Текст книги "Мечты и свершения"

Автор книги: Арнольд Веймер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц)

После октября

Новая власть. – Кулаки важничают. – «Добьемся мы освобожденья…» – Кузнец едет в горком партии. – Мое первое в жизни собрание.

Наступил октябрь 1917 года. Сначала появились слухи, что и власть Керенского с его «керенками», сорока рублевыми кредитками, дышит на ладан. Потом донеслось, что в Петрограде произошла новая революция, к власти пришло правительство во главе с Лениным. Это правительство издало декреты о мире и земле.

Революция сразу перекинулась в Эстонию. И здесь власть быстро и без большой борьбы повсеместно перешла к Советам.

Естественно, интерес к событиям повсюду был очень велик. Когда вернутся из армии солдаты, как изменится жизнь бедного люда, – об этом толковали повсюду. Кулаки встретили новую власть враждебно. Такие, как хозяин хутора Соо, возлагали свои надежды на приход немцев. При этом они рассуждали так: Красная гвардия еще совсем молода, не обучена, вооружена скудно и вряд ли сможет оказать сколько-нибудь серьезное сопротивление регулярной армии немцев. Тем ничего не стоит занять всю Эстонию. Навеки немцы тут не останутся, рано или поздно уйдут, передав власть «настоящим эстонцам».

Но даже среди кулаков не было единодушия в этом вопросе. Некоторые из них считали, что уповать на немцев – настоящее самоубийство, правильнее будет подождать, посмотреть, как новая власть поведет себя, и тогда уж решить, как постоять за себя. Эту точку зрения, между прочим, высказывали многие помольщики, в особенности середняки.

Половина всей земли, притом самой лучшей, принадлежала в Эстонии помещикам. В их же руках находилась и вся сельскохозяйственная техника. Разумеется, кулачество не жаловало Советскую власть. Но, с другой стороны, зажиточные крестьяне надеялись, что эта власть подрубит помещиков под корень и, может быть, удастся поживиться за их счет. Надо только не зевать, постараться, чтобы при разделе земли не упустить момент. А сил обработать и эту землю у них, кулаков, хватит. А потом голытьбе, не имеющей ни лошади, ни плуга, все равно некуда податься, кроме как наниматься к ним в батраки. Таким образом, пока всем следует сплотиться покрепче, влить новые силы в эстонские части, позаботиться, чтобы командирами там были свои люди.[4]4
  Эстонские национальные части российской армии были созданы при Временном правительстве. Эстонская буржуазия возлагала на них большие надежды, значительная часть офицеров была настроена националистически.


[Закрыть]

Бедняцкая часть сельского населения, рабочие приняли Советскую власть восторженно. Помню, как радовался мой приятель кузнец.

– Нельзя сейчас сидеть сложа руки, – говорил он, – время такое – требует дел.

И однажды при мне запел громко «Интернационал»:[5]5
  «Интернационал» был переведен на эстонский язык в 1906 году, автор перевода Ганс Пээгельман, известный зстонский большевик.


[Закрыть]

 
Никто не даст нам избавленья —
ни бог, ни царь и ни герой,
добьемся мы освобожденья
своею собственной рукой.
 

Кузнец решил действовать. Он позвал к себе плотника Пулловера, конюха Марипуу, старого мызного работника Кару и устроил своеобразное заседание, на котором они обсудили, что им делать, чтобы трудовой народ увидел в революции свою победу, сплотить всю сельскую бедноту.

Плотник Пулловер, человек средних лет, рассудительный, во всем поддерживал кузнеца: надо объединить мызных рабочих в профсоюз, пригласить из города представителя комитета большевиков, организовать партийную ячейку, рассказать народу об Октябрьской революции. Надо решить текущие вопросы: как поступить с имением, может быть, раздать часть земли безземельным и бобылям, покончить с арендой на землю, пусть она принадлежит тем, кто ее обрабатывает. Кроме того, надо потолковать и о нехватке товаров. Вон, постолы прохудились, а кожи взять негде, нельзя ли взять у мызы сырую кожу, уж продубить ее и выделать народ сам сумеет.

Вековечный мызный батрак старый Кару соглашался с Пулловером, особенно в отношении прирезков. Вот для таких, как он, бобылей это было бы великое дело, сказал он.

Решено было послать кузнеца в Таллин, чтобы он добился там ясности по всем этим вопросам. В Таллинском городском комитете партии большевиков он встретил полную поддержку, и его ввели в курс событий. Кузнец узнал, что в Германии тоже назревает революция, так что агрессии немцев в Прибалтике скоро конец. Ему посоветовали продолжать организовывать мызных и других сельских рабочих и бедняков. И в вопросе о земле его поддержали, сказали, что они стоят на верном пути. Но решит этот вопрос новое правительство, после того как будут проведены собрания трудящихся деревни. Однако и до этого можно проделать большую подготовительную работу, главным образом разъяснительную, чтобы конфисковать имение, объявить недействительными арендные договоры с мызными работниками.

Договорились, что в ближайшее время будет проведено общее собрание мызных рабочих и на нем путем голосования надо избрать мызный комитет, который и решит вопрос о конфискации имения. Особое внимание в городском комитете партии обратили на то, чтобы при передаче имения в руки трудящихся мызный комитет позаботился о сохранности движимого и недвижимого имущества.

Решили и еще один важный вопрос: о создании у нас отряда Красной гвардии, на случай, если богачи окажут сопротивление. В конце беседы товарищ пообещал лично прийти на помощь, если в этом возникнет необходимость.

Вернувшись из Таллина, кузнец сразу созвал людей и рассказал о результатах своей поездки, познакомил с решением о конфискации имений.[6]6
  Речь идет о постановлении конференции безземельных крестьян Эстонии, состоявшейся в августе 1917 года («Великая Октябрьская социалистическая революция в Эстонии». Сборник документов и материалов. Таллин, 1958 (на эстонском языке), стр. 286).


[Закрыть] Это было первое собрание, на котором я присутствовал наравне со взрослыми. Мы решили начать разъяснительную работу среди работников мызы, причем определили, кто с кем конкретно станет беседовать. Если дело будет подвигаться успешно, надо в скором же времени провести общее собрание мызных работников для обсуждения двух вопросов: о конфискации имения и передаче его в собственность трудящихся и о выборах мызного комитета. Обсудили кандидатуры, которые можно было предложить собранию для избрания в комитет и в отряд Красной гвардии.

Жизнь в имении Соо забурлила. Общее собрание работников мызы было многолюдным, на нем присутствовали почти все рабочие и служащие, кроме управляющего – тот уехал в город. Присутствовали на собрании и подростки, в том числе и мы с братом.

Первым на собрании выступил кузнец. Он рассказал о земельной политике нового правительства и внес предложение о конфискации мызной земли и передаче ее в руки трудящихся, которые в дальнейшем станут совместно ее обрабатывать, чтобы государство рабочих и крестьян получало вдоволь продовольствия, а они, земледельцы, – возможность жить и трудиться по-человечески.

Посыпались со всех сторон вопросы. Смысл их сводился в основном к следующему: кто будет руководить работами, если не станет хозяина, не провалится ли все дело и т. д. Кузнец и плотник развеяли эти опасения: ведь в их имении и сейчас нет хозяина, однако дело все же движется, даже в такое сложное время, как военное, почему же оно не пойдет в новой обстановке, когда трудовой народ через свой комитет будет управлять хозяйством? А для руководства текущими работами будут наняты специалисты.

Собрание единодушно постановило отобрать у помещика имение. Управляющего обязали немедленно приступить к передаче имущества.

Единогласно прошли и выборы комитета. В него вошли кузнец Сепп, плотник Пулловер, Марипуу, Кару и доярка Хильда.

Председателем комитета был избран кузнец Сепп.

Прощание с мельницей

Кайзеровские войска на нашей земле. – «Новый порядок». – Красные наступают. – С кем идти? – Мы расстаемся с мельницей.

Осенью 1917 года на Эстонию хлынули войска кайзера. На островах они на время задержались, выжидая удобного момента для прыжка на материк, где установилась Советская власть. Бароны и все, кто был с ними заодно, обратились к немцам за помощью. В феврале 1918 года немецкие войска, возобновив наступление, появились на материке. Эстонский полк открыл им дорогу на Таллин, надеясь, что немецкие генералы оценят это, но те не нуждались в их помощи и отклонили предложение белоэстонцев о союзе.

Под Кейла совсем юные отряды красногвардейцев дали немцам отпор, они бились до последней возможности, чтобы задержать оккупантов подольше и дать Советской власти эвакуировать людей и корабли. Но силы были неравные, немцы взяли Таллин, а потом наложили свою железную лапу на всю Эстонию. В стране стал править штык кайзера.

Повсюду, куда ни ступала их нога, немцы устанавливали строгий военный режим. Было запрещено передвигаться куда-либо без разрешения немецких военных властей. Еще труднее стало с питанием: вместо полноценных продуктов в продажу поступали эрзацы, хлеб пекли с опилками и другими примесями. Крестьяне побогаче надеялись нажиться на продовольственном кризисе, но просчитались. Немцы и не думали разрешать свободный рынок, у них была своя цель: как можно больше выкачать продуктов из Эстонии, в первую очередь мясо, масло, яйца. Конфискацию продуктов кайзеровские войска осуществляли весьма просто: небольшие отряды солдат во главе с фельдфебелем объезжали на лошадях хутора и забирали все, что попадалось на глаза, – рогатый скот, свиней, гусей, кур. Все это они грузили на телеги и увозили. А тем, кто осмеливался роптать, совали под нос дуло винтовки. Вот тебе и суд, и закон!

«Новый порядок» дал знать о себе и в имении Соо. Первым делом был упразднен мызный комитет. Члены мызного комитета и другие советские активисты скрылись. Исчезли, конечно, кузнец Сепп и плотник Пулловер. Прибыв в имение Соо, отряд немецких солдат прежде всего заглянул в хлевы мызных служащих. У нас отобрали свинью. Отец не стерпел и на ломаном немецком языке сказал начальнику отряда, что нельзя же просто так забирать свинью, это же грабеж. Фельдфебель начал кричать:

– Мы спасли вас от большевиков, может быть, от смерти, а вы отвечаете такой неблагодарностью!

Немцы нагрузили телегу добром мызных служащих, а к имуществу помещика не прикоснулись. Сам помещик, фон Харпе, к этому времени бежал из России от революции и теперь находился в своем имении.

Оккупанты наглели с каждым днем. Любой шаг местных жителей регламентировался распоряжениями «запрещаю, приказываю». Население люто возненавидело интервентов. Уже через несколько месяцев то тут, то там на них стали совершаться нападения. Были случаи, когда крестьяне с помощью оружия возвращали обратно свой скот. Такие вооруженные стычки участились с распространением слухов о том, что эстонские красные стрелки вместе с полками Красной Армии перешли в наступление. К новому году были освобождены Нарва, Раквере, Тапа. Красные части вышли на линию Валкла – Приске – Ветла, то есть были примерно в 30 верстах к востоку от Таллина. Одновременно красные наступали в направлении Васкнарвы и Пайде. Развернулись бои на юге, здесь к новому году захватчиков и белоэстонцев выбили из Выру и Валги. У немцев уже не было воинственного духа – войну они проиграли, в Германии произошла революция, кайзер сбежал, и солдаты думали только о том, как бы поскорее уехать домой.

Снова надежда затеплилась в душе трудовых эстонцев. Вести о революции в Германии, о бегстве кайзера Вильгельма, о том, что в Таллине немецкие генералы передали власть какому-то «временному правительству» во главе с адвокатом Пятсом, а в Нарве возникло другое правительство – коммуна, что красные продолжают наступать, доходили и до деревни. Как всегда в таких случаях, быль мешалась с небылицей. Туман вокруг событий то сгущался, то расходился, докопаться до истины, особенно простому человеку, было нелегко.

Таким образом, положение в Эстонии было в высшей степени сложное и запутанное, и неудивительно, что вначале многие, особенно среди крестьян, не могли выбрать, с кем идти. Крестьянам было ясно, что надо выступать против помещиков, жизнь уже давно научила, что барон всегда враг. Что же касается Советской власти, то за нее безоговорочно были батраки. Бедный люд верил ей и хотел возвращения власти Советов. При приближении красных частей бедняки вливались в них, чтобы вместе сражаться против богатеев. Часть деревенских середняков заняла в отношении Советской власти выжидательную позицию. Многие бобыли, чьи хибарки стояли на земле хуторян и помещиков, а также часть малоземельных крестьян, арендаторов – а их было довольно много – мечтали о куске помещичьей земли. Советская власть до вторжения немцев не успела решить аграрную проблему. Поэтому некоторые теперь прикидывали, а не больше ли обещают социал-демократы, трудовики и другие…

На мельнице тоже шли эти разговоры. Крестьяне обсуждали события, гадали, что и кто им обещает.

Явно враждебную позицию занимали кулаки. Они утверждали, что надо с оружием в руках идти против красных. На немцев нечего, видно, надеяться. И надо держаться Англии, у которой сильный флот, или единокровной Финляндии. «Теперь или никогда, – рассуждали „серые“ бароны. – Мы – „соль земли“, настоящие земледельцы. Теперь, когда германская армия покидает нашу страну, надо сплотить все силы для борьбы против красных».

Слухи о приближении Красной Армии пугали кулаков. Они спешили отделаться от имущества, перевести его в деньги. Помню, в это время к отцу снова явился портной Лийст. Они долго беседовали в задней комнате.

Старый Тынис пожаловался на здоровье.

– Ноги не ходят, и сердце шалит, видно, надо искать другую работу, вот и врачи говорят, если останусь мельником, долго не протяну, – говорил отец.

Лийст тоже считал, что Тынис долго здесь не протянет, и не только из-за нездоровья.

– Сыновья в школе учатся, мельницу держать не станут, надо тебе, Тынис, куда-нибудь податься.

Отец кивал головой и поддакивал. Но куда?

Лийст ответил, что знает на окраине города дом, который продается. Земля там принадлежит городу и сдается в аренду по клочкам. Правда, земля там плитняковая и боится засухи, но если ее как следует удобрять, то сена хватит, чтобы держать двух-трех коров. Хозяин дома продает сенокосилку и конные грабли, так что основную работу можно будет делать машинами.

– А велик ли дом? – спросил отец.

– Жилой дом невелик – одна комната и погреб, зато есть большой сенной сарай, в котором можно держать всякий инвентарь и орудия. Если хочешь, поедем поглядим вместе, что там и как, – предложил Лийст.

Отец долго взвешивал все «за» и «против». Было ясно, что договор на аренду мельницы больше заключать не имело смысла. Ведь не шутка – жизнь ломаешь! Осилит ли он покупку дома? Денег мало, если все собрать, будет около двух тысяч рублей, царских. Пока они еще имеют какую-то ценность, но небось тоже скоро покатятся, как покатились царский трон и «керенки». Надо торопиться. Срок прежнего договора кончался. Помещик, конечно, захочет поднять арендную плату, хотя и прежнюю становилось платить невмочь.

– Человек я уже немолодой, – рассуждал отец, – у меня свои понятия о жизни, и менять их я не хочу. Обирать безземельного мне совесть не позволяет, лучше я сдам мельницу и займусь делом, которое мне больше подходит.

– Как-нибудь проживем на новом месте, – соглашалась мать. – Дети подросли, старшему уже восемнадцать, среднему шестнадцать, вот последний еще маловат, да и он за пастушка сойдет. И избавимся наконец от вечной мельничной пыли.

Итак, они решили расстаться с мельницей.

Отец и Лийст съездили поглядеть на новое место. Вернулся отец несколько разочарованный, но все же сказал, что дом в общем подходящий. Денег извозчик требует около тысячи рублей. Жить там можно, только местность не радует глаз – голо кругом, дом открыт всем ветрам. Деревьев почти нет. А нет леса, нет и птиц, а значит, птичьего голоса не услышишь. Конечно, время сейчас зимнее, и место кажется особенно пустынным. Летом там веселее, к тому же море недалеко. Домик маловат, но его можно расширить, место есть. Камня там достаточно. Конечно, все это потребует немалого труда. Пока сыновья дома, помогут, на рабочую силу со стороны рассчитывать нельзя. Новые соседи – люди как будто больше пожилые, вряд ли кто из них сможет помочь. Так что будем этот дом покупать. Да ведь на те деньги, что у нас есть, ничего путного все равно не купишь, выбирать не приходится. Какое-никакое хозяйство все же будет, ведь наняться куда-нибудь на работу здоровье не позволяет да и опыта нет, всю жизнь проработал на мельнице.

Состоялся разговор с помещиком. Как и предполагал отец, он значительно повысил арендную плату. При этом он оговорился, что против мельника ничего не имеет, тот ему даже нравится – человек солидный, лишнего слова не скажет, однако времена изменились. Царский рубль был не чета новым деньгам, их и сравнивать нельзя… Теперь, говорил он, надо исходить из рыночной цены на зерно. Цены на хлеб вон как возросли, на муку тоже, и мельник теперь небось деньги пригоршнями загребает.

Отцу такие речи не понравились, он сердито ответил, что помещику легко шутить. И не мешало бы ему знать, что помольщики предпочитают теперь расплачиваться деньгами, а это по нынешним временам сущие копейки.

– Значит, вы не собираетесь возобновлять аренду? – спросил помещик.

– Нет, не собираюсь. Я уже стар, здоровье неважное, и здесь, в пыли и сырости, дни мои будут сочтены. Поэтому мне нет смысла держаться за это место, проживу как-нибудь и без мельницы, – откровенно высказал свои мысли отец, даже не пытаясь начать торговаться из-за размера арендной платы.

Когда в округе узнали, что старый мельник, который свыше десяти лет проработал в Соо, заслужив всеобщее уважение, уходит, несколько хуторян явились помочь ему перебраться. Это, конечно, облегчило дело, и к новому году всо пожитки в основном были перевезены, даже навоз из хлева. Дедушка остался на хуторе Соо, где старикам отвели маленькую комнатку.

Перед тем как окончательно покинуть старое место, отец держал совет с нами, сыновьями. Он сказал:

– Вы выросли тут, и жилось вам в общем нехудо. Мы с матерью делали все, что в наших силах, чтобы дать вам образование, и, может быть, ваша жизнь будет легче нашей. Теперь мы состарились и вступаем в новую полосу. Одним нам уже не справиться с делами, нужна ваша помощь. В доме, который мы купили, предстоит много дел.

Мы обещали родителям, что будем делать все, что скажет отец.

Из имения Соо семья уезжала в невеселом настроении. Жаль было покидать насиженное место, где выросли дети, где оставались родственники. Да и неизвестно, как сложится жизнь на новом месте. Но мы, братья, были радостно возбуждены: наконец будегл жить в городе. Хотя и на окраине, откуда до школы далеко, но все-таки не в деревне!

После переезда занялись заготовкой строительного материала. На складах от строительства оборонительного пояса осталось много забракованного цемента, который можно было купить по сходной цене. Там же можно было недорого купить доски, рейки и прочие нужные вещи. Все связанные с этим хождения и хлопоты возложили на старшего брата Руута. Кое в чем помог портной Лийст. Добыв материал, начали приводить в порядок дом…

Переезд в Таллин маленькой семьи мельника Тыниса совпал с историческим переломом в жизни России. В пламени боев, в смертельной схватке классов начинался новый период ее истории.

«С винтовкой в руках – под красное знамя!»

Снова под пятой буржуазии

С помощью штыков Антанты. – Договор с Советской Россией. – «После нас хоть потоп». – Перед грозой.

Как бы далеко ни стоял человек от политических событий, как бы ни казалось ему, что он «сам по себе», а они «сами по себе», его жизнь в значительной степени, а подчас и целиком обусловливается ими. Бурные политические события тех памятных лет сказались на судьбе каждой семьи, будь то судьба барона-помещика или семья бобыля. А политические события в Эстонии, в свою очередь, возникали и видоизменялись под воздействием борьбы старого мира и нового, рожденного Октябрьской революцией.

Получив власть из рук немецких оккупационных генералов, эстонская буржуазия обратилась за помощью к державам Антанты, и те, преследуя свои интересы, оказали эту помощь: уж очень удобный плацдарм для войны с Советской Россией представляла собою территория Эстонии.

В декабре 1918 года в Таллине появился английский военно-морской флот, затем военные миссии, которые помогли буржуазному правительству создать армию. На первых порах она терпела одно поражение за другим, и красные войска оказались на расстоянии нескольких переходов от Таллина. В самый критический момент через залив прибыли батальоны белофиннов и шведов, и хотя их численность была не так уж велика, однако они подняли в буржуазной армии воинственный дух, и она перешла в наступление. Красные войска, обессиленные долгими боями на других фронтах и трудностями снабжения, не сумели продолжить наступательное движение на Таллин и не смогли противостоять этому наступлению. Они стали отходить, потеряли Тапа и Раквере, а затем и Нарву, на юге же – Тарту, Валгу и Выру. И хотя они дважды пытались отбить Нарву, сделать этого им не удалось. Почти вся территория Эстонии, которую красные войска освободили в предыдущие месяцы, оказалась в феврале 1919 года под контролем буржуазного правительства. Советская власть в Эстонии потерпела поражение.

К этому времени относится создание на территории Эстонии северного белогвардейского корпуса, развернутого вскоре в армию царского генерала Юденича. Белогвардейцы предприняли из Нарвы поход на Петроград, но были отброшены и выбиты и из Пскова, которым им удалось овладеть в ходе наступления. 31 августа 1919 года Советская Россия предложила буржуазной Эстонии вступить в мирные переговоры, но не успели они начаться, как эстонская сторона под давлением западных империалистов прервала их.

Осенью Юденич предпринял второй поход на Петроград, и снова с ним сотрудничала белоэстонская армия, хотя Юденич не скрывал, что, взяв Петроград, он разгонит «картофельную республику», как он презрительно называл Эстонию. Когда же Юденич был наголову разгромлен Красной Армией, эстонская буржуазия, рискуя навлечь на себя недовольство империалистов Запада, согласилась на возобновление мирных переговоров с большевиками, поскольку силы ее иссякали. У нее не было больше ни людских, ни других ресурсов, в армию были призваны не только мужчины, но и юнцы, большая часть которых уже успела разбежаться. Против них нельзя было даже применить военно-полевые суды, поскольку они являлись несовершеннолетними и невоеннообязанными.

Дезертиры разнесли весть о действительном положении дел на фронте, о наступательном порыве красных, которых не удастся отбить. Все это заставило правителей буржуазной Эстонии сесть за стол мирных переговоров с Советской республикой. Они начались 5 декабря 1919 года в Тарту, протекали нелегко и негладко, но все же закончились успешно: сначала подписанием соглашения о перемирии, а 2 февраля 1920 года – подписанием договора о мире.

Советское правительство придавало этому миру большое значение. «Надо сделать все, чтобы избежать вторжения в Эстляндию, – писал в своем докладе Ленину Наркоминдел. – Это резко изменило бы настроение во всех маленьких государствах, с которыми мы ведем или собираемся вести переговоры, и сорвало бы эти соглашения, так как везде воскресло бы представление о нашем якобы „империализме“. Мирные переговоры сыграли громадную роль, убедив эстонское крестьянство и мещанство, что мы не хотим их завоевать…»

Ленин поддержал мнение Наркоминдела.[7]7
  См. Ленинский сборник XXXIV, стр. 234.


[Закрыть] Учитывая международное значение заключаемого с Эстонией мира, а также в интересах перенесшего большие испытания трудового народа, Советское правительство пошло на уступки.

Условия договора были весьма благоприятными для эстонской буржуазии, она получила в свои владения не только «этнографические границы», то есть территорию, населенную эстонцами, но вдобавок – волости по ту сторону реки Наровы и в окрестностях города Печоры, населенные людьми других национальностей, в первую очередь русскими. Кроме того, Советская Россия отдавала правительству буржуазной Эстонии весь вложенный в Эстонию царской Россией капитал – в виде крупных предприятий и т. д., освободила ее от уплаты различных внешних долгов. Эстония получила 15 миллионов рублей золотом и концессию на лесоразработки. Советская сторона внесла предложение об урегулировании дальнейших экономических взаимоотношений, о заключении нового торгового договора, в котором предусматривались бы крупные заказы для судостроительных заводов и текстильных предприятий Эстонии, отчасти и для машиностроительных заводов.

Буржуазия, дорвавшись до власти, обогащалась с наглой жадностью, в то время как положение трудящихся становилось все более тяжелым. В стране поднялся ропот. Чтобы успокоить народ, буржуазия пообещала земельную реформу, которая нужна была верхам для того, чтобы обеспечить себе социальную базу против рабочего класса. Трудящиеся – ее заклятый враг, в этом отношении буржуазия не строила себе никаких иллюзий.

Другое дело – зажиточные хуторяне: получив землю из рук буржуазного правительства, они станут ее опорой в стране.

Рабочий класс видел, что положение его резко ухудшается, что буржуазия обогащается по принципу «после меня хоть потоп». Еще слишком живы были воспоминания о коротких днях свободы после Октября 1917 года. Однако соотношение сил было не в пользу трудящихся. Рабочий класс был ослаблен эвакуацией в годы мировой войны крупных предприятий, мобилизацией трудящихся в армию, разгулом белого террора. Но он боролся с исключительной самоотверженностью. Этой борьбой руководила загнанная в глубокое подполье Коммунистическая партия. Террор не в состоянии был воспрепятствовать стачкам, демонстрациям, митингам. Как гул в недрах вулкана предвещает извержение, так эти выступления рабочего класса предрекали грозные для буржуазии классовые бои.