Текст книги "Линия перемены дат"

Автор книги: Арсений Малинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)

27. УМ ПРОТИВ ХИТРОСТИ

– Подготовили координаты линии перемены дат, штурман? – осведомился Прокопенко у молодого офицера.

– Так точно, товарищ капитан 3 ранга. – Тобоев протянул командиру листок с цифрами.

Прокопенко поморщился.

– Пока не вижу нужды в такой точности, товарищ лейтенант. Ну, зачем нам сотые минут сетки географических координат? Округлите, пожалуйста, до минут. Сначала будем пробовать так.

Через несколько минут лейтенант Тобоев подал командиру листок. На листке были написаны цифры. Вот они:

1

71° 36 северной широты

180° долготы

2

71° 36 северной широты

177° 09 западной долготы

3

70° 59 северной широты

177° 10 западной долготы

4

70° 08 северной широты

179° 30 восточной долготы

5

66° 01 северной широты

168° 15 западной долготы

6

52° 00 северной широты

168° 54 восточной долготы

7

47° 00 северной широты

180° долготы

8

04° 11 южной широты

180° долготы

9

14° 09 южной широты

173° 26 западной долготы

10

45° 55 южной широты

173° 25 западной долготы

11

49° 33 южной широты

180° долготы

– Итак, одиннадцать групп цифр, – подсчитал командир. – Никакой системы не вижу. Вы что-нибудь усматриваете, лейтенант? Думайте, думайте. Одна, голова хорошо. Две всегда лучше. Знаете что? Попросите-ка сюда замполита. Он мастер решать головоломки. Особенно шахматные. Это может помочь. И шифровальщика.

Три офицера и старшина 2 статьи занялись расчетами. Первым нарушил размышления остальных Тобоев.

– Товарищ командир. А ведь наш «приятель» ни разу не был замечен за работой в одно и то же время или на одной волне. А в группах есть повторения.

– Так, может быть, просто он нам не попадался в повторяющееся время или на одинаковых волнах? Как думаете, товарищ старшина 2 статьи?

Шифровальщик покачал головой.

– Если они рассчитывают на неуловимость, то не допустят в ключе шифра повторений групп.

– Верно. Значит, надо исключать первую, седьмую, восьмую и одиннадцатую группы – все группы, где точки лежат на меридиане 180 градусов. Что же у нас осталось?

После переписывания координаты линии перемены дат выглядели так:

1

71° 36 северная

177° 09 западная

2

70° 59 северная

177° 10 западная

3

70° 08 северная

179° 30 восточная

4

66° 01 северная

168° 15 западная

5

52° 00 северная

168° 54 восточная

6

14° 09 южная

173° 26 западная

7

45° 55 южная

173° 25 западная

Добровольные дешифровщики опять погрузились в раздумье. Наконец Прокопенко скомандовал:

– Хватит пока. Сейчас обедать, потом отдых и в 14-00 опять ко мне.

До вечернего чая решения так и не было найдено. Перед отбоем в каюту командира постучался Тобоев.

– Товарищ командир, смотрите. Ведь групп-то семь, по числу дней недели. Не в этом ли фокус?

– А ну-ка, заходите, лейтенант. Посмотрим, не совпадут ли по дням недели и волнам в нашей таблице зафиксированные нами и радистами поста волны и даты работы этого радиста? – Командир зашнуровал ботинки и одел китель. – А вы не хотите спать? – подозрительно посмотрел он на лейтенанта.

– Нет, товарищ командир. Зло берет. Как говорится: вокруг пальцев вьется, а в руки не дается. Надо схватить.

Росла горка исписанной бумаги. Росла горка окурков в пепельнице, а решение все не приходило.

– А как же из этих цифр выбрать время передачи? Ведь в сутках только 24 часа, в нашей таблице только одна строка в шестой группе меньше 24? – уныло заметил Тобоев, подавив невольный зевок.

– Это правда. А что, если?..

– Что, товарищ командир?

– Послушай, лейтенант, давай из цифровых обозначений широт вычтем все числа полных суток и проверим остаток. Пиши быстрее!

– Есть! – не выдержал Тобоев. – Есть, товарищ командир.

– А ну-ка, дай сюда. Что есть?

– Совпало время его передачи с цифрой второй группы. Смотрите: во вторник он работал в 22 часа 59 минут. Во второй группе число 70° 59. Отнять двое полных суток и получим 22 часа 59 минут!

– А как же с волной?

– Да, с волной не получается. Волны не те, что в цифрах.

Прокопенко сильно потянулся и зевнул, прикрыв рот узкой ладонью.

– Спать, лейтенант, спать. Утро вечера мудренее.

Итак, брешь в шифре была пробита.

Следующую находку сделал замполит. Любитель математики, он занялся комбинированием арифметических действий над группами и обнаружил, что во вторник неизвестный радист работал на волне, равной разности первой и второй строчек четвертой группы, то есть на волне 102,14 метра. Это уже многое значило.

Но почему время было второй группы, а волна – четвертой? Чем руководствовался неизвестный радист?

То, что знали уже моряки, было все же недостаточным для поимки радиста в эфире.

Между тем неизвестный радист временами обнаруживал себя, но всегда в конце передачи. И это было естественно. Вахтенный радист, последним поймавший конец передачи радиста-невидимки, сообщил, что тот закончил передачу повторением дважды знака «Р».

– А что, если этот знак, точнее количество их, означает условие на работу в следующий день на второй группе? – предположил Прокопенко.

– А с какого конца?

– Это просто. Посадим на прием двух радистов. Одного на диапазон сверху вниз нашей таблицы, второго – наоборот.

Командир оказался прав. Тайна шифра была разгадана. Теперь все стало ясным. Пусть будет известен только один пеленг. Этого достаточно.

* * *

Четвертого дня, при очередной тренировке, вахтенные сигнальщики обнаружили мористее корабля, на дистанции более десяти миль от советского берега, за границей территориальных вод, перископ подводной лодки. Прокопенко дал распоряжение вести наблюдение за лодкой всеми средствами корабля, доложил в штаб и получил указание не предпринимать активных действий, пока не станут ясными намерения командира подлодки. При разгадке замысла действовать в соответствии с ранее полученной инструкцией.

Лодка вела себя странно. Гидроакустики почти все время слышали шумы ее винтов. Она двигалась, будто прогуливаясь вдоль берега, то на север, то на юг, но удерживалась против побережья, за границей территориальных вод, в расстоянии около десяти миль от берега, и не делала попыток подойти ближе.

Однако лодка и не уходила.

Так прошло несколько дней. Неожиданно лодка исчезла, а затем появилась вновь. Прокопенко начал сомневаться в правильности своих действий.

– Вот попробуй, реши эту задачу. Что ей здесь надо? Не является ли присутствие этой лодки провокацией, рассчитанной на отвлечение сторожевого корабля от наблюдения и обороны другого участка побережья? Да и пассивность подводной лодки тоже выглядит подозрительной, – рассуждал командир. – Увлекусь наблюдением за ней и могу проморгать незваного гостя где-нибудь рядом. Это непростительно. Если подводная лодка думает подходить к такому изобилующему опасностями берегу, ее командиру, вероятно, известен безопасный путь подхода. А значит, он здесь не первый раз. – Командир вздохнул. – Карты наши еще несовершенны. Так много белых пятен. Особенно плохо с глубинами. – Он посмотрел на штурмана.

– Есть старая, как военный флот, истина, товарищ лейтенант. Нельзя успешно действовать на театре, который ты плохо знаешь. Подготовьте-ка мне карту с изобатами – линиями, соединяющими точки одинаковых глубин. Посмотрим, где подводная лодка может подойти к этому участку побережья.

– Карта уже готова, товарищ капитан 3 ранга.

– Вот это хорошо. Да, ничего особенного не скажешь. – Прокопенко внимательно разглядывал поданную молодым офицером карту. Везде одинаково опасно. В надводном положении она, пожалуй, прошла бы. Нельзя давать ей идти в подводном положении. А в надводном ее командир вряд ли рискнет… – Он помолчал. – Придется нам все-таки пополнить сведения братьев-гидрографов собственными измерениями.

– Боевая тревога! Курс – 40.

Вот эти непонятные для него действия сторожевого корабля и предложил посмотреть в перископ командир подводной лодки Реджинальд Колдуэлл своему почтенному пассажиру, мистеру Бэндиту. Прокопенко производил промеры глубин эхолотом, а Тобоев старательно отмечал характерные точки дна.

Колдуэлл в светлое время суток удерживал лодку в подводном положении. Командир пиратской подводной лодки был осторожен и хитер. Эти качества и заставили коммодора Грехэма выбрать именно его для неофициального, но прибыльного задания: помочь монополии Лепон энд Немир.

В подводном положении Колдуэлл мог полагаться только на приборы. К счастью, вся аппаратура на подводной лодке была надежная и последних образцов. Командир подлодки понимал: советский корабль не мог не обнаружить его. О скрытом подходе к берегу теперь нечего думать. Оставалось полагаться либо на счастливый случай, либо на победу в состязании нервов. Это могло затянуть выполнение задания.

– Черт возьми! – сказал Колдуэлл Бэндиту. На нижней челюсти командира играл сухой желвак. – Если бы я знал, что этот проклятый сторожевик загородит мне путь, я трижды подумал бы, прежде чем пойти в этот поход. Мог отказаться. Это дело добровольное.

Для мистера Бэндита это было новостью. Он лично считал поход официальным заданием морского министерства. Старый проходимец не питал особого доверия к добровольцам. Известные ему добровольцы из городской самоохраны, например, обычно первыми бежали от его молодчиков. Куда лучше такие, которым пригрозишь, а потом наградишь. Из таких выходит толк. Но он-то, он, Бэндит, оказывается в дураках. Если этот младенец в погонах откажется подойти к берегу, то он, Бэндит, теряет на этом круглую сумму. Куда большую, чем удесятеренная премия, обещанная командиру. Как ни прискорбно, придется делиться с этим мальчишкой, прикидывающимся неподкупным офицером.

– За больший риск вы получите больше, – промямлил Бэндит. – Мы всегда сможем договориться, а дело будет сделано. Я понимаю: это дело добровольное. Всякий риск должен быть оплачен.

– Он велик, этот риск. Вы человек гражданский и всего не понимаете.

– Значит, доплата будет больше, – нашелся Бэндит.

– Конкретно?

– Ну, скажем, удвоенная сумма.

Этого Колдуэлл не ожидал. Джентльмен с лягушечьим ртом не производил впечатления человека, привыкшего сорить деньгами.

«Двадцать тысяч! – прикусил нижнюю губу подводник, едва удержавшись от восклицания. – Это, наконец, выплата бесконечного кабального долга за дом и мебель агенту компании «Недорогое счастье», – прикинул он. – А вдруг откажется?»

– Гарантия? – вслух спросил Колдуэлл.

– Слово джентльмена, – с достоинством выпалил Бандит. «Джентльмен. Как это звучит! – Ей-богу, в эту минуту он сам себе нравился. – Мальчишка простодушен. Он во все глаза смотрит на меня». – Бэндит впервые на миг почувствовал себя настоящим джентльменом и решил: этот полнотелый, не в меру чувствительный капитан 3 ранга не заслуживает обмана.

– Слово джентльмена – твердое слово… – поколебавшись начал Колдуэлл, и такое вступление сразу не понравилось Бандиту. – Однако принято у нас… Есть мудрое изречение деловых людей: «богу мы верим, а с остальных получаем наличными». Так и водится между джентльменами.

Лягушечьи губы достопочтенного гангстера сжались. Указательный палец правой руки сделал непроизвольное движение, словно нажимая спусковой крючок пистолета. У мистера сузились глаза. Ох, не любили этого признака молодчики многих притонов Индустриального Востока! Бэндит полез в карман за чековой книжкой. Мальчишка его здорово поддел…

– Наличными не могу. Не возражаете – чек на «Песифик оушен бэнк»? – Бэндит твердо решил не допустить в будущем оплаты этого чека. Средства найдутся. «Не поверить слову джентльмена!» – искренне возмущался старый гангстер.

– Это меня устраивает, – любезно сообщил подводник, бережно складывая драгоценную радужную бумажку. – Сначала начнем хитрить, а ночью попробуем войти в коридор. Сейчас пустим передачу. Буду вызывать на ночь.

– Могут перехватить и расшифровать, – усомнился Бэндит.

– Ну и что же, если перехватят, – беспечно улыбнулся Колдуэлл, – расшифровать не смогут. Что они поймут? Передача будет самая невинная.

– Радисты докладывают: на седьмом диапазоне появилась джазовая музыка. Судя по громкости – недалеко, – доложил лейтенант Тобоев командиру корабля.

– Интересно. Надо послушать.

Прокопенко приказал пеленговать музыкальную передачу.

Возвратившись в ходовую рубку, командир привычно склонился над картой, потом взялся за рукоять машинного телеграфа.

– Малый вперед, – перевел рукоять на «средний вперед». – Так держать! – приказал он рулевому.

Надев наушники, командир вращал вариометр пеленгатора. В головные телефоны била та же визгливая музыка, но на этот раз сквозь нее прорывался рыдающий голос певца. Прокопенко поморщился. Сын приморского переселенца с Украины, командир любил нежные мелодии народных песен, которые поначалу немного грустно, а потом весело и задорно вспыхивали молодыми голосами в теплые вечера над большим селом среди вековечной приморской тайги. Песни будили в моряке воспоминания о трудном детстве и хлопотливой юности молодого литейщика судоремонтного завода во Владивостоке, о годах учебы в училище, товарищах. Разбросала их беспокойная служба по всем морям необъятной Родины, а все живы дорогие лица в цепкой памяти. Вот нежный, с мягким украинским акцентом, голос любимой. Так и не узнала она о любви застенчивого, очень неловкого в ее обществе курсанта… Песни родного народа…

Хорошо понимал музыку командир, но то, что он слышал сейчас, можно было назвать только кощунством над человеческим слухом. А слушать надо. Вот только трудновато найти минимум звука в этих спотыкающихся, завывающих и неожиданно пропадающих тактах.

– Готово! – вторая тонкая черточка из-под карандаша командира протянулась по глянцу карты.

– По-видимому, это наш подводный «приятель» с той стороны линии перемены дат, – решил Прокопенко. – Но что все это значит? Ведь не для нашего увеселения завели они этот, с позволения сказать, концерт?

– Может быть, для радиста-невидимки? – высказал предположение штурман.

– Возможно, лейтенант, возможно. Нельзя пренебрегать любым предположением. Это не случайно. Вот только как угадать? Играют разные пластинки.

– А сколько их уже проиграно? Может быть, имеет значение количество?

Прокопенко поднял глаза от карты.

– Вы входите во вкус их игры, штурман, – улыбнулся он. – Сколько же пластинок уже проиграно?

– Не считал, – виновато признался Тобоев.

Командир снял трубку.

– Да. Командир. Старший матрос Иванкевич? Доложите количество проигранных пластинок. Четыре? Все разные?

…Неизвестная станция с коротким позывным «Р» начала работать в точно рассчитанное советскими моряками время. Подготовленный к ее появлению на определенной волне штурман сторожевого корабля «Шквал» успел взять пеленг. По карте, в четырнадцати километрах южнее Скалистого мыса, в сторону Восточного хребта, летящей в цель стрелой протянулась ровная линия.

– Где-то здесь, – удовлетворенно сказал лейтенант Тобоев, отбросив со лба прядь черных блестящих волос Горячие глаза южанина улыбнулись.

– Доложите старшему следователю майору Трофимову, – повернулся Прокопенко к вахтенному офицеру. – Он возглавит поисковую группу. Таково распоряжение его начальника. Подготовьте людей. Пусть ложатся спать раньше. Завтра для них будет трудный день. Передайте командиру второй боевой части: пусть проверит оружие выделенных Трофимову матросов. А сейчас, штурман, давайте карту с изобатами. Займемся измеренными глубинами.

28. ВРАГ ОСТАЕТСЯ НЕПРИМИРИМЫМ

Капитан 3 ранга Прокопенко стоял на крыле мостика, задумчиво глядя на крутые, причудливых очертаний скалы, теснящиеся вокруг узкой бухты севернее Скалистого мыса. Корабль ощутимо покачивало, и когда очередной вал, пройдя под килем корабля, катился на скалы, командир видел сквозь тающее кружево пены у борта мерцающие сквозь удивительно прозрачную зеленоватую воду обломки скал на дне бухты и густые космы водорослей, неторопливо колышущиеся в глубине. От этого постепенно начинала кружиться голова.

Наступал вечер. Чудесный вечер приморского лета. Командир поднял глаза на склон хребта. Заходящее солнце, застряв на острых зубьях вершин, освещало склон розоватым мерцающим светом. Где-то там, в этих малоисследованных пока горах, скрывается некто, которого они должны обезвредить. Ради этого, ставшего таким близким, уголка Родины.

Служба. В ней и проходит жизнь. И некому рассказать о многих тысячах исплаванных за эти годы миль, о прекрасных людях своего корабля, о годах борьбы за безопасность родных берегов…

Прокопенко был холост. Как-то проглядел командир время, когда его сокурсники обзаводились семьями. Своя семья не получилась. Слишком робок и нерешителен был курсант Григорий Прокопенко с женщинами. И маленькая девушка, бухгалтер одного из флотских учреждений Владивостока, ускользнула от него, по-своему сбалансировав свое мелкое домашнее счастье. Остались только воспоминания о недоуменных, а потом растерянных взглядах Тони, когда при встрече с ней его решительно оттесняли более расторопные и бойкие товарищи. За такими не поспеешь.

Однажды у остановки автобуса около училища, на тенистом повороте опрятного шоссе на окраине Владивостока, он увидел Тоню рядом с насмешливым умницей, своим товарищем Толей Янкевичем. Увидев Григория, девушка растерялась, губы ее на миг дрогнули. Командир живо вспомнил, как по лицу девушки пробежала тень – то ли от густой листвы придорожного дуба, то ли от облачка в летнем небе. Затем она прямо и презрительно посмотрела сквозь него. Да, она смотрела именно сквозь него. Много позже понял командир, что так смотрят, если хотят забыть человека. Сейчас же и навсегда.

– Мы на автобус сядем или пойдем пешком, Тоня?

– Пойдем лучше пешком. Такая прекрасная погода…

Прощальным колокольчиком прозвенели последние слова девушки: «Времени у нас еще много…» – Он оглянулся. Девушка и товарищ скрылись за поворотом шоссе.

«И у меня теперь времени много, – подумал командир. – Какими мы бываем глупцами…»

– Так что, Григорий Филиппович, – увел его от тяжелых воспоминаний голос неслышно подошедшего сзади Трофимова. – Долго мы здесь простоим? Когда можно ожидать катер?

– Думаю, к ночи подойдет. А какое это имеет значение?

– Меня беспокоит муж Зои Александровны, – вполголоса, неприметно оглянувшись, ответил Трофимов. – Уже истекают сутки его задержания. Закон не позволяет держать его дольше без санкции прокурора. А улик против него никаких.

– Сложно все это у вас, следователей, – заметил Прокопенко. – Отвлекитесь хоть на минуту, майор. Слышал я – сухари вы все. Посмотрите вы лучше на эту красоту, – по-хозяйски обвел он глазами берег моря. – Слушайте… – Голос Прокопенко зазвучал певуче и торжественно.

– Будто оду читает, – тепло улыбнулся про себя Трофимов. А командир, не глядя на следователя, продолжал:

– Смотрите, товарищ майор. Созидая наше Приморье, природа не поскупилась щедрой рукой рассыпать здесь дары своей фантазии. Словно знала, что люди, которые придут сюда через века, поймут и оценят неповторимую эту красоту. Вот я всю жизнь прожил на Востоке. Из сорока лет – десять здесь. Много видел людей. Обычно, прибывая сюда, люди начинают сетовать на отдаленность, отсутствие привычных удобств. Их тяготит требующая лишений жизнь. Уезжая, многие клялись больше не приезжать сюда, подогревали себя воспоминаниями о прелестях юга и удобствах центра. Я много раз и сам возил таких. Чем дальше уходили в туман крутые берега нашего края, тем все больше и больше их одолевало сомнение. Честное слово, не вру! Потом многие возвращались. Хорошо здесь…

– А разве ваша жизнь менее сложна, чем наша? – вернулся Трофимов к прежней теме.

Прокопенко весело посмотрел на старшего следователя. Майор нравился ему: неторопливый, малоразговорчивый и спокойный. Вот он уже несколько дней на корабле, а будто и нет его вовсе.

– Незаметный вы человек, Виктор Леонидович. Как это вы ухитряетесь оказываться не на виду здесь, на корабле, где и спрятаться негде?

– Служба такая. Грош цена следователю, который во время работы торчит на глазах у окружающих.

– Только ли это имеет значение? – усомнился Прокопенко.

– Вы правы, командир. Здесь очень красиво. – Уклонился следователь от ответа. – Есть что посмотреть. Ради этого не жаль приехать сюда.

– И побыстрее уехать? – поддел его Прокопенко.

– Да, конечно. Знаете, Григорий Филиппович, у меня ведь неоконченная работа в Москве. Что-то я долго мучаю эту диссертацию.

Прокопенко подозрительно покосился на следователя. Уж не проболтался ли Трофимову кто-нибудь из молодежи? У командира давным-давно лежала в сейфе большая статья, и он все еще не решался отправить ее в издательство.

– Так и дописывайте свою диссертацию здесь.

– Ну, это не получится. Ни литературы, ни консультаций.

– Литературу, даже самую редкую, вполне можно через коллектор достать во Владивостоке…

– А вы почем знаете? – смеясь взял его за локоть майор. – Вот и поймались! Ведь сами говорили: все, что нужно для вождения корабля и для боя, у меня есть на корабле. И художественная литература тоже. Откуда же ваши сведения о коллекторе, через который достают любую литературу?

Эти двое немолодых мужчин походили друг на друга. Может быть, поэтому так откровенно рассмеялся Прокопенко в ответ на слова Трофимова. Потом лицо командира привычно посерьезнело.

– Сигнальщики, почему не докладываете обстановку?

– Катер слева по носу. Идет курсом 200.

– Вот вам и ваш начальник. Ого! – посмотрел командир на часы. – А я-то считал вас неразговорчивым. Незаметно проболтали два часа.

– Я тоже не предполагал выжать из вас больше десятка слов, – парировал следователь. – Как же вы сделаете, чтобы «наш» подводник с той стороны линии перемены дат не догадался, что катер идет к нам?

– Это уже продумано. Он тоже видит катер и сейчас наверняка ушел глубже или убрал перископ. А я отправлю за вашим полковником шестерку. Здесь прибой. Посторонних шумов гидроакустики нашего «приятеля» не будут слышать. Откуда же им знать, что мы здесь и катер идет к нам? Катер сдаст нам полковника и пойдет на юг, чтобы окончательно успокоить этого чужого.

* * *

Горин внимательно прочитал протокол допроса Федосова. «А молодец Трофимов, – отметил он про себя. – Правильно воспринял критику. Допрос проведен объективно и полно».

– Как много еще у нас неосторожных людей, – с досадой сказал полковник. – Ну, скажите на милость, Виктор Леонидович, как мог уже пожилой, много переживший и достаточно грамотный человек очертя голову связать свою судьбу с другим, о котором почти ничего не знает? Сделали бы вы так?

Трофимов коротко взглянул на своего начальника.

– Уж коли говорить, товарищ полковник, то разрешите без стеснения. Я отвечу вашими же словами: «Люди все разные и поступают по-разному». И еще один ваш совет приведу: «Если ты исследуешь деятельность человека, ты должен на время посмотреть на его действия с его собственных позиций. Иначе ты никогда не поймешь, что двигало им в тот или другой момент». И вот вам мой ответ. А что должен был делать человек, предпринявший попытку спасти себя как человека, от себя – алкоголика? Ведь женитьбой он рассчитывал спасти себя.

– Это может только в какой-то мере помочь понять человека, но не оправдать его. Мы не можем его привлечь к ответственности. Ведь он ничего не знал. Но с каким удовольствием я сделал бы это…

Полковник снял очки и начал зачем-то протирать чистые стекла. Постепенно притупились иголочки в глазах, и лицо Горина вновь стало спокойным.

«Какая выдержка», – подумал Трофимов. Сейчас Горин показался ему выше ростом, и лицо его стало как-то по-особенному привлекательным. Следователю припомнились слова начальника отдела, в котором он раньше служил: «Уметь держать себя в руках в поединке с врагом – значит, наполовину держать врага в своих руках».

– Да, я не преувеличиваю. Этот Федосов, хотел он или не хотел, своим непростительным безрассудством в легкомыслием пустил на границу врага. Мы еще не знаем, какое место занимает этот враг в общей преступной цепи, но что это враг – у меня нет сомнений. Прикажите привести Галузову-Федосову…

– А если я вам скажу, что Зоя Александровна Галузова нашлась. Что вы будете говорить?

Молодая женщина привычным кокетливым жестом поправила пышную прядку волос и спокойно посмотрела на полковника.

– Ничего не могу сказать, потому что я никуда не терялась. Я перед вами.

– А эту женщину вы знаете? – поднес ей фотографическую карточку Горин.

– Конечно, ведь я женщина. И каждый день смотрюсь в зеркало. Это женская извинительная привычка.

– Где ваш ребенок?

– Я не хочу вам отвечать на такой вопрос. Это мой ребенок. Достаточно того, что он жив. Мой ребенок никакого отношения к вашим грязным делам не имеет.

Трофимов заметил, как рука полковника на миг потянулась к очкам. Потом Горин отдернул руку.

– Объясните, пожалуйста, как вам удавалось скрывать беременность и где вы родили ребенка?

Зоя Александровна негодующе поднялась.

– Какое вы имеете право! Это моя личная жизнь… – зарыдала она.

– Придется отвечать.

Плечи женщины вздрагивали несколько минут. Потом она подняла заплаканное, сразу ставшее некрасивым лицо и тихо проговорила:

– Хорошо. Вы пожилой мужчина и должны понимать; если женщине нужно скрыть свой позор, она всегда это сумеет сделать. А имени женщины, которая мне помогла, я называть не буду.

– Тогда я назову ее вам. Это врач детского приемника в Курганске. Лобзикова Раиса Михайловна. Помните? Она вам помогала выбирать ребенка. Хотите знать какого? Скажу только: год назад мальчику было около двух месяцев, называли Сашей, вес 5 килограммов 400 граммов. Верно?

– Это гнусная ложь и издевательство над невинным человеком!

Трофимову стало не по себе. Он отвернулся, боясь, что Горин догадывается о его мыслях. Но полковник продолжал в упор смотреть на Зою Александровну.

– А как же с ампулой?

– Я хотела умереть, когда меня бросил муж. Тогда в достала у знакомого аптекаря эту ампулу.

– «Оставим пока в покое этого мужа-призрака. Почему вы носили ампулу в бретельке комбинации здесь, на Востоке? Жизнь у вас наладилась. Неужели тоже хотели умереть?

– Нет. Я просто забыла о ней.

– А кто вас научил зашивать ее в бретельку?

– Я имею высшее образование и привычку читать разные книги. Надеюсь, это вам не покажется преступным. Из книг можно узнать многое.

– Так там это делают люди, которым ежеминутно грозит провал. А вам? Ведь вы порядочный человек… Ладно, вижу, ответить не сможете. Скажите, как случилось, что яд в ампуле такой же, каким был отравлен старший матрос Перевозчиков?

Взволнованное, покрасневшее лицо молодой женщины моментально побледнело. Теперь в ее голосе слышалась неподдельная дрожь.

– Вы не смеете! Я любила его.

– Нет, смею. О чувствах говорить сейчас не время и не место. Да и не с кем говорить. Вы убили его, – отчеканил Горин, сам побледнев. – Уничтожили чистую светлую жизнь. Он был виновен только в том, что сослепу от любви не разглядел, кто вы…

Зоя Александровна, рыдая, приникла к валику дивана.

– Не надо истерик. Зрители не поймут вашего искусства. Кстати, для сведения: у Лисовского – вашего «шмеля» – тот же яд обнаружен в тайнике под подоконником.

– Оставьте меня. Я ничего не знаю. Не пытайтесь сделать меня тем, кем я никогда не была. Ничего не выйдет. Поняли? – голос женщины сорвался. Она закусила губу.

– Я хочу очистить имя честной, убитой ради вас, советской женщины-учительницы Зои Александровны Галузовой от скверны, которой вы его заразили. Вы правы. Мы еще не знаем, кто же вы в действительности. Но мы это будем знать. Можете не сомневаться.

– Знаете, полковник, пока это пустые разговоры. У меня нет другого имени, кроме того, которое мне дали при рождении. Ваши предположения обидны, но в вашем трудном положении вас можно извинить. – Зоя Александровна окончательно оправилась и спокойно, с легкой усмешкой в углах красиво очерченных губ смотрела на Горина.

– В вашем положении я бы не улыбался.

– Почему бы нет? Встреча с такими интересными людьми уже доставляет удовольствие. Жаль, что я ничем вам не могу помочь. Это сейчас. А потом я буду жаловаться на незаконные действия органов, следствия. Будьте уверены. А Федосова вы совсем зря теребите. Ведь это – теленок, – с нескрываемым презрением закончила женщина.