Текст книги "Про других и про себя"

Автор книги: Аркадий Минчковский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 10 страниц)

ЛЕНЬКИНА ПРЕМЬЕРА

В тот год я ходил в четвёртый класс.

Со мной учился мой лучший приятель и сосед по Ковенскому переулку Лёнька Щёчкин. Порядочный, между прочим, шалопай, хотя и на редкость сообразительный тип. Этот Лёнька был настолько смекалистым, что, весь год читая под партой про Шерлока Холмса и всякие другие захватывающие сочинения, умудрялся притом переходить из класса в класс, да ещё без всяких переэкзаменовок.

Секрет чуда, которому завидовали все остальные лодыри нашего четвёртого «б», таился в Лёнькиных артистических способностях. Верным средством, обезоруживающим самых въедливых из учителей, были щёчкинские показная прямота и чистосердечность.

Если Лёньку, и не подумавшего перед тем выучить урок, вызывали к доске, он стоял возле неё с таким неподдельно огорчённым выражением на своей круглой физиономии, что не выдерживало ни одно преподавательское сердце. Щёчкина отпускали, взяв с него слово, что к следующему разу он будет всё знать.

С трогательной благодарностью в глазах Лёнька клялся именно так и поступить и, положив мел, бесшумно усаживался на место. С этой благополучной минуты и до конца урока Щёчкин, подперев кулаком подбородок, с таким примерным усердием внимал словам учителя, что и в самом деле можно было подумать: не мыслил своего будущего без знания, где находится остров Врангеля или Суэцкий канал.

Но я-то знал, чем была занята гениальная голова моего друга. Лёнька разрабатывал план, как нам улизнуть с последнего урока и успеть на двенадцатичасовой сеанс в кино «Сатурн», где уже третий день шла американская кинокомедия с участием обожаемого нами очкарика – Гарри Ллойда. Я и сам с утра только о том и думал, поминутно нащупывая в кармане пятнадцать копеек, выданные мне на горячий завтрак.

Вообще-то Щёчкина и у доски, и устно спрашивали редко. В том ему счастливо помогал русский алфавит. Лёнькина фамилия в классном журнале таилась где-то у самого нижнего обреза страницы. Но если у кого-нибудь из учителей и являлась мысль начать опрос снизу вверх, у Щёчкина и тут была надёжная защита из двух братьев-близнецов Яковлевых и бестолковой девчонки Юрченковой, с которой дело всегда затягивалось.

Хуже всех в нашем четвёртом «б» приходилось Яшке Абу. Надо же, чтобы человеку досталась такая неладная фамилия: А и Б, и всё. В какую историю ни попадёшь, всегда будешь гореть самым первым. Никто этого Аба нигде не мог опередить. Даже в толстой, как кирпич, телефонной книге его отец был напечатан на самом первом месте. Ну, ещё приходилось отдуваться Бабченко, Васину и Глинскому. Словом, Лёньке беспокоиться не приходилось. Сидя на своём месте в пятом ряду, он чувствовал себя в полной безопасности.

Однако нашёлся в школе человек, который все щёчкинские штуки быстро раскусил. Это был учитель естествознания, недавно ставший нашим классным руководителем, Анатолий Николаевич. Он был ещё очень молод. Мы любили своего наставника, и больше всего за то, что классным наставником он нам совсем не казался.

Даже внешне Анатолий Николаевич ничем не походил на остальных педагогов, большинство которых к нам перешло от института благородных девиц, вместе с сетками на лестницах, чтобы воспитанницы не бросались вниз, разочаровавшись в юной жизни.

Был он высок и не по-учительски кудряв. Носил бывалую двубортную тужурку и косоворотку под ней. Так выглядела верхняя половина одежды – память о студенческих годах. Нижняя – брюки-галифе и порыжелые сапоги свидетельствовали о недавнем военном прошлом естествоведа.

Анатолий Николаевич, хотя и встречался с нами далеко не каждый день (ведь уроки естествознания не часты), хорошо знал всех сорвиголов и бузотёров, то есть, по-тогдашнему, шумных озорников, и к каждому имел свой подход. Случись что-либо, врать или отпираться перед нашим Толей было напрасным делом.

Знал он, разумеется, и Щёчкина и прекрасно понимал, что Лёнька за птица. Анатолию Николаевичу будто даже доставляло удовольствие наблюдать, как ловко тот выходил из любого положения. Если Щёчкин вдохновенно «заливал», почему он опоздал в школу или удрал с урока, наш Толя со вниманием выслушивал его, а потом говорил:

– Всё это, что ты здесь городил, атлет, сочинение. Но придумано лихо. Придётся всё-таки поговорить о твоих доблестях с твоей мамой.

– Ей-бо, Анатолий Николаевич!..

Лёнька чуть ли не бил себя в грудь.

– Хватит, садись, – уже начинал хмуриться Анатолий Николаевич.

Щёчкин возвращался на свою парту с видом человека, оскорблённого в лучших чувствах, но он преотлично знал, что никакой его мамы Анатолий Николаевич вызывать не станет. Наверное, просто жалея её. Отца у Щёчкина не было. Молодая Лёнькина мать служила машинисткой, с трудом зарабатывая на себя и сына. К чести её, он был всегда аккуратно одет и являлся в класс с чистой шеей и руками. Другое дело, каким Лёнька возвращался домой после нашего ежедневного футбола в школьном саду.

Так вот, однажды шёл урок естествознания. Анатолий Николаевич рассказывал нам о лесе: хвойном, лиственном и смешанном. Во втором часу (а урок был сдвоенный, и до звонка ещё оставалось время) классный руководитель решил посвятить свободные минуты повторению ранее пройденного. Все, кто был за партами, устремили взгляды туда, где сидела Ляля Амматуни – единственная обладательница часов в четвёртом «б». Трижды разжав и сжав пальцы, Ляля дала понять, что до конца урока оставалось пятнадцать минут.

И конечно же, началось с разнесчастного Аба. Поднявшись со своего места, Яшка пробормотал что-то более или менее связное про пестики и тычинки, поскольку вопрос касался строения цветов.

Анатолий Николаевич кивнул Абу и, поставив отметку в журнале, велел ему садиться.

Теперь настала очередь Бабченко или Васина. Убеждённый в полной своей безопасности, Лёнька смотрел на учителя с такой бесстрашной решимостью, что, казалось, готов был продемонстрировать знания и перед учёным собранием ботаников.

Вид его был вызывающим, и я даже подумал: перегибает Щёчкин, позабыл о том, как трудно провести догадливого Толю.

Так оно и случилось.

Пока отвечал Аб, Лёнька, глядя в сторону доски, утвердительно кивал головой. Дескать, всё правильно. Так оно и есть, я-то, мол, знаю. Хотя мне было понятно: он и не думал учить ничего пройденного. Весь вечер перед тем мы допоздна гоняли на коньках в Тавриге – так у нас звался Таврический сад.

Но тут Анатолий Николаевич оторвался от журнала, поднял голову и, неторопливо окинув взглядом сидящих перед ним, остановился на моём великолепном друге, а затем сказал:

– Ну, так. А не продолжить ли нам с конца?.. Ответит, ответит... – Он чуточку помолчал. В глазах мелькнула лукавая усмешинка. – Ответит нам... Ну, например, Щёчкин.

Разумеется, Лёнька подобного не ожидал. Скорее всего он и не подумал о том, что сегодня заключал список. Ведь Яковлевы со своим отцом-артиллеристом уехали в другой город, а толстый переросток Юрченкова запоздало болела коклюшем.

У меня заныло в животе. Ну и будет полыхать ярким пламенем мой дружок! Интересно, как ему удастся выплыть?

Но происшедшее в дальнейшем превзошло все ожидания.

Лёнька, не меняя позы примерного ученика, всё так же открыто смотрел вперёд, словно произнесённое учителем касалось кого угодно, только не его.

– В чём дело? – удивлённо продолжал Анатолий Николаевич. – Щёчкин, я, кажется, обращаюсь к тебе. Ты что, перестал слышать?

Меж тем Лёнька продолжал свою дурацкую игру. Улыбка на лице Анатолия Николаевича сменилась недоумением. Класс замер, не в силах догадаться, что это всё значило. А Щёчкин, наверное решив, что достаточно помотал нас и учителя, спокойно сказал:

– Если вы меня, Анатолий Николаевич, то я не Щёчкин.

Сделалась такая тишина, что стало слышнее чириканье воробьёв за двойными оконными рамами.

– То есть как это ты не Щёчкин? – Чувство юмора внезапно покинуло нашего славного Толю. – Кто же ты в таком случае такой?

– Я – Малышев, – не моргнув глазом, заявил Лёнька. – Начинаюсь на букву «Ме».

Всегда спокойный Анатолий Николаевич, кажется, уже начал терять терпение. Ещё бы несколько секунд, и он, пожалуй, мог взорваться, выведенный из себя новой выходкой Лёньки. Накричал бы на него и выставил из класса, как это бывало с другими учителями. Мы обалдело смотрели на Щёчкина, не в силах взять в толк, что с ним стряслось. А сам Лёнька, уже поднявшись за партой, невозмутимо продолжал:

– Я Малышев, Анатолий Николаевич. Моя мама вышла замуж, а отчим усыновил меня. Я теперь Малышев.

– Малышев?! Мама вышла замуж?!– повторил классный руководитель, недоверчиво глядя в журнал.

– Да. Она уже приходила к завучу. Только тут мою правильную фамилию ещё не успели записать. Я теперь между Локтевой и Миллером. Так они захотели, взрослые. Я тут ни при чём.

Сказав всё это, Лёнька Малышев, бывший Щёчкин, опустился за парту и умолк, довольный произведённым впечатлением. Попробуй сейчас доберись до него, с какой стороны ни начинай.

– Малышев!.. Вот это да! Ну, ловко!..

Анатолий Николаевич вернулся к своему обычному состоянию. Кажется, он был в восхищении от нового трюка находчивого ученика. Взглянув на Лёньку, он вдруг громко расхохотался. Глядя на учителя, стали смеяться и мы, довольные любой возможностью проволочки времени. Не прошло и минуты, как уже громко хохотал весь четвёртый «б». Стыдливо хихикали девчонки на первых партах. Громко гоготала галёрка. Со всем классом смеялся и Лёнька. Ещё бы! Смотрите, сколько он доставил всем удовольствия.

Пытаясь подавить смех, Анатолий Николаевич стучал ладонью по столу. Но где там было унять развеселившийся класс! Лишь только наступало затишье, кто-то прыскал снова, и смех возникал с новой бушующей силой. Удержаться от него не мог и наш воспитатель.

– Ну, хорошо, хорошо, – с трудом выговаривал он, давясь от хохота. – Малышев так Малышев... Может быть, ты всё-таки скажешь нам, Малышев...

Однако Лёнькин расчёт был точным. В эту минуту в коридоре зазвенел спасительный звонок. Анатолий Николаевич махнул рукой и всё так же, превозмогая душивший его смех, с журналом в руках заспешил из класса в учительскую, чтобы поделиться тем забавным, что произошло на его уроке. Впрочем, не знаю, кто из его почтенных коллег мог там разделить весёлость молодого классного руководителя.

Прошли годы. Лёнькины таланты не пропали даром. Он и в самом деле стал артистом, и очень неплохим. Снимался в кино и играл в Театре комедии. Но думаю, ни в одной своей смешной роли на его долю не выпадало такого оглушительного успеха, как в тот далёкий зимний день в четвёртом «б» классе в школе вблизи Невского проспекта, когда он впервые объявил себя Малышевым.

ДЛЯ МЛАДШЕГО ВОЗРАСТА

Минчковский Аркадий Миронович

ПРО ДРУГИХ И ПРО СЕБЯ

Ответственный редактор Н. Л. Страшкова.

Художественный редактор В. П. Дроздов.

Технический редактор З. П. Коренюк.

Корректоры Н. Н. ЖУКОВА и Л. А. БОЧКАРЁВА.

ИБ 5079

Сдано в набор 05.11.80. Подписано к печати 25.02.81. Формат 70Х100¹/₁₆. Бумага офсетная № 2. Шрифт школьный. Печать офсетная. Усл. печ. л. 14,3. Усл. кр.-отт. 3542,5 тыс. Уч.-изд. л. 10,26. Тираж 100 000 экз. Заказ № 123. Цена 55 коп. Ленинградское отделение ордена Трудового Красного Знамени издательства «Детская литература». Ленинград, 191187, наб. Кутузова, 6. Фабрика «Детская книга» № 2 Росглавполиграфпрома Государственного комитета РСФСР по делам издательств, полиграфии и книжной торговли. Ленинград, 193036, 2-я Советская, 7.

ДОРОГИЕ ЧИТАТЕЛИ!

Присылайте нам ваши отзывы о прочитанных книгах и пожелания об их содержании и оформлении. Напишите свой точный адрес и возраст. Пишите по адресу: Ленинград, 191187, наб. Кутузова, 6. Дом детской книги издательства «Детская литература».

Минчковский А. М.

М62 Про других и про себя. (Разные истории): Повести и рассказы/Рис. Ю. Бочкарёва. – Л.: Дет. лит., 1981.– 173 с., ил.

В пер.: 55 к.

В сборнике объединены повесть и рассказы автора о событиях разных лет.

Р 2

ЧИТАЙТЕ КНИГИ ИЗДАТЕЛЬСТВА «ДЕТСКАЯ ЛИТЕРАТУРА»

Алмазов Б.

БЕЛЫЙ ШИПОВНИК.

Повести.

Рис. О. Биантовской. Л., 1979, 237 с.

Коржиков В.

КОГОТЬ ДИНОЗАВРА.

Повесть.

Рис. Г. Валька. М., 1979, 142 с.

Крапивин В.

МУШКЕТЁР И ФЕЯ.

Повести.

Рис. Е. Стерлиговой. М., 1979, 239 с.

Леонов А.

МЕДОВЫЕ КЛАДОВЫЕ.

Рассказы и повести.

Рис. Андр. Пахомова и А. Слепкова. Л., 1979, 190 с.

Лиханов А.

ДЕНЬ ТВОЕГО РОЖДЕНИЯ.

Рис. Ю. Иванова. М., 1980, 341 с.

Яковлев Ю.

А ВОРОБЬЁВ СТЕКЛО НЕ ВЫБИВАЛ.

Рассказы.

Рис. Г. Мазурина. М., 1979, 318 с.