Текст книги "Двор. Книга 3"
Автор книги: Аркадий Львов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)
Ровно в шесть часов Малая вышла из парадного, за ней втроем, одной шеренгой, Чеперуха, Ланда и Бирюк. Двор, как будто по команде, встретил громом аплодисментов, и сколько Клава Ивановна ни делала обеими руками знаки, чтобы угомонились, получалось как раз наоборот: люди вскакивали со своих мест и хлопали еще громче, еще горячее.
Места за председательским столом заняли Малая, доктор Ланда и Зиновий Чеперуха. Бирюк присел чуть в сторонке, на стуле, который держала для него Ляля Орлова.
На правах старейшего жильца дома, сказала мадам Малая, она предлагает почтить минутой молчания память товарища Дегтяря, рулевого нашего двора, члена партии ленинского призыва, который ушел от нас навсегда в тягчайшие дни всенародного горя – кончины великого Сталина.
Люди поднялись, скорбно понурили головы и так стояли, пока мадам Малая не сделала рукой знак, что можно садиться.
– Сегодня, – сказала Клава Ивановна, – впервые с тех пор, как не стало Ионы Овсеевича Дегтяря, двор и все соседи собрались, как в былые годы, на свой вечер вопросов и ответов, который совпал с радостным для всех нас событием – возвращением во двор доктора Ланды. Семен Александрович, – скомандовала Малая, – встань, чтобы соседи и гости еще раз могли на тебя хорошо посмотреть.
Вместе с дружными аплодисментами с мест раздались веселые выкрики, что доктор Ланда выглядит так, как будто полгода сидел где-то на кавказском курорте и загорал с утра до вечера на солнце. Пусть объяснит, где и когда успел.
Клава Ивановна сказала, что реплики, комплименты и вопросы потом, а сейчас слово Зиновию Чеперухе, который будет вести вечер.
Иона Чеперуха, когда назвали имя сына, поднялся и громко заявил, что полностью доверяет Зиновию Чеперухе, но в интересах дела надо, чтобы рядом занял свое место Герой Советского Союза майор Бирюк. Хотя никто не предлагал голосовать предложение старого Чеперухи, люди сами подняли руки в знак поддержки и стали требовать майора Бирюка к председательскому столу.
– Бирюк, Андрей Петрович, – обратилась Клава Ивановна, – люди хотят видеть вас рядом с доктором Ландой. Просим занять место.
Майор Бирюк подошел к столу, пожал руку Малой, доктору Ланде, Чеперухе и сел на стул, который успела придвинуть Ляля Орлова.
– Спасибо, Идалия Антоновна, – громко поблагодарил Зиновий, – теперь в президиуме у каждого свое место и не нужно сидеть между двумя стульями.
Шутка всем понравилась, люди весело смеялись, объясняли один другому, что в каждой шутке есть доля правды, Клаве Ивановне пришлось дважды призывать к порядку, прежде чем угомонились и ведущий мог начать свое вступительное слово в адрес доктора Ланды.
Вся жизнь доктора Ланды, сказал ведущий Зиновий Чеперуха, прошла на виду у его соседей, перед глазами всего двора. Классовое происхождение доктора Ланды, в котором имелись, по социальной линии, свои изъяны, не стало в послереволюционные годы помехой тому, чтобы молодой медик, в прошлом сын одесского торговца, влился в ряды нашей новой советской интеллигенции. В пионерские свои годы, вспомнил Зиновий, в лице доктора Ланды он постоянно имел перед собой пример специалиста, венеролога-дерматолога высокой квалификации, который не только в поликлинике, то есть по месту работы, но и в стенах пионерского форпоста, построенного руками нашего двора, всегда находил время, чтобы дать профессиональную консультацию жильцам и соседям.
– Мы все это видели своими глазами и хорошо помним, – сказала Клава Ивановна. – Чеперуха, можешь перейти прямо к послевоенным годам.
Воротясь с войны полковником медицинской службы со многими боевыми наградами, доктор Ланда, продолжал ведущий Зиновий Чеперуха, не отделился от двора, не стал чураться жильцов и соседей. Он остался таким же простым, отзывчивым, как был до войны и запомнился своим соседям. Покойный Ефим Граник, известный своими странностями, которые ни для кого не были секретом еще с довоенных лет, в трудную минуту мог обратиться к полковнику Ланде со своей душевной тревогой и всегда находил отклик, находил теплое слово. Двор помнит и никогда не забудет, что Ефим Граник наложил на себя руки как раз в те дни, когда по радио и в газетах сообщили об аресте группы врачей. Как известно, наш сосед доктор Ланда, Семен Александрович…
– Товарищ Чеперуха, – перебил ведущего майор Бирюк, – здесь все грамотные, читают газеты, имеют дома радио. Зачем пересказывать, повторять, тем более про доктора Ланду, который сидит здесь перед нами и сам готов осветить то, что соседи и гости могут захотеть услышать лично от него. Товарищ Малая, я думаю, надо дать слово доктору Ланде: пусть расскажет соседям и гостям, какие у него наметки и планы на сегодня и на будущее по профессиональной линии, а также по линии жизни в целом.
Еще до того, как Малая успела ответить на предложение майора Бирюка, который неожиданно прервал вступительное слово ведущего Чеперухи, люди со всех сторон зашумели и стали требовать, чтобы доктор Ланда, ради которого они пришли, сам рассказал о себе и отвечал на вопросы, когда ему будут задавать.
Зиновий Чеперуха, хотя в первую минуту был заметно растерян, теперь полностью оправился, целиком поддержал предложение майора Бирюка и сказал, поскольку двор собрался на вечер вопросов и ответов, будем держаться указанного порядка, пусть доктор Ланда сам о себе рассказывает и отвечает на вопросы.
Мадам Малая объявила, что предложение принято, доктор Ланда, если хочет, может сделать дополнение к вступительному слову, которое только что все слышали, а если нет, приступим к вопросам и ответам.
Доктор Ланда поблагодарил Зиновия Чеперуху за теплые слова, которые восстановили в его памяти незабываемые двадцатые и тридцатые годы, а также, без малого, уже почти десять лет после войны.
– Ланда, – перебила Клава Ивановна, – не гони лошадей: до десяти лет еще полных полтора года! Надо дожить.
– Не только доживем, – крикнул с места старый Чеперуха, – но и переживем!
Люди реагировали на реплику дружным смехом, поскольку получился двойной смысл, хотя сам Иона, видно было по выражению лица, заметил с опозданием, когда слово уже вылетело и вернуть нельзя было.
Перешли к вопросам и ответам. Первый вопрос был у Ади Лапидиса. Почему, спросил Адя, в объявлении, которое повесили в подъезде, чтобы каждый мог прочитать, не указано имя доктора Ланды, с которым двор проводит встречу после реабилитации своего соседа и возвращения домой, в Одессу?
Доктор Ланда развел руками и сказал, что этот вопрос, собственно, следует адресовать не ему, а тому или тем, кто готовил встречу и редактировал текст объявления.
– Малая, – майор Бирюк поднял руку, – я отвечу. Отвечаю: после того, как мы похоронили товарища Дегтяря, двор все прошедшие месяцы ни разу не собирался, чтобы обсудить назревшие вопросы. Поскольку доктор Ланда вернулся в Одессу, появилась возможность приурочить к вечеру вопросов и ответов встречу с уважаемым соседом, одним из старейших жильцов дома, доктором Семеном Александровичем Ландой. Кто пришел, имеет возможность увидеть своими глазами, а отдельное объяснение требуется лишь тому, кто нарочито, умышленно закрывает глаза и норовит, как говорится, наводить тень на плетень.
Адя сказал, что ответ майора Бирюка может удовлетворить только самого майора Бирюка, потому что все остальные пришли на вечер прежде всего, чтобы встретиться с доктором Ландой.
– Лапидис, садись на место! – приказала мадам Малая. – Тебя никто не уполномочил говорить от имени всех присутствующих. А если тебя не устраивает объявление и ответ, который дал товарищ Бирюк, дадим тебе адрес, куда следует обратиться с жалобой. Короче, садись на место или уходи, если тебя не устраивает или неинтересно.
Аня Котляр, которая сидела на скамье рядом с Адей, схватила его сзади за пояс и старалась усадить на место. Адя упирался, пытался освободиться от цепких пальцев тети Ани, но оказалось не так просто, получилась смешная возня, и мадам Малая громким голосом, как шпрех-шталмейстер в цирке, велела прекратить базарный балаган и буффонаду.
Кто был поближе и мог видеть сцену во всех подробностях, весело, от души, смеялся, а остальные, хотя не могли видеть деталей, заражались общим настроением и тоже смеялись.
Бирюк поднял руку, чтобы сказать слово, но Клава Ивановна велела опустить и сама сказала:
– От имени двора и гостей выносим благодарность Аде Лапидису и Анне Моисеевне Котляр за хорошо подготовленную художественную самодеятельность!
Доктор Ланда повернулся лицом к мадам Малой, громко захлопал и вслед за ним захлопали остальные, причем хорошо было видно, что хлопают Малой и наряду с ней самому доктору Ланде.
– Семен Александрович, – обратилась Клава Ивановна, – с апреля месяца, когда газета «Правда» сообщила, что все врачи были арестованы неправильно, теперь полностью реабилитированы и из-под стражи освобождены, двор со дня на день ждал твоего возвращения. Чем объяснить, что с твоим возвращением произошла задержка до середины июля месяца? Если у тебя было спецзадание от правительства, можешь на вопрос не отвечать, претензий не будет.
Доктор Ланда ответил не сразу, видно было, что вопрос неожиданный, застиг врасплох, но быстро собрался с мыслями и сказал, что, в сущности, мадам Малая задала не один вопрос, а два. Первый вопрос: почему произошла задержка с возвращением? Второй: было ли спецзадание от правительства?
– Отвечу, – улыбнулся доктор Ланда, – сначала на второй вопрос: нет, спецзадания от правительства не было. А задержка с возвращением произошла потому, что за время допросов, которые вели следователи по приказу тогдашнего заместителя министра госбезопасности Рюмина, меня дважды помещали в лазарет, где опытные ортопеды и хирурги оказывали необходимую медицинскую помощь. При вторичной госпитализации, по заключению врачей, мне предписан был более длительный постельный режим. Что касается Рюмина, то, как известно, после смерти Сталина он вскоре был арестован и привлечен к ответственности.
Адя Лапидис поднял руку, тут же вскочил с места и, не дожидаясь разрешения, то ли задавал вопрос, то ли сам пытался угадать, какой может быть ответ:
– Доктор Ланда, если в процессе следствия вас били, то в каком виде эти меры физического воздействия реализовались при допросах?
Майор Бирюк поднял руку, мадам Малая хорошо видела, но оставляла без внимания и смотрела на доктора Ланду вместе со всеми в ожидании ответа.
– Ланда, – крикнул с места старый Чеперуха, – здесь во дворе все свои и нема чего скрывать или прятать. Хорошее лекарство – всегда горькое, и чем горче, тем лучше лечит!
Доктор Ланда сказал, что устами транспортника Чеперухи глаголит в данном случае сама фармакопея, а на вопрос товарища Лапидиса, какие методы физического воздействия применялись при допросах, он, не входя в физиологические детали, может ответить со всей определенностью: применялись недопустимые и строжайше запрещенные законом СССР приемы следствия.
– Майор Бирюк, – обратилась Клава Ивановна, – вы просили слова. Говорите.
Бирюк сделал знак рукой, что отказывается от слова, поскольку отпала необходимость.
Степа Хомицкий сидел рядом с Диной Варгафтик, они о чем-то переговаривались между собой, но так, чтобы не мешать другим, наконец Степа поднялся и сказал, что у него вопрос к доктору Ланде:
– Семен Александрович, мы тут вспоминали с Диной вашего брата Бориса Александровича, который в свое время уехал по линии еврейской организации «Джойнт» в Америку. Покойный Дегтярь несколько раз поднимал вопрос, какие сохранились связи. Были какие-нибудь к вам претензии по этой линии во время следствия?
– Да, Степан, – ответил доктор Ланда, – были. Я говорил, что никаких связей с братом со времени его отъезда не имел и не имею по сей день, просил обратиться к соседям, которые за столько лет могли бы что-то заметить или узнать. Как поступило следствие, не знаю. Весь месяц март, до первых дней апреля, по этому пункту имели место визиты новых следователей, но физические приемы дознания в этот период были полностью изъяты. А что касается «Джойнта», – развел руками доктор Ланда, – люди старшего поколения, вероятно, хорошо помнят: в годы разрухи, после революции и гражданской войны, «Джойнт» был благотворительной организацией, которая спасла миллионы людей от голодной смерти.
Клава Ивановна подтвердила: да, она сама хорошо помнит, что советское правительство поддерживало «Агро-Джойнт», который открывал ремесленные школы, медицинские пункты, библиотеки до середины тридцатых годов и даже немножко позже. Теперешний «Джойнт» – это совсем другое, и не надо путать.
Степан вспомнил, он сам в те годы несколько раз обедал с хлопцами-евреями в столовых сельхозкоопера-ции «Джойнта» под Херсоном и в Крыму. Воспоминания остались хорошие. Про теперешний «Джойнт» он читал в газетах, что это американская организация, которая засылает шпионов и агентов разведки в СССР и страны народной демократии. Ну, в истории, особенно после войны, сказал Степан, все быстро меняется. С Рузвельтом и Черчиллем была антигитлеровская коалиция, а теперь железный занавес. С Югославией, с Тито были родные братья, а теперь Тито и Ранкович – агенты, холуи империализма. Лаврентий Берия был первый соратник Сталина, а тоже оказалось, что предатель, агент империалистов, находился у них на службе.
– Зато, – подвел итог Степан, – с нашим доктором Ландой получилось наоборот: захомутали, чуть кандалы не нацепили, а потом – пардон, Ланда, вертайтесь до дому.
Степан махнул рукой, засмеялся, люди тоже засмеялись, многие захлопали, поддевая локтями своих соседей, чтоб поддержали аплодисменты, Иона сложил руки рупором и закричал сиплым голосом биндюжника со Староконного базара: «Аи да Степан! Молодец!»
Федя Пушкарь сидел неподалеку от Ионы, окликнул его, хитро прищурил глаз и, кивая на Степана, сказал, что купленный сионистами, пусть поставит пол-литра, а иначе дадим знать, куда надо, чтоб установили, в какой валюте получает – в долларах или в израильских фунтах. Ионе идея понравилась, и со своей стороны предложил Феде присоединиться к сионисту Степану Хомицкому, чтобы добавить еще пол-литра, как раз получится на троих, и отметить новые перемены в нашей жизни, которые каждый сегодня видит своими глазами.
Майор Бирюк не мог слышать разговора Ионы с Федей Пушкарем, но как раз в это время поднял руку и потребовал, чтобы Малая дала ему слово, так что получилось, как будто специально ожидал подходящего момента.
– Только что, – сказал майор Бирюк, – мы все здесь слышали, как три разных человека, не будем называть по именам, вспоминали в один голос, какая хорошая, какая заботливая к людям еврейской национальности была американская сионистская организация «Джойнт», которая спасала голодных от смерти, давала хлеб, открывала школы и библиотеки. «Агро-Джойнт», напомнили нам, функционировал на нашей советской земле до середины тридцатых годов и позже. А кто поддерживал? Как получилось такое совпадение, что в эти самые годы у нас на Украине, где в свое время «Джойнт» с особенным размахом развернул свою работу среди граждан еврейской национальности, партийной организации Украины, которой тогда руководил товарищ Хрущев, пришлось железной метлой расчищать грунт от троцкис-тско-бухаринского чертополоха и бурьяна!
– Бирюк, – перебила Клава Ивановна, – мы понимаем, в чей огород ты бросаешь камни. Но я сказала и могу повторить еще раз, что до войны было одно, а теперь с «Джойнтом» другое, и не надо перегибать палку.
– А я, товарищ Малая, – еще больше повысил свой голос майор Бирюк, – в те годы был курсантом артиллерийского училища на Фонтанской дороге и хорошо помню, как комбриг Штернберг возил нас в еврейский сельхозкооператив «Фрайгайт», в Раздельнянском районе, два часа езды на полуторках от Одессы, где нам с гордостью показывали американскую сельхозтехнику, якобы переданную в дар. А через пару месяцев выяснилось, что комбриг Штернберг, который имел родичей в Америке, был связан с командармом Ионой Якиром, и оба были расстреляны как враги народа. Вот такие нити были у американского «Джойнта», который действовал под маской благотворительности. Попутно напомню, что у Штернберга и Якира были давнишние связи с известным артистом Михоэлсом.
Во дворе поднялся заметный шум, присутствующие стали требовать, чтобы ответ дал доктор Ланда.
– Семен Александрович, – обратилась Клава Ивановна, – люди хотят услышать твой ответ. Говори.
– Собственно, – сказал доктор Ланда, – ответ уже был дан в апреле в газете «Правда». Газета «Правда» особо указывала, что народный артист СССР Михоэлс, которого прежде представляли как связующее звено между «врачами-убийцами» и «Джойнтом», был оклеветан, все возведённые против него обвинения оказались ложными. Рюмин и следственная часть МГБ вели дело при жизни Сталина, их никто не останавливал, хотя было очевидно, что они пытались разжечь в нашей стране чувства национальной розни и вражды. Не надо лишний раз уточнять, кто по национальной линии оказался при этом в негативном фокусе.
– Ланда, – перебила Клава Ивановна, – хорошо, что ты вспомнил про Соломона Михоэлса, но не все люди, даже сами евреи, сегодня еще помнят, что до последнего дня Михоэлс был председателем Еврейского антифашистского комитета, пока в 1948 году окончательно не закрыли.
– Малая, – откликнулся с места старый Чеперуха, – надо иметь такую память, как у тебя, чтобы с утра до вечера держать все факты в голове! Доктор Ланда имеет с кого брать хороший пример. Пусть покажет.
– Иона, сиди на месте, – приказала Клава Ивановна, – и не выскакивай со своими советами. Ланда, твоя очередь. Говори.
Прежде всего, сказал доктор Ланда, уместно напомнить товарищу Бирюку, что организация «Джойнт» в двад-цатые-тридцатые годы звала евреев к земледелию и содействовала созданию еврейских сельскохозяйственных поселений в Советском Союзе, а это противоречило целям сионистского движения, которое призывало евреев к переселению в Палестину с тем, чтобы создать там свое собственное государство. А за несколько лет до войны «Агро-Джойнт» сам закрыл свои конторы в СССР.
– Так что, – сделал заключение доктор Ланда, – троцкистско-бухаринские чистки, которые железной метлой проводила партийная организация Украины под руководством товарища Хрущева, пришлись на то время, когда активное присутствие «Джойнта» в нашей стране уже отошло в прошлое.
– В прошлое, – с ходу возразил майор Бирюк, – это по анкете самого «Джойнта», который в предвоенные годы вынашивал планы создать еврейскую автономию в Крыму. А после войны, когда страна залечивала раны после невиданных разрушений, причиненных гитлеровским нашествием, американский «Джойнт», при участии небезызвестной Голды Меир, через своих сионистских агентов в Москве опять вернулся к своей затее: создать в Крыму еврейскую автономию, чтоб иметь открытые дороги в Хайфу и другие порты Средиземного моря.
– Уважаемый Андрей Петрович, – улыбнулся Семен Александрович, – эти раскладки следствие приписывало доктору Ланде, добиваясь с помощью своих приемов чистосердечного признания. Но сегодня, как видите, мы все вместе в одном дворе и ведем дружескую дискуссию.
– Ланда, никакой дискуссии нет, – поправила мадам Малая, – а есть просто разговор, который ведут между собой старые соседи после того, как некоторое время не виделись и есть о чем поговорить.
После поправки, которую большинство присутствующих одобрило, получилась небольшая пауза. Адя Лапидис тут же воспользовался и обратился прямо к доктору Ланде:
– Доктор Ланда, из фактов и объяснений, которые мы здесь слышали, следует, что вас привлекли по обвинению в сионизме, а не по делу врачей. Так или не так?
Доктор Ланда назвал Адю по имени, начал отвечать, но Клава Ивановна прервала:
– Ланда, остановись! А тебя, Лапидис, последний раз предупреждаю: если ты еще раз выскочишь со своими репликами без разрешения, то вылетишь отсюда, как пуля! Теперь, Ланда, можешь продолжать.
Доктор Ланда прижал правую руку к сердцу, отвесил Клаве Ивановне поклон, двор откликнулся общим смехом и аплодисментами, один Адя состроил кислую улыбку, старый Чеперуха сказал, хорошо, что ни у кого нет с собой молока, а то бы тут же получился кефир, шутку стали передавать от одного к другому, в разных местах раздавались новые всплески смеха, и Клаве Ивановне пришлось напомнить присутствующим, что здесь не комната смеха, а вечер вопросов и ответов, который проводит двор, и от каждого требуется полная отдача.
– Уважаемый Адя Лапидис, – сказал доктор Ланда, – вы задали мне совершенно законный вопрос: по какому делу был привлечен доктор Ланда – по обвинению в сионизме или по делу врачей? Среди медиков, проходивших по делу, был мой коллега и друг профессор Владимир Харитонович Василенко. Во время Великой Отечественной войны главный терапевт 1-го Украинского фронта, он представил меня к званию полковника медицинской службы. Известный клиницист, специалист по сердечно-сосудистой патологии, профессор Василенко в конце минувшего года был в научной командировке в Китае, где он знакомился с достижениями китайской медицины. Неожиданно, по приказу из Москвы, его отозвали и, едва он переехал советскую границу, ему надели кандалы. Украинцу Василенко, киевлянину родом, вменяли в вину сотрудничество с одесским сионистом Ландой, который привлек его на службу международной еврейской буржуазно-националистической организации «Джойнт», выполнявшей задания американской разведки по умерщвлению советских партийных и высших военных руководителей. Теперь, полагаю, ясно, – Семен Александрович крепко сплел пальцы, – по какому делу проходил ваш сосед доктор Ланда и все другие врачи, которых реабилитировали в апреле, месяц спустя после смерти Сталина, в результате тщательной проверки всех материалов предварительного следствия, проведенной Министерством внутренних дел.
Клава Ивановна отметила, что в ответе доктора Ланды имеются некоторые дополнительные подробности и детали, они проливают более яркий свет на всю историю с врачами, которую все советские люди, в особенности наш двор, так переживали, а сегодня вместе с доктором Ландой мы можем радоваться, что это уже вчерашний день.
Майор Бирюк, хорошо видно было по лицу, ждал момента, когда мадам Малая закончит свою оценку и можно будет ответить обоим – и ей, и доктору Ланде.
– Нет, Малая, – командирским голосом произнес майор Бирюк, – это не вчерашний день! Это тем более не вчерашний день, что Берия, этот карьерист, этот агент и провокатор, арестован, суд еще впереди, а доктор Ланда объясняет нам здесь, что допросы и незаконные приемы следствия имели место при жизни Сталина, а после его кончины Министерство внутренних дел, где полным хозяином был Берия, пересмотрело все материалы следствия и дало команду освободить и реабилитировать врачей. Уважаемый Семен Александрович, в апреле месяце, да, такая формулировка фигурировала на страницах нашей печати! Но после июльского Пленума ЦК партии, где секретарь ЦК Никита Сергеевич Хрущев дал всестороннюю оценку, надо выбирать слова и хорошо взвешивать, прежде чем преподносить людям.
Зиновий Чеперуха, который до этого сидел молча и внимательно слушал, вдруг поднялся и заявил, что хочет сказать свое личное и общее спасибо доктору Ланде за то, что согласился прийти на встречу с двором, нашими гостями, принять самое активное участие в вечере вопросов и ответов и не в одном своем слове не покривил душой. Впрочем, добавил Зиновий, от доктора Ланды все соседи, весь двор другого не ждали.
Марина Бирюк сложила ладони рупором, закричала: «Браво, Зиновий! Браво!» Степан Хомицкий сделал кулаком «рот фронт!». Люди, многие, встали и стоя аплодировали, доктор Ланда пожал руку Зиновию, повернулся в сторону майора Бирюка, было впечатление что колеблется, но через секунду протянул свою руку, Андрей Петрович тут же протянул свою, и ответили один другому крепким солдатским рукопожатием.
Когда стихли аплодисменты и люди опять настроились на рабочую ноту, Ляля Орлова первая взяла слово и напомнила, что в начале вечера Андрей Петрович Бирюк высказал общее пожелание всех присутствующих, чтобы доктор Ланда рассказал своим соседям и всем гостям, какие у него наметки и планы на сегодня и на будущее по профессиональной линии и по линии жизни в целом.
– Семен Александрович, – обратилась Клава Ивановна, – ты имел достаточное время, чтобы все обдумать, а если потребуется помощь и совет со стороны двора, гарантирую, ты получишь в полном объеме. Говори: сейчас твоя очередь поделиться.
Здесь, сказал Семен Александрович, Зиновий Чепе-руха благодарил доктора Ланду за то, что он согласился прийти на встречу со своими соседями, своим двором.
– А я, – Семен Александрович прижал руку к груди, – от имени доктора Ланды хочу поблагодарить двор и гостей за то, что нашли время, чтобы прийти и встретиться с ним.
– Ну, Ланда, – крикнул с места старый Чеперуха, – ты таки умеешь красиво выкручиваться! Дай Бог, чтоб всегда было не хуже!
Доктор Ланда сказал, хуже не будет, теперь, наоборот, все идет к лучшему. Из военного госпиталя, где он числился в штате, дали знать, что ждут его на прежнем рабочем месте. В военкомате восстанавливают по линии офицеров медицинской службы запаса. Советские люди – оптимисты по своей природе. В 1924 году, когда умер Ленин, партия и страна нашли преемника и вождя в лице Сталина. Рана, которую оставила смерть Сталина, еще не зарубцевалась полностью. Но пройдет какое-то время – зарубцуется, как зарубцевалась после Ленина, великого основателя и творца первого в мире государства рабочих и крестьян. А что касается нашего двора, сказал в заключение доктор Ланда, сегодня он лично и сообща со всеми мог еще раз почувствовать, приходит время, люди сходят с дороги, так устроена человеческая жизнь, но уступать свою дорогу не будем никому: сами прокладывали – сами пройдем.
