Текст книги "Политическое завещание, или Принципы управления государством"

Автор книги: Арман Жан де Ришелье

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 35 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

ГЛАВА V,
в которой рассматривается государство как таковоеРаздел I,
в котором говорится, насколько важно, чтобы различные сословия государства оставались в определённых им границах

После того как я рассказал в отдельности о различных сословиях, из которых состоит государство, мне почти ничего не остаётся сказать о вещах общих, кроме одного: как целое существует за счёт упорядоченного соединения частей, находящихся каждая на своём естественном месте, так и великое французское королевство не сможет процветать, ежели Ваше Величество не расставит составляющие его сообщества в надлежащей последовательности: на первое место – Церковь, на второе – дворянство, а на третье – чиновников, которые идут во главе народа.

Смело говорю об этом, потому что сколь важным, столь и правильным было бы положить конец претензиям некоторых чиновников, которые, раздувшись от чванства по причине обладания то ли немалыми богатствами, то ли властью, которой они наделены в силу своих должностных обязанностей, проявляют такую самонадеянность, что мечтают занять первое место, тогда как могут рассчитывать лишь на третье. Это настолько противоречит здравому смыслу и вредит интересам Вашего Величества, что совершенно необходимо пресечь подобные поползновения, ибо иначе Франция не будет такой, какой она была и какой должна быть, и не достигнет должных высот, но превратится в уродливое образование, не способное ни выжить, ни существовать сколько-нибудь долгий срок.

А поскольку бесспорно, что стихии, обладающие весом, совершенно теряют его, находясь в своей среде [506]506
  Одно из многих любимых кардиналом естественнонаучных сравнений, за которые ему немало досталось от критиков, в частности от Вольтера, находившего их слишком грубыми и примитивными. Следует учитывать, однако, что такие сравнения и рассуждения на эти темы нередки в сочинениях той эпохи (вспомним, к примеру, Жана де Лабрюйера, свободно рассуждавшего о синусах, параллаксах, видимых в микроскоп мирах и тому подобных занимательных предметах).


[Закрыть], то не менее достоверно и то, что ни одно из сословий Вашего государства не окажется в тягость другим, когда каждое из них будет вынуждено пребывать на своём месте, предназначенном ему природой.

И как огонь, воздух или вода не могут держать земное тело, ибо оно весомо, когда находится не на своём месте, то также несомненно, что ни Церковь, ни дворянство не сумеют вынести ноши в виде чиновников, коль скоро оные захотят покинуть своё место.

Уверен, что Ваше Величество сможете превосходно удерживать каждое сословие в определённых границах, и потому не стану более распространяться на эту тему, а перейду к двум вопросам, которые мне предстоит осветить в этой главе, ибо они одинаково касаются всех трёх сословий государства.

Раздел II,
в котором рассматривается, следует ли учредить в королевстве трёхгодичные губернаторства или лучше оставить их бессменными по прежнему обычаю

Всякий с первого взгляда решит, что лучше сделать губернаторства трёхгодичными, однако, хорошо взвесив пользу, которую это может принести, и сложности, которых стоит в данном отношении остерегаться, может быть, придёт к убеждению в том, что, как я уже отмечал, хотя назначения на бенефиции не столь соответствуют каноническому праву, как выборы, обычай сей тем не менее по ряду причин сегодня полезнее. Точно так же по разным соображениям желательно было бы упразднить продажность должностей, однако приходится терпеть эту практику из опасения вызвать к жизни множество затруднений, о которых говорилось в своём месте [507]507
  См.: Ч. I. Гл. IV. Разд. I.


[Закрыть].

Равным образом невозможно сменять губернаторов провинций и городов каждые три года, не рискуя подвергнуть себя гораздо большим неприятностям, чем те, которые могут вызывать беспокойство в связи с учреждением бессменных губернаторств.

Знаю, мне могут возразить, что лицо, назначенное руководить на три года, наверняка будет думать лишь о том, чтобы покинуть пост с незапятнанной репутацией, и станет вести себя сдержанно, дабы его правление было оценено выше, чем правление его предшественника; если же человек уверен в том, что его место сохранится за ним на всю жизнь, то подобная уверенность весьма развязывает ему руки.

Но скорее всего тот, кто знает, что ему не вечно оставаться на какой– то должности, захочет в короткое время извлечь из неё всю возможную прибыль, которую в противном случае мог бы получать на протяжении всей жизни, если бы не сомневался в обладании должностью вплоть до своей кончины; и приходится опасаться, учитывая легкомыслие нашей нации, что найдутся люди столь испорченные, которые, предвидя конец своего правления, бывшего им весьма по душе, вознамерятся для утверждения себя навечно на этом месте перейти под власть тех, кого им следовало бы считать врагами [508]508
  т.е. попытаться отделить свою провинцию от королевства и отдать её под власть какого-нибудь иностранного монарха.


[Закрыть].

Если обратить внимание на опыт Испании, которая часто сменяет губернаторов, то, заметив, что нет опаснее страны, чем эта, я прибавлю, что, как плоды, полезные для жителей одной области, могут оказаться ядовитыми для жителей другой, точно так же некий порядок вещей может быть хорош для одного государства, но весьма пагубен для других.

Возможно, для предупреждения возражений, которые могут быть выдвинуты против введения этого испанского обычая во французском королевстве, скажут, что лица, уходящие с постов по истечении срока их пребывания в руководстве, не будут иметь причины для недовольства, ежели будут определены на другие, часто лучше прежних.

Однако в следовании подобному порядку встретятся такие великие трудности, что их будет невозможно преодолеть: человек, подходящий для должности губернатора Пикардии, будучи её уроженцем, не годится для того, чтобы управлять Бретанью, где всё ему будет непривычно и где должность, на которую его захотели бы назначить, не доставит ему средств к существованию.

Едва ли не все должности губернаторов во Франции настолько неприбыльны, что если отдавать их людям, стремящимся получить оные скорее не из-за почёта и близости к их имениям, а по каким-то иным соображениям, то мало найдётся таких, кто был бы способен покрыть связанные с ними расходы, да и в провинциях недостаточно людей, которые бы могли прийти на смену, если установить трёхлетний срок пребывания в должности.

Подобные перемещения не только практически осуществимы, но и совершенно необходимы в отношении высоких должностей в Испании, как-то: постов вице-королей Неаполя, Сицилии и Сардинии, губернатора Милана и других столь же важных, и все они так выгодны для занимающих их лиц, что, оставив изобилие в одном месте, те находят довольство в другом.

В областях, расположенных далеко от местопребывания государя, требуется производить замену губернаторов, находящихся на должностях столь же значительных, как те, которые я упомянул несколько выше, поскольку пребывание на них дольше трёх лет могло бы способствовать возникновению достаточно сильной привычки к ним, чтобы вызвать стремление утвердиться там навсегда, – главным образом потому, что человеческое честолюбие обладает такой мощью, что если кто хоть немного перестанет владеть собой, то без труда устремится в мыслях к тому, чтобы из подданного превратиться в повелителя.

Но иначе обстоят дела во Франции, где губернаторы живут не так далеко от резиденции королей, чтобы приходилось опасаться подобных неудобств, да и сами их должности не столь значительны, чтобы они могли иметь достаточно полномочий, дабы сделаться самовластными правителями.

К тому же, если только Ваше Величество и наследники Ваши сохранят за собой право менять губернаторов по собственному усмотрению при появлении малейшего к тому повода, что они всегда смогут делать по справедливости, ежели продажность этих должностей будет отменена и чины станут давать бесплатно, то не боюсь заявить, что лучше поступать в этом случае так, как повелось во Франции, нежели подражать испанскому обычаю, который, впрочем, довольно целесообразен с политической точки зрения и разумен с учётом величины испанских территорий; так что хотя употребление данного обычая для Вашего государства бесполезно, однако, по моему мнению, следует воспользоваться им в тех итальянских и лотарингских землях, которые останутся во французском владении [509]509
  После заключения мира.


[Закрыть].

Раздел III,
в котором осуждается практика перехода должностей к преемникам и назначение преемников [510]510
  Имеется в виду предоставленное королём право наследования (фр. survivance) должности, церковного бенефиция и т.п.; предоставлялось оно как с согласия владельца должности, так и без такового. Преемник таким образом приобщался к должности основного владельца.


[Закрыть]

Назначения, о которых здесь идёт речь, производятся как против желания владельцев должностей, так и с их согласия.

Всякий скажет, что совершенно несправедливо назначать преемника живому человеку против воли последнего, ибо тем самым жизнь его ставится под угрозу из-за возможных происков лица, которому выгодна его смерть, а страх, который вполне может его охватить, способен смерть ускорить.

Эта практика, которая в прошлом широко применялась в нашем королевстве, сейчас из него изгнана [511]511
  В 1647 – 1648 гг. кардинал Мазарини возродил практику назначения преемников, и тотчас вновь возникли злоупотребления. Многие министры, работавшие в правительстве Мазарини (Бриенн, Лионн, Ле Телье, Кольбер, Круасси), добивались назначения преемниками своих сыновей, племянников или других родственников, что позволяло обеспечить их материально.


[Закрыть]. Она настолько опасна, что подвергается осуждению не только разумом, но церковными Соборами и различными постановлениями светских государей.

Даже согласие обладателя должности на назначение преемника не может оправдать этот обычай, ибо, несмотря на всё доверие, питаемое им к последнему, он часто обманывается. Поскольку в государстве невозможно оделить благами каждого, то важно, по крайней мере, хотя бы внушить надежду на получение оных тем, кому нельзя дать лучшего. А сие невозможно сделать, когда чины, должности и бенефиции, как это часто бывает, записываются на детей, которые и по достижении совершеннолетия и вершин заслуг не осмелятся, быть может, помышлять о почестях и званиях, дарованных им в колыбели.

Подобные милости, которые весьма задевают интересы государства, почти не вызывают признательности у обыкновенных граждан, ибо они не считают за пожалование то, чем, как они видят, владеют их отцы или другие родственники, а полагают, что гарантированное получение ими того же скорее диктуется наследственным правом, нежели является знаком щедрости государя.

Хотя благо государства требует, чтобы при произведении в чины больше учитывались достоинства того, кого продвигают, нежели всё остальное, однако в том, что касается назначения преемников, скорее обращают внимание на заслуги лица, просящего для себя преемника, нежели самого этого преемника.

В таких случаях протекция, оказанная одним, заставляет не считаться с достоинствами других, которые не могут выдвинуться никаким иным образом, разве что дерзостью.

А посему я заключаю, что, чем меньше таких милостей будут раздавать, тем, безусловно, лучше, а полезнее всего было бы вовсе этого не делать, ибо сие приводит к опасным последствиям в государствах, где примеры часто оказываются сильнее доводов рассудка.

Ежели кто-то заметит, что в данном разделе я осуждаю такую практику, на применение которой сам соглашался, в том числе и в отношении членов своей семьи [512]512
  Кардинал был губернатором Гавра и области Ко (в Верхней Нормандии), а его официальным преемником на этих должностях являлся его племянник, маркиз де Понкурле. Преемником кардинала на его должности начальника и главного управляющего мореплавания и торговли был другой его племянник – Арман де Майе, сын маршала де Брезе (с 1636 г.).


[Закрыть], то он, я уверен, будет весьма удовлетворён, приняв в расчёт тот факт, что пока имеет место беспорядок, для избавления от которого невозможно найти средства, разум требует сотворить порядок из хаоса, и именно к этому я и стремился, сохраняя должности, созданные моим старанием, за теми, кого скорее прочих мог обязать действовать согласно моим намерениям и идти по моим следам [513]513
  Когда кардинал стал заведовать морскими делами, торговля находилась в почти полном упадке, а король не имел ни единого корабля. Вероятно, эта сноска, не имеющая прямого отношения к тексту, добавлена кем-то из сотрудников кардинала, принимавших участие в работе над «Политическим завещанием». Сам Ришельё не имел обыкновения писать о себе в третьем лице.


[Закрыть]. И если бы в треволнениях царствования, сотрясаемого различными бурями, мне удалось утвердить предлагаемый мною распорядок, я стал бы его самым добросовестным ревнителем.

ГЛАВА VI,
в которой Королю представлено, на что ему рекомендуется обратить внимание в отношении собственной особы

Поскольку Бог всему начало, верховный господин над владыками земными и единственный может дать им счастливое царствование, то, если бы благочестие Вашего Величества не было общеизвестно, я начал бы эту главу о Вашей особе с рассуждения о том, что ежели Ваше Величество не будет следовать воле Творца своего и покоряться его законам, то Вы не должны надеяться, что и Ваши собственные законы будут соблюдаться, а подданные станут подчиняться Вашим указаниям.

Однако призывать Ваше Величество к благочестию совершенно излишне, ибо Вы настолько к нему склонны и так в нём тверды в силу присущей Вам добродетели, что не приходится опасаться, что Вы когда-нибудь от него отвернётесь.

И потому, вместо того чтобы останавливаться на тех преимуществах, которые набожные государи имеют перед всеми прочими, подчеркну лишь, что благочестие, необходимое королям, должно быть свободно от колебаний. Говорю так, государь, потому что чувствительность совести Вашей часто заставляет Вас испытывать опасение, как бы не прогневать Бога какими-то своими действиями, от которых на самом деле Вы не можете воздерживаться, не согрешив.

Отлично знаю, что подобные недостатки государей куда как менее опасны для государств, чем пороки тех, которые преисполнены самонадеянности и презрения к тому, что им надлежит почитать. Но, поскольку недостатки остаются недостатками, их надобно исправлять, особенно когда есть уверенность, что от них может произойти множество неприятностей, пагубных для государства.

Портрет Людовика XIII в полный рост

Ф. де Шампень (1602 – 1674), ок. 1639 (?)

Портрет находился в Галерее знаменитых людей, размещавшейся в Пале-Кардиналь, дворце кардинала Ришельё.

Ввиду этого умоляю Ваше Величество постепенно закаляться, сколько возможно, избавляясь от излишней щепетильности и держа в голове, что Вы не можете быть виновны перед Господом, если станете следовать (в тех случаях, когда зайдёт речь о нелёгких и спорных вопросах, касающихся совести) мнению своих советников, подтверждённому несколькими знающими богословами, чья беспристрастность находится вне подозрений.

После того как будет заложена эта первооснова, ничего не станет нужнее для пользы дела Вашего Величества, как сохранение Вашего здоровья [514]514
  Людовик XIII был весьма слабого здоровья, страдал хроническим энтеритом, который в конце концов и свёл его в могилу. Кроме того, чрезвычайная худоба короля наводит на мысль о том, что его постоянно мучил ещё и туберкулёз. Он умер неполных 42 лет от роду.


[Закрыть], и потому я не могу не затронуть этот предмет, имеющий такую значимость.

Мои прилежные и неустанные заботы обо всём, что касается Вашего здоровья, дозволяют мне говорить смело, что для достижения этой столь важной цели ничто так не требуется, как только Ваша собственная воля, которая, однако, является Вашим самым сильным врагом в этом деле, ибо зачастую стоит немалого труда побудить государей пожелать того, что им не только полезно, но и просто необходимо.

У Вашего Величества дух настолько безраздельно властвует над плотью, что малейшее волнение полностью овладевает Вашим сердцем и приводит в расстройство весь Ваш организм. Много раз я на опыте убеждался в этом и никогда не видел, чтобы Вы страдали от какой-либо другой причины.

Господь милостиво даровал Вашему Величеству силы с твёрдостью сносить то, что могло бы больнее всего задеть Вас в делах особой важности, но в противовес этому выдающемуся качеству он сделал Вас столь чувствительным в малейших делах, касающихся Вас самих, что вещи, которые, казалось бы, не должны Вас расстраивать, с самого начала вызывают в Вас такую тревогу, что в подобных случаях оказывается невозможным Вас успокоить, как того хотелось бы.

Время, которое рассеивает пелену, заслоняющую рассудок, до сих пор было единственным лекарем подобных немощей Вашего Величества, которые едва успевали охватить Вас, как с Вами тотчас же случалось какое-нибудь телесное недомогание.

В этом отношении Вы похожи на тех людей, которые презирают удары шпагой благодаря своему чрезвычайному мужеству, но не могут в силу некоего естественного отвращения снести укола при кровопускании.

Даже если бы никто из людей не был наделён способностью предотвращать неожиданный прилив страстей силой разума, я тем не менее не счёл бы это невозможным для Вашего Величества, обладающего многими превосходным дарованиями, коих другие люди лишены.

И посему я полагаю, что, после того как утихнут кипучие страсти Вашей бурной молодости, хладнокровие зрелого возраста [515]515
  В период написания «Политического завещания» Людовику XIII было 32-37 лет.


[Закрыть]позволит Вам в будущем оградить себя при помощи рассудка от врага особенно опасного тем, что это враг внутренний и домашний, от врага, который сделал Вам столько зла, особенно в двух-трёх случаях, что едва не лишил Вас жизни.

Сие важно не только для Вашего здоровья, но и для Вашей репутации и славы, которая не может вынести, чтобы вещи, ничтожные с точки зрения разума, занимали много места в Ваших мыслях, каковые должны следовать разуму во всём.

Не могу не повторить в связи с этим мольбы, с которою я неоднократно обращался к Вашему Величеству, заклиная Вас обратить ум к великим делам, имеющим значение для государства, и оставить все мелкие заботы как недостойные ни попечения Вашего, ни помышления.

К пользе и славе Вашей послужат частые раздумья над самыми крупными замыслами, которые течение дел государственных поставит на повестку дня, а уделяя слишком пристальное внимание тем, которые не входят в число оных, Вы мало того, что не извлечёте никакой пользы, но и, напротив, весьма навредите себе; и не только потому, что подобные занятия отвлекают Вас от более достойных, но также и потому, что, поскольку маленькие иголочки колют больнее, чем большие, которые легко заметить, Вам будет невозможно оградить себя от многих печалей, бесполезных для государственных дел и чрезвычайно вредных для здоровья.

Медаль (серебро, чеканка) Предположительно работа Ж. Варена (1604 – 1672) 1643

Аверс: профиль Людовика XIII

Реверс: статуя короля, водружённая на пьедестал

Надпись: «LUDOVICO IVSTO PARENTI OPTIME MERITO»

(Людовику Справедливому, заслужившему благодарность своих подданных).

Медаль была отчеканена, по-видимому, по случаю кончины короля 14 мая 1643 г.

В различных случаях мне случалось видеть, как ум Ваш был объят сильным беспокойством, и поэтому я обязан повторить здесь то, что говорил Вам не раз: если некоторые заботы необходимы для надлежащего отправления дел, то существуют и такие, которые способны только испортить настроение того, кто предаётся им с излишним жаром, и так сильно сбить с толку служащих ему людей, что из– за охватившего их смятения они сделаются менее способными выполнять то, что от них требуется.

Опыт, который 25-летнее царствование и правление дало Вашему Величеству, не позволяет Вам не ведать, что в великих делах результаты никогда точно не соответствуют отданным распоряжениям; он же показывает Вам, что Вы должны скорее сочувствовать тем, кому поручаете исполнение своей воли, когда их труды не приводят к желаемому успеху, нежели вменять им в вину неблагоприятное развитие событий, коего они не были причиной.

Один лишь Бог может с непогрешимостью осуществлять Свои намерения, однако милосердие Его таково, что, дозволяя человеку поступать в соответствии с присущими ему слабостями, Он терпит, когда Его замыслы воплощаются не так, как Он бы того желал.

Это учит и королей терпеливо сносить по соображениям рассудка то, с чем Создатель мирится из одного Своего милосердия.

Поскольку Ваше Величество имеете от природы сложение хрупкое, здоровье слабое, нрав беспокойный и нетерпеливый, что особенно проявляется во время пребывания в войсках, коими Вы командуете, то я полагал бы преступным не обратиться к Вам с нижайшей просьбой в будущем уклоняться от войны, насколько это окажется возможным. Я делаю это исходя из того, что легкомыслие и непостоянство французов [516]516
  См. также, что говорит по этому поводу Цезарь: «…они (галлы. – А.С. ) слишком скоры на решения и обыкновенно склонны ко всяким переменам» (Цезарь Гай Юлий. Галльская война. Кн. IV. 5. Пер. М.М. Покровского ) и несколько ниже «…галльское непостоянство» (Там же. Кн. IV. 13).


[Закрыть]ничем нельзя победить, кроме личного присутствия государя, а Ваше Величество не можете, не подвергая себя крайнему риску, ни приступать к долговременному предприятию, ни, следовательно, ожидать от него успеха.

Вы уже достаточно доказали свою отвагу и силу своего оружия, чтобы в будущем помышлять только о наслаждении покоем, добытым для государства Вашими прежними трудами, будучи сейчас в состоянии оборонять его от всех тех, кто, попирая общественное доверие [517]517
  В Древнем Риме имя Fides Publica (лат. «общественное доверие») носила богиня чести и добросовестности Fides, считавшаяся, в частности, блюстителем договоров и других государственных документов, которые помещались на хранение в её храм. В средневековом публичном праве термин «общественное доверие» (фр. foi publique) означал данную от имени государства гарантию безопасности или выполнения каких-либо обязательств.


[Закрыть], вознамерился бы вновь на него напасть.

Многим людям свойственно оставаться в праздности, пока какая-нибудь страсть не побудит их действовать, и в этом они подобны ладану, который источает благовоние, лишь когда горит. И не могу не сказать Вашему Величеству, что это свойство, опасное для всех людей, особенно пагубно для правителей, которые более всех прочих обязаны действовать в соответствии с доводами разума.

И правда, если страсть однажды и приводит к добру, так это лишь по чистой случайности, ибо по своей природе она только от него отворачивает, ослепляя людей, ею объятых [518]518
  Во времена Ришельё подобные рассуждения о вреде страстей и превосходстве разума были довольно распространены. Их можно найти буквально у всех философов и моралистов XVII в. Многие из них считали страсти чуть ли не болезнью ума, от которой может произойти только зло. Мода на рационализм продолжалась до середины XVIII в., когда ему на смену пришёл сентиментализм, отдававший бесспорный приоритет чувствам.


[Закрыть]. И хотя слепец иногда и выходит на хорошую дорогу, но будет чудо, если он не собьётся с пути и вовсе не упадёт; и не сможет он не споткнуться много раз, разве по невероятному счастью.

Государи и их государства терпели немалые бедствия, когда следовали больше своим чувствам, а не разуму и когда, вместо того чтобы руководствоваться государственными интересами, шли на поводу у собственных страстей; а потому я вынужден умолять Ваше Величество чаще размышлять об этом, всё более и более утверждаясь в правильности выбранной линии и продолжая поступать как всегда, то есть иначе, чем я только что описал.

Умоляю Вас также чаще вспоминать о том, о чём я неоднократно Вам говорил: нет хуже состояния для государя, чем когда он, будучи не в силах всегда самостоятельно осуществлять такие дела, которые входят в его обязанности, с трудом сносит, чтобы они были сделаны другими; умение же устроить так, чтобы другие вам служили, – весьма немаловажное качество для великого короля, поскольку без него он будет часто упускать удобные случаи, растрачивая тем самым драгоценное время не на развитие государства, а на пустяки, не стоящие внимания.

Ваш отец, покойный король, находясь в крайней нужде, награждал своих слуг добрым словом [519]519
  В течение долгого времени (по крайней мере до тех пор, пока он не стал фактически королём Франции) добродушие Генриха Наваррского (затем Генриха IV) было единственной монетой, которой он мог платить своим министрам за верную службу.


[Закрыть], а ласковым обхождением заставлял делать то, чего по причине своей бедности не мог добиться от них иным образом.

Ваше Величество имеете иной характер, и Вам присуща унаследованная от Королевы-матери природная сдержанность, которая, как она сама Вам не раз при мне говорила, мешает Вам следовать в этом отношении по стопам покойного короля. Не могу не обратить Вашего внимания на то, что интересы дела требуют от Вас оказывать благодеяния тем, кто Вам служит, и, по крайней мере, было бы благоразумно, если бы Вы приложили особенное старание не говорить ничего, что могло бы их задеть.

О щедрости, которая должна быть свойственна государям, я напишу ниже и не стану больше говорить о ней здесь, а остановлюсь на неприятностях, поджидающих тех, кто слишком откровенно рассуждает о недостатках своих подданных.

Раны, нанесённые шпагой, легко заживают, а те, что происходят от языка, остаются надолго, в особенности от языка королевского [520]520
  Ришельё сам испытывал шок, когда король, бывало, шутливо называл его «marmiton» (букв.: поварёнок; здесь: мальчуган, крошка). В одной из поданных королю записок (1629 г.) кардинал высказался следующим образом: «Язык государей часто причиняет им больше вреда, чем неприятельское оружие, а потому в речах своих они должны проявлять сдержанность».


[Закрыть], ибо власть государя делает такие раны почти неисцелимыми, разве что спасение придёт от него же самого.

С чем большей высоты брошен камень, тем чувствительнее удар от его падения; иной человек, беззаботно относящийся к тому, что может быть ранен насквозь оружием, находящимся в руках противников своего государя, не в силах вынести и малейшей царапины, нанесённой его собственной рукой.

И как орёл не ловит мух, лев презирает животных слабее себя, а человек, набросившийся на ребёнка, подвергся бы всеобщему порицанию, так и великие короли, осмелюсь сказать, никогда не должны обижать словами простых людей, не могущих сравниться с ними в величии.

История полна примеров неприятных событий, случавшихся в прошлом из-за невоздержанности языка великих мира сего, причинявших своими высказываниями обиду людям, которых ни в грош не ставили.

Благодаря милости Господа Ваше Величество от природы не склонны причинять зло, а посему Вам было бы разумно следить за своими речами таким образом, чтобы они никогда не наносили вреда.

Убеждён, что намеренно Вы не совершите этой ошибки, но поскольку бывает нелегко сдержать первые порывы своей вспыльчивости и внезапное волнение духа, которые могут иногда приключиться, ежели как следует себя от них не обезопасить, то я не был бы Вашим слугою, коль скоро не предупредил бы Вас о том, что Ваша репутация и интересы требуют тщательно этого остерегаться, ибо хотя подобная невоздержанность языка не затронет Вашей совести, однако может нанести немалый урон делам Вашим.

Поскольку хорошо отзываться о своих врагах есть героическая добродетель, то тем более государь не может дурно говорить о людях, готовых, служа ему, тысячу раз отдать за него жизнь, не совершив серьёзного прегрешения против христианского закона и не пойдя наперекор принципам правильной политики.

Государь, руки которого чисты, душа невинна, а язык безобиден, одарён немалыми достоинствами, а тот, кто, подобно Вашему Величеству, в высокой степени наделён первыми двумя качествами, может с лёгкостью присовокупить к ним и третье.

Величие королей предполагает такую сдержанность в словах, чтобы из их уст не исходило ничего, что способно оскорбить простых людей, поэтому они не только должны проявлять осмотрительность, как бы не сказать что-нибудь обидное в адрес основных сообществ государства, но и, более того, обязаны говорить таким образом, чтобы те имели случай считать себя обласканными государем: ведь самые важные государственные дела так часто принуждают ради всеобщего блага задевать их чувства, что благоразумие требует доставлять им удовольствие в вещах иного рода.

Великим государям недостаточно никогда не открывать рта для произнесения дурных речей о ком бы то ни было, но ещё разум велит им затворять свои уши для злословия и клеветы, а также прогонять и высылать тех, кто оные распространяет, как опасных вредителей, которые сеют заразу при дворах государей и часто отравляют слух, ум и душу всех вокруг себя.

Если недостойные люди, получающие свободный доступ к королевскому уху, опасны, то те, кто завладевает его сердцем, втеревшись к нему в доверие, опаснее во сто крат, ибо для сохранения подобного сокровища им поневоле приходится хитростью и коварством восполнять недостаток добродетели, коей они начисто лишены.

Не могу не сказать по сему поводу, что я всегда больше опасался влияния подобных людей на Ваше Величество, нежели могущества величайших королей на свете, и что Вам следует скорее остерегаться интриг лакея, который захочет Вас обмануть, нежели всех заговоров вельмож в королевстве, даже если все они преследуют одну и ту же цель.

Когда я занялся государственными делами, те, кто имел честь служить Вам до того, постоянно пребывали в уверенности, что любой донос на них может показаться Вашему Величеству убедительным, и поэтому в основном пеклись о том, чтобы держать при Вашей особе своих доверенных лиц, дабы ограждать себя от напасти, которой опасались.

Я на собственном опыте удостоверился в твёрдости Вашего Величества в том, что касается моей особы [521]521
  За все 18 лет правления Ришельё король действительно не раз вставал на его защиту, когда нападки на первого министра со стороны членов королевской семьи, духовника, принцев и придворных становились особенно яростными, а требования отправить его в отставку особенно настойчивыми, как, например, в 1630 г., во время событий перед «Днём одураченных».


[Закрыть], и потому обязан признать, что либо мнение вышеупомянутых людей было необоснованным, либо впечатление обо мне, которое сложилось у Вас со временем, отняло у Вас легковерие юности, однако не премину просить Вас о том, чтобы Вы так утвердились в правильности той линии поведения, коей изволили придерживаться в отношении меня, дабы никто с опаской не ждал от Вас чего-либо иного.

Затем не могу умолчать о том, что уши государей должны быть не только закрыты для наветов, но и открыты для выслушивания истин, полезных для государства, и если язык следует придерживать, чтобы словами не нанести вреда чьей-либо репутации, то также следует давать ему волю смело высказываться, когда речь идёт о государственных интересах.

Отмечаю эти два момента по той причине, что мне приходилось часто наблюдать, с каким трудом Ваше Величество набирается терпения, чтобы выслушать даже самые важные для себя вещи. А когда возникала необходимость объявить монаршью волю не только сильным, но и малым мира сего, а также людям среднего чина, Вам было весьма нелегко на то решиться, когда Вы предвидели, что сказанное им не понравится.

Признаю, что подобные колебания свидетельствуют о Вашем великодушии, но, не будучи льстецом, не могу не прибавить, что они являются и проявлением определённой слабости, каковая может быть простительна для обычного человека, но не для великого государя, ввиду проблем, могущих из– за неё возникнуть.

Тот факт, что подобная линия поведения навлекает всю зависть и ненависть по поводу принятых решений на советников Вашего Величества, значения не имеет: это были бы пустяки, если бы такой ценой обеспечивался надлежащий ход дел; но необходимо учесть, что в целом ряде случаев влияния министра, как бы велико оно ни было, оказывается недостаточно, чтобы принести известные результаты, требующие монаршьего приказа и абсолютной власти.

Кроме того, если однажды аристократы уверятся в том, что ложный стыд мешает Королю исполнять его обязанности и править самовластно, они возомнят, что своей настойчивостью могут получить то, что противно законам разума, и в конце концов их дерзость может зайти очень далеко, ибо, зная, что их государь страшится быть повелителем, они сами перестанут быть его подданными.

Необходимо обладать мужеством и совершать все поступки под влиянием рассудка, не идя на поводу у своих наклонностей, которые часто ставят королей на край опаснейших пропастей; и если устремления, застящие государям глаза и велящие слепо делать то, что заблагорассудится, в состоянии произвести зло, когда им следуют, позабыв об умеренности, то естественное отвращение, которое короли иногда начинают беспричинно испытывать, способно принести ещё больше зла, ежели рассудок не удерживает это чувство в желаемых пределах.

В некоторых случаях Вашему Величеству приходилось призывать на помощь осторожность для того, чтобы удержаться от проявления этих двух страстей, в особенности второй, ибо гораздо легче причинить зло, следуя своему отвращению, поскольку для этого королю требуется только отдать соответствующий приказ, нежели сделать добро, следуя велениям своей склонности, чего нельзя осуществить, не поступившись выгодой, на что многие люди решаются с превеликим трудом.

Обе эти страсти уму государей противны, особенно тогда, когда, мало отдавая себе в этом отчёт, короли гораздо чаще руководствуются своими естественными побуждениями, чем доводами рассудка.

Такие чувства иногда заставляют их вставать на чью-либо сторону в раздорах, обыкновенно случающихся между придворными, отчего, как я наблюдал, происходят великие неприятности, тогда как достоинство обязывает государей принимать сторону одного лишь разума – единственного союзника в любых обстоятельствах. Им нельзя поступать иначе, не утратив права именоваться верховными судьями и правителями, ибо, становясь участниками ссоры, они в какой-то степени низводят себя до уровня своих подданных.

Тем самым они способствуют возникновению в своём государстве многочисленных мятежей и заговоров, ибо те, кому приходится защищаться от королевской власти, прекрасно знают, что не могут прибегнуть к силе, а потому придумывают, как от неё оградиться с помощью интриг, происков и козней, отчего в государствах часто случаются великие смуты.

Искренность, которую должен проявлять человек, составляющий завещание, не позволяет моему перу закончить этот раздел, не сделав признания, столь же откровенного, сколь полезного славе Вашего Величества и доказывающего всему свету, что Закон Божий всегда был преградой на пути какой-либо склонности или отвращения, каковые могли овладеть Вашей душой, которая, будучи подвержена пустяковым недостаткам человеческим, всегда по милости Господа была свободна от самых крупных пороков, присущих государям.