Текст книги "Том 3. Чёрным по белому"

Автор книги: Аркадий Аверченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 36 страниц)

Василисы Темные

Многие утверждают, что в прежние времена нравы были грубее, суровее, что жестокость была самым ярким качеством наших предков. Как на иллюстрацию этого, указывают на факт из жизни князя Василия Темного: поймали князя Василия родные братья и выжгли ему глаза. После этого ослепленный князь стал знаменит под именем Василия Темного, а история заклеймила поступок братьев, назвав его варварским, жестоким, бесчеловечным…

Можно согласиться с тем, что это были жестокие, варварские времена, но радоваться, что эти времена уже прошли – преждевременно и легкомысленно.

Многие не знают того, что в наши дни, в наш культурный добросердечный век – жестокие братья нашли целую армию последователей, и под покровом тайны эти дикари совершают грубо и безнаказанно свои ужасные, леденящие кровь, операции. Тягостнее всего то, что, вместо крепких, терпеливых мужчин, они выискивают своих жертв среди нежных кротких девушек, и без жалости и милосердия фабрикуют целые легионы Василис Темных, которые бродят потом по свету, жалкие, незрячие, незнающие – куда им приткнуться и что им делать?

Бродят эти Василисы Темные по свету и мстят за себя другим – ослепляя всех подвернувшихся, так же грубо и так же жестоко…

Ужасный век.

У родителей девицы Василисы собрались однажды гости, – народ всё внешне культурный, изысканный, но таящий под этим наружным блестящим слоем самые разнузданные жестокие инстинкты…

Сидят и разговаривают мирно, тихо, с видом самых закоренелых интеллигентов.

Среди разговора хозяйка дома вдруг встает и с улыбкой поворачивается кь девушке Василисе, своей единственной, горячо любимой дочери:

– Васенька… Может быть, ты что-нибудь споешь нам?

– Хорошо, мама.

Василиса встает; подкрадывается к пианино и, схватив с этажерки лист бумаги, начинает кричать. Все понимают, что пианино стояло, никого не задевая, что оно ни в чем не виновато и, поэтому, незачем на него кричать и бить его кулаками по зубам… Да если даже предположить, что этот инструмент – обвиняемый, а Василиса читает ему по бумажке обвинительный акт, – даже в этом случае прокурор не должен кричать во всё горло и набрасываться с кулаками на преступника.

Избитый, оплеванный, униженный инструмент громко и жалобно рыдает, разъяренная Василиса кричит на него, а гости сидят, не шевелясь, и никому не придет в голову вмешаться в эту историю.

Наконец, судебная ошибка сделана, инструмент осужден, и Василиса, успокоившись и как будто даже стыдясь своей горячности, замолкает… застенчиво мнет в руках обвинительный акт…

Гостям нужно было бы тактично промолчать, а они встают, окружают Василису и начинают лениво мямлить:

– Очень мило! Оч-чень прекрасно! У вас несомненный талант. Вам нужно идти на сцену.

Невидимые ножи сверкают в их руках, они тычут этими ножами в ясные, красивые Василисины глазки и – свершается страшное дело: девушка Василиса делается Василисой Темной! Дикари в смокингах ослепили ее…

Мать всплескивает руками.

– Так вы думаете, у неё есть талант?

– О, помилуйте!

– И ваше мнение таково, что ей нужно идти на сцену?

– Конечно! Заправской артисткой будет.

Василиса Темная сидит в кресле и мечтательно улыбается.

– Мама… слышишь? Я буду артисткой.

– Слышу, дочка.

– В таком случае, я начну серьезно учиться. Слышишь, мама?

– Да, милая. Я горжусь тобой!

– Я так счастлива, мама. И она кротко улыбается…

О! когда ослепляли Василия Темного, он, наверное, ревел как бык. Недаром говорят, что женщины терпеливее переносят боль, чем мужчины.

На другой день Василиса Темная одевается во всё лучшее и отправляется к профессору пения.

– Что вам угодно? – спрашивает профессор, критически всматриваясь в её незрячие глаза.

– Я хочу серьезно заняться пением. Вчера один знакомый – Сергей Сергеич – сказал, что у меня хороший голос.

Профессор усмехается, но она не видит этого – Василиса Темная.

– Сергей Сергеевич сказал? Так… Тогда, конечно… Ну-ка, спойте что-нибудь.

Василиса Темная открывает рот и начинает кричать, глядя в угол незрячими глазами.

– Гм… – говорит нерешительно профессор. – Конечно, всякий голос можно обработать, но требуется такая уйма труда и усилий…

– Я вам заплачу две тысячи рублей! – поспешно заявляет Василиса Темная.

– О, в таком случае…

Ее ослепили… Ослепляет и она. На каждый профессорский глаз накладывается куча кредиток – и вторая жертва людской бестолковости начинает кричать дуэтом вместе с Василисой Темной.

Через год Василиса Темная надевает лучшее платье и идет к оперному антрепренеру.

– Я хочу к вам поступить.

– А ну-ка изобразите что-нибудь.

Очевидно, Василисе Темной не нравится фамильярный тон антрепренера, потому что она накидывается на него и начинает кричать.

– Помилуйте – бормочет антрепренер смущенно. – Зачем же кричать? Простите, если я что-нибудь…

– Да это я не кричу на вас. Это я спела на пробу.

– Ага! Вот оно что… У нас, видите ли, певиц полный штат. Больше не надо.

– Ничего, – успокаивает его Василиса Темная. – Одна лишняя певица не помешает. Каких-нибудь пятьсот рублей в месяц.

– Нет, не надо.

– Ну, я так пока буду петь, бесплатно.

– Да нет, не надо.

– Ну, я вам буду платить пятьсот рублей. Мне бы только выступить…

Антрепренер сразу делается Василием Темным. Мужественно превозмогая боль в ослепленных глазах, он торопливо говорит:

– В таком случае – пожалуйста. Выйдя от антрепренера, Василиса Темная садится на извозчика и едет к рецензенту бульварной газеты.

– Чем могу служить?

– Я певица… завтра мой дебют в опере. Нельзя ли…

– Можно. Знаете, какое на западном побережье Америки несчастье случилось? Страшное наводнение! Тысячи туземцев остались без крова… осиротевшие семьи… Потрясающая вещь!..

– Ну?

– Собираю пожертвования. Не дадите ли? Триста.

Василису Темную, профессора пения и антрепренера – ослепляли другие. Самоотверженный рецензент мужественно и бестрепетно стремится ослепиться сам…

Утром меломаны покупают газету и читают:

– «Первый дебют молодой певицы Василисы Темной прошел с громадным успехом. У нас есть несомненные данные утверждать, что из неё выработается первоклассная певица с редким по красоте тембра голосом».

Меломан не догадывается, что это за «несомненные данные». Взор его постепенно темнеет, меркнет, и к вечеру – глаза совершенно слепнут.

К началу спектакля в театр набирается целая толпа Василиев Темных.

– Читали? – спрашивают они друг друга. – Очень хвалят Василису Темную.

– Да, да… Очень любопытно послушать.

И после первого-же акта поднимается неимоверный рев:

– Браво, Василиса Темная! Бис!

Визжит Василиса Темная, ревут Василии Темные, а полицейский пристав важно развалился в своем кресле и не знает, что у него под носом свершается тягчайший позор нашего культурного века: ослепление зрячих оптом и в розницу.

Да, уж это даже в правило вошло: полиция всегда узнает о злодеяниях последняя.

Под лучом здравого смысла

Посвящаю человечеству

Однажды в военное министерство одной страны явился человек с хитрым лукавым лицом, и сказал:

– Дайте мне какого нибудь понимающего господинчика. Я сделаю ему очень важное сообщение…

– В чем – понимающего? – спросили его.

– В воздухоплавании! Я сделал новое важное открытие в военном воздухоплавании и хочу продать это открытие. Оно произведет переворот в военном деле и совершенно изменит способы ведения войны! Кто купит у меня этот секрет – у того будет громадное, поражающее преимущество перед противником. Война должна кончиться победой обладателя моей выдумки! Вот что-с.

Все очень обрадовались и повели изобретателя к генералу.

Генерал тоже обрадовался, усадил изобретателя в кресло и спросил:

– В чем заключается ваше изобретение?

– Я придумал тип дирижабля, который может держаться в воздухе сто часов, который подымает на себе целую роту солдат и который не боится ни дождя, ни противного ветра, ни бури. Не купите ли?

И, взяв с генерала честное слово, что тот не злоупотребит его доверчивостью, изобретатель показал все свои планы и чертежи.

– Да! – сказал генерал, просмотрев чертежи. – Вы правы… Это, именно, так, как вы говорите! Сколько вы хотите за это изобретение?

– Миллион.

– Прекрасно! – воскликнул генерал, целуя его. – Вот вам ассигновка на казначейство. Ровно миллион. Большое вам спасибо! Если придумаете еще что нибудь – приходите.

– А у меня еще есть что-то для вас, – подмигнул незнакомец, и его лицо засветилось лукавством. – Штучка, достойная удивления!

– А… что такое?

– Я изобрел пушку, которая легко подшибает на лету придуманный мною дирижабль, так что он вверх тормашками шлепается на землю. Спасения дирижаблю от моей пушки нет!

– Слушайте! – поморщился генерал. – Это что-то странное… Как. вам, право, не стыдно? Придумали такой хороший, прекрасный дирижабль и вдруг – против него пушку! Это даже, простите, неделикатно.

– Ничего не вижу тут неделикатного, – усмехнулся незнакомец. – Согласитесь сами, что военная техника и способы борьбы с неприятелем должны всё время совершенствоваться, всё время шагать вперед, не застывая на одном месте. Мой дирижабль – ужасная вещь! Должно же быть придумано против него какое-нибудь противоядие.

– Гм… Конечно, это так, но не совсем; я еще понимаю, если бы вашу пушку выдумал кто-нибудь другой, пришел бы к нам и предложил купить…

– Господи! – всплеснул руками незнакомец. – Будто-бы это не всё равно. Ну, легче ли вам будет, если я сейчас выйду за двери, срежу свои усы, повяжу иначе галстук, войдя, снова поздороваюсь, и сделаю вид, что я совершенно другой человек, который сроду вас не видывал. Хотите, я это сделаю?

Генералу стало стыдно, потому что он был человек не глупый, не любящий пустых детских игр.

– Вы правы, – сказал он. – Ничего не поделаешь. – Мы должны купить вашу ужасную пушку, потому что вы можете продать ее кому нибудь другому – это ваше право. Сколько?

– Миллион.

Генерал расплатился с изобретателем, похлопал его по плечу и восторженно сказал:

– А вы очень способный человек!

– Еще-бы, – засмеялся изобретатель. – Я очень способный.

– Да, ей Богу, придумать такую ужасную, грозную пушку…

Изобретатель скромно возразил:

– Ну, уж и ужасную… Вы мне льстите, Особенно ужасного в ней ничего и нет.

– Как нет? Насколько я понял по чертежам…

– Да! Она, действительно, страшна для этого ужасного дирижабля. Но…

Он снова опустился в кресло и, хитро прищурившись, бросил косой взгляд на генерала.

– …Но, что вы скажете, если я вам открою маленький, очень полезный для вас секрет: я придумал для дирижабля такую прекрасную крепкую оболочку (мой секрет!), которую моя пушка даже и не поцарапает!..

Генерал схватился за голову.

– С ума вы хотите меня свести, что ли? Это низко, некрасиво, нечестно делать такие вещи!

Незнакомец нахмурился.

– Я никогда не делаю бесчестных вещей. Вы ни в чем не можете меня упрекнуть. Плох мой дирижабль? Прекрасен! Пушка плоха? Еще лучше дирижабля!!

– Да, но вы могли сразу предложить мне вашу непробиваемую оболочку!

– Зачем же? – хладнокровно возразил изобретатель. – Развитие военного дела и способов ведения войны должно совершаться нормально и постепенно. Скачков не должно быть!

Потом оба – и генерал, и изобретатель – сидели, молча, минут пять. Генерал думал, изобретатель курил сигару.

Генерал хотел опять возразить, что уж лучше было бы, если бы секрет оболочки сообщил какой-нибудь другой человек, но, боясь, что незнакомец снова пообещает выйти за двери и, сбрив усы, явиться новым человеком – генерал тяжело вздохнул и сказал:

– Сколько?

– Миллион.

– Возьмите полмиллиона.

– В другом месте мне дадут два миллиона, – пожал плечами изобретатель.

– О, Господи! Вот человек!.. Ну, ладно. Берите еще миллион. Разоряйте нас!

Незнакомец получил деньги, пожал генералу руку и сделал шаг к выходу.

– Послушайте! – остановил его генерал, и в лице его читалось колебание. – Вы, действительно, уверены, что ваша оболочка дирижабля непробиваема?

Незнакомец лукаво усмехнулся.

– Моей пушкой? Без сомнения, непробиваема,

– Так что относительно оболочки я могу быть спокоен?

– О, да… Если не будут изобретены новые сложные ядра, особо-разрушительной силы…

– А они не будут изобретены? – вздрогнул генерал.

– Будут.

– Владыка небесный! Когда?!

– Они уже изобретены!

– Кем?

– Мною.

– О, черрт!.. Чего же вы молчали:

– Да я и не молчу. Я и говорю вам откровенно: ядра такие будут. Они придуманы мною. Генерал злобно засмеялся.

– И, конечно, вы предложите продать нам эти новые ядра… Да? А когда мы у вас купим ядра, вы улыбнетесь всей своей отвратительной рожей и намекнете что у вас есть еще одна броня, самого непроницаемого качества, – против этих ядер… Да?

– Да, – согласился незнакомец.

– И продадите ее за свой идиотский миллион, а потом придумаете новые ядра?!

– Без сомнения.

Генерал вырвал клок волос из своей головы и заревел:

– Чтоб вы пропали, проклятый! Вы завели нас в такой тупик, в котором вся наша страна завязнет, разорится и погибнет. Скажите, кто вы такой?! Скажите ваше имя, чтобы мы могли проклинать его на всех перекрестках?!..

Незнакомец вскочил. Его умное, освещаемое раньше лукавой усмешкой, лицо было нахмурено, а нижняя губа обиженно тряслась.

– Можете ругать меня сколько угодно, – сказал он. – От этого вы не сделаетесь умнее, а я – ниже. Имени своего я вам не назову, а если бы вы были посообразительнее, то сразу догадались бы, что я – воплощенная Логика, ходячий Здравый Смысл на двух ногах!! У вас слабый ум и вы не можете сразу схватить им и понять, что – безразлично, разорится ли ваша страна на вооружения в десять лет, или в десять минут… К вам пришел человеческий гений, явился настоящий Здравый Смысл – и вы готовы, убогий вы человек, надавать ему оплеух!! Конечно, мне, простому Здравому Смыслу, делать в вашем деле нечего! Всякий разоряется по своему вкусу и темпераменту. У вас не хватает даже темперамента, чтобы разориться сразу, без хлопот. Прощайте-с!!

И, оглушительно хлопнув дверью, незнакомец выбежал из военного министерства указанной выше страны.