Текст книги "ИЗ АДА В РАЙ И ОБРАТНО"

Автор книги: Аркадий Ваксберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 30 страниц)

Вот как отвечал он на вопросы допрашивавших, явно отражая в своих ответах позицию Сталина:

«– Красное правительство главным образом состоит из евреев?

– Все это ерунда, болтовня. Они не имеют никакого влияния. Напротив, я лично, если хотите, могу вам сказать, что русский народ всегда питал ненависть к еврейству. ‹…›

– Известно ли вам, что вторая жена вашего отца тоже еврейка? Ведь Каганович тоже еврей?

– Ничего подобного. Она была русской. Что вы там говорите?! Никогда в жизни ничего подобного не было! Его первая жена была грузинка, вторая русская – вот и все.

– Разве фамилия его второй жены не Каганович?

– Нет, нет! Это все слухи, чепуха. Его жена умерла. Аллилуева. Она русская. Человеку 62 года. Он был женат. Сейчас нет»[45].

Даже в мирное время Сталин, как, наверно, глава любого, особенно крупного, государства, не мог обойтись без разведки. В годы войны пользование ее услугами стало просто жизненно необходимым. Нужно отдать должное тем службам, которые создали и направляли действия советской агентуры за рубежом: она работала первоклассно и снабдила Кремль ценнейшей, притом – точнейшей, информацией. Об этом очень много написано на разных языках мира.

Но нам важно отметить одну особенность этой уникальной, безупречно работавшей, шпионской сети: вся она, за ничтожным исключением (а практически – без всяких исключений), состояла из евреев или опиралась на них. Работали советские агенты не за страх, а за совесть, руководствуясь единственно своими убеждениями, – верностью коммунистической идее. Это подтверждается тем несомненным фактом, что даже крупнейшие агенты – перебежчики и невозвращенцы, сбежавшие от Сталина, которого они считали изменником делу революции, извратившим ее священные идеалы, оказавшись на Западе, не выдали ни одного из своих коллег и не нанесли никакого ущерба советской агентуре: Лейба Фельдбин (по другим сведениям Фельбинг; известен на Западе как «генерал Александр Орлов»), Игнатий Рейсс (Порецкий), Вальтер Кривицкий (Самуил Гинзбург). Двое последних были уничтожены убийцами, которых подослал Сталин, а первый выжил, благодаря своему высокому искусству конспирации, едва сводил концы с концами, но так и не раскрыл американцам хорошо известную ему «кембриджскую пятерку» (тоже состоявшую из евреев, как и бежавший впоследствии в СССР знаменитый итальянский физик-атомщик Бруно Понтекорво) – едва ли не главный тогда источник, информировавший советскую разведку о разработке атомного проекта.

Основной костяк агентуры, рискуя жизнью, успешно работал в годы войны, снабжая Сталина информацией, которой поистине не было цены. Получавший в Швейцарии материалы из ближайшего гитлеровского окружения «Шандор Рудольфи», или «Дора», был венгерским евреем Александром Радо. В единой связке с ним находились немецкие евреи: Рахель Дубендорфер («Девчушка»), Рудольф Ресслер и Кристиан Шнайдер. В Бельгии, сотрудничая с «Красной капеллой», блестяще работали на Кремль польские евреи Леопольд Треппер и его жена Любовь Бройдо. Другим членом «Красной капеллы» был прославленный «Кент» – русский еврей Анатолий Гуревич. Еще один русский еврей – Лев Маневич, посылал важнейшую информацию из Италии. Самой удачливой шпионкой за всю историю мировой разведки называли «Соню» – немецкую ерейку Рут Вернер, работавшую на пару со своим братом Юргеном Кучинским (впоследствии стал академиком в коммунистической Германии). В Соединенных Штатах добыче атомных секретов способствовали Григорий Хейфец, Лиза Горская-Зарубина (Розенцвейг) и другие «подобные». Виднейшими деятелями советской разведки были тогда: Янкель Черняк (Герой России, удостоившийся награды за несколько дней до смерти в феврале 1995 года в возрасте 86 лет), Симон Кремер, Борух Рыбкин, Мария Фортус, Раиса Соболь (Азарх), Гилель Кац, Вера Аккерман, Давид Ками, Исидор и Флора Шпрингер, Мира и Герш Сокол, Юлиус и Этель Розенберги, Клаус Фукс, Дэвид Гринглас, Гарри Голд, Яков Голос, Арнольд Дейч, Питер Смоллет (Смолка) и еще множество (именно множество!) других из того же ряда.

Вся эта огромная армия разведчиков-евреев рисковала жизнью, не зная, что в Советском Союзе, которому они так верно служили, уже пришла в движение и раскручивается с каждым днем антисемитская кампания, а страдания евреев под пятой оккупантов используются как карта в большой политической игре[46]. Зато Сталин хорошо знал, каким роковым «недостатком» обладают почти все его осведомители. Не боясь ошибиться, можно сказать, что он глубоко страдал, сознавая свою зависимость от разведчиков-евреев, тем более что почти все они были завербованы, когда во главе советской внешней разведки стояли Меер Трилиссер, Абрам Слуцкий и Сергей Шпигельглас[47], которых Сталин уже успел объявить предателями и расстрелять. Правительственный и партийный аппарат он мог произвольно тасовать, как карточную колоду, но заменить одного разведчика, уже обросшего необходимыми связями и внедренного в соответствующие структуры, на другого, более ему симпатичного, – этого он позволить себе не мог. Ограничение в свободе действий не могло его не уязвлять. И, расточая похвалы своим важнейшим агентам, он никому из них не доверял. Это видно уже из того, что Сталин не внял сообщению немца Рихарда Зорге[48], заранее назвавшего точный день, когда гитлеровцы нападут на Советский Союз: ведь Зорге был завербован евреем («изменником») Соломоном Урицким, который, по мнению Сталина, был («не мог не быть») английским шпионом…

Это не помешало кремлевскому диктатору высоко отозваться о тех, кого он вынужден был терпеть, поскольку их ценнейшую информацию он не мог получить ни от кого другого. «Что касается моих информаторов, – писал Сталин Рузвельту в своем секретном послании от 7 апреля 1945 года, за несколько дней до смерти американского президента, – то, уверяю Вас, это очень честные и скромные люди, которые выполняют свои обязанности аккуратно ‹…› Эти люди многократно проверены нами на деле ‹…› Я имел возможность неоднократно убедиться в аккуратности и осведомленности советских информаторов»[49].

После войны «честные и скромные, аккуратные и осведомленные» Александр Радо, Леопольд Треппер, Анатолий Гуревич и другие асы разведки за свои успехи испили до дна чашу Гулага: всем им, среди прочего, вменялись в вину «сионизм» и «еврейское засилье» среди их сотрудников[50].

В то время, как еврейские агенты советской разведки самоотверженно работали, способствуя победе над гитлеровской Германией, в Советском Союзе с молниеносной быстротой по всей стране распространился слух о том, что евреи уклоняются от участия в боевых действиях, что они ничем не помогают стране в то время, когда стоит вопрос о самом ее существовании, и что все они отсиживаются в тылу («Иван воюет в окопе, Абрам торгует в горкоопе», – с горькой иронией воспроизводил эти слухи в своих стихах поэт-фронтовик Борис Слуцкий).

Символическим местом, где евреи «отсиживались», считался город Ташкент, столица Узбекистана, давно уже вошедший в сознание советских граждан как «город хлебный», то есть сытый, благополучный, полный чуть ли не дармовых вожделенных фруктов, которых и в мирное-то время не хватало жителям собственно России. В годы войны само название этого города, весьма удаленного от фронта, теплого и благоустроенного, не нуждавшегося в затемнении для спасения от бомбардировок, полного не только хлебом, но персиками и яблоками, дынями и арбузами, вызывало вполне естественную зависть у огромной массы людей, жестоко страдавших даже в тылу – на Урале или в Сибири.

Что касается Ташкента как реального города, а не символа, то он действительно принял на себя немалую часть эвакуированных граждан самых разных национальностей, но лишь пять процентов эвакуировавшихся на Восток евреев осели в этом городе и его пригородах. Зато это были очень известные в стране люди из мира науки, культуры, искусства. Они-то и создавали впечатление у обработанной пропагандой массы, будто все евреи переместились в Ташкент[51]. На самом деле главная их часть обосновалась в городах и поселках как раз Урала и Западной Сибири", деля с местными жителями все тяготы военного лихолетья.

Евреи действительно составляли немалую часть всех эвакуированных. Хотя еще большая часть осталась под оккупацией.

Однако нацистская пропаганда сумела добраться до самых дальних уголков страны, главным образом, через раненых фронтовиков, проходивших лечение в тыловых госпиталях, – они наслушались нацистких пропагандистов, вещавших через громкоговорители, и начитались пропагандистских нацистских листовок, которые в сотнях тысяч экземпляров разбрасывались с самолетов во фронтовой полосе. Так что взрыв антисемитизма, который стал особенно заметен приблизительно в 1943 году и с тех пор уже не ослабевал, был спровоцирован не Кремлем и не Лубянкой, но зато воспринят ими со всей серьезностью: Сталин быстро сделал для себя надлежащие выводы, которые постепенно, но все же довольно быстро, привели к серьезным переменам во внутренней государственной политике.

Между тем миф об уклонении советских евреев от фронта, давным-давно опровергнутый документально, никогда не был официально опровергнут в какой бы то ни было форме сталинской пропагандой и ждал несколько десятилетий, чтобы печатно быть названным ложью. Достаточно сказать, что в годы войны ста двадцати евреям было присвоено высшее звание, отмечавшее военную доблесть, – звание Героя Советского Союза[53]. Кстати, трое из них – юноши 18-20 лет, сначала эвакуированные как раз в Ташкент, – были там мобилизованы в действующую армию и получили затем звание Героя: один посмертно, после гибели в бою (Семен Гельферг), второй за день до смерти от ран, полученных в боях (Рафаил Лев). Зато третий (Миля Фельзенштейн) выжил, но позже был лишен геройского звания, полученного им в двадцатилетнем возрасте, за то, что эмигрировал в Израиль[54].

В боях погибло свыше двухсот тысяч солдат и офицеров – евреев, свыше ста шестидесяти тысяч воинов, включая и тех, кто погиб, были награждены боевыми орденами, двенадцать еврейских солдат стали полными кавалерами ордена Славы. За форсирование Днепра первым получил только что учрежденный орден Суворова 3-й степени полковник Элиокум Шапиро (на ордене было высечено: номер 1). Вскоре в печати были опубликованы эскизы орденов Суворова всех степеней и указаны обладатели орденов, имевших 1-й номер. Орден Суворова 3-й степени № 1 почему-то не имел владельца…[55]

Роль советских евреев в обороне страны во время Второй мировой войны совсем особая тема, выходящая за рамки данной книги. Ей посвящено много исследований, проведенных как в России, так и за границей, причем непосредственным поводом для поисков правды оказался именно рожденный партийной пропагандой под влиянием нацистов и распространенный департаментом по дезинформации Лубянки слух о тотальном дезертирстве советского еврейства. Но есть у этой проблемы один особый аспект, который имеет к нашей теме самое прямое отношение.

Речь идет об очередном, но весьма впечатляющем, сталинском парадоксе – о массовом (именно так: массовом, а не единичном!) использовании в те годы евреев на самых важных постах и участках в государственном аппарате, в науке и промышленности (военной прежде всего): совершенно очевидно, что при всем желании Сталин обойтись без них не мог. Но это, в разгар начавшего набирать обороты государственного антисемитизма, неизбежно создавало иллюзию, что из Кремля не только не исходит даже в малой степени дух антисемитизма, а напротив – Кремль демонстративно поощряет вполне откровенное юдофильство.

Оставляя за скобками гигантский (сотни имен!) список евреев, занимавших в годы войны ведущее положение в работавшей на оборону науке и в производстве (начальники союзных управлений, директора и главные инженеры заводов, руководители крупнейших научно-исследовательских институтов и т. д.), вспомним лишь тех, кто был вознесен на вершину исполнительной власти, вошел в правительство и получил генеральские звания. Кроме Лазаря Кагановича, сохранившего свой пост (заместитель председателя правительства и нарком путей сообщения) наркомами стали Борис Ванников (выпущенный из тюрьмы в самом начале войны и вскоре назначенный наркомом вооружения), Исаак Зальцман (первый из евреев, удостоенный звания Героя социалистического труда, он возглавил наркомат танковой промышленности), Семен Гинзбург, Владимир Гроссман, Самуил Шапиро. Среди двадцати девяти евреев – заместителей наркомов очень большую известность получили награжденные за свою работу в годы войны множеством орденов: Юлий Боксерман, Израиль Гальперин, Юлий Коган, Эдуард Лифшиц, Давид Райзер, Соломон Рагинский, Соломон Сандлер. Генеральские звания, среди десятков, если не сотен, других евреев, получили те, чьи имена множество раз удостаивались самых восторженных аттестаций в печати – они возглавляли ведущие промышленные комплексы, где под их началом работали тысячи людей: Давид Будинский, Исаак Баренбойм, Давид Вишневский, Лев Гонор, Михаил Жезлов, Израиль Левин, Семен Невструев, Наум Носовский, Яков Рапопорт, Хаим Рубинчик, Абрам Танкилевич, Шлема Фрадкин, Самуил Франкфурт, Самуил Шапиро…[56]

Самыми высокими наградами были отмечены создатели новых типов самолетов и совершенного оружия: Семен Лавочкин, Михаил Гуревич, Исаак Зальцман, Лев Люльев, Александр Нудельман и еще многие другие. Некоторые из них имели не по одному ордену Ленина – высшей награды страны, а по три, по четыре, по пять… Сталин чуть ли не ежедневно лично принимал еврейских генералов-производственников в своем кабинете и часами беседовал с ними (заместитель начальника Генерального штаба, отвечавший, в частности, за снабжение армии вооружением – генерал-лейтенант Арон Гиршевич Карпоносов, дед будущего чемиона Европы и мира по фигурному катанию Геннадия Карпоносова, был просто-напросто завсегдатаем сталинской ставки)[57].

Так создался даже миф об особом благоволении Сталина к евреям, который тогда вряд ли кому-нибудь вообще мог показаться мифом. Для того чтобы понять истинную сущность этого поразительного и парадоксального феномена, понадобились многие годы.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Гнедин Е. Катастрофа и второе рождение. Амстердам, 1977. С. 113-114.

2. Совершенно секретно. 1992. № 4. С. 15.

3. СССР – Германия. 1939-1941. Нью-Йорк, 1989. С. 12.

4. Розанов Г. Л. Сталин – Гитлер. 1939-1941. М., 1991. С. 65.

5. РГАСПИ. Ф. 134. Оп. 1. Д. 258.

6. Чуев Ф. 140 бесед с Молотовым. М., 1992. С. 274.

7. Новый мир. 1988. № 7.

8. См.: Земан 3. А. и Шарлоу В. Б. Купец революции. Кельн, 1964.

9. Берберова Н. Железная женщина. М.., 1991. С. 183.

10. Гнедин Е. Лабиринт. Лондон, 1982.

«Когда Гнедин вернулся в 50-е годы после долгого лагерного срока, однако, не испытав, кажется, лесоповала, – он выглядел почтенным страдальцем, и никто не напоминал ему прежней лжи… (в качестве публиковавшего свои статьи дипломата. – А. В.)», – с нескрываемой злостью пишет Солженицын (т. 2, с. 333-334). Словечко «кажется» дает ему, видимо, моральное алиби. Дает ли? Глумление над людьми трагической судьбы с позиций верховного и непререкаемого судьи не должно остаться бесследным. Должен же кто-то защитить добрые имена страдальцев, которые сами уже не могут ответить.

После смерти Сталина старший следователь министерства госбезопасности Воронович, арестованный за свое палачество, рассказывал на следствии (20-21 сентября 1954 года; копия протокола – в архиве автора): Берия и его заместитель Богдан Кобулов лично избивали Гнедина в наркомовском кабинете в течение 45 минут, требуя подписать протокол о «шпионско-террористической организации, которую возглавляет Литвинов, а участниками являются советские послы и руководящие работники НКВД» – все до одного, добавлю от себя, еврейского происхождения.

В предисловии к книге Е. А. Гнедина (1898-1983) «Выход из лабиринта» (N.Y., Chalidze Publication, 1982) А. Д. Сахаров отмечает, что его жизнь «при всей необычности отразила судьбу его поколения. ‹…› В начале пути Гнедин – революционер по убеждению и идеалист в жизни ‹…›, видный деятель иностранной политики СССР, один из главных помощников Литвинова. В 1939 году Гнедин арестован, его избивают в кабинете Берии, затем в особорежимной Сухановской тюрьме, но он не оговаривает ни других, ни себя. Два года строжайшей изоляции, стандартно-беззаконный суд, общие работы в лагере, ссылка. ‹…› Главное содержание книги – мучительные сомнения и искания автора – этические, философские, политические и социально-экономические».

Дадим слово Л. К. Чуковской – человеку уникальной стойкости, непримиримой даже к малой толике лжи, восторженной, кстати сказать, почитательнице писателя Солженицына: «Евгений Александрович ‹…› вызвал беспредельное уважение окружающих в подследственной тюрьме; в лагере на общих работах; в «вечной ссылке». Везде он оставался самим собой, ‹…› помогал товарищам» (Записки об Анне Ахматовой. М., 1997. Т. 3, С. 391).

Вот еще свидетельство уже упоминавшегося Камила Икрамова: «Гнедина таскали волоком по роскошным кабинетам, изредка смачивали раны и ушибы и били снова – то следователи, то Кобулов в присутствии Берии ‹…› Я имел честь быть его другом, – гордо заявляет Камил, который встретился с Гнединым в лагере «на водоразделе Печоры и Камы» (Знамя. 1989. № 6. С. 48).

Добавим еще, что Гнедин активно участвовал в действиях по защите Бродского – вместе с Копелевым, Вигдоровой, Ахматовой, Чуковской, Чуковским, Паустовским, Эткиндом и другими. В 1980 году в знак протеста против советской агрессии в Афганистане вышел из партии. Как же с таким непристойным прошлым его могли почитать глубоко порядочные люди и даже считать за честь оказаться в его друзьях?

Походя, ни за что ни про что, досталось от Солженицына и мученику Аркадию Белинкову (т. 2, с. 331-332), искалеченному на следствии, прибывшему в лагерь на общие (общие, общие!..) работы с отбитыми почками и легкими, с уже изношенным сердцем. Потом ему удалось как-то пристроиться и уцелеть. «Значит, ничего другого не остается, как идти в придурки, ясно», – иронизирует Солженицын, комментируя столь безнравственный поступок приспособленца-еврея. А то он не знает, что спастись «доходяге» можно было, лишь оказавшись среди презираемых! Надеюсь, здравствующая вдова писателя, Наталья Яблокова-Белинкова, лучше, чем я, защитит оскорбленную честь своего мужа.

11. Знамя. 1993. №2. С. 174.

12. Чуев Ф. Так говорил Каганович. М., 1992. С. 19.

13. Правда. 1939. 24 августа.

14. Государственная власть в СССР. М., 1999. С. 318.

15. АВП (Архив внешней политики). Германия, 1939. Оп. 32. П. 92. Д. 4. Л. 102.

16. Там же.

17. Новая Россия (Париж). 1939. 1 октября. См. также: Досье ЛГ. 1994. № 1.С. 26.

18. Типпельскирх – в то время поверенный в делах германского посольства в Москве.

19. АВП. Германия, 1939. Оп. 32. П. 92. Д. 4. Л. 84-85. Всего таким образом было выдано Гитлеру на расправу более 4 тысяч антифашистов и коммунистов главным образом еврейского происхождения: Правда. 1989. 7 апреля. Однако в служебном дневнике Деканозова от 19 мая 1940 года называется более реальная цифра – 60 тысяч, причем, избегая слова «евреи», заместитель наркома даже в служебном документе использует зашифрованную, но абсолютно прозрачную дефиницию: «лица не немецкого происхождения» – АВП. Секретный политархив НКИД. Фонд референтуры по Германии. Оп. 23. П. 95. Д. 7. Л. 49.

20. АВП. Фонд референтуры по Германии. Oп. 23. П. 95. Д. 7. Л. 35.

21. РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 73. Д. 62. Л. 21, 52 и другие в том же деле.

22. Подробно о динамике еврейского населения в СССР и демографической ситуации накануне войны см.: Аltshulег. М. Soviet Jewry on the eve of the Holocaust. A Social and Demographic Profile. Jerusalem, 1998. Мордехай Альтшулер является профессором Центра по изучению и документации восточноевропейского еврейства при Еврейском университете в Иерусалиме.

23. Репрессии против поляков и польских граждан. М., 1997. С. 129.

24. ГА РФ. Фонд 9479с. Д. 74. Л. 30-31.

25. Щеглов Юрий. В окопах Бабьего Яра // Континент. 2002. № 111.

26. Известия ЦК КПСС. 1990. № 12. С. 217.

27. Совершенно секретно. 1995. № 4. С. 11.

28. Тень Холокоста. М., 1998. С. 117-119.

29. Там же. С. 39.

30. Итоги. 2002. № 28. С. 55.

31. Там же. С. 142-146.

32. Там же. С. 134-136.

33. Ортенберг Д. Сорок третий: Рассказ-хроника. М., 1991. С. 299.

34. Общая газета. 2000. № 20. С. 15.

35. Правда. 1941. 23 ноября.

36. Правда. 1941. 4 декабря.

37. Информационные сообщения ЧГК от 3 апреля, 5 мая, 3 августа и 18 августа 1944 года. Все материалы ЧГК хранятся в Государственном архиве Российской Федерации (ГА РФ).

38. Подробный анализ архивных документов, воспроизводящий механизм партийной дезинформации об истреблении нацистами советских евреев, – см.: Знамя. 1998. № 5.

39. Правда. 1944. 5 августа и 1944. 27 октября.

40. РГАЛИ. Ф. 1710. Оп. 1. Ед. хр. 104. См. также: Знамя. 1990. №6. С. 144.

41. Источник. 1999. № 3. С. 107.

42. Там же. С. 108.

43. РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 10-а. Д. 433-в. Л. 45-46.

44. Микоян Анастас. Так было. М., 1999. С. 362.

45. АП РФ (Архив Президента Российской Федерации). Ф. 45. Оп. 1.Д. 1554. Л. 11.

46. См.: Судоплатов Андрей. Тайная жизнь генерала Судоплатова. М., 1998. Т. 2. С. 132, а также: Совершенно секретно. 1989. № 1. С. 24.

47. Гордиевский О., Эндрю К. КГБ. М., 1999. С. 652.

48. Там же. С. 274.

49. Переписка Сталина с президентами США и премьер-министрами Великобритании. 1941-1945. М., 1957. Т. 2. С. 207-208.

50. Совершенно секретно. 1993. № 9. С. 21.

51. Мининберг Л. Л. Советские евреи в науке и промышленности СССР в период второй мировой войны (1941-1945 годы). М., 1995. С. 392.

52. Там же.

53. Еврейский Антифашистский Комитет в СССР. 1941-1948. М., 1996. С. 379. Арон Абрамович в своем двухтомнике «В решающей битве» (издан в Тель-Авиве) называет другую цифру: 157. Думается, первая цифра (120), которую приводит виднейший израильский исследователь Шимон Редлих, является более точной.

54. Артемьев А. Братский боевой союз народов СССР. М., 1975. С. 150.

55. Разгон Л. Позавчера и сегодня. М„ 1995. С. 59-61.

56. Мининберг Л. Л. Цит. книга. С. 445-523.

57. Исторический архив. 1996. № 3. С. 4 и след. Уже в 1946 году генерал А. Г. Карпоносов скатился со своих высот до заместителя начальника штаба Приволжского военного округа, а затем отправлен в отставку.