тайная квартира располагалась в глубине Центра, на границе с Чащей. В этих местах я практически не бывал. Сперва доскакал до более-менее знакомых вывесок магазинов и фасадов домов. Потом оттуда двинулся в сторону ателье.

Время было раннее. Солнце в это время года вставало и успевало пройти долгий путь, а люди только вставали. Сонные прохожие брели на работу. Магазины открыться еще не успели. На прогулку выходили только жандармы. Особых происшествий в центральной части города почти никогда не было и служивые никуда не спешили, даже если и был какой-то график для посещения отдельных улиц или переулков.

На мой потрепанный вид с покрытой пылью одеждой обычные жители смотрели с пренебрежительной ухмылкой. Дворянин после бурной ночи раздобыл где-то лошадь и скачет по городу. Останавливать никто не думал. Жандармы молча проводили взглядами. Не нарушает законов, не сбивает прохожих и не орет непотребства – пускай едет. С таким человеком связываться – себе дороже выйдет. Потом знатный папаша взбучку в жандармерии устроит за сыночка.

Никакой слежки поблизости от укрытия Кирсновского не обнаружил. Не было ее и по пути. Поместье графа Тетерева располагалось в другой стороне. Если кто-то поджидает меня в тени, то только неподалеку оттуда. Поэтому скакал как можно дальше от той улицы. Даже крюк взял неплохой, удлинивший путь на лишние минут десять.

Наслаждаться скачкой не получалось. Держаться не за что, приходилось обхватывать шею, лишь бы не хватать коня за гриву, чего лучше было не делать. Отбил все, что можно, но доскакал до ателье.

Неподалеку от крыльца разместилась пузатая карета зеленого цвета с тройкой вороных лошадей. На козлах сидел неопрятного вида мужчина в осеннем пальто с бутылкой в руках. Несколько бутылочных горлышек с самодельными пробками из кусков ткани выглядывали из карманов. Волосы у него были густыми и немного косматыми.

Мужчина спрыгнул, пошел наперерез мне, делая короткие глотки из черной бутылки без этикетки. Походка у него была крепкой, размеренной. На пьяного уж точно не похож, хотя взгляд в глазах казался осоловелым.

– Доброе утро, ваше благородие, – поздоровался он, пряча в карман бутылку и утирая блестящие губы.

Мельком я заметил, что нижняя челюсть блестела стальными протезами.

– Добрый, – осторожно поздоровался я.

Раньше времени к оружию решил не тянуться. Неизвестно, сколько их здесь и где они сидят. Вполне возможно, что за углом отошел один из их дружков, а начатая не вовремя перестрелка уведомит его о прибытии врага. Судя по растерянному лицу этого человека в плаще, меня здесь увидеть не ожидали. Значит пока не понимают и сути моего визита сюда. Это мне на руку.

– А вы куда, ваше благородие? – Спросил он, вставая перед лошадью и заставляя остановиться.

– Пуговицу оторвал, – поднял руку я. – Ищу поблизости ателье, чтобы пришить.

Человек немного опешил, тупо осматривая мой потрепанный внешний вид. О пуговице следовало беспокоиться в самую последнюю очередь.

– Ткачиха пока не работает. – Наконец-то нашел, что сказать, – она с бароном там… Это самое… Ну, понимаете, ваше благородие?

– Бобрик, что ты несешь? – послышался голос из кареты.

Наружу вышел опрятно одетый человек. Расшитым яркими цветками лотоса носовым платком вытирал глаз. На щеке застыли белые бороздки от засохшей соли. Свободной рукой он ухватился за поясницу, будто сидел несколько часов без движения и спина начала болеть. Если мне не изменяет память, то его звали Арсением.

– А чего, ваше благородие? – Бобрик почесал исцарапанную жестким воротником пальто шею.

– Что ты распускаешь слухи о Павле Александровиче и этой невинной женщине Троекуровой перед…

Арсений уставился с открытым ртом на меня. Платочек вывалился из его рук, открывая сильно раздраженный глаз с толстой паутиной капилляров.

– Некоторые девушки теряют дар речи при взгляде на меня. Впервые вижу, что это делал мужчина, – с улыбкой сказал я.

– Это же тот, кого барон искал, – изумленный Арсений окинул меня взглядом от взъерошенных волос до носков ботинок, словно увидел перед собой призрака.

– Да вроде староват для того малого, – Бобрик недоверчиво посмотрел на человека с воспаленным глазом.

– Нет, не того. Это же тот, с кем барон повздорил.

– Не, тот же курчавый и мнительный. Еще в очках ходит смешных.

– Идиот, это же тот столичный франт Любомирский.

– А, его же убить надо было? – Спросил Бобрик, – теперь понял, кто это.

Арсений ошалело уставился на него. Медленно поднял голову и, заметив направленное в его сторону дуло пистолета, тяжело вздохнул.

– Бобрик, – тихо сказал он, – какой же ты идиот.

Попытка достать меня магией была обречена на провал. Пуля достигла тела раньше, чем Арсений успел вскинуть руки. Да и трудно было понять, атака это была или просто глупое желание закрыться ладонями от выстрела из револьвера. С перекошенным лицом он упал на землю.

Второй выстрел был сделан в грудь Бобрику. Послышался странный металлический лязг. Он остался стоять на ногах, будто и не заметил попадания в него пули. Последовал еще один. Бобрик опять не отреагировал.

Я с удивлением уставился на револьвер. Не мог же я зарядить холостые патроны. Лично помню, как каждый заряд вставлял в барабан. Никаких резиновых боеприпасов и в помине не было. Только свинцовые шарики и ничего кроме них. Так почему же они не нанесли никакого вреда? Так нет же, на плаще остались дырки от попадания пуль.