Текст книги "Западня Данте"

Автор книги: Арно Делаланд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц)

Козимо Каффелли вздохнул и наконец нарушил молчание:

– Вот уж не ожидал… Виравольта!

– К вашим услугам, – ответил Пьетро.

Снова повисла пауза, затем Каффелли заговорил:

– Я думал, вы должны пройти через мост Вздохов к месту казни или по крайней мере бичевания, которое заслужили…

– Мне жаль вас разочаровывать.

– Скажите, как вам удалось сбежать? Нет… Должно быть, вы продали душу, чтобы найти выход из той скверной ситуации, в которой очутились… Что могло понадобиться Совету десяти, чтобы решиться на это помилование? Хотелось бы знать. Надеюсь все же, что ваша свобода временная. Лично я считаю, что вас следовало держать в тюрьме как можно дольше. Но мне не привыкать принимать нечестивцев. Господь всегда протягивает руку тем, кто сошел с Его пути… Ну что, Виравольта? Вы встали на путь исправления?

Пьетро не удержался от обидного хохота, и Каффелли это, естественно, не понравилось.

– Не совсем, отец мой. Но оставим комплименты. Беда не приходит одна, и вы наверняка обрадуетесь, узнав, что в настоящий момент я действую во благо нашей любимой республики… Если гонец, каковым я являюсь, вам не по вкусу, возможно, вы снизойдете к важности дела, которое я представляю! Дож и Совет десяти поручили мне некую миссию в обмен на свободу… Миссию довольно специфическую. И в данный момент конфиденциальную. Именно по этой причине я и пришел к вам, и, еще раз повторяю, мой визит должен оставаться тайной во избежание распрей с нашей доблестной инквизицией и Уголовным судом, у которых чувство юмора отнюдь не является основной чертой.

С этими словами Пьетро достал письмо с полномочиями, украшенное печатью дожа. Каффелли недоверчиво взял бумагу, внимательно ее прочитал и вернул Виравольте:

– Вы – защитник интересов Венеции? Со смеху можно умереть. Сенатор Оттавио в курсе этого фарса? Можете быть уверены, что я…

С лица Виравольты исчез даже намек на улыбку, и, угрожающе шагнув к священнику, он ядовито бросил:

– В этом я нисколько не сомневаюсь. Но повторяю: миссия моя тайная, и вам отлично известно, что, выдав ее, вы заслужите все громы и молнии Совета десяти. Шутки в сторону, если не возражаете! Нравится вам это или нет, но я вернулся!

«И лучше бы ему поостеречься, не то я сам его распну».

Пьетро нахмурился:

– Я пришел поговорить об одном человеке из вашей паствы, отец Каффелли. Речь идет о Марчелло Торретоне, ведущем актере из труппы Гольдони. Его обнаружили мертвым, представьте себе… Распятым на театральной сцене. Если не ошибаюсь, вы были его исповедником…

– Что?!

Каффелли побелел, губы затряслись. Он провел рукой по лбу, черты лица явственно исказились. Известие его, несомненно, потрясло.

Он даже пошатнулся, и Пьетро подумал, что священник сейчас упадет. Но в последний миг Каффелли овладел собой и, пристально глядя Пьетро в глаза, пробормотал:

– Хорошо… Я понял. Но не говорите так громко. Вы не имеете представления, какому риску подвергаетесь.

– Но мы же тут одни, – возразил удивленный реакцией священника Виравольта.

– Враг повсюду… Идемте.

Резкая смена в поведении Каффелли при одном лишь упоминании о Марчелло подсказала Пьетро, что он правильно сделал, придя сюда, и его любопытство только возросло. Каффелли взял его за локоть и решительно поволок в исповедальню Сан-Джорджо. Священник вошел внутрь, знаком велев Пьетро занять место с другой стороны. Тот скользнул в темный закуток, отдернул сиреневый занавес и наклонился к зарешеченному оконцу, отделявшему его от священника.

– Должен признаться, святой отец, что давненько не бывал в подобной ситуации, – заметил Пьетро. – Если не считать того случая, когда выдал себя за священника в Неаполе, чтобы соблазнить одну юную прелестницу, вынудив эту молоденькую грешницу упасть в мои объятия… Приятное воспоминание, надо заметить…

– Прекратите, Виравольта. Вы сказали, распят?

Пьетро приподнял бровь. Из тона Каффелли совершенно испарилась свойственная тому уверенность.

– Да. А до этого убийца вырвал ему глаза.

– Пресвятая Дева… Этого не может быть…

– Вам что-нибудь известно, святой отец? Давайте, настал ваш черед исповедоваться. Не забывайте, что это во имя республики. О каком враге вы говорили?

– Дьявол! Не слышали о нем? Я совершенно уверен, что Большой совет и сенат в курсе и все там вздрагивают при одном упоминании. Дож наверняка вам сообщил, не так ли? Дьявол! Он в Венеции!

– Дьявол… – протянул Виравольта. – Надо же… Но о ком именно идет речь?

– Никто этого не знает. Я думаю… Мне кажется, Марчелло собирался с ним встретиться лично. Он называл его иначе… Да, Химера – вот как Марчелло его называл… Это все, что я могу вам сказать.

– Марчелло назначил встречу в Сан-Лука… Люциферу?

– Говорю же вам, не надо иронизировать, несчастный вы безумец! Эта тень теперь тут на нашу беду… И даже если это и не сам Дьявол, то жесток он не меньше, уж поверьте! Или вам недостаточно того, что, по вашим словам, вы видели в театре?..

Каффелли перекрестился.

– Скажите-ка… – вздохнул Пьетро, – именно об этом вам рассказывал Марчелло, когда приходил сюда?

Каффелли за решеткой оконца поморщился:

– Вы же отлично знаете, Виравольта, что я связан тайной, как и вы. И поручения, данного вам, недостаточно, чтобы я отринул тайну исповеди, доверившись бандиту, каковым вы по сути являетесь. Скажу лишь, что худшее еще впереди, тут нет никаких сомнений…

Пьетро полагал, что коль уж Марчелло и впрямь был шпионом Десяти, вряд ли он мог довериться Каффелли и поверять ему государственные секреты на исповедях. И в то же время священник явно в курсе расследования, которое вел Марчелло. Знает ли он больше, чем говорит? Вполне вероятно. А может, так или иначе замешан в убийстве? Если он сам не является информатором Совета десяти, то мог представлять для Марчелло ценный источник сведений. То, как священник ухватился за тайну исповеди, казалось Пьетро одновременно и вполне законным, и подозрительным. Истинную же подоплеку его отношений с актером следовало изучить поглубже. И вот тут Пьетро опасался худшего.

– Что вам в точности известно о Марчелло?

– То же, что и всем. Он был актером в труппе Гольдони.

– И все?

Священник поколебался и сжал голову руками.

– Да.

Пьетро был совершенно уверен, что Каффелли лжет.

– Но разве вы не являлись его исповедником? Святой отец… О чем Марчелло вам рассказывал? Он не чувствовал, что ему грозит опасность?

– Пресвятая Дева… Я молился денно и нощно, надеясь, что этого не произойдет… Какой позор, Господи… Ну почему случилось именно так? Почему все идет все хуже и хуже… Марчелло… Этот мальчик заслуживал большего… Он был…

– Мне описали Марчелло как человека, одержимого идеей греха. Это так?

– Марчелло был… потерянным человеком. Он… отказался от своей веры. Я помогал ему вновь обрести ее.

– Надо же, – прищурился Пьетро. – Отказался от веры… Почему? В чем он чувствовал себя виноватым, святой отец?

Каффелли молча покачал головой. Пьетро решил уточнить вопрос.

– Быть может, в этом сыграла какую-то роль его личная жизнь?

Дыхание Каффелли внезапно участилось. Подумав, что на сей раз молчание может сойти за признание, священник решил ответить:

– Личная жизнь Марчелло касалась лишь его одного, и в ваших поисках сведения о ней ничем не помогут.

– Не уверен. Но если это так, то соблаговолите сообщить, с кем он встречался… Мне известно, что у него была связь с Лучаной Сальестри… Был кто-то еще?

Никакой реакции не последовало. Козимо явно сопротивлялся. Виравольта решил сменить тактику:

– Хорошо… Святой отец… Вы не знаете, вращался ли Марчелло в опасных кругах? Были ли у него враги?

Священник облизнул губы и заговорил не сразу, словно выталкивая из себя слова.

– Стриги, – выдохнул Каффелли. – Огненные птицы…

– Как-как? Огненные птицы? О чем это вы?

– Стриги, которых также называют Огненными птицами… Ищите их.

– Я не понимаю, святой отец. А…

– Нет-нет, это все, что я могу сказать… Теперь уходите… Оставьте меня одного.

Пьетро задал еще пару вопросов, но Каффелли не ответил. Услышав шорох, Виравольта попытался разглядеть силуэт священника через решетку оконца. Потом задернул занавеску и выглянул из исповедальни. Шаги Каффелли эхом разносились под сводами церкви. Схватившись за поясницу, он чуть согнулся, будто у него болела спина.

«Стриги, – подумал Пьетро. – Химерические создания, разновидность вампиров, собаки с головой женщины, средневековая легенда. Порождения тьмы, связанные с адскими силами… И этот Дьявол, он же Химера… Что бы все это значило?»

Пьетро еще долго сидел в исповедальне, погрузившись в мысли. У него сложилось неприятное ощущение, что Каффелли сказал либо слишком много, либо недостаточно. Но в данный момент из священника вряд ли удастся еще что-то выудить.

Вздохнув, Виравольта отдернул занавес исповедальни и тоже ушел.

Пьетро вернулся на паперть Сан-Джорджо, где его поджидал Ландретто.

– Ну? – поинтересовался слуга.

– Наш друг знает много интересного. Не удивлюсь, если он так или иначе причастен к этому делу. Не следует его выпускать из виду… Я смогу его сломать, эти церковники – народ слабый. И мы с ним еще не рассчитались… Но здесь все не так просто. Одно точно: Марчелло опасался за свою жизнь. И похоже, Каффелли тоже опасается за свою… Скажи-ка, Ландретто: Стриги или Огненные птицы – тебе это о чем-нибудь говорит?

– Э-э… Абсолютно ни о чем.

– Я так и думал.

– А если бы я знал?

– А если бы знал, то, по словам старины Козимо, в Венецию явился дьявол…

– Очень печально. Но у меня есть для вас известия.

– Да? – Пьетро уставился на лагуну.

– Броцци послал к нам одного из своих людей. Он определил происхождение осколков стекла, обнаруженных в глазницах Марчелло и возле его тела. Они из мастерской Спадетти, в Мурано, что вас не удивит. Спадетти – член Гильдии стеклодувов.

– Спадетти, – посмотрел на слугу Пьетро. – Один из хозяев Мурано. Отлично, друг мой.

Они направились к гондоле.

Солнце клонилось к закату, заливая Венецию оранжевым светом.

– Мы отправимся туда на рассвете. А нынче вечером, о Ландретто…

Пьетро потянулся. Он устал, это дело давило на него. И хотел приятно провести свободное время, на что имел полное право. Немножко развлечения не повредит возложенной на него миссии.

И в конце концов, у него есть официальное благословение Казановы.

«Будь достоин меня», – сказал ему Джакомо перед тем, как Пьетро покинул тюрьму.

Виравольта с улыбкой повернулся к слуге:

– Нынче вечером, Ландретто, я предоставляю нам свободу действий! Повеселимся, как в старые добрые времена… Преступления меня гнетут, а самые красивые женщины в мире нас уже заждались! Пошли, и точка!

* * *

После ухода Пьетро отец Каффелли остался один в церкви Сан-Джорджо Маджоре, врата которой запер. Наступающая ночь надвигалась на святое место. Струилась между статуй, накрывая своей тенью холодный пыльный пол. В середине нефа горели несколько свечей. Козимо стоял на коленях перед алтарем, подняв глаза к жуткой сцене «Снятия с креста». Ничто больше не нарушало тишину в церкви, кроме дыхания священника, прерываемого стенаниями. Козимо Каффелли со слезами на глазах молился своему Спасителю. Иногда ему мерещились вокруг шепчущие тени. «Театр теней», как сказал бы Марчелло. Священник боялся закрыть глаза, потому что в этом полумраке его не одолевали назойливые видения. Видения с запахом серы, поднявшиеся из глубин его души и постоянно мучившие его, причиняя смертельную боль.

«Господь мой, почему Ты меня покинул?» Сейчас враг знал, знал все. Ничто не могло от него укрыться. Перед Каффелли лежала раскрытая Библия, и на одной из гравюр дьявол, с искаженным насмешливой гримасой лицом и закрученным вокруг лап раздвоенным хвостом, уговаривал Христа следовать за собой. Подле него кружили сонмища адских существ. Но зло было не только тут, вокруг Козимо. Оно было внутри него. И оно становилось все более устрашающим и непонятным. Козимо потерял праведный путь, он заплутал. Вскоре немыслимое станет известно миру, и его покроет такой позор, которому нет названия: проклят навечно Венецией и людьми!

«Господи Боже, я виноват! Да, Господи, я согрешил! Почему Ты меня покинул?»

И Козимо Каффелли, чья тень колебалась на полу церкви Сан-Джорджо Маджоре в неверном свете свечей, бичевал себя резкими ударами плети.

* * *

Пьетро с Ландретто следовали за фонарщиком, время от времени обмениваясь с ним шуточками. Они начали развлекаться в таверне «У дикаря» и, уже слегка хмельные, распевали песенки. Его светлость и Эмилио Виндикати неплохо пополнили их казну, выделив средства на непредвиденные расходы при выполнении порученного Виравольтезадания. И возможность выпить за здоровье республики, расплатившись дукатами из государственной казны, делала процесс возлияния еще приятнее. Маленькая компания изредка сталкивалась с Владыками ночи в темных мантиях, которые ругались и призывали малость поутихнуть. Но Пьетро тут же предъявлял выданную дожем охранную грамоту, и их моментально оставляли в покое. К тому же после небольшой стычки с бандитами на выходе из театра Сан-Лука Пьетро готов был достойно встретить любого, посмевшего их задеть.

И вот они с Ландретто топали по влажной мостовой, периодически спотыкаясь и поддерживая друг друга. После «Дикаря» они посетили винную лавку, где продавали вино в розлив. Потом с аппетитом налопались бисквитов, напились раки, настойки из лепестков розы и апельсинового дерева, мальвазии и молочного шербета. Затем заскочили в кафе «Флориан» рядом с дворцом прокуратора и отправились в другую таверну, чтобы на сей раз устроить себе царский ужин: суп и баранина, жареные колбаски, целый каплун с рисом и абрикосами, трюфели, пара перепелок, свежий сыр и, наконец, лепешки из маиса и пшеницы, замешенные с маслом, яйцом и молоком, украшенные цукатами и изюмом. Затем, припомнив старые связи, Пьетро со своим слугой отправился в Ридотто, знаменитое место, где играли в фараон, пикет, кости. Им сопутствовала удача: они выиграли кругленькую сумму, вполне достаточную, чтобы потратить несколько монеток на таинственных женщин Сан-Марко, из тени аркад завлекавших своими прелестями прохожих. Пьетро с Ландретто потанцевали с ними под скрипки оркестра, расположившегося возле дворца прокуратора. Виравольта, не прикасавшийся к этому инструменту уже очень давно, даже попробовал сыграть, энергично исполнив мелодию Габриэлли. И вот теперь, под светившей высоко в небе луной, они отправлялись в одно из секретных местечек, процветавших в Венеции.

Пьетро с радостью воссоединился со своим слугой: Ландретто был его извечным собутыльником. Мужчины дружили, хотя один и прислуживал другому. А нынче вечером вопрос главенства вообще померк в сиянии встречи. К тому же Пьетро никогда не забывал, что сам по происхождению всего лишь уличный мальчишка с Сан-Самуэле. Ландретто не был уроженцем Венеции. Он родился в Парме и, как Виравольта, рано лишился отца, а вскоре исчезла и мать. Ландретто довольно долго болтался по дорогам Италии, то побираясь, то подворовывая. Потом его взяли под свое покровительство безденежные дворяне, сперва в Пизе, затем в Генуе. Ландретто тоже был свободным человеком, и Пьетро отлично знал, что у слуги имеется в запасе не один трюк. На вид простоватый весельчак, Ландретто обладал изрядной долей цинизма, приобретенного во время бродяжничества. За внешностью недотепистого наивного юнца скрывался цепкий ум, отлично умеющий определить свою выгоду. Будучи самого что ни есть плебейского происхождения, он тем не менее умел заставить сильных мира сего прислушаться к своему мнению и приложил руку к освобождению хозяина.

Пьетро знал, что Ландретто предпринял все мыслимые и немыслимые шаги, пытаясь вытащить его из застенков. Сам Эмилио Виндикати в конечном итоге услышал стенания и сетования этого парня, столь умелого и преданного. Пьетро также подозревал, что Ландретто попросту дал Эмилио взятку, дабы тот взвалил на Виравольту это полицейское расследование в обмен на свободу.

Местечко, куда направлялись приятели, соседствовало с основной резиденцией Контарини. Там располагались кухни, игровые и музыкальные салоны. Именно это место Виравольта с Ландретто по настоянию Виндикати избрали для своего обитания. За шесть цехинов они сняли жилье у повара английского посла. И Пьетро, отлично знавший этот квартал, мог лишь поздравить своего куратора с отличным выбором. Добравшись до места, они еще пару часов поиграли на первом этаже и даже ввязались в горячую дискуссию о достоинствах различных текстов Ариосто, что позволило Пьетро блеснуть познанием некоторых цитат. А перед глазами стояло нежное личико Анны Сантамарии. И с каждым ударом сердца он спрашивал себя вновь и вновь: где она? Что делает? Думает ли о нем, любит ли по-прежнему? Но, помимо прямого запрета Виндикати, Пьетро, пребывая в подвешенном состоянии, не желал поддаваться ноющей, накатывавшей волнами боли и своей зависимости. Эта одержимость становилась невыносимой, и от нее требовалось срочно избавиться. Вскрыть нарыв. Забыть сомнения. Забыть… Есть л и у него иной выбор, кроме как забыть эту женщину и жить дальше?

«Ох, Анна, простишь ли ты меня?»

Бороться. Он мог бы побороться. Но с кем? И как?

«Дай себе волю».

В этот вечер Пьетро много выпил.

«Ладно, за тебя, Джакомо».

Среди присутствовавших этой ночью патрициев, как и он, в масках находилась молодая женщина, не вписывающаяся в окружение: Анцилла Адеодат, метиска, привезенная каким-то венецианским капитаном из бывших колоний. Она отличалась редкой красотой: длинные каштановые кудри, украшенные розой, кожа цвета кофе с молоком, воздушное платье с белыми кружевами. Пьетро помнил, как некогда соблазнил ее, а заодно, кстати говоря, и хозяек игорного дома – мать и дочь Контарини. Это было задолго до появления Анны. Несмотря на маску, Анцилла тоже сразу его узнала. Должно быть, хватило бутоньерки, выдавшей Пьетро прекрасной метиске. Она подошла к нему в музыкальном салоне, прямо и решительно глядя в глаза, и погладила цветок на его груди.

– Неужели Черную Орхидею выпустили из тюрьмы? Да как же такое…

Пьетро молча улыбнулся. Тогда она встала на мысочки и шепнула ему на ухо:

– Пьетро Виравольта, это ты? Как насчет того, чтобы побывать на островах… как говаривали в былые времена?

– Такие путешествия не забываются, – усмехнулся Виравольта.

И довольно скоро они оказались в одной из комнат.

Ландретто прислушался под дверью: звук поцелуев, шорох снимаемой одежды. Он собрался было подсмотреть в замочную скважину, но тщетно – изнутри торчал ключ. Вздохи, охи, возня на простынях…

Ландретто подождал еще немного… и тяжело вздохнул. Ему в эту ночь ловить было нечего.

И вскоре слуга завалился в свою постель.

Однако эта ночь закончилась странным эпизодом.

Примерно за час до рассвета Пьетро разбудил стук в дверь.

Уж не приснилось ли это ему?

Но тихое поскребывание о дверной косяк подтвердило, что он не ошибся. Виравольта покосился на Анциллу Адеодат. Ее волосы рассыпались по подушке, спина обнажилась. Что-то пробормотав во сне, она снова ровно задышала. Пьетро тихонько встал, стараясь не разбудить красавицу, взял подсвечник и открыл дверь.

Никого. Ни справа, ни слева.

А вот под ногами что-то лежало. Кто-то оставил на пороге исписанный бисерным почерком клочок бумаги. Заинтригованный, Пьетро поднял бумажку и поднес поближе к свету:

 
«Следуй за мной, Виравольта,
В сем менуэте теней.
Два шага вперед, налево их шесть,
Затем поворот, и восемь направо.
Склонись над замком —
Тогда ты увидишь,
Насколько плоть слаба.

                                            Вергилий».
 

Пьетро еще раз оглядел коридор. Ничего, лишь тьма из конца в конец и ночная тишина. Он обернулся – Анцилла по-прежнему спала. Пьетро растерянно постоял с бумажкой в одной руке и подсвечником в другой… Провел ладонью по лицу. Во рту пересохло. Ну, что еще стряслось? Кто мог подбросить ему эту записку непонятного содержания? Он перечитал бумажку, почесал затылок и прислушался. Все было тихо. Собравшись наконец с мыслями, он попытался понять написанное.

Потом, прищурившись, внимательно оглядел коридор и стену напротив.

И двинулся.

«Два шага вперед».

Полы скрипели. Виравольта осторожно закрыл дверь своей комнаты. Немного постоял, глядя под ноги и представляя, что будет, если кто-то застукает его в коридоре в таком виде. Полуголый, в белой рубахе. Либо сумасшедший, либо призрак, заблудившийся в мире живых. Или, как минимум, мающийся бессонницей тип с безумным взором, быть может, под воздействием какого-нибудь наркотика, привезенного из экзотической страны. Пьетро нахмурился. Все это походило на вязкий сон или скорее кошмар. Ощущение было странное. Будто его ведет некая сила, высший разум, управляющий волей.

«Следуй за мной, Виравольта, в сем менуэте теней».

И вот он и впрямь танцует с ночью.

«Налево их шесть».

Развернувшись, Пьетро медленно отсчитал шесть шагов. Слева оказалась соседняя комната, где спал Ландретто. Справа коридор поворачивал за угол. На пол со свечи упала капля воска. Сердце Пьетро забилось быстрее. Он и сам этому удивился. Помедлив, Виравольта прокашлялся. События развивались чересчур быстро. Но у него было подспудное ощущение, что не следует противиться зову, хотя он совершенно не понимал, в чем смысл. Виравольта снова потер лоб.

«Затем поворот, и восемь направо».

Пьетро свернул за угол и сделал восемь шагов. Перед ним оказались две двери, справа и слева, затем две другие. Послышались странные звуки. Что-то вроде хриплого дыхания. Затем приглушенный крик, скрип кровати под весом активно двигающегося тела.

«Склонись над замком».

Виравольта наклонился к правой двери, к грубой замочной скважине. Он приник к ней глазом – ключа изнутри не было. Пьетро машинально поднял свечу, все еще сомневаясь, не снится ли ему все это. Менуэт теней привел его к этой двери точнее, чем самая странная карта, ведущая к кладу. Клад, но какой именно? На мгновение ему вспомнилась похожая сценка из детства, когда он заглянул через замочную скважину в комнату родителей. Джулию-актрису трахал Паскуале-сапожник. Воспоминание о давным-давно утраченной невинности. Он помнил свое тогдашнее удивление и отвращение, смесь желания и зависти, охватившие его при виде этого плотского удовлетворения страсти.

Восторженное и животное проявление чувств.

«Тогда ты увидишь…»

Пьетро выпрямился и помассировал веки.

Сердце забилось еще сильнее, хотя в открывшемся ему зрелище не было ничего веселого. Может, он не так разглядел?

Виравольта опять наклонился.

Над хрупким тельцем нависал всей своей массой крупный мужчина. С него ручьями тек пот, он хрипел, как бык на шлюхе, приглушая ее вопли, лицо исказилось жуткой гримасой. Нелепая полумаска с оторвавшейся завязкой болталась у него под подбородком. Он даже не потрудился раздеться, а просто задрал темное облачение, обнажив жирные ноги, бледные и волосатые, как лапки насекомого. Пьетро следил за развитием омерзительной метаморфозы. Мужчина кряхтел все сильнее, его искаженное лицо наливалось кровью. На висках отчетливо проступили вены. Маска продолжала болтаться… Внезапно, после нескольких особенно сильных движений бедрами, мужчина застыл, снова зажав ладонью рот своей жертвы. Лицо его заострилось, тело напряглось в экстазе, глаза закатились. В этот миг абсолютного восторга он походил на дуэлянта, внезапно пронзенного шпагой, или солдата, получившего смертельную рану, от которой вот-вот упадет на поле брани.

– Пресвятая Дева, – повторял он, – Пресвятая Дева…

Отец Козимо Каффелли, исповедник из Сан-Джорджо Маджоре, изливался внутрь того, кто молил его о пощаде. И Пьетро наконец понял: болезненному натиску подверглась не дорогая шлюха, а юноша от силы семнадцати лет.

«Насколько плоть слаба».

Бесшумно, в шоке от увиденного, Пьетро двинулся к своей комнате. Хотя и поколебался, не открыть ли дверь пинком. Он мог бы ворваться и захватить Каффелли врасплох, полюбоваться на его испуганную физиономию, насладиться позором. Мог бы перечислить все кары небесные, которые обрушатся на святошу, а напоследок как следует унизить. Уж он бы вволю посмеялся над таким лицемерием. «Значит, святой отец, вот так вы служите Христу и Деве Марии? Какая у вас высокая мораль, какой роскошный пример для всей Венеции!»

Но нет.

Пьетро казалось, что он снова погрузился в кошмар, усиленный воздействием выпитого накануне алкоголя. Увиденное оставило в душе привкус горечи. Он лег, прижавшись к теплому телу Анциллы, и натянул одеяло. В чертах прекрасной метиски ему привиделись далекие, расплывчатые и запретные черты Анны Сантамарии. Казалось, этой ночью он ее предал. Но разве не таков единственный способ забыть? Забыть о страсти, у которой нет будущего, совершенно точно нет будущего? И все же… Неужели это единственно возможный конец?

«Не знаю… Честно говоря, просто не знаю».

Еще долго в мозгу роились мрачные мысли.

Пьетро положил записку рядом с подсвечником, свечи в котором практически догорели. Он будто снова увидел труп распятого Марчелло, пыхтящего над подростком Каффелли, лицо Броцци во время вскрытия. Виравольта пытался представить черты автора менуэта теней, размышлял о Стригах и Химере, летящих в окружении демонов. И думал об этой подписи: Вергилий.

В ту ночь он больше не заснул.