Текст книги "НОСТАЛЬГИЧЕСКИЙ ДЕТЕКТИВ"
Автор книги: Аркадий Нудельман
Жанр:
Классические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)
– Здорово! Браво, американская миссис Корецкая! Отличная логика! Собственно ни вас двоих, ни господ Голдиных мы и не думали всерьёз рассматривать, как подозреваемых – никаких мотивов. Но такая у нас работа: мы должны проверять даже самые дурацкие версии. Я скажу вам по секрету, что в этом деле мы видим явную связь между убийством Франца Ковальского и аферой с двойной продажей дома. Как нам удалось установить, вашего приятеля Андрея Звягина «кинули» с юрмальским домом – он купил недвижимость, которая неделю назад был уже продана другому покупателю. Понимаете, в Латвии ещё только налаживаются законодательство и юридические процедуры по продаже частной собственности. Злоумышленники сумели воспользоваться временным бардаком в системе учёта и регистрации актов продажи. Скорее всего, убийство Ковальского – это уничтожение главного свидетеля, продавца дома. Я рассказал вам об афере с домом не напрасно. Вы всё равно узнали бы об этом от Марка Голдина – полиция вынуждена открыто работать с вашим кузеном по этому делу, так как именно его банк осуществлял передачу денег Звягина на счёт в швейцарском банке UBS, указанный в контракте.
А ещё у меня есть определённая просьба к вам обоим о помощи расследованию. Вы, конечно, вправе мне отказать, но моя просьба должна показаться интересной для Саши, как для писателя. Суть одолжения состоит в следующем: рядом с трупом Ковальского были найдены рассыпанные бумаги, а среди них несколько толстых тетрадей, полностью исписанных записями с датами. Записи почему-то выполнены на английском языке, хотя Ковальский всю свою сознательную жизнь прожил в Латвии, а по национальности он поляк. У нас на всё управление полиции имеется только один эксперт английского языка, который сейчас занят по другому делу. Тетради очень старые, раньше в таких гроссбухах вели бухгалтерские балансы небольших предприятий. Записи тоже сделаны давно, скорее всего, это дневник. Для вас английский уже стал родным языком – пожалуйста, просмотрите тетрадки. Может так случиться, что записи содержат какие-то планы Франца Ковальского по осуществлению аферы. Писатель, тебе же должна быть интересна чужая жизнь?
Корецкий: – Ты прав Миша, это может быть интересно. Я согласен бегло просмотреть пару тетрадок, но только если ты не начнёшь давить на нас со сроком. Мы же в отпуске, у нас обширные планы. Мы собираемся съездить в Литву, а потом возможно в Стокгольм и Копенгаген. Я надеюсь, что наши передвижения больше не ограничиваются латвийской полицией?
– Ну что ты Саша! Да ваши передвижения никогда и не ограничивались, я даже не отправил письмо в американское консульство. Да, ещё, я чуть не забыл. Все свидетели запомнили, что госпожа Корецкая очень активно снимала всех участников пикника. София, давайте будем дружить – в следующую нашу встречу передайте мне, пожалуйста, карточку памяти из вашего фотоаппарата. Мы только напечатаем копии для себя, а магнитную карточку я верну.
Когда Марк, на обратном пути высадил нас в полдень в центре старой Риги, я сказал жене:
– Софийка! Я не всё тебе рассказал…
Когда мы вместе со Звягиным вбежали в цветочную оранжерею, я нашёл на земле салфетку, на которой во время юбилея Марка я записывал стишки для идиотского конкурса поздравлений. Я спрятал её в карман – утаил важную улику от следствия. Что теперь делать с салфеткой? Если отдать её полковнику Веткину, то неизвестно, как он отреагирует на сокрытие улики. Мне кажется, что лучше продолжать молчать об этом.
– Я боюсь, что тебя кто-то хочет подставить. Скорее всего, это сделано для «перевода стрелки» – так называется этот приём преступников в специальной литературе. Но эта бумажка действительно может оказаться серьёзной уликой.
Давай посмотрим, как будут складываться события, а потом, может быть, расскажем следователю Веткину о салфетке – вдруг эта зацепка хорошо уляжется в его логические построения.
КАБИНЕТ ВЕТКИНА, СЛУЖЕБНОЕ СОВЕЩАНИЕ, 21 ИЮНЯ
ПРОТОКОЛ.
Присутствуют: начальник отдела полковник Михаил Веткин, эксперт Инта Люмпе, старший инспектор Станислав Радзиевский, старший инспектор Петерис Берзиньш, инспектор Зита Калныня.
Веткин: Инта, какие дополнительные данные установлены по убитому Францу Ковальскому?
Люмпе: Вскрытие уточнило время убийства Ковальского – от 11.00 до 12.00, 16 июня. Старик был тяжело больным человеком – рак простаты в запущенной форме. Мой диагноз подтверждён диагнозом лечащего врача Ковальского – уролога Лурье, фамилия которого установлена по рецептам, найденным у Ковальского. По информации лечащего врача, Франц Ковальский, в своё время, отказался от сеансов облучения и был информирован доктором Лурье, что в таком случае у него осталось не более года жизни. Смерть Ковальского наступила от удушья и последующей сердечной недостаточности. Смерти предшествовали несколько минут борьбы за жизнь: на теле обнаружены следы ушибов от падений и царапины. Глубокий след от удавки говорит о том, что убийца был физически очень сильным человеком, а угол плоскости сечения следа позволяет сделать вывод, что рост убийцы должен значительно превышать рост жертвы. Все отпечатки пальцев, обнаруженные в оранжерее или на личных вещах Ковальского, принадлежат только ему самому. Нечёткие отпечатки обуви на рыхлой земляной поверхности пола помещения не позволили идентифицировать тип обуви или другие установочные данные. Размеры отпечатков подтвердились: 40 и 44 см. У меня всё.
Веткин: Слава, доложи нам, что удалось установить по личности убитого?
Радзиевский: Франц Ковальский, 1921 года рождения, поляк, уроженец города Каунас, Литва. Он рассказывал одному из бывших коллег, что живёт в Риге с 1937 года. Будучи подростком, он поступил в ученики к рижскому мастеру по пошиву женского платья Соломону Меерсону и с той поры всегда жил в Латвии. По профессии он всегда был портным и закройщиком одежды, работал в различных пошивочных ателье Риги и Юрмалы. Он по праву считался одним из лучших закройщиков нашей республики. В период с 1970 года по 1980 год он работал в рижском доме моды Rigas Modes. Бывшие коллеги до сих пор относятся к Ковальскому с большим уважением. Одна из бывших моделей сказала о Франце Ковальском: «он был настоящим виртуозом своего дела…». Ковальский всегда, дополнительно к основной работе, занимался пошивом одежды на дому. К нему было очень трудно попасть: он обслуживал только своих знакомых или клиентов с надёжными рекомендациями. Люди говорят, что во все времени существовала длинная очередь на его пошивочные услуги – спрос опережал предложение, я имею в виду физические возможности Ковальского. Соседи сообщили о большом количестве посторонних посетителей в доме Ковальского, в прежние времена. Хозяином дома по улице Сатеклес Франц Ковальский стал в 1948 году. Ковальский регулярно, раз в неделю, посещал католический костёл. Он никогда не дружил и даже не общался вне работы ни с кем из сотрудников. По документам, Ковальский холост, но соседи утверждают, что в его доме всегда проживала женщина, которая недавно умерла. По информации, полученной от двух соседей, когда-то, много лет тому назад, эта женщина была очень красивой – яркая блондинка с длинными волосами. Гражданская жена Ковальского была домохозяйкой, нам не удалось найти ни одной записи об её трудовом стаже с каким-либо латвийским предприятием. В архиве юрмальского паспортного стола нашлась запись 1949 года о прописке Эльвиры Бунгардс по адресу дома Ковальского. Министерство социального обеспечения также подтверждает проживание пенсионерки Эльвиры Бунгардс по ул. Сатеклес 67, в Кемери. Она получала пенсию по старости, начиная с 1982 года. Соседи подтвердили, что имя жены убитого Эльвира – они случайно слышали, как Ковальский называл её этим именем. Женщина никогда, ни с кем из соседей, ни разу не разговаривала. Имя гражданской жены Франца Ковальского также подтверждается регистратурой ближайшей больницы в Дубулты – за последние два года жизни она три раза была госпитализирована с диагнозом «ишемическая болезнь сердца». Эльвира Бунгардс умерла всё с тем же диагнозом 19 января 2006 года.
Я нашёл интересную информацию о Ковальском в архиве бывшего КГБ. Как оказалось, в советские времена, кроме пошива одежды, Ковальский также занимался скупкой барахла у фарцовщиков и у получателей заграничных посылок для последующей перепродажи. Однажды Франца Ковальского вызывали на допрос в КГБ, но не арестовали, так как он подписал форму о своём согласии стать информатором комитета. Я не располагаю информацией, сколь успешным было сотрудничество Ковальского и комитета.
Как показали соседи, супруги Ковальские вели весьма обеспеченный образ жизни: они покупали продукты только с рынка, регулярно пользовались такси, носили дорогую одежду. Никто из соседей не помнит случая, чтобы дом Ковальских хоть на пару дней оставался без присмотра – летом хозяйку дома почти всегда видели в саду и на огороде, а в холодное время дым отопления постоянно свидетельствовал о присутствии в доме хозяев.
Нам не удалось установить место, где Ковальский прожил две недели, прошедшие после завершения второго контракта на продажу дома. Опрос таксистов с предъявлением им фотографии Франца Ковальского пока ничего не дал. Мобильного телефона у него не было. Его адвокат заявил, что Ковальский сразу же по оформлению продажи дома и получению денег собирался уехать к каким-то родственникам в Швецию. Мы не обнаружили никаких записей о телефонных звонках в Швецию с номера телефона Франца Ковальского за последние три месяца. Возможно, что шведские родственники убитого – фикция, хотя ещё в день убийства мы нашли во флигеле несколько старых писем в заграничных конвертах на латышском языке с адресом и именем Ковальского в качестве получателя. Письма я передал в экспертный отдел. Коллеги обещали подготовить для нас общую справку. Опрос соседей не подтвердил информацию о молодом мужчине, проживавшем в доме Ковальского. Однако профессор Фридманис утверждает, что когда он в первый раз позвонил по телефону Ковальского, то трубку поднял человек с молодым голосом и представился племянником хозяина дома. В первый визит Фридманис мельком, через распахнутую дверь видел в соседней комнате молодого мужчину, но не рассмотрел детали его внешности. Подобную информацию о племяннике также сообщил нам при допросе Андрей Звягин. Мне пока не удалось установить личность «племянника», как и не удалось найти никаких других родственников Ковальского. У меня всё.
Веткин: Петерис, доложи, пожалуйста, совещанию, что интересного ты накопал по личностям подозреваемых?
Берзиньш: По личностям подозреваемых мы ничего существенного пока не нашли. Хотя четверых гостей пикника можно, наверняка, исключить из списка, как имеющих алиби. Речь идёт о двух супружеских парах Гориных и Колесниковых. Они прибыли в Юрмалу на одной машине Lincoln, принадлежащей Колесникову. В самом начале рижской трассы их машина была остановлена за превышение скорости в 12 часов 5 минут, о чём свидетельствует инспектор дорожной службы полиции сержант Крастыньш. Водителем машины был Виктор Колесников, кроме него в машине находились его жена и двое друзей. В нашем распоряжении имеется копия протокола о нарушении и выписке штрафа. Нарушение скорости было выше, чем на 40% от установленного предела, такие случаи рассматриваются судом. Инспектор Крастыньш предусмотрительно записал данные всех четырёх пассажиров на случай судебного разбирательства. Следовательно, никто из этих четверых людей не мог оказаться на территории усадьбы до 12.30 дня.
Веткин: Петерис, ты извини, что я перебиваю – подобное, очень надёжное алиби по времени установлено лично мной ещё для двух пар: супругов Голдиных и, остановившихся в их доме американцев – супругов Корецких. Итого половина из гостей звягинского пикника имеет алиби. Что мы имеем по другим подозреваемым, Петерис?
Берзиньш: Оставшиеся две пары гостей: Звирбулисы и Либманы приехали в усадьбу позже всех, после часа дня, на двух разных машинах. По этим людям нам не удалось найти информацию, подтверждающую, что они двигались из Риги прямо на улицу Сатеклес в Кемери, без задержек и остановок.
Давид Либман – владелец большого магазина продуктов. Он также заявил, что никогда раньше не был знаком с Францем Ковальским. Либман в молодости при советской власти, сидел три года в исправительной колонии, но он не проходил по нашему ведомству, а сидел за фарцовку, по линии КГБ. Теоретически, он может быть знаком с представителями криминала. Физические данные Либмана соответствуют предполагаемым характеристикам убийцы.
Гунар Звирбулис – бывший комсомольский работник. Его жена владеет компанией по оптовой поставке французских косметических товаров. Криминального прошлого не имеет. С Ковальским знаком не был. Физические данные Звирбулиса соответствуют предполагаемым характеристикам убийцы.
Мне кажется очень перспективной для глубокой разработки кандидатура представителя центра организации торжеств Globus Олега Грановского. Он москвич, работает на компанию Globus только по разовым соглашениям, в Риге бывает наездами, обычно по вызову партнёрши по творческой деятельности – Марии Климовой, когда подворачивается выгодный заказ. Я думаю, что эти двое партнёры не только по работе. Нам удалось установить, что во время пребывания в Риге, Грановский всегда останавливается в квартире Климовой, в Пурвциемсе. В день убийства мы взяли с него подписку о невыезде, как и со всех других гостей пикника мужского пола. Несмотря на расписку, он сразу же после происшествия на пикнике у Звягина умудрился удрать в Москву. На тот момент, как впрочем и в настоящее время, мы не располагали никакими достаточными юридическими основаниями, для задержания Олега Грановского. Судя по протоколу единственного допроса, он тоже не был знаком с Францем Ковальским. В центре Globus мне рассказали, что он якобы окончил театральное училище в Москве, знаком со многими известными артистами, крутится в московских богемных кругах. Постоянной работы в Москве Грановский не имеет. Физические данные соответствуют предполагаемым характеристикам убийцы. Я запросил у московских коллег справку на господина Грановского, материалы пока не поступили.
Если говорить о членах семьи Звягина, то обе женщины физически недостаточно сильны и исключаются по признаку несоответствия предполагаемым характеристикам убийцы. По этому же признаку можно смело исключить из нашего списка жену Давида Либмана – Алёну и ведущую пикника Марию Климову, также приглашённую Звягиным из центра услуг Globus. У самого Звягина фактически полностью отсутствуют мотивы преступления – мы точно установили по банковским документам, что перевод полной суммы денег в Швейцарию уже завершён. Именно поэтому самая слабая версия, что убийство могло быть совершено, чтобы не отдавать деньги за дом совершенно отпадает. Сын Андрея Звягина – Николай является известным активистом движения за права граждан нелатвийской национальности, он дважды был арестован и даже отбыл короткий срок в тюрьме. Физические данные сына соответствуют предполагаемым характеристикам убийцы. Теоретически, он тоже может быть знаком с представителями криминала. Я предлагаю продолжить интенсивную разработку только четырёх подозреваемых: Николая Звягина, Олега Грановского, Гунара Звирбулиса и Давида Либмана.
Перспективная, на первый взгляд, разработка рабочих из центра обслуживания банкетов, как основных подозреваемых, разбивается по временному интервалу убийства. Шофёр Иван Подольский и двое грузчиков: Арвид Римкус и Ивар Согис пробыли на территории усадьбы довольно значительное время – примерно с 9.30 до 11.30 часов утра. Звягин и его жена утверждают, что шофёр и оба рабочих покинули усадьбу не позже 11.30 утра. Это же время отмечено в документах, где момент завершения разгрузки и сборки оборудования всегда фиксируется точно, так как именно от этого времени отсчитывается количество часов проката для оплаты клиентом. Дополнительные данные по алиби рабочих также имеются в показаниях владельца соседнего дома Андриса Балодиса. Он заявил, что в воскресенье, примерно в 11.30 утра выезжал со двора своего дома, чтобы отправиться в продуктовый магазин. Ему пришлось остановиться и ждать проезда большого грузовика, который одновременно, медленно выезжал через узкие ворота дома Франца Ковальского и таким образом на пару минут перекрыл всё движение по улице Сатеклес. Я всё-таки предлагаю продолжить разработку этого направления, так как в большом грузовике мог прятаться убийца или один из рабочих мог не уехать, а затаиться и остаться. Я хочу отметить, что согласно нашим замерам и наблюдениям, тент, установленный во дворе, имеет непрозрачную заднюю стену и случайно, а может вовсе и не случайно, полностью перекрыл обзор прохода к флигелю из оставшейся части двора. Злоумышленник мог использовать это прикрытие для того, чтобы совершенно незаметно выбраться из грузовика и перебежать до флигеля и оранжереи. У меня всё.
Веткин: Зита, а теперь ты, пожалуйста, доложи нам результаты твоих контактов с агентством АRКО, центром услуг Globus и что удалось раскопать у компьютерщиков из министерства коммунального хозяйства?
Калныня: В АRКО я ничего особенного не нашла. Со Звягиным работала их агент – Ирина Полищук. Ирина – молодая, красивая, незамужняя девушка – студентка. Она трудится в АRКО всего семь месяцев и только на комиссионной форме оплаты. Хозяин агентства и коллеги отзываются о девушке хорошо. Контракт «Ковальский – Звягин» всего лишь четвёртый за весь период работы Ирины на АRКО, за него ей выплатили очень серьёзные комиссионные. Мне насплетничали, что обычно контракты с большой стоимостью недвижимости достаются только ветеранам или друзьям хозяина агентства. Сам хозяин объясняет назначение Ирины Полищук на выгодный контракт тем обстоятельством, что Звягин с самого начала попросил агента, хорошо владеющего русским языком. Кроме этого, Звягин потребовал оформления одной копии всех документов на русском языке. Я допускаю, что могли быть и другие причины назначения Ирины на контракт – внешне она очень интересная девушка.
Хозяин объяснил, что все агентства по торговле недвижимостью покупают доступ к единой системе информации о поступившем в продажу жилом и промышленном фонде зданий Латвии DB-LRE. Компьютерная система DB-LRE базируется на технической базе вычислительного центра министерства коммунального хозяйства. Окончательно факт продажи любой недвижимости регистрируется и оформляется в офисе Земельной книги региона. Так называют государственную сеть учреждений по учёту недвижимости. Эта организация выдает каждому новому владельцу «Свидетельство владельца недвижимости». После этого сообщение о продаже, по факсу или электронной почтой, отправляется для ввода в DB-LRE. Фактически DB-LRE является компьютерной базой данных Земельной книги Латвии и питается её информацией. Это означает, что своевременность ввода записи о продаже зависит от людей, отправляющих сообщение из Земельной книги в ВЦ. В конце каждого дня агентства недвижимости также отправляют свои сообщения о новых домах, предложенных для продажи. Я побывала в юрмальском отделении Земельной книги и мне показали копию их электронного письма в адрес ВЦ о завершении контракта «Ковальский – Фридманис». Если бы это сообщение было своевременно обработано в вычислительном центре, то соответствующая запись в базе данных заблокировала бы объект для дальнейшей продажи и оформления другого «Свидетельства владельца недвижимости». В вычислительном центре мне рассказали, что система DB-LRE только недавно сдана в эксплуатацию.
Интересно, что разработкой проекта руководил программист из Соединённых Штатов Борис Розин, бывший рижанин. Он, якобы классный специалист, работал в ВЦ коммунального хозяйства по полугодовому контракту. Я поняла, что без серьёзного, профессионального расследования всей технологической цепочки эксплуатации DB-LRE не обойтись. Поэтому для продолжения работ на ВЦ мне нужна санкция прокурора и помощь серьёзного эксперта – специалиста по базам данных. У меня всё.
ДНЕВНИК, ТЕТРАДЬ ПЕРВАЯ, НАЧАЛО
Это действительно интересно, но это совсем не то, что, как ожидает Миша Веткин, может принести новую информацию и помочь расследованию. Это действительно дневник, но записи в нём очень старые – первая с подзаголовком: 1941, декабрь, католическое Рождество. Очень сложный и изящный язык, real British и точно базируется на очень хорошем образовании. Написано от женского лица. Мне не по зубам такой уровень языка для качественного перевода. Да и вообще эта писанина не может быть дневником Франца Ковальского…
1941, Декабрь, католическое Рождество.
Вчера моя душа умерла, я стала роботом. Ничего на свете меня больше не волнует, даже мое спасение от смерти. Я больше не чувствую потребности в любви, ни презрения к себе, ни ненависти к своему спасителю-мучителю. В принципе мне совсем не хочется теперь жить – я только не желаю мучиться, если уж мне будет суждено умереть. Мне всего двадцать лет, но я очень хочу умереть, просто так лечь и умереть. Я совсем не переживаю больше о маме и Фирочке, мне и так ясно, что с ними случилось – их больше нет на этом свете. Единственное, что ещё поддерживает меня в этой полу-жизни и чего мне действительно хочется – это желание опять увидеть Леона, мою первую любовь, моего первого мужчину…
Вчера Франек пришёл с его новой работы сильно выпившим – Рождество, хоть и война идёт, а у них католический праздник…
Как уже много раз случалось до этого дня, он опустился передо мной на колени и начал канючить:
– Стань моей женой! Давай, стань моей женой сейчас или уходи прочь, я так устал тебя просить…
Я молчала, совсем потеряв ощущение реальности. Сегодня мне впервые стало всё равно. Я должна быть наказана за то, что избегаю участи своего племени, а ищу для себя своё собственное спасение. Ведь Богу для чего-то нужны мучения моего народа – значит нужно смириться и быть вместе со всеми. Франек опустился передо мной на колени, спустил мои трусики, раздвинул ноги и стал целовать. Я стояла и думала, что я так и не сумела сохранить себя для Леона. Видно моя судьба стать падшей женщиной. Собственно, какая мне разница? Я всё равно не выживу здесь на чердаке у Франека, за мной всё равно раньше или позже придут. Мне больше никогда не вернуться в Лондон. Мне больше никогда не увидеть моего Леона. Мне всё равно…
Всё моё тело покрылось гусиной кожей, мышцы моего лона сжались, а он всё целовал и целовал меня, без остановки. Теперь его было не остановить. Мужчины, они все такие в подобных ситуациях, совсем бешенные…
Даже мой любимый Леон не смог остановиться после какой-то точки. Любил меня, берёг, жалел, а однажды, когда мы совсем заигрались в его комнате, вдруг извинился и повалил меня на кровать.
Франек медленно поднялся и, продолжая тесно прижиматься ко мне всем своим телом, стал наступать и продвигать меня к дивану. Когда мы оба упали на диван, я чувствовала себя полностью парализованной. Я уже и не пыталась освободиться, просто лежала неподвижно, отдавшись его рукам, губам и глазам… Мне было всё равно…
Мне даже нужно было теперь, чтобы всё произошло и я смогла бы избавиться от невыносимого напряжения во всём теле. Как его было много, он был повсюду, он всё успевал, казалось он только сейчас он расстегнул мои пуговицы, одну за другой, а теперь уже припал к моим губам долгим, нескончаемым поцелуем…
Противный запах дешёвой водки, ну скорей, скорей бы всё кончилось…
Какая сильная эрекция, какая громадная у него эта штука, я уже не могу больше…
Весь мир сейчас для меня сосредоточился в моём лоне, я уже больше так не могу…
1941, Декабрь, 30
Наедине Франек всегда шепотом называет меня «жиду каролине» – еврейская королева на литовском, на этом языке говорили у него дома, когда он был маленький. Моя беда в том, что я, действительно, королева – я королева красоты среди еврейских девушек Прибалтики. В тридцать восьмом году, когда в Риге ещё не было русских коммунистов и войны, я вернулась на каникулы из Лондона. Мой папа был ещё жив, всё было очень хорошо в нашей семье. Мама решила заказать мне первое вечернее платье у Меерсона. Меерсон весь истёк слюной, пока снимал с меня размеры. Он шутил, что конечно господину Диманту лучше знать, ему виднее, но он лично всерьёз бы задумался, если бы у его жены родилась такая красавица-блондинка. Бедный портняжка весь исстрадался:
– Бог мой, какие светлые и длинные волосы. Нет, не бывает таких волос у наших женщин…
А это вовсе не так, у нас в семье у многих женщин такие волосы, да и в торе описано много женских персонажей со светлыми волосами. Франек именно в тот раз и увидел меня впервые в ателье – он был учеником Меерсона. Первые два года он вообще работал в ателье Меерсона совсем без зарплаты, только за угол и еду.
Портняжка Меерсон уговорил меня поучаствовать в конкурсе красоты еврейских девушек, который проходил в Каунасе, в Литве. Меерсон тогда получил большой заказ – он шил платья для рижских девушек, которые ехали в Каунас и для их родственниц, которые сопровождали участниц. Мне заказали ещё одно платье, и мы поехали втроём: я, мама и Фирочка. Папа не поехал – он себя неважно чувствовал и не хотел оставлять магазин без присмотра. Мой папа был самым известным ювелиром Риги – магазин Димант. Наша фамилия, на латышском языке, так и значит: бриллиант. Я выиграла конкурс красоты в Каунасе – у еврейских мужчин в жюри тоже захватило дух от красивой блондинки. В результате – звание королевы, денежный приз, фотографии Сары Димант во всех еврейских газетах Прибалтики.
Потом Прибалтику захватили русские коммунисты, папа умер прямо у них на допросе, наш магазин конфисковали от имени народа, а я так и не сумела вернуться в Лондон, в свой университет. Я не сумела вернуться к своему любимому Леону. Мне уже тогда стало всё равно, но в то время я ещё надеялась на какое-нибудь чудо.
А затем в наш город пришли немцы. Многие евреи в первые дни были довольны их приходом. Они говорили:
– Немцы быстро порядок наведут. Мы умеем разговаривать на немецком языке, немцы – культурная нация, мы не станем верить в сказки, которые рассказывали о зверствах германских солдат евреи, бежавшие из Польши. В их россказни невозможно поверить. Беглецы просто хотели разбудить нашу жалость, чтобы мы больше денег жертвовали на их устройство.
Все евреи-беженцы из Польши тогда побежали дальше, вместе с отступающими русскими солдатами. А большинство рижских евреев остались – они продолжали верить в немецкую культуру. Мы растерялись и тоже остались – мама не привыкла самостоятельно принимать важные решения. В начале октября 1941 немцы выпустили декрет, приказывающий всем евреям, ещё до конца месяца, переселиться в специально выделенный Московский квартал в районе пересечения улиц Московская и Лаздонас. Все, кто не носит на одежде жёлтую звезду Давида или отказывается садиться в машины, прибывающие для перевозки евреев в новый район проживания, будут расстреляны на месте. Уже в октябре все наши поняли, что нужно было слушать беженцев из Польши, но оказалось уже поздно. За нами пока не приходили. Мама придумала план моего побега. Она нашла в комнате, сбежавшей из еврейского дома прислуги, старую одежду. Она отобрала для меня самое застиранное бельё, нашла бабушкин тёплый шерстяной платок и заставила меня надеть платье и жакет нашей прислуги. Мама сказала:
– Ты совсем не похожа на наших девушек, доченька. Ты должна уйти из дома до того, как фашисты приедут за нами! В сумке еда на пару дней и деньги, а в носовом платке я завязала ценности, оставшиеся от папы. Это очень дорогие камни, их хватит, чтобы купить вам с Леоном очень хороший дом в Лондоне. Это твоё приданное. Папа там, наверху, наблюдает за нами – он тебе поможет выжить. Беги и спрячься где-нибудь в городе. Если спросят – говори, что ты из Даугавпилса, ищешь угол и любую работу. Разговаривай только на латышском. Старайся плохо выглядеть, никогда не снимай платок – тебя могли запомнить по фотографиям в газетах. Постарайся убежать, доченька. О нас с Фирочкой не думай, может быть всё ещё обойдётся, и мы все будем когда-нибудь жить вместе в Лондоне.
На следующий день Франек Ковальский подобрал меня в подъезде дома, где я грелась у батареи. Он сразу меня узнал и забрал на свой чердак. Его сестра, тоже блондинка, недавно умерла от родов. Муж сестры с горя записался в латышскую дивизию и переехал жить в казарму. Я теперь выживаю по документам сестры Франека – Эльвиры Бунгардс. Я никогда не выхожу из квартиры Франека на чердаке.
Франек регулярно приносит мне последние новости, которые доходят с Московской улицы. Онраньше работал на портного Меерсона, он знает многих наших, он собирает все слухи. Наверное, он это делает для того, чтобы ещё больше меня запугать – ему необходимо, чтобы я была послушной девочкой. Его новости ужасны! Тысячи убитых и умерших от голода и болезней. Почему весь мир ополчился против моего народа? Франек всё время твердит, как он меня любит, и подчёркивает, что он рискует своей жизнью ради моего спасения. Он намекает на то, что я должна быть очень благодарна, должна ценить его доброту, а иначе…
А какое в нашей ситуации может быть « иначе»? Я уже ничего не боюсь, если они придут – я выброшусь в окно. Мы живём на чердаке, но единственное окно у нас есть. Да и для Франека это «иначе» – тоже полная погибель, фашисты в своих развешенных повсюду листовках предупреждают о тяжких наказаниях за укрывательство евреев. Однажды Франек подслушал разговор латышей-полицейских, когда стоял в очереди в бюро трудоустройства – там набирали портных на фабрику, шить форму для армии. Один из полицейских хвастался, что 8 декабря он участвовал в расстреле евреев в Румбульском лесу, за что его поощрили ценным подарком – карманными золотыми часами, которые раньше принадлежали какому-то еврею. Полицейский ещё говорил, что для латышей лучше, если в Латвии евреев совсем не останется: жильё станет дешевле, рабочих мест будет больше и экономика должна подняться за счёт конфискованных еврейских денег, которые немцы обязательно вложат в развитие латвийской промышленности. Немцы – передовая нация и они обязательно потянут за собой арийские народы Балтии. Главное состоитв том, что Германия взяла на себя очистительную миссию спасения мира от жидов и коммунистов. Как только уничтожат всю эту нечисть, так и начнётся совсем новая, спокойная и богатая жизнь в Латвии.
ЗВАННЫЙ УЖИН С ПОЛИЦЕЙСКИМИ
