Текст книги "Франсуаза Саган"
Автор книги: Аркадий Ваксберг
Соавторы: Жан-Клод Лами
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)
Мадемуазель никто
– Но кто же вы?
– Никто, – ответила Франсуаза Куарэ. Жаклин Одри только что заметила совсем молоденькую девушку, которая последовала за ней тайком во время съемок ее фильма «За закрытыми дверями» по Сартру. Так Кики ухитрилась проникнуть в студию «Билланкур» на съемочную площадку, где после полудня в октябрьский день 1953 года Одри, снявшая «Жижи», работала с Даниэль Делорм и Жаком Дюби.
Маленькая племянница президента Третьей Республики, Гастона Думерга [117]117
Думерг Гастон (1863–1937) – президент Франции в 1924–1931 годах.
[Закрыть], Жаклин Одри была одной из тех редких женщин-режиссеров, которые имели успех. Благодаря своей сестре Колетт Одри, преподавательнице филологии в лицее «Мольер», которая участвовала в создании «Тан модерн», она посещала собрания экзистенциалистов. Ее кинематографические версии романов Колетт и дружба с Жан-Полем Сартром и Симоной де Бовуар притягивали Франсуазу, жадно впитывавшую любую новую интеллектуальную информацию.
За жутким декором комнаты отеля из пьесы Сартра «За закрытыми дверями» она видела другую вселенную, родственную ей. Притаившись в студии, она наблюдала за развитием событий, когда один из участников съемки заметил ее: «Разве вы не знаете, что находиться на площадке во время съемок запрещено? Ладно, оставайтесь, где стоите, у нас нет времени».
В сорок пять лет «мадам» [118]118
Она зовет «мадам» своих актеров (кроме Даниэль Делорм, к которой она обращается на «ты»), и ее зовут… «мадам».
[Закрыть]французского кино, в замшевой куртке и коричневых брюках из габардина, курящая «Плэер сюр Плэер», сохранила неуловимый шарм, имевший источником одновременно ее хрупкость маленькой зрелой женщины и удивительную живость ума. В глубине души «мадемуазель Никто», как она назвала Франсуазу, напомнила ей ее собственную молодость этим образом настоящей бестии, который она тоже любила, когда одевалась в красную кожу и называла себя «хитрой лисичкой».
Воспользовавшись перерывом, Жаклин Одри обратилась к девушке, вызвавшей у нее симпатию своим лукавым и проницательным взглядом. «Вы собираетесь заниматься журналистикой?» – «Нет, вовсе нет, я студентка. Я только хотела посмотреть, как делается фильм». – «Хорошо, – заключила Одри, – приходите, когда хотите, только не мешайтесь. Будьте внимательны, рабочие не любят, когда у них вертятся под ногами…»
На следующий день Франсуаза вернулась на съемочную площадку, на этот раз более уверенно, под шепоток съемочной группы, которая сочла, что это протеже «мадам». Жаклин Одри в самом деле приглашала ее несколько раз, они вместе завтракали, и между режиссером с серебристыми волосами и студенткой с повадками опрятной домашней кошечки установились дружеские отношения. Меньше всего озабоченная провалом на экзамене по пропедевтике, Кики думала только о своем романе и поэме Элюара «Сама жизнь», в которой есть ностальгические строки:
В конце августа Франсуаза закончила печатать на машинке свою рукопись, написанную за шесть недель в кафе Латинского квартала «Кюйас». Она заставила трепетать свою героиню под впечатлением от Пруста, Оскара Уайльда, Ницше [120]120
Ницше Фридрих (1844–1900) – нем. философ, представитель волюнтаризма и иррационализма, один из основателей «философии жизни». В «Рождении трагедии из духа музыки» противопоставил дионисийское (жизненно-оргиастическое) и аполлоновское (созерцательно-упорядоченное) начала. В эссе «По ту сторону добра и зла» проповедовал эстетический имморализм. Автор апологии сильной личности «Так говорил Заратустра».
[Закрыть]и статей «Сине-ревю». Из беззаботного холостяка-коллекционера юных девичьих сердец отец Сесиль превратился в результате во вполне весомого литературного персонажа.
«Кажется, “мадемуазель Никто” написала роман. Если бы ты смогла это посмотреть, это было бы мило с твоей стороны». Жаклин обратилась, естественно, к своей сестре Колетт, чтобы с ее помощью рукопись дошла до издателя. Одри, которую привлекала незаурядная личность Франсуазы, старалась помочь ей открыть новые горизонты. Она даже подумывала, не сделать ли ее своим секретарем, но из-за нерешительности родителей протеже этот проект не осуществился.
Колетт Одри прочла рукопись и была приятно удивлена: «Меня восхитила удивительная элегантность ее письма. Она уже была оригинальна, в тексте не было тяжести и самолюбования. Было изящество, свидетельствовавшее о глубокой ясности мысли». Она являлась членом редакторского совета «Тан модерн» и хорошо знала Рене Жюйара, издававшего журнал Жан-Поля Сартра: «Мне казалось, что он интересуется жизнью молодежи. У него Франсуаза имела наибольшие шансы не остаться незамеченной. Но я указала ей также точный адрес издательства “Плон”».
В «Бар-бак» на улице Бак, открытом до зари, где часто собирались писатели Антуан Блондэн [121]121
Блондэн Антуан (1922–1990) – фр. романист, спортивный журналист. Друг Жака Лорана, Роже Нимье – их творчество причисляют к так называемому «гусарскому роману». В центре их повествования – образ разочарованного героя, остро ощущающего свою исключительную значимость в мире. Лауреат премии Интераллье за роман «Зимнее знамение», по которому А. Верней снял фильм «Обезьяна зимой».
[Закрыть], Альбер Видали, Луи Сапэн, Поль Гимар, Колетт Одри назначила встречу мадемуазель Куарэ: «Я прочла ваш роман. Он не слишком большой, но я думаю, что он хорош. Только я бы изменила конец». По ее мнению, после разрыва с отцом Сесили следовало бы, чтобы Анна погибла в автокатастрофе, но обстоятельства катастрофы не надо было бы описывать.
«Конец должен быть сильным, – советует Колетт Одри. – Драма Анны – драма сорокалетней женщины, которая вдруг начинает в себе сомневаться. Это подходящая жертва. Зачем делать из нее эту равнодушную красавицу, которую Сесиль и ее отец встретят однажды случайно в ночном клубе? Ее краткое приветствие – совсем не то, что от нее можно ожидать после коварных попыток Сесили от нее избавиться». Она решила отправить своего донжуана-отца в объятия Эльзы, только что покинутой им любовницы, и таким образом не позволить когда-то соблазненной им Анне, склонной к морализаторству и утонченному пониманию жизни, стать в их кругу третьей лишней.
В самом деле, свадебные проекты носятся в воздухе. Сесиль с ужасом предвидит конец своего главенствующего положения в доме и своей чудесной свободы. «Мы не впадаем в восторг по поводу этой разрушительной ранней зрелости Сесили; во все времена молодые девушки могли отличаться талантами», – пишет Марсель Тибо по поводу «Здравствуй, грусть!» [122]122
«Revue de Paris». Июнь. 1954.
[Закрыть]. Возможно, он думал о семнадцатилетней Розали де Ваттевиль, героине романа Оноре де Бальзака [123]123
Бальзак Оноре де (1799–1850) – фр. писатель. Принято считать его реалистом, однако Гюго характеризовал его как революционера, а Бодлер считал чудесным визионером. Человек дела, написавший за двадцать лет сотню произведений, и одновременно мечтатель, израненный внутренними противоречиями, автор эпопеи «Человеческая комедия» (90 романов и рассказов, связанных общим замыслом и многими персонажами, среди которых «Неведомый шедевр», «Шагреневая кожа», «Евгения Гранде», «Утраченные иллюзии»).
[Закрыть], «в которую вселился Вельзевул», когда она вернула письма Альберта Саваруса, подделала его почерк и разлучила его с графиней, в которую он был страстно влюблен, что его заставило стать картезианским монахом.
Франсуаза Саган, которая тогда не слишком много читала Бальзака, ничего не знала об этой вероломной Розали из «Альберта Саваруса», романа, опубликованного в 1842 году. Она удивляла своих приятелей, когда скромно сообщала, что читала Стендаля, Жида и Пруста, весело добавляя, что Саган и Стендаль [124]124
Стендаль (Анри Мари Бейль) (1783–1842) – фр. писатель, автор романов «Красное и черное» о трагической карьере «плебея» в буржуазном обществе, «Пармская обитель», обличающего политическую реакцию после Наполеоновских войн, эссе «Расин и Шекспир» – манифеста реализма.
[Закрыть]– два соседних селения Восточной Пруссии. Несмотря на свой страх перед журналистами, «которые заставляют говорить неизвестно что», Франсуаза не уклонялась от разговора. Она говорила очень быстро, глотая слова. Ее ответы, которые нужно было ловить на лету, всегда были по существу. Она казалась защищенной своим умом, вглядываясь в других, как и в себя, с исключительной проницательностью.
В богатой буржуазной гостиной своих родителей она была сначала маленькой благовоспитанной девочкой, заботившейся о том, чтобы гости чувствовали себя хорошо: «Где вы хотите присесть?.. Вам будет удобнее в кресле… Хотите что-нибудь? Может быть, сигарету?.. Вот пепельница…» Дениза Бурдэ, пришедшая на бульвар Малешерб брать интервью, так описывает молодую романистку: «Она, словно кошка, бесшумно перемещается в пространстве, где доминируют желтый на сатиновой обивке и цвет воды, и наконец устраивается на красном велюре дивана. Она восхитительна, когда выжидательно смотрит на собеседника, с иронией, которая задевает даже тогда, когда она умеряет свою улыбчивую снисходительность. В выражении ее глаз читается меланхолия мудрой проницательности, будто данной богатой событиями долгой жизнью. Этот взгляд необыкновенно глубок, а еще мягкие черты лица носят отпечаток детства» [125]125
Цитата приписана роману «Ангел-хранитель» («Le Garde du cœur». Julliard, 1968).
[Закрыть].
«Когда я начала свою книгу, мне было очень тоскливо, – рассказывает Франсуаза. – Я не осмеливалась перечитать на следующий день то, что написала накануне, так я боялась почувствовать себя униженной, если это оказалось бы плохо. Я говорила себе, что могла бы, конечно, лучше, и старалась использовать все возможности».
Записывая в школьную тетрадку наклонным почерком, почти без помарок, она расскажет историю Сесили и ее отца: «Первое, что я делаю, это пишу начальную фразу книги», – произнесет она немного напыщенно.
Роман был завершен в два с половиной месяца. Чтобы отпраздновать это событие, она кидает в огонь свой дневник. Эти страницы, писавшиеся изо дня в день на протяжении трех лет, не соответствуют больше наступающей эре. Превращение Франсуазы Куарэ во Франсуазу Саган произошло незаметно. В семье никто не выказывал удивления, видя ее за работой. Ее брат и сестра тоже пытались писать, но застревали на первой главе.
«Мои родители, к счастью, никогда мне не задавали вопросов по поводу того, что я делаю…» – говорит Франсуаза. Дискуссии по поводу «Здравствуй, грусть!», казалось, оставили их совершенно безучастными. Во всяком случае, они не хотели вмешиваться публично во все это, и их отношения с Кики были прежними. Так сказать, скандальный чудо-ребенок в фетровых тапочках, чтобы не испачкать паркет. У Куарэ каждый старался проявить уважение к окружающим, но высказывать свою точку зрения не запрещалось. Критическое сознание Франсуазы сформировалось в эпоху, когда традиционные ценности были поставлены под сомнение, и это, конечно, проявилось в семье. Речи, которые она произносила по поводу крушения общества благосостояния, пекшегося о своей материальной защищенности, не могли оставить равнодушным ее отца.
Он считал интересным это новое понимание жизни. Человек с апломбом, привыкший смотреть фактам в лицо, он не считал нужным чему-либо удивляться. Он принимал вещи такими, какие они есть, и воспринимал свою дочь соответственно. «Кстати, и небесполезно это подчеркнуть, он не ощущал себя как отец писательницы и автора “Здравствуй, грусть!”, хотя часто утверждалось обратное», – пишет американская журналистка Курт Риесс в главе своей книги «Рождение бестселлеров», посвященной Франсуазе Саган.
О родителях, которых безгранично обожает, Франсуаза всегда говорит с почтением: «Мы болтаем, будто мне столько же, сколько им, я часто зову отца Пьером, а маму всегда Мари. Почему? Потому что она очень рассеянная. Если я говорю “мама”, она не отвечает. Но, когда я обращаюсь к ней по имени, отзывается всегда». Пьер Куарэ и Мари Лобард поженились в Кажарке 3 апреля 1923 года, а познакомились у общих друзей в Сен-Жермен-ан-Лайе, «маленьком гарнизонном городе, чьи зажиточные жители придерживались старых порядков». Эта первая встреча была для них как удар молнии, и молодые люди с тех пор всегда были вместе.
Как в «Гостье» Симоны де Бовуар, здесь пришлось избавляться от соперницы. Анна, возлюбленная ее отца, погибнет по дороге в Эстерель. Несчастный случай или самоубийство? Последние строки книги не прольют свет на эту загадку:
«Но иногда на рассвете, когда я еще лежу в постели, а на улицах Парижа слышен только шум машин, моя память вдруг подводит меня: передо мной встают лето и все связанные с ним воспоминания. Анна, Анна! Тихо-тихо и долгодолго я повторяю в темноте это имя! И тогда что-то захлестывает меня, и, закрыв глаза, я окликаю это что-то по имени: “Здравствуй, грусть!”» [126]126
Пер. Ю. Яхниной.
[Закрыть].
Выход романа «Здравствуй, грусть!» пришелся на время, когда молодежь нуждалась в раскрепощении, в том, чтобы ощущать себя наравне со взрослыми. Молодые обретали свободу. Раньше все было иначе, и поэтому история Сесили многих шокировала. Семнадцатилетняя девушка, которая занимается любовью ради удовольствия, а не ради рождения ребенка, – это было неслыханно. Франсуазе было приблизительно столько же, и она, конечно, вызывала любопытство.
В год, когда был написан роман «Здравствуй, грусть!», она уверенно сказала Флоранс Мальро:
«Я заработаю этой книгой много денег и куплю “ягуар”!»
Обескураженная такой уверенностью Фло ждет не дождется, когда можно будет увидеть рукопись и убедиться в таланте Франсетты, которую она зовет «маленькой испанкой», потому что та посещает лекции в Институте испановедения, на улице Гэй-Люссак. Но однажды у нее в руках окажется первая версия романа. «Я прочла его ночью и была ошарашена», – рассказывает она. В шесть часов утра Флоранс Мальро в восторге позвонила подруге, чтобы поговорить о Сесили. «Ты – писательница», – сказала она. Реакция Вероники Кампьон была такой же, она посоветовала Франсуазе пойти к ясновидящей на улицу Аббэ-Грульт.
Благоприятна ли ее судьба? Взглянув на ее руку, гадалка сразу провозгласила: «Вокруг вас сияет слава…» Франсуаза не выказывает никакого удивления и ждет пояснений.
«Я никак не отреагировала даже тогда, когда она мне сообщила, что я только что написала книгу. Я даже подумала, что она могла об этом догадаться при помощи телепатии. Но когда она сказала мне, что мой роман пересечет океан, я почувствовала себя преисполненной амбиций».
Франсуаза сразу решает перепечатать рукопись начисто:
«Это стоило мне двести франков, которые я заняла у Вероники. Но результатом я осталась довольна: аккуратные листы и, сверх того, удовольствие слышать признание, что роман привел в восторг даму, которой была поручена работа».
Оставалось только найти издателя, чтобы чудо осуществилось. А пока рукопись, напечатанная в трех экземплярах, лежала в ящике. И вновь началась свободная жизнь. Дружба Франсуазы и Флоранс, подпитываемая бесконечными совместными чтениями, сделала их неразлучными. Они так хорошо понимали друг друга, что их единство, казалось, было единством близнецов. Кстати, они были похожи друг на друга внешне, их в самом деле можно было принять за близнецов.
Они учились вместе в «Кур Гаттемер» и, в год сдачи экзамена по филологии встретившись вновь во время записи на пропедевтику, инстинктивно почувствовали, что необходимы друг другу, чтобы, ни о чем не сожалея, вкусить полноту жизни. Вместе было веселее. В этом настроении они продолжали свое обучение в Сорбонне, среди шумливых прыщеватых сокурсников, принимавших себя чересчур всерьез.
«Она была такая естественная, горячая, свободная, она покорила меня своим потрясающим обаянием», – говорит Флоранс Мальро, которая захотела представить ее своему отцу. Он принял подругу дочери в большой белой гостиной, где было всегда много света от огромных окон, в своем доме на Булонь-сюр-Сэн, в нескольких сотнях метров от Парк дэ Пранс. Она была очень смущена и не могла поначалу вымолвить ни слова. Андре Мальро с нежностью улыбался собеседнице, внимательно слушавшей его. «В ней есть шарм, есть изюминка», – произнес он, когда дочь спросила его, какое впечатление произвела на него Франсуаза.
В разговорах девушек часто звучала тема Ло. Флоранс провела несколько месяцев в оккупации в Лозес-Сабаделе, рядом с Грама, где попал в переделку «полковник Берже», как звали Мальро товарищи по Сопротивлению (он был ранен и взят в плен 2 августа 1944 года, а затем препровожден в тюрьму Сен-Мишель в Тулузе). Франсуаза вспоминает Мадлену Лобард и общение с братьями Жюлем и Эдуардом. Они делили семейное гнездо в Кажарке, два дома, объединенные переходом, обнесенные оградой с их инициалами из кованого железа на воротах.
В апреле 1956 года Франсуаза Саган, погруженная в безмолвное горе, будет присутствовать на погребении бабушки. Церемония состоялась на маленьком кладбище в Созаке. Семейный склеп семьи Лобард под кипарисами соседствует со склепом семьи Дюфор, к которой принадлежала усопшая. Для Кики это испытание совпало с празднествами по поводу свадьбы принца Монако, на которых она присутствовала из любопытства вместе с Еленой Гордон-Лазаревой, директором «Эль», пришедшей вместе с представителями «Франс-суар», газетой ее мужа.
Из Сен-Тропе Франсуаза приехала к Елене, поселившейся в «Отель де Пари» в Монте-Карло. Прибытие Грейс Келли на борту «Конститюсьон», который пришвартовался недалеко от вновь перекрашенного розового дворца Гримальди; гидросамолет Онассиса, осыпающий молодоженов дождем из красных и белых гвоздик – официальных цветов княжества; праздничная толпа, – Кики так хотелось забыть о ней в тот момент, когда там, перед разверстой могилой, ее охватило ощущение безысходности.
За рулем своего черного «ягуара» она отпускала педаль акселератора только в случае крайней необходимости, она мчалась как метеор, чтобы заглушить скоростью печаль. Что она скажет родителям там, за городом, где смерть собрала всю родню. Думала ли она тогда о том, что напишет в своем единственном полицейском романе?
«Как мы все-таки жестоки к нашим мертвым! Стоит человеку умереть, как его торопятся упрятать в черный ящик, поплотнее закрыть тяжелой крышкой и зарыть в землю» [127]127
«Ангел-хранитель», пер. Е. Залогиной.
[Закрыть].
И Франсуаза Саган, которую мысль о смерти побуждает ценить прелесть жизни и ее удовольствия, однажды воскликнет:
«Умереть, да, но уткнувшись кому-нибудь в грудь, когда земля дрожит под ногами или вовсе теряет свою прелесть. Мне кажется, что я чувствовала бы гордость, безумие, поэзию… это последняя и единственная возможность узнать, что у меня есть решимость, что я могу бросить вызов, что я дорога своим близким, что меня любят, и что угодно еще, и что Бог ничего с этим не может поделать…»
Однажды романистка развлекалась сочинением собственной эпитафии. Рембо, который, лежа на кровати в марсельском госпитале, сказал с яростью в голосе своей сестре: «Я околею, а ты будешь ходить под солнцем», – мог бы принять ее на свой счет. Судите сами:
Здесь покоится
Неутешающаяся
Франсуаза Саган.
Первые интервью
«Почему вы пишете?» На вопрос, заданный «Либерасьон» четыремстам писателям, Франсуаза Саган ответила: «Потому что я это обожаю». Почти тридцать лет спустя ее о том же спросил «Экспресс» [128]128
«L’Express». № 247. 16 марта. 1956.
[Закрыть], и она почти так же коротко ответила: «Потому что я это люблю, мне это нравится». Ее просили также назвать любимых ею современных писателей. Она сразу произнесла имена Сартра и Мальро и не упомянула сотрудничавшего в журнале Франсуа Мориака, который со своей стороны проявил заинтересованность в молодой романистке в своем «Блокноте», появившемся на неделе.
Прочитав ее второй роман, он вступил в полемику с теми, кто считал, что «нет ничего более юного, чем эта разочаровывающая книга…». Лауреат Нобелевской премии на это отвечал, что, напротив, второй роман Франсуазы Саган представляет истинную жизнь молодежи. «Что еще говорит о себе молодежь, как не то, что написала Франсуаза Саган? А старость? – спросите вы. Ну что ж. Это в первую очередь то, что отделяет безнадежность от грусти. В конце жизни “Здравствуй, безнадежность!” перекликается с “Здравствуй, грусть!” ее начала. Молодость грустит, а старость теряет надежду, если только им не удается обрести Бога».
В «Последней премии», его громкой статье в «Фигаро», он сожалел, что жюри Премии критиков, высказавшись относительно общественной ситуации, не отметило «произведения, которое отдает дань духовной жизни Франции». Академик провозгласил себя тогда защитником романистки, проявив, однако, сдержанность в оценке моральности романа «Здравствуй, грусть!», ни в коей мере не умаляя ее литературного достоинства. Некоторые писатели становятся заметными с первой строчки. В какофонии романов того времени он разглядел этого «очаровательного восемнадцатилетнего монстра».
Свобода тона его раздражала. Как можно было не страдать, не испытывать угрызений совести, не ощущать греха в подобных ситуациях! Они не были знакомы, и только благодаря посредничеству Жюйара между Мориаком и Саган установились дружеские отношения. Издатель пригласил обоих на банкет, где присутствовал литературный ареопаг и блистательная плеяда критиков, чьи известные подписи украшали приглашение, посланное ими своим друзьям.
Франсуа Мориак и Франсуаза Саган очень быстро друг другу понравились, что вызвало всеобщее удивление. Свидетелем встречи был Жерар Мург, хорошо знавший обоих. «Все ждали взрыва, вспышки. А они стали спокойно беседовать», – пишет автор «Клубка змей» [129]129
«Cahier Francois Mauriac № 9» (Grasset, 1982).
[Закрыть]. Франсуа Мориак сразу почувствовал ее застенчивость, но и ее внутреннюю силу: она говорила на одном с ним языке.
Однако у нее было иное, новое, непринужденное, более свободное отношение к христианству, тому, которое он знал и исповедовал. Ему было свойственно чуткое внимание к окружающим, эта манера наделять их чертами, делающими их незабываемыми… И впредь было не важно, что мораль двух писателей была различной. Правда по эту сторону Пиренеев, неправда – по другую. Как бы то ни было, он очень хорошо знал так любимого ею Паскаля. Удивительный тет-а-тет. И, конечно, эта школьница, которую он измучил критикой, была его продолжательницей. Он предчувствовал, быть может, уже по ассонансам, которые оставило в нем эхо первой книги этой незнакомки, что она будет вести поиск в том же направлении, что и он, но с большей безотчетной свободой и с меньшей глубиной, из которой проистекают основы человеческого сознания.
Франсуа Мориак не уделил никакого внимания своим собратьям, посвятив все время речной прогулки общению с девушкой с горящими глазами, которая советовала ему не верить в Бога. Вопросы веры не мешают, впрочем, католическому писателю полагать, что юная романистка более близка к благодати, чем некоторые верующие. Она потеряла веру в двенадцатилетнем возрасте, после смерти маленького кузена – трагического события, потрясшего Франсуазу своей нелепостью.
«Я была против того, чтобы некто, обладающий могуществом, злоупотреблял своей силой», – скажет она Эммануэль д’Астье де ла Вижери, беседовавшей с ней в мае 1966 года [130]130
«Portraits» (Gallimard, 1969).
[Закрыть].
Франсуаза была крещена в маленькой церкви в Кажарке, прелестном образце архитектуры XIV века, и воспитана в традициях католицизма. Подростковый кризис тринадцатичетырнадцати лет совпал для нее с отъездом семьи в Лурд.
«Я тогда начала читать Сартра и Камю. Моя жажда справедливости и счастья наталкивалась на зрелище человеческой нищеты. Это меня окончательно убедило: существование Бога – обман. Я ничего не имею против христиан, все люди, обладающие какой-либо мистической страстью, достойны уважения, но с тех пор я действительно атеистка».
Когда по поводу ее будущей свадьбы с издателем Ги Шеллером – она заключила брак в мэрии 13 марта 1958 года– расползлись слухи, Саган поняла, до какой степени утвердилась за ней скандальная репутация неверующей. По радио можно было услышать, как она говорила: «Бог мне безразличен». Это было чересчур для аббата Бро, старого кюре Кажарка, который ее крестил «во имя Отца, Сына и Святого Духа». Он считал Франсуазу девушкой из хорошей семьи, но ветреницей, ставшей нигилисткой из-за своего снобизма:
«В своих книгах она афиширует презрение по отношению к моральным принципам, которые защищает церковь. Если она раскаялась, если церковная свадьба для нее не только светская формальность, мы услышим ее». «Кажарк, – прибавляет аббат Бро, – не нуждается в славе автора “Здравствуй, грусть!”. Задолго до появления на свет мадемуазель Саган июньским утром, но 1760 года, 16-го числа, здесь родилась Мари-Антуанетта Пелрас, которая вошла в историю более достойным путем, путем веры. Став по воле Провидения сестрой Генриеттой, она была приговорена к смерти Фуке-Тинвилем и казнена на гильотине в возрасте тридцати четырех лет. Но она продолжает жить благодаря Бернаносу, который сделал ее одной из героинь своих “Диалогов кармелиток”».
Кажарк может гордиться этой мученицей-монашкой, но дитя этих мест, чей дом украшает почтовые открытки – Франсуаза Саган. Тайком проникшая в студию «Билланкур», согласившаяся именоваться «Никто», словно подражая Улиссу, отвечающему Циклопу в «Одиссее» Гомера, она нашла себе место в бурных политических новостях. Начало триумфального шествия «Здравствуй, грусть!» совпало в самом деле с уничтожением вьетнамской артиллерией укрепленного лагеря. Едва закончилась Индокитайская кампания, осложнилась ситуация в Северной Африке.
В начале лета 1954 года Куарэ уехали в Оссегор. На большой вилле, снятой родителями, Франсуаза жила спокойно и счастливо, не заботясь о суматохе, возникшей вокруг ее романа. В одиннадцать часов с четырьмя племянниками и племянницами, матерью и сестрой Сюзанной она отправляется на пляж. Растрепанные волосы, загорелое тело, это лучшее время дня перед привычным аперитивом на террасе, приготовленным Юлией. После полудня дети отдыхают. Потом Франсуаза всех везет играть в теннис на «бьюике» с откидным верхом, который очень экзотично смотрится на улицах Оссегора.
В этом году Луизон Бобэ выигрывает второй раз «Тур де Франс», а в прессе появляется его роман-фельетон о разбитом сердце княгини Маргарет, которая вынуждена была развестись с Петером Таунзендом. Другая книга, имевшая тогда большой успех, – «Записки майора Томпсона» Пьера Даниноса [131]131
Данинос Пьер (1913–2001) – фр. писатель-юморист. В «Записках майора Томпсона» с живостью и остроумием запечатлел портрет француза, увиденный глазами англичанина. Создал панораму предрассудков и страстей своих современников в «Снобиссимо», «Туристократы», «Франция в словах».
[Закрыть]. «История О» Полины Реаж [132]132
Реаж Полина – см. Ори Доминика (Анна Декло).
[Закрыть], выпущенная в свет Жан-Жаком Повером, одним из будущих издателей Франсуазы Саган, была продана лишь в нескольких сотнях экземляров.
Молодая романистка очень мило приняла журналистов, приехавших к ней в Оссегор, и совсем не пыталась их шокировать. В «Эль» [133]133
«Elle». 14 июня. 1954.
[Закрыть], в статье Колетты Гиманс, которая отправится вместе с Франсуазой год спустя во Флориду, сдержанно сообщается: «Юная знаменитость проводит каникулы с семьей». Выражения «Пари-Матч» [134]134
«Paris-Match». 31 июля. 1954.
[Закрыть]более яркие: «Франсуаза Саган, маленькая, совершенно обыкновенная девочка, зарабатывает миллионы и боится темноты». Мишель Деон, анонимный автор этого очерка, раскрывает ее легендарный образ, рассказывая о том, как она ездит на машине, как проводит солнечные дни, во что играет, как веселится:
«Если она не за рулем автомобиля, – значит, гуляет, засунув руки в карманы джинсов, или загорает на пляже. Вечером встречается с друзьями, катает шары – ей часто везет – и постоянно допоздна танцует в баскском баре. Слушает музыку. Моцарт и Равель – ее самые любимые композиторы. Говорят, что “Здравствуй, грусть!” свидетельствует об испорченности, о циничности автора. А эта испорченная девушка боится ночной темноты и малейшего шороха. Бои быков, которые она впервые увидела в прошлом году, вызвали у нее отвращение. Правда, теперь она страстно за ними следит».
Во время долгого и непоследовательного разговора Франсуаза Саган во многом доверилась своему собеседнику, чуткому, как и она сама, ценителю литературы. Мишель Деон чувствовал, что ему близка эта восемнадцатилетняя девушка, одаренная, наделенная блестящим умом, еще и потому, что несколькими годами раньше встретил на баскском берегу героиню своего первого романа «Я не хочу ее забыть» [135]135
Мишель Деон посвятил Франсуазе Саган свой роман «Обманутые надежды» (Plon, 1956).
[Закрыть]. Образ Оливии витал над ними неотступным воспоминанием, к которому примешивались тени влюбленных, отблески потерянной любви, возродившейся в литературном произведении. Франсуаза Саган рассмеялась, когда Мишель Деон сказал ей, что ее книгу многие считают написанной опытным автором. «Обожаю писать, – говорит она, – мне никогда не приходила в голову мысль прибегать к чьей-то помощи». Она, кстати, начала второй роман, что нисколько не удивило элегантного Мишеля, приехавшего на спортивной машине.
Он убежден, что не ошибся – ее голос принадлежит только ей, и никто из многочисленных подражателей не сможет воспроизвести его подлинное звучание. Ее следующая книга, которая, возможно, будет названа «Solitude aux hanches etroites» по строке из Элюара – история встречи. Двадцатилетняя девушка из провинции знакомится в Париже с сорокалетним женатым мужчиной, который учит ее жизни, причем настолько успешно, что она понимает, что ей необходимо его покинуть.
Роман, названный в итоге «Смутная улыбка» и посвященный Флоранс Мальро, начинается фразой из Роже Вайяна [136]136
Вайян Роже (1907–1965) – фр. романист, эссеист, журналист; основатель с Р. Домаль журнала «Гран Жё», участник Сопротивления, член фр. компартии, автор романов-трагедий, написанных в классических традициях («Странная игра», «Маски»), пытался уравновесить в себе природу искателя наслаждений и вольнодумца («Месье Жан», «Закон»).
[Закрыть]: «Любовь это то, что происходит между двумя людьми, которые любят друг друга». Это чувство – помеха веселью и способ избавиться от одиночества в повседневной жизни. В этом драма человечества: будни, череда обыденных событий, в которых люди редко отдают себе отчет. Им нужно любовное потрясение, которое может разрушить рутину, заставить их поверить в свое собственное существование. Элюар, Аполлинер [137]137
Аполлинер Гийом (Вильгельм Аполлинарий Костровицкий) (1880–1918) – фр. поэт, символист, сюрреалист. Автор поэт, сборников «Бестиарий, или Кортеж Орфея». Многие из вошедших в него стихотворений посвящены Роберу Делоней, искусство которого он называл «орфизмом». В сборнике «Алкоголи» устранил пунктуацию, что обогатило возможности смысловых связей. Автор сборников «Vitam impendere amori», «Каллиграммы», интересных изысканной словесной игрой.
[Закрыть], Расин, говорящие о любви возвышенно, являются для Франсуазы образцами настоящего, природного таланта.
Писать по вдохновению – высшее счастье, но поэзия не терпит и тени неловкости. «Я написала столько не самых лучших стихов! А “не самое лучшее” в поэзии – это безнадежно», – говорит Франсуаза Саган. Одно свое стихотворение она прочла Мишелю Деону в Оссегоре. Вот оно:
Беззвучно сердце.
Так безмолвием владеет
Без скипетра стареющий король.
Простите ль вы ему,
Возможно ль обрести прощенье?
Или несчастная душа,
Сдержав со строгостью сомненья,
Искать пойдет, как бедный ослик [138]138
По фр. ослик – âne (m).
[Закрыть],
Средь камней, лугов и на губах
Своей усталости горчаще-нежную полынь?
